Страница:
– Разумеется, – улыбнулся доктор. – Я могу. Управлять. Трупом.
И тронул клавиатуру. Рука мертвого гвардейца дернулась, судорожно вцепилась в пластик. Еще одно прикосновение к клавишам – и неживой солдат резко подтянул ноги, упершись голыми пятками в ребристые края стола.
Идеальная прозрачность пластика делала покойника похожим на голого левитирующего йога. Зависшего, правда, в крайне нелепой, отчасти забавной даже позе.
Воронов поморщился:
– Док, если это то, ради чего было потрачено столько средств, времени и жизней, то грош цена вам и вашему «Мертвому раю». Я сам в детстве проделывал подобные фокусы с мертвыми лягушками. Надо только знать, куда ткнуть иголкой, чтобы дернулась лапка.
– В том то и дело, что вам требовалась игла, а я, как видите, прекрасно обхожусь без физического контакта. Я управляю мертвым телом на расстоянии. Причем управляю более эффективно, чем вы – лягушкой.
– Управляете? Так вы называете эти бессмысленные подергивания? Не впечатляет, док, не впечатляет.
Лицо Фурцева сделалось красным. Дышал доктор тяжело. Со свистом. Сквозь зубы.
– Ну хорош-ш-шо, офицер, а что вы скажете на это?
Еще прежде чем по-настоящему испугаться, Воронов уловил краем глаза…
Быстрый тычок холеных пальцев в клавиатуру.
Стремительное движение на прозрачном пластике.
И машинально, рефлекторно – именно, машинально и рефлекторно! – он успел, едва-едва успел…
Увернуться от метнувшегося к нему…
ЭТО оказалось тем самым парнем с пулевым ранением в области сердца. Тем самым, который еще секунду назад неподвижно парил в воздухе. В скрюченной позе спятившего йога.
Мертвый гвардеец оттолкнулся пятками от края стола и уже в полете перевернулся со спины на живот. Нехитрый прием, позволяющий в случае опасности мгновенно покидать кровать. Покидать и нападать из положения лежа. Из полусна. Таким штучкам начинают обучать еще на подготовительных предгвардейских курсах. И в общем-то ничего особенного в неожиданном прыжке не было. Ничего, если бы его совершил живой человек. Но покойник!
Покойник с грохотом обрушился на пол. А вот здесь уже явный промах: приземляться тоже надо уметь, иначе еще до начала схватки отобьешь конечности. Хотя с другой стороны, мертвые ведь не чувствуют боли…
У Воронова голова шла кругом, а его бывший подчиненный, ныне подчиняющийся лишь командам компьютера, и не думал останавливаться. Оживший труп снова шел в атаку. Ну не совсем шел. То ли парень все же повредил ногу при падении, то ли Фурцев был еще никудышным повелителем зомби… Гвардеец семенил на четвереньках. Получалось неестественно, неуклюже, но при этом невероятно быстро. И очень, очень страшно.
Молниеносный выпад мертвой руки. И в этот раз Воронов тоже отскочил. Начальник президентской гвардии умел мгновенно выходить из шока. Даже из такого.
Тоже научили…
«Любопытно все-таки, кто кого», – подумал Фурцев.
Доктор с интересом наблюдал из-за монитора. И в монитор – там тоже была картинка. Живая цель, которую видел сейчас мертвый солдат.
Предугадать результат схватки было затруднительно. Воронов не зря носил офицерские погоны Гвардии. Несмотря на внезапность нападения, несмотря на специфику атакующего объекта, самообладания он не потерял. И пока держался великолепно. Видимо, бывший гвардеец при жизни сильно уступал своему командиру. Хотя…
Злую шутку с офицером сыграл контейнер для мусора. Стоял сзади, попал под ногу. Пятившийся Воронов потерял целое мгновение. И – цап! Фурцев ухмыльнулся. Бледные восковые пальцы обхватили ногу начальника президентской Гвардии чуть выше щиколотки.
А обхватив, – сдавили. Крепко. Сильно.
Воронов вздрогнул. Нет, никакого холода, приписываемого молвой рукам мертвеца, он в тот момент не чувствовал. Зато смысл выражения «мертвая хватка» ощутил в полной мере: кожа на ноге, казалось, вот-вот лопнет, а кость раскрошится в пыль.
Рука непроизвольно метнулась к закрытой кобуре внутрипериметрового ношения. Рефлекс-с…
– Нет! – крик Фурцева не был ни испуганным, ни встревоженным. Скорее предупреждающим. Разумно-предупреждающим. Предупреждающе-угрожающим.
Воронов замер в напряжении, успев лишь расстегнуть кобуру. Все-таки что ни говори, но лаборатория – вотчина доктора. Он тут чужак. Совершено непосвященный в здешние тайны.
– Не стоит этого делать, – мягко посоветовал доктор, – Вы что, ужастиков в детстве не смотрели? Убить мертвого второй раз невозможно. Я задал программу на задержание, а не на уничтожение. Так что не волнуйтесь. Вас не станут рвать на куски. Пока я не отдам соответствующей команды.
Любезная улыбка…
Пальцы Начальника президентской Гвардии сжались в кулак. Потом Воронов отвел кулак в сторону – подальше от кобуры, от соблазна. «Да, гвардейцев наших готовят превосходно, – отметил про себя Фурцев. – Со страхом справляться они умеют. Наверное, это тоже рефлекс».
А офицер стоял неподвижно. Все. Время бездумных рефлексов кончилось. Воронов обдумал положение, в которое попал. Весьма, кстати, незавидное. Что он мог предпринять? Отстрелить из табельного пистолета руки зомби, гигантским клещом вцепившегося в лодыжку? Вряд ли удастся. Быстро – вряд ли. Изрешетить компьютер Фурцева или – о, как это было бы здорово! – самого ублюдка-доктора? Можно. Теоретически. Но Воронов сомневался, что это остановит уже запущенную программу. Но как тогда отменить задание? Как избавиться от ходячего… ползающего Гвардии мертвеца?
Пока наилучшим выходом было просто ждать и не дергаться. Интересно, этот докторишка в курсе, как гвардейцев обучают брать языков? Если оживший покойник действительно помнит боевые навыки, то при малейшей попытке сопротивления он попросту разорвет сухожилия на ноге бывшего командира. Одним движением пальцев разорвет. Хрясь – и готово. А с такой травмой в Гвардии делать нечего.
Что ж, док, ладно, пусть будет по-вашему. Пусть все пока будет по-вашему. Но учтите – подобные выходки не забываются. И не прощаются. Никогда. Никому.
