Медейрос Тереза. Поцелуй пирата

   Задетый ее прямотой, Морис молчал, не зная, что ответить.
   Высокомерно глядя на него, Люси продолжала с издевательской усмешкой:
   – Что ж, я готова. Только видите ли, я недостаточно знакома с пиратскими нравами. Вероятно, мне следует упасть на колени и со слезами умолять пощадить мою невинность?
   – Это было бы неплохо… для начала, – одеревеневшими от напряжения губами выдавил он, пытаясь угадать, как далеко она сможет зайти в этой рискованной игре.
   Глаза Люси потемнели от еле сдерживаемого гнева.
   – Но, может, вы предпочитаете, чтобы я упала в обморок и очнулась после того, как все будет кончено?
   – Ну, зачем же после? – лениво растягивая слова, протянул он. – Вряд ли это доставит мне настоящее наслаждение.
   Качнувшись вперед, Люси занесла руку, как будто собиралась дать ему пощечину, и Морис мгновенно схватил ее за кисть.
   Она подняла на него невинно удивленные глаза.
   – Надеюсь, вы не подумали, что я хотела вас оскорбить? Просто я решила, что вам будет морально легче продемонстрировать свое физическое превосходство, если я стану сопротивляться.
   «Кажется, он наконец-то смутился», – с торжеством подумала Люси.
   Морис притянул ее к себе, обхватив за талию.
   – Какого черта вы добиваетесь? Провоцируете меня на убийство?
   Скованная по рукам, она сдула с лица прядь упавших волос, которая мешала ей видеть Мориса.
   – А разве вас нужно для этого провоцировать? Разве вы не являетесь грозой всего Северного моря? Не от вашего ли имени у бедных беспомощных людей кровь стынет в жилах? Я только жду, когда ваша низменная натура проявится во всей своей красе!
   Произнося эти гневные и презрительные слова, Люси вся дрожала от нервного возбуждения. Она испытующе смотрела в самую глубину его карих глаз, обжигая ему щеку горячим дыханием. Казалось, в своей запальчивости девушка совершенно забыла, чем рискует.
   – Покажите, на какую еще гнусность вы способны, капитан Рок!
   Потемневшие глаза Мориса вдруг отразили боль и ревность, как будто она пробудила в нем темного демона, произнеся это сакраментальное имя.
   – Так вот о ком вы мечтаете, Люси, о своем дорогом призраке!
   Словно желая смягчить нанесенный удар, она осторожно потянулась к его лицу, но он остановил ее.
   – Так кому же вы отдаетесь? Кто будет любить вас сегодня? Я или Рок?
   В душе Люси нежным эхом отозвалось короткое слово «любить». Значит, он не собирается взять ее силой? Он действительно хочет, чтобы она отдалась ему по своей воле. Но именно ему, а не его таинственной тени. С новым чувством Люси вглядывалась в лицо Мориса, вспоминая, как оно в разные моменты выражало то жестокость, то бесконечную нежность, то цинизм или надежду, самую черную ненависть и самую чистую любовь. Он может называть себя любым именем, но никогда снова она не увидит его в двух ипостасях. Это был просто человек, которого она полюбила со всеми его достоинствами и недостатками.
   Ослабляя его неистовую хватку, она пошевелила пальцами и поднесла руку к его щеке, нежно погладив ее.
   – Ты, Морис, – прошептала она и повторила еще раз его имя, как заклинание, которое чудесным образом могло развеять все дурное, что стояло между ними. – О, Морис!
   Не веря себе, он впивал несказанную нежность, осветившую ее лицо. В упоительной глубине этих серых глаз, с любовью устремленных на него, он читал безоглядное прощение. Однажды Люси напомнила ему, что душа – бессмертна, но он никогда по-настоящему не верил в это. До сих пор не верил.
   Он осторожно повернул ее ладонь и благоговейно поцеловал каждый ее пальчик. Затем, вопросительно взглянув на нее, приблизил к ее лицу жаждущие поцелуя губы. Люси потянулась к нему, чувствуя ту же томительную слабость, что и тогда, в Ионии. Только на этот раз в ее отношении к Морису появилось нечто новое, чего она еще не могла осознать. Что-то бережное и покровительственное, возможно, похожее на материнское чувство, которого ей не дано было изведать. После долгого нежного поцелуя она смущенно зарылась лицом в его рубашку и прошептала так тихо, что он едва расслышал:
   – Пожалуйста, не трать время, чтобы… чтобы соблазнить меня.
   Он пытливо посмотрел ей в глаза.
   – Я так долго ждал этого. Я ждал тебя.
   – Меня, – не то вопросительно, не то утвердительно произнесла Люси, не смея верить своим ушам. Не какую-нибудь искушенную в искусстве любить красотку с пышными формами, а ее – неопытную девушку, похожую на подростка в старых обносках Тэма.
   Она прижалась к широкой груди Мориса, вдыхая такой знакомый запах, и, словно наяву, услышала волшебную мелодию венского вальса. Так же, как и тогда, на маскараде, у нее сладко закружилась голова. И все, что происходило с ней потом, навсегда связалось в ее памяти с этой музыкой и томительно сладким головокружением.
   Люси не испытывала ни малейшего страха, доверчиво отдаваясь во власть сильных и нежных рук Мориса.
   Только сердце ее замирало и падало, только губы жадно тянулись к его губам, как будто она никак не могла утолить небывалую жажду.
   Полузакрыв глаза, Люси словно погрузилась в транс. В какую-то минуту она всем телом ощутила прохладный воздух нетопленой каюты и поняла, что он сбросил с нее последние покровы. Но тут же под его ненасытными пылкими поцелуями у нее загорелась вся кожа, и она снова закачалась на волнах блаженства.
   Потом Люси испытала невероятное потрясение, когда их горячие обнаженные тела впервые соприкоснулись. Обоих пронзила общая дрожь возбуждения, и в горячечном бреду их руки взлетали и опускались вновь, каждый раз совершая великие открытия. Люси не хотелось открывать глаза, чтобы не разрушить сказочную нереальность происходящего с ее телом, с ее душой. Подчиняясь умелым рукам Мориса, она трепетала и выгибалась, то страстно приникая к нему, то в изнеможении откидываясь на спину. Она потеряла всякое представление о времени, готовая к вечному продолжению этих невероятных ощущений, и все же неосознанно и безумно желая некоего таинственного завершения. Он все время был рядом, сильный, нежный, каждым своим прикосновением рождая в ней томительно-сладкое сознание своей власти над ним. Его пылающие губы и ласковые пальцы извлекали из ее тела дрожь острейшего наслаждения. Наслаждения, которое связывалось в ее подернутом дымкой сознании с представлением о блаженстве рая. Она вся превратилась в пульсирующую под его ласками плоть. И когда он нежно и настойчиво коснулся ее бедер, она инстинктивно раскинула ноги, открываясь ему навстречу.
   Если она и почувствовала мгновенный укол боли, то ее сразу омыло потоком ранее неведомых, дивных ощущений. Опьяненная чувствами, Люси тесно прижалась к нему и с восторгом приняла то, чего так нетерпеливо жаждало ее неискушенное тело. Снова и снова она как будто взлетала к небу в свободном полете, с торжеством ощущая его мощь, его невыразимую нежность, горячим водопадом обрушившуюся на нее.
   Потом она низверглась на землю, чувствуя полное изнеможение и томную слабость, почти невесомость своего тела, и испуганно прошептала:
   – Я умираю, да?
   Весь дрожа, он приник к ее розовому ушку, отведя в сторону влажные волосы, и успокаивающе проговорил:
   – Нет, дорогая, просто в тебе умерла девушка, но родилась необыкновенная женщина, которая будет жить долго-долго.
   Она глубоко вздохнула, с истомой отвернула голову, подставляя ему для поцелуев шею и плечо, и вдруг озабоченно сдвинула брови.
   – Ты слышишь, Морис? Кажется, гремит гром.
   – Нет, – пробормотал он, шаловливо лизнув ее около уха. – Это мое сердце стучит так сильно.
   Она мягко улыбнулась, все еще смежив веки, которые неожиданно обожгла вспышка света.
   – И вовсе нет, несчастный обманщик. Вот сейчас сверкнула молния. Это настоящая гроза.
   – Ну, значит, я сумел пробудить небеса. Давай-ка посмотрим, не выйдет ли у меня еще что-нибудь такое же чудесное, – прошептал Морис и коснулся губами ее нежного соска.
   Но в эту минуту весь корпус корабля содрогнулся, как будто по нему треснули гигантским кулаком. Шхуна резко накренилась, и влюбленные оказались на полу вместе с подушками и одеялами.
   – Ах ты, сукин сын!
   Морис вскочил на ноги, торопливо натянул бриджи и кинулся к иллюминатору.
   Раздался новый оглушительный залп, более зловещий, чем удар грома. Из пушек «Аргонавта» вылетели брызги оранжевого огня. Шхуна качнулась на левый борт, заставив Мориса схватиться за стену, чтобы не упасть.
   – Ну и подлец, Господи! – выдохнул он с отвращением. – Что за чудовище станет палить в собственную дочь? И это отец!
   Тут его внимание привлек непонятный звук в каюте. Обеими руками держась за толстую раму иллюминатора, Морис оглянулся через плечо и недоверчиво уставился на Люси. Сидя на полу в окружении беспорядочной груды подушек, она нервно хохотала, закрыв лицо обеими руками.
   – Ой, не могу… извини, ради Бога, – пыталась она справиться с душившей ее истерикой. – Не знаю, что со мной… с-случилось.
   Пораженный неуместным весельем, Морис бросился рядом с ней на колени и схватил девушку за плечи.
   – Ты что, не понимаешь, что происходит? Этот проклятый су… – Он постарался взять себя в руки. – В нас стреляет твой отец!
   Она снова безудержно расхохоталась, откинув голову назад и утирая слезы.
   – П-понимаешь… Дело как раз в том… что этот… проклятый сукин сын… мне вовсе не отец!

28

   Морис не сводил ошеломленного взгляда с Люси, которая продолжала нервно вздрагивать.
   После припадка истерики ее охватил озноб, и она натянула на плечи одеяло, зябко поеживаясь. Она готова была закутаться в него с головой, только чтобы не слышать выстрелов «Аргонавта», следующих один за другим с небольшими промежутками. Сегодня все происходило с невероятной быстротой, не давая ей времени опомниться.
   Неуверенно улыбнувшись, она проговорила:
   – Оказывается, у нас с Кевином больше общего, чем мы думали. Мы с ним оба незаконнорожденные дети.
   – Ты узнала об этом из дневника своей матери?
   – Да, она довольно подробно пишет об этом. – Люси потерла лоб. – Понимаешь, больше всего меня поразило то, что, оказывается, она так же слепо и преданно обожала адмирала, как и я. Так же ждала его ласки, одобрения, улыбки… и не получала их. Как я, долго мечтала и надеялась, что когда-нибудь он полюбит ее. Бедная моя мамочка… Она сидела в своей спальне и прислушивалась к его шагам, когда он возвращался перед самым рассветом, и молилась, чтобы он зашел к ней и хотя бы пожелал спокойной ночи… А он не приходил! И так долгие месяцы. Одиночество, тоска, чувство полной покинутости в чужой стране! Она очень страдала… но поразительно, что никогда его не проклинала. Она долго не могла понять, зачем он женился на ней, поддавшись мимолетному увлечению. И какое-то время даже кичился тем, что одержал еще одну победу над французами.
