Снова отвернувшись к столу, старик продолжал священнодействовать, со скрупулезной точностью смешивая все компоненты.
   Пруденс прикрыла зевок рукой. Д'Артан поднял глаза и выжидающе глядел на девушку, требуя продолжения.
   Она лениво потянулась и сделала несколько шагов в сторону Себастьяна.
   — Остался последний компонент, виконт.
   Д'Артан навис над столом, в нетерпении заламывая руки. Девушка указала на серебряную фляжку, стоящую на столе. Ангельская улыбка тронула ее губы.
   — Унция бренди.
   «Унция бренди!» Эти слова отозвались в мозгу Себастьяна подобно вспышке молнии. Пруденс попятилась к окну. Д'Артан схватил фляжку, что-то возбужденно бормоча, и отмерил требуемое количество.
   Янтарный напиток оранжевым пламенем вспыхнул в солнечных лучах, искрясь и переливаясь в стакане, как жидкое золото.
   «Такая бесполезная трата прекрасного напитка». Себастьян с ужасом вспомнил эти слова сквайра Блейка и тот опыт, который разорвал в клочья Ливингстона Уолкера, отца Пруденс.
   Девушка бросилась на него, вывалив их обоих из окна лишь за мгновение до того, как хижина вспучилась ревущим клубом огня.

ГЛАВА 35

   Пруденс чувствовала под своей щекой что-то теплое и до боли родное. Она сняла свои разбитые очки, открыла глаза и обнаружила, что лежит на груди Себастьяна.
   Они распластались в траве перед хижиной арендатора, отброшенные чудовищным взрывом. Вернее, перед тем, что осталось от хижины. А осталась лишь дымящаяся груда камней и искореженных, почерневших бревен.
   Пруденс взглянула на Себастьяна и увидела, что он тоже пришел в себя и озирается вокруг. Дымчатые глубины его глаз лишили ее присутствия духа, и она снова уронила голову ему на грудь.
   — О, дорогой. Надеюсь, ты не сердишься. Боюсь, я взорвала твоего деда.
   Было чертовски больно, но Себастьян умудрился пожать плечами.
   — С общественной точки зрения — это достойное порицания, но нравственно правильное решение.
   Он поцеловал ее волосы. Пруденс болезненно поморщилась, когда его губы тронули неглубокий порез на виске.
   — А ты, оказывается, великолепная актриса. Тебе следовало бы нанять менеджера и сделать великолепную карьеру на сцене.
   — Могу я вначале принять ванну? — пробормотала она. — Я думала, что сигара доконает меня. Они просто отвратительны, правда?
   — Ужасны. Я сам подумываю о том, чтобы отказаться от них.
   Клубы едкого черного дыма портили красоту лазурного неба, поднимая искры и пепел высоко над верхушками сосен. Конь Мак-Кея мирно пощипывал траву у ручья.
   Себастьян тихо спросил:
   — Ты пришла из-за меня. Почему?
   Пруденс стащила плед со своих плеч и аккуратно сложила его.
   — Чтобы отдать тебе это.
   — А не для того ли, чтобы дать мне вот это?
   Он коснулся ее губ своими губами, чувствуя на них привкус крови и дыма. Пруденс зашевелилась на нем и слабо застонала. Себастьян весело засмеялся.
   — Хотя у этой позы есть несколько весьма интригующих преимуществ, не могла бы ты все-таки развязать мне руки?
   Он сел, постанывая от мучительной боли в опухших руках. Пруденс опустилась на колени у него за спиной.
   — Не знаю, паренек, — поддразнила она, — стоит ли мне это делать?
   — Стоит, детка, еще как стоит.
   Девушка распутывала узел потемневшими от копоти пальцами с обломанными ногтями. Кровь из ранки сбегала у нее по щеке, и она стерла ее рукой.
   Волна дрожи прошла по телу Себастьяна.
   — Оставайся у меня за спиной, Пруденс. Оставайся у меня за спиной и закрой глаза.
   Но Пруденс Уолкер Керр никогда ни от чего не отводила глаз. Крик ужаса вырвался из ее горла, когда д'Артан, шатаясь, вышел из руин хижины.
   Его фартук и бриджи висели на нем лохмотьями. Кожа на лице обуглилась и потрескалась, из страшных ран тонкими струйками стекала кровь. Но с этого чудовищного, изуродованного взрывом лица свирепо и ясно сверкал один уцелевший глаз. Хриплый рев вырвался из его груди.
   Себастьян почувствовал, что Пруденс зашевелилась у него за спиной, и повернулся, как щитом прикрывая ее своим телом.
   — Черт возьми, Пруденс, оставайся позади меня!
   Но со связанными руками Себастьян был беспомощен, он представлял собой прекрасную живую мишень для исходящего яростью и болью д'Артана.
   Пистолеты Пруденс лежали в траве в нескольких футах от нее, и она отчаянно потянулась к ним, не обращая внимания на дикие ругательства Себастьяна. Виконт поднял руку с зажатым в ней пистолетом и навел его на девушку. Она застыла, растянувшись на животе в траве.
   Глаз д'Артана сфокусировался на Себастьяне и презрительно сощурился. Он, пошатываясь, шагнул к своему внуку, сжимая пистолет в изуродованных пальцах.
   — Ты, маленький ублюдок, — сказал он скрипучим и злобным голосом. — Лучше бы мне никогда тебя не видеть. Ты был неудачником всю свою жизнь: неудачник как разбойник, неудачник как шпион, неудачник как мужчина. Меня от тебя тошнит. Ты такой же, как и твой отец.
   С неимоверным усилием, стиснув зубы так, что заходили желваки под враз побелевшей кожей, Себастьян поднялся на ноги.
   — Ты всегда ненавидел меня, верно? Твоя игра в любящего деда никогда не была для меня убедительной.
   Д'Артан расхохотался, откинув назад голову.
   — Я презирал тебя. Я испытывал к тебе отвращение. Каждый раз, глядя на тебя, я видел его. Брендана Керра. Грязного дикаря, который погубил мою дочь, мою единственную дочурку… — Его голос дрогнул.
   Пруденс проглотила горький комок, даже сейчас испытывая жалость к этому обезумевшему от горя старцу, столько одиноких лет вынашивавшему в душе боль потери. Но Себастьян не был повинен в бедах д'Артана.
   Девушка крепко обхватила пальцами холодную рукоятку пистолета, и оружие уютно улеглось в ее маленькой теплой ладошке. «Дай Боже, чтобы это был не тот пистолет, из которого я стреляла», — молила она, поднимая его.
   Голова д'Артана дернулась.
   — Моя дорогая Мишель, единственное прекрасное творение, которое я создал в своей жизни. Ты! — Его голос взвился до визга, когда померкли последние остатки разума. — Ты, грязный монстр. Ты украл и изнасиловал мою дочь, а этот трус Мак-Кей спустил тебе это с рук.
   С возрастающим ужасом Пруденс поняла, что он считает Себастьяна Бренданом Керром.
   Д'Артан поднял пистолет и нацелил его прямо в сердце внука, намереваясь свершить возмездие над человеком, которого яростно ненавидел в течение тридцати лет.
   — Я отправлю в преисподнюю всех шотландцев, прежде чем распрощаюсь с жизнью. И всех англичан.
   Себастьян отбросил с глаз прядь волос и храбро предстал перед своим безумным обвинителем.
   — Мы будем там, чтобы приветствовать их у ворот ада, — сказал он своему деду, — ты и я.
   Д'Артан взвел курок своего пистолета.
   — Ты больше никогда не украдешь чужого ребенка.
   Пруденс крепче сжала в руке оружие, положила палец на спусковой крючок и прицелилась. Но как, оказывается, нелегко убить живого человека, каким бы опасным и ненавистным он не был для тебя. Фигура д'Артана двоилась и расплывалась перед ее глазами в бесформенную массу.
   Виконт шагнул вперед.
   — Ты больше никогда не украдешь чужую невесту, как ты украл невесту этого слабака Мак-Кея.
   Сильный, резкий голос прогремел над полянкой:
   — Мою беременную невесту, сукин сын.
   Раздался выстрел. Красное пятно расплылось на груди д'Артана. Он изумленно застыл, силясь понять, что же с ним произошло, затем покачнулся назад и рухнул в ручей. С тихим журчанием вода обтекала внезапно возникшую на ее пути преграду, смывая с щуплого тела виконта копоть и кровь.
   Пруденс выпустила оружие из дрожащих пальцев. Себастьян медленно повернулся к Мак-Кею, который стоял позади них с дымящимся пистолетом в руке. Двое мужчин впервые за долгие годы сошлись лицом к лицу. Взгляд Пруденс тревожно метался от одного к другому, отмечая сходство, которого она не находила раньше. У обоих широкие, гордо расправленные плечи, слишком длинные для мужчин ресницы. Морщинки вокруг ртов, прорезавшиеся от смеха и долгих страданий.
   «Как мы все могли быть так слепы?» — недоумевала Пруденс. Серые глаза Себастьяна расширились от запоздалого прозрения. Но это были не глаза его матери, а глаза отца.
   Пальцы девушки судорожно сжали сухой пучок прошлогодней травы. Наконец, она поняла странную связь, которую ощущала со своей первой встречи с Мак-Кеем; преследующие ее, такие знакомые, но до поры неузнанные черты лица в лице другого человека — его сына. Не ее папу напоминал он ей. Он напоминал ей Себастьяна. Слезы радости и облегчения потекли по щекам Пруденс.
   Мак-Кей подошел к Себастьяну и принялся развязывать его руки.
   — Долгие годы носил я в себе это подозрение, — сказал он глухо. — Я обожал твою мать. Я сбежал в Грецию, потому что стыдился того, что соблазнил ее до произнесения клятв. Я планировал вернуться осенью, когда мог сделать ее своей женой по праву.
   — Вы немного опоздали, не так ли?
   Пруденс поморщилась, услышав презрение в голосе Себастьяна. Мак-Кей сделал шаг назад, нервно теребя веревки в искривленных недугом пальцах.
   — Когда я вернулся, твоя мать приходила ко мне. Она клялась, что любит Керра, что ты его ребенок, а не мой.
   — И вы поверили ей?
   — Я анализировал ее поступок в течение тридцати лет, пытаясь отыскать причину для лжи. Почему она сказала мне такое? Чтобы защитить меня? Защитить всех нас?
   Себастьян опустил голову, растирая посиневшие запястья. Слова, которые он произнес, вышли прямо из его сердца.
   — Нет. Потому что ей было стыдно. Потому что мама чувствовала себя грязной. После того, что он сделал с ней, она посчитала себя недостойной такого прекрасного человека, как вы.
   Губы Мак-Кея судорожно скривились.
   — Такого прекрасного, как я…
   Он покачал головой и ссутулившись, подошел к трупу д'Артана.
   Руки Себастьяна сжались в кулаки. Он ничем не мог помочь Мак-Кею. У него слишком много своей боли, с которой надо справиться.
   Пруденс сидела в траве, обняв плечи руками. Слезы проложили светлые дорожки по ее покрытым сажей щекам. Себастьян опустился рядом с ней и нежно заключил жену в объятия, позабыв в этот миг о пульсирующей боли в плече. Он зарылся лицом в ее волосы, словно их аромат мог развеять раз и навсегда удушливый смрад, в котором петляла его непутевая жизнь до встречи с Пруденс. Он коснулся губами ее шеи и поймал языком прозрачную слезинку.
   Жаркое солнце ласкало спину Пруденс. Они льнули друг к другу, поглощенные внезапно наступившим покоем, благословляя свое невероятное спасение, и не услышали треска сучьев в подлеске и голосов приближавшихся к ним людей.
   Что-то холодное и влажное уткнулось в лоб Пруденс. Шершавый язык лизнул ей щеку. Она открыла один глаз, выглянув из-за плеча Себастьяна.
   Пруденс увидела прямо перед собой зловонную собачью пасть с желтыми клыками и капающую с них вязкую слюну. Она похолодела. Была только одна такая уродливая собака во всей Англии. Девушка попыталась заговорить, чтобы привлечь внимание Себастьяна, но слова не шли с языка.
   Себастьян, озадаченный ее внезапным оцепенением, поднял голову и проследил за ее взглядом, с недоумением рассматривая от туфель с бантиками и атласных нижних юбок до сощуренных янтарных глаз невесть как появившуюся перед ними Трицию.

ГЛАВА 36

   Себастьян встретился со злобным взглядом своей бывшей любовницы и невесты, и его руки инстинктивно взлетели к лицу, чтобы опустить отсутствующую на этот раз маску.
   — Подумать только, — промурлыкала Триция, — да ведь это моя дорогая племянница.
   Сквайр Блейк выглянул из-за плеча Триции, разглядывая Пруденс в монокль с нескрываемым любопытством, словно она была неведомым насекомым, требующим самого тщательного изучения под микроскопом.
   — Бог мой, да ведь это, действительно, она! Что вы об этом думаете?
   Пруденс встала и нервно сцепила руки перед собой. Под пристальным взглядом своей тети она снова чувствовала себя девятилетней девочкой с вымазанными графитом щеками и в пропахшей серой одежде.
   Себастьян тоже поднялся. Его руки, оберегая, легли ей на плечи, своим теплом и силой придавая храбрости.
   — Как вы нашли нас? — поинтересовалась Пруденс.
   — Анонимная записка, — парировала Триция.
   — Д'Артан, — прошептал Себастьян. — Без сомнения, он хотел, чтобы они нашли нас в смертельном любовном объятии.
   — Я могу объяснить, — тихо произнесла Пруденс.
   Триция вскинула руки.
   — Зачем беспокоиться? Ваше обоюдное присутствие здесь объясняет так много вещей. — И она принялась загибать пальцы, перечисляя племяннице ее преступления. — Ты соблазнила моего жениха. Ты замаскировала его под известного преступника…
   — Боюсь, это не было маскировкой, графиня. Этот человек и есть известный преступник.
   Сэр Арло Тагберт вышел из-за деревьев в сопровождении своих помощников. Его люди окружили пепелище, поддевая тлеющие бревна своими тростями. Себастьян отошел от Пруденс и прислонился к искривленному ветрами и непогодой дубу.
   — Помолчите, — зашипела Триция на Арло. — Как вы смеете прерывать меня? На чем я остановилась? Ах, да! Ты сбежала с ним под видом того, что тебя, якобы, похитили.
   — Какое восхитительное приключение! — восторженно воскликнул сквайр Блейк.
   — Но меня, действительно, похитили! — запротестовала Пруденс.
   Триция насмешливо вскинула брови.
   — Полагаю, мерзавец с тех пор держал тебя прикованной к своей постели?
   Краска стыда залила щеки Пруденс. Триция отвернулась от своей племянницы, словно потеряла к ней всякий интерес, и подошла к Себастьяну.
   — Если бы я была умнее, я приковала бы этого негодяя к своей постели, — проворковала она и провела пальчиком с алым ногтем по его рубашке.
   Себастьян скрестил руки на груди и дерзко улыбнулся.
   — Это единственный способ, которым ты могла бы удержать меня в ней, дорогая.
   Триция взвизгнула.
   Сэр Арло вытащил железные наручники и с улыбкой произнес:
   — Вот единственные цепи, которые джентльмен будет носить до того, как его привлекут к суду за подлые деяния, которые он совершил, будучи Ужасным Шотландским Разбойником Керкпатриком. За грабеж. За похищения…
   — Можете добавить к этому убийство, сэр, — крикнул один из помощников, сидящий на корточках рядом с трупом д'Артана.
   Мак-Кей подошел к шерифу.
   — Вы не можете арестовать этого человека. Я запрещаю.
   — Зачем его арестовывать? — Триция топнула своей изящной ножкой. — Нельзя ли повесить его прямо здесь?
   Сквайр Блейк потер свои пухлые ладони.
   — О, это было бы безумно интересно. Куда забавнее охоты на лис.
   Себастьян улыбнулся Триции.
   — Как жаль, что мы не во Франции, дорогая. Ты могла бы приказать меня обезглавить.
   — С удовольствием, — прошипела она.
   — А кто будете вы, сэр? — строго спросил Тагберт у Мак-Кея.
   Мак-Кей обнял Пруденс за плечи.
   — Я жених этой молодой девушки.
   — А я ее — муж, — добавил Себастьян. Сэр Арло снова протянул наручники.
   — Вы не можете арестовать этого человека, — повторил Мак-Кей. — Он получил полное помилование от короля.
   Улыбка шерифа слегка поблекла.
   — Не позволите ли, в таком случае, взглянуть на него?
   Мак-Кей посмотрел на Пруденс. Она в свою очередь глянула на Себастьяна, и ее сердце тоскливо сжалось.
   Его подбородок напрягся, и он без слов, медленно поднял руки, предлагая сэру Арло защелкнуть наручники на своих запястьях.
   — Нет! — Пруденс издала мучительный крик. — Лаэрд Мак-Кей прав. Вы не можете арестовать его.
   Сэр Арло раздраженно повернулся к девушке.
   — Почему? — холодно поинтересовался шериф. Ее мысли лихорадочно завертелись. Пруденс гордо вскинула голову и, окрыленная надеждой на освобождение Себастьяна, решительно заявила.
   — Потому что не он Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик. Это я.
   Себастьян застонал. Сэр Арло удивленно разинул рот. Лицо сквайра Блейка стало пунцовым от удовольствия, и он, брызжа слюной, выразил Триции свой восторг таким увлекательным, захватывающим поворотом событий. Триция достала из-за корсажа носовой платок и подала ему.
   — Именно так, — подтвердила свои слова Пруденс.
   Она размашисто зашагала по прогалине, лихорадочно соображая, как убедить шерифа поверить ей. Один из помощников ходил за ней по пятам, позвякивая наручниками.
   — Я была разбойником все эти годы. Почему, по-вашему, грабежи всегда происходили вдоль границы? Тетя Триция отправляла меня спать, а я спускалась по решетке и уносилась по залитым лунным светом лугам на своем жеребце…
   — У тебя нет жеребца, — мягко напомнил ей Себастьян.
   Пруденс прошла мимо него, с силой наступив ему на пальцы.
   — Ну, возможно, это была кобыла. Трудно было разглядеть в темноте. Моей единственной целью было охотиться на богатых, грабить…
   — Какая абсурдная выдумка! — прервал ее Мак-Кей.
   Себастьян облегченно вздохнул.
   — Наконец-то, хоть один разумный голос. Мак-Кей выпрямился и гордо расправил свой плед на плечах.
   — Это я Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик.
   Себастьян со стоном отчаяния закрыл лицо руками.
   — Дворецкий в имении Блейков будет очень счастлив опознать меня, — продолжил Мак-Кей. — Штат прислуги предпринял довольно смелую попытку захватить меня, но мне удалось бежать. Даже служанки были вооружены. — Он хитро взглянул на Пруденс. — Возможно, меня бы убили, не догадайся кто-то заранее предусмотрительно проинформировать их, что я ценюсь больше живой, чем мертвый.
   Только сейчас Пруденс заметила темный синяк на его скуле. Виновато пожав плечами, она потупила взгляд.
   Поляна наполнилась шумом голосов. Сэр Арло швырнул наручники на землю с неподобающим джентльмену ругательством. Его помощники задумчиво чесали головы, с сомнением переводя взгляд с Пруденс на Мак-Кея. Триция визгливо взывала к правосудию, требуя, чтобы сэр Арло повесил их всех немедленно. Борис вертелся вокруг сквайра Блейка, неистово лая.
   Боевой клич горцев водворил тишину на поляну. Борис поджал хвост и спрятался за пышные юбки своей хозяйки.
   Две взмыленные лошади вырвались из рощи на простор. Их лихие наездники натянули поводья в самый последний момент, едва не растоптав сбившихся в кучку людей.
   Сэр Арло повернулся к ним, уперев руки в бедра.
   — Позвольте мне угадать. Вы, должно быть, Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик?
   Джейми взмахом своей потрепанной шляпы поприветствовал шерифа.
   — К вашим услугам, сэр.
   Он просиял, отыскав взглядом среди присутствующих Пруденс и Себастьяна, перепачканных глиной и сажей, но живых.
   Триция побледнела при виде Тайни. Она нырнула за спину сквайра Блейка, но даже его объемные формы не могли ее укрыть от цепких глаз русоголового великана.
   Тайни просиял и подтолкнул свою лошадь вперед.
   — Глянь-ка, Джейми, да ведь это моя маленькая графиня! Привет, крошка! Ты меня помнишь?
   — Ну, хватит! — рявкнул сэр Арло. Пруденс невольно улыбнулась. Арло, в самом деле, был грозен и мог заставить уважать себя как представителя закона, если вывести его из терпения.
   — Я бы счел за счастье последовать предложению графини и повесить всех вас, но мое глубокое почитание законов Англии запрещает мне сделать это. Поэтому я арестую единственного человека, который, по моему мнению, даст мне ответы на все мои вопросы.
   Мак-Кей шагнул вперед, но Себастьян опередил его и вытянул руки. Лязг защелкнувшихся наручников поминальным звоном прозвучал в наступившей тишине.
   Шериф отступил от Себастьяна, негласно предоставляя Пруденс возможность попрощаться с ним. Она смахнула со щеки слезу тыльной стороной ладони, оставив грязную полосу, и подошла к Себастьяну. Позабыв о Триции, о Мак-Кее и обо всем на свете, она обхватила руками широкие плечи мужа и нежно коснулась губами его губ. Даже тяжелые металлические наручники не помешали ей прижаться к теплой груди Себастьяна и сказать ему о своей любви.
   Себастьян высвободился из ее объятий, но, задержавшись на мгновение, прижался губами к ее уху и прошептал:
   — До свидания, моя милая герцогиня.
   Пруденс затаила дыхание, внимая каждому нежному слову, произнесенному любимым, и стремясь сохранить их в памяти до того заветного дня, когда они снова будут вместе. Она сжала кулаки и с тоской глядела вслед удаляющемуся Себастьяну, шагавшему прочь от нее под бдительным присмотром помощников шерифа. Мак-Кей последовал за ним, намереваясь, наконец, защитить своего единственного сына. Себастьян оглянулся через плечо и подмигнул ей. Пруденс знала, что навсегда сохранит в своем сердце этот образ: его насмешливую улыбку на закопченном сажей лице, которую она так любила; его золотившиеся в ярком солнечном свете растрепанные волосы. Ослепительно прекрасный и неунывающий до самого своего горького конца.
   Ногти Триции, словно крошечные кинжальчики, впились в плечо Пруденс.
   — Идем со мной, испорченная, неблагодарная девчонка. Ты — позор для своего папы и для всех моих бедных покойных мужей. И это твоя благодарность за все, что я для тебя сделала?
   Пруденс выдернула свою руку и решительно отстранила от себя Трицию. Расправив плечи, она шагнула вперед и, воспользовавшись преимуществом своего роста, свысока взглянула на тетю.
   Триция попятилась и, споткнувшись о вальяжно растянувшегося на траве дога, едва не упала, но была заботливо подхвачена сквайром Блейком. Она прижала руку к груди и во все глаза глядела на свою племянницу, не узнавая в этой гордой, сознающей свое достоинство женщине, тихую, невзрачную девушку.
   — Но кто бы мог подумать… Такое высокомерие…
   Сквайр Блейк повел Трицию прочь, бормоча сочувствие, но не удержался и восхищенно посмотрел через плечо на Пруденс. Борис, поскуливая, потрусил за ними.
   Пруденс в оцепенении стояла посреди лужайки. Тайни положил свои огромные ручищи ей на плечи.
   — Идем, детка. Ты чертовски храбрая девочка, но нам лучше отвести тебя домой.
   Она пошла вперед, ничего не видя перед собой. Хотела бы она вспомнить, где ее дом.

ГЛАВА 37

   Дождь барабанил по крыше ветхого строения, но даже ливень не мог удержать поток любопытных, стремящихся попасть в здание суда, расположенного в центре Элсдона. Оно было битком набито жителями графства Нортамберленд и соседних графств, прибывших на скандальное аннулирование нашумевшего брака герцогини Уинтон.
   Пар поднимался от мокрых плащей. Почтенные графы стояли локоть к локтю с фермерами, атлас соседствовал с шерстью.
   Репортеры из «Лондонского обозревателя» и «Тайме» проталкивались сквозь толпу, формулируя общественное мнение и собирая сплетни. Симпатии разделились. Старая фермерша с лицом, сморщенным, как печеное яблоко, заявила, что герцогиня — бедная, несчастная девочка, которую похитил негодяй и вынудил выйти за него замуж под дулом пистолета. Юная мисс Девони Блейк назвала Пруденс Уолкер гнусной эгоисткой, посмевшей скрыться с женихом своей собственной тети. Ее уважаемый отец радостно объявил все это дело «просто кишащим интригами» и напоследок, желая прославиться, попросил репортеров упомянуть о нем как о свидетеле и деятельном участнике этой пикантной истории в своих заметках и поместить его портрет в газетную статью.
   Нестройный гул толпы сменился ревом штормового моря, когда входная дверь в здание суда распахнулась, впуская вместе с брызгами дождя объект их страстного обсуждения.
   Женщины из высшего общества, прикрываясь веерами, с нескрываемым любопытством взирали на «дерзкую девчонку», позволившую себе разорвать помолвку со своим знатным и богатым женихом и выйти замуж за неизвестного никому человека. Мужчины, подталкивая друг друга, отпускали непристойные шуточки. Во всех светских салонах шокирующая история замужества герцогини Уинтон была самой первой темой обсуждения в течение месяца.
   Репортер «Тайме» не скрывал своего разочарования, когда один из местных представителей дворянства пояснил ему, что герцогиня — не то шикарное создание в высоком парике и ярком платье, а очкастая девушка, шедшая позади.
   Определенно, не было ничего во внешности юной герцогини, заслуживающего критики, размышлял репортер. Одета она была в черное, темные волосы были закручены в узел на затылке. Он отругал себя за то, что не захватил чернильницу. Боже, как ему хотелось нарисовать ее! Запечатлеть на бумаге линии тонкого лица, вылепленные с таким изяществом.
   Раскат грома необычайной силы прогремел, казалось, прямо над зданием суда. Пруденс вышла вперед и заняла свое место на скамье. Триция оставила старика Фиша у двери и последовала за племянницей. Новый поклонник Триции — корсиканский граф — маршировал за ней в развевающейся накидке, открывая взору присутствующих безупречного покроя фрак, увешанный лентами и медалями.
   Пруденс чинно сложила руки на коленях. Шум толпы за спиной не волновал ее. Она не прислушивалась к злословию в свой адрес, не замечая оскорбительных ухмылок. Она не чувствовала ничего. Жуткое оцепенение накатилось на нее, делая невосприимчивой к сплетням.
   Один месяц. Тридцать дней, и ни единого слова. Ни одной записки. Ни одной строчки. Ничего. И надежда Пруденс на то, что Себастьян не хотел, чтобы она прошла через эту унизительную процедуру аннулирования их брака, на которой так настаивала Триция, таяла с каждым днем.