Страница:
Однако аккурат на Пятидесятницу эта история получила совершенно неожиданное окончание…
«…высокая и мрачная башня, где жила Эргис, единственная дочь князя Эрта, посвятившая жизнь магии и колдовству. В полном уединении обитала она здесь, вдали от людских селений, и шесть немых кобольдов прислуживали ей…»
Благодать-то какая! Мадам Гру на целый месяц укатила на курорт, к теплому морю, и я обитаю одна в трех комнатах. Перед отъездом она надавала мне столько ценных указаний по поддержанию квартиры в божеском виде, что можно подумать — я не квартирантка, из которой вытягивают квартплату, а горничная, получающая жалованье.
Пока что я предаюсь дозволенному разврату, валяясь на любимой тахте мадам Гру и вешая шарфы на ее столь же любимый фикус…
Ужин мне, как всегда, лень готовить, к тому же сейчас для этого надо оторваться от тетрадки Россиньоля с переводом очередной древней легенды Аханеора. Достаю из сумки пакет с фруктово-ореховой смесью, вываливаю его содержимое в тарелку, заливаю молочным кремом и начинаю есть, не отрывая глаз от неровных рукописных строк:
«И вот однажды, спускаясь вниз после своих занятий, услышала Эргис звуки музыки, доносившиеся ниоткуда. Потрясенная, замерла она, как изваяние, ибо некому было играть в ее одинокой башне, и уже несколько лет не говорила она ни с одним человеком. А тем временем к музыке присоединился голос певца, и звучал он столь прекрасно, и так хороша была песня, что стояла Эргис из рода Эрт, позабыв обо всем, и лишь когда умолкла музыка, проговорила зачарованно: „Кто бы ты ни был, где бы ты ни был, спой мне еще, ибо нет большего счастья, чем слушать тебя!“ Ничего не ответил ей незримый певец, но назавтра в тот же час Эргис снова услыхала его голос, и новая песня была еще лучше прежней…»
Эргис из рода Эрт. Я пытаюсь представить себе эту колдунью из далекой Сути — высокая, величественная женщина в длинном платье с рукавами до земли. Платье почему-то видится мне темно-серым. Отложив тетрадь и тарелку, я пытаюсь пройти по комнате с выражением спокойной властности, стараясь держать спину как можно более прямо…
Да нет, не мое это. Чушь. Не могу понять, почему Россиньоль так ухватился за эту легенду. То, что он хочет видеть, у меня не получится, да и вообще не самая лучшая женская роль для уличных представлений… Россиньоль представляет ее похожей на меня, но люди, подобные мне, несовместимы с долгим пребыванием в таком уединении, с этим мрачным величием…
А с другой стороны, когда твои туфли совсем развалились, за любое денежное предложение ухватишься обеими руками.
«… и так продолжалось год, но настал день, когда в урочный час не услышала Эргис любимого голоса. Она ждала день и другой, а таинственный певец все не давал знать о себе. И тогда в отчаянии разожгла она большой огонь, приготовила страшное зелье и произнесла Слово Вызывания. Звала она всех духов огненных и горных, водяных, лесных и тех, что носятся с ветром, — есть ли среди них кто-то, кто ведает путь к тому, кому отдала она сердце, ничего о нем не зная?»
А вот это бы я попробовала изобразить! Не уверена, что получится, но так хочется попытаться!
Ломтик инжира в молоке падает с моей ложки прямо на страницу рукописи. Пытаюсь сбросить его щелчком, чтобы не размазать чернила, в результате он перемещается на рукав моей рубашки (новой! чистой!! из кремового шелка!!!). Приходится прервать чтение еще на полминуты…
Проходя мимо темного окна, вижу в нем свое отражение и, не удержавшись, вскидываю руки в бешеном жесте, начинающем танец: «Прошлое вновь вскипает в крови…»
«…ждала, не пытаясь более воззвать к непознаваемому, пока маленькое рыжее существо, зовущее себя духом очага, не явилось снова. „У меня есть для вас хорошие новости, — сказало оно. — Сегодня я пришел к вам, посланный моим господином. Наденьте этот браслет на руку и не снимайте — и тогда в ближайшее время вы сможете увидеть его“. И оно надело на руку Эргис колючий серебряный браслет, словно сплетенный из терна, и шипы впились в ее нежную кожу, но она и звука не проронила, а спросила только: „Скажи, лицо его так же прекрасно, как и голос?“ Существо же, не ответив, шмыгнуло назад в очаг…»
Ощущение вызова является, как всегда, неожиданно. Поднимаю глаза на мой кристалл связи, стоящий высоко на полочке — в нем пульсирует свет. Тянусь за ним, по дороге уронив какую-то из безделушек мадам Гру… Из сиреневых бликов выступает довольная физиономия Россиньоля:
— Привет, привет! Ну как, прочитала мой перевод?
— Просмотрела, — отвечаю. — Как раз дошла до того места, где на Эргис надели талисман Замка-без-Лица.
— И что скажешь?
— Знаешь, — говорю я раздумчиво, — скажу много хорошего и разного. Может быть, даже больше разного, чем хорошего. И самое главное — ты что, всерьез рассчитываешь, что Флетчер сумеет сыграть этого, который незримо поет? Это же совсем не его стиль!
— Во всяком случае, уж лучше он, чем я.
— Ты-то, может быть, и справился бы, но тут столько всяких «но»… Вот увидишь, Флетчер откажется.
— Ничего, уговорим. Главное, чтобы ты согласилась.
— Я согласна, но только при одном условии: чтобы незримо поющим был кто угодно, но не Флетчер! Наши с ним отношения — не для Университетской площади Аркованы.
— Но кто тогда?
— А это уж сам ищи. Или применяй не вполне дозволенную магию. Да, кстати, рыжего чертенка вполне может изобразить Джульетта, надо взять ее в долю, а то у девочки второй месяц в кошельке глубокий вакуум.
— Это сколько угодно… Ладно, я еще всячески подумаю, но уже начну писать песни.
— Начинай. Что бы ни вышло, пригодятся.
— Тогда до связи.
— До связи, — говорю я, и кристалл в моих руках потихоньку угасает. Весьма неплохо. Если Россиньоль управится с песнями за неделю, скоро у меня снова будут деньги. В Арковане — Городе Врат Удачи — уличным артистам кидают много, а ведь потом можно и в Город Мира Чаши податься…
И тут я замечаю, что именно уронила, когда тянулась за кристаллом. Это заветная бутылочка мадам Гру с сиропом из сорока шести горных трав Нитэйи, в целительную силу которых она верит так же непреложно, как в Божью благодать. Пробка вылетела, и на светлом ковре расплылось славное бурое пятно, очертания которого напоминают изображение Венки на политической карте Тихой Пристани. Несколько секунд я со сдавленным непроизвольным и неуместным хихиканьем смотрю на содеянное мной, потом, выругавшись, поднимаюсь с тахты.
