Страница:
Так продолжалось до вечера. Ровене пока удавалось лишь иногда уклоняться от удара и падать. Однако она испытывала охватывающую ее радость триумфа каждый раз, когда ее копье хоть на мгновение замедляло атаку Марли. По команде Марли она опустила забрало и смотрела сквозь узкие щели на мир, разделенный на пестрые пятна леса и темную фигуру Марли, все бросавшуюся и бросавшуюся на нее. Она вставала на ноги после очередной атаки, пошатываясь и ощущая боль во всех мышцах. Вдруг Марли замерла на месте. Ее голова была повернута в сторону леса позади Ровены.
Марли поспешно сдернула с головы шлем.
— Добрый день, дорогой брат. Мы думали, ты отправился воровать фазанов, которых она так любит.
Ровена обернулась и, не видя в шлеме Гарета, сделала реверанс ближайшему дереву.
Голос Гарета слышался откуда-то слева.
— Мне пришлось подавить свою любовь к грабежу, когда я услышал, что в лесу схватились два могущественных дракона. Ты-то привыкла к таким проказам, а кто это там в шлеме? Не думаю, чтобы это была Данла.
Гарет снял шлем с Ровены, и золотистые волосы рассыпались по ее плечам. Она вновь присела в реверансе.
— Добрый день, сэр Гарет. Надеюсь, мы не вызвали вашего недовольства.
— Боже сохрани, — пробормотала Марли. Гарет заправил прядь волос Ровены ей за ухо. Его глаза сверкали под темными бровями.
— Ты не ранена?
Ровена отрицательно потрясла головой.
— Тогда у меня нет никаких причин быть недовольным.
Марли насмешливо фыркнула.
Пальцы Гарета скользнули под рукав Ровены, нащупав багровеющий синяк. Брови его нахмурились, глаза потемнели. Он уставил палец на Марли:
— Все сказанное относится только к Ровене. Тобой же, напротив, я чрезвычайно недоволен.
Марли обмякла, шутливо изобразив обморок.
— Умоляю простить меня, милорд. Я трепещу от одной мысли о вашем недовольстве.
Ровена захихикала, торопливо перейдя на притворный кашель, поскольку Гарет, продолжая хмуриться, повернулся к ней.
— Вы обе отправитесь спать сегодня без ужина за ваши опасные игры.
Ровена приуныла.
Марли самодовольно подошла к Гарету.
— Не думаешь ли ты, что я уже вышла из того возраста, чтобы посылать меня в постель без моего супа? Ровена, по крайней мере, в постели может полакомиться тобой. Это несправедливо. — Она потрепала его за бороду. — Что это ты так покраснел, дорогой мой братец?
Гарет схватил сестру за запястье. Ее пальцы согнулись, как будто она хотела впиться ногтями в его лицо. Гарет отбросил ее руку.
— Будь ты проклят. — Мрачный голос Марли, бормочущий проклятия, заставил Ровену содрогнуться. — Дьявол побери вас обоих. — Она яростно взмахнула копьем в воздухе и убежала в лес.
Ровена покачала головой:
— Боюсь, ваша сестра не очень-то любит меня.
Гарет усмехнулся.
— Марли никогда не любила никого, кроме меня. — Увидев удивленный взгляд Ровены, он добавил: — Разве ее нежное отношение ко мне не очевидно?
Они оба засмеялись. Напряжение Ровены рассеялось.
Смех Гарета быстро растаял, оставив лишь горькую улыбку сожаления.
— Марли любит и ненавидит меня с одинаковой страстью. Когда ей исполнилось шесть лет, она обрезала волосы, чтобы походить на меня. Отец не обратил на это никакого внимания. Он лишь потрепал ее по голове и заказал ей новый наряд. Она тут же разрезала его, чтобы сделать воздушного змея, которого запускала с самой высокой башни. — Гарет оставил вспоминания о прошлом и обратился к Ровене:
— Пошли. Я проведу тебя обратно в Карлеон. С этим шлемом под мышкой тебя того гляди примут за попавшегося грабителя. Какого-нибудь обедневшего барона, которого ведут к владельцу замка для справедливого возмездия.
Ровена пошла по тропинке пружинящим шагом, едва не прыгая от избытка радостных сил, вливавшихся в нее с этими первыми днями осени.
— А этот господин замка — он великодушный человек?
— Напротив! — воскликнул Гарет. — Я слышал, что он подобен волку в человеческом обличье, которому все равно, что повесить, что зажарить вороватого барона.
— А если вороватой окажется баронесса?
Голос Гарета понизился до хриплого рычания:
— Ну, тогда он просто проглотит ее целиком!
— Как раз это и говорила мне Марли… — Она обернулась, успев заметить направление взгляда Гарета. Рыцарь не сводил глаз с ее ног. Боже, она совсем забыла о своих нескромно подобранных юбках. Ну и вид! Вот уж впрямь пойманная шлюшка.
Щеки ее загорелись. Она поспешно ухватилась пальцами за крепкий узел завязанной юбки в надежде легко распустить его,
— Подожди. — Рука Гарета коснулась ее руки. Ровена остановилась. Он встал перед ней на одно колено, умелыми пальцами распутывая узел. — Мы за секунду приведем вас в порядок. Вы у нас будете настоящей леди.
Если его открытая улыбка была попыткой успокоить ее, то, увы, попытка не удалась. Ровена стояла, вся сжавшись, вздрагивая при каждом прикосновении его пальцев. Щеки ее пылали. Она смотрела на его склоненную голову и вдруг заметила два седых волоска среди черной шевелюры.
— Сколько вам лет? — тихо спросила она.
— Сколько, вам кажется? — Он поднял голову, опершись локтем о колено.
— Я думаю, что вы старше Большого Фредди.
Улыбка Гарета добавила морщинок вокруг его глаз.
— Сколько же лет Большому Фредди?
Ровена перестала краснеть, сосредоточенно нахмурившись. Гарет терпеливо ждал, пока она считала на пальцах. Наконец она растерянно сказала:
— Он старше всех нас.
Гарет закончил возиться с узлом. Юбки живописным каскадом распались вокруг его рук.
— Боюсь, я слишком стар. Мне тридцать три.
Ровена легко запорхала по тропинке вперед. Гарет глядел ей вслед, уткнув подбородок в кулак. Солнце, льющееся сквозь ветви древнего дуба, придавало ее волнистым волосам цвет неотшлифованного золота. Ровена перепрыгивала с одной стороны дорожки на другую, протягивала руку, чтобы погладить грубую кору орехового дерева, сорвать крошечный, в прожилках, листик. Потом она повернулась лицом к Гарету, застенчиво разглаживая раздувающуюся юбку.
Ее слова долетели до него на крыльях прохладного ветерка.
