Медейрос Тереза. Черный рыцарь

   Губы Гарета искривились в горькой пародии на улыбку.
   — Каких же добрых рыцарей вы призовете для моей защиты, сэр Бродер? Из моего окна, мне кажется, я видел сэра Дамьена и сэра Лейтчвилда, присоединившихся к требованию моей крови. Они возглавят трибунал?
   Блэйн опустился в кресло, а Гарет гордо вступил в комнату и оперся бедром на край стола.
   Сэр Бродер прочистил горло, прежде чем заговорил:
   — Гарет, ты должен попытаться понять. Мортимер был очень популярным менестрелем. Сокровищем двора с самых юных лет. Баловнем короля.
   — И еще большим любимцем его баронов, — улыбнулся Гарет.
   — У него были свои слабости. Как и у всех нас. Но его пороки бледнели перед его талантами.
   — Талантами, чрезвычайно многогранными.
   — Черт побери, Гарет! — взорвался Блэйн. — Сдержи хоть немного свой дерзкий язык. Сэр Бродер пытается помочь тебе.
   Руки сэра Бродера дрожали, когда он взял бутыль с подноса и наполнил бокал. В какое-то мгновение Ровене хотелось грубо встряхнуть Гарета, чтобы он понял наконец, что происходит.
   Сэр Бродер сморщился в гримасе отвращения, обнаружив в своем кубке козье молоко, и поставил его на стол нетронутым.
   — Люди чувствуют, что Мортимер принадлежал им. С его балладами и с тем мастерством, с которым он сплетал слова и музыку, он стал их голосом, певшим об их жизни. Они прощали ему его развлечения, его детские капризы…
   — Его безудержное пьянство, — тихо добавила Ровена.
   Сэр Бродер быстро повернулся к ней.
   — Эта мысль приходила и мне тоже, дитя. Он мог просто сам свалиться в ров. — Сэр Бродер встряхнул головой, как бы проясняя ее. — Но сотня свидетелей слышала, как Мортимер пел свою последнюю балладу и как сэр Гарет угрожал ему.
   Гарет иронически зааплодировал.
   — Какой драматический дар пропадает в рыцаре! Ровена заговорила скорее с тем, чтобы остановить саркастические выпады Гарета, чем из стремления защитить его:
   — Сэр Гарет не мог убить Мортимера. Он был со мной всю ночь.
   Бродер глядел на нее с такой жалостью, как будто она призналась, что спала с троллем.
   Ее щеки загорелись, когда Гарет коротко и зло рассмеялся в ответ на ее слова.
   — Ваша преданность трогательна, миледи, но не надо лгать. Все видели, как я покинул зал один. Так же, как все видели, что мы возвратились вместе.
   Сэр Бродер сказал, тщательно выбирая слова:
   — Чем меньше имя молодой леди связывается с этим делом, тем лучше. И так ходят некоторые очень — скажем деликатно — неприятные слухи. Напоминание о них лишь еще больше повредит твоей репутации и раздует пламя возмущения.
   Гарет презрительно хмыкнул:
   — Что эти образцы добродетели осмеливаются шептать о Ровене?
   Взгляд сэра Бродера оставался непреклонным.
   — Что ты увел ее в Карлеон против ее воли. Что ты держишь ее прикованной к кровати, рабыней твоих неестественных страстей.
   Надменная маска Гарета соскользнула с его лица. Теперь он вынужден был осознать цену слухам, которые распространял сам, чтобы терзать Линдсея Фордайса. Подобно слепому, он нащупывал угол стола, чтобы опереться. Во взгляде, который он бросил на Ровену, было горестное сознание того, что его гнев, обратившийся на Ровену в эту ночь, сделал слухи действительностью.
   Ему первому пришлось отвести глаза.
   — Это все не ваше дело. Если они так хотят взять меня, пусть идут с осадой на Карлеон.
   Блэйн выпрямился в своем кресле.
   — А если они приведут с собой армии Эдуарда? Что тогда, Гарет? Гражданская война? Ты не сможешь сражаться с целой Англией.
   — Почему бы и нет? Я делал это всю мою жизнь.
   Бродер положил руку на плечо Блэйна и обратился к Гарету:
   — С большим сожалением, сын мой, я предложил бы задержать тебя до прибытия рыцарей. Это удовлетворит и утихомирит самых кровожадных из тех, кто собрался снаружи.
   Гарет повернулся к нему лицом. Угроза едва сдерживаемой силы ощущалась в каждом мощном мускуле его тела, отчего он казался еще громаднее, чем был на самом деле. Предложение задержать его казалось столь же смехотворным, как попытка усмирить раскаты грома, перекатывавшиеся в тот момент над крышей донжона.
   Он отошел от стола походкой еще более высокомерной, чем всегда, и протянул Блэйну запястья.
   — Отправляй меня в темницу, друг. Неужели не найдется цепей в этом дворце наслаждений?
   Блэйн шлепком отбросил руки Гарета, и даже сэр Бродер выглядел смущенным.
   — Достаточно заключения в твоей комнате. Я доверю охранять тебя своему сыну. Он молод и не особенно прислушивается к сплетням и мнениям других.
   Когда взгляд Гарета упал на склоненную голову Ровены, его губы осветились улыбкой скорее печальной, нежели насмешливой.
   — Превосходное качество. Пусть сохранит его надолго.
   Подняв голову, Ровена увидела Гарета, дружески обнявшего за плечи сэра Бродера. Они выходили из комнаты, обсуждая недавно введенные правила турнирных состязаний.
   Блэйн закрыл лицо рукой, бросая на Ровену взгляд отчаяния сквозь пальцы. Внезапно за дверью послышался предупреждающий крик и за ним — звук падения тяжелого тела. Сбросив одеяло, Ровена кинулась к двери. Крик отчаяния вырвался у нее, когда она увидела тело Гарета, распростертое на камнях.
   Она бросилась на колени и приподняла его голову.
   — Что ты сделал с ним?
   Над Гаретом стоял ошеломленный молодой рыцарь. Он смущенно глядел на палаш, зажатый в руке.
   — Я увидел, как он схватил отца за горло. И ударил его по голове.
   — Негодяй. Ты мог убить его! — Она отвела волосы со лба Гарета, тихо шепча какие-то слова, которых он не мог слышать. Грудь его равномерно поднималась и опускалась, темные ресницы были опущены. Он выглядел столь мирно, что казался спящим.
   Сэр Бродер потирал горло, конвульсивно глотая.
   — Было так, как сказал мальчик. Он поступил правильно.
   — Он, конечно, хотел убить и вас тоже. Может быть, у него припадок безумия, и он хочет устроить всеобщую резню. — Ровена тихонько поцеловала Гарета в ухо.
   Блэйн опустился на колени рядом с нею.
   — Конечно, он не хотел убивать сэра Бродера. Я знаю Гарета. Он хотел бежать и отвести беду от Ардендона. Уверяю тебя, Ровена, если Гарет выйдет за ворота, кто-то непременно погибнет. И скорее всего это будет он сам. — Резкость его слов смягчила ладонь, мягко коснувшаяся ее щеки. — Позволь мне защитить его. От самого себя.
   Руки Ровены опустились. Никто из троих мужчин, осторожно поднявших Гарета, старался не встретиться с нею взглядом. Они унесли его по тускло освещенному коридору.
   Дрожащая улыбка Ровены убедила сына сэра Бродера в том, что ей немедленно нужно видеть Гарета. Юноша даже подумал, что ему следует изменить свое отношение к сэру Гарету. Человек, который способен вызвать преданность к себе столь очаровательного существа, не может быть таким злобным, как о нем говорят. В общем, он отошел за угол, чтобы не мешать свиданию.
   Лучшее, чем располагал Ардендон в качестве темницы для заключенного, было изолированное помещение возле кухни. Это была одна из немногих комнат замка, снабженная железным замком и предназначенная для хранения соли и других драгоценных специй. В отверстие, прорубленное в толстой дубовой двери, была вделана железная решетка.
