Мерфи Уоррен. Опаленная земля

   — В приюте.
   — Это нисколько не оправдывает вашего неумения изъясняться на родном языке. Я, к примеру, говорю на трех языках, включая русский.
   Римо убрал ногу.
   — Вы не похожи на тех женщин, с которыми я привык общаться.
   — Я урожденная венгерка.
   — Венгерки все такие?
   — Что вы имеете в виду?
   — Ничего, забудем об этом. — Римо, решив, что Кинге Зонгар вполне подходит определение «отсыревшая шутиха», допил свою воду и добавил: — Что ж, пора заняться расследованием.
   Кинга встала и, откинув назад копну каштановых волос, сказала:
   — Я с вами, если не возражаете.
   — Ради Бога, если только не будете отставать, — ответил Римо, подумав, что это даже интересно — встретить женщину, которая не теребит тебя за «молнию», словно кошка, которая царапается под дверью, чтобы ее пустили в дом.
   — Я не отстану, — уверенно заявила Кинга.

* * *

   Когда Римо разыскал мастера Синанджу, тот крался в толпе, состоявшей из техперсонала и управленцев среднего звена, с таким видом, как будто за кем-то следил.
   Забыв о своей спутнице, Римо направился за ним.
   В своем темном костюме Чиун был похож на тень — только эта тень инстинктивно чувствовала присутствие других теней. А вокруг, несмотря на обильную иллюминацию, было достаточно бесплотных теней, притаившихся между яркими пятнами света.
   Римо махнул рукой на конспирацию и зашагал более раскованно и спокойно.
   — Кого вы преследуете? — спросила Кинга, которая шла у него за спиной.
   — А вам кажется, что я кого-то преследую?
   — Я вижу, что вы кого-то преследуете, но не вижу, кого именно.
   — Если бы вы видели и это, у меня бы появился повод для беспокойства.
   Оказавшись по другую сторону гигантской башни сборочного ангара, Чиун замедлил шаг и махнул рукой, давая знать Римо, чтобы тот остановился.
   Присутствие последнего его нисколько не удивило. Видимо, он давно знал, что Римо следует по пятам, хотя до сих пор и не подавал виду. Даже если бы на расстоянии ста ярдов от него прыгнула блоха, мастер Синанджу узнал бы об этом по треску ее ножек.
   Римо остановился как вкопанный.
   — Что случилось? — спросил он в такой тональности, что голос его был внятен одному Чиуну.
   — Я следую за марсианином, — едва слышно пропищал Чиун.
   — Куда?
   — Если бы я знал «куда», то давно бы незаметно обогнал его и поджидал бы в месте его назначения, — прошипел тот.
   Римо нахмурил брови и принюхался. Кроме обгоревшего металла, пахло человеческим потом и еще чем-то вроде шоколада.
   — С кем вы разговариваете? — спросила Кинга, пытаясь разглядеть нечто, что, казалось, пряталось между лучами света.
   — И скажи своей русской приятельнице, чтобы держала язык за зубами, — добавил Чиун.
   — Она... — неуверенно произнес Римо.
   — Венгерка, — за него сказала Кинга.
   Чиун обернулся, внимательно посмотрел на женщину и втянул носом воздух.
   — Русская. Но много лет прожила в этой стране.
   — Кто это говорит? — спросила Кинга, еще пристальнее вглядываясь в темноту.
   — Вот то черное пятно впереди, — ответил Римо.
   — Но там никого нет.
   — Голос слышите?
   — Да. Разумеется. Он похож на голос Микки-Мауса и Дональда Дака одновременно.
   — Будем надеяться, что он воспримет это как комплимент, — усмехнулся Римо.
   — Не надейтесь, — донеслось визгливое восклицание из темноты.
   И Чиун снова тронулся в путь.
   Римо поплелся за ним. И вдруг он увидел объект, вызвавший такой интерес мастера Синанджу.