Офицер стоял неподвижно. У его ног неподвижно лежал мертвый солдат. Не выпуская пленника. Потенциальную жертву не выпуская.
– Не обижайтесь, я всего лишь продемонстрировал результат своей работы, – с невинным видом продолжал Фурцев, – Вы ведь именно этого от меня хотели?
Офицер стоял и молчал. Едва сдерживая клокочущую ярость. И боль. Неподготовленный, нетренированный человек орал бы уже, корчился. Но Начальник Гвардии решил не доставлять такого удовольствия Фурцеву. Ни при каких условиях.
Фурцев улыбался…
– Сейчас я вас освобожу, офицер. Считайте все происшедшее шуткой. Или точнее, маленькой местью за мою безвинно пострадавшую руку. Надеюсь, теперь мы квиты?
Не дождавшись ответа, доктор ткнул в клавиатуру. Пальцы мертвой руки разжались. Воронов нагнулся, помассировал ногу. Не нужно было задирать штанину, чтобы рассмотреть следы жесткого хвата – следы эти прощупывались через тонкую ткань. С недельку придется похромать. Как минимум, с недельку.
Солдат, чье разорванное снайперской пулей сердце не билось уже несколько дней, полз обратно к своему столу. Хотя нет, теперь он направлялся к соседнему – туда, где лежали останки милвзводовского снайпера.
Так, а это еще зачем? Воронов вопросительно взглянул на Фурцева.
– Небольшой штрих в завершение демонстрации, – пожал плечами тот, – Я дал нашему славному парню новое задание.
«Славный парень» добрался до очередной цели. Рывок… Безжизненное тело бедняги-милвзводовца слетело на пол. Если верхняя часть трупа уже была изуродована самоликвидатором дальнобойки, то нижняя вполне подходила для эффектного заключительного «штриха».
На ногу мертвого снайпера обрушился твердый, как камень, хорошо и правильно набитый за долгие годы тренировок кулак. Один-единственный, точный, профессиональный удар… Отвратительный хруст – и вышибленная из сустава коленная чашечка милвзводовца отлетела к стене. Шмякнулась о гладкую белую поверхность. Оставила густую красную кляксу с потеком.
Воронов чуть приподнял бровь. Однако же! Высший пилотаж! Подобными приемами владели не многие гвардейцы. И уж, конечно, Фурцев, эта лабораторная крыса в белом халате, не мог знать таких секретов рукопашного боя. А значит… Это означало только одно. Что расстрелянный солдат или что там от него осталось, действительно помнит то, чему его учили при жизни. Дико, но факт. Воронов видел все своими глазами, а им-то он еще доверял.
– Я подумал, наш гвардеец тоже имеет право на маленькую месть. – Фурцев снова улыбался. И снова нажимал клавиши. – Вы так не считаете?
Начальник президентской Гвардии не ответил – Начальник президентской Гвардии тупо пялился на бывшего подчиненного. А бывший подчиненный раздирал изувеченные останки милвзводовского снайпера. Мстил своему убийце. Без ярости, без боевого пыла, без хладнокровного расчета даже. Невозмутимо, как машина. Рефлекторно…
Воронов силился вспомнить имя гвардейца. Не мог. Что почему-то жутко расстраивало. «Сумасшествие какое-то, – промелькнуло в голове. – Один покойник выясняет отношения с другим, а я, в компании с чокнутым ученым, наблюдаю за возней этих двух кусков мяса и страдаю от чувства вины». Начальник Гвардии пожалел, что вообще пришел сюда сегодня.
– Так вы не согласны со мной, офицер? – напомнил о себе Фурцев. – Право, а? На маленькую месть, а?
Воронов поднял глаза.
– Если уж говорить о возмездии, то, по-моему, на месте разбитого колена милвзводовца должна быть твоя голова, док.
Потом, вздохнув, добавил:
– Да и моя тоже. Так справедливо.
– Ну полноте вам! Не забывайте, это всего лишь мертвое тело и пучок восстановленных рефлексов. Сочувствовать рабочему материалу, испытывать симпатию или просто жалеть его – глупо. Но давайте, как вы любите говорить, ближе к делу. У вас есть еще вопросы ко мне?
– Есть. – Офицер взял себя в руки.
Ближе к делу – вот именно, вот что ему сейчас надо! Чем ближе к делу, тем дальше от дурацкого ощущения нереальности происходящего, дальше от совершенно неуместного сейчас совестливого самоедства.
– Предполагаемый радиус действия системы управления вашим рабочим материалом?
– Все зависит от рельефа местности и мощности передатчика. Но даже при самых неблагоприятных условиях зона уверенного приема импульсных сигналов полностью накроет городской район средних масштабов.
– Способ поиска цели?
– Визуальную и аудиоинформацию на компьютер оператора передают миникамеры со встроенными микрофонами, которые маскируются под одеждой и кожей.
– Маскируются? Под кожей?
– Да, камеры надежно спрятаны. А для лучшей ориентации в пространстве самого рабочего материала активизируются глазные и слуховые нервы.
– Оператор может подключаться к этим нервным центрам и обходиться без камер и микрофонов?
– Думаю, со временем такое будет возможно. Уже заканчиваются работы по созданию экспериментальной партии чип-маяков на гелевой основе, которые способны заменить наружные технические средства наблюдения. Но это очень дорогая технология. И не очень ненадежная. К тому же гелевые чипы пока совместимы лишь с живой тканью. Теоретически на живые организмы их можно ставить хоть сейчас. На мертвые – еще нельзя.
– Насколько сложно управлять мертвыми солдатами?
– Не сложнее, чем играть в компьютерные игры. Как показывают опыты с учебными моделями, освоить управление на элементарном пользовательском уровне можно за несколько часов.
– Оператор лично управляет всеми действиями рабочего материала?
– Не совсем так. Правильно скоординировать отдельные движения трупа очень сложно, поэтому пришлось разрабатывать специальную схему управления.
– Принцип действия?
– Нажатием каждой клавиши оператор запускает целый алгоритм комбинированных команд-заданий. Вперед, назад, вправо, влево. Идти, бежать, ползти, убить. Или, например, захватить пленника, как в случае с вами.
– Дальше?
– Дальше все делает компьютерная программа и прижизненный опыт. Виртуальная нервная система активизируют необходимые для достижения поставленной цели рефлексы. А рабочий материал выполнит задание наиболее привычным для него способом. Привычным до смерти, я имею в виду. Одни прыгают на врага со стола, другие скатываются ему в ноги; одни выбивают коленные чашечки, другие предпочитают выворачивать из суставов голеностопы. Боевые навыки, лучше всего усвоенные в мире живых, остаются особым индивидуальным стилем и в «Мертвом рае».
