Медейрос Тереза. Поцелуй пирата

   Услышав незнакомый мужской голос, Люси подняла голову и робко огляделась. Молодой человек, высвободив одну руку, извлек из кармана увесистый кошелек и бросил его на стойку. В тишине раздался многообещающий звон монет. Несмотря на то что девушка еще не оправилась от потрясения, она все же не могла не удивиться наличию у своего телохранителя такой внушительной суммы. Ее отца никак нельзя было назвать щедрым, особенно если речь шла о слугах.
   К чести хозяина заведения, он не проявил алчности, свойственной большинству его товарищей по ремеслу, и не бросился к кошельку. Только еще угодливее согнулась его и без того сутулая спина, да в голосе стали заметнее елейные нотки.
   – Весь к вашим услугам, сэр. Не прикажете ли принести свежие простыни? Могу я предложить вам горячий ужин из первосортной баранины, сэр?
   – Покажите мне комнату и разожгите там огонь. Пусть немедленно принесут горячей воды, две чашки кофе и чего-нибудь из еды. Возьмите за услуги сколько нужно, остальные верните. И проследите, чтобы нас не беспокоили.
   – Да, сэр, разумеется, все будет исполнено в точности и немедленно, сэр. Вы не пожалеете, что обратились именно сюда, сэр. Таверна «Три поросенка», вот как называется мое заведение. Буду счастлив, если вы еще когда-нибудь заглянете к нам, сэр. Мэри! – возбужденно крикнул он подоспевшей служанке. – Ты все слышала? Проводи джентльмена и леди в свободную комнату и разведи огонь пожарче. А что касается денег, сэр, то я не возьму ни на полпенни больше, чем полагается. Я честный человек, смею вас заверить! Эй, Джек, поторапливайся! Готовь воду и немедленно тащи наверх, а я тем временем сварю кофе и сосиски.
   Следом за проворной служанкой Морис поднялся по узкой лесенке на второй этаж, а Люси снова прижалась к его груди. Она с наслаждением вдыхала знакомый запах его тела, стараясь поскорее забыть отвратительный смрад, исходивший от ее обидчиков.
   Пока Мэри хлопотала у очага, Морис бережно уложил Люси на деревянную кровать поверх грубошерстного одеяла, затем снял куртку, укрыл ее, на ноги накинул край одеяла. Растроганная девушка не отрывала взгляда от своего спасителя, пока тот расхаживал по комнате. Морис зажег толстую свечу и придвинул стул поближе к кровати.
   Дождь непрестанно барабанил по окну, разбиваясь о стекло и стекая по нему сверкающими струйками. Огонь в очаге еще не разгорелся в полную силу, и в комнате было довольно холодно, но благодаря присутствию Мориса эта жалкая каморка казалась самым уютным убежищем на свете.
   Вскоре в дверь постучала запыхавшаяся Мэри, которая с трудом притащила два больших кувшина с горячей водой и чистые полотенца. Она вытянула шею, чтобы получше разглядеть девушку, лежавшую на кровати, но Морис молча вытеснил служанку в коридор, загородив ей обзор своей широкой спиной. Затем сдернул с плеча Мэри полотенца, забрал кувшины и, быстро повернувшись, локтем захлопнул дверь перед самым ее носом.
   Когда он налил воды в таз, Люси села, собираясь привести себя в порядок. Она понимала, что выглядит просто ужасно, недаром Морис избегал смотреть на нее. Но, к ее удивлению, он быстро засучил рукава рубашки и первым приступил к мытью, ожесточенно смывая с рук запекшуюся на них кровь своих противников. Взяв второй кувшин, он обратился к Люси:
   – Хотите умыться? Я полью вам, вода очень приятная, она не успела остыть.