   Ровена стояла на цыпочках и глядела сквозь решетку. В камере горела сальная свеча. Ее глаза не сразу различили тень человека, сидящего на бочонке.
   — Гарет?
   — Что, не можешь дождаться, когда меня повесят? — Гарет повернулся и, поморщившись, потер шею. — Проклятый щенок чуть не убил меня.
   Ровена прижалась лицом к решетке. Вдоль стены были сложены ящики и мешки. Острый запах корицы и гвоздики щекотал ноздри.
   — Фолио вернулся.
   — С трупом твоего отца поперек седла?
   — Нет, он вернулся один. — Она оглядела темную камеру. — Тебе очень плохо здесь?
   — Не особенно. Я пока не нашел черепов бывших заключенных, и Блэйн избавил меня от дыбы. Ты, наверное, сожалеешь об этом.
   Пальцы Ровены обхватили холодное железо.
   — Ты считаешь меня такой мстительной?
   Гарет подошел к двери и тоже взялся за решетку, легко касаясь ее пальцев. Он думал, что она отпрянет от его прикосновения, но этого не произошло.
   — Как же тебе не быть мстительной? Я ведь подтвердил свою дурную репутацию прошлой ночью, не так ли?
   Ровена знала, что он говорит не об убийстве Мортимера, и поэтому не стала успокаивать его. Просто не могла.
   — Ответь на мой вопрос, — сказала она.
   — Спрашивай.
   — Когда моя ма… — Ровена не смогла произнести это слово. — Когда Илэйн умерла, почему ты не оправдывал себя ни перед кем? Были же те, кто поверил бы тебе. Отец сэра Блэйна? Священник?
   Он наклонил голову.
   — Мой отец воспитывал меня, желая видеть самым сильным, самым мудрым, самым добрым рыцарем Англии. Все эти мечты погибли от ядовитых поцелуев Илэйн. В ту самую ночь, когда я лежал с нею, мой отец умер, захлебнувшись собственной кровью. Я считал себя настолько же виновным в убийстве, насколько они были уверены в этом.
   Она быстро и твердо сжала его пальцы и отступила от двери.
   — Все будет хорошо, Гарет.
   Гарет выпрямился.
   — Конечно. Они повесят меня, и ты будешь свободна.
   Она замотала головой, бросая осторожные взгляды в конец коридора. Ее голос снизился до шепота:
   — Они не повесят тебя. Когда я докажу, что ты не убивал Илэйн, все поймут, что Мортимер сам свалился с подъемного моста.
   Гарет побледнел.
   — Ты сошла с ума?
   Она счастливо улыбалась.
   — Нет. Я вполне разумна.
   Гарет поднял голову. Полное значение ее слов проникло в темноту его сердца лучом света, который одновременно и согрел его, и обжег.
   — Ты хочешь сказать, что прошлой ночью уже не верила, что я убийца? Ты позволила мне поверить… Но ведь я мог…
   — Что? Убить меня? Чушь! Ты не способен даже шлепнуть меня как следует!
   Гарет пытался просунуть руки сквозь решетку, но ему удавалось просунуть лишь пальцы. Они угрожающе сжимались.
   — Не рассчитывай на это. Если бы я мог дотянуться до тебя теперь, я бы точно свернул твою изящную шейку.
   Ровена погрозила ему пальцем:
   — Спокойствие, спокойствие.
   Он тряс решетку с рычанием, затем стал в возбуждении ходить в узком пространстве камеры.
   — Кто, Ровена? Кто, ты считаешь, убил ее?
   — Не теперь. У нас еще будет время для этого.
   Гарет кинулся на дверь. Ровена уже исчезала, как видение, в темном коридоре.
   — Ровена! — заорал он. — Вызволи меня отсюда. Маленькая дурочка! Не смей подвергать себя опасности.
   Ее голос донесся издалека. Тона его были мелодичны, как песня.
   — Никакой опасности, милорд. Только истина.