— Тридцать три года, сэр Гарет. Это ужасно много!
Он опустил глаза, прежде чем она успела разглядеть их выражение.
— Иногда, Ровена, я и впрямь чувствую себя стариком.
Она подождала, когда он поднимется, и полетела дальше, почти танцуя от неудержимого веселья, столь же неподвластного сгущающимся теням, как и последние лучи солнца, согревающие непокрытую голову Гарета.
Шло время. Марли и Гарет, казалось, забыли о ней. Ровена окунулась в жизнь, неведомую ей ранее. Теперь она могла отдыхать, предаваясь полному ничегонеделанью. Но это плохо ей удавалось. Выходя на прогулку в лес, она возвращалась вся перепачканная, сияя белозубой улыбкой. Данла старалась не видеть, как эта странная леди бросает очередного ободранного зайца у очага. Гарет с удивлением поднимал бровь, получая свежее мясо в дни, когда он не охотился, и бормотал что-то о множестве браконьеров в его лесах. Данла лишь улыбалась и кивала, притворяясь не только глухой, но и слепой, а прислуживавшие девушки тихонько посмеивались между собой. Ровена подшучивала над Гридмором, то и дело таскаясь за ним по пятам, а он был слишком слеп или слишком вежлив, чтобы обижаться на нее.
Она мало знала о жизни знати. Отец промотал состояние своей жены задолго до рождения Ровены. Но странности Карлеона удивляли Ровену. В таком поместье должны были находиться рыцари и оруженосцы, пажи и слуги, исполняющие приказы Гарета. Вместо этого, он одевался сам, сам облачался в доспехи и обходился несколькими десятками слуг в замке, для обслуживания которого требовалось не меньше сотни человек.
Все больше ощущая одиночество, Ровена вновь и вновь мысленно возвращалась в Ревелвуд. Однажды вечером она сидела у огня, обхватив колени и думая о том, как Маленький Фредди наслаждался бы бланманже, которое Данла приготовила сегодня на ужин. Рис и молоко, которые не доел за обедом Гарет, могли бы прокормить этого мальчика целую неделю. Злые слезы жгли ее глаза. Она была никем в Карлеоне, всего лишь лишним ртом, который прислуге приходилось кормить. Обитатели замка обращали на нее так мало внимания, что на могла бы убежать, и ее не хватились бы несколько дней.
Она подняла голову, не трудясь скрыть бунтарский блеск в глазах. В дверях стоял сэр Гарет, небрежно прислонившись к косяку. Его глаза холодно изучали се, вызывая у Ровены страшное ощущение, что он может читать ее мысли. Он только что возвратился с полевых работ. Его безукоризненный плащ был небрежно переброшен через плечо. Он остался лишь в тунике и бриджах, запыленный, вспотевший, как крестьянин. Чувствовалось, что утомление работой приносит ему наслаждение. Его глаза сверкали, Ровена наклонила голову, мучительно пытаясь совместить образ рыцаря, который угрожал убить всех в е семье, и образ смеющегося человека, который прошлым вечером подбрасывал вверх выдержанные в меде изюминки, а она ловила их языком. Она думала, что является для него всего лишь забавным существом, причем, по мнению Марли, не очень умным.
Ей хотелось бы встряхнуть его, потребовать ответа на вопросы, которые она никогда не осмелится задать, сорвать маску, под которой скрывается этот человек.
Однако ответы могли бы оказаться страшнее вопросов, а человек без маски куда более опасным. Ровена поднялась и проскользнула мимо Гарета, не сказав ни слова. Она лишь ответила высокомерным кивком на пожелание доброй ночи. Ровена обещала отцу остаться здесь на год, и она останется. Темные глаза Гарета сверлили ее спину, когда она поднималась по винтовой лестнице.
Осень подходила к концу, день становился все короче; и каждый час все стремительнее приближал Ровену к наступлению ночи, когда она сворачивалась в своей меховой постели на полу у подножия кровати Гарета. Она знала теперь, что меха эти не были случайно сброшены с постели Гарета, но положены здесь в самую первую ночь для ее удобства. Ровена ждала, что он предложит ей переселиться в спальню Марли или спать в большом зале, но он не делал этого. Однако теперь она не приходила в спальню позже Гарета, как в первую ночь. До его прихода она всегда была уже уютно укутана и погружалась в свои мечты. Иногда он не приходил вовсе. Однажды его не было целую неделю не только в спальне, но и вообще в Карлеоне.
Однажды ночью Ровена внезапно проснулась чувствуя в сердце тяжесть необъяснимого томления. Она зарылась щекой поглубже в мягкий мех, но желаемое успокоение не приходило.
Тогда она отбросила меха в сторону и тихо прошла к окну. При ее прикосновении ставни, скрипнув, открылись, и в спальню устремился бледный свет луны. Повеявший бриз охватил ее прохладой. Ровена вздрогнула, зная, что ветер, несший прохладу в Карлеон, вскоре задует жестоким холодом в Ревелвуде. Серебряный глянец лунного света на камне напомнил ей цвет волос Маленького Фредди. Она со вздохом прижалась щекой к стене.
Из темноты донесся голос Гарета, теплый и близкий, как прикосновение:
— Ты опечалена, Ровена?
Ровена подняла иголку.
— Я не знала, что вы здесь, милорд.
— Почему ты вздыхаешь? Ты в тепле, о тебе заботятся, и тебе не надо больше трудиться с рассвета до заката.
— Но у меня нет Ирвина, который рассказывал бы мне истории, и нет Маленького Фредди, который расчесывал бы мои волосы. — Эти слова прозвучали более резко, чем ей хотелось. Гарет вполне мог счесть ее неблагодарной, но сегодня это ее не заботило.
Гарет подошел к ней. Ровена повернулась лицом к ночи за окном. Он потянулся к гребню на столе, но остановился, увидев свои мозолистые пальцы с поцарапанными ногтями. Они неожиданно показались ему толстыми и грубыми, недостойными прикоснуться к шелковой массе ее волос. Но все равно зарылся в них руками, проводя мягким движением сверху вниз.
— В последнее время ты становишься изможденной и бледной. Тоскуешь по своему помолвленному? — Шутливым тоном Гарет хотел скрыть свое волнение, ощущавшееся в хрипловатом голосе. Он коснулся ее щеки и вдруг ощутил влагу слез на них.
Он замер на месте. Прежде чем он успел овладеть собой, его руки скользнули вокруг талии Ровены. Гарет притянул ее к себе.
Ровена стояла, едва дыша, в его объятиях. Прохлада, наполнившая спальню, отступила перед теплом его тела, прижавшегося к ней сзади. Его губы коснулись шеи Ровены.
— Тебе необязательно быть одинокой, Ровена, — прошептал он.