   Он был похож на технического работника НАСА. Он отступал, пятясь спиной, и, склонив голову, пялился на остатки гигантского тягача, расползшиеся по дороге, что соединяла сборочный ангар и возвышавшуюся в одиночестве пусковую башню. В руке он сжимал шоколадный батончик в наполовину разорванной яркой обертке. Разглядывая картину разрушений, он не забывал время от времени откусывать шоколадку.
   — В этом малом нет ничего подозрительного, — заметил Римо, подойдя к Чиуну, занявшему позицию за металлической грудой, из которой торчали не успевшие полностью расплавиться гусеницы.
   — Это тайный марсианский агент, — прошипел Чиун.
   — С чего ты взял? — спросил Римо, и в следующее мгновение взгляд его упал на шоколадную обертку. Но было поздно — мастер Синанджу устремился к ничего не подозревавшему насовцу и схватил того за руку.
   Техник, скорчившись от боли, опустился на одно колено и возвел глаза к небу, точно так же, как сделал это Римо, когда сидел на электрическом стуле и когда врубили ток.
   При одной мысли об этом Римо бросило в дрожь.
   — Ты арестован, агент Марса! — тем временем вопил Чиун. — Назови имя твоего предводителя — или погибнешь на этом самом месте!
   — Что?...
   — Чиун, отпусти его! — вмешался наконец Римо.
   — Это лазутчик, которого отправила сюда коварная «Марс Инкорпорейтед». Поэтому ему должно быть известно, что здесь случилось. Говори, пришелец!
   Бедолага заверещал, как магнитофонная запись в режиме перемотки:
   — Мое имя Отис Клайн. Я из Бока-Рейтон. Я не понимаю, о чем вы говорите.
   Римо предъявил ему удостоверение сотрудника НСБТ:
   — По-моему, произошло небольшое недоразумение.
   Чиун с такой силой сжал его руку, что у него глаза на лоб полезли. Весь багровый, он лишь пыхтел, раздувая ноздри.
   — Смотри же, — с торжествующим видом обратился Чиун к Римо. — Он начинает обнаруживать свой истинный лик. Видишь, как выпучил глаза? Человек так не сможет.
   — Это ты виноват, — сказал Римо.
   — Я просто помогаю ему вернуть свое подлинное обличье, — возразил Чиун.
   — Если ты будешь продолжать в том же духе, ему придется делать пластическую операцию.
   Римо наклонился, поднял выпавший из руки несчастного техника шоколадный батончик и поднес его к свету.
   — Это, что ли, твоя улика? — спросил он Чиуна.
   — Ну да. Этот шпион находится в чуждом ему мире, поэтому, чтобы выжить, он поглощает продукты, которые захватил со своей планеты.
   — Чиун, это же батончик «Марс».
   — Вот именно. С Марса.
   — Да нет же.
   Чиун раздраженно фыркнул:
   — Прочти, что написано мелким шрифтом.
   Римо прочел.
   — Здесь написано: зарегистрированная торговая марка «Марс Инкорпорейтед».
   — Вот тебе и доказательство! — вскричал Чиун и пуще прежнего стиснул руку «марсианина», на котором лица не было.
   — Хаккетстаун, штат Нью-Джерси, — закончил читать Римо.
   — Очевидно, имеется в виду марсианский Нью-Джерси.
   — Нет никакого марсианского Нью-Джерси.
   — Есть же Юпитер во Флориде, — возразил Чиун.
   — Но нет Хаккетстауна, штат Нью-Джерси, планета Марс. Можешь мне поверить — в детстве я сам ел эти штуки.
   — Точно такие же?
   — Ну, может, обертки немного отличались.
   — Ага! Значит, это дешевая подделка.
   — Да здесь в буфете такие продают, о'кей?
   Чиун подозрительно прищурился, так что на месте глаз у него остались лишь узенькие щелки.
   Воспользовавшись его замешательством, Римо освободил несчастного техника.
   — Недоразумение, — пробормотал Римо. — Вы свободны.
   — Но мы не спустим с тебя глаз! — прокричал Чиун.
   Техник растерянно поковылял прочь.
   Чиун спрятал руки в колоколообразные рукава и смерил Римо недовольным взглядом. Затем он посмотрел на Кингу:
   — А это кто такая?
   — Кинга. Она журналист.
   — Зачем она увязалась за тобой?
   — Все о'кей. Она первая женщина, которая не лезет ко мне в «зиппер».
   — Я не знаю такого выражения, — сказала Кинга. — Что оно означает?
   — Ya tebya lyublu, — старательно выговорил Чиун.
   — Prastee'te? — промолвила Кинга.
   Чиун недоверчиво воззрился на нее:
   — Она русская, а не венгерка.
   — Я венгерка, но говорю по-русски.
   — Bocsanat, — сказал Чиун.
   — Koszonom, — ответила Кинга и спросила по-английски: — Вы говорите по-мадьярски?
   — Похоже, да, — сказал Чиун.
   — Как это по-мадьярски? — не понял Римо.
   — Мадьярский — это национальный язык венгров, — ответила Кинга.
   — Я думал, национальный язык венгров — венгерский.
   — Только американцы могут быть настолько невежественны, чтобы не знать о существовании мадьярского языка, — презрительно заметила Кинга.
   — Поляки почему-то разговаривают по-польски, — пробормотал Римо, видимо, не слишком в этом уверенный.
   — Это совсем другое дело. Поляки — они славяне.
   — Сколько пальцев я показываю? — неожиданно спросил Чиун, подняв ладонь и загнув большой палец.
   — Negy, — ответила Кинга.
   — Не chety're?
   — Это русский. Я могу ответить по-русски, если хотите.
   — От тебя исходит русский дух. Ты пахнешь борщом и черным хлебом.
   — Все это я ела когда-то, но с тех пор, как я приехала в эту страну, я предпочитаю исключительно американскую кухню. Особенно мне нравятся бииг-меки и чизбургеры.
   — В таком случае ты умрешь молодой и в страшных муках, — заметил Чиун.
   — Кто этот грозный человек? — спросила Кинга у Римо.
   — Чиун. Мой партнер.
   — Какой странный! Удивительная откровенность в разговоре с незнакомым человеком.
   Чиун издал носовой звук, похожий на вежливое фырканье. В руках он держал батончик «Марс», разглядывая его критическим взглядом.
   — Это не пригодно к употреблению в пищу человека.
   — Там шоколад, карамель и нуга, — пояснил Римо.
   — В самый раз для марсианских желудков. Римо вздохнул:
   — Послушай, с такими темпами мы ничего не успеем. Давай займемся делом или уберемся отсюда. Уже и так понятно, что за всем этим стоит та же сила, которая прикончила «Биобаббл».
   Кинга внезапно оживилась:
   — А что вам известно об инциденте с «Биобабблом»?
   — Что это был удар милосердия, — вмешался Чиун. — А что тебе, русская, об этом известно?
   — Я венгерка, — сквозь зубы процедила Кинга.
   — Возможно. Ты не ответила на вопрос.
   — Я всего лишь репортер. Меня интересует ваша версия относительно того, что за сила или что за организация стоит за этими двумя событиями.
   — Марсиане, — сказал Чиун, направляясь прочь.
   Римо двинулся за ним следом. Обернувшись, он обратился к Кинге:
   — Вы идете или нет?
   — Иду. Я нахожу вас обоих весьма интересными людьми.
   — Вот так неожиданность.
   — Только я не очень хорошо понимаю, о чем вы говорите, — добавила Кинга. В голосе ее угадывались жалобные интонации.
   — Взаимно, — буркнул Римо.
   — Мужчины с Марса, женщины с Венеры, — заметил Чиун. — Если вы не глупцы, то останетесь в своих сферах.
   Римо улыбнулся:
   — Я слышал, на Марсе нужны женщины. Кинга ничего не говорила; она лишь изредка бросала косые взгляды на своих спутников.

Глава 18

   В Орландо, штат Флорида, в затемненной комнате местного отеля работал портативный фотопроявитель. Эта пленка, будучи проявленной, могла привести к самым непредсказуемым и далеко идущим геополитическим последствиям. Но об этом пока никто не догадывался. Счетчик Судного дня человечества был включен.
   Трэвис Раст по прозвищу Рыжий, зажав глазом увеличительное стекло, каким пользуются ювелиры, просматривал снимки, выбирая лучший.
   Вот он дошел до тринадцатого, двинулся дальше, вдруг как-то странно дернулся всем телом, при этом ударившись обо что-то в темноте и посадив синяк под глазом, сжимавшим увеличительное стекло.
   Уняв слезы, он посмотрел на привлекший его внимание снимок правым глазом, затем левым и снова правым, желая убедиться, что это не случайный блик.
   Он уже потянулся к телефону, но передумал.
   — К черту эту газетенку, — пробормотал он. — Пожалуй, это сгодится и для кабельных сетей. Здесь пахнет сенсацией.
   И он снова занялся кадром за номером тринадцать.
   В местном отделении Си-би-эс директор службы информации попытался с ходу его отшить.
   — Это же фотография. А мы ТВ. Нам нужна живая картинка. Зрители, увидев на экране фото, тянутся к переключателю.
   — Но на снимке зафиксирован момент, непосредственно предшествующий гибели «Релайента», — возбужденно выпалил Рыжий.
   — Вы сняли момент удара?
   — Нет. Но у меня есть прекрасные кадры, на которых видно, как эта штуковина шипит и превращается в лаву. Похоже на извержение вулкана.
   — Возможно, мы их используем. Оставьте, мы с вами свяжемся позднее.
   — Но самое главное — это предыдущий кадр. Всем известно, что «Релайент» спалили. Но никто не знает, кто это сделал. Возможно, в этом снимке кроется разгадка.
   Директор службы информации взял фотографию. На лице его отразилась сложная гамма чувств, от любопытства до скепсиса.
   — Ну и что здесь интересного? — спросил он.
   — Буквы на небе.
   Тот вгляделся пристальнее и наконец различил некие, белого цвета, фигуры на фоне звездного неба непосредственно за «шаттлом».
   — Эти? — Он ткнул в фотографию пальцем.
   — Ну да. Видите? Из них складывается слово, возможно, на каком-то неземном языке.
   — По-моему, самые обычные латинские буквы.
   — Посмотрите внимательнее. Буква N перевернута.
   — Ну положим. Перевернута. Положим, вместо большой Р здесь маленькое р. Ну и что?
   — Но буквы М и Р обращены лицом к нам, — горячился Раст.
   — Повторяю: ну и что из того?
   — Это лее означает, что это не Эм и Пи. То есть не наши Эм и Пи.
   — Раст, что вы несете?
   — Я думаю, это сигнал с Марса.
   — Да бросьте вы.
   — О'кей, может, и не с Марса. Но этот язык явно неземного происхождения. Что, если это было предупреждение. Вроде: прекратите запускать ваши «шаттлы», а не то зажарим вас, как котлету.
   Директор Си-би-эс ньюс смерил его скептическим взглядом:
   — И все это в трех буквах — Эм, перевернутой Эн и Пи. Так что ли?
   — А почему бы и нет? — с надеждой в голосе изрек Раст.
   — Может, это заставка марсианского телевидения? Кстати, Раст, на кого вы работаете?
   — Я в свободном полете, — ответил Раст.
   — Хорошо, поставим вопрос иначе. С кем вы предпочитаете работать?
   — "Инквайрер", — признался тот.
   Кадр за номером тринадцать полетел в сторону двери.
   — Отправляйтесь следом, — вспылил разгневанный босс Си-би-эс. — Сделки не будет.
   В Эй-би-си и Эн-би-си двери захлопывались перед самым носом Раста. Он даже не успевал прошмыгнуть мимо охранников в фойе.
   И в том и в другом месте его встретили одной и той же фразой:
   — Нам уже все о вас известно.
   Оставалась единственная контора — «Фокс».
   Там были заинтересованы. Весьма.
   — Рейтинг нашей программы, посвященной вскрытию инопланетянина, оказался настолько высок, что нам придется повторить ее на следующей неделе, — сказал ему директор службы информации, просматривая его снимки.
   — Значит, вы берете?
   — Разумеется, берем. У нас теперь имеется служба новостей. Одно условие. «Фоксу» должны принадлежать исключительные мировые права на эти материалы. Вы сами пойдете в пакете.
   — В пакете? — не понял Раст.
   — Это фотографии. Нам нужен живой персонаж, который прокомментировал бы их на экране. Вы самый подходящий.
   — Двадцать тысяч баксов, — выпалил Раст.
   — По рукам.
   Не прошло и часа, как «Фокс» организовал специальную трансляцию. Счастливый, потный от возбуждения Трэвис Раст оказался на национальном телевидении, вещая на всю страну о том, как он оказался вблизи центра имени Кеннеди, что он видел, чего не видел и какова его версия относительно загадочных букв, которые возникли на небосклоне за несколько мгновений до того, как был уничтожен космический челнок «Релайент».
   Передача шла вживую. Раст уже представлял себя человеком богатым и известным. Разумеется, он мечтал и о счастливых переменах в карьере. Масс-медиа постоянно ощущали нехватку телегеничных ведущих-экспертов. А Трэвису Расту ничто не доставляло большего удовольствия, как порассуждать о космической угрозе — в этом вопросе он был докой, хоть и непризнанным. Все-таки не зря он начиная аж с 1984 года регулярно читал «Нэшнл Инквайрер».
   Эти размышления были прерваны откуда ни возьмись появившимися в студии тремя молодчиками в черных костюмах и непроницаемых солнцезащитных очках, которые без лишних слов конфисковали все фотографии, а заодно и самого Трэвиса Раста.
   — Эй, ребята, вы откуда? — вопрошал недоумевающий и беспомощный взгляд интервьюера, коим последний провожал поникшую фигуру Раста, под белы руки увлекаемого к выходу.
   Словно затылком почувствовав этот вопрос, один из троицы оглянулся и рявкнул:
   — Федеральные агенты! — Однако удостоверения не показал.
   — Это люди в черном! — верещал Трэвис Раст. — Они заметают следы!
   — Что? — Ведущий, подхватив микрофон, кинулся следом.
   — Расскажите о том, что здесь произошло, моему редактору в «Инквайрер»!
   Таким миру запомнился Трэвис Раст, который вслед за этим исчез с горизонта вплоть до тех самых пор, пока мир не оказался на грани, а может, и за ней.

Глава 19

   В клинике «Фолкрофт», что в местечке Рай, штат Нью-Йорк, при неверном и зыбком свете флуоресцентных ламп доктор Харолд В. Смит сидел перед монитором своего компьютера, который издавал короткие гудки, сигнализируя о появлении в электронной сети сообщения, имеющего отношение к текущему заданию.
   Сообщение исходило из Ассошиэйтед Пресс. В нем говорилось о том, что по «Фокс телевижн» передавали интервью с неким фоторепортером, которому удалось заснять на пленку последние мгновения «Релайента».
   Одного прикосновения к клавише было достаточно, чтобы монохромный янтарный монитор превратился в цветной телевизионный экран. Нажав другую клавишу, Смит вывел на экран местный канал «Фокса».
   Он застал тот самый момент, когда трое безликих громил в черных строгих костюмах и темных очках выволакивали из студии Трэвиса Раста, который что-то верещал о людях в черном.
   — Что за «люди в черном»? — пробормотал Смит.
   Отмахнувшись от этого вопроса, Смит поспешил сосредоточить внимание на ведущем «Фокса», пытавшемся заполнить затянувшуюся паузу, заикаясь и с недоумением поглядывая на пустое кресло, которое все еще вращалось после того, как гостя его передачи умыкнули столь бесцеремонным образом.
   — С нами был Трэвис Раст. Его забрали люди, заявившие, что они являются правительственными агентами. Подводя итог, напомним, что мистеру Расту удалось запечатлеть на пленке, возможно, наиболее важный момент, объединяющий два события — крах «Биобаббла» и гибель «Релайента». За какие-то секунды до того, как космический челнок превратился в пузырящееся расплавленное месиво, на ночном небосклоне появилось зловещее послание. Оно состояло из трех букв, две из которых напоминали буквы латинского алфавита, а третья была похожа на перевернутое N.
   Камера крупным планом взяла трагически серьезное лицо ведущего. На лбу у него блестели бисеринки пота.
   — Не является ли этот акт предупреждением нам, исходящим от секретной службы, действующей за пределами нашей планеты? — задал он риторический вопрос.
   — Чушь собачья, — выдохнул Смит и потянулся к клавише, которая должна была вернуть компьютер в нормальный режим.
   В этот самый момент на экране появилась та самая фотография.
   Харолд В. Смит замер. Прильнул к экрану, на котором на фоне темного небосклона мерцали три загадочные буквы. Обычно плотно сжатые губы его округлились, потом челюсть его отвисла, и изо рта вырвался не то вздох, не то стон:
   — О мой Бог!
   Не отрывая взгляда от экрана, Смит нащупал трубку аппарата, соединявшего его с Белым домом.

* * *

   Когда зазвонил телефон, Президент Соединенных Штатов совещался со своими советниками по национальной безопасности.
   В день его первого появления в Овальном кабинете предыдущий Президент рассказал ему о КЮРЕ и о специальном портативном мониторе, который предупреждает о звонках по «горячей линии».
   Слагая с себя полномочия. Президент протянул переносной монитор своему предшественнику:
   — Теперь это ваша забота.
   Услышав сигнал, Президент обратился к собравшимся:
   — Извините, джентльмены. Мы так давно здесь сидим, что я, кажется, вот-вот прольюсь настоящим потопом.
   Советники тем временем висели на телефонах, пытаясь выяснить, какая именно организация или агентство стояли за похищением — прямо во время эфира — репортера, поэтому едва ли заметили исчезновение босса. Работал стоявший в своей нише телевизионный приемник.
   Небольшой лифт вознес Верховного главнокомандующего на тот этаж, где находилась спальня Линкольна. Президент судорожно схватил красную трубку.
   — Докладывайте, Смит.
   — Господин Президент, по «Фокс ТВ» передают странные вещи.
   — Да. Я слышал. Про какого-то кретина репортера из «Инквайрер». Бред.
   — Я так не думаю.
   — Что они там мелют про каких-то марсиан?
   — Господин Президент, эти буквы не марсианские. Это кириллица.
   — Это что еще за зверь?
   — Буквы русского алфавита, изобретенного в девятом веке Святым Кириллом. Кириллица основана на греческом алфавите, поэтому между ними много общего.
   Голос Смита был ниже обычного и более хриплым. Президент решил выслушать до конца.
   — Они показали три буквы, — продолжал Смит. — Эм, перевернутое Эн и Пи.
   — Ну?
   — В русском языке сочетание трех этих букв звучит как «meer».
   — Как это из Эм-эн-пи получилось «м-и-р»?
   — Перевернутое Эн произносится как долгий звук "И". Эм читается как и у нас, а вот Пи на самом деле Ар.
   — Ну-ну слушаю.
   — Таким образом, если транслитерировать эти буквы с русского, получится слово MIR.
   — Mir, mir... — рассеянно повторил Президент.
   — По-английски это означает peace, — пояснил Смит.
   Лицо Президента просветлело:
   — Peace — так это же неплохо, верно?