   Когда она наконец поняла, что совершенно ему не нужна, то, чтобы не сойти с ума в нашем холодном доме, она с головой окунулась в светскую жизнь, стала принимать ухаживания других мужчин. Ведь она была очень красива, очень… Я знаю, мне рассказывал Смит. – Люси с напускным безразличием пожала плечами. – Но она не пишет, кто был моим отцом. Решила унести эту тайну с собой. Но неважно. Главное, что я – не дочь твоего заклятого врага, правда? Это стоило бы отпраздновать, как ты думаешь?
   И Люси храбро улыбнулась сквозь набежавшие слезы.
   Морис крепко прижал ее к своей груди, словно желая принять на себя ее невысказанную боль.
   – И он… адмирал знает об этом?
   Она кивнула, уткнувшись лицом в его рубашку.
   – Конечно. Он знал, что я не могла быть его дочерью. Наверное, поэтому он и не любил меня.
   Очередной мощный взрыв потряс корпус шхуны.
   – Господи, что же я наделал! – воскликнул с ужасом Морис. – Оставайся здесь, Люси. Мне надо идти.
   Схватив рубашку, он умчался. А Люси накинула на плечи покрывало и подошла к иллюминатору. Вот он, грозный корабль, ощетинившийся жерлами своих бортовых орудий. Люси представила внушительную фигуру адмирала, расхаживающего по окутанной пороховым дымом палубе и хладнокровно отдающего приказ стрелять и стрелять в легкую шхуну, зная, что на ее борту находится девушка, которой он дал свое имя и которую вырастил в своем доме. Стрелять, пока на поверхности волн останутся плавать только щепки, безмолвные свидетели страшной трагедии.
   Только теперь, перед лицом смертельной опасности, Люси с пугающей ясностью осознала, что человек, чью любовь она безуспешно пыталась заслужить, был просто бездушным самовлюбленным тираном, готовым на любую подлость.
   Стоило Люси вспомнить обо всех унижениях, которым он с безнаказанным сладострастием подвергал ее на протяжении всей жизни, как от гнева кровь в ней взбурлила. Она даже сбросила одеяло, чувствуя, что вся пылает, и только сейчас осознала, что пальба прекратилась.
   Люси пристально всматривалась в мрачную громаду «Аргонавта», освещаемую рассеянным лунным светом, но его пушки молчали, а сам он замер, напоминая хищника перед последним прыжком. «Что, черт возьми, может означать эта тишина?» – тревожно соображала Люси. И вдруг страшная догадка молнией пронеслась в ее мозгу.
   – Нет! – воскликнула она. – Боже мой, только не это!
   Отыскав брюки и рубашку Тэма, она впопыхах кое-как натянула их на себя и сломя голову выбежала из каюты.

* * *

   Большинство ламп в коридорах погасли во время первого удара, от которого содрогнулся весь корабль. Она мчалась по сложному лабиринту, сворачивая то налево, то направо, пока не очутилась перед зеркалом, закрывающим выход на потайной трап. Люси ударила по нему кулаком, но стекло даже не дрогнуло, равнодушно отразив ее искаженное отчаянием лицо. Очевидно, сложный механизм заклинило после одного из взрывов.
   В следующую минуту Люси уже лихорадочно шарила в потемках по полу, пока не нащупала рухнувшую с потолка балку. Слава Богу, у нее хватило сил, чтобы поднять ее и протаранить зеркало, которое со звоном разлетелось на тысячу осколков.
   Стараясь не порезаться об острые куски стекла, торчащие из рамы, она пролезла в открывшийся проем и быстро вскарабкалась по трапу. Крышка люка легко уступила ее нажиму. Но, еще не успев выбраться наружу, Люси задохнулась от плотного облака жгучего дыма. Она судорожно закашлялась, отчаянно размахивая руками, чтобы отогнать дым, и, потеряв равновесие, только чудом не упала в разверстую пасть люка. С трудом, цепляясь руками за едко тлеющую груду старых парусов, она вылезла наверх и встала на ноги, протирая слезящиеся от дыма глаза.
   Слишком поздно!
   Белый флаг – знак позорной капитуляции – уже трепетал в мертвенном свете луны на самом верху топ-мачты, возвышающейся над разоренной и обуглившейся палубой, где в две шеренги выстроились угрюмо молчащие матросы.
   Люси брела между ними, с отчаянием и надеждой вглядываясь в их замкнутые лица, поражаясь безграничной преданности этих людей своему капитану. Преданности, которая заставляла их смириться с его решением. Наконец она остановилась перед Морисом.
   – Ты не должен этого делать! – От волнения ее голос прерывался. – Ты слышишь меня? Не смей ему сдаваться!
   Морис стоял неподвижно, как статуя. Казалось, он ничего не видит и ничего не слышит. Тогда Люси повернулась к Тэму.
   – Вы должны помешать ему, слышите? Этого нельзя делать! – взмолилась она.
   Молодой ирландец отвел взгляд и стал молча перебирать четки.
   Люси поискала глазами Паджа.
   – Ну, пожалуйста, Падж! Попробуйте вы поговорить с капитаном. Объясните ему, что он делает страшную ошибку!
   Падж только покачал головой.
   – Стоило для этого сбегать в море от вашей проклятой жены?! Хотите, чтобы она злорадствовала, когда вас повесят в Ньюгейте?
   Смахнув слезы отчаяния, она обернулась к Аполло, который зажимал окровавленным лоскутом ткани рану на плече.
   – Аполло, дорогой Аполло! Если кто-нибудь и сможет его остановить, только вы. Поймите, мой отец не допустит, чтобы Мориса судили, ему это не выгодно. Он просто убьет его! Этой же ночью убьет, только сначала заставит его смотреть, как вас всех повесят или закуют в кандалы. Вы этого хотите? Всю оставшуюся жизнь провести в неволе?
   Ни одна черточка не дрогнула на его застывшем лице.
   Чувствуя, что сейчас разрыдается, Люси беспомощно огляделась и заметила у поручней одинокую фигуру. В отчаянии она бросилась туда.
   – Кевин! Вы его брат! Вы должны его убедить. Даже если мы сдадимся, адмирал найдет способ заставить меня молчать. Он понимает, что мне уже все известно об этой истории с каперским свидетельством, понимает, что я могу выдать его и тогда он погибнет вместе со своей драгоценной репутацией. Поэтому он сделает все, что угодно, но не даст мне говорить!
   По светлым волосам Кевина стекала струйка крови, Люси потянулась и осторожно отерла его лоб. Кевин молча убрал ее руку и посмотрел искоса взглядом, поразительно похожим на взгляд своего брата.
   Люси обернулась, с молчаливой мольбой глядя в суровые лица матросов. Когда-то на этом самом месте она требовала, чтобы они предали своего капитана. Сейчас она готова была упасть перед ними на колени, умоляя спасти его жизнь, но они закрыли свои сердца и уши.
   – Господи, да что с вами происходит? Вы ничего не выиграете своей капитуляцией, он заставит всех вас умолкнуть навеки. Вы подумали, почему он пришел сюда один? Потому что ему не нужны свидетели! Он смертельно боится огласки, понимаете вы или нет?!
   Чьи-то сильные руки обняли ее сзади за плечи. Наконец-то, с облегчением перевела она дух, хоть кто-то поможет ей убедить капитана. Но скорбный голос, который раздался рядом, принадлежал именно ему.
   – Я не могу принять бой, когда ты на борту. Предпочитаю сдаться, чтобы спасти тебя. Если адмирал потопит шхуну, ты погибнешь вместе с нами, а этого я не могу допустить. Мы сами выбрали свою дорогу, и рано или поздно нас ожидала именно такая смерть. Дигби… он уже сделал шаг навстречу своей судьбе.
   Он повернул ее к левому борту, указывая на страшный парусиновый сверток, одиноко лежащий на полубаке.
   От ужаса и боли, охвативших ее, у Люси невольно подогнулись колени, но Морис не дал ей упасть, крепко прижав к себе.
   Голосом, глухим от горечи, он продолжал ее уговаривать:
   – Ты не должна разделить нашу судьбу. Если бы не я, ты бы по-прежнему вела привычную жизнь в Лондоне. Но у тебя не было выбора, когда я насильно выдернул тебя из той жизни.
   Люси высвободилась из его объятий и прямо посмотрела ему в лицо. Когда она заговорила, в ее голосе уже не было отчаяния, он звучал спокойно и твердо.
   – Что ж, согласна, тогда у меня не было выбора. Я делаю его сейчас! Ты слышишь? Я принимаю решение свободно, без всякого принуждения. А вы все, – Люси возвысила голос и обвела взглядом напряженно глядевших на нее матросов, – будете моими свидетелями. Сегодня я решила испытать свою судьбу. Я не могу позволить, чтобы из-за меня вы все упустили свой шанс спастись, даже не приняв сражения! Я не стою такой жертвы.
   В оживших карих глазах Мориса блеснуло восхищение ее отвагой.
   – Как не стоишь, счастье мое? Ты даже представить себе не можешь, какое ты для меня бесценное сокровище!
   С вновь пробудившейся надеждой она отчаянно затрясла его, вцепившись в рубашку.
   – Тогда не давай ему победить, Морис! Сражайся! Борись за меня! – кричала Люси, перекрывая шум ветра.

29

   Морис пытливо смотрел в пылающие возбуждением глаза Люси. Эта поразительная женщина, кажется, сумела сбросить с себя тяготившее ее всю жизнь ярмо деспотичного эгоиста, которого она считала своим отцом. Она больше не желала быть его жалкой марионеткой, с возмущением отреклась от него ради самого Мориса. Теперь адмирал стал и ее врагом. И она была готова бороться за свою любовь и, если придется, умереть за нее. Так мог ли Морис не оценить благородства ее души!
   Он поднял голову, и знакомый решительный блеск его глаз пробудил надежду в сердцах матросов.
   – Что скажете, джентльмены? Позволим мы этой смелой леди считать нас жалкими трусами?
   Возмущенный ропот матросов был ему ответом.
   – Ни за что, капитан! – воинственно воскликнул Тэм. – Если уж леди готова сражаться, то мы и подавно!
   Люси обвела взглядом воодушевленные лица матросов.
   Падж, который со своим разбитым стеклом в очках и довольной ухмылкой напоминал теперь опереточного разбойника, сделал шаг вперед и отдал честь.
   – Позвольте спустить этот флаг, сэр?
   Морис взглянул на трепещущий на ветру символ их капитуляции, и его губы искривились в недоброй усмешке.
   – Нет… пожалуй, пока не стоит.
   Люси взглянула на него с недоумением.
   – Но, мистер Клермонт, вы же обещали!
   Карие глаза капитана сверкнули.
   – Не забывайте, мисс, я отъявленный негодяй и мне просто положено быть очень коварным.
   Он стал серьезным, когда снова подумал о риске, которому подвергал свой экипаж. Невозможно было одним словом определить связывающие его с этими простыми и искренними людьми чувства, но это были поистине драгоценные узы. И он мысленно поклялся оправдать их безоглядное доверие и преданность.
   Люси обратила к нему свое нежное лицо, и он очнулся от печальных мыслей.
   Осыпав ласковыми поцелуями ее лоб, щеки и губы, он прошептал:
   – Ты пойдешь вниз и останешься там, хорошо? И не поднимайся наверх, что бы ты ни услышала, пока я не приду за тобой.
   – Это приказ, капитан?
   – Черт возьми, именно приказ. И я ожидаю полного повиновения.
   Люси отступила на шаг и так лихо отдала честь, что, будь здесь Смит, он не удержался бы от похвалы.
   – Есть, сэр. Позвольте доложить, буду счастлива доставить вам удовольствие своим поведением.
   Морис засмеялся, окинув восхищенным взглядом ее тоненькую фигурку.
   – Вам это и так отлично удается, матрос Люси.
   Она прильнула к нему, чтобы обнять на прощание.
   Поцелуй ее был таким неистовым, как будто она хотела передать Морису всю силу своего духа, который помог бы ему одолеть ненавистного противника. Ему не хотелось разжимать объятий, но медлить было нельзя. Морис прервал поцелуй и мягко подтолкнул ее к трапу. Как только Люси скрылась внизу, он круто обернулся к матросам, готовый возглавить бой.

* * *

   Люси легко нашла дорогу на орудийную палубу, где застала четырех канониров, старательно протиравших свои пушки, и пятерых подростков, ожесточенно спорящих друг с другом. Она вслушалась и поняла, что предметом спора послужило освободившееся после смерти Дигби место канонира. До сих пор во время сражения все пятеро подносили порох старшим товарищам, и неожиданная вакансия возбудила их тщеславие.
   Худой паренек с лицом, изрытым оспой, приставил черный от пороха палец к груди светловолосого подростка.
   – Через месяц мне уже стукнет восемнадцать, понял? А эта работа для мужчин, а не для таких прыщавых молокососов, как ты. – Подросток с гладким, как у девушки, лицом, рассвирепел от незаслуженного оскорбления. Первого поддержал еще один паренек, и спор мгновенно перерос в крикливую ругань.
   – Джентльмены! – не выдержала Люси. Мальчуганы растерянно замолчали, увидев перед собой женщину капитана. – У нас очень мало времени. Неужели нельзя обойтись без перебранки? Я уверена, что мистер Дигби предпочел бы, чтобы вы решили этот вопрос без крика, спокойно его обсудив.
   Подростки озадаченно переглянулись. Спокойное обсуждение как-то не вязалось в их представлении с взрывным характером Дигби, каждое слово пересыпавшим замысловатыми ругательствами.
   – Ну, хорошо, – вздохнула Люси и, оглядев их, остановила взгляд на парнишке с широкими плечами и добродушным лицом, который во время ссоры невозмутимо стоял в стороне. – Тогда, сэр, канониром назначаетесь вы.
   Юнцы робко запротестовали, а паренек расправил плечи, с достоинством принимая оказанную честь.
   – Есть, мэм! Но только тогда не хватает еще одного помощника, чтобы подносить ядра и порох. Кто же будет мне помогать?
   Поглядев на пузатые бочонки с порохом и тяжелые металлические ядра, похожие на кладку яиц чудовищного дракона, Люси слабо улыбнулась.

* * *

   Судя по всему, Джеремия Дигби, который относился к миру в целом с брезгливым презрением, всю свою любовь сосредоточил на пушках. Их черные, дула, любовно отполированные его корявыми пальцами, блестели в лунном свете, проникавшем сквозь амбразуры. И это при том, что, по словам Тэма, капитан отдавал команду стрелять только в самом крайнем случае, когда уже не оставалось никакой надежды ускользнуть без боя.
   Когда Люси склонилась к амбразуре и увидела, как неумолимо приближается к ним «Аргонавт», прокладывая серебристую дорожку на чернильно-черном море, ее сковал ужас. Их положение представилось ей совершенно безвыходным.
   – Какого черта он ждет? – процедил сквозь стиснутые зубы ближний к девушке канонир, напряженно вглядываясь в противника. – Приглашения, что ли?
   В считанные минуты оказавшись рядом, громадный корпус корабля закрыл собою небо, прекратив доступ лунного света. Орудийную палубу накрыла глухая темнота, опасно раскачивающиеся керосиновые лампы мигали, бросая чудовищные тени.
   – Ну, давай, – умоляюще прошептала Люси. – Давай же, делай что-нибудь!
   Словно откликаясь на ее мольбу, шхуна пришла в движение, отчего пол в узкой деревянной галерее резко накренился набок и все попадали. Люси обеими руками ухватилась за дуло пушки, стараясь удержаться на месте. На ощупь найдя поручни, судорожно цепляясь за них, она кое-как пробралась назад к амбразуре с правого борта, не вставая с колен, чтобы снова не потерять равновесие.