– Выходит, бойцу, которого вы натравили на меня, раньше очень нравилось драться лежа на брюхе и ползая на четвереньках?
В точку! Доктор недовольно поморщился. Воронов позволил себе улыбнуться. Немного – краешком рта. Ухмылка была мимолетной, но заметной – он постарался.
– Согласен, над нервными центрами, отвечающими за координацию движений и вестибулярный аппарат материала, следует еще поработать. – Фурцев говорил, нажимая клавиши и пытаясь заставить мертвеца влезть на пластиковый стол. Не очень, впрочем, преуспевая в этом. – Но у меня есть время, пока Президент не выбрал полигоны для полномасштабных испытаний «Мертвого рая».
– Обычно такие полигоны выбираются быстро.
– Ничего, я успею. Когда будет нужно, я поставлю ваших Гвардии покойников на ноги. Скоро вы и сами не отличите своих мертвых солдат от… хм… временно живых.
Доктор не удержался от смешка.
– Еще вопросы?
– Да, один. Когда вы все-таки планируете прекратить отстрел? Если ваши успехи действительно столь грандиозны, не пора ли притормозить? Недоукомплектованность Гвардии достигла критической точки. И если говорить начистоту, я уже начинаю опасаться, не полетит ли следующая пуля милвзводовского снайпера в меня.
Фурцев набрал побольше воздуха. Для демонстративного вздоха сожаления.
– Я все понимаю, но эксперимент не завершен. Наше с вами тайное киллерство окончится сразу, как только в нем отпадет необходимость. Не раньше, не позже. Ну а теперь мне пора продолжать работу. Честь имею, офицер.
То есть скатертью дорога… Так неожиданно и бесцеремонно выставлять чужаков из своих владений умел только доктор Фурцев.
Прощаться Воронов не стал. Молча повернулся, шагнул к выходу. Уже в дверях его окликнули:
– А кстати, насчет пули, которая полетит в вас – дельная мысль! Должен же быть у мертвецов свой командир! Да и живых офицеров не мешало бы менять время от времени. Риск переворота, знаете ли…
Воронов обернулся. Глядя на его каменное лицо, доктор рассмеялся. Птичьим каким-то смехом.
– Успокойтесь. Шутка, шутка, просто шутка! Ступайте и спите спокойно. Живой вы пока более ценны.
Когда дверь захлопнулась (до сих пор извлечь шум из мягкого звукоизолирующего пластика не удавалось никому. Воронову – удалось), Фурцев уже не смеялся. Не улыбался даже.
Или, может быть, все-таки не шутка? Или от мертвого Воронова будет больше пользы, чем от живого? Этот напыщенный индюк в погонах только что продемонстрировал изумительную реакцию. Определенно таким рефлексам место на лабораторном столе «Мертвого рая».
Пальцы Фурцева все стучали по клавиатуре.
Гвардеец с простреленным сердцем все тщился влезть на прозрачный стол. И не понять было, то ли нелепые движения покойника злили, то ли забавляли человека в стерильно белом халате.
Фурцев что-то насвистывал. Что-то нейтральное. Из классики что-то.
Часть первая
Глава 1
И тронул клавиатуру. Рука мертвого гвардейца дернулась, судорожно вцепилась в пластик. Еще одно прикосновение к клавишам – и неживой солдат резко подтянул ноги, упершись голыми пятками в ребристые края стола.
Идеальная прозрачность пластика делала покойника похожим на голого левитирующего йога. Зависшего, правда, в крайне нелепой, отчасти забавной даже позе.
Воронов поморщился:
– Док, если это то, ради чего было потрачено столько средств, времени и жизней, то грош цена вам и вашему «Мертвому раю». Я сам в детстве проделывал подобные фокусы с мертвыми лягушками. Надо только знать, куда ткнуть иголкой, чтобы дернулась лапка.
– В том то и дело, что вам требовалась игла, а я, как видите, прекрасно обхожусь без физического контакта. Я управляю мертвым телом на расстоянии. Причем управляю более эффективно, чем вы – лягушкой.
– Управляете? Так вы называете эти бессмысленные подергивания? Не впечатляет, док, не впечатляет.
Лицо Фурцева сделалось красным. Дышал доктор тяжело. Со свистом. Сквозь зубы.
– Ну хорош-ш-шо, офицер, а что вы скажете на это?
Еще прежде чем по-настоящему испугаться, Воронов уловил краем глаза…
Быстрый тычок холеных пальцев в клавиатуру.
Стремительное движение на прозрачном пластике.
И машинально, рефлекторно – именно, машинально и рефлекторно! – он успел, едва-едва успел…
Увернуться от метнувшегося к нему…
ЭТО оказалось тем самым парнем с пулевым ранением в области сердца. Тем самым, который еще секунду назад неподвижно парил в воздухе. В скрюченной позе спятившего йога.
Мертвый гвардеец оттолкнулся пятками от края стола и уже в полете перевернулся со спины на живот. Нехитрый прием, позволяющий в случае опасности мгновенно покидать кровать. Покидать и нападать из положения лежа. Из полусна. Таким штучкам начинают обучать еще на подготовительных предгвардейских курсах. И в общем-то ничего особенного в неожиданном прыжке не было. Ничего, если бы его совершил живой человек. Но покойник!
Покойник с грохотом обрушился на пол. А вот здесь уже явный промах: приземляться тоже надо уметь, иначе еще до начала схватки отобьешь конечности. Хотя с другой стороны, мертвые ведь не чувствуют боли…
У Воронова голова шла кругом, а его бывший подчиненный, ныне подчиняющийся лишь командам компьютера, и не думал останавливаться. Оживший труп снова шел в атаку. Ну не совсем шел. То ли парень все же повредил ногу при падении, то ли Фурцев был еще никудышным повелителем зомби… Гвардеец семенил на четвереньках. Получалось неестественно, неуклюже, но при этом невероятно быстро. И очень, очень страшно.
Молниеносный выпад мертвой руки. И в этот раз Воронов тоже отскочил. Начальник президентской гвардии умел мгновенно выходить из шока. Даже из такого.
Тоже научили…
* * *
«Любопытно все-таки, кто кого», – подумал Фурцев.
Доктор с интересом наблюдал из-за монитора. И в монитор – там тоже была картинка. Живая цель, которую видел сейчас мертвый солдат.
Предугадать результат схватки было затруднительно. Воронов не зря носил офицерские погоны Гвардии. Несмотря на внезапность нападения, несмотря на специфику атакующего объекта, самообладания он не потерял. И пока держался великолепно. Видимо, бывший гвардеец при жизни сильно уступал своему командиру. Хотя…
Злую шутку с офицером сыграл контейнер для мусора. Стоял сзади, попал под ногу. Пятившийся Воронов потерял целое мгновение. И – цап! Фурцев ухмыльнулся. Бледные восковые пальцы обхватили ногу начальника президентской Гвардии чуть выше щиколотки.
А обхватив, – сдавили. Крепко. Сильно.
Воронов вздрогнул. Нет, никакого холода, приписываемого молвой рукам мертвеца, он в тот момент не чувствовал. Зато смысл выражения «мертвая хватка» ощутил в полной мере: кожа на ноге, казалось, вот-вот лопнет, а кость раскрошится в пыль.
Рука непроизвольно метнулась к закрытой кобуре внутрипериметрового ношения. Рефлекс-с…
– Нет! – крик Фурцева не был ни испуганным, ни встревоженным. Скорее предупреждающим. Разумно-предупреждающим. Предупреждающе-угрожающим.
Воронов замер в напряжении, успев лишь расстегнуть кобуру. Все-таки что ни говори, но лаборатория – вотчина доктора. Он тут чужак. Совершено непосвященный в здешние тайны.
– Не стоит этого делать, – мягко посоветовал доктор, – Вы что, ужастиков в детстве не смотрели? Убить мертвого второй раз невозможно. Я задал программу на задержание, а не на уничтожение. Так что не волнуйтесь. Вас не станут рвать на куски. Пока я не отдам соответствующей команды.
Любезная улыбка…
Пальцы Начальника президентской Гвардии сжались в кулак. Потом Воронов отвел кулак в сторону – подальше от кобуры, от соблазна. «Да, гвардейцев наших готовят превосходно, – отметил про себя Фурцев. – Со страхом справляться они умеют. Наверное, это тоже рефлекс».
А офицер стоял неподвижно. Все. Время бездумных рефлексов кончилось. Воронов обдумал положение, в которое попал. Весьма, кстати, незавидное. Что он мог предпринять? Отстрелить из табельного пистолета руки зомби, гигантским клещом вцепившегося в лодыжку? Вряд ли удастся. Быстро – вряд ли. Изрешетить компьютер Фурцева или – о, как это было бы здорово! – самого ублюдка-доктора? Можно. Теоретически. Но Воронов сомневался, что это остановит уже запущенную программу. Но как тогда отменить задание? Как избавиться от ходячего… ползающего Гвардии мертвеца?
Пока наилучшим выходом было просто ждать и не дергаться. Интересно, этот докторишка в курсе, как гвардейцев обучают брать языков? Если оживший покойник действительно помнит боевые навыки, то при малейшей попытке сопротивления он попросту разорвет сухожилия на ноге бывшего командира. Одним движением пальцев разорвет. Хрясь – и готово. А с такой травмой в Гвардии делать нечего.
Что ж, док, ладно, пусть будет по-вашему. Пусть все пока будет по-вашему. Но учтите – подобные выходки не забываются. И не прощаются. Никогда. Никому.
Офицер стоял неподвижно. У его ног неподвижно лежал мертвый солдат. Не выпуская пленника. Потенциальную жертву не выпуская.
– Не обижайтесь, я всего лишь продемонстрировал результат своей работы, – с невинным видом продолжал Фурцев, – Вы ведь именно этого от меня хотели?
Офицер стоял и молчал. Едва сдерживая клокочущую ярость. И боль. Неподготовленный, нетренированный человек орал бы уже, корчился. Но Начальник Гвардии решил не доставлять такого удовольствия Фурцеву. Ни при каких условиях.
Фурцев улыбался…
– Сейчас я вас освобожу, офицер. Считайте все происшедшее шуткой. Или точнее, маленькой местью за мою безвинно пострадавшую руку. Надеюсь, теперь мы квиты?
Не дождавшись ответа, доктор ткнул в клавиатуру. Пальцы мертвой руки разжались. Воронов нагнулся, помассировал ногу. Не нужно было задирать штанину, чтобы рассмотреть следы жесткого хвата – следы эти прощупывались через тонкую ткань. С недельку придется похромать. Как минимум, с недельку.
Солдат, чье разорванное снайперской пулей сердце не билось уже несколько дней, полз обратно к своему столу. Хотя нет, теперь он направлялся к соседнему – туда, где лежали останки милвзводовского снайпера.
Так, а это еще зачем? Воронов вопросительно взглянул на Фурцева.
– Небольшой штрих в завершение демонстрации, – пожал плечами тот, – Я дал нашему славному парню новое задание.
«Славный парень» добрался до очередной цели. Рывок… Безжизненное тело бедняги-милвзводовца слетело на пол. Если верхняя часть трупа уже была изуродована самоликвидатором дальнобойки, то нижняя вполне подходила для эффектного заключительного «штриха».
На ногу мертвого снайпера обрушился твердый, как камень, хорошо и правильно набитый за долгие годы тренировок кулак. Один-единственный, точный, профессиональный удар… Отвратительный хруст – и вышибленная из сустава коленная чашечка милвзводовца отлетела к стене. Шмякнулась о гладкую белую поверхность. Оставила густую красную кляксу с потеком.
Воронов чуть приподнял бровь. Однако же! Высший пилотаж! Подобными приемами владели не многие гвардейцы. И уж, конечно, Фурцев, эта лабораторная крыса в белом халате, не мог знать таких секретов рукопашного боя. А значит… Это означало только одно. Что расстрелянный солдат или что там от него осталось, действительно помнит то, чему его учили при жизни. Дико, но факт. Воронов видел все своими глазами, а им-то он еще доверял.
* * *
– Я подумал, наш гвардеец тоже имеет право на маленькую месть. – Фурцев снова улыбался. И снова нажимал клавиши. – Вы так не считаете?
Начальник президентской Гвардии не ответил – Начальник президентской Гвардии тупо пялился на бывшего подчиненного. А бывший подчиненный раздирал изувеченные останки милвзводовского снайпера. Мстил своему убийце. Без ярости, без боевого пыла, без хладнокровного расчета даже. Невозмутимо, как машина. Рефлекторно…
Воронов силился вспомнить имя гвардейца. Не мог. Что почему-то жутко расстраивало. «Сумасшествие какое-то, – промелькнуло в голове. – Один покойник выясняет отношения с другим, а я, в компании с чокнутым ученым, наблюдаю за возней этих двух кусков мяса и страдаю от чувства вины». Начальник Гвардии пожалел, что вообще пришел сюда сегодня.
– Так вы не согласны со мной, офицер? – напомнил о себе Фурцев. – Право, а? На маленькую месть, а?
Воронов поднял глаза.
– Если уж говорить о возмездии, то, по-моему, на месте разбитого колена милвзводовца должна быть твоя голова, док.
Потом, вздохнув, добавил:
– Да и моя тоже. Так справедливо.
– Ну полноте вам! Не забывайте, это всего лишь мертвое тело и пучок восстановленных рефлексов. Сочувствовать рабочему материалу, испытывать симпатию или просто жалеть его – глупо. Но давайте, как вы любите говорить, ближе к делу. У вас есть еще вопросы ко мне?
– Есть. – Офицер взял себя в руки.
Ближе к делу – вот именно, вот что ему сейчас надо! Чем ближе к делу, тем дальше от дурацкого ощущения нереальности происходящего, дальше от совершенно неуместного сейчас совестливого самоедства.
– Предполагаемый радиус действия системы управления вашим рабочим материалом?
– Все зависит от рельефа местности и мощности передатчика. Но даже при самых неблагоприятных условиях зона уверенного приема импульсных сигналов полностью накроет городской район средних масштабов.
– Способ поиска цели?
– Визуальную и аудиоинформацию на компьютер оператора передают миникамеры со встроенными микрофонами, которые маскируются под одеждой и кожей.
– Маскируются? Под кожей?
– Да, камеры надежно спрятаны. А для лучшей ориентации в пространстве самого рабочего материала активизируются глазные и слуховые нервы.
– Оператор может подключаться к этим нервным центрам и обходиться без камер и микрофонов?
– Думаю, со временем такое будет возможно. Уже заканчиваются работы по созданию экспериментальной партии чип-маяков на гелевой основе, которые способны заменить наружные технические средства наблюдения. Но это очень дорогая технология. И не очень ненадежная. К тому же гелевые чипы пока совместимы лишь с живой тканью. Теоретически на живые организмы их можно ставить хоть сейчас. На мертвые – еще нельзя.
– Насколько сложно управлять мертвыми солдатами?
– Не сложнее, чем играть в компьютерные игры. Как показывают опыты с учебными моделями, освоить управление на элементарном пользовательском уровне можно за несколько часов.
– Оператор лично управляет всеми действиями рабочего материала?
– Не совсем так. Правильно скоординировать отдельные движения трупа очень сложно, поэтому пришлось разрабатывать специальную схему управления.
– Принцип действия?
– Нажатием каждой клавиши оператор запускает целый алгоритм комбинированных команд-заданий. Вперед, назад, вправо, влево. Идти, бежать, ползти, убить. Или, например, захватить пленника, как в случае с вами.
– Дальше?
– Дальше все делает компьютерная программа и прижизненный опыт. Виртуальная нервная система активизируют необходимые для достижения поставленной цели рефлексы. А рабочий материал выполнит задание наиболее привычным для него способом. Привычным до смерти, я имею в виду. Одни прыгают на врага со стола, другие скатываются ему в ноги; одни выбивают коленные чашечки, другие предпочитают выворачивать из суставов голеностопы. Боевые навыки, лучше всего усвоенные в мире живых, остаются особым индивидуальным стилем и в «Мертвом рае».
– Выходит, бойцу, которого вы натравили на меня, раньше очень нравилось драться лежа на брюхе и ползая на четвереньках?
В точку! Доктор недовольно поморщился. Воронов позволил себе улыбнуться. Немного – краешком рта. Ухмылка была мимолетной, но заметной – он постарался.
– Согласен, над нервными центрами, отвечающими за координацию движений и вестибулярный аппарат материала, следует еще поработать. – Фурцев говорил, нажимая клавиши и пытаясь заставить мертвеца влезть на пластиковый стол. Не очень, впрочем, преуспевая в этом. – Но у меня есть время, пока Президент не выбрал полигоны для полномасштабных испытаний «Мертвого рая».
– Обычно такие полигоны выбираются быстро.
– Ничего, я успею. Когда будет нужно, я поставлю ваших Гвардии покойников на ноги. Скоро вы и сами не отличите своих мертвых солдат от… хм… временно живых.
Доктор не удержался от смешка.
– Еще вопросы?
– Да, один. Когда вы все-таки планируете прекратить отстрел? Если ваши успехи действительно столь грандиозны, не пора ли притормозить? Недоукомплектованность Гвардии достигла критической точки. И если говорить начистоту, я уже начинаю опасаться, не полетит ли следующая пуля милвзводовского снайпера в меня.
Фурцев набрал побольше воздуха. Для демонстративного вздоха сожаления.
– Я все понимаю, но эксперимент не завершен. Наше с вами тайное киллерство окончится сразу, как только в нем отпадет необходимость. Не раньше, не позже. Ну а теперь мне пора продолжать работу. Честь имею, офицер.
То есть скатертью дорога… Так неожиданно и бесцеремонно выставлять чужаков из своих владений умел только доктор Фурцев.
Прощаться Воронов не стал. Молча повернулся, шагнул к выходу. Уже в дверях его окликнули:
– А кстати, насчет пули, которая полетит в вас – дельная мысль! Должен же быть у мертвецов свой командир! Да и живых офицеров не мешало бы менять время от времени. Риск переворота, знаете ли…
Воронов обернулся. Глядя на его каменное лицо, доктор рассмеялся. Птичьим каким-то смехом.
– Успокойтесь. Шутка, шутка, просто шутка! Ступайте и спите спокойно. Живой вы пока более ценны.
Когда дверь захлопнулась (до сих пор извлечь шум из мягкого звукоизолирующего пластика не удавалось никому. Воронову – удалось), Фурцев уже не смеялся. Не улыбался даже.
Или, может быть, все-таки не шутка? Или от мертвого Воронова будет больше пользы, чем от живого? Этот напыщенный индюк в погонах только что продемонстрировал изумительную реакцию. Определенно таким рефлексам место на лабораторном столе «Мертвого рая».
Пальцы Фурцева все стучали по клавиатуре.
Гвардеец с простреленным сердцем все тщился влезть на прозрачный стол. И не понять было, то ли нелепые движения покойника злили, то ли забавляли человека в стерильно белом халате.
Фурцев что-то насвистывал. Что-то нейтральное. Из классики что-то.
Часть первая
НОЧЬ
Глава 1
Желание взглянуть на небо здесь, в Ростовске, возникает редко. Чрезвычайно редко. Небо-то – оно в клеточку! От высотки к высотке протянуты черные царапины проводов с бесчисленными переходными стыками. И вдоль, и поперек, и косым крестом протянуты. На первый взгляд – хаотичная паутина, брошенная на город небрежной рукой. Но хаос этот кажущийся. И рука отнюдь не небрежная. Аккуратно и расчетливо опутывала она каждый район, каждую улицу, каждый квартал. Кому как не Денису Замятину знать об этом?
Нет, порядка в хитросплетении электрических, телефонных и бог весть каких еще проводов не меньше, чем в строгих милвзводовских инструкциях. Ибо вся эта густая сеть создавалась в первую очередь ради направляющих тросов – подвесных дорог и тропинок службы наружного наблюдения.
Их Денис знал отменно и без труда, навскидку, распознавал в подвесных коммуникациях основные линии, вспомогательные, страховочные и запасные. Вот этой, к примеру, он воспользовался прошлой ночью для перехода на другую сторону Трассы. Мостик натянутых над шоссе тросов и проводов похож на двойную решетку. Впрочем, на решетки там, вверху, похоже все. Одинарные, двойные, тройные… Решетки, решетки и еще раз решетки. Печальное, гнетущее зрелище.
И вряд ли в частых перекрестиях именно здесь, именно сейчас прячется мобильная камера. Вряд ли она приткнулась под карнизом той вон или этой крыши. И совсем уж маловероятно, что кто-то из коллег-операторов похерит инструкции и воспользуется «Летящим глазом» днем.
Денис все понимал, но поделать с собой ничего не мог. Снова и снова он поднимал глаза вверх, снова и снова подставляя лицо свинцовому небосводу, изуродованному рубцами проводов. Только небо и могло его сейчас спасти.
Небо равнодушно смотрело вниз.
– Он? Точно? – послышалось за спиной.
Вот гады! В открытую уже идут! Рядом совсем! Денис оглянулся. Быстро, воровато, поверх высокого воротника.
– Што пудов!
Шепелявил невысокий, суетливый человечек неопределенного возраста. Ни рыба, ни мясо, – говорят о таких. Юркие руки, будто бы живущие своей собственной жизнью, дерганое лицо, бегающий взгляд, уйма ненужных нервных движений. И одежонка – так себе: дешевенькая, плохонькая, безвкусная. Потертая, никчемная, как сам хозяин.
Говорил шепелявый, прикрыв рот рукой. Не то пытался приглушить шепот, не то прятал изрядную пробоину в передних зубах и уродливую родинку над верхней губой, больше смахивающую на позорную татуировку.
Гадать, о ком речь, не приходится. Дениса обсуждают – кого же еще. Троица из районной группировки Волков выпасала его от самого Пятачка. Группировщики… Орги… Ни поднятый воротник куртки, ни надвинутая на глаза шапка-колокол не уберегли его от цепких взглядов этих городских волчар.
И угораздило же долбаную видеокарту полететь именно сегодня! Да и сам виноват: потерял сноровку, разучился за месяцы безвылазной домашней работы быть серым и незаметным. Расслабился, блин, успокоился, забыл, что такое Улица. Идиот! Думал, идешь по охраняемой Межрайонной Трассе, так можно и по сторонам не смотреть?
– Мелкий он какой-то… – спокойный уверенный голос сзади.
Еще ближе!
– Да жуб даю, Колян! – снова шепот-присвист.
Смешно, кабы не было так грустно. На самом-то деле жертвовать шепелявому нечем: зубы, по крайней мере, передние отсутствовали у него напрочь.
– Щас в шледилы молодняк идет. Молокошоши хилые,…ля! Кожлы доходные, шоплей перешибить можно, а бабок гребут – немерено. Я вот помню…
– Ты что скажешь, Ахмет? – Спокойный не счел нужным дослушивать невнятный бубнеж до конца.
Денис оглянулся еще раз.
– Он, – коротко бросил небритый чернявый крепыш-кавказец с поломанными ушами и носом.
И ускорил шаг – из-за неуклюжей медвежьей походки борца-ломщика тот, кого назвали Ахметом, немного отставал от спутников.
Этих двоих – беззубого волчьего шестерку и мрачного кавказца – Денис узнал еще на выходе с Пятачка. Месяца четыре назад оторваться от них удалось только чудом. Тогда его вычислили по муниципальной кредитке. Налички не хватало, и Денис имел неосторожность сверкнуть в магазине самообороны кредитной карточкой. Такой, кроме сотрудников Периметра, никто в наше время, пожалуй, никто и не пользуется. А следаки формально принадлежали к периметровской службе. Хоть и жили за его пределами. Как и положено операторам наружки.
В общем, очень приметную карточку Денис вытащил из кармана в самом криминальном районе города.
Эх, сглупил, протупил по-черному! Поддался идиотскому порыву, решив обзавестись оружием. Если так вообще можно назвать компактный «МУД (шдх)», в просторечье – «мудак». «Маломощная укороченная дубинка (шоковая домашнего хранения)» – символическое, но, пожалуй, единственное более-менее эффективное и потому достаточно дорогое средство самообороны. Из легальных, разумеется. Сосед по сектору Игорь Зверев как-то показывал подобную игрушку. Разгуливать с ней по городу нельзя, но использование МУД для защиты жилья от незваных гостей даже поощрялось властями. Как говорилось в инструкции, дубинка способна убить человека. Вот только максимального – смертельного – заряда «мудака» хватало лишь на одного гостя. А группировщики поодиночке не ходят. А пока подзарядишь снова…
Честно говоря, Денис предпочел бы иметь в ящике рабочего стола оргскую заточку. Из тех, Волчьих. Последний писк: плоская заточенная с двух сторон арматурина, похожая на короткий обоюдоострый меч. Или не на короткий. А то – и на целую пику. Ручка, обмотанная для удобства изолентой. Или, как у некоторых пижонов, запаянная в разноцветные кружочки оргстекла.
В драке такая штучка практичнее и гораздо эффективнее «мудака». Но вот если ее найдут при обыске во время поквартирного обхода… Классификация: хранение особо опасного холодного оружия. Приговор: вышка, эшафот. А рисковать жизнью ради куска металла – нет уж, увольте. К тому же Денис в группировку не входит. Значит, владеть заточкой как следует все равно не научится. А чтобы долбануть противника шокером, особого искусства не требуется.
Короче, магазин, «мудак», кредитка… Засветил ее – засветился сам. Вели его в тот день чуть ли не до самого дома. Ситуация – сквернее некуда. И если бы не развалины Трехсотого блок-поста…
Денис успел вовремя нырнуть в яму – в люк-провал заброшенного канализационного коллектора. И пока группировщики потерявшими след ищейками метались по трехсотке, отсиживался внизу – тихо, как мышь. Потом где-то над головой раздраженно пролаял кавказец: «Сука-блать!» Потом звук удаляющихся шагов сделал Дениса самым счастливым человеком на свете.
Тогда пронесло, теперь – вряд ли.
Вообще-то больше всего Дениса тревожил сейчас третий – высокий скуластый, спокойный, как танк, незнакомец. Лет тридцати, наверное. Может, с небольшим. И не понять, почему тревожил-то. Какой-то он был… Странный, что ли. И страшный в своей холодной невозмутимости, неприступности, непробиваемости. Враждебности. Такого не просчитать. Такому не заглянуть в душу. От таких за версту веет скрытой угрозой. Таких обходят стороной, опустив глаза и прижавшись к стене. И ведь вроде бы не псих. Вроде ничего в нем особо жуткого нет, но поди ж ты… Пугает.
Добротная кожаная куртка. Короткий ежик темных стриженых волос. Безбоязненный уверенный взгляд колючих серых глаз. Стального такого цвета. Лицо – худое, угрюмое, жесткое. Жестокое. Давненько эта физиономия не растягивалась в улыбке. В оскале – да, быть может, а вот простой человеческой улыбки лицевые мышцы не помнили.
Фигово… Типчик отличался от рядовых Волчьих бойцов. Ну а если в охоту включился бригадир оргов, дело принимает совсем уж дурной оборот. Когда тобой лично интересуется местный авторитет, впереди – бо-о-олыпие неприятности.
Не здесь и не сейчас, конечно. Группировщики еще чтят негласное правило: не рисковать без особых причин днем, под носом у милвзводовских нарядов. Они и не станут рисковать. Им всего-то и надо тупо идти за Денисом, не отставая ни на шаг, не упуская из виду Пока жертва сама не выведет охотников к своей норе. А произойдет это скоро. Очень скоро. Минут через сорок. Столько ведь остается до начала комендантского часа. Все очень просто: Денис боится сумерек, а те, кто идет за ним – нет. Несправедливо? Но кто говорит о справедливости в Ростовске конца двадцать первого века?
Минуты уходили, утекали безвозвратно. Денис нервничал. И все чаще смотрел назад. И по сторонам. И вверх. И не видел спасения.
Домой вернуться нужно прежде, чем завоют предупредительные сирены. Таковы правила: с наступлением темноты даже грозные милвзводовские патрули трусливо прячутся за Периметр, а в городе действуют другие законы, другая жизнь, другое время. Время таких вот суетливых шестерок, молчаливых борцов с поломанными ушами и самоуверенных бригадиров в черной коже.
Нет, пока они не вызывают подозрений. Никаких. Ни у кого. Трое следуют по узкому тротуару за четвертым. Подумаешь, – случайные попутчики. А свободу дневного передвижения в Ростовске еще никто не отменял: у нас демократическое муниципальное управление. Беда в том, что ночью эти трое навестят Дениса. Хотя нет, не трое. Ночью их будет больше. Подвалят к выслеженной жертве всей бригадой. И если первый визит окажется неудачным, если с ходу вломиться не удастся, обязательно придут следующей ночью. А днем будут дежурить, сменяя друг друга. Потом – снова. Придут. И будут приходить до тех пор, пока…
– Эй, братишка… Притормози. Разговор есть. Серьезный…
Решили пообщаться. Обратился к Денису, разумеется, старшой – тот самый высокий неулыбчивый незнакомец. В меру вежлив, как и все они. Днем. Это когда стемнеет, группировщики заговорят по-другому.
Денис ускорил шаг. Инстинктивная, но совершенно бессмысленная попытка спастись.
Нет, порядка в хитросплетении электрических, телефонных и бог весть каких еще проводов не меньше, чем в строгих милвзводовских инструкциях. Ибо вся эта густая сеть создавалась в первую очередь ради направляющих тросов – подвесных дорог и тропинок службы наружного наблюдения.
Их Денис знал отменно и без труда, навскидку, распознавал в подвесных коммуникациях основные линии, вспомогательные, страховочные и запасные. Вот этой, к примеру, он воспользовался прошлой ночью для перехода на другую сторону Трассы. Мостик натянутых над шоссе тросов и проводов похож на двойную решетку. Впрочем, на решетки там, вверху, похоже все. Одинарные, двойные, тройные… Решетки, решетки и еще раз решетки. Печальное, гнетущее зрелище.
И вряд ли в частых перекрестиях именно здесь, именно сейчас прячется мобильная камера. Вряд ли она приткнулась под карнизом той вон или этой крыши. И совсем уж маловероятно, что кто-то из коллег-операторов похерит инструкции и воспользуется «Летящим глазом» днем.
Денис все понимал, но поделать с собой ничего не мог. Снова и снова он поднимал глаза вверх, снова и снова подставляя лицо свинцовому небосводу, изуродованному рубцами проводов. Только небо и могло его сейчас спасти.
Небо равнодушно смотрело вниз.
* * *
– Он? Точно? – послышалось за спиной.
Вот гады! В открытую уже идут! Рядом совсем! Денис оглянулся. Быстро, воровато, поверх высокого воротника.
– Што пудов!
Шепелявил невысокий, суетливый человечек неопределенного возраста. Ни рыба, ни мясо, – говорят о таких. Юркие руки, будто бы живущие своей собственной жизнью, дерганое лицо, бегающий взгляд, уйма ненужных нервных движений. И одежонка – так себе: дешевенькая, плохонькая, безвкусная. Потертая, никчемная, как сам хозяин.
Говорил шепелявый, прикрыв рот рукой. Не то пытался приглушить шепот, не то прятал изрядную пробоину в передних зубах и уродливую родинку над верхней губой, больше смахивающую на позорную татуировку.
Гадать, о ком речь, не приходится. Дениса обсуждают – кого же еще. Троица из районной группировки Волков выпасала его от самого Пятачка. Группировщики… Орги… Ни поднятый воротник куртки, ни надвинутая на глаза шапка-колокол не уберегли его от цепких взглядов этих городских волчар.
И угораздило же долбаную видеокарту полететь именно сегодня! Да и сам виноват: потерял сноровку, разучился за месяцы безвылазной домашней работы быть серым и незаметным. Расслабился, блин, успокоился, забыл, что такое Улица. Идиот! Думал, идешь по охраняемой Межрайонной Трассе, так можно и по сторонам не смотреть?
– Мелкий он какой-то… – спокойный уверенный голос сзади.
Еще ближе!
– Да жуб даю, Колян! – снова шепот-присвист.
Смешно, кабы не было так грустно. На самом-то деле жертвовать шепелявому нечем: зубы, по крайней мере, передние отсутствовали у него напрочь.
– Щас в шледилы молодняк идет. Молокошоши хилые,…ля! Кожлы доходные, шоплей перешибить можно, а бабок гребут – немерено. Я вот помню…
– Ты что скажешь, Ахмет? – Спокойный не счел нужным дослушивать невнятный бубнеж до конца.
