Медейрос Тереза. Поцелуй пирата

   Как Морис и ожидал, дверь в Зеленую гостиную была оставлена приоткрытой. Он заглянул туда и с удивлением обнаружил, что Люси съежилась в углу дивана и с испугом глядит в какую-то точку в другом конце комнаты.
   – К вашим услугам, мисс, – войдя в комнату, сказал он.
   Она на секунду подняла на него глаза и протянула вздрагивающую руку:
   – Вон там. Скорее, пожалуйста! Я так испугалась!
   Презрительно фыркнув, Морис обошел диван и взглянул на то место, куда она указывала.
   – Ни черта не вижу… – Он смущенно поперхнулся. – Я ничего не замечаю, мисс.
   – Как же вы не видите? Это же ужас что такое! Я чуть не упала в обморок от испуга.
   Вздохнув, Клермонт снова присмотрелся и на этот раз разглядел крошечного паучка, свисающего на своей паутине. Он ощутил чуть ли не братское сочувствие к микроскопическому существу, которого угораздило попасть в поле зрения капризной девчонки. Морис поправил съехавшие на нос очки и с подчеркнутой почтительностью воззрился на Люси.
   – Что я должен сделать, мисс Сноу?
   Она с брезгливым отвращением покачала головой.
   – Не знаю. Вы мой телохранитель, вам и решать, как меня защитить.
   – Очень хорошо, мисс.
   Он извлек из кармана пистолет и навел его на беззащитное создание. Люси ахнула и с изумлением уставилась на оружие.
   – Но, мистер Клермонт, что вы собираетесь делать?
   Он опустил пистолет.
   – Защищать вас, конечно. Разве вы не этого хотели?
   – И вы хотите убить эту несчастную букашку?
   – Если вам не нравится мой способ, что вы предлагаете? Поймать его и вручить вашему отцу для надлежащего наказания? Или что-нибудь еще?
   Люси потупилась.
   – Можете отнести его обратно в сад.
   «Ах, вот как, – подумал Морис, – в сад, где она и нашла его, чтобы затеять весь этот идиотский фарс». Однако она все-таки пожалела паучка, чего он никак не ожидал, и, чтобы досадить ей, он зловеще усмехнулся, сунув пистолет в карман.
   – А может, его просто раздавить каблуком?
   Для вящей убедительности своей угрозы он поднял ногу в тяжелом башмаке. Люси встрепенулась.
   – О нет, нельзя! В конце концов, он же Божье создание и не виноват в том, что я его так испугалась.
   Она подбежала к камину и схватила с полки маленькую шкатулку. Осторожно поймав в нее паучка и при этом не проявив ни малейшей брезгливости, она протянула Клермонту шкатулку.
   Бедное создание суетливо бегало по дну шкатулки, пытаясь уцепиться лапками за гладкие стенки и безнадежно соскальзывая снова и снова. «Вот, брат, а ты и не знал до сих пор, что такое ловушка», – мысленно обратился к нему Морис.
   – Вот, – повелительно взмахнув рукой, заявила Люси, – теперь вы видите, что он пришел сюда без всякого намерения повредить кому-нибудь и даже нашел себе чудесный домик!
   – Буду считать заботу о нем своим священным долгом. – Морис низко поклонился Люси, приложив руку к сердцу. – Ради вас, моя леди, все, что угодно.

* * *

   – Это было сражение при Чейзпик-бей в марте 1781 года, когда проклятые французы организовали блокаду, чтобы препятствовать снабжению британских войск через Йорктаун. Контрадмиралом тогда был Томас Грейвс, и я пытался предупредить его, чтобы он не тратил время попусту, выстраивая корабли в одну линию. «Томми, старина», – откровенно сказал я…
   Густой адмиральский голос громко звучал в тихой комнате. Морису казалось, что песок в песочных часах превратился в камень.
   Слушая воспоминания Люсьена Сноу, Клермонт все больше убеждался, что душу адмирала разъедает горькое разочарование. Подумать только, он участвовал в стольких стычках и боях с французами, а буквально накануне крупнейшего триумфального сражения был выведен из строя тяжелым ранением в ногу! Спесивый старик был убежден, что если бы не эта несчастная рана, то именно ему поручили бы командование всем флотом Англии, именно он нанес бы сокрушительное поражение французам в битве на Ниле. И благодарное Отечество пожаловало бы титул барона и щедрую пенсию парламента ему, Люсьену Сноу, а не этому выскочке и недоучке Нельсону! Каждый эпизод воспоминаний был написан только для того, чтобы беззастенчиво выпятить незаурядные способности и беспримерную храбрость сэра Сноу, тем самым принижая заслуги его соратников.