Да-а. Воистину я не Эргис из рода Эрт. Это у них в сказках все просто: сказал «рок-шок-порошок» — и нет никакого пятна… и бутылка полная. А у нас для таких дел не магия потребна, но тряпка и доброе средство для чистки ковров. Да еще новый сироп хозяйке покупать…
— Кобольда хочу в услужение, — бормочу я, шаря в кладовке. — Можно одного и не немого. Честное слово, мне бы хватило…
Звонок в дверь раздается в самом начале борьбы с экологической катастрофой. Бросаю взгляд на настенные часы — ни хрена ж себе, уже без пятнадцати полночь! Кого это из моих разлюбезных друзей…
— Привет, Элендис, — улыбается с порога Имлаанд Эрхе. — Извини, что раньше не зашла, — я твой адрес вспомнила только сегодня.
— Имлаанд, так тебя что, до сих пор мама не нашла? — срывается с моего языка, но тут же я осознаю, что неправа: девочка прямо-таки лучится полнотой сущего. Это ее одежда меня с толку сбила — те же джинсы, тапочки и рубашка в клетку, что и во «Всеобщем приюте».
— Лучше называй меня просто Иммой, как в Кругу, — подтверждает она мои мысли.
— Тогда почему ты все еще в Городе, а не у себя на Хани, если вошла в Круг?
— А я гуляю по Силовому Орнаменту, смотрю все тринадцать Городов. Мама сказала — проверяй свои новые способности.
— Мудрая у тебя мама, — вздыхаю я. — Мне б такую в твои годы. Имла… Имма, ты есть хочешь?
— Если совсем честно, то хочу.
— Тогда придется тебе подождать. У меня есть рыбные палочки и пакет келл-ативи, но первое надо жарить, а второе варить. А у меня тут… сама видишь, — указываю я в дверь комнаты. — Бедствия и последствия. Пока не ликвидирую…
— А я сама все сварю, — вызывается Имма. — Не бойся, я умею. Ты только покажи, где у тебя что.
Когда я убеждаюсь, что от сиропа на ковре не осталось и следа, из кухни уже тянет вкусным запахом тушеных келл-ативи — местных съедобных водорослей, самого дешевого из того, что я люблю. Завидую белой завистью этой Имме. Земля-в-Цвету, небось, или хотя бы Камень. А я, как почти все Огненные, хозяйка просто никакая, и дело тут даже не в умениях — потребности нет.
Захожу в кухню — Имма, в фартуке мадам Гру, раскладывает ужин по тарелкам. И ведь не просто разогрела — нет, нашла сладкий перец, о котором я совсем забыла, и мешочек изюма, и все это бросила в келл-ативи. И чайник уже взгромоздился на плиту — я о нем всю жизнь забываю, для меня главное — накормить гостя…
— …Они меня за вином послали тогда, — рассказывает Имма с набитым ртом, из которого свисают ленточки водорослей. — А до магазина далеко, да мне к тому же продавать не хотели — сказали, что еще маленькая. Пришла с тремя бутылками, а там на лавочке сидят Эверар и твоя Маэстина. И говорят, что внутри погром — Стражи пришли. Отобрали у меня бутылку, отпили половину. Потом Эверар сказал, что знает еще одно место, куда можно вписаться. И мы поехали к девушкам, которых звали Деса и Алкуа-э-Гиллит…
— Слушай, да я их знаю! — перебиваю я. — Это Ученицы Изотты Стрелки, Мастера Созидающих Башню из нашего Ордена!
— Да, они сказали, что состоят в Ордене. Вот там мы и живем до сих пор. Я, правда, хотела к тебе уйти, но забыла номер улицы. Пыталась у Маэстины уточнить, а она говорит, что помнит только вузиа… визуально. Между прочим, когда она узнала, что ты была у Влединесс, то выругалась неприлично и сказала, что теперь знает, кто навел Стражей…
— Я и в самом деле почти дозрела до этого, — киваю я. — Но они, как им и положено, успели раньше.
— Я знаю — это они меня искали. А ты меня тогда так озадачила, я все думала, а потом тихонько поговорила с Десой. И она сказала, что ничего страшного в этом нет, наоборот, это такое счастье! Они обе были в Круге — и она, и Алкуа-э-Гиллит. Я тогда подумала — они же совсем такие, как Маэстина и другие, и магией тоже пытаются заниматься, только нервничают меньше. Решилась и сама пошла. Ой, это такое… такое… у меня даже слов нет! А как из Круга вышла, тут меня Стражи на ступеньках и сцапали. Я сначала испугалась, а они просто привели меня к себе, там был кристалл, как у тебя в комнате, только намного больше и с синими искрами в глубине… И они вызвали в этот кристалл мою маму, чтобы я с ней поговорила. А мама сказала, что это очень хорошо, раз я вошла в Круг, а теперь я должна осмотреть отражения Города во всех знаках Зодиака, чтобы научиться пользоваться тем, что дал мне Круг. И Стражи меня отпустили, только спросили — жить-то тебе есть где? Я говорю — есть…
— Хорошо хоть с тобой все обошлось, — я снимаю чайник с плиты и завариваю чай Имме и латаровую кору с душицей — себе. — А еще что-нибудь можешь рассказать про Маэстину?
— А ты можешь увидеться с ней, если тебе надо, — Имма отхлебывает чаю и тут же, ойкнув, втягивает воздух — обожглась.
— Как? Она же, как я понимаю, видеть меня теперь не желает…
— А в Ордене завтра праздник какой-то или бал. Маэстина на него с Алкуа-э-Гиллит напросилась…
Черный с золотом вихрь в центре зала — нолла хиссиэ, восемь пар. Совсем еще юные мальчики и девочки, лет шестнадцати или семнадцати, но танец их — не старательность учеников, а безудержное вольное веселье, дарующее наслаждение. Плащи мальчишек расшиты золотым узором, у девочек в волосах жемчужные нити, разлетающиеся в прыжках юбки вспыхивают изнутри алым… Как я хотела бы быть среди них, о госпожа моя Скиталица! Разве можно усидеть на месте, когда звучит такая музыка! И еще жалею безумно, что рядом со мною нет Пэгги с ее заразительным восторгом…
У Учеников — свои балы, которые старшие чуть высокомерно называют «детскими праздниками». Те, кто носит трилистник, частые гости на таких балах, но именно гости, никак не хозяева. Так что я сижу среди зрителей и отчаянно завидую танцующим. Среди них — Чочия, моя ученица из соискателей (учу я ее, конечно, не танцу — тут она сама могла бы меня кое-чему поучить — а искусству Слова). Сейчас она танцует с красивым мальчишкой, чьи каштановые волосы собраны в хвост, и даже не глядит в мою сторону. Она молода и счастлива, ей нет нужды знать, есть ли сейчас в зале ее наставница!
Почти все Мастера Ордена прошли через эту пору бесшабашного вагантства — но я совсем другое дело. Я-то никогда не была Ученицей…
Перевожу взгляд на музыкантов. Их трое — двое мальчишек с гитарами, тоже в черном, и белокурая девушка с флейтой. Платье на ней серебристое на голубом чехле, сквозь прозрачную юбку хорошо видны стройные ноги. На вид эта девушка вряд ли старше танцоров, но это только на вид — Тинэтин Лиура, в Братстве более известная как Тин, стала ученицей Лайгалдэ около восьмисот лет назад. Мне еще ни разу не довелось с нею разговаривать, но неужели дочь Зеленого Пламени не способна узнать свою сестру, причастную Воде?
Реше — всегда наособицу. Во всех известных мне культурах править может божество любой стихии — Огня, Камня, Ветра… но не Воды. Хозяин же Воды равен по силе Высшему, господину мира, однако не лезет в его дела, властвуя в отведенных пределах… По крайней мере, Тинка этой тенденции вполне подвержена. Свойство воды — принимать ту форму, которая ее вмещает. Свойство Тинки — легко и просто сходиться с абсолютно любым человеком, вызывать доверие с первого взгляда. Этика — ее стихия, как моя — понимание возможностей, как сила и пространство — для Ярри, мысль — для Тали и бег времени — для Мадлон… И все-таки она не похожа ни на одну из нас. Это мы выгребаем грязь из мироздания, она же делает ту же работу в каждой отдельной душе — в любой, какая подвернется, но всегда индивидуально. Ее работа — везде, всегда, в каждую минуту во всяком месте, и это ее призывают те, кто в молитвах своих поминает Жрицу Утешительницу.
А сейчас вот она стоит и с сосредоточенным лицом ведет на серебряной флейте мелодию ноллы. Вот кому бы еще позволили Ученики Ордена аккомпанировать их танцу на своей суверенной территории?
И тут среди зрителей, толпящихся вокруг, я замечаю Маэстину — она смотрит на танец, разинув рот от восхищения. Вот где ты мне попалась, паршивка! Я тихонько встаю с почетного гостевого места и, стараясь не привлекать излишнего внимания, ввинчиваюсь в толпу…
Танец кончился — мальчишки, взмахнув плащами, замерли в изящном поклоне перед своими дамами. Аплодисменты, естественно, бешеные.
— А теперь ты танцуй для нас, Кристина! — выкрикивает кто-то из девчонок, едва ли не Чочия.
— С удовольствием, — голос Тинки тих и приветлив, она никогда не ломается в таких случаях. — Только пусть моим партнером будет Торант.
Один из мальчишек, с серебряным медальоном на шее, церемонно подает ей руку. Снова звучит музыка, на этот раз медленная, и пара начинает что-то величавое… но тут я достигаю цели и безжалостно смыкаю пальцы на запястье Маэстины.
— Ветвей и воды тебе, сестричка, — ядовито шепчу я ей в самое ухо. — Спешу тебя обрадовать — ваш скорпионник у Влединесс разнесли-таки, что уже давно пора было сделать, а Арлетт Айотти задержана за подделку гражданства в Сутях Города.
— И я даже знаю, кто этому помог, — голос Маэстины без труда перекрывает музыку. Я поспешно зажимаю ей рот и волоку прочь из зала:
— А вот об этом мы сейчас поговорим наедине и подробно.
В дверях оборачиваюсь в последний раз — Тинка, поднявшись на цыпочки, грациозно вскидывает руки над головой… Боги мои, что за жизнь у меня такая собачья — вечно приходится уходить в самый красивый момент!
— А ты тоже хороша, солнышко! Как вспомнила адрес — сразу кинулась к Линде и настучала! Долг исполнила! Это за то, что мы с Эвераром тебя посреди улицы подобрали, отвели к хорошим людям жить…
— А кто вам еду все эти дни готовил?! — не выдержав, взвивается Имма. — Я здесь, между прочим, по делу, а вы с Эвераром только и умеете, что пиво на кухне пить! Деса тебя иначе и не называет, как «эта новая Эверарова…» в общем, неприличная женщина! И выгнала бы давно, если бы Алкуа-э-Гиллит не заступалась!
Набережная Реки по случаю праздника полна гуляющего народа, поэтому на громкие вопли нашей троицы то и дело кто-нибудь оборачивается. Забавное, небось, зрелище, если взглянуть со стороны — мы с Иммой с двух сторон висим на Маэстине, как собаки-лайки у медведя на штанах. (Меня трудно назвать маленькой — во мне метр семьдесят, — но Маэстина выше меня почти на голову и значительно шире в плечах. А про Имму и говорить нечего.)
— Заладила — «настучала, настучала», — произношу я раздраженно. — Мы тебе что, барабашки — стучать?! Еще раз повторяю: там не было никакого выноса. Всего лишь глобальная проверка регистрации, причем без далеко идущих последствий. А то, что вы решили перебраться к девчонкам из Ордена, — это, прошу прощения, ваши личные половые трудности. Или ты Удо совсем за дурака держишь? Думаешь, Стражи про эти ваши прибежища вольных ушельцев без меня ничего не знают? Кстати, Закон Башни гласит, что отсутствие регистрации является основанием для высылки только в трех случаях: противоправный поступок, доказанные занятия черной магией и аргументированная просьба кого-то из близких!
— И чем же ты свою просьбу аргументируешь? — Маэстина смотрит на нас с видом предельной оскорбленности.
— Да хотя бы закрытым счетом в Национальном Банке Ругиланда! Сколько у тебя там лежало — одиннадцать тысяч? И всего за каких-то полгода от них и следа не осталось! И вообще, по ругианским законам — а без регистрации ты находишься в их ведении! — ты еще несовершеннолетняя, и я, как старшая родственница, за тебя отвечаю. Поэтому у тебя остались последние пять минут на выбор: либо ты идешь в Круг Света, либо я вот прямо на лестнице сдаю тебя Стражам, а они, в свою очередь, — твоему папеньке. Но мешком дерьма на моей шее и моей совести ты больше висеть не будешь! Понятно?
Мы уже поднимаемся по узенькой асфальтированной тропинке, огибая Башню справа, со стороны парка.
— Понятно? — еще раз переспрашиваю я и гляжу на Маэстину, ожидая нового взрыва оскорблений в свой и Иммин адрес — но вместо этого встречаюсь с ней взглядом и вижу в ее глазах самый неподдельный страх.
— Слушайте, — выговаривает она тихо, — вы можете убить меня прямо здесь, на месте, можете сдать хоть Стражам, хоть в нашу полицию, но я все равно до смерти боюсь этого Круга Света! Вот мы еще только подходим к вашей Башне, а у меня уже голова начинает болеть, и от страха коленки трясутся! Может быть, для вас там и благо, а для меня — зло!
— Значит, ты предпочитаешь разговор с Леопольдом Ковенски? — уточняю я.
— В том-то и дело, что не предпочитаю. Ты же знаешь нашего отца…
— Ну так решай скорее, чего ты боишься больше, — бросаю я нетерпеливо. — А то я в кафе хочу. Я из-за тебя с самого утра ничего не жрала.
— Не бойся, Маэстина! — Имма неожиданно проводит ладошкой по лицу моей сестры. — Это тебе Арлетт Айотти голову задурила! А на самом деле она неправду говорила, потому что питается нашим страхом! Видишь, я же вошла в Круг, и мне от этого только лучше! И сестра твоя входила, и Алкуа-э-Гиллит с Десой, и все, кого ты сегодня видела из Ордена. И всем там было только хорошо — и тебе будет хорошо. Ты только не бойся! Может, Круг просто чувствует твой страх и посылает тебе этот, как его… резонанс.
— Имма, пожалуй, права, — соглашаюсь я. — Ты просто трясешься, как заячий хвост, и сама себя накручиваешь. Перестань бояться — и никакая голова болеть не будет.
— Я пытаюсь, — Маэстина смотрит не на меня, а на Имму — не то недоверчиво, не то затравленно. — Но все равно страшно…
— Ну хочешь, я с тобой внутрь пойду, хоть это и не положено в принципе? Если я все время буду рядом, тебе будет не так страшно?
— Наверное, — она пытается улыбнуться. Внезапно во мне рождается странное предчувствие — просто из осознания, что Маэстина предпочла бы иметь рядом с собой в Башне не меня, а Имму, но этого почему-то нельзя допустить…
— Имма, а ты, пока мы решаем свои проблемы, подожди нас в парке. На вот тебе мой трилистник. Вид у тебя умный, за Подмастерье Ордена сойдешь, а с этой штучкой на аттракционы бесплатно пускают…
Не так уж много во всем мироздании людей, что входили в этот зал дважды. Теперь я — одна из них.
Сегодня за столом дежурит Шэлен, младшая Хранительница Круга. Ведьмин век, как известно, тысяча лет, а Ударде уже под девятьсот, вот и готовит себе замену. Но сама Ударда тоже где-то недалеко, я ощущаю ее присутствие.
Формальности исполняются достаточно быстро. Маэстина обирает кольца с пальцев, отстегивает браслет, рывком через голову снимает цепочку с очками от солнца. В последний раз стискивает мою руку, заглядывает в глаза — может, все-таки удастся обойтись без этого?
И словно в ледяную воду, шагает в Круг Света.
Секунда, другая… вот она уже в центре… Теперь я знаю, как ЭТО выглядит со стороны — мгновение, и ничего нет. Круг чист — с виду.
— Принял, — шепчет мне Шэлен. — Да и с чего бы ему ее не принять? Я таких трясущихся знаешь сколько уже перевидала? И ничего, все выходили, как положено…
Я жду, не отрывая взгляда от таинственного светлого пятна. Истекла минута, пошла вторая… Не знаю, сколько должна длиться эта процедура, — мне в свое время показалось, что минут пятнадцать, но очевидно, что в этом деле я менее всего могу доверять своим ощущениям. Я уже поворачиваюсь, чтобы уточнить у Шэлен…
…как страшный, захлебывающийся крик-визг ударяет мне в уши, мечется под сводами зала, и я вижу, как Маэстина, словно из ниоткуда, вырывается из Круга, пробегает несколько шагов и падает лицом вниз у дальней стены.
— Господи милосердный! — Шэлен вскакивает из-за стола. — Никогда ничего подобного…
Мы кидаемся к Маэстине — прямо через Круг, словно это простое пятно от уличной лампы. Еще через пару минут рядом с нами оказывается Ударда, а вслед за ней — Нодди.
— Маэстина! Что с тобой, Маэстиночка?! — я пытаюсь заглянуть ей в лицо, но она бьется в моих руках, кусает мне пальцы, и крик ее постепенно становится каким-то глухим звериным воем без малейшей членораздельности…
— Никогда ничего подобного… — как во сне повторяет Шэлен.
— Да нет, было в свое время несколько подобных случаев, — роняет Ударда. — Давно, правда, — тебя, Шэлен, тогда и на свете не было. И вызвать этот эффект может только одно — наложение темного резонанса.
— Как это? — переспрашивает Шэлен.
— Это если человек долго жил под Тенью или, допустим, слишком долго и тесно общался с каким-то темным лаийи. Это дико убыточно энергетически, поэтому у простого человека, без силы и защиты, выходов всего три: уйти, умереть или постепенно перестроить свою энергетическую схему так, чтобы больше не ощущать дискомфорта. Образно выражаясь, переключить с плюса на минус.
— Да, именно это с ней и случилось. Эта чертова Арлетт… — тупо говорю я, а Маэстина в моих руках медленно затихает, перестает кричать и биться — но это не покой, а коматозное состояние. — И что же теперь, Ударда?
— Постепенный распад сознания. Если только не вызвать кого-нибудь, кто в мозгах умеет копаться, как в компьютере, причем срочно… С Озы, может, кого-нибудь, у них эти методики здорово развиты…
— С Озы, говоришь?
Я раздумываю секунду или две, а потом лезу за шиворот и вытягиваю цепочку, на которой висит кольцо. Массивный изумруд — как у любой из Жриц — в оправе из серебряных листьев винограда — как у всех Огненных. Знак принадлежности к Братству Стоящих на Грани Тьмы, который я ношу на шее, а не на пальце, ибо Лайгалдэ не рекомендовала мне пользоваться им до окончательной инициации. Но не рекомендовала — не значит запретила.
Не расстегивая цепочки, я продеваю в кольцо средний палец правой руки:
— Ветер — Огню… Ветер, ответь Огню!
…Через полчаса мы все так же стоим полукругом — четыре женщины над пятой, но теперь с ней возится шестая — в белом платье с вышитыми на юбке золотыми молниями, с перекинутой на грудь золотой косой. Еще одна из нас — Нэда Таллэссин, Жрица Ветра, что шагнула сюда прямо из Храма Всех Святых в Заветном, не сняв ритуального облачения.
Двери зала впервые за долгие годы плотно закрыты, чтобы никто, кроме нас пятерых, не узнал об этом страшном казусе. Нет, как хорошо, что я догадалась услать Имму на аттракционы…
— Жить будет, — Тали поднимает к нам взгляд. — Разрушиться успело не так много, я восстановила большинство связей. Но минус-подсадку оказалось невозможно стереть, поэтому я просто ее заблокировала. И не дай-то боже она хоть когда-нибудь окажется разблокирована — это чревато мгновенным самоубийством. Так что лучше всего для этой девушки возвратиться назад на свою Суть — там возможность случайного снятия блока почти равна нулю. Я все сделаю — сотру воспоминания об Авиллоне, пережгу способности мотальца, вложу легенду, чтобы оправдать ее долгое отсутствие… с легендой уж ты помоги мне, Элендис. Чему в твоем мире поверят?