   — "Мир" — это название русской космической станции, которая вращается по орбите даже во время нашего с вами разговора.
   — Ага, вон оно что, — буркнул Президент. — Так вы клоните к тому, что русские угрожают сорвать нашу космическую программу?
   — Пока я хочу сказать только одно: непосредственно перед гибелью «Релайента» на небе, над местом катастрофы, высветились три буквы, название русской орбитальной станции, — сдержанным тоном объяснил Смит. — Ни больше ни меньше.
   — Черт побери, — рявкнул Президент. — Я бы предпочел иметь дело с марсианами.
   — Марсиан не существует, — уверенно заявил Харолд В. Смит.
   — Я бы не торопился с подобными выводами, — возразил Президент.
   — Что вы хотите сказать?
   — Я смотрел программу «Фокс ТВ» и собственными глазами видел этих молодчиков, которые уволокли бедолагу фотографа, заявив, что они из Вашингтона. Мы проверили везде — в ЦРУ, в Совбезе, в Пентагоне. Все они божатся, что их люди здесь ни при чем.
   — Что-то я вас не совсем понимаю...
   Президент понизил голос до шипящего шепота:
   — Перед тем как Раста уперли, он успел заикнуться о так называемых людях в черном.
   — Я не очень знаком с этим термином, — вынужден был признать Смит.
   — Люди в черном — это те загадочные типы, которые уничтожают улики, свидетельствующие о существовании НЛО. Некоторые утверждают, что они из ЦРУ. Другие говорят — из Министерства обороны. — Глава администрации еще больше понизил голос. — А кое-кто верит, что это настоящие пришельцы из космоса.
   — Полагаю, вы не принадлежите к числу сторонников последней гипотезы, — произнес Смит.
   — Мудрый Президент не будет отметать ни одной версии, когда речь идет об интересах национальной безопасности. Особенно Президент, который регулярно смотрит сериал «Секретные материалы».
   — Я все же попытаюсь выяснить, нет ли здесь русского следа, — сокрушенно произнес Смит.
   — Каким образом?
   — Если потребуется, отправлю моих людей в Россию.
   — Я не верю, что русские могли нанести такой удар. И потом, зачем же им светиться?
   — Не знаю, но их последние космические достижения наводят на разные мысли.
   — Вы имеете в виду осуществленный месяц назад запуск их «шаттла»?
   — Именно. Странно уже то, что они реанимировали программу «шаттлов». «Буран-1», совершив в восемьдесят восьмом беспилотный полет, был списан. «Буран-2» много лет стоял в ангаре, и о нем до сих пор даже не заговаривали.
   — Глупая выходка. Эта штуковина настолько ненадежна, что они даже боятся сажать на нее своих космонавтов.
   — Напротив, господин Президент. То обстоятельство, что «Бураны» выводит на орбиту и сажает робот, доказывает технологическое преимущество русских над американской программой.
   — И все-таки, Смит, что-то здесь не сходится. Русские, марсиане ли. Какого черта тем же марсианам на нас нападать? Ведь мы-то на них не нападали!
   — Я свяжусь с вами позднее, — сказал Харолд В. Смит, завершая разговор.

* * *

   Смит принялся рыскать в компьютерной сети на предмет какой-нибудь базы данных, которая позволила бы установить положение станции «Мир» на орбите в момент гибели «Релайента». Предчувствуя, что задача эта окажется не из легких, он запустил лучшую программу автоматического поиска и, предоставив ей копаться в армейских базах данных, занялся другими делами.
   Прошло около часа, когда зазвонил телефон.
   Это был Римо.
   — Смит, мы сейчас в «Холидей Инн» неподалеку от центра Кеннеди. Похоже, с «Релайентом» произошло то же самое, что с «Биобабблом». Пока не удается установить, что это было конкретно. Ясно одно — температура была неимоверная. Расплавилась даже термостойкая керамическая плитка, которая использовалась для облицовки «шаттла».