   Люси сидела за большим письменным столом, склонив набок голову с убранными назад волосами, и усердно записывала аккуратным почерком мемуары своего великого отца.
   Как только это нудное занятие не убило в ней детской фантазии, думал Морис, любуясь ее профилем. Он вспомнил, как сегодня рано утром она заставила его вскочить с постели, чтобы выгнать из ее спальни мохнатого шмеля, неистово бьющегося об оконное стекло. Впрочем, чего еще ожидать от беззаветно преданной отцу дочери! Вероятно, его напыщенные россказни кажутся ей таким же откровением, как евангельские притчи. Морис поднес к губам кофейную чашечку из тонкого китайского фарфора.
   – Еще кофе, сэр?
   Морис невольно вздрогнул, услышав за спиной тихий голос незаметно возникшего Смита. Скользящая бесшумная поступь дворецкого действовала ему на нервы.
   Обнаружив, что Морис презирает тот безвкусный бледный напиток, который в доме Сноу назывался чаем, Смит взялся каждое утро готовить отличный колумбийский кофе исключительно для телохранителя, хотя, видимо, считал это преступной роскошью.
   – Благодарю, с удовольствием. – Морис признательно улыбнулся, когда Смит до краев наполнил его опустевшую чашку.
   Теперь он был уверен, что не заснет на своем посту.
   – …Это было в тот год, когда старый Георг победил наконец свою гордость и посвятил меня в рыцари, – монотонно диктовал адмирал. – Непросто ему было смириться с тем, что его королевскую жизнь спас сын простого дубильщика… Кажется, в восьмидесятом, а? Или это было в восемьдесят первом году?
   – В восемьдесят втором, сэр, – позволил себе вмешаться Смит. – После вашей достопамятной победы при Садрасе.
   – Ах да, Садрас. – Глаза адмирала подернулись дымкой при воспоминании о днях прошедшей славы.
   Морис чуть не рассмеялся вслух.
   Продолжая писать, Люси бросила на него укоризненный взгляд, напоминая о том, что он пренебрегает своими обязанностями. Несколько дней тому назад он предложил свою помощь в сортировке по датам и адресам целой группы старой переписки адмирала. Как выяснилось, почти все его друзья были такими же высокомерными и желчными.
   – Итак, когда с рассветом туман рассеялся, я увидел перед собой грозные жерла восьмидесяти четырех французских орудий. Мне ничего не оставалось делать, как отдать приказ генералу Чейзу и… А это в каком же году было?
   – В тысяча семьсот девяносто шестом, – выпалил Морис, пока хозяин не запутался в датах бесчисленных битв, из которых ни одной не удавалось обойтись без его славного участия. – Кажется, это произошло именно в тот год, когда вас так неудачно ранили, сэр, – с самым невинным видом продолжал он.
   Брови адмирала сдвинулись. Смит старательно смахивал несуществующую пыль с огромного глобуса. Рука Люси с пером застыла в воздухе. Как смел самозванный секретарь вмешаться в священный ритуал диктовки великих мемуаров!
   Морис вскочил и начал расхаживать по кабинету, как бы не в силах сдержать свое восхищение.
   – В одном из докладов есть заявление, что даже после того, как осколок свинца прошил вам ногу, вы отказались оставить капитанский мостик. Несмотря на невыносимые мучения, вы приказали привязать себя к грот-мачте, откуда продолжали командовать боем, благодаря чему он и был выигран!
   Адмирал сверкнул глазами.
   – Мой ларец, Смит!
   Смит поспешил к высокому секретеру и извлек оттуда сундучок, обитый затейливыми медными бляшками. Морис замер у стола.
   Держа реликвию на вытянутых руках, Смит церемонно вручил ее адмиралу. Тот медленно и торжественно снял с шеи ленточку с ключом и вставил его в замок.
   – В ларце хранятся государственные секреты Адмиралтейства, – замирающим от благоговения шепотом сообщила Люси Клермонту, которого чуть не трясло от этой показной помпезности. – Отец не доверяет ключ даже Смиту.
   Сноу извлек сначала пожелтевшую от времени газету, а затем нечто, бережно завернутое в кусок полотна. Его вечно поджатые губы дрогнули в растроганной улыбке.
   – Это тот самый кусок свинца, о котором вы вспомнили. Только, боюсь, в отчете слишком большое значение придавалось моей личной храбрости, – со скромностью настоящего героя добавил он. – Я просто выполнял свой воинский долг перед Отечеством и королем, как и все офицеры моего корабля.
   Люси принялась быстро записывать, чтобы оставить благодарным потомкам драгоценные откровения адмирала, пустившегося затем в нудное описание подробностей сражения на Средиземном море, которым закончилась его военная карьера.
   Никому бы и в голову не пришло, судя по застывшему словно от восторга лицу Мориса, что он не слышал ни слова из самодовольной речи адмирала. Поблескивающий медью ларец безраздельно овладел его вниманием.

* * *

   Поздним вечером Люси с задумчивым видом сидела за туалетным столиком в своей спальне. Отец уехал на весь вечер, чтобы присутствовать на одном из бесконечных совещаний в Адмиралтействе. Девушка постоянно испытывала потребность в уединении и в то же время, вдруг лишаясь строгого отцовского надзора, как-то терялась и еще острее чувствовала свое одиночество.
   Вот и сейчас она никак не могла придумать, чем заняться. Тяжело вздохнув, она отыскала на столике серебряную расческу, принадлежавшую еще ее матери, и начала расчесывать свои пепельные волосы, продолжая предаваться грустным размышлениям.
   А мистеру Клермонту, видно, никогда не бывает скучно. За последние дни он так переменился, что его невозможно было узнать. Теперь он с неослабным вниманием слушал рассуждения отца Люси, никогда не прерывая его и не взглядывая поминутно на часы, как раньше. С другой стороны, он постоянно опаздывал на завтрак, так что ему приходилось торопливо завязывать шейный платок чуть ли не за столом. А несчастный листок с распорядком дня его подопечной, которым его неизменно снабжал с утра Смит! Где только Люси не натыкалась на него! То он засунут под горшок с папоротником в гостиной, то торчит, пронзенный рогом американского оленя, чучело которого украшает библиотеку, то осеняет в виде треуголки голову адмирала, вылепленную по его заказу. Единственное, в чем он по-прежнему оставался педантичен, так это в еде. Ел он всегда за двоих, никогда не пропуская время трапезы.
   Люси терялась в догадках, имеет ли успех ее шутливый деспотизм. Мистеру Клермонту удавалось подавлять приступы раздражения, ни разу не доставив ей радости победы. А поскольку он становился все более равнодушным к ее издевательствам, ей ничего не оставалось, как изобретать все более нелепые задания. И куда только это ее заведет, безнадежно вопрошала она свое отражение.
   Девушка сморщилась от боли, когда гребень запутался в ее густых волосах. Господи, как они досаждали ей! Бесцветные, прямые и тяжелые, они поддавались только упорным и безжалостным взмахам расчески. Можно себе представить, как бы она выглядела, если бы осмелилась сделать себе такую же короткую стрижку, как у Сильвии. Наверняка из нее получился бы вихрастый мальчишка!
   Сдвинув в сторону груду хрустальных флаконов, серебряных баночек и спутавшиеся ленты, она начала изучать свое отражение в зеркале, как если бы оно принадлежало незнакомке. Люси решительно подобрала волосы на затылок и наклонила голову, придирчиво оценивая свою внешность. Слишком высокие скулы. Эта горбинка на носу, пожалуй, не придает ей женственности. Рот, конечно, слишком велик для заостренного подбородка. Спасибо хоть, что глаза большие и ресницы темные, а то с этим серым цветом их и заметить было бы трудно. Да, вот еще неплохо, что волосы блестят. Ну, с двумя этими жалкими плюсами она не дотягивает до красоты матери, о которой столько слышала.
   Девушка совсем расстроилась. Опустив волосы, которые тяжелым каскадом упали ей на плечи и спину, она с грустью подумала, что ухитрилась унаследовать от матери только ее недостатки.
   Люси медленно вынула хрустальную пробку из флакона и задумчиво провела ею по шее, пока не уткнулась в ямку на горле. Это прикосновение вызвало в ней странное томительное возбуждение, отчего ее сердце вдруг сильно забилось.
   Этот необъяснимый жар в последнее время все чаще накатывал на нее. Порою она просыпалась, запутавшись в своих простынях, дрожа от смутной жажды какого-то болезненного наслаждения, смысл которого безнадежно ускользал от нее. Точно так же, как исчез из ее жизни загадочный капитан Рок со своим призрачным кораблем.