   Это были его первые слова, обращенные к ней с той минуты, как он разъяренным львом накинулся на хулиганов в переулке. Морис произнес их, глядя на нее с не-! проницаемым выражением. Не совсем понимая, чем вызвана такая сдержанность, но невольно подчиняясь его настроению, Люси только благодарно улыбнулась их наслаждением вымыла лицо и руки, подставляя ладони ковшиком под щедрую струю теплой воды. Она вытиралась полотенцем, от которого приятно пахло свежестью, когда снова раздался стук в дверь. На этот раз их посетил сам хозяин таверны. Скромно оставаясь в коридоре, он протянул выглянувшему Морису поднос с двумя кружками дымящегося кофе и закрытым судком, распространявшим соблазнительный аромат сосисок. Сбоку от судка лежал слегка похудевший кошелек его клиента. Морис коротко поблагодарил его, напомнил, чтобы их больше не беспокоили, и вернулся с подносом к Люси. Девушка оживилась, вздохнув аромат горячего напитка. Все так же молча Морис оставил поднос рядом с кроватью, достал из судка две сосиски, забрал свою кружку и отошел к очагу. Казалось, он предпочитал держаться подальше от Люси.
   Но несмотря на его напряженную сдержанность, проявленная им забота оказала на девушку куда большее действие, чем злобное нападение хулиганов. Она машинально жевала сочную сосиску, прихлебывала ароматный кофе, целиком уйдя в грустные размышления.
   Как она ни напрягалась, ей не удавалось вспомнить ни одного вечера из своего детства, когда отец покачал бы ее на руках, уложил бы в кроватку и нежно поцеловал на ночь. И вообще ее поцеловали только однажды, и то это был не отец, а старый Смит. Она тогда долго не могла заснуть, снова и снова переживая эту волшебную минуту. И потом частенько удивленно поглядывала на всегда сдержанного и молчаливого дворецкого, словно не веря, что он оказался способен на такую нежность…
   От тоски у нее больно защемило сердце, и, оставив кружку, Люси повернулась и уткнулась лицом в подушку. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы ее приласкали сильные, нежные руки Мориса, но она никогда не посмела бы признаться в этом.
   Одинокая слезинка скользнула по ее щеке, намочив подушку. Не хватало еще впасть в истерику. «Прекрати хныкать, Люсинда, и не смей унижаться, – строго приказала она себе. – Он только делает свою работу, а лично до тебя ему и дела нет!» Люси тихонько отерла щеку и села в постели, спиной прислонившись к изголовью.
   – Раньше вы никогда не называли меня по имени, – сказал Морис, как будто только для того, чтобы нарушить молчание. – Я даже не подозревал, что оно вам известно.
   Люси вспомнила, как часто она рисовала мужественный профиль Мориса Клермонта и замысловатый вензель из его инициалов на запотевшем окне своей спальни, и, с трудом проглотив комок в горле, тихо проговорила:
   – Откровенно говоря, я давно его знала, но… все как-то так… складывалось между нами…
   У нее дрогнул голос, когда их взоры встретились. Напряженное выражение его лица невольно смягчилось. Люси хотела вздохнуть, но внезапная судорога стиснула ей горло, и неожиданно для нее самой из груди вырвались горькие рыдания. Захлебываясь от жгучих слез, она закрыла лицо руками.
   В следующее мгновение Морис оказался рядом, он сел на край кровати и обнял ее, как маленького ребенка.
   – Ну-ну, все уже прошло, Мышка. Больше я никому не дам тебя в обиду.
   «Мышка». Никто никогда так ласково не называл Люси. Сердце несчастной девушки так и рвалось навстречу неизведанному теплу. Вдруг ей подумалось, что, возможно, вот так же и ее мать, неизбалованная вниманием вечно занятого государственной службой, сдержанного супруга, могла не устоять перед ласковыми словами какого-нибудь поклонника.
   Морис прижал к себе сотрясавшуюся от рыданий девушку и нежно потерся щекой о ее влажные волосы. Он очень хорошо понимал цену ее слезам. Она плакала так, словно хотела излить все слезы, накопившиеся в ее душе с самого детства.