— Она деньги сняла со своего счета, огромную сумму, — начинаю соображать я. — Могло быть, что она разболтала об этом вкладе где-нибудь на танцах — она всегда была большим треплом. И вот ее похитили какие-то малознакомые ребятки и держали до тех пор, пока она не сказала им номер счета. Опять же похудела она за последнее время — родители поверят…
«…высокая и мрачная башня, где жила Эргис, единственная дочь князя Эрта, посвятившая жизнь магии и колдовству. В полном уединении обитала она здесь, вдали от людских селений, и шесть немых кобольдов прислуживали ей…»
Благодать-то какая! Мадам Гру на целый месяц укатила на курорт, к теплому морю, и я обитаю одна в трех комнатах. Перед отъездом она надавала мне столько ценных указаний по поддержанию квартиры в божеском виде, что можно подумать — я не квартирантка, из которой вытягивают квартплату, а горничная, получающая жалованье.
Пока что я предаюсь дозволенному разврату, валяясь на любимой тахте мадам Гру и вешая шарфы на ее столь же любимый фикус…
Ужин мне, как всегда, лень готовить, к тому же сейчас для этого надо оторваться от тетрадки Россиньоля с переводом очередной древней легенды Аханеора. Достаю из сумки пакет с фруктово-ореховой смесью, вываливаю его содержимое в тарелку, заливаю молочным кремом и начинаю есть, не отрывая глаз от неровных рукописных строк:
«И вот однажды, спускаясь вниз после своих занятий, услышала Эргис звуки музыки, доносившиеся ниоткуда. Потрясенная, замерла она, как изваяние, ибо некому было играть в ее одинокой башне, и уже несколько лет не говорила она ни с одним человеком. А тем временем к музыке присоединился голос певца, и звучал он столь прекрасно, и так хороша была песня, что стояла Эргис из рода Эрт, позабыв обо всем, и лишь когда умолкла музыка, проговорила зачарованно: „Кто бы ты ни был, где бы ты ни был, спой мне еще, ибо нет большего счастья, чем слушать тебя!“ Ничего не ответил ей незримый певец, но назавтра в тот же час Эргис снова услыхала его голос, и новая песня была еще лучше прежней…»
Эргис из рода Эрт. Я пытаюсь представить себе эту колдунью из далекой Сути — высокая, величественная женщина в длинном платье с рукавами до земли. Платье почему-то видится мне темно-серым. Отложив тетрадь и тарелку, я пытаюсь пройти по комнате с выражением спокойной властности, стараясь держать спину как можно более прямо…
Да нет, не мое это. Чушь. Не могу понять, почему Россиньоль так ухватился за эту легенду. То, что он хочет видеть, у меня не получится, да и вообще не самая лучшая женская роль для уличных представлений… Россиньоль представляет ее похожей на меня, но люди, подобные мне, несовместимы с долгим пребыванием в таком уединении, с этим мрачным величием…
А с другой стороны, когда твои туфли совсем развалились, за любое денежное предложение ухватишься обеими руками.
«… и так продолжалось год, но настал день, когда в урочный час не услышала Эргис любимого голоса. Она ждала день и другой, а таинственный певец все не давал знать о себе. И тогда в отчаянии разожгла она большой огонь, приготовила страшное зелье и произнесла Слово Вызывания. Звала она всех духов огненных и горных, водяных, лесных и тех, что носятся с ветром, — есть ли среди них кто-то, кто ведает путь к тому, кому отдала она сердце, ничего о нем не зная?»
А вот это бы я попробовала изобразить! Не уверена, что получится, но так хочется попытаться!
Ломтик инжира в молоке падает с моей ложки прямо на страницу рукописи. Пытаюсь сбросить его щелчком, чтобы не размазать чернила, в результате он перемещается на рукав моей рубашки (новой! чистой!! из кремового шелка!!!). Приходится прервать чтение еще на полминуты…
Проходя мимо темного окна, вижу в нем свое отражение и, не удержавшись, вскидываю руки в бешеном жесте, начинающем танец: «Прошлое вновь вскипает в крови…»
«…ждала, не пытаясь более воззвать к непознаваемому, пока маленькое рыжее существо, зовущее себя духом очага, не явилось снова. „У меня есть для вас хорошие новости, — сказало оно. — Сегодня я пришел к вам, посланный моим господином. Наденьте этот браслет на руку и не снимайте — и тогда в ближайшее время вы сможете увидеть его“. И оно надело на руку Эргис колючий серебряный браслет, словно сплетенный из терна, и шипы впились в ее нежную кожу, но она и звука не проронила, а спросила только: „Скажи, лицо его так же прекрасно, как и голос?“ Существо же, не ответив, шмыгнуло назад в очаг…»
Ощущение вызова является, как всегда, неожиданно. Поднимаю глаза на мой кристалл связи, стоящий высоко на полочке — в нем пульсирует свет. Тянусь за ним, по дороге уронив какую-то из безделушек мадам Гру… Из сиреневых бликов выступает довольная физиономия Россиньоля:
— Привет, привет! Ну как, прочитала мой перевод?
— Просмотрела, — отвечаю. — Как раз дошла до того места, где на Эргис надели талисман Замка-без-Лица.
— И что скажешь?
— Знаешь, — говорю я раздумчиво, — скажу много хорошего и разного. Может быть, даже больше разного, чем хорошего. И самое главное — ты что, всерьез рассчитываешь, что Флетчер сумеет сыграть этого, который незримо поет? Это же совсем не его стиль!
— Во всяком случае, уж лучше он, чем я.
— Ты-то, может быть, и справился бы, но тут столько всяких «но»… Вот увидишь, Флетчер откажется.
— Ничего, уговорим. Главное, чтобы ты согласилась.
— Я согласна, но только при одном условии: чтобы незримо поющим был кто угодно, но не Флетчер! Наши с ним отношения — не для Университетской площади Аркованы.
— Но кто тогда?
— А это уж сам ищи. Или применяй не вполне дозволенную магию. Да, кстати, рыжего чертенка вполне может изобразить Джульетта, надо взять ее в долю, а то у девочки второй месяц в кошельке глубокий вакуум.
— Это сколько угодно… Ладно, я еще всячески подумаю, но уже начну писать песни.
— Начинай. Что бы ни вышло, пригодятся.
— Тогда до связи.
— До связи, — говорю я, и кристалл в моих руках потихоньку угасает. Весьма неплохо. Если Россиньоль управится с песнями за неделю, скоро у меня снова будут деньги. В Арковане — Городе Врат Удачи — уличным артистам кидают много, а ведь потом можно и в Город Мира Чаши податься…
И тут я замечаю, что именно уронила, когда тянулась за кристаллом. Это заветная бутылочка мадам Гру с сиропом из сорока шести горных трав Нитэйи, в целительную силу которых она верит так же непреложно, как в Божью благодать. Пробка вылетела, и на светлом ковре расплылось славное бурое пятно, очертания которого напоминают изображение Венки на политической карте Тихой Пристани. Несколько секунд я со сдавленным непроизвольным и неуместным хихиканьем смотрю на содеянное мной, потом, выругавшись, поднимаюсь с тахты.