Ровена, казалось, таяла от этого тепла, окутавшего ее чувством уюта и безопасности. Его губы дотронулись до уха. Она вздрогнула, ощутив силу его соблазна.
«Смотри, как он очаровывает».
Эти слова возникли сами собой. Она услышала их в зале замка Ардендон. Произнесенные злым шепотом, полным порицания, они запомнились. Ровена взглянула на руки, охватившие ее. Грудь сдавило горькое чувство. Она отчужденно сжалась. Она не была леди Алисой, готовой согревать ночью постель знатного дворянина.
Ее голос прозвучал на октаву ниже обычного:
— И какую же цену должна я заплатить за ваше общество, милорд?
Руки Гарета упали с ее талии. Он отступил, и ветер вновь охватил ее холодом. Ровена склонила голову.
— Не могли бы вы отправить меня домой?
— Мог бы, но не отправлю.
Ровена повернулась к нему.
— Тогда дайте знать моему отцу, что со мной все хорошо. Что меня не морят голодом и не… — она на мгновение опустила взгляд, — не обижают. В вашей власти облегчить мучения моей семьи. Вы, конечно, могли бы оказать мне подобную небольшую милость.
Гарет отвернулся, способный вынести что угодно, только не ее мольбы. Ему легче было бы отказать ей, если бы она топала ногами и кричала, как избалованный ребенок. Он втайне надеялся, что Ровена окажется такой. Она не знала, что в эти долгие недели вся жизнь его была поглощена стараниями послать вести к ее отцу. Послать в виде злобной сплетни либо в виде небрежной реплики какого-нибудь лорда. Эта исходящая от него самого весть о захвате Ровены и жестокостях, которые она терпит в его руках, распространялась, как лесной пожар, по всей Англии. Он рисковал обратить на себя гнев самого короля Эдуарда, прежде чем Линдсей Фордайс наберется смелости, чтобы явиться к нему. Он сам ужасался своим фантазиям, распространяя эти истории. Но все же это были лишь фантазии.
Ровена дотронулась до его руки:
— Я прошу вас, милорд…
Он отпрянул, как будто она ранила его. Кулак его ударил по столу, разбив вдребезги черепаховый гребень.
— Нет! Если твой отец хочет узнать что-нибудь, то пусть он явится сюда.
Гневные слова застряли в горле Ровены, когда она увидела огонь, тлеющий в темных глазах Гарета. Она не смогла выдержать его взгляд, и ее ресницы опустились. С оглушительным грохотом хлопнула дверь, и Ровена осталась одна.
Гарет здорово ударился голенью обо что-то. Он тут же разразился проклятиями, разнесшимися громогласным эхом под балками башни.
— Ай-яй-яй, — послышался из темноты низкий и насмешливый голос Марли. — Такие ругательства в присутствии леди.
Глаза Гарета приспособились наконец к слабому свету затухающего огня. Марли лежала на животе поперек деревянной кушетки. Свисающие ноги весело раскачивались в воздухе.
— Покажи мне леди, и я попрошу прощения, — прорычал он, рывком надевая на ходу перчатки.
Видя, что он направляется к выходу, Марли встала, прижав плечо к двери и загораживая ему путь.
— Чем твоя шлюшка вызвала такое неудовольствие?
Гарет остановился перед нею. Под его сдвинутыми бровями сверкал взгляд, который заставил бы сжаться от страха многих мужчин.
— Посторонись.
Марли с притворным вниманием разглядывала свои обгрызенные ногти.
— Я думаю, она ничем не вызвала твоего неудовольствия. Но и желанного удовольствия не доставляет.
Гарет схватил Марли за тунику. Он поднял сестру за шкирку, как щенка.
— Ты знаешь гораздо меньше, чем тебе кажется, маленькая сестренка. — Он бросил ее, как мешок с яблоками, и резко открыл дверь.
— Я знаю одно: если бы эта сладкая штучка в твоей спальне согревала твою постель, ты бы не рвался так из Карлеона по ночам.
Гарет остановился.
Тон Марли из насмешливого стал серьезным.
— В чем дело, Гарет? Она — лишь пешка в твоей игре. Конечно, ее папа уже услышал о том, что этого золотоволосого ангела держат взаперти в твоей спальне. Даже крестьяне шепчутся об этом. Разве не этого ты хотел? Почему бы не кончить все разом и не послать ее домой?
Гарет повернулся на каблуках.
— Если я пошлю ее домой изнасилованной и с ребенком, чего я добьюсь?
— Отмщения.
— Отмщения кому? Ей? Мне? Нет, Марли. И хочу истины больше, чем отмщения. И я готов ждать.
Марли протянула к нему руку, но он уже ушел.
Розовый рассвет просачивался сквозь закрытые ставни. Ровена перевернулась и отбросила меха. Какое-то время она лежала тихо, чувствуя жар и внутреннее затем снова укрылась до самого носа перекатилась на другой бок, со стоном отвращения глядя на валики пыли под кроватью Гарета, и вновь перевернулась, крепко закрыв глаза, когда услышала звук открывающейся двери.
Гарет вошел тяжелыми спотыкающимися шагами. Ровена услышала сильный удар по дереву и затем — бессвязные ругательства. Потом настала тишина. Она несмела, открыть глаза. До нее донесся его запах — запах пота и эля, и еще странный аромат сирени, перебиваемый каким-то непонятным резким запахом, который она не узнала.
Он упал на постель, не потрудившись раздеться. Лишь когда комната наполнилась звуками его ровного дыхания, Ровена открыла пылающие от бессонницы глаза. Она тихо оделась и выскользнула из спальни.
Марли стояла, прислонившись к столбу, внизу у лестницы. Где-то под космами волос, закрывающих ее лицо, сверкали темные глаза. Не говоря ни слова, она подобрала шлем и копье и бросила их Ровене. Ровена поймала оружие на лету. Они отправились из замка в прохладный рассвет, остановившись ненадолго на турнирной арене, чтобы разделить пополам горячий ячменный хлеб, который Марли захватила с собой.
6
Марли поспешно сдернула с головы шлем.
— Добрый день, дорогой брат. Мы думали, ты отправился воровать фазанов, которых она так любит.
Ровена обернулась и, не видя в шлеме Гарета, сделала реверанс ближайшему дереву.
Голос Гарета слышался откуда-то слева.
— Мне пришлось подавить свою любовь к грабежу, когда я услышал, что в лесу схватились два могущественных дракона. Ты-то привыкла к таким проказам, а кто это там в шлеме? Не думаю, чтобы это была Данла.
Гарет снял шлем с Ровены, и золотистые волосы рассыпались по ее плечам. Она вновь присела в реверансе.
— Добрый день, сэр Гарет. Надеюсь, мы не вызвали вашего недовольства.