   Постепенно рыдания Люси перешли в прерывистые вздохи, и, смущенная, она попыталась высвободиться из его объятий. Но, заметив его ироническую усмешку, сделала вид, что хотела только усесться поудобнее. Морис снял стеснявший его шейный платок и погладил ее по щеке.
   – Вы, наверное, думаете, что я глупая плакса, – выдохнула Люси между всхлипываниями. Он молча достал и поднес к ее носу свой носовой платок, и девушка машинально высморкалась в него. – Конечно, такие истерики совершенно непростительны. Ведь эти оборванцы даже не ударили меня, они только очень меня напугали. – Она спрятала лицо в его рубашку. – Но, боюсь, вы меня разгадали. Я самая обыкновенная трусиха!
   Словно опровергая это запальчивое утверждение, он ласково провел рукой по ее спине. Глядя куда-то вдаль, Морис тихо возразил:
   – О нет, Люсинда Сноу, вы вовсе не трусиха. Вы самая храбрая из всех женщин, которых я встречал в своей жизни. А иначе разве смогли бы вы бросить вызов самому капитану Року?
   Морис почувствовал, как она снова задрожала. Он стиснул девушку в своих объятиях, потрясенный пронзившей его сердце болью. В глубине души он надеялся, что девушка уже преодолела свою романтическую влюбленность в пирата, но от одного упоминания его имени она опять предалась отчаянию.
   – Не плачьте, Люси, – шепнул Морис ей на ухо, – он не заслуживает ваших слез!
   Люси медленно подняла к нему мокрое от слез лицо, и он с изумлением увидел, что она… смеется. Да-да, на этот раз эта непостижимая мисс Сноу смеялась до слез!
   – Простите мне мой смех… он, наверное… кажется вам…. совершенно неуместным. – Она с трудом перевела дыхание. – Но, знаете, вы сейчас ужасно напомнили мне Сильвию с ее страстью представлять меня эдакой бесстрашной героиней романов ее любимой миссис Эджворт. Но если говорить серьезно, то я должна признать, что во время нашей встречи с Роком не столько я оказалась храброй, сколько ему просто не повезло.
   Вот именно, не повезло. Мориса до самых костей пробрал озноб, когда он подумал, какая страшная участь: в противном случае ожидала бы Люси в руках безжалостного Рока.
   Он любовался девушкой, как будто впервые увидел ее. Любовался серебристо-пепельными волосами и огромными серыми глазами, в которых еще сверкали слезы. Его взгляд опустился к ее горлу, где на нежной коже потемнел синяк, и он осторожно коснулся пальцами этого места.
   – Проклятый ублюдок! – выдохнул он.
   Морис наклонился и нежно прижался губами к этой отметине. Ощутив, как бешено забился под тонкой кожей пульс, Люси беспомощно запрокинула голову, и ее густые шелковистые волосы тяжелым водопадом обрушились на его руки. Он никогда не думал, что запах лимона может быть таким сладостным. В Морисе разгорался жар желания, и он не знал, сумеет ли укротить его.
   Нахлынувшая страсть заставила Люси затрепетать. Он восхищался ее стройной шеей, открытой для его поцелуев, ее пылающими щеками, полуоткрывшимися губами. Она сомкнула ресницы, словно отказываясь от реальности происходящего и погружаясь в новую неведомую жизнь с призрачным возлюбленным.
   Но вот эти огромные серые глаза раскрылись, подернутые дымкой смущения и растерянности. Ее пальцы легко коснулись висков Мориса, когда она снимала его очки.
   – Мистер Клермонт? – прошептала она и затем еще тише, словно во сне: – Морис?
   Очки выскользнули из ее пальцев, когда он приблизил к ней лицо. Их губы соприкоснулись, дыхание смешалось, и сердца забились в унисон. Люси невольно задрожала от пугающего сознания их близости. Успокаивая, Морис погладил девушку по волосам и, слегка откинув ее голову назад, с такой проникновенной нежностью завладел ее губами, что казалось только естественным, что они раскрылись, уступая настойчивой просьбе его языка.