   Закрыв глаза и проведя ладонями по пылающей коже, Люси вдруг представила себе, что это руки мужчины. Сильные ласковые руки Рока, которого ей так и не удалось увидеть. Но перед ее мысленным взором вдруг появились другие, раздражающие знакомые руки, ярко освещенные солнцем. Крупные, красивой формы, с длинными пальцами, с золотистыми волосками на тыльной стороне ладоней. Эти руки нежно прикрыли ее грудь.
   Люси широко раскрыла глаза. Из зеркала на нее глядело испуганное лицо. Она схватила кисточку и погрузила ее в коробочку с рисовой пудрой, чтобы притушить румянец на щеках, затем поднялась и подошла к окну глотнуть свежего воздуха. Против воли ее растерянный взгляд устремился к сторожке. Несмотря на поздний час, окно в ней было освещено. Интересно, когда же этот человек спит?
   Неизъяснимое томление охватило девушку. Она почувствовала, что не сможет уснуть, и тоскливо обвела свою комнату взглядом. Чем же заняться? Ах, вот что она сделает! Она закончит свой корнуэльский пейзаж и утром порадует отца. Но, кажется, она оставила мольберт в библиотеке.
   Поспешно набросив платье поверх ночной сорочки, она вышла босиком из спальни. Судорожно цепляясь за перила, она крадучись спустилась по лестнице, то и дело нервно оглядываясь на темные углы.
   В гулком холле ее робкие шаги показались громким топотом. Она пробиралась на цыпочках вдоль стен, минуя закрытые двери. Адмирал сурово хмурил брови со своего пьедестала, возмущенный тем, что она осмелилась покинуть спальню в столь поздний час. Придерживаясь квадратов лунного света на полу, она бросилась к двери в библиотеку, думая о том, чтобы успеть до возвращения отца забрать мольберт и скрыться наверху.
   Люси робко потянулась к ручке, ожидая ощутить холодное прикосновение гладкого металла, но вместо этого дотронулась до чего-то теплого и шершавого! До нее донеслось приглушенное проклятие, и тут же чья-то рука зажала ей рот.
   Неосторожное движение, и человек очутился в широкой полосе лунного света. Люси с ужасом увидела перед собой дуло пистолета, который держал в своей руке мужчина, только что посетивший ее греховные фантазии.

9

   – Я все думал, что может вас так напугать, чтобы вы закричали.
   Люси во все глаза смотрела на своего телохранителя, чувствуя, как бешено бьется ее пульс. Клермонт не торопился освободить ее, и девушку действительно напугало жестокое выражение его лица, причудливо озаренного лунным светом.
   Она начала вырываться из его хватки, даже не пытаясь кричать. Морис немного помедлил и наконец отнял от ее рта свою ладонь.
   Вспомнив об оскорблениях, которые она наносила ему за последнее время, Люси испуганно сглотнула слюну. Она попыталась пошутить, скрывая свой страх:
   – Отец наверняка снизит вам жалование, если вы застрелите меня.
   Клермонт быстро убрал пистолет в карман.
   – Что-то мне не хочется, чтобы меня разжаловали в садовники. Гораздо легче быть вашим скромным вассалом.
   На нем не было ни шейного платка, ни жилета, только небрежно накинутая поверх расстегнутой рубашки короткая куртка. «Хорошо, что отца нет дома, уж он бы задал трепку наглому Клермонту за этот неряшливый вид», – подумала Люси, отводя смущенный взгляд от его полуобнаженной груди. Она выпрямила спину, стараясь успокоиться, но это оказалось труднее, чем она думала. Ее душа все еще была взбудоражена волнующим видением в спальне, а таинственный ореол лунного света вокруг головы Мориса тоже не помогал обрести обычную сдержанность.
   Люси поймала пронизывающий взгляд своего телохранителя, устремленный на ее грудь, и поспешно стянула ворот у шеи. «Уж не думает ли он, что я хочу соблазнить его?» – испугалась девушка.
   – Могу я спросить вас, мистер Клермонт, почему вы разгуливаете по дому в таком неприличном виде?
   – Что касается моей одежды, то я не рассчитывал застать вас, мисс Сноу, в такой поздний час. А других дам в доме нет. Но позвольте вам заметить, что я не просто разгуливаю, как вы изволили выразиться, а проверяю, все ли в порядке. Проверяю, заперты ли окна и двери. Видите ли, это моя работа, – сухо закончил он.