Денис оглянулся еще раз.
– Он, – коротко бросил небритый чернявый крепыш-кавказец с поломанными ушами и носом.
И ускорил шаг – из-за неуклюжей медвежьей походки борца-ломщика тот, кого назвали Ахметом, немного отставал от спутников.
Этих двоих – беззубого волчьего шестерку и мрачного кавказца – Денис узнал еще на выходе с Пятачка. Месяца четыре назад оторваться от них удалось только чудом. Тогда его вычислили по муниципальной кредитке. Налички не хватало, и Денис имел неосторожность сверкнуть в магазине самообороны кредитной карточкой. Такой, кроме сотрудников Периметра, никто в наше время, пожалуй, никто и не пользуется. А следаки формально принадлежали к периметровской службе. Хоть и жили за его пределами. Как и положено операторам наружки.
В общем, очень приметную карточку Денис вытащил из кармана в самом криминальном районе города.
Эх, сглупил, протупил по-черному! Поддался идиотскому порыву, решив обзавестись оружием. Если так вообще можно назвать компактный «МУД (шдх)», в просторечье – «мудак». «Маломощная укороченная дубинка (шоковая домашнего хранения)» – символическое, но, пожалуй, единственное более-менее эффективное и потому достаточно дорогое средство самообороны. Из легальных, разумеется. Сосед по сектору Игорь Зверев как-то показывал подобную игрушку. Разгуливать с ней по городу нельзя, но использование МУД для защиты жилья от незваных гостей даже поощрялось властями. Как говорилось в инструкции, дубинка способна убить человека. Вот только максимального – смертельного – заряда «мудака» хватало лишь на одного гостя. А группировщики поодиночке не ходят. А пока подзарядишь снова…
Честно говоря, Денис предпочел бы иметь в ящике рабочего стола оргскую заточку. Из тех, Волчьих. Последний писк: плоская заточенная с двух сторон арматурина, похожая на короткий обоюдоострый меч. Или не на короткий. А то – и на целую пику. Ручка, обмотанная для удобства изолентой. Или, как у некоторых пижонов, запаянная в разноцветные кружочки оргстекла.
В драке такая штучка практичнее и гораздо эффективнее «мудака». Но вот если ее найдут при обыске во время поквартирного обхода… Классификация: хранение особо опасного холодного оружия. Приговор: вышка, эшафот. А рисковать жизнью ради куска металла – нет уж, увольте. К тому же Денис в группировку не входит. Значит, владеть заточкой как следует все равно не научится. А чтобы долбануть противника шокером, особого искусства не требуется.
Короче, магазин, «мудак», кредитка… Засветил ее – засветился сам. Вели его в тот день чуть ли не до самого дома. Ситуация – сквернее некуда. И если бы не развалины Трехсотого блок-поста…
Денис успел вовремя нырнуть в яму – в люк-провал заброшенного канализационного коллектора. И пока группировщики потерявшими след ищейками метались по трехсотке, отсиживался внизу – тихо, как мышь. Потом где-то над головой раздраженно пролаял кавказец: «Сука-блать!» Потом звук удаляющихся шагов сделал Дениса самым счастливым человеком на свете.
Тогда пронесло, теперь – вряд ли.
* * *
Вообще-то больше всего Дениса тревожил сейчас третий – высокий скуластый, спокойный, как танк, незнакомец. Лет тридцати, наверное. Может, с небольшим. И не понять, почему тревожил-то. Какой-то он был… Странный, что ли. И страшный в своей холодной невозмутимости, неприступности, непробиваемости. Враждебности. Такого не просчитать. Такому не заглянуть в душу. От таких за версту веет скрытой угрозой. Таких обходят стороной, опустив глаза и прижавшись к стене. И ведь вроде бы не псих. Вроде ничего в нем особо жуткого нет, но поди ж ты… Пугает.
Добротная кожаная куртка. Короткий ежик темных стриженых волос. Безбоязненный уверенный взгляд колючих серых глаз. Стального такого цвета. Лицо – худое, угрюмое, жесткое. Жестокое. Давненько эта физиономия не растягивалась в улыбке. В оскале – да, быть может, а вот простой человеческой улыбки лицевые мышцы не помнили.
Фигово… Типчик отличался от рядовых Волчьих бойцов. Ну а если в охоту включился бригадир оргов, дело принимает совсем уж дурной оборот. Когда тобой лично интересуется местный авторитет, впереди – бо-о-олыпие неприятности.
Не здесь и не сейчас, конечно. Группировщики еще чтят негласное правило: не рисковать без особых причин днем, под носом у милвзводовских нарядов. Они и не станут рисковать. Им всего-то и надо тупо идти за Денисом, не отставая ни на шаг, не упуская из виду Пока жертва сама не выведет охотников к своей норе. А произойдет это скоро. Очень скоро. Минут через сорок. Столько ведь остается до начала комендантского часа. Все очень просто: Денис боится сумерек, а те, кто идет за ним – нет. Несправедливо? Но кто говорит о справедливости в Ростовске конца двадцать первого века?
Минуты уходили, утекали безвозвратно. Денис нервничал. И все чаще смотрел назад. И по сторонам. И вверх. И не видел спасения.
Домой вернуться нужно прежде, чем завоют предупредительные сирены. Таковы правила: с наступлением темноты даже грозные милвзводовские патрули трусливо прячутся за Периметр, а в городе действуют другие законы, другая жизнь, другое время. Время таких вот суетливых шестерок, молчаливых борцов с поломанными ушами и самоуверенных бригадиров в черной коже.
Нет, пока они не вызывают подозрений. Никаких. Ни у кого. Трое следуют по узкому тротуару за четвертым. Подумаешь, – случайные попутчики. А свободу дневного передвижения в Ростовске еще никто не отменял: у нас демократическое муниципальное управление. Беда в том, что ночью эти трое навестят Дениса. Хотя нет, не трое. Ночью их будет больше. Подвалят к выслеженной жертве всей бригадой. И если первый визит окажется неудачным, если с ходу вломиться не удастся, обязательно придут следующей ночью. А днем будут дежурить, сменяя друг друга. Потом – снова. Придут. И будут приходить до тех пор, пока…
– Эй, братишка… Притормози. Разговор есть. Серьезный…
Решили пообщаться. Обратился к Денису, разумеется, старшой – тот самый высокий неулыбчивый незнакомец. В меру вежлив, как и все они. Днем. Это когда стемнеет, группировщики заговорят по-другому.
Денис ускорил шаг. Инстинктивная, но совершенно бессмысленная попытка спастись.