   Долгий поцелуй Мориса вскружил голову Люси, отгоняя прочь жуткие воспоминания этого вечера. Ее обволокла чувственная слабость, заставляя забыть страх перед неведомыми ощущениями, вызывая только одно страстное желание, чтобы этот невероятный поцелуй длился целую вечность.
   Морис упивался нежной сладостью рта Люси, все больше загораясь бешеным желанием. Неужели когда-нибудь она вся вот так же покорно отдастся ему? Одна мысль об этом отозвалась сильной болью в его чреслах. Но он все же решил ограничиться только этим восхитительным поцелуем. Опыт подсказывал ему, что дальнейшая настойчивость лишь вспугнет девушку и заставит ее замкнуться.
   Поэтому он сам прервал поцелуй, не в состоянии дольше выносить сладкую муку.
   Она чуть отклонилась от него, оставив руки на его плечах, и всматривалась в него с забавной серьезностью. Морис испугался. Кажется, в пылу страсти он увлекся и, возможно, допустил фатальную ошибку. Но для кого из них фатальную?
   – Что случилось? – спросил он, стараясь не показать свое волнение.
   – Я только что подумала, – чуть хрипло ответила она, – что ваш поцелуй совсем не похож на поцелуй капитана Рока.
   Он невольно рассмеялся, почувствовав неимоверное облегчение, и провел пальцем по ее нижней губе, все еще влажной и припухшей после его поцелуя.
   – Ай-яй-яй! Разве вас не учили, что сравнивать поцелуи разных мужчин неприлично? К тому же, кажется, вы все время пытались убедить меня, что ваш Рок вел себя как истинный джентльмен? А я чуть было не поверил в исключительное благородство этого закоренелого негодяя!
   – Но, возможно, капитан Рок…
   Морис не дал ей договорить, снова завладев ее нежными губами, на этот раз более страстно. Его обуревало неистовое желание навсегда изгнать из памяти Люси пресловутого Рока.
   – Так что вы там говорили о капитане? – вкрадчиво спросил Морис, отпустив Люси. Он продолжал поглаживать ее затылок, вызывая в ней чувственную дрожь.
   – О каком капитане? – едва слышно переспросила она, как котенок, ласково потираясь щекой о его плечо.
   Морис мог торжествовать. На этот раз ее глаза затуманились от любовной страсти, которую она испытывала к нему, а не к призрачному пирату. И в другое время его охватил бы бурный восторг от сознания своей победы. Но сейчас ему стало не по себе.
   Как ему освободиться от плена этих чудных серых глаз, от нежного восхищения, таящегося в их волнующей глубине? Защищая ее, он совершенно забыл о собственной безопасности.
   Он явился в дом адмирала под видом телохранителя, чтобы выполнить свое дело, напомнил себе Морис. Работу, которой ничто не должно помешать. Ничто. Даже любовь обольстительной дочери гнусного старика.
   С тяжелым сердцем он разыскал в складках одеяла свои очки и водрузил их на нос. Глаза Люси помрачнели, как если бы она воочию увидела невидимый барьер, который он воздвиг между ними в мгновение ока.
   – Скоро закончится спектакль, – угрюмо сказал Морис, надевая на нее свою куртку. – Нам лучше поторопиться и вернуться домой вовремя чтобы избежать новой нотации вашего отца.
   – Вы ничего не забыли, мистер Клермонт? – Холодный голос Люси заставил его вздрогнуть.
   – Ваши перчатки? – Он недоуменно поднял брови, оглядываясь. – Или ридикюль?
   – Ваше место. Вы больше им не располагаете. Вы забыли, что вы уволены. – Она медленно сложила руки на груди, но слишком длинные рукава куртки Мориса придавали ее позе комический вид. – Позвольте вам напомнить, сэр, что я больше не являюсь предметом ваших забот!
   Морис низко склонился к ней и обеими руками ухватился за спинку кровати, заключив Люси в плен. Она быстро провела розовым язычком по пересохшим от внезапного испуга губам. Ему хотелось снова и снова целовать их, послав к черту все возможные последствия.