   Люси недоверчиво подняла брови.
   – И библиотеку тоже проверяете?
   – Вы меня поймали, мисс Сноу. Придется сознаться. – Она отшатнулась, когда он низко нагнулся к ней и тихо прошептал: – Я очень люблю читать.
   – Но вы не найдете в библиотеке моего отца романов. Он собирает только серьезные вещи: описание путешествий знаменитых мореплавателей, труды по истории военного флота, мемуары флотоводцев.
   – Что ж, очень жалко. Но тогда, если вы извините меня, мисс, мне еще нужно осмотреть парк вокруг дома.
   Морис вежливо поклонился, собираясь уйти, но Люси вдруг поняла, что боится возвращаться к себе одна.
   – Мистер Клермонт?
   Непривычная робость ее голоса остановила Мориса. Он досадливо поморщился. Неужели этой вздорной девчонке суждено каждый раз становиться ему поперек дороги? Надо же было ей оказаться внизу именно в ту минуту, когда ему оставалось всего несколько шагов до заветной цели! Она не только постоянно путается под ногами, она отвлекает его внимание от дела. Когда он увидел ее в лунном свете, одетую в полупрозрачные одежды из шелка и кружев, он почувствовал, как сильно забилось его сердце и как голова пошла кругом. Еще немного, и он забыл бы, зачем крался к библиотеке, черт бы побрал эту девицу!
   Морис повернулся и застыл в ожидании очередной идиотской просьбы.
   Но он увидел испуганные глаза Люси, когда она указала ему дрогнувшей рукой на дверь библиотеки.
   – Я шла забрать оттуда свой мольберт. Вы не поможете мне поднять его наверх? – Она как-то трогательно улыбнулась. – Это удивительно, но вы всегда оказываетесь рядом, когда я нуждаюсь в вашей помощи.
   – Именно для этого ваш отец и нанял меня, – резко отозвался Морис, не давая себе расслабиться.
   От Люси не ускользнул горький подтекст этой фразы: ни один мужчина не станет терпеть ее общество, если ему за это не заплатят.
   Мольберт с неоконченным пейзажем стоял у окна в квадрате яркого лунного света. Пока Люси собирала разбросанные баночки с краской, Морис внимательно посматривал в сторону высокого секретера за столом адмирала, не осмеливаясь приблизиться к нему, чтобы не привлекать внимания девушки.
   Уложив баночки в коробку, Люси стала отыскивать кисти. Клермонт подошел и встал так близко за ее спиной, что его дыхание коснулось ее шеи.
   Растерявшись от его неожиданной близости, она зачем-то сунула кисть в банку с водой и повернулась к нему.
   – Не стесняйтесь, мистер Клермонт, скажите, что вы думаете об этой работе? Некоторые знакомые отца уверяют, что, не будь я женщиной, мне удалось бы сделать карьеру художника.
   С напускной скромностью ожидая его похвал, Люси промокнула влажную кисть тряпкой.
   Клермонт пристально посмотрел на акварель и, помолчав, сказал:
   – Она заставляет меня задуматься, видели ли вы когда-нибудь море.
   Люси подозрительно взглянула на него, но не заметила на его лице ни тени насмешки. Он выглядел необычайно серьезным. Не желая признаться самой себе, что мнение Клермонта имеет для нее значение, девушка все же не смогла скрыть обиды. Она наклонила голову, пытаясь оценить свою работу свежим взглядом.
   – Так она вам не нравится?
   Он покачал головой, и она почувствовала облегчение. Конечно, он пощадит ее раненое самолюбие.
   – Эта работа вызывает во мне отвращение.
   Обескураженная Люси была не в силах возражать мнению, высказанному с такой беспощадной прямотой.
   – Нет, технически, по-моему, сделано вполне профессионально. – Он указал на акварель. – Вы правильно дали освещение и подобрали краски. – Его голос немного смягчился. – Но в вашем море нет жизни, нет страсти.
   Завороженная незнакомым дотоле тембром его голоса, Люси перевела взгляд на Мориса. Лунный свет серебрил очертания высокого лба, прямого носа, четкой линии губ и подбородка. Если бы она могла сейчас написать его портрет, вряд ли он посмел бы назвать его бесстрастным.
   Морис повел рукой в воздухе, помогая себе выразить свою мысль.
   – Море на рассвете – это торжественное зрелище, Люси. Это… это величественно, как кафедральный собор!
   У нее дрогнуло сердце, когда она услышала, что он назвал ее по имени.