   Гарет бросился всем телом на дверь, колотя и пиная ее, пока не разбил суставы пальцев об упрямый дуб. Его ругательства перешли в рев. Он бился о дверь и кричал, пока не охрип. Только когда он окончательно смолк, его несчастный молодой охранник отправился к сэру Блэйну, опасаясь, что заключенный довел себя до удара.

24

   Солнце пробилось сквозь тучи.
   Ровена шла через двор замка, не обращая внимания на грязь, прилипающую к деревянным подошвам ее башмаков. В разрывах облаков открывалось такое лазурное небо, что походка Ровены становилась по-весеннему бодрой, несмотря на мрачную миссию, которая ей предстояла. Солнце бросало золотые отблески на темные края туч.
   Услышав о заточении Гарета, толпа разошлась вполне удовлетворенная. Ворота Ардендона были открыты. Капли прошедшего дождя сверкали бриллиантами на каждой травинке зеленой лужайки, спускавшейся к озеру.
   Ровена все еще была ослеплена их сверканием, когда вошла, наклонив голову, в крошечную церковь и закрыла за собой дверь. В каменной церковке продолжала упорно сохраняться зимняя прохлада. Глаза Ровены медленно привыкали к темноте, разрываемой лишь слабыми лучами солнца, пробивающимися сквозь запыленный витраж окна, расположенного высоко над алтарем. Внутри ощущался запах плесени и запустения.
   Скамеечки из красного дерева для коленопреклонения были небрежно свалены к стене. Архангел Михаил с вознесенным высоко пламенным мечом сурово смотрел на нее с витража. Низкое рычание послышалось из темноты.
   Ровена замерла на месте, услышав этот нечестивый звук, от которого у нее зашевелились волосы.
   Рычание возобновилось, сменившись затем ужасным стоном.
   — Будь проклят бог! — взорвался злобой грубый голос.
   Ровена вытерла вспотевшие от страха ладони о юбку и медленно пошла к алтарю.
   Одетая в черное фигура вскочила с пола. Она корчилась и извивалась, вдыхая с шумом воздух, чтобы извергнуть затем мучительный стон. Ровена спряталась за спинкой скамьи. Последовало новое проклятие. Потом послышался оглушительный грохот.
   Ровена выглянула из своего укрытия. В свете солнечных лучей, пересекающих воздух полосой сверкающих пылинок, мстительная ведьма в черном проклинала бога и разрушала пыльную церковь. Она сбросила скатерть с алтаря на камни и топтала ее ногами, рука в рыцарском нарукавнике потянулась за золотым крестом.
   Ровена выпрямилась, и ее чистый голос зазвенел под перекладинами свода:
   — Оставь святыню!
   Марли обернулась, широко раскрыв глаза, как будто ожидала появления самого господа с молнией в руке, чтобы поразить ее за святотатство.
   Ровена медленно двинулась вперед.
   — Если ты ожидала Всемогущего, я должна разочаровать тебя.
   Плечи Марли поникли. Ровена вынула крест из ее сжатых пальцев и возвратила его на полированное основание. То, что она приняла за рычание, было лишь рыдание, рыдание такое глубокое, что казалось, сердце Марли разрывается.
   Ровена тронула ее за плечо. Марли сначала замерла от прикосновения, а потом отпрянула. Между темными прядями ее волос сверкнули глаза, распухшие от слез. Ровене захотелось вдруг убежать, столько злобы было в этих глазах.
   — Чего, дьявол тебя побери, ты хочешь? Ты пришла сказать мне, что они повесили его?
   Ровена медленно вдохнула, прежде чем ответить.
   — Я бы никак не подумала, что ты прячешься в церкви, когда они могут повесить его.
   Марли отряхнула тунику быстрым движением, которое болезненно напоминало о Гарете.
   — А ты бы предпочла, чтобы я надела белое платье и очаровательно плакала на плече Блэйна, глядя, как мой брат качается на виселице?
   — Это невозможно. У тебя нет белого платья. И ты не можешь очаровательно плакать.
   — Конечно, у меня ведь нет такой богатой практики, как у тебя. — Марли оперлась бедром на алтарь, снова надев маску высокомерия. — Так чего ты хочешь?
   — Я хочу помочь Гарету.
   Марли презрительно хмыкнула.
   — Скорее хочешь помочь ему очутиться на виселице. Если бы не твой маленький чувствительный спектакль в зале прошлым вечером, люди не поднялись бы против него с таким гневом.
   Ровена задумчиво чертила какие-то знаки пальцем на пыли, покрывающей алтарь.
   — Я знаю, кто убил Илэйн.
   На щеке Марли дернулся мускул. Она пожала плечами:
   — Все знают. Об атом кричала вся толпа.
   Ровена улыбнулась Марли откровенной, вызывающей улыбкой.
   — Но мы-то знаем, что они не правы, разве не так? — Она сжала руки за спиной и сделала несколько шагов к выходу.
   Низкий смех Марли холодом отозвался в душе Ровены.
   — Ну и кто, ты думаешь, заколол эту сучку?
   Ровена с удивлением подняла бровь.
   — Почему ты называешь ее сучкой? Гарет говорил мне, что ты боготворила ее.
   — Гарет заблуждался. — Ровена молчала, и Марли с неохотой продолжила: — Когда ей не с кем было играть, эта чудесная леди призывала меня в свои покои. Она заплетала мои волосы своими длинными прекрасными пальцами, пока ей это не надоедало, тогда она отсылала меня прочь, находя себе новое развлечение.
   — Такое, как Гарет?
   — Такое, как Гарет. — Марли слабо улыбнулась. — Но иногда я не уходила. Она думала, что я ушла, но я оставалась.
   Ровена наклонила голову.
   — Пряталась в шкафу?
   Марли кивнула.
   — Я наблюдала за ними. Я наблюдала, как она сплетала вокруг него паутину, полную сладкого яда. Она обучала его манерам и музыке. Он сопротивлялся, как любая муха, пойманная в липкий сироп ловушки паука. Но вскоре перестал. Кто устоит перед таким тонким обольщением? — Ровена на момент закрыла глаза, не желая слышать больше, но неспособная остановить Марли. — В искусстве любви мой брат оказался способным учеником, восприимчивым и внимательным к промахам. Но мне нет необходимости говорить тебе об этом, правда? — Марли отвернулась от Ровены. Ее руки сжимали край алтаря, как будто Марли хотела скрыть какие-то тайные чувства.
   Ровена подобралась поближе.
   — А ты сидела в шкафу в тот вечер, когда Илэйн была убита? Ты видела, как приходил Гарет?
   Плечи Марли опустились. Она горько рассмеялась.
   — Я видела всех, кто приходил. Я видела, как твой отец пробрался через окно и полетел обратно, как на крыльях, когда ворвался Гарет. Я видела, как Гарет поднял меч на Илэйн, чтобы тут же уронить его к ее ногам. Я видела, как Илэйн бросилась на кровать, рыдая, как будто ее черное сердце было разбито.
   Ровена крепко схватила Марли за локоть.
   — А потом?
   Марли выдернула руку. Ее взгляд упал на буквы в пыли, которые сплетались в неловко и неправильно написанное ее собственное имя. Она стерла их.
   — Ты знаешь, так ведь? — спросила она. Ровена могла бы поклясться, что в ее голосе слышались нотки печальной нежности. — Я вошла к ней последней. Я убила ее, затем взяла тебя и отнесла к твоему отцу.
   Марли круто развернулась. От быстрого движения волосы откинулись с ее лица. Ровена вздрогнула, вновь пораженная магнетической силой красоты Марли, Их взгляды скрестились. Марли одарила ее ужасающе сладкой улыбкой.
   Ровена не отступила.
   — Ты должна сказать ему. Он уже достаточно наказан. Прошлой ночью я сама была наказана за мое молчание. Сколько это может длиться? Тебе было всего девять лет. Ты была обиженной маленькой девочкой. Он простит тебя.
   Марли усмехнулась.