   Но он сдержал себя и, почти касаясь ее лица, страстно произнес:
   – Господи, помоги нам обоим, потому что именно вы и есть моя самая большая забота!

14

   Бледная, с тенью под глазами, Люси сидела за туалетным столиком, уставясь невидящим взглядом на хрустальный флакон с лимонной вербеной. Ей так и не удалось заснуть в эту ночь после того, как Клермонт доставил ее домой и, сдержанно поклонившись, ушел к себе. Если бы мама была жива! Она помогла бы ей разобраться в этом водовороте противоречивых чувств. Но рядом нет никого, кому она могла бы довериться. Сознание своего полного одиночества и беспомощности невыносимо угнетало девушку.
   Придя в себя от задумчивости, Люси словно впервые заметила беспорядок, царящий на туалетном столике. Сдвинув в сторону все свои баночки и флакончики, она смахнула с мраморной поверхности просыпанную пудру. Надо наконец хоть немного прибрать. Люси решительно поднялась и с щеткой подошла к кровати. Убрав с одеяла чулки, она постаралась поаккуратнее застелить кровать кружевным покрывалом. Но оно упорно сопротивлялось ее неловким движениям. Люси присела на край кровати и устало закрыла глаза. Наверное, все-таки прав отец, когда говорит, что она вся в мать. Кажется, даже унаследовала ее склонность к истерикам. А эти переходы от дикого отчаяния к бурному восторгу?
   Вот и сейчас, стоило ей вспомнить, как Морис ласково прикоснулся к ее щеке, и у нее сразу сладко забилось сердце, а губы сами собой сложились в блаженную улыбку. Господи, неужели она действительно настолько испорченная!
   Ну уж нет! Люси открыла глаза, охваченная негодованием. Она сделана из более прочного материала, чем ее мать. Не надо забывать, что в ее жилах течет и другая кровь – кровь адмирала Сноу, известного своей железной волей и твердыми моральными устоями. Поэтому она, его дочь, найдет в себе силы противостоять опасным и безрассудным порывам чувств.
   Люси решительно направилась к комоду, незадвинутые ящики которого с вылезающими из них ворохами белья вызвали у нее прилив энергии. Она стала ожесточенно заталкивать белье на место, но шелковые вещи скользили, цепляясь одна за другую и упорно не желали слушаться. Люси с досадой махнула рукой и подошла к окну. Она встала коленями на банкетку и оперлась локтями о подоконник.
   Сквозь косые струи дождя Люси увидела в окне сторожки свет. Он то казался близким, то удалялся, скрываясь за потоками воды. Девушка с тоской всматривалась в одинокое светящееся окошко, и на нее снова нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере. Страстные поцелуи Мориса, невиданная нежность его забот перевернули весь устоявшийся мир, в котором до сих пор жила Люси, оставив в ее душе полное смятение.
   «Уж не влюбилась ли ты в него?»
   Люси вздрогнула, как будто наяву услышав за своей спиной знакомую презрительную интонацию отцовского голоса, под которой всегда таилась невысказанная угроза, и виновато съежилась.
   Раньше, когда отец набрасывался на нее со своими несправедливыми упреками, она покорно терпела их, в глубине души сознавая, что абсолютно невиновна.
   Но что она может сейчас сказать в свое оправдание? Кажется, она действительно полюбила этого опасного, дурного человека.
   Люси прислонилась лбом к холодному стеклу, чтобы остудить разгоряченную голову. Видно, капитан Рок просто украл ее душу. А теперь она, кажется, готова добровольно отдать свое сердце Морису Клермонту. Она чувствует, как оно замирает, словно перед прыжком в пропасть.

* * *

   Холодный рассвет одного из дней поздней осени застал Люси прижавшейся к могучему дубу. Она плотнее закуталась в длинный шерстяной плащ. Ледяной ветер пробирал ее до самых костей.
   После нескольких тревожных бессонных ночей она пришла к выводу, что с таким человеком, как Клермонт, бесполезно играть в прятки, все равно он видит ее насквозь. Сегодня она решила спокойно и трезво, как подобает взрослым людям, обсудить с ним то неловкое положение, в котором они оказались.
   С лужайки, запорошенной снегом, донесся звук чьих-то шагов. Люси испуганно вжалась в грубую кору толстого ствола, затрепетав от волнения. Мимо нее проплыло в воздухе колечко пахучего сигарного дыма. Значит, он уже здесь.
   Собравшись с духом, Люси расправила складки плаща и выступила из-за дерева.
   Морис резко остановился, однако на его лице отразилось только легкое удивление, как будто он предчувствовал неизбежность этой встречи и в то же время надеялся ее избежать.
   Люси растерянно смотрела на него, чувствуя, что ее сердце бьется где-то у самого горла. На Клермонте было распахнутое пальто, под которым виднелась расстегнутая рубашка. Сигара дымила в уголке его рта. Взъерошенные каштановые волосы придавали ему мальчишески задорный вид, хотя усталый взгляд выразительных глаз и язвительная складка возле губ говорили о зрелом жизненном опыте.
   Не вынимая сигары изо рта, он засунул руки в карманы брюк и насмешливо смотрел на Люси из-под сдвинутых бровей.
   Она нерешительно вздохнула.
   – Я люблю вас! – раздалось в тишине ее признание.
   Морису показалось, что его оглушили. Он пришел в себя через несколько секунд и стал лихорадочно размышлять, как выйти из положения, продолжая сохранять внешнее бесстрастие под умоляющим взглядом Люси. Он не смел заговорить, опасаясь выдать, как сильно желает ее. Но что он может дать ей? Он не в состоянии даже освободить ее от жестокой тирании отца. Если он сейчас осмелится ответить на ее страстный призыв, для Люси это будет означать только краткий миг чувственного восторга, за которым неизбежно последует череда нескончаемо унылых дней. А потом она всю жизнь будет горько сожалеть о своем порыве и проклинать его безответственность.
   «Нет, этого не будет!» – жестоко сказал себе Морис и, выхватив сигару изо рта, швырнул на траву. Затем, так и не промолвив ни слова, он повернулся и решительно зашагал назад к сторожке.
   – Зачем я это сказала? – растерянно прошептала Люси, глядя ему вслед.
   Уничтоженная молчаливым презрением Клермонта, она прислонилась щекой к морщинистому стволу дуба, как будто черпая поддержку в его испытанной стойкости. Горячие слезы обожгли ей глаза, и она не заметила силуэта отца в окне третьего этажа.

* * *

   Адмирал отнял от глаз подзорную трубу, когда в его личную гостиную вошел Смит, с искусством профессионального жонглера неся в одной руке поднос с завтраком, а в другой – пачку свежих газет.
   – Черт побери! – загремел адмирал. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не входил без стука!
   – Простите, сэр. У меня были заняты обе руки.
   – Скоро тебе придется заняться поиском нового места, если ты еще раз посмеешь так бесцеремонно сюда ворваться.
   Смит расставлял принесенные тарелки в то время, как адмирал продолжал свое бессовестное подглядывание за дочерью. Суетясь вокруг стола, Смит бросил быстрый взгляд в соседнее окно и увидел Люси, с опущенной головой бредущую по лужайке к дому. Он озабоченно нахмурился.
   – Эта чертова девчонка доведет меня до погибели, чего не удалось сделать ее матери, – прошипел адмирал, опуская трубу. – Лучше бы я никогда не нанимал этого парня. Хотя, надо сказать, Клермонт сделан из достаточно прочного материала и, может, сумеет устоять перед всеми этими женскими штучками.
   – Я нахожу мистера Клермонта весьма исполнительным и дисциплинированным, сэр. Позволю себе заметить, я никогда не замечал в его поведении с мисс Сноу ничего предосудительного, – медленно проговорил Смит, молясь в душе, чтобы ему не пришлось пожалеть о своем заступничестве.