— Боже сохрани, — пробормотала Марли. Гарет заправил прядь волос Ровены ей за ухо. Его глаза сверкали под темными бровями.
— Ты не ранена?
Ровена отрицательно потрясла головой.
— Тогда у меня нет никаких причин быть недовольным.
Марли насмешливо фыркнула.
Пальцы Гарета скользнули под рукав Ровены, нащупав багровеющий синяк. Брови его нахмурились, глаза потемнели. Он уставил палец на Марли:
— Все сказанное относится только к Ровене. Тобой же, напротив, я чрезвычайно недоволен.
Марли обмякла, шутливо изобразив обморок.
— Умоляю простить меня, милорд. Я трепещу от одной мысли о вашем недовольстве.
Ровена захихикала, торопливо перейдя на притворный кашель, поскольку Гарет, продолжая хмуриться, повернулся к ней.
— Вы обе отправитесь спать сегодня без ужина за ваши опасные игры.
Ровена приуныла.
Марли самодовольно подошла к Гарету.
— Не думаешь ли ты, что я уже вышла из того возраста, чтобы посылать меня в постель без моего супа? Ровена, по крайней мере, в постели может полакомиться тобой. Это несправедливо. — Она потрепала его за бороду. — Что это ты так покраснел, дорогой мой братец?
Гарет схватил сестру за запястье. Ее пальцы согнулись, как будто она хотела впиться ногтями в его лицо. Гарет отбросил ее руку.
— Будь ты проклят. — Мрачный голос Марли, бормочущий проклятия, заставил Ровену содрогнуться. — Дьявол побери вас обоих. — Она яростно взмахнула копьем в воздухе и убежала в лес.
Ровена покачала головой:
— Боюсь, ваша сестра не очень-то любит меня.
Гарет усмехнулся.
— Марли никогда не любила никого, кроме меня. — Увидев удивленный взгляд Ровены, он добавил: — Разве ее нежное отношение ко мне не очевидно?
Они оба засмеялись. Напряжение Ровены рассеялось.
Смех Гарета быстро растаял, оставив лишь горькую улыбку сожаления.
— Марли любит и ненавидит меня с одинаковой страстью. Когда ей исполнилось шесть лет, она обрезала волосы, чтобы походить на меня. Отец не обратил на это никакого внимания. Он лишь потрепал ее по голове и заказал ей новый наряд. Она тут же разрезала его, чтобы сделать воздушного змея, которого запускала с самой высокой башни. — Гарет оставил вспоминания о прошлом и обратился к Ровене:
— Пошли. Я проведу тебя обратно в Карлеон. С этим шлемом под мышкой тебя того гляди примут за попавшегося грабителя. Какого-нибудь обедневшего барона, которого ведут к владельцу замка для справедливого возмездия.
Ровена пошла по тропинке пружинящим шагом, едва не прыгая от избытка радостных сил, вливавшихся в нее с этими первыми днями осени.
— А этот господин замка — он великодушный человек?
— Напротив! — воскликнул Гарет. — Я слышал, что он подобен волку в человеческом обличье, которому все равно, что повесить, что зажарить вороватого барона.
— А если вороватой окажется баронесса?
Голос Гарета понизился до хриплого рычания:
— Ну, тогда он просто проглотит ее целиком!
— Как раз это и говорила мне Марли… — Она обернулась, успев заметить направление взгляда Гарета. Рыцарь не сводил глаз с ее ног. Боже, она совсем забыла о своих нескромно подобранных юбках. Ну и вид! Вот уж впрямь пойманная шлюшка.
Щеки ее загорелись. Она поспешно ухватилась пальцами за крепкий узел завязанной юбки в надежде легко распустить его,
— Подожди. — Рука Гарета коснулась ее руки. Ровена остановилась. Он встал перед ней на одно колено, умелыми пальцами распутывая узел. — Мы за секунду приведем вас в порядок. Вы у нас будете настоящей леди.
Если его открытая улыбка была попыткой успокоить ее, то, увы, попытка не удалась. Ровена стояла, вся сжавшись, вздрагивая при каждом прикосновении его пальцев. Щеки ее пылали. Она смотрела на его склоненную голову и вдруг заметила два седых волоска среди черной шевелюры.
— Сколько вам лет? — тихо спросила она.
— Сколько, вам кажется? — Он поднял голову, опершись локтем о колено.
— Я думаю, что вы старше Большого Фредди.
Улыбка Гарета добавила морщинок вокруг его глаз.
— Сколько же лет Большому Фредди?
Ровена перестала краснеть, сосредоточенно нахмурившись. Гарет терпеливо ждал, пока она считала на пальцах. Наконец она растерянно сказала:
— Он старше всех нас.
Гарет закончил возиться с узлом. Юбки живописным каскадом распались вокруг его рук.
— Боюсь, я слишком стар. Мне тридцать три.
Ровена легко запорхала по тропинке вперед. Гарет глядел ей вслед, уткнув подбородок в кулак. Солнце, льющееся сквозь ветви древнего дуба, придавало ее волнистым волосам цвет неотшлифованного золота. Ровена перепрыгивала с одной стороны дорожки на другую, протягивала руку, чтобы погладить грубую кору орехового дерева, сорвать крошечный, в прожилках, листик. Потом она повернулась лицом к Гарету, застенчиво разглаживая раздувающуюся юбку.
Ее слова долетели до него на крыльях прохладного ветерка.
— Тридцать три года, сэр Гарет. Это ужасно много!
Он опустил глаза, прежде чем она успела разглядеть их выражение.
— Иногда, Ровена, я и впрямь чувствую себя стариком.
Она подождала, когда он поднимется, и полетела дальше, почти танцуя от неудержимого веселья, столь же неподвластного сгущающимся теням, как и последние лучи солнца, согревающие непокрытую голову Гарета.
Шло время. Марли и Гарет, казалось, забыли о ней. Ровена окунулась в жизнь, неведомую ей ранее. Теперь она могла отдыхать, предаваясь полному ничегонеделанью. Но это плохо ей удавалось. Выходя на прогулку в лес, она возвращалась вся перепачканная, сияя белозубой улыбкой. Данла старалась не видеть, как эта странная леди бросает очередного ободранного зайца у очага. Гарет с удивлением поднимал бровь, получая свежее мясо в дни, когда он не охотился, и бормотал что-то о множестве браконьеров в его лесах. Данла лишь улыбалась и кивала, притворяясь не только глухой, но и слепой, а прислуживавшие девушки тихонько посмеивались между собой. Ровена подшучивала над Гридмором, то и дело таскаясь за ним по пятам, а он был слишком слеп или слишком вежлив, чтобы обижаться на нее.
Она мало знала о жизни знати. Отец промотал состояние своей жены задолго до рождения Ровены. Но странности Карлеона удивляли Ровену. В таком поместье должны были находиться рыцари и оруженосцы, пажи и слуги, исполняющие приказы Гарета. Вместо этого, он одевался сам, сам облачался в доспехи и обходился несколькими десятками слуг в замке, для обслуживания которого требовалось не меньше сотни человек.
Все больше ощущая одиночество, Ровена вновь и вновь мысленно возвращалась в Ревелвуд. Однажды вечером она сидела у огня, обхватив колени и думая о том, как Маленький Фредди наслаждался бы бланманже, которое Данла приготовила сегодня на ужин. Рис и молоко, которые не доел за обедом Гарет, могли бы прокормить этого мальчика целую неделю. Злые слезы жгли ее глаза. Она была никем в Карлеоне, всего лишь лишним ртом, который прислуге приходилось кормить. Обитатели замка обращали на нее так мало внимания, что на могла бы убежать, и ее не хватились бы несколько дней.
Она подняла голову, не трудясь скрыть бунтарский блеск в глазах. В дверях стоял сэр Гарет, небрежно прислонившись к косяку. Его глаза холодно изучали се, вызывая у Ровены страшное ощущение, что он может читать ее мысли. Он только что возвратился с полевых работ. Его безукоризненный плащ был небрежно переброшен через плечо. Он остался лишь в тунике и бриджах, запыленный, вспотевший, как крестьянин. Чувствовалось, что утомление работой приносит ему наслаждение. Его глаза сверкали, Ровена наклонила голову, мучительно пытаясь совместить образ рыцаря, который угрожал убить всех в е семье, и образ смеющегося человека, который прошлым вечером подбрасывал вверх выдержанные в меде изюминки, а она ловила их языком. Она думала, что является для него всего лишь забавным существом, причем, по мнению Марли, не очень умным.
Ей хотелось бы встряхнуть его, потребовать ответа на вопросы, которые она никогда не осмелится задать, сорвать маску, под которой скрывается этот человек.
Однако ответы могли бы оказаться страшнее вопросов, а человек без маски куда более опасным. Ровена поднялась и проскользнула мимо Гарета, не сказав ни слова. Она лишь ответила высокомерным кивком на пожелание доброй ночи. Ровена обещала отцу остаться здесь на год, и она останется. Темные глаза Гарета сверлили ее спину, когда она поднималась по винтовой лестнице.
Осень подходила к концу, день становился все короче; и каждый час все стремительнее приближал Ровену к наступлению ночи, когда она сворачивалась в своей меховой постели на полу у подножия кровати Гарета. Она знала теперь, что меха эти не были случайно сброшены с постели Гарета, но положены здесь в самую первую ночь для ее удобства. Ровена ждала, что он предложит ей переселиться в спальню Марли или спать в большом зале, но он не делал этого. Однако теперь она не приходила в спальню позже Гарета, как в первую ночь. До его прихода она всегда была уже уютно укутана и погружалась в свои мечты. Иногда он не приходил вовсе. Однажды его не было целую неделю не только в спальне, но и вообще в Карлеоне.
Однажды ночью Ровена внезапно проснулась чувствуя в сердце тяжесть необъяснимого томления. Она зарылась щекой поглубже в мягкий мех, но желаемое успокоение не приходило.
Тогда она отбросила меха в сторону и тихо прошла к окну. При ее прикосновении ставни, скрипнув, открылись, и в спальню устремился бледный свет луны. Повеявший бриз охватил ее прохладой. Ровена вздрогнула, зная, что ветер, несший прохладу в Карлеон, вскоре задует жестоким холодом в Ревелвуде. Серебряный глянец лунного света на камне напомнил ей цвет волос Маленького Фредди. Она со вздохом прижалась щекой к стене.
Из темноты донесся голос Гарета, теплый и близкий, как прикосновение:
— Ты опечалена, Ровена?
Ровена подняла иголку.
— Я не знала, что вы здесь, милорд.
— Почему ты вздыхаешь? Ты в тепле, о тебе заботятся, и тебе не надо больше трудиться с рассвета до заката.
— Но у меня нет Ирвина, который рассказывал бы мне истории, и нет Маленького Фредди, который расчесывал бы мои волосы. — Эти слова прозвучали более резко, чем ей хотелось. Гарет вполне мог счесть ее неблагодарной, но сегодня это ее не заботило.
Гарет подошел к ней. Ровена повернулась лицом к ночи за окном. Он потянулся к гребню на столе, но остановился, увидев свои мозолистые пальцы с поцарапанными ногтями. Они неожиданно показались ему толстыми и грубыми, недостойными прикоснуться к шелковой массе ее волос. Но все равно зарылся в них руками, проводя мягким движением сверху вниз.
— В последнее время ты становишься изможденной и бледной. Тоскуешь по своему помолвленному? — Шутливым тоном Гарет хотел скрыть свое волнение, ощущавшееся в хрипловатом голосе. Он коснулся ее щеки и вдруг ощутил влагу слез на них.
Он замер на месте. Прежде чем он успел овладеть собой, его руки скользнули вокруг талии Ровены. Гарет притянул ее к себе.
Ровена стояла, едва дыша, в его объятиях. Прохлада, наполнившая спальню, отступила перед теплом его тела, прижавшегося к ней сзади. Его губы коснулись шеи Ровены.
— Тебе необязательно быть одинокой, Ровена, — прошептал он.
Ровена, казалось, таяла от этого тепла, окутавшего ее чувством уюта и безопасности. Его губы дотронулись до уха. Она вздрогнула, ощутив силу его соблазна.
«Смотри, как он очаровывает».
Эти слова возникли сами собой. Она услышала их в зале замка Ардендон. Произнесенные злым шепотом, полным порицания, они запомнились. Ровена взглянула на руки, охватившие ее. Грудь сдавило горькое чувство. Она отчужденно сжалась. Она не была леди Алисой, готовой согревать ночью постель знатного дворянина.
Ее голос прозвучал на октаву ниже обычного:
— И какую же цену должна я заплатить за ваше общество, милорд?
Руки Гарета упали с ее талии. Он отступил, и ветер вновь охватил ее холодом. Ровена склонила голову.
— Не могли бы вы отправить меня домой?
— Мог бы, но не отправлю.
Ровена повернулась к нему.
— Тогда дайте знать моему отцу, что со мной все хорошо. Что меня не морят голодом и не… — она на мгновение опустила взгляд, — не обижают. В вашей власти облегчить мучения моей семьи. Вы, конечно, могли бы оказать мне подобную небольшую милость.
Гарет отвернулся, способный вынести что угодно, только не ее мольбы. Ему легче было бы отказать ей, если бы она топала ногами и кричала, как избалованный ребенок. Он втайне надеялся, что Ровена окажется такой. Она не знала, что в эти долгие недели вся жизнь его была поглощена стараниями послать вести к ее отцу. Послать в виде злобной сплетни либо в виде небрежной реплики какого-нибудь лорда. Эта исходящая от него самого весть о захвате Ровены и жестокостях, которые она терпит в его руках, распространялась, как лесной пожар, по всей Англии. Он рисковал обратить на себя гнев самого короля Эдуарда, прежде чем Линдсей Фордайс наберется смелости, чтобы явиться к нему. Он сам ужасался своим фантазиям, распространяя эти истории. Но все же это были лишь фантазии.
Ровена дотронулась до его руки:
— Я прошу вас, милорд…
Он отпрянул, как будто она ранила его. Кулак его ударил по столу, разбив вдребезги черепаховый гребень.
— Нет! Если твой отец хочет узнать что-нибудь, то пусть он явится сюда.
Гневные слова застряли в горле Ровены, когда она увидела огонь, тлеющий в темных глазах Гарета. Она не смогла выдержать его взгляд, и ее ресницы опустились. С оглушительным грохотом хлопнула дверь, и Ровена осталась одна.
Гарет здорово ударился голенью обо что-то. Он тут же разразился проклятиями, разнесшимися громогласным эхом под балками башни.
— Ай-яй-яй, — послышался из темноты низкий и насмешливый голос Марли. — Такие ругательства в присутствии леди.
Глаза Гарета приспособились наконец к слабому свету затухающего огня. Марли лежала на животе поперек деревянной кушетки. Свисающие ноги весело раскачивались в воздухе.
— Покажи мне леди, и я попрошу прощения, — прорычал он, рывком надевая на ходу перчатки.
Видя, что он направляется к выходу, Марли встала, прижав плечо к двери и загораживая ему путь.
— Чем твоя шлюшка вызвала такое неудовольствие?
Гарет остановился перед нею. Под его сдвинутыми бровями сверкал взгляд, который заставил бы сжаться от страха многих мужчин.
— Посторонись.
Марли с притворным вниманием разглядывала свои обгрызенные ногти.
— Я думаю, она ничем не вызвала твоего неудовольствия. Но и желанного удовольствия не доставляет.
Гарет схватил Марли за тунику. Он поднял сестру за шкирку, как щенка.
— Ты знаешь гораздо меньше, чем тебе кажется, маленькая сестренка. — Он бросил ее, как мешок с яблоками, и резко открыл дверь.
— Я знаю одно: если бы эта сладкая штучка в твоей спальне согревала твою постель, ты бы не рвался так из Карлеона по ночам.
Гарет остановился.
Тон Марли из насмешливого стал серьезным.
— В чем дело, Гарет? Она — лишь пешка в твоей игре. Конечно, ее папа уже услышал о том, что этого золотоволосого ангела держат взаперти в твоей спальне. Даже крестьяне шепчутся об этом. Разве не этого ты хотел? Почему бы не кончить все разом и не послать ее домой?
Гарет повернулся на каблуках.
— Если я пошлю ее домой изнасилованной и с ребенком, чего я добьюсь?
— Отмщения.
— Отмщения кому? Ей? Мне? Нет, Марли. И хочу истины больше, чем отмщения. И я готов ждать.
Марли протянула к нему руку, но он уже ушел.
Розовый рассвет просачивался сквозь закрытые ставни. Ровена перевернулась и отбросила меха. Какое-то время она лежала тихо, чувствуя жар и внутреннее затем снова укрылась до самого носа перекатилась на другой бок, со стоном отвращения глядя на валики пыли под кроватью Гарета, и вновь перевернулась, крепко закрыв глаза, когда услышала звук открывающейся двери.
Гарет вошел тяжелыми спотыкающимися шагами. Ровена услышала сильный удар по дереву и затем — бессвязные ругательства. Потом настала тишина. Она несмела, открыть глаза. До нее донесся его запах — запах пота и эля, и еще странный аромат сирени, перебиваемый каким-то непонятным резким запахом, который она не узнала.
Он упал на постель, не потрудившись раздеться. Лишь когда комната наполнилась звуками его ровного дыхания, Ровена открыла пылающие от бессонницы глаза. Она тихо оделась и выскользнула из спальни.
Марли стояла, прислонившись к столбу, внизу у лестницы. Где-то под космами волос, закрывающих ее лицо, сверкали темные глаза. Не говоря ни слова, она подобрала шлем и копье и бросила их Ровене. Ровена поймала оружие на лету. Они отправились из замка в прохладный рассвет, остановившись ненадолго на турнирной арене, чтобы разделить пополам горячий ячменный хлеб, который Марли захватила с собой.
6
Марли ворвалась в покои Гарета. Ее бешеный крик был столь неожидан, что Ровена чуть не упала со стула.
— Он едет! Он едет наконец! Я видела его флаги с северной башни! Можно, я устрою ему засаду? Пожалуйста, позволь мне. Гарет, я умоляю тебя. Позволь мне проучить его за его непомерную гордость!
Чтобы во всей красе показать удар, который она нанесет по гордости сэра Блэйна — а это именно о нем шла речь, — Марли от души шарахнула по столу своей булавой. Пергаментная рукопись, которую изучала Ровена, разорвалась. Две половинки свитка порознь покатились на пол. Ровена потянулась за разорванным свитком, но сквозняк подхватил драгоценную рукопись и унес ее за окно.
Гарет тихо выругался.
Марли тоже подошла к окну.
— Боже мой, вон он едет! Позволь мне напасть на него. Я знаю подходящее дерево.
— Он оставлял нас в покое дольше, чем я надеялся, — сказал Гарет. — Должно быть, муки любопытства все же оказались сильнее его.
Ровена приподнялась на цыпочках за их спинами, но ей все равно ничего не удалось увидеть. Тогда она протиснулась под рукой Марли, но лишь ударилась о ставень, когда Марли резко повернулась.
— Смотри, какая у него свита! Он, наверное, ведет с собой половину Англии.
Гарет вздохнул.
— Этот негодник задался целью облагородить наше житье-бытье. Он не может простить мне, что я отпустил всех рыцарей моего отца. Сэр Блэйн не делает тайны из своего презрения к нашей сельской жизни.
Ровена опустилась на колени, надеясь хоть что-либо увидеть. Гарет взглянул на нее сверху, подняв одну бровь, когда она пролезла между ним и его сестрой и наконец устроилась у окна. Она, сама не замечая этого, прижалась щекой к его руке, полностью поглощенная действом, развернувшимся на холмах перед Карлеоном.
