Мерцалов Игорь. Три дня без чародея

   — Вполне, — проворчал Упрям, потирая виски. Он знал довольно много греческих и ромейских корней, так что общий смысл сказанного был ему ясен: Рев пытается сыграть на разнице в законах. Обычная уловка. Только очень грубо исполненная. На что рассчитывал Бурезов, как собирался разрешать торг? — Товар снимается с продажи именем Волшебного Надзора и Славянской Правды. Израэль Рев, если ты не имеешь иного товара, покинь Волшебный ряд, в этом году тебе запрещено здесь появляться. Мм, сам товар изымается и до твоего отъезда будет содержаться на причале под стражей.
   — Если я правильно помню, формулировка звучит-таки несколько иначе, — заметил Рев.
   — Но суть верна, — вклинился Бурезов и провел над предметами «оргиастического культа» новым оберегом: — Налагаю запрет на сей товар, видимый и ясный каждому чародею в славянских землях. Отлучаю тебя от торговли в Дивном на пять лет.
   Ну вот, а Упрям только-только собирался сделать это сам. Можно сказать, из-под носа у него перехватил Бурезов последнее действие. Однако же круто он обошелся — отлучение более чем на год присуждается обычно за недоказанное подозрение на преступный умысел — «до дальнейшего разбирательства». За оплошность так могли бы наказать, наверное, в престольной Ладоге… однако все в рамках закона.
   И вот что странно — Израэль Рев не только не возражал, он выглядел даже… удовлетворенным. Что-то тут неясное творится. В чем замысел Бурезова, который от самого Каспия тащил несчастного жиденочка, помнящего наизусть «формулировку» запрета?
   Ответ пришел неожиданно, будто медленно зрел в голове и вдруг предстал во всей красе: да ведь они сговорились! Отлучение на пять лет и не могло взволновать Израэля Рева: у него все равно не было дел в Дивном. Ему требовалось только одно — избавиться от неудачного товара. И Бурезов вполне мог пообещать ему деньги за это маленькое представление перед князем. Почти наверняка Рев, уплывая, откажется взять с собой «оргиастические предметы», от которых гораздо больше хлопот, нежели проку…
   Да, Упрям понял ясно, но чувствовал, что это еще не все. Что-то осталось недосказанным, что-то стояло за все более хмурыми лицами Нещура и Велислава. Особенно — Велислава.
   Ошуйник подал знак, и воины Охранной дружины поскидывали «вещи, дарящие обратно радости жизни», в мешок и унесли с глаз долой. Рев неспешно складывал свой нехитрый скарб, не обращая внимания на подозрительные взгляды стоящих поблизости купцов.
   Смотр продолжался. Недовольство Упряма нарастало — похожее представление разыгрывалось с каждым торговцем, о котором Марух говорил со всей определенностью, точно называя запретную магию. Бурезов старательно изображал растущий гнев (Упрям отчего-то не сомневался, что чувства его врага поддельны), лицо князя становилось все более холодным.
   Зато купцы, о товаре которых Марух ничего не знал, точь-в-точь как Бекеша и Микеша, удивляли новинками: камнями-самопалами для возжигания огня, персидскими же очками-духовидами…
   Насчет этих последних Упрям, все более терзаемый туманным предчувствием какой-то беды, чуть не сцепился с Бурезовом в открытую:
   — Недостойно славянина нарушать покой усопших!
   — Очки не воздействуют на духов, — снизошел до ответа Бурезов. — Они только позволяют увидеть, есть ли поблизости духи, и если да, то какие. Для нас, чародеев, — это он умудрился сказать так, что слышалось: постороннему объясняет, отнюдь не подразумевая «мы с тобой», — по всей видимости, очень полезная вещь, я непременно куплю себе
   — Ни в коем случае! — запротестовал встревоженный купец, получураец-полутуркуш с Малого Кавказа. — И князю достославному, и чародею мудрому, и его помощнику бдительному я подарю духовиды! Поверь, прекрасный и ответственный юноша, эта безделица совершенно безвредна.