   – Возможно. Но полагаю, что твои представления о приличиях отличаются от моих, не так ли?
   Адмирал грузно опустился в кресло. Затем снял серебряную крышку с горячего блюда, отгоняя пар от аппетитной яичницы с ветчиной. Каждое утро он позволял себе полакомиться в одиночестве, прежде чем присоединиться к Люси в столовой, где его ожидали сухие тосты и чай. Он сделал нетерпеливый жест рукой в сторону старательно разложенных газет.
   – Есть что-нибудь о Роке?
   – Абсолютно ничего, сэр. Вероятно, он наконец понял, что бесполезно тягаться с человеком, известным своим искусством мореплавателя и храбростью в открытой схватке.
   К счастью для дворецкого, самовлюбленность его хозяина помешала ему услышать нотку сарказма. Адмирал подцепил вилкой кусочек ветчины.
   – Попадись он мне, я раздавил бы этого подлого червяка одним ударом сапога! – Он замолчал, тщательно пережевывая еду. – Люси сегодня выезжает?
   – Да, сэр, вечером. На зимний маскарад в доме Хауэллов.
   – Отлично! – Люсьен Сноу с удовольствием положил в рот новый лакомый кусочек. – Проследи, чтобы мой мундир был тщательно выглажен. Я съезжу туда только на начало, а затем отправлюсь по своим делам.
   – Слушаю, сэр, я проверю. – Смит собрался выйти.
   – Да, Смит!
   – Сэр?
   – Завтра утром до девяти свяжитесь с мистером Бенсоном относительно замены мистера Клермонта. Он мне не нравится.
   Дворецкий старался сохранять полное бесстрастие.
   – Какую причину мне следует назвать мистеру Клермонту, чтобы объяснить его увольнение, сэр?
   Адмирал раздраженно взмахнул вилкой, разбрасывая кусочки яйца по столу.
   – Да просто скажите, что мы высоко ценим его услуги и с удовольствием представим ему соответствующие рекомендации, ну и все такое.
   – Да, сэр.
   Смит отдал честь и щелкнул каблуками, в глубине души поражаясь тому, что такой искушенный в военном деле человек, как Люсьен Сноу, склонен недооценивать своего противника.

* * *

   Ежегодный зимний костюмированный бал у Хауэллов уже стал традицией. Больше десяти лет назад его придумала леди Хауэлл, чтобы как-то скрасить длинные тоскливые месяцы, когда городские увеселительные парки закрыты, а большинство семей высшего общества Лондона разъезжаются по своим уютным загородным поместьям. Для тех, кто оставался в городе, эти маскарады были едва ли не более долгожданным праздником, чем Рождество.
   Спускаясь по широкой мраморной лестнице в зал, предназначенный для балов, под руку с отцом, Люси вспомнила т, о чувство, которое обычно охватывало ее, когда ей случалось оказаться вместе с ним в обществе. Сегодня она ощущала только странную пустоту в душе, как будто рыдания, которые не отпускали ее весь день, вместе со слезами унесли самые драгоценные иллюзии ее детства.
   Она поправила свою полумаску и взглянула на отца в надежде вернуть хотя бы часть прежних чувств. Его маска из золотистого шелка была уступкой хозяевам бала и предназначалась скорее всего для того, чтобы дополнить сияние начищенных медалей, которые красовались на его широкой груди, и сверкающую бахрому эполет. В этой толпе военной элиты не было никого, кому не удалось бы узнать адмирала Сноу. Он выделялся величественностью и своей гордой осанкой, с которой носил парадную форму. В отблесках многочисленных свечей пышная грива седых волос отливала серебром. Когда он с царственной снисходительностью слегка наклонял голову, принимая чей-то почтительный поклон, на секунду прежнее восхищение вернулось в сердце Люси. Он снова стал казаться ей самым замечательным человеком в мире, как в далеком детстве, когда она, бывало, тянула отца за полу его кителя, безмолвно умоляя обратить на нее внимание.