Из Ардендона к ним тянулась целая праздничная процессия. Осенний пейзаж оживился всплесками пурпурного и малинового цветов, Колесницы и паланкины придавали серому дню великолепие веселого праздника. Затем следовали всадники на гарцующих лошадях, накрытых желтыми и изумрудными атласными покрывалами, расшитыми золотом. Ровена вздохнула в благоговейном восторге, воображая неслышимые с такого расстояния звуки: шум трепещущихся вымпелов, укрепленных на паланкинах, фырканье великолепных жеребцов, дышащих паром в холодном воздухе, пьянящий смех дам.
— Один хороший удар, — умоляла Марли. — Это все, что я хочу дать ему.
— Нет, — отвечал Гарет.
— Я отпущу его, едва он начнет хныкать. Клянусь.
— Нет, — повторил Гарет.
Надутая губа Марли показалась сквозь привычную уже путаницу волос, свисавших на лицо. Гарет погрозил ей пальцем.
— Я запрещаю. Блэйн не в таком восторге от тебя, как я. Он с радостью использует любой повод, чтобы проткнуть свое копье сквозь твое черное маленькое сердце.
Марли презрительно фыркнула.
— Блэйн все время стремится проткнуть меня тем или иным способом, с тех пор как я пренебрегла его сватовством.
— Ну, отказ он тебе, может быть, еще и простил бы. Но то, что ты сбила его с лошади на виду у его отца, — никогда. В то время сэр Брайан сделал его рыцарем, и он был очень гордым малым.
— Рыцарь или не рыцарь — он всегда был слишком глуп для меня.
Ровена трепетала, возбужденная развернувшимся перед нею зрелищем. Гарет взглянул сверху на золотистую головку, покоящуюся в забывчивости на его руке, лежавшей на подоконнике. Взор ее затуманился. Вся она отдалась картине празднично расцвеченных лугов, наблюдая за процессией, мечтательно приоткрыв губы. Гарет сжал зубы при мысли о том, что было бы, если бы Ровена так же посмотрела на него, и тут же вздохнул о несбыточности этого.
Ровена почувствовала почти неуловимое напряжение его мускулов. Жесткие завитки волос на руке Гарета кололи ее нежную щеку. Она подвинулась, неожиданно ощутив давление его тела. Подняла глаза. Гарет коснулся пальцами ее щеки. Трепет вновь пробежал по ее телу, но уже совсем другого рода. Смущение затопило ее жаркой волной.
Марли криво ухмыльнулась, глядя на эту сцену. Гарет смутился и по-отечески нежно похлопал Ровену по щеке.
— Я поеду в деревню, распоряжусь, чтобы прислали побольше слуг. Если мы даем ужин сегодня, то это должен быть роскошный ужин. Насколько я знаю Блэйна, он надеется, что снега задержат их у нас на всю зиму, которую они проведут, наслаждаясь нашей говядиной и нашим элем.
— И нашими служанками, — добавила Марли вслед уходящему Гарету. Она смотрела на Ровену, явно о чем-то размышляя.
Ровена по-прежнему глядела в окно, положив подбородок на руки и совсем забыв о великолепии процессии Блэйна. Теперь она наблюдала, как Гарет седлает своего Фолио. Жеребец танцевал от нетерпения, и Гарет, послав им рукой веселое приветствие, расправил плечи и, пустив коня в легкий галоп, помчался к воротам замка.
— У тебя не получается ненавидеть его так, как ты хотела бы, правда?
Ровена обернулась. Отодвинув прядь волос, Марли позволила ей увидеть улыбку устрашающей сладости. Она протянула Ровене свою грязную ладонь:
— Пошли, леди Сокровище. Коль уж меня лишили любимой забавы, пожалуй, подберу тебе наряд для праздника. Если ты спустишься к ним в этом глупом тряпье, то поблекнешь среди столь многих дам. Ты ведь не хочешь этого, правда?
Ровена неохотно приняла руку Марли, предпочитая скорее удар ее кулака, чем эту нежданную доброту.
Дверь, к которой они подошли, зловеще заскрипела, поворачиваясь на железных петлях. Ровена сжала руку Марли и осторожно выглянула из-за плеча своей более высокой спутницы. Марли пошла вперед, в сумрак открывшейся комнаты. Ее обычно энергичные, громкие шаги стали намного глуше.
В покоях вовсе не царила полная тьма, как показалось вначале. Послеполуденное солнце освещало снаружи бархатные полотнища, закрывающие окна. Просачивающееся сквозь ткань солнце создавало в покоях голубой полумрак, в котором можно было различить прикрытую полотном мебель. Тонкая смесь аромата розмарина и запаха плесени щекотала ноздри. Рука Марли выскользнула из ее руки, и Ровена сжала себе нос, не решаясь чихнуть.
— Здесь все как всегда, — прошептала Марли.
Подсвечники были окутаны паутиной. В центре спальни стояла большая кровать, накрытая лишь одной полотняной простыней, под которой угадывалось нечто бесформенное. Ровене вдруг показалось, что это нечто может подняться и поплыть прямо к ним. Страх сковал ее.
Марли потрясла головой, как бы отгоняя воспоминания, и прошла к дубовому шкафу в углу.
— Клянусь, мы найдем здесь подходящий наряд для тебя.
Ее уверенные слова ободряли, хотя тон их был непочтителен. Ровена вздрогнула, когда дверь шкафа грохнулась о стену. Пока Марли рылась в шкафу, Ровена пробралась к кровати. Она осторожно тронула пальцем то, что скрывалось под простыней. Ткань взорвалась бешеным писком, и она отдернула руку.
— Мыши, — отозвалась Марли, не оборачивать. — Конечно, они заведутся. Кошки сюда не приходят. Остерегайся крыс.
Ровена огляделась с беспокойством. Огромные размеры спальни только усиливали его. Она присела на уголок кровати, потрогав носком ноги темное пятно на каменном полу рядом с кроватью.
— Он едет! Он едет наконец! Я видела его флаги с северной башни! Можно, я устрою ему засаду? Пожалуйста, позволь мне. Гарет, я умоляю тебя. Позволь мне проучить его за его непомерную гордость!
Чтобы во всей красе показать удар, который она нанесет по гордости сэра Блэйна — а это именно о нем шла речь, — Марли от души шарахнула по столу своей булавой. Пергаментная рукопись, которую изучала Ровена, разорвалась. Две половинки свитка порознь покатились на пол. Ровена потянулась за разорванным свитком, но сквозняк подхватил драгоценную рукопись и унес ее за окно.
Гарет тихо выругался.
Марли тоже подошла к окну.
— Боже мой, вон он едет! Позволь мне напасть на него. Я знаю подходящее дерево.
— Он оставлял нас в покое дольше, чем я надеялся, — сказал Гарет. — Должно быть, муки любопытства все же оказались сильнее его.