Да-а. Воистину я не Эргис из рода Эрт. Это у них в сказках все просто: сказал «рок-шок-порошок» — и нет никакого пятна… и бутылка полная. А у нас для таких дел не магия потребна, но тряпка и доброе средство для чистки ковров. Да еще новый сироп хозяйке покупать…
— Кобольда хочу в услужение, — бормочу я, шаря в кладовке. — Можно одного и не немого. Честное слово, мне бы хватило…
Звонок в дверь раздается в самом начале борьбы с экологической катастрофой. Бросаю взгляд на настенные часы — ни хрена ж себе, уже без пятнадцати полночь! Кого это из моих разлюбезных друзей…
— Привет, Элендис, — улыбается с порога Имлаанд Эрхе. — Извини, что раньше не зашла, — я твой адрес вспомнила только сегодня.
— Имлаанд, так тебя что, до сих пор мама не нашла? — срывается с моего языка, но тут же я осознаю, что неправа: девочка прямо-таки лучится полнотой сущего. Это ее одежда меня с толку сбила — те же джинсы, тапочки и рубашка в клетку, что и во «Всеобщем приюте».
— Лучше называй меня просто Иммой, как в Кругу, — подтверждает она мои мысли.
— Тогда почему ты все еще в Городе, а не у себя на Хани, если вошла в Круг?
— А я гуляю по Силовому Орнаменту, смотрю все тринадцать Городов. Мама сказала — проверяй свои новые способности.
— Мудрая у тебя мама, — вздыхаю я. — Мне б такую в твои годы. Имла… Имма, ты есть хочешь?
— Если совсем честно, то хочу.
— Тогда придется тебе подождать. У меня есть рыбные палочки и пакет келл-ативи, но первое надо жарить, а второе варить. А у меня тут… сама видишь, — указываю я в дверь комнаты. — Бедствия и последствия. Пока не ликвидирую…
— А я сама все сварю, — вызывается Имма. — Не бойся, я умею. Ты только покажи, где у тебя что.
Когда я убеждаюсь, что от сиропа на ковре не осталось и следа, из кухни уже тянет вкусным запахом тушеных келл-ативи — местных съедобных водорослей, самого дешевого из того, что я люблю. Завидую белой завистью этой Имме. Земля-в-Цвету, небось, или хотя бы Камень. А я, как почти все Огненные, хозяйка просто никакая, и дело тут даже не в умениях — потребности нет.
Захожу в кухню — Имма, в фартуке мадам Гру, раскладывает ужин по тарелкам. И ведь не просто разогрела — нет, нашла сладкий перец, о котором я совсем забыла, и мешочек изюма, и все это бросила в келл-ативи. И чайник уже взгромоздился на плиту — я о нем всю жизнь забываю, для меня главное — накормить гостя…
— …Они меня за вином послали тогда, — рассказывает Имма с набитым ртом, из которого свисают ленточки водорослей. — А до магазина далеко, да мне к тому же продавать не хотели — сказали, что еще маленькая. Пришла с тремя бутылками, а там на лавочке сидят Эверар и твоя Маэстина. И говорят, что внутри погром — Стражи пришли. Отобрали у меня бутылку, отпили половину. Потом Эверар сказал, что знает еще одно место, куда можно вписаться. И мы поехали к девушкам, которых звали Деса и Алкуа-э-Гиллит…
— Слушай, да я их знаю! — перебиваю я. — Это Ученицы Изотты Стрелки, Мастера Созидающих Башню из нашего Ордена!
— Да, они сказали, что состоят в Ордене. Вот там мы и живем до сих пор. Я, правда, хотела к тебе уйти, но забыла номер улицы. Пыталась у Маэстины уточнить, а она говорит, что помнит только вузиа… визуально. Между прочим, когда она узнала, что ты была у Влединесс, то выругалась неприлично и сказала, что теперь знает, кто навел Стражей…
— Я и в самом деле почти дозрела до этого, — киваю я. — Но они, как им и положено, успели раньше.
— Я знаю — это они меня искали. А ты меня тогда так озадачила, я все думала, а потом тихонько поговорила с Десой. И она сказала, что ничего страшного в этом нет, наоборот, это такое счастье! Они обе были в Круге — и она, и Алкуа-э-Гиллит. Я тогда подумала — они же совсем такие, как Маэстина и другие, и магией тоже пытаются заниматься, только нервничают меньше. Решилась и сама пошла. Ой, это такое… такое… у меня даже слов нет! А как из Круга вышла, тут меня Стражи на ступеньках и сцапали. Я сначала испугалась, а они просто привели меня к себе, там был кристалл, как у тебя в комнате, только намного больше и с синими искрами в глубине… И они вызвали в этот кристалл мою маму, чтобы я с ней поговорила. А мама сказала, что это очень хорошо, раз я вошла в Круг, а теперь я должна осмотреть отражения Города во всех знаках Зодиака, чтобы научиться пользоваться тем, что дал мне Круг. И Стражи меня отпустили, только спросили — жить-то тебе есть где? Я говорю — есть…
— Хорошо хоть с тобой все обошлось, — я снимаю чайник с плиты и завариваю чай Имме и латаровую кору с душицей — себе. — А еще что-нибудь можешь рассказать про Маэстину?
— А ты можешь увидеться с ней, если тебе надо, — Имма отхлебывает чаю и тут же, ойкнув, втягивает воздух — обожглась.
— Как? Она же, как я понимаю, видеть меня теперь не желает…
— А в Ордене завтра праздник какой-то или бал. Маэстина на него с Алкуа-э-Гиллит напросилась…
Черный с золотом вихрь в центре зала — нолла хиссиэ, восемь пар. Совсем еще юные мальчики и девочки, лет шестнадцати или семнадцати, но танец их — не старательность учеников, а безудержное вольное веселье, дарующее наслаждение. Плащи мальчишек расшиты золотым узором, у девочек в волосах жемчужные нити, разлетающиеся в прыжках юбки вспыхивают изнутри алым… Как я хотела бы быть среди них, о госпожа моя Скиталица! Разве можно усидеть на месте, когда звучит такая музыка! И еще жалею безумно, что рядом со мною нет Пэгги с ее заразительным восторгом…
У Учеников — свои балы, которые старшие чуть высокомерно называют «детскими праздниками». Те, кто носит трилистник, частые гости на таких балах, но именно гости, никак не хозяева. Так что я сижу среди зрителей и отчаянно завидую танцующим. Среди них — Чочия, моя ученица из соискателей (учу я ее, конечно, не танцу — тут она сама могла бы меня кое-чему поучить — а искусству Слова). Сейчас она танцует с красивым мальчишкой, чьи каштановые волосы собраны в хвост, и даже не глядит в мою сторону. Она молода и счастлива, ей нет нужды знать, есть ли сейчас в зале ее наставница!