   – Это вечная битва между тьмой и светом, которая завершается торжеством света. Когда солнце протягивает свой первый сияющий луч над горизонтом, хочется упасть на колени и вознести молитву. В этот миг человеческий цинизм уступает место искренней, радостной вере в то, что наш испорченный, оскверненный мир может быть омыт от скверны только этими пронизанными солнцем прозрачными волнами, набегающими на песок.
   Люси стало трудно дышать. Она давно смирилась с тем, что ей не дано вызвать сильные чувства в мужском сердце, но сейчас вдруг к горлу подкатил болезненный комок острой тоски и мучительного желания любви, такой же восторженной и страстной, как та, что звучала в голосе взволнованного Клермонта.
   За окнами раздался стук колес, мелькнул свет фонаря. Адмирал возвращался домой. Люси повела плечами, будто освобождаясь от чар, подхватила коробку с красками и банку с кистями, предварительно небрежно сунув под мышку снятую с мольберта злосчастную акварель.
   – Для человека, который заболевает при одном упоминании о море, мистер Клермонт, вы, кажется, слишком остро чувствуете его поэтичность.
   Морис выпрямился и сложил руки на груди.
   – Ничего удивительного, мисс Сноу, напротив, это вполне распространенный феномен. Разве мы все втайне не находим самым привлекательным то, что для нас более всего опасно?
   В его насмешливой улыбке ей почудился какой-то мрачный намек, и она вылетела из библиотеки, забыв о мольберте, чтобы поскорее оказаться в тихой гавани своей спальни.

* * *

   К огромной досаде Мориса, ему сообщили, что сегодня он должен будет сопровождать мисс Сноу на прием к леди Кавендиш. В назначенный час вечером он ожидал ее в холле, угрюмо наблюдая, как окна покрываются сверкающими каплями затянувшегося дождя. Ему страшно хотелось курить. В каминах гостиной и библиотеки уже весело плясал огонь, но в холле уже чувствовался холод приближающейся зимы.
   Морис ощущал это всем своим существом. Его невыносимо тяготили короткие пасмурные дни и длинные темные ночи. Проклятая темень! Хорошо бы убежать от нее из Англии туда, где всегда тепло и солнечно и где туманные дожди льются, чтобы напитать землю и благодарные растения, а не срывать последние листья с ветвей.
   Легкие шаги возвратили его к действительности. Он обернулся и увидел спускающуюся по лестнице Люси. Не помешай она ему вчера, возможно, сейчас он уже был бы на пути к земле обетованной. И все же ее появление обрадовало Клермонта.
   Ее платье из белого муслина сменилось шелковым кремовым, таким тонким, что под изящными складками юбки просвечивали розоватые чулочки. Девичья грудь была подхвачена широким поясом, вышитым золотой нитью. На тонкой шейке – простая нитка жемчуга. Серебристо-пепельные волосы собраны сзади свободным узлом на греческий манер.
   Классический покрой платья очень шел ее стройной фигурке. Она скользила вниз, как Персефона, освобожденная из подземного царства, живое олицетворение весны и надежды.
   Когда она стала на последнюю ступеньку, Морис не смог удержаться и почтительно и нежно прижался губами к затянутой в белоснежную перчатку ручке, упиваясь ее головокружительно тонким ароматом.
   Их глаза встретились: ее – удивленные и его – потемневшие от страсти. «Если бы это было в другое время и в другом месте», – подумал Морис. «А ты был бы другим человеком», – вмешался насмешливый внутренний голос.
   Понимая, как смешно он должен выглядеть в своем взятом напрокат фраке и старомодной шляпе рядом с Люси, облаченной в шелка, Морис выпустил ее руку.
   Как всегда бесшумно возникший, Смит набросил на плечи Люси тонкую кашемировую шаль. Морису показалось, что она слишком легко одета для такой погоды, но он не решился высказать свое мнение.
   – А отец? – спросила Люси дворецкого, оправляя шаль.
   – Боюсь, эта промозглая погода порядком разбередила его старую рану, – ответил Смит. – Адмирал вынужден остаться дома и просил передать леди Кавендиш свои извинения.
   Морис и Люси сели в ожидающую их карету. Он подозревал, что плохое самочувствие сэра Сноу спровоцировал не дождь, а последние выходки капитана Рока на побережье столь любимого адмиралом Корнуолла. Крупные заголовки с сообщениями об этом сегодня украшали первые страницы «Таймс» и «Обсервер».