Ровена приподнялась на цыпочках за их спинами, но ей все равно ничего не удалось увидеть. Тогда она протиснулась под рукой Марли, но лишь ударилась о ставень, когда Марли резко повернулась.
— Смотри, какая у него свита! Он, наверное, ведет с собой половину Англии.
Гарет вздохнул.
— Этот негодник задался целью облагородить наше житье-бытье. Он не может простить мне, что я отпустил всех рыцарей моего отца. Сэр Блэйн не делает тайны из своего презрения к нашей сельской жизни.
Ровена опустилась на колени, надеясь хоть что-либо увидеть. Гарет взглянул на нее сверху, подняв одну бровь, когда она пролезла между ним и его сестрой и наконец устроилась у окна. Она, сама не замечая этого, прижалась щекой к его руке, полностью поглощенная действом, развернувшимся на холмах перед Карлеоном.
Из Ардендона к ним тянулась целая праздничная процессия. Осенний пейзаж оживился всплесками пурпурного и малинового цветов, Колесницы и паланкины придавали серому дню великолепие веселого праздника. Затем следовали всадники на гарцующих лошадях, накрытых желтыми и изумрудными атласными покрывалами, расшитыми золотом. Ровена вздохнула в благоговейном восторге, воображая неслышимые с такого расстояния звуки: шум трепещущихся вымпелов, укрепленных на паланкинах, фырканье великолепных жеребцов, дышащих паром в холодном воздухе, пьянящий смех дам.
— Один хороший удар, — умоляла Марли. — Это все, что я хочу дать ему.
— Нет, — отвечал Гарет.
— Я отпущу его, едва он начнет хныкать. Клянусь.
— Нет, — повторил Гарет.
Надутая губа Марли показалась сквозь привычную уже путаницу волос, свисавших на лицо. Гарет погрозил ей пальцем.
— Я запрещаю. Блэйн не в таком восторге от тебя, как я. Он с радостью использует любой повод, чтобы проткнуть свое копье сквозь твое черное маленькое сердце.
Марли презрительно фыркнула.
— Блэйн все время стремится проткнуть меня тем или иным способом, с тех пор как я пренебрегла его сватовством.
— Ну, отказ он тебе, может быть, еще и простил бы. Но то, что ты сбила его с лошади на виду у его отца, — никогда. В то время сэр Брайан сделал его рыцарем, и он был очень гордым малым.
— Рыцарь или не рыцарь — он всегда был слишком глуп для меня.
Ровена трепетала, возбужденная развернувшимся перед нею зрелищем. Гарет взглянул сверху на золотистую головку, покоящуюся в забывчивости на его руке, лежавшей на подоконнике. Взор ее затуманился. Вся она отдалась картине празднично расцвеченных лугов, наблюдая за процессией, мечтательно приоткрыв губы. Гарет сжал зубы при мысли о том, что было бы, если бы Ровена так же посмотрела на него, и тут же вздохнул о несбыточности этого.
Ровена почувствовала почти неуловимое напряжение его мускулов. Жесткие завитки волос на руке Гарета кололи ее нежную щеку. Она подвинулась, неожиданно ощутив давление его тела. Подняла глаза. Гарет коснулся пальцами ее щеки. Трепет вновь пробежал по ее телу, но уже совсем другого рода. Смущение затопило ее жаркой волной.
Марли криво ухмыльнулась, глядя на эту сцену. Гарет смутился и по-отечески нежно похлопал Ровену по щеке.
— Я поеду в деревню, распоряжусь, чтобы прислали побольше слуг. Если мы даем ужин сегодня, то это должен быть роскошный ужин. Насколько я знаю Блэйна, он надеется, что снега задержат их у нас на всю зиму, которую они проведут, наслаждаясь нашей говядиной и нашим элем.
— И нашими служанками, — добавила Марли вслед уходящему Гарету. Она смотрела на Ровену, явно о чем-то размышляя.
Ровена по-прежнему глядела в окно, положив подбородок на руки и совсем забыв о великолепии процессии Блэйна. Теперь она наблюдала, как Гарет седлает своего Фолио. Жеребец танцевал от нетерпения, и Гарет, послав им рукой веселое приветствие, расправил плечи и, пустив коня в легкий галоп, помчался к воротам замка.
— У тебя не получается ненавидеть его так, как ты хотела бы, правда?
Ровена обернулась. Отодвинув прядь волос, Марли позволила ей увидеть улыбку устрашающей сладости. Она протянула Ровене свою грязную ладонь:
— Пошли, леди Сокровище. Коль уж меня лишили любимой забавы, пожалуй, подберу тебе наряд для праздника. Если ты спустишься к ним в этом глупом тряпье, то поблекнешь среди столь многих дам. Ты ведь не хочешь этого, правда?
Ровена неохотно приняла руку Марли, предпочитая скорее удар ее кулака, чем эту нежданную доброту.
Дверь, к которой они подошли, зловеще заскрипела, поворачиваясь на железных петлях. Ровена сжала руку Марли и осторожно выглянула из-за плеча своей более высокой спутницы. Марли пошла вперед, в сумрак открывшейся комнаты. Ее обычно энергичные, громкие шаги стали намного глуше.
В покоях вовсе не царила полная тьма, как показалось вначале. Послеполуденное солнце освещало снаружи бархатные полотнища, закрывающие окна. Просачивающееся сквозь ткань солнце создавало в покоях голубой полумрак, в котором можно было различить прикрытую полотном мебель. Тонкая смесь аромата розмарина и запаха плесени щекотала ноздри. Рука Марли выскользнула из ее руки, и Ровена сжала себе нос, не решаясь чихнуть.
— Здесь все как всегда, — прошептала Марли.
Подсвечники были окутаны паутиной. В центре спальни стояла большая кровать, накрытая лишь одной полотняной простыней, под которой угадывалось нечто бесформенное. Ровене вдруг показалось, что это нечто может подняться и поплыть прямо к ним. Страх сковал ее.
Марли потрясла головой, как бы отгоняя воспоминания, и прошла к дубовому шкафу в углу.
— Клянусь, мы найдем здесь подходящий наряд для тебя.
Ее уверенные слова ободряли, хотя тон их был непочтителен. Ровена вздрогнула, когда дверь шкафа грохнулась о стену. Пока Марли рылась в шкафу, Ровена пробралась к кровати. Она осторожно тронула пальцем то, что скрывалось под простыней. Ткань взорвалась бешеным писком, и она отдернула руку.
— Мыши, — отозвалась Марли, не оборачивать. — Конечно, они заведутся. Кошки сюда не приходят. Остерегайся крыс.
Ровена огляделась с беспокойством. Огромные размеры спальни только усиливали его. Она присела на уголок кровати, потрогав носком ноги темное пятно на каменном полу рядом с кроватью.