Почти все Мастера Ордена прошли через эту пору бесшабашного вагантства — но я совсем другое дело. Я-то никогда не была Ученицей…
Перевожу взгляд на музыкантов. Их трое — двое мальчишек с гитарами, тоже в черном, и белокурая девушка с флейтой. Платье на ней серебристое на голубом чехле, сквозь прозрачную юбку хорошо видны стройные ноги. На вид эта девушка вряд ли старше танцоров, но это только на вид — Тинэтин Лиура, в Братстве более известная как Тин, стала ученицей Лайгалдэ около восьмисот лет назад. Мне еще ни разу не довелось с нею разговаривать, но неужели дочь Зеленого Пламени не способна узнать свою сестру, причастную Воде?
Реше — всегда наособицу. Во всех известных мне культурах править может божество любой стихии — Огня, Камня, Ветра… но не Воды. Хозяин же Воды равен по силе Высшему, господину мира, однако не лезет в его дела, властвуя в отведенных пределах… По крайней мере, Тинка этой тенденции вполне подвержена. Свойство воды — принимать ту форму, которая ее вмещает. Свойство Тинки — легко и просто сходиться с абсолютно любым человеком, вызывать доверие с первого взгляда. Этика — ее стихия, как моя — понимание возможностей, как сила и пространство — для Ярри, мысль — для Тали и бег времени — для Мадлон… И все-таки она не похожа ни на одну из нас. Это мы выгребаем грязь из мироздания, она же делает ту же работу в каждой отдельной душе — в любой, какая подвернется, но всегда индивидуально. Ее работа — везде, всегда, в каждую минуту во всяком месте, и это ее призывают те, кто в молитвах своих поминает Жрицу Утешительницу.
А сейчас вот она стоит и с сосредоточенным лицом ведет на серебряной флейте мелодию ноллы. Вот кому бы еще позволили Ученики Ордена аккомпанировать их танцу на своей суверенной территории?
И тут среди зрителей, толпящихся вокруг, я замечаю Маэстину — она смотрит на танец, разинув рот от восхищения. Вот где ты мне попалась, паршивка! Я тихонько встаю с почетного гостевого места и, стараясь не привлекать излишнего внимания, ввинчиваюсь в толпу…
Танец кончился — мальчишки, взмахнув плащами, замерли в изящном поклоне перед своими дамами. Аплодисменты, естественно, бешеные.
— А теперь ты танцуй для нас, Кристина! — выкрикивает кто-то из девчонок, едва ли не Чочия.
— С удовольствием, — голос Тинки тих и приветлив, она никогда не ломается в таких случаях. — Только пусть моим партнером будет Торант.
Один из мальчишек, с серебряным медальоном на шее, церемонно подает ей руку. Снова звучит музыка, на этот раз медленная, и пара начинает что-то величавое… но тут я достигаю цели и безжалостно смыкаю пальцы на запястье Маэстины.
— Ветвей и воды тебе, сестричка, — ядовито шепчу я ей в самое ухо. — Спешу тебя обрадовать — ваш скорпионник у Влединесс разнесли-таки, что уже давно пора было сделать, а Арлетт Айотти задержана за подделку гражданства в Сутях Города.
— И я даже знаю, кто этому помог, — голос Маэстины без труда перекрывает музыку. Я поспешно зажимаю ей рот и волоку прочь из зала:
— А вот об этом мы сейчас поговорим наедине и подробно.
В дверях оборачиваюсь в последний раз — Тинка, поднявшись на цыпочки, грациозно вскидывает руки над головой… Боги мои, что за жизнь у меня такая собачья — вечно приходится уходить в самый красивый момент!
— А ты тоже хороша, солнышко! Как вспомнила адрес — сразу кинулась к Линде и настучала! Долг исполнила! Это за то, что мы с Эвераром тебя посреди улицы подобрали, отвели к хорошим людям жить…
— А кто вам еду все эти дни готовил?! — не выдержав, взвивается Имма. — Я здесь, между прочим, по делу, а вы с Эвераром только и умеете, что пиво на кухне пить! Деса тебя иначе и не называет, как «эта новая Эверарова…» в общем, неприличная женщина! И выгнала бы давно, если бы Алкуа-э-Гиллит не заступалась!
Набережная Реки по случаю праздника полна гуляющего народа, поэтому на громкие вопли нашей троицы то и дело кто-нибудь оборачивается. Забавное, небось, зрелище, если взглянуть со стороны — мы с Иммой с двух сторон висим на Маэстине, как собаки-лайки у медведя на штанах. (Меня трудно назвать маленькой — во мне метр семьдесят, — но Маэстина выше меня почти на голову и значительно шире в плечах. А про Имму и говорить нечего.)
— Заладила — «настучала, настучала», — произношу я раздраженно. — Мы тебе что, барабашки — стучать?! Еще раз повторяю: там не было никакого выноса. Всего лишь глобальная проверка регистрации, причем без далеко идущих последствий. А то, что вы решили перебраться к девчонкам из Ордена, — это, прошу прощения, ваши личные половые трудности. Или ты Удо совсем за дурака держишь? Думаешь, Стражи про эти ваши прибежища вольных ушельцев без меня ничего не знают? Кстати, Закон Башни гласит, что отсутствие регистрации является основанием для высылки только в трех случаях: противоправный поступок, доказанные занятия черной магией и аргументированная просьба кого-то из близких!
— И чем же ты свою просьбу аргументируешь? — Маэстина смотрит на нас с видом предельной оскорбленности.
— Да хотя бы закрытым счетом в Национальном Банке Ругиланда! Сколько у тебя там лежало — одиннадцать тысяч? И всего за каких-то полгода от них и следа не осталось! И вообще, по ругианским законам — а без регистрации ты находишься в их ведении! — ты еще несовершеннолетняя, и я, как старшая родственница, за тебя отвечаю. Поэтому у тебя остались последние пять минут на выбор: либо ты идешь в Круг Света, либо я вот прямо на лестнице сдаю тебя Стражам, а они, в свою очередь, — твоему папеньке. Но мешком дерьма на моей шее и моей совести ты больше висеть не будешь! Понятно?
Мы уже поднимаемся по узенькой асфальтированной тропинке, огибая Башню справа, со стороны парка.
— Понятно? — еще раз переспрашиваю я и гляжу на Маэстину, ожидая нового взрыва оскорблений в свой и Иммин адрес — но вместо этого встречаюсь с ней взглядом и вижу в ее глазах самый неподдельный страх.
— Слушайте, — выговаривает она тихо, — вы можете убить меня прямо здесь, на месте, можете сдать хоть Стражам, хоть в нашу полицию, но я все равно до смерти боюсь этого Круга Света! Вот мы еще только подходим к вашей Башне, а у меня уже голова начинает болеть, и от страха коленки трясутся! Может быть, для вас там и благо, а для меня — зло!
— Значит, ты предпочитаешь разговор с Леопольдом Ковенски? — уточняю я.
— В том-то и дело, что не предпочитаю. Ты же знаешь нашего отца…
— Ну так решай скорее, чего ты боишься больше, — бросаю я нетерпеливо. — А то я в кафе хочу. Я из-за тебя с самого утра ничего не жрала.
