Глава 39

   Разыскать дом доктора Космо Пагана в Тусоне оказалось намного проще, чем предполагал Римо. Смит сказал ему, что дом стоит на уединенном холме к югу от города и что туда ведет шоссе № 10. Возле дома росли тополя и желтые сосны, и с дороги его было не видно. Зато маячил на холме купол обсерватории, красный, как Марс, и вдобавок испещренный черными линиями, которые должны были наводить на мысль о марсианских каналах.
   — Если это не здесь, я съем свою шляпу, — проронил Римо.
   — Ты не носишь шляпы, — сказал Чиун.
   — Это ты верно подметил. Да-а, если бы марсиане жили среди нас, думаю, они поселились бы в каком-нибудь унылом месте наподобие этого. — Римо свернул на дорожку которая вела к дому.
   Они вышли из машины. Во всех окнах горел свет. Дом приглушенных бордовых тонов в темноте казался почти бурым. Под навесом стояли два автомобиля: «сатурн» и «меркурий кугуар».
   Подойдя к двери, они нажали кнопку звонка.
   Дверь открыла миссис Паган. Взглянув на удостоверение агента ФБР, которое показал Римо, она сказала:
   — Он в обсерватории. Это на холме, четверть мили отсюда. Вы сразу увидите.
   Когда они уже садились в машину, миссис Паган крикнула:
   — Передайте ему, что эти люди из «Кью-Эн-Эм» снова звонили.
   — Непременно передадим, — сказал Римо.
   — Скажите, что они готовы увеличить гонорар за консультации вдвое.
   — О'кей.
   По мере приближения обсерватория все больше смахивала на планету Марс. Луна озаряла купол, и он горел красноватым свечением. Вершина же его сияла хрустальной голубоватой белизной, словно снега марсианского полюса.
   — Этот малый поклоняется Марсу, как будто живет в Древней Греции, — сказал Римо.
   — Греки называли его Арес, — заметил Чиун.
   — А как, ты говоришь, называют Марс корейцы? — спросил Римо.
   — Хва-Сонг. Огненная планета.
   — Хорошее название.
   — Считается, что, когда Марс виден на небосводе, это дурное предзнаменование.
   — Я запомню, — сказал Римо.
   Они миновали тополиную аллею и оказались у входа в обсерваторию. На красном куполе была открыта створка, в которой виднелся темный силуэт телескопа, обращенного в ночное небо.
   — Похоже, Паган наблюдает за Марсом. Идем.
   — Ты заходи, а я пойду другим путем, — сказал Чиун.
   С этими словами Чиун растворился во мраке.
   Дверь оказалась не заперта.
   Римо, крадучись, вошел под мрачные своды купола. Все чувства, все рефлексы его мгновенно обострились, и эти рефлексы подсказывали ему, что в обсерватории находится только один человек. Это упрощало задачу.
   Глаза его, постепенно привыкая к темноте, сначала различили трубу телескопа. Затем появилась фигура человека, сидевшего на высоком стуле, приникнув к объективу.
   Римо двигался абсолютно бесшумно и был уже рядом, как вдруг астроном резко дернулся и отпрянул.
   Стул накренился и начал заваливаться назад. Римо подскочил, схватил астронома, который отчаянно размахивал руками, пытаясь удержать равновесие, и водрузил его на место.
   — Спокойно, спокойно, — сказал Римо.
   Паган прижал руки к груди и, набрав в грудь побольше воздуха, выдохнул:
   — Я только что видел... видел...
   — Что?
   Откуда-то сверху раздался скрипучий голос:
   — Меня.
   Римо посмотрел наверх:
   — Чиун, что ты там делаешь?
   — Смотрю вниз.
   С этими словами мастер Синанджу прыгнул в отверстую щель заслонки, легко, как бабочка, впорхнул на телескоп и соскользнул вниз по гладкой поверхности трубы.
   — Мне показалось, я вижу пришельца из космоса, — пробормотал доктор Паган. — Кто вы такие?
   — ФБР, — ответил Римо.
   — Что от меня нужно ФБР? — сердито спросил Паган.
   Римо с интересом заглянул в объектив:
   — Что-то я не вижу здесь никакого Марса.
   — Я же не все время наблюдаю за Красной планетой. А вы незаконно вторглись в частные владения. Прошу вас немедленно покинуть обсерваторию. Я не раздаю автографов.
   Оторвавшