Мелихан Константин Семёнович. Рассказы

   – Рассказ не получился. Но есть удачная фраза: «Волосы не зубы – отрастут».
   Эти слова крупного литератора (он уже тогда весил килограммов сто) вдохновили меня, и, спустя четыре года, я переделал фразу в стихотворение.
   Долго я не решался показать его известному поэту тех лет Сергею Есенину. Наконец я встретил его на Невском проспекте, воспетом с такою чудной силой Блоком. Есенин по обыкновению своёму был в лаптях, в цилиндре, с собакой Качалова и с женщиной, смутно напоминавшей мне Шаганэ. Сергей Александрович восторженно принял революцию, но, прочтя мое стихотворение, хрипло сказал:
   – Голубая… Голубая муть! Кроме последней фразы: «Волосы не зубы – отрастут».
   Именно тогда я понял: только трудом можно достичь сияющих вершин драматургии, – и развернул полюбившуюся всем фразу в пьесу.
   Долго я не решался её показать агитатору и горлану нашей литературы Маяковскому. Но когда пришёл к нему в седьмой раз, Владимир Владимирович, уже освободившийся от оков футуризма, пригласил меня к себе и, прочтя мою пьесу прямо на лестнице, в течение минуты, сказал во весь голос, не разжимая папиросы:
   – Д-д-дрянь! Есть, впрочем, одна фраза: «Волосы не зубы – отрастут».
   Взрастивший не один десяток писателей, Горький в это время болел, и врачи ему строго-настрого запретили читать мой роман-трилогию под названием «Волосы не зубы – отрастут». Но, человек высокой культуры, Алексей Максимович прочел его прямо на моих руках и сказал, с трудом налегая на "о":
   – Зоголовок хорош. А все остольное, батенька, плохо. Очень плохо.
   Больше он меня не видал. А я – его.
   Семьдесят лет я отдал литературе. Все говорили мне, что пишу я плохо. Но я не падал духом, а писал, писал и писал. И не о чем попало, а куда нужно.
   И сейчас, когда волосы у меня не только выросли, но и выпали, а зубы появились, но чужие, выходит в свет моя первая книга – «Встречи с великими (воспоминания писателя)».
   Эпиграфом к ней послужила фраза, которую в детстве я услышал от одного гимназиста: «Волосы не зубы – отрастут!»
 

Как писать. Выведение из практической стилистики русского языка

   Прежде, чем начать разговор о стилистике русского языка, остановимся на том, с чего вообще начинать. Начинать надо с главного. Многие авторы, особенно начинающие, страдают болезнью раскачки, начинают вяло, с неважного, второстепенного, долго разгоняются, тянут резину, боятся сразу взять быка за рога, сразу ввести в курс дела и вводят медленно, постепенно, что, конечно, утомляет читателя. Иногда на вводную часть уходит целый абзац.
   Читателя утомляют и бесконечные перечисления фамилий, имен, отчеств, стран, городов, деревень, лесов, морей, полей и рек, озер, пойм, дамб, каналов, заливов и лиманов, а также арыков, айсбергов, оазисов, водопадов, водопроводов, керогазов, козерогов и т. д. Перечислять можно до бесконечности. Но размер данной статьи не позволяет этого сделать. А потому сразу перейдем к другой распространенной ошибке – злоупотреблению цитатами.
   «Следует больше видёть самому, чем повторять чужие слова». Эти замечательные слова принадлежат Лихтенбергу. Гельвеций в этой связи заметил: «Немногие авторы мыслят самостоятельно». Поэтому не увлекайтесь цитатами. «Учеными глупцами» называл цитатчиков Лев Толстой. В подкрепление этой мысли не побоюсь привести цитату из латинского: «Цитатум минимум» (Цитируй только в случае крайней необходимости).
   Избегайте ненужных красивостей. Красивое, но ненужное сравнение подобно бриллиантовому колье на груди бородавчатой жабы, которую из серебристого тумана выносит гнусная макака.
   Теперь спросим: что такое риторический вопрос? Когда он ставится? И так ли уж всегда необходим?
   К скучному тексту также может привлечь внимание инверсия. Неправильный в предложении слов порядок – вот что инверсия значит такое.
   Избегайте банальностей. Пишите хорошо, оригинально.
   Оригинально – то, что не банально. Если б все вокруг было оригинально, писать банально было б оригинально, а писать оригинально – банально.
   Не повторяйтесь. Не высказывайте одну и ту же мысль дважды. Дважды высказанная мысль – есть повторение сказанного. Поэтому не повторяйте сказанное дважды. Дважды сказанное – это повторение уже дважды высказанного.
   Избегайте большого числа числительных в одной фразе: одно, два числительных – куда ни шло; но три, четыре – уже много; пять, шесть, семь – очень много; восемь – предел; максимум – девять; хотя можно – и больше, если очень хочется, но лучше не надо.
   Будьте краткими, не удлиняйте непомерно фразу, загромождая её деепричастным оборотом, стоящим вдобавок перед причастным, который лучше, однако, придаточного предложения, ибо не увеличивает, не расширяет и не нагнетает количество глаголов, различных необязательных и лишних прилагательных, существительных, стоящих уже непонятно, в каком падежу, из чего ясно, что крайне много появляется не только наречий, но также и союзов, опять-таки каких-либо-нибудь-кое частиц, скобок, усложняющих (затемняющих) мысль, запятых, точек с запятой; многоточий… прочих знаков препинания – в том числе – тире, – если к тому же слог изобилует ложными аллитерациями, иллюстрирующими лишь иллюзорность любви к слову, и ненужными и натужными рифмами-шрифмами, потому что в конце фразы забываешь то, о чём говорилось в её начале.
   Несколько* слов о примечаниях. Примечания оправданы только в том случае, когда объясняют темные** места***. Крайне**** редко пользовался примечаниями, например*****, Пушкин******.
   Готовя произведение к публикации, не льстите редакторам. Редактора у нас – самые лучшие редактора в мире и не нуждаются в ваших похвалах.
   Заканчивать произведение ни в коем случае нельзя категорически. Никогда, никого и ни в чем не поучайте! Запомните это раз и навсегда!!!
 
   Примечания:
   * Немного.
   ** Неясные.
   *** Имеется в виду – в тексте.
   **** Очень.
   ***** К примеру.
   ****** Великий русский поэт (1799—1837), писал стихи.
 

О графомании. Исследование

   Графоман – это человек, который любит слова. Причем – все слова, какие только есть на белом свете. Это слова: дом, стул, дерево, машина, атмосфера, бабушка, песок, оруженосец, левша, утро, день, полдень, ветерок, сорочка, ярмарка, саго, сага, Форсайты, офсайды, фингалы, стрептоцид, стрептококк, дыня, Дуня, женственность, волосатость, сутулость, верблюд, вермут, бифштекс, шлафрок, форшмак, шпицрутен, Шпицберген, просто шпиц, ливер, твист, Твен, маркшейдер, шариат, энтерит, адсорбент, бутолом, вагитан, гиперсол, галипот, гелофит, гуммигут, гваякол, гуанин, габион и гинецей. А также – глобулин, граммофон и графоман.
   Графоман думает, что мастерство писателя зависит только от перестановки слов. Но от перестановки слов мастерство писателя как раз не зависит. Больше того, зависит писателя мастерство не от слов перестановки.
   Графоман любит не только слова, но и творчество слов, иными словами – словотворчество. Главенствующая любимость его словесно-творческих упражненств – это создаваемость впечатляемости творимости нечтостно удивляемостного и необычностногося.
   Вместе с тем графоман плохо знает того языка, на котором ему писать. И даже в одной фразы делает по два, а то и по трое ошибок.
   Графоман любит мелодию фразы. Мелодия фразы его ослепляет. Его оглушает мелодия фразы. Мелодия фразы его усыпляет, хватает и кружит, и кружит и кружит, и кружит и вертит.
   Графоман часто острит, но всегда не к месту. Такова се ля ви графомана. Бьет ключом – и все не по тому месту.
   Графоману не хватает мыслей. Он хочет сказать что-нибудь умное, новенькое, но мыслей у него, к сожалению, не хватает. Как бы ни тужился графоман, а не хватает у него мыслей сказать что-нибудь новое, умненькое. Но он пишет, хотя мыслей у него не хватает. Пишет и пишет, пишет и пишет. Поставит точку. Отдохнет. И опять пишет и пишет, пишет и пишет, пишет и пишет.
   Вершина графомании, словоблудия, языканедержания, борзописательства и крючкотворства – это осознание собственных крючкотворства, борзописательства, языканедержания, словоблудия и графомании и даже писание о собственных графомании, словоблудии, языканедержании, борзописательстве и крючкотворстве, но невозможность искоренить эти крючкотворство, борзописательство, языканедержание, словоблудие и графоманию!
 