   — Ты как Мортимер. Всегда возвращаешься к старой истории, творя ее заново.
   — Мортимер?! — выдохнула Ровена и медленно шагнула назад.
   — Ро, — предупреждающе произнесла Марли. Еще один шаг назад. Каблук Ровены уперся в перевернутую скамеечку. Ровена повернулась и бросилась бежать. Прежде чем она успела достичь двери, Марли всем своим весом толкнула ее, опрокинув на камни. Слезы жгли ее глаза, когда Марли накрутила ее волосы на свой кулак и дернула с яростной силой.
   — Выше голову, щеночек. Твой первый визг будет последним.
   Тело Ровены обмякло, когда она ощутила ледяное лезвие кинжала, впивающееся ей в горло.

25

   Марли и Ровена шли рука руку через двор замка, с виду погруженные в беззаботную болтовню.
   — Как это будет, Марли? — выдавила Ровена сквозь сжатые зубы. Губы ее растянулись в вынужденной улыбке. — Ты заколешь меня, как Илэйн, или сбросишь меня в ров, как бедного Мортимера?
   Марли дружески помахала рукой привратнику, когда они проходили под аркой главного входа. Острый конец ее кинжала продолжал упираться Ровене под ребра.
   — Мортимер никогда не знал, когда следует придержать свой слишком свободно болтающийся язык.
   Ровена бросила тоскливый взгляд на конюшню. Нигде не было видно ни неуклюжей фигуры Большого Фредди, ни серебристой шевелюры Маленького.
   — Ты далеко не уйдешь без лошади.
   Она вскрикнула, когда лезвие проткнуло тонкую ткань ее платья и задело кожу.
   — Кажется, у вас с Мортимером и впрямь много общего.
   Они вступили на подъемный мост. Ровена старалась глядеть прямо перед собой, чтобы не видеть маслянистую поверхность воды во рву. У нее вырвался вздох облегчения, когда они миновали мост. Но облегчение оказалось недолгим. Марли ускорила шаги, спускаясь по склону, и надежды Ровены, связанные с замком, остались позади. С каждым шагом спешащей Марли лезвие кинжала глубоко впивалось в кожу Ровены.
   На лугу были возведены красные и желтые шатры. Марли послала приветственный салют группе оруженосцев, подталкивая Ровену к изящной арке моста через озеро. Переполненное после дождей озеро сверкало под ласковыми лучами послеполуденного солнца. Ровена ощущала постоянную боль от уколов кинжала.
   — Иисус милосердный! — взорвалась она. — Неужели ты не можешь даровать мне быструю смерть, как другим? Неужели так необходимо пытать меня?
   Взглянув назад, Марли отбросила притворное дружелюбие и сильно толкнула Ровену. Ровена поскользнулась на сырой траве и побежала, шатаясь и теряя равновесие, вниз по склону, пока не упала на спину. Оттуда, где она лежала, не было видно ничего, кроме бесконечного простора холмистых лугов и зубчатого края одной башни, выглядывавшей из-за плеча неумолимой Марли. Марли вложила кинжал в ножны. Она спустилась с холма, рывком подняла Ровену на ноги и толкнула вперед. Руки ее, мозолистые и жилистые, обладали поистине мужской силой.
   Ровена повернулась, сжавшись от гнева. Марли вытащила из своего многослойного наряда длинную веревку.
   Злость охватила Ровену вместе с мрачными воспоминаниями, вернувшимися к ней.
   — Ваша семья в Карлеоне все держит наготове, не так ли? — уныло произнесла она.
   Она стояла не двигаясь, пока Марли связывала ей запястья. На верхней губе Марли бисером выступили капельки пота.
   Они пошли через поля, Ровена — позади, привязанная к веревке, намотанной на руку Марли. Когда они перебирались через канаву, Марли яростно дернула за веревку. Ровена споткнулась, но выпрямилась прежде, чем Марли бросила насмешливый взгляд через плечо. Веревка натирала ее запястья, с каждым шагом увеличивая раздражение Ровены.
   — Зачем все это, Марли? Чего ты хочешь добиться?
   — Гарет ничего не должен знать, — ответила Марли, не поворачивая голову. — Он никогда не простит меня. Все эти годы я позволяла ему обвинять себя. Такого не забывают.
   — Ты думаешь, он простит тебе убийство женщины, которую любит?
   Марли резко обернулась и шагнула к Ровене. Она сильно ударила ее по лицу. Рука Марли сильно дрожала, когда она подняла ее, чтобы вытереть свой лоб.
   После этого Ровена замолчала. Долгие мили они прошли в таком молчании. Марли тащила, а Ровена плелась, пока ей не стало казаться, что ее ноги закованы в цепи. Она потеряла один башмак в грязи на берегу ручья, но не захотела просить Марли остановиться, чтобы подобрать его. Она хромала несколько миль в одном башмаке, затем бросила и его. Когда-то ее подошвы были грубыми, но после жизни в Карлеоне она ощущала и твердость камней, и уколы шипов чертополоха. Марли явно устала. Со злобой, удивлявшей ее саму, Ровена надеялась, что Марли вот-вот упадет. Она вдруг очень ясно представила, как навалится на Марли и задушит ее собственной веревкой.
   Она так долго смотрела лишь себе под ноги, погруженная в свои жестокие фантазии, что наткнулась на спину Марли, не осознавая еще, что та остановилась. Она ощутила острый аромат сосен. Ровена подняла голову, обнаружив с удивлением, что они взобрались на вершину крутого холма.
   Закатное солнце прорывалось сквозь облака бледно-лиловыми и розовыми полосами. Вечерний ветер высушил пот на ее лбу.
   Они стояли, как старые друзья, и веревка свободно болталась между ними.
   Хрипловатым, задумчивым голосом Марли произнесла:
   — Я обнаружила это место, когда была еще ребенком. Мы проводили каждое лето в Ардендоне. Блэйн и Гарет всегда играли в рыцарские поединки или скакали на своих пони. Я была предоставлена самой себе. Я лежала на вершине этого холма, положив подбородок на руки и представляя, как здорово было бы стать рыцарем и нестись по этой равнине на мощном коне.
   — Тебе было одиноко.
   Марли пожала плечами:
   — Моими товарищами были ястребы и ветер. Иногда этого было достаточно.
   — А в другие времена?
   Марли отвернулась. Приближавшаяся ночь уже оросила свою тень на ее профиль. Она вошла под деревья. Ровена последовала за нею, не дожидаясь рывка веревки. Круг карликовых сосен образовывал почти непроницаемое укрытие. Вверху открывалось круглое окно в небо. Горстка храбрых звезд уже разбрасывала свой слабый свет по сумеречному небосклону. Ровена оглянулась вокруг.
   — А ты не спрятала где-нибудь здесь свой детский горшок?
   Марли вынула нож.
   — Ничего. Я могу подождать.
   Марли шагнула к ней.
   Ровена отступала, пока позволяла веревка.
   — Если ты хочешь принести меня в жертву, не можешь ли ты, по крайней мере, найти подходящий камень для этого? Я заслуживаю такого же уважения, которое проявил Моисей к Иисусу Навину. Или нет?
   — Это были Авраам и Исаак, глупая. Как мой брат мог влюбиться в такую дурочку, мне никогда не понять. — Она нежным ласкающим прикосновением провела ножом вниз по горлу Ровены. — А может быть, это ясно как день.
   Ровена вздрогнула, когда кинжал скользнул дальше, оставив связанными ее руки, но разрезав веревку, соединяющую ее с Марли.
   Марли отбросила прядь пшеничных волос с глаз Ровены сверкающим лезвием кинжала.
   — Иди поищи горшок, щеночек, пока я поищу ужин.
   Немного погодя Марли вернулась, бросив в середину площадки, окруженной соснами, обмякшую белку и охапку ветвей. Ровена сидела, скрестив ноги, пока Марли разводила костер, обдирала белку и обжаривала ее на импровизированном вертеле.