   Упрям упорно проверял каждую пару очков — однако раскачивания оберега взад-вперед говорили о том, что духовиды несут в себе магию неопределенную — ни злую, ни благую. Смотря как человек распорядится. Почему Бурезов позвал этого купца (в списке Маруха стояло «ос-приг»)? В бумагах Наума о нем, к сожалению, не говорилось.
   — Какими чарами создавались очки?
   Бурезов, вроде бы наклонившись к нему, сумел прошептать достаточно громко, чтобы услышали все:
   — Упрям, ты стараешься больше, чем нужно.
   Это о чем он, любопытно?
   — Чары тайные, не оглашаемые мастерами, — успокаивающе ответил купец. — Но мне точно известно, что они преломляют восприятие мира, приоткрывая частицу истины.
   — Какую именно частицу? — не отступал Упрям.
   — Помощник, — уже в голос окликнул Бурезов. — Ты задерживаешь Смотр.
   — Однако же вопрос вполне понятный. — Купец, хоть и жил на Малом Кавказе, явно обучался где-то в вязантских колониях. — Всякое новшество обязано вызвать профессиональный интерес. Знай же, о бдительный юноша, что чары этих очков позволяют увидеть духов, которые находятся поблизости от человека, их носящего. И еще одним замечательным свойством обладают они: если посмотришь ты сквозь них на собеседника, который намерен тебя обмануть, непременно узришь туманное облачко вокруг его головы. Испытай очки и посмотри на меня.
   Упрям не замедлил воспользоваться предложением. Тяглые дымчатые стекла в оправе из слоновой (как уверял купец) кости давили на переносицу, вызывая сильный приступ головной боли. Но мир они показывали довольно чисто — и работу свою выполняли. Ученик чародея разглядел вьющуюся над ярмаркой парочку вил, но не чародейским зрением, а как обычный человек, которому духи позволили увидеть свой облик. Две довольно милые беззаботные девушки со спутанными волосами, крыльями и ногами вроде птичьих. Только одно из обличий вил, но довольно частое.
   — Очки не показывают сущность? — уточнил Упрям, хотя уже и сам понимал — нет, с помощью духовидов не разглядеть, не ощутить ни намерений, ни нрава.
   — Только облик, — подтвердил купец. Никакого облачка над его головой не было.
   Упрям глянул на Бурезова и чуть не вздрогнул: он вообще не увидел чародея! Только его тень на земле, уже короткую — близился полдень.
   — Вот видишь, юноша, я говорю правду. И никаких более свойств, помимо названных, эти очки не имеют.
   Велислав Радивоич, получив подарок, тоже водрузил его на нос — и первым делом осмотрел Упряма и Нещура. Вздохнул. Странно — ведь он должен был убедиться, что ученик чародея не замышляет обмана, но во вздохе не слышалось облегчения… Потом брови князя поползли вверх.
   — Посвященный чародей — уже не вполне человек, хотя, разумеется, и далеко не дух, — поспешил объяснить купец.
   — Для магов эта безделушка бесполезна, — заметил Упрям, держа в руке свой подарок и словно не решаясь положить его в карман.
   — Наверное, ты прав, любознательный юноша, — пожал плечами купец. — Но мои покупатели — обычные люди, а им безделица будет очень интересна
   — Довольно тратить время, — решительно объявил Бурезов и произнес Дозволение
   Солнце взошло до макушки дня, когда Надзор добрался до вязантского представительства, в котором обосновался Абрахам Тоц. Этой встречи усталый Упрям ждал, хотя уже без надежды на победу над врагом, — очень уж любопытно было посмотреть на загадочные «сот-зерц».