Отчет института холодильных аппаратов

   Нашему институту было оказано высокое доверие: продлить срок хранения продуктов в холодильнике.
   Мы увеличили мощность охлаждающей установки.
   Однако от владельцев новых холодильников стали поступать жалобы на то, что яйца, вынутые из холодильника, невозможно разбить даже ледорубом, а стены в квартирах покрылись инеем. Жалоба не поступила только от одного владельца, который был убит сорвавшимся с люстры сталактитом.
   Горячо откликнувшись на призывы владельцев холодильников, мы вмонтировали в сердечник каждой холодильной установки по теплоизлучателю.
   Однако владельцы, уцелевшие от огня, стали тонуть в потоках талой воды.
   Глубоко окунаясь в нужды владельцев холодильников, мы установили в каждой квартире насос.
   Однако владельцы, которых не засосало в трубу, стали глохнуть от её шума.
   Чутко прислушиваясь к голосу владельцев холодильников, мы выдали каждому по звукоизоляционному шлему.
   Однако у владельцев стал развиваться комплекс страха и полнейшего одиночества.
   Идя навстречу многочисленным пожеланиям владельцев холодильников, мы уменьшили мощность каждого в 1000 раз. Однако из яиц стали вылупляться цыплята, а мороженая кура стала оживать.
   Новая модель инкубатора получила высокую оценку владельцев, оставшихся в живых.
 

Редактирование. Заметка.

   Редактирование – дело тонкое. Здесь особая деликатность нужна.
   Помню одного редактора, у которого была прямо-таки болезненная страсть к вычеркиванию.
   Вот я и решил подшутить над ним. Приношу ему малоизвестный сонет Шекспира.
   Редактор его весь перечеркал.
   Приношу ему ещё один сонет Шекспира.
   Редактор и его перечеркал.
   Приношу тогда пять сонетов Шекспира. А редактор и говорит:
   – Что это вы мне все сонеты Шекспира носите? Вы бы хоть «Стихотворения в прозе» Тургенева для разнообразия принесли!
 

Японская поэтика.

   Лекцию об основах японской поэтики тактичней всего будет начать с танка. Трудно указать точное время создания в Японии танка. Известно, что в 9 – 10 вв. была разработана система приемов танка, что привело к разрушению и полному исчезновению банка и мондо-ута. Совершенствованию техники танка способствовали систематические турниры – «утаавасэ». С годам происходило осовременивание танка. И огромную роль сыграл здесь реформатор танка Масаоки Сики (1867—1902). Так, способность фотографировать местность у танка появляется благодаря технологии сясэй, что было бы невозможно без Сики.
   Кроме танка, суровые воины нуждались в новой форме – имаё. Размер этой формы был, конечно же, меньше размера танка. На базе танка была создана рэнга, представлявшая, собственно, цепь танка. Упрощение рэнга привело к возникновению хайкай-рэнга. Затем уже на базе части танка была сконструирована хокку, что явилось ещё большим упрощением танка, но придало хокку большую подвижность, чем у танка.
   Но что сделал из хокку поэт Басё? Он сделал из хокку хайку! В конце прошлого столетия в противоположность ута и в отличие от вака и хайку зарождается си, и в частности, синтайси, которая вплотную приблизилась к имаё и нагаута.
   На сегодняшний день основу японской поэтики составляют, как вам хорошо известно, стопа (тэйсоку) и ударение (учи).
   Ударение может производиться как всей стопой (тэйсоку), так и подъемом стопы (хайсоку), ребром стопы (сокуто), подушечкой стопы (коси) и пяткой (кагато).
   Возьмем несложный пример. Если противник пытается вам провести, допустим, хидари эмпиучи, вы спокойно переходите из зэнкуцу в, ну, скажем, нэко аши дачи и тем самым уклоняетесь от его смертельного сюто учи, страхуясь надежным моротэ удэ укэ, и одновременно встречаете его мощным джудан маэ гэри кэкоми и добиваете простым маваси.
   Й-я!
   Сипасиба за внимание.
 

Спящая Венера. Запись в книге отзывов.

   Да, гениальный итальянский художник Джорджоне, конечно, талантлив. Потому что написал много талантливых картин. И все разные. Но больше других мне не нравится «Спящая Венера».
   Ну что может привить ребёнку картина с изображением красивой женщины, лежащей в некрасивой позе?
   Не скрою, женщина на картине спит. Но зачем же сбрасывать с себя одеяло? Я, например, когда сплю, всегда натягиваю его до ушей.
   Теперь возьмем её ноги. Посмотрите, какая извилистая линия. Это не наша линия, товарищи! Наша линия прямая! Тем более – в воспитании школьника. И наша женщина никогда не будет ходить с такими ногами.
   Теперь возьмем, я извиняюсь, бюст. Великоват он ей, товарищи! (Я замеряла циркулем. Я сама – преподаватель геометрии). И я уверена: наша женщина с таким бюстом ходить не будет. Она будет падать. Причем на спину.
   А теперь я хочу спросить: что возбудит в подростке эта женщина? Она возбудит в нем мысль. Что все женщины такие.
   Но это неверно. Взять хотя бы меня. Пятьдесят лет я отдала воспитанию подрастающего поколения. И я уверена: я не такая.
   И я никогда не стала бы демонстрировать детям свою обнаженную натуру. И не только обнаженную, но и в одежде. Потому что под одеждой она все-таки обнаженная!
 

Как написать роман. Инструкция.

   С чего начинать роман?
   Начинать лучше с первой фразы.
   Первая фраза – это такая фраза, без которой невозможно начать роман.
   После того, как написана первая фраза, достаточно написать вторую фразу.
   Вторая фраза – это фраза, которая пришла к вам первой, обогнав все другие вторые фразы. После второй фразы достаточно написать третью фразу. Потом – четвертую. И так далее до тех пор, пока не напишется весь роман.
   Как кончать роман?
   Кончать роман надо сразу. Одной фразой. А именно – последней фразой.
   Последняя фраза – это такая фраза, после которой уже не хочется продолжать роман. Теперь вы знаете, как написать роман. Поэтому писать его вам уже не обязательно.
 

Неизвестное письмо. Леонардо да Винчи.

   Мастер Леонардо да Винчи мастеру Рафаэлю Санти желает здравствовать!
   Пишу тебе свой поклон со душевным расположением. Извини, что столь долго не писал. Впору ли сейчас заниматься живописью, когда у нас в Италии эпохи Возрождения творятся такие великие дела?
   Кондотьеры торжественно убивают друг друга. Савонарола устраивает выставки картин, но перед просмотром их сжигает. Родственники Цезаря Борджиа умирают один за другим естественной смертью: кто от яда, а кто от кинжала. Да и у меня дел по горло. Проектирую канализационный канал для неаполитанских граждан. Да ещё маленько подхалтуриваю – пишу портрет некой Моны Лизы.
   Работа двигается медленно. Прошу её: «Улыбочку! Легкую, демоническую улыбку». Но разве можно объяснить это словами?
   Я говорю: «Я просил улыбнуться, Мона Лиза, но не так широко!» Не могу же я ей объяснить, что с её зубами лучше вообще не раскрывать рот!
   Слава Иисусу, что она не моя супруга! Болтает без умолку! Но я терплю: надо же что-то есть.
   Зато, какие у нее руки, Рафаэль! Это чудо, а не руки! Мозолистые, работящие. Никогда не подумаешь, что она дочь неаполитанского купца. Но попробуй что-нибудь втолковать этой жабе! Она, видите ли, хочет походить на царицу. Чорт с ней! Я пригласил свою служанку и пишу с нее то, что хочет заказчик.
   Благодарю господа, что мне удалось уломать её позировать только для поясного портрета. Ты бы видел её ноги! Словно на пушке каталась. Хорошо хоть – картина небольшая. А за те гроши, которые мне отвалили, хватило бы с нее и пол-лица.
   Кисти тоже не к чорту! Пишу каким-то хвостом ослицы.
   Здесь меня все обзывают авангардистом – за пейзаж, на фоне которого позирует моя модель. Но ведь я передаю только своё впечатление от игры цвета на солнечном свету. Это же обыкновенный импрессионизм!
   Видел последнюю мазню Микельанджело. И за что только людям деньги платят?!
   Ну вот, пожалуй, и все. Пребывай во здравии. Писано по-латыни левой рукой в Неаполе.
 

Когда рядом товарищи. Очерк жизни и творчества Лермонтова.

   «Душа обязана трудиться»

Н. Заболоцкий

 
   Великий русский поэт М. Ю. Лермонтов был большим мастером своего дела. На его лицевом счету сотни разнообразных стихотворений, десятки поэм, несколько драм. Первым наставником Лермонтова был Пушкин, который передал Михаилу все свои знания, опыт, привил любовь к труду. Очень хорошо отозвался о Лермонтове его старший товарищ по работе Белинский: «Глубокий и могучий дух!» Как же поэт опустился до такой глубины?
   Михаил Юрьевич Лермонтов родился в деревне у бабушки, в то время, как его родители жили в Петербурге. Росту он был маленького – и поначалу ничем не выделялся из окружающей его среды. Первым, кто заметил ребёнка, была его бабушка. Видит: бегает какой-то мальчик. Вроде, не дворовый. И она сразу стала заниматься его самообразованием: с самого раннего утра будила в мальчишке тревожные вопросы, развивала задумчивость, а если он не слушался, оставляла на нем неизгладимые впечатления, особенно от родной природы и, в частности, от березовых прутьев.
   В пансионе под руководством опытных педагогов Лермонтов уже серьезно занимается мечтательностью, работает над своей скорбью, шлифует мятежность. А вскоре богатство души, талант и любовь к родине Лермонтов начинает применять на практике. Уже в стихотворении «Смерть поэта» двадцатитрехлетний москвич продемонстрировал незаурядные бойцовские качества. Это стихотворение дало Лермонтову путевку в жизнь, а точнее – на Кавказ, куда царское правительство провожает молодого поэта на заслуженный отдых. Там Лермонтов досрочно завершает «Песню про царя Ивана Васильевича», где поет о том, как купец Калашников убил насмерть молодого опричника боевой и политической подготовки. А после этого он уже смело замахнулся на Мцыри.
   Поэт далеко не атлетического стихосложения, Лермонтов поднимает в этой поэме все, что не сумели поднять другие стихотворцы и барсописцы. В захватывающей, но увлекательной борьбе с барсом Мцыри избрал тактику от обороны, действуя на контратаках. Барс поражен: каким образом этому посланцу солнечной Грузии удалось так ловко «провернуть» в горле соперника, причем два раза подряд, одно и то же оружие?
   Человек интересной судьбы, Лермонтов едет в Ленинград (сейчас – Петербург), где пишет роман «Герой нашего времени». Михаил Юрьевич работает над ним целыми днями, а иногда и сверхурочно – при луне.
   А вскоре состоялась знаменитая встреча Лермонтова с Бенкендорфом. Во время беседы, прошедшей в теплой, дружественной обстановке, были обсуждены вопросы, затрагивающие интересы обеих сторон, после чего Лермонтова увели.
   Михаилу Юрьевичу были предоставлены все условия для творчества: арест, ссылка, дуэль. И успех Лермонтова – это не только его личная заслуга, но и всего коллектива тогдашней России!
 

Изобретение вилки.

   Как вы знаете, раньше люди ели пищу руками. Вилка появилась сравнительно недавно. Я не знаю фамилию изобретателя этого столового прибора, но могу с уверенностью сказать: он был настоящим джентльменом. Может быть, даже – первым джентльменом.
   А вилку он изобрел так.
   Однажды этот джентльмен обедал с дамой. Он съел кусок мяса и сказал своей даме:
   – Позвольте вас пригласить на танец.
   – Как?! – ахнула дама. – Вы будете обнимать меня такими грязными руками?!
   «Действительно! – задумался джентльмен, пряча руки за спину. – Что-то здесь не так. Надо бы изобрести какую-нибудь штуковину, чтобы и люди были сыты, и руки чисты».
   И он стал изобретать вилку.
   Первое, что стукнуло ему в голову, была пика.
   Конечно, она не пачкала руки, но и наткнуть этой пикой мясо было очень трудно. Оно все время срывалось.
   И приходилось надевать его на пику рукой.
   Тогда джентльмен изобрел швабру. Это была пластинка, прикрепленная к пике. Только вместо волосков у нее были железные иголки. Мясо прилипало к этой швабре моментально, но отодрать его было невозможно.
   Только – вместе со шваброй.
   Но джентльмен не отчаялся и вскоре изобрел крючок. Крючок повысил процент зацепляемости мяса, но уменьшил процент попадания его в рот. Мясо с размаху шлепало джентльмена по щеке. Кроме того, крючок зацеплял джентльмена за губу. И джентльмен бился, как рыба об стол, пытаясь сорваться у самого себя с крючка.
   Однако джентльмен не сдавался и вскоре изобрел трезубец, зубья которого были расположены треугольником. Но при первой же попытке отправить мясо в рот джентльмен чуть не остался без глаз.
   Тогда он изобрел щипцы. Мясо быстро попадало в рот, но щипцы долго не вынимались изо рта.
   Прошло несколько голодных лет. Однажды джентльмен загорал на крыше, подставив солнцу своё лицо все в шрамах, порезах и уколах. И вдруг увидел на скотном дворе двузубые вилы…
   Конечно, и у этого прибора были свои недостатки.
   Во-первых, взять вилами можно было только очень большой кусок мяса.
   Во-вторых, пользоваться ими можно было только при помощи слуги, который стоял по другую сторону стола с вилами наперевес.
   В-третьих, когда джентльмен съедал мясо полностью, горло его упиралось в основание вил, а голова оказывалась между двумя зубьями и часто с проткнутыми мочками ушей.
   Именно эта несоразмерность и подтолкнула джентльмена сделать миниатюрную вилочку, которую с первым же куском мяса он и проглотил.
   Наконец джентльмен изобрел то, что мы сейчас называем вилкой. Это была большая победа творческого ума и желудка.
   Остается только добавить, что к тому времени, когда джентльмен взял в руки первую вилку, у него уже выпали последние зубы.
   И вилка ему уже была не нужна.
 

«Юдифь» Рассказ по картине.

   Картина «Юдифь» принадлежит кисти неизвестного итальянского художника эпохи Ренессанса Джорджоне. Хотя английские искусствоведы считают, что картину писали двое: Джордж и Джонни.
   Тем более, что на картине изображены тоже двое: женщина, которая подложила под голову ногу, хотя голова не её, и голова неопределенного пола.
   Чья же она, если не секрет? Легко догадаться: если голова валяется в ногах у женщины, значит, эта голова принадлежит мужчине.
   Точней, принадлежала ему раньше. А теперь голова принадлежит женщине, потому что это она её первой отрубила.
   Мужчину, который потерял от женщины голову, зовут Олоферн. А женщину, у которой все на месте, зовут Юдифь.
   У Олоферна из одежды – только меч, а у Юдифи из одежды – украшения и какая-то драпировка, которую накинул на нее художник, чтобы он мог спокойно её рисовать, а Олоферн мог спокойно ему позировать.
   Юдифь поражает своей чистотой: ни капли крови на её платье. Чистотой Юдифи поражен и Олоферн. «Чисто сработано!» – как бы думает пораженный командир, оставшийся без своего корпуса.
   Ни тени волнения на лице Юдифи. И это естественно. У нее с головой все в порядке: прическа не сбита, помада не смазана.
   Спокоен и Олоферн. Конечно, он вынужден признать: нет любимого туловища. Но оно ему и не нужно: в мужчине главное – голова, а в женщине – все остальное.
   Да, трудно любить человека, который рубит с плеча, а потом целый день стоит на голове! Такая участь ждёт каждого, кто влюбляется по уши. Влюбился бы Олоферн по пояс – и потерял бы гораздо меньше.
   О чем же говорит нам образ Юдифи и образина Олоферна? Что хотел сказать художник своей картиной, если бы умел говорить? Ясно любому: одна голова – хорошо, а с телом – лучше!
 

Сравнительная анатомия человека. Контрольная работа.

   Анатомия – это наука о том, что у человека внутри и что у него снаружи.
   Первый вопрос анатомии – как появляются дети? Согласно учебнику анатомии, детей находят в капусте. А моего папу находят в капусте каждый день. Лицом в тарелке.
   Первобытные люди, чтобы узнать анатомию человека, скидывали его со скалы. Если человек оставался жив, значит, у него была хорошая анатомия. А мой папа на спор прыгнул из окна и попал на анатомию другого человека. И теперь у них обоих плохая анатомия.
   Основным содержанием анатомии является скелет.
   Например, скелет кильки состоит из головы, позвоночника и хвоста. А скелет моего папы состоит из головы, позвоночника и сигареты. Потому что он с ней никогда не расстается. И поэтому выглядит как скелет.
   Для чего нужен позвоночник? Позвоночник нужен для того, чтобы голова не проваливалась в штаны.
   Голова очень полезна, потому что ею едят. Голова состоит из мозгов и горла.
   Горло нужно для того, чтобы не обжечь заднее место, когда пьешь горячий чай.
   Кроме того, в горле находятся голосистые связки. А в горле моего папы – жигулевское пиво.