— Не бойся, Маэстина! — Имма неожиданно проводит ладошкой по лицу моей сестры. — Это тебе Арлетт Айотти голову задурила! А на самом деле она неправду говорила, потому что питается нашим страхом! Видишь, я же вошла в Круг, и мне от этого только лучше! И сестра твоя входила, и Алкуа-э-Гиллит с Десой, и все, кого ты сегодня видела из Ордена. И всем там было только хорошо — и тебе будет хорошо. Ты только не бойся! Может, Круг просто чувствует твой страх и посылает тебе этот, как его… резонанс.
— Имма, пожалуй, права, — соглашаюсь я. — Ты просто трясешься, как заячий хвост, и сама себя накручиваешь. Перестань бояться — и никакая голова болеть не будет.
— Я пытаюсь, — Маэстина смотрит не на меня, а на Имму — не то недоверчиво, не то затравленно. — Но все равно страшно…
— Ну хочешь, я с тобой внутрь пойду, хоть это и не положено в принципе? Если я все время буду рядом, тебе будет не так страшно?
— Наверное, — она пытается улыбнуться. Внезапно во мне рождается странное предчувствие — просто из осознания, что Маэстина предпочла бы иметь рядом с собой в Башне не меня, а Имму, но этого почему-то нельзя допустить…
— Имма, а ты, пока мы решаем свои проблемы, подожди нас в парке. На вот тебе мой трилистник. Вид у тебя умный, за Подмастерье Ордена сойдешь, а с этой штучкой на аттракционы бесплатно пускают…
Не так уж много во всем мироздании людей, что входили в этот зал дважды. Теперь я — одна из них.
Сегодня за столом дежурит Шэлен, младшая Хранительница Круга. Ведьмин век, как известно, тысяча лет, а Ударде уже под девятьсот, вот и готовит себе замену. Но сама Ударда тоже где-то недалеко, я ощущаю ее присутствие.
Формальности исполняются достаточно быстро. Маэстина обирает кольца с пальцев, отстегивает браслет, рывком через голову снимает цепочку с очками от солнца. В последний раз стискивает мою руку, заглядывает в глаза — может, все-таки удастся обойтись без этого?
И словно в ледяную воду, шагает в Круг Света.
Секунда, другая… вот она уже в центре… Теперь я знаю, как ЭТО выглядит со стороны — мгновение, и ничего нет. Круг чист — с виду.
— Принял, — шепчет мне Шэлен. — Да и с чего бы ему ее не принять? Я таких трясущихся знаешь сколько уже перевидала? И ничего, все выходили, как положено…
Я жду, не отрывая взгляда от таинственного светлого пятна. Истекла минута, пошла вторая… Не знаю, сколько должна длиться эта процедура, — мне в свое время показалось, что минут пятнадцать, но очевидно, что в этом деле я менее всего могу доверять своим ощущениям. Я уже поворачиваюсь, чтобы уточнить у Шэлен…
…как страшный, захлебывающийся крик-визг ударяет мне в уши, мечется под сводами зала, и я вижу, как Маэстина, словно из ниоткуда, вырывается из Круга, пробегает несколько шагов и падает лицом вниз у дальней стены.
— Господи милосердный! — Шэлен вскакивает из-за стола. — Никогда ничего подобного…
Мы кидаемся к Маэстине — прямо через Круг, словно это простое пятно от уличной лампы. Еще через пару минут рядом с нами оказывается Ударда, а вслед за ней — Нодди.
— Маэстина! Что с тобой, Маэстиночка?! — я пытаюсь заглянуть ей в лицо, но она бьется в моих руках, кусает мне пальцы, и крик ее постепенно становится каким-то глухим звериным воем без малейшей членораздельности…
— Никогда ничего подобного… — как во сне повторяет Шэлен.
— Да нет, было в свое время несколько подобных случаев, — роняет Ударда. — Давно, правда, — тебя, Шэлен, тогда и на свете не было. И вызвать этот эффект может только одно — наложение темного резонанса.
— Как это? — переспрашивает Шэлен.
— Это если человек долго жил под Тенью или, допустим, слишком долго и тесно общался с каким-то темным лаийи. Это дико убыточно энергетически, поэтому у простого человека, без силы и защиты, выходов всего три: уйти, умереть или постепенно перестроить свою энергетическую схему так, чтобы больше не ощущать дискомфорта. Образно выражаясь, переключить с плюса на минус.
— Да, именно это с ней и случилось. Эта чертова Арлетт… — тупо говорю я, а Маэстина в моих руках медленно затихает, перестает кричать и биться — но это не покой, а коматозное состояние. — И что же теперь, Ударда?
— Постепенный распад сознания. Если только не вызвать кого-нибудь, кто в мозгах умеет копаться, как в компьютере, причем срочно… С Озы, может, кого-нибудь, у них эти методики здорово развиты…
— С Озы, говоришь?
Я раздумываю секунду или две, а потом лезу за шиворот и вытягиваю цепочку, на которой висит кольцо. Массивный изумруд — как у любой из Жриц — в оправе из серебряных листьев винограда — как у всех Огненных. Знак принадлежности к Братству Стоящих на Грани Тьмы, который я ношу на шее, а не на пальце, ибо Лайгалдэ не рекомендовала мне пользоваться им до окончательной инициации. Но не рекомендовала — не значит запретила.
Не расстегивая цепочки, я продеваю в кольцо средний палец правой руки:
— Ветер — Огню… Ветер, ответь Огню!
…Через полчаса мы все так же стоим полукругом — четыре женщины над пятой, но теперь с ней возится шестая — в белом платье с вышитыми на юбке золотыми молниями, с перекинутой на грудь золотой косой. Еще одна из нас — Нэда Таллэссин, Жрица Ветра, что шагнула сюда прямо из Храма Всех Святых в Заветном, не сняв ритуального облачения.
Двери зала впервые за долгие годы плотно закрыты, чтобы никто, кроме нас пятерых, не узнал об этом страшном казусе. Нет, как хорошо, что я догадалась услать Имму на аттракционы…
— Жить будет, — Тали поднимает к нам взгляд. — Разрушиться успело не так много, я восстановила большинство связей. Но минус-подсадку оказалось невозможно стереть, поэтому я просто ее заблокировала. И не дай-то боже она хоть когда-нибудь окажется разблокирована — это чревато мгновенным самоубийством. Так что лучше всего для этой девушки возвратиться назад на свою Суть — там возможность случайного снятия блока почти равна нулю. Я все сделаю — сотру воспоминания об Авиллоне, пережгу способности мотальца, вложу легенду, чтобы оправдать ее долгое отсутствие… с легендой уж ты помоги мне, Элендис. Чему в твоем мире поверят?
— Она деньги сняла со своего счета, огромную сумму, — начинаю соображать я. — Могло быть, что она разболтала об этом вкладе где-нибудь на танцах — она всегда была большим треплом. И вот ее похитили какие-то малознакомые ребятки и держали до тех пор, пока она не сказала им номер счета. Опять же похудела она за последнее время — родители поверят…