   Тоц был прямой противоположностью Израэлю Реву Спокойный, благообразный толстяк в роскошных одеждах, десяток самоцветных перстней на пухлых пальцах — все чуточку волшебные, Упрям узнал охранение от ядов, от сглазов, от порчи, от колик в печени и даже ключ-камень для волшебных замков. Магия в торговой сети Тоца была отнюдь не последним товаром.
   «Сот-зерц» оказались «зерцалами сотовыми». На вид обычные круглые зеркальца, не очень высокого (да что там, скверного) качества — мутные, кривые, хотя и стеклянные, с зарядом столь же неопределенной магии, как и очки-духовиды. Необычной выглядела внушительная оправа, вырезанная из кости в виде пчелиных сот, и давших, видимо, вещице название. При этом в верхней части имелся узор, стилизованно изображавший курицу.
   Вязанты из представительства, судя по хитрым улыбкам, хорошо знали эти зерцала сотовые, однако Абрахам Тоц никому не доверил рассказа о новинке.
   — Магия сия чудесная изобретена индусами в давние времена и много веков держалась в величайшей тайне от непосвященных. Однако с тех пор, как всякого рода союзы и объединения магов во всех развитых странах подлунного мира самостоятельно освоили и усовершенствовали ее, индусы решили, что старинная магия может быть доверена людям. В Индийском, а также в Персидском царствах сотовые зерцала уже стали излюбленной забавой просвещенной молодежи. В последние годы и Вязань обратилась к достижениям мировой магии, в многошумном Константинополе не отыскать вельможи, который не приобрел бы сотовых зерцал для себя и для всей семьи. Заранее сказать считаю нужным, что забава сия чрезвычайно полезна для деловых людей, а с точки зрения воспитания молодежи поистине бесценна.
   Упрям уже начал догадываться, о чем идет речь. Индийское и Персидское царства сильно удалены от Словени, и тамошние дела редко занимают чародеев. Но слухи о том, что константинопольские жрецы доверяют простым людям средства магической связи, заставили однажды Наума при ученике назвать просвещенных вязантов стадом недоумков.
   — Нет нужды в Дивном рассказывать о том, что славянские князья и маги имеют в своем распоряжении так называемые «петушки» — зерцала волшебные, через которые могут общаться между собой, презрев расстояние, — продолжал Абрахам Тоц. — Привезенные мною «курочки» попроще, но обладают сходными свойствами.
   Подняв одно из зерцал, он указал на дырочки-соты в оправе.
   — На каждую соту можно заговорить вызов одного человека, также, имеющего «курочку». Сделать это можно прямо здесь, в представительстве Вязани. Служащий маг за умеренную плату создает заговор и заносит его в «улей» — или, как еще можно сказать, в «курятник». Каждая «курочка» имеет свое тайное имя, которое знает только служащий маг. После того как заговор наложен, человеку достаточно коснуться пальцем соответствующей соты — и вызываемая «курочка» заквохчет, приглашая своего владельца к разговору! Более, чем сот на зеркальце, заговоров создать нельзя, и «курочка» бессильна, если окажется далее чем в двадцати верстах от «курятника», но в остальном волшебство работает безукоризненно. Ну, разве только «курочка» порой устает — тогда нужно отнести ее опять-таки служащему магу, и через сутки вновь забрать готовой к труду. Да, и в грозовую погоду отражение собеседника не очень четкое…
   Голос Тоца как бы плавал, то воздымаясь до лекторской патетики, то делаясь доверительным, приятельским, но в каждую минуту он оставался самодовольным, точно и само изобретение волшебства принадлежало ему, умнице и миляге Абрахаму.
   — Купцы Константинополя не расстаются с «курочками» Даже во сне, имея возможность в любой момент узнать от своих помощников, как идут дела, тем более что, опираясь на скромные средства вашего покорного слуги, жрецы Всебожественного храма столицы предприняли создание целой сети «ульев», благодаря чему магический голос сотовых зерцал разносится все дальше и дальше. Золотая молодежь столицы после каждого посещения театра начинает общаться со своими друзьями, обсуждая новые драмы и тем способствуя распространению культуры. А их почтенные родители и умудренные менторы всегда могут узнать, где находится и чем занято юное поколение, не соблазняется ли оно искусами тропинок Тьмы, следует ли ежеминутно дорогою Света…
   Бурезов слушал хвалы чудесным зерцалам с таким лицом… только что не мурчал, а вообще был до крайности похож на шкодливого кота, нашедшего в углу позабытую кринку сметаны. И Упряму это крайне не понравилось. Опять и опять! Неведомая, не виданная прежде в Дивном магия объявлена будет безвредной безделушкой.
   — Безделушка совершенно безвредна, — благосклонно объявил Бурезов.
   Он что, издевается?
   — Именно что безделушка, — вставил слово Нещур. — Не слишком ли много безделушек выставлено на торги в этом году?
   — Мы не можем приказывать миру, когда и какое новшество имеет право появиться на свет, — прохладно заметил ему Бурезов и вновь обернулся к князю: — Я не вижу причин, почему мы должны запретить сотовые зерцала.
   — О запрете речь и не идет, — кивнул Велислав. — Наш гость вправе усомниться, как и всякий, кто присутствует на Смотре, однако решение остается за Надзорным.
   Нещур обратился к Абрахаму:
   — А какие еще свойства у этих… «клушек»?
   — У «курочек», — миролюбиво поправил Тоц. — Более свойств никаких.
   — А можно ли наложить на них другие заклинания?
   — Нельзя. Сами по себе зерцала магии почти не содержат, лишь откликаются на нее. Все заклинания лежат в «курятнике» под охраной служащего мага. «Курочки» не могут причинить никакого вреда, это уже проверено опытом Индии. Персии и Вязани. Они также ничуть не умаляют магической мощи властителей, ведь их зеркала позволяют связаться с кем угодно, а «курочки» — только с десятью другими людьми — по количеству сот, как и было сказано ранее, — растолковывал Тоц, все еще удерживая на лице улыбку, но, чувствовалось, не без труда.
   — Оставим бесполезные споры, — вмешался Бурезов, поднимая оберег и направляя на зерцала магическую печать. — Дозволяю продажу этого товара на Дивнинской ярмарке!
   Вот и еще один «пустячок» запущен. Смотр заканчивался, а Бурезов так и оставался неприщученным.
   Трижды встречались Надзору купцы с явно преступным товаром, последним был мелкий шаман из половцев, с детской наивностью предлагавший к продаже средства наведения порчи на домашний скот — давненько не встречавшееся на ярмарке событие. Каждый раз Упрям набрасывался на нарушителей с яростью раненого медведя, шаману даже пригрозил за пререкательства проклятием, которого не сумел бы наложить. И каждый раз оставался осадок в душе — Бурезов снисходительно подтверждал приговор «помощника», Нещур хмурился, а князь кивал головой, имея при этом на лице такое выражение, что удавиться тянуло.
   Вязанты получили грамоту, и Смотр завершился. Зазвучала музыка, рядом со знаменами и хоругвями представительств взметнулись и заплескались на ветру праздничные полотнища. Толпы народа хлынули на площадку Волшебного ряда.
   Торг открыт! Целый месяц будут здесь устраиваться завлекательные представления и учиняться небывалые зрелища. Будут люди дивиться чудесам заморским, запасаться острогами-самобойками, охранительными оберегами и зачарованными средствами борьбы с сорняками на полях. И — гоняться за пустячками и безделушками.
   Которых слишком уж много в этом году.
   В то время как вся Словень находится под ударом. В то время как в Дивный вот-вот хлынут обрадованные удачной женитьбой принца венды с бургундскими деньгами. В то время как Ладога вот-вот может сказать: Твердь опозорила славянские земли, князь Велислав недостоин править.
   Наконец, в то время как дольная дружина будет лить кровь из-за несуществующей вины славян в Ромейском Угорье!..
   Звенья одной цепи — только где ее начало? И где конец — хоть виднеется ли вдали?
   Скорее, как можно скорее нужно вернуть Наума. Он разберется, он поймет, предугадает и подскажет, что делать.
   Поезд начал подъем по холму, и Упрям подъехал к Велиславу:
   — Пора мне, князь-батюшка, поеду к себе…
   — Нет, ты поедешь с нами в кремль, — без выражения ответил тот.
   И Болеслав подал знак. Бойцы Охранной дружины — и то хорошо, что не ласовичи — заняли места по сторонам от Упряма. Они не выглядели довольными, скорее смущенными, однако на ученика чародея посматривали с приязнью.
   Полон! Но почему?!
 

* * *

 
   В кремле Велислав удалил посторонних, велев остаться Упряму, Бурезову, одеснику и ошуйнику. Непряд, не получив прямого приказания, устроился в уголке. Нещур заявил, что у него есть что сказать, потому князь и ему дозволил присутствовать. Еще был оставлен Лас — для охраны от Упряма, что ли?
   — Ты все видел своими глазами, Велислав Радивоич, — выступил вперед Бурезов. — Смотр совершился именно так, как я предполагал.
   — Князь-батюшка! — воскликнул Упрям. — Что происходит? Если вину на меня возлагают, скажи хоть, какую?
   — Чародей Бурезов обвиняет Наума в потворстве незаконной торговле запретной магией, — ровно ответил князь. — Хотя нет, это не обвинение как таковое… только лишнее доказательство в пользу уже существующих подозрений. По меньшей мере, двенадцать лет назад Наум преступил закон — и скрылся теперь, когда понял, что вина его обнаружена. А ты помогал преступному чародею — вот суть обвинения Бурезова.
   — Но это ложь! Предатель — Бурезов!..
   — Мальчишка! — загремел чародей, — Подумай, прежде чем сотрясать воздух! Сегодня ты, по малоумию своему, с неопытности, прекрасно показал всем, кто способен увидеть правду, как вел дела твой Наум. Сговор с купцами, а если кто слишком мало платил за торговлю запретным товаром, Наум его прогонял, давая дорогу лишь тем, кто набивал его карманы золотом. Но сегодня это не получилось бы — Наум сбежал, а сам ты бессилен, возгряк. Тех, о ком ты знал наверное, что они попадутся на запретном колдовстве, ты прогнал. А с кем у Наума сговор был — тех пропустил. Я ведь намеренно позволил тебе дать «добро» на персидские самобранки. Ты хорошо разыграл сомнение, но просчитался! А ну-ка, Лас, дружочек, яви подарок братьев ладожских!
   Десятник, не меняясь в лице, хоть видно было, что обращение «дружочек» его отнюдь не радует, выполнил просьбу чародея и развернул скатерть.
   — Смотрите все! — Бурезов подержал над самобранкой обepeг — и тот, покачиваясь на цепочке, закрутился противосолонь. — Это знак, что в скатерти есть скрытый вредоносный узор. — Подняв полотнище, он провел по нему пальцами, задумчиво глядя в окно. — Сегодня же вечером Бекеша и Микеша будут схвачены и во всем сознаются, Но, я думаю, и так все ясно: в самобранку вплетены отравленные блюда. Сильнейшие яды, в чужой стране не распознаваемые… Нужны ли другие доказательства сговора? Я могу привести их. Вот например — попытка задержать заведомо безвредные товары. Все объясняется просто: Наум не пропускал забавные новинки именно из-за их безвредности. Всякому ясно, что сотовые зерцала и очки-духовиды принесут купцам больше всего денег — но ни куны, ни ногаты не осядет в карманах Наума. Не за что приплачивать купцу честному!
   — Что скажешь ты, Упрям, на все это? — спросил князь. — Вчера чародей Бурезов, поразмыслив, предсказал твое поведение на Смотре — с великой, убедительной точностью. Что ответишь ты, ученик Наума?
   Упрям ответил — но не сразу. Горло перехватило от обиды и беспомощности. Все вдруг ясно сделалось.
   Конечно, Марух пришел в башню за княжной, тут сомневаться нечего. И, не выполнив задания, был обречен на гибель, не по силам ему с Бурезовом тягаться. Но перед тем как убить упыря, вызнал у него коварный враг все подробности провала. И про Невдогада все узнал, и про рассказ Маруха…
   — Если я правильно понял предательство Наума и твое участие в нем, — опережая Упряма, сказал еще Бурезов, — то у тебя должен быть список купцов. Ты ведь не знаешь всех наизусть, наверняка составил себе памятку, чтоб не запороться на Смотре. Сам его покажешь или Ласу велеть обыскать тебя?
   Ученик чародея выдернул список и протянул Бурезову, как-то по-детски досадуя, что на второй раз обошелся без сокращений. Тот, лишь мельком глянув, передал грамотку князю:
   — И снова я оказался прав.
   — Спроси у Василисы, князь-батюшка, как был этот список составлен, — сказал Упрям. — Она подтвердит: на службе у Бурезова состоял упырь по имени Марух, вчера своим хозяином умерщвленный. По воле Бурезова он призывал торговцев незаконным товаром на нынешнюю ярмарку. С его слов я все и записал.
   Велислав, в отличие от Бурезова, читал внимательно.
   — Твой список подтверждает слова чародея, — сказал он. — Ты обрушивался лишь на тех, о ком знал, что у них нет надежды пройти Надзор. Хотя дочь я, конечно же, расспрошу…
   — Но только после того, как я осмотрю княжну — не наложено ли на нее какое заклятие, — с легкой улыбкой сказал Бурезов. — В возрасте Упряма уже вполне можно овладеть внушением. Впрочем, я опять предсказываю события… Но что же удивляться? Ведь я уверен, что это ты похитил княжну, в безумной попытке помешать воле князя. А может быть — выполняя приказ Наума, не думая о том, что Наум сбежал и не сможет завершить свой черный замысел.
   — Ты лжешь! Мерзавец, ты готов очернить кого угодно, лишь бы скрыть свои преступления! — взорвался Упрям. — Велислав Радивоич, ведь ты смотрел на меня через духовиды — разве видел туман лжи?
   — Не видел, — кивнул князь. — Потому и не спешу бросать тебя в темницу. Я все больше склоняюсь к мысли, что сердцем ты чист. Да, Бурезов, не возражай! Мальчишка выполняет волю Наума, но не из преступного побуждения. Для заговорщика он слишком открыт и честен. Я наблюдал за ним во время наших разговоров — и очки-духовиды только подтвердили догадку. Отрок обманут, но сам не склонен ко злу. Тебе, Упрям, даю я возможность одуматься. Поразмысли над всем случившемся — и приди ко мне, честно скажи, что надумал. От одного лишь предостерегаю тебя: если сделаешь хотя бы шаг, подсказанный — сейчас или прежде, до бегства — Наумом, быть тебе полоненным и осужденным. Таково слово мое.
   Бурезов не изменился в лице, поклонился князю низко и смиренно:
   — Надеюсь, ты окажешься прав, князь-батюшка.
   Упрям почувствовал, что готов заплакать.
   — Велислав Радивоич! — срывающимся голосом воскликнул он. — Да ведь сам Бурезов тебя разыграл. Он-то лучше всякого знал, какие купцы и с каким товаром будут! Он и убийц к Науму подослал, он Огневую Орду создал…
   Слова! — резко оборвал его Велислав. — Редко я повторяю сказанное дважды, но сейчас повторюсь: подумай! И смотри, больше снисхождения не жди.
   — Позволишь ли мне слово молвить, князь? — выступил вперед Нещур.
   — Говори, гость из Перемыка.
   — Я не чародей, вся магия моя — в служении богам, как и положено волхву. Однако прожил я немало и в чарах немного разбираюсь. Я помню, каким оберегом Бурезов проверял самобранки на Смотре — тем, что на яды откликается. А к тому оберегу, которым сейчас нам злое колдовство показал, он и не прикоснулся, хоть и должен был.
   — Я ведь уже сказал, что намеренно позволил мальчишке пропустить товар, который был мне подозрителен, — поморщился Бурезов, — Извини, старче, не в свои дела ты встреваешь. Князь был предупрежден заранее.
   — Ты прибег ко лжи и обману, чтобы обвести вокруг пальца неопытного ученика. И думается мне, что список подтверждает и слова Упряма — в зависимости от того какой стороны посмотреть. Мне, например, не понравилось, что ты решил «разоблачить» Упряма не на Смотре, не при всех, а только перед князем.
   — Нам не нужна смута, — возразил Велислав.
   — А если верить отроку, то Бурезову не нужно глубокое разбирательство в деле. Если верить Упряму, Бурезов слишком спешит…
   — Что же ты предлагаешь? — спросил Велислав. — Божий суд? Чародеи ему не подвластны, ты знаешь. Остается все решать нам, людям. Нашим умам и сердцам.
   — И я к тому же призываю, — кивнул Нещур. — Расспроси свою дочь — но прямо сейчас, не оставляя ее наедине с Бурезовом. Я ведь волхв, тоже смогу почувствовать, если она станет говорить под магическим принуждением. А коли не веришь мне — позови волхвов из городского святилища Рода, они подобное непотребство учуют и не солгут.
   — Так и сделаем, — кивнул князь.
   Бурезов вздрогнул. Едва заметно, никто и внимания не обратил — только Упрям успел приметить, потому, должно быть, что знал, куда смотреть. И понял, что в княжне — вся надежда его на спасение! Сам он может говорить что угодно, Бурезов хитер и все сумеет вывернуть наизнанку. И наверняка уцепится за такие мелочи, как то, например, что Василиса своими ушами не слышала рассказ Маруха. Но все же многое сейчас подтвердится.
   Князь кивнул Болеславу, и тот уже хотел отправить за волхвами Ласа, но был остановлен:
   — Нет, десятник еще мне нужен. Кого-нибудь другого отряди. А ты, Лас, ответь, можешь ли добавить что-то к тому, о чем услышал сейчас?
   — Нет, Велислав Радивоич, уж не осердись, — покачал головой десятник. — Позволь мне до святилища сбегать. Нечего мне сказать. Против приказа никогда не пойду, о чем велено, докладываю исправно, но выводы пускай боярин Болеслав делает. А я свидетельствовать против Упряма не хочу.
   — Вот как, — в раздумчивости погладив бороду, протянул князь. — Бурезов, не скажешь же ты, что отрок и десятника со всеми бойцами подкупил? Добро, Лас, сходи в святилище. А ты, ошуйник, между тем…
   Однако в этот миг дверь распахнулась и возникший на пороге дружинник провозгласил:
   — Велислав Радивоич, вендский принц Лоух последнюю заставу миновал! Все к встрече готовы, тебя только ждем.
   Князь поднялся на ноги, на скулах его играли желваки. Очень хотелось поскорее разрешить загадку предательства, но ничего не попишешь, чести гостю не оказать — последнее дело.
   — Болеслав, разыщи Василису и никого к ней не подпускай, — велел он. — Накрут, волхвов предупреди, что понадобятся, как только гостей примем. Упрям, тебе волю оставляю на прежнем условии. Лас, продолжай приказ выполнять. Бурезов, ничего не предпринимай, не спеши. Все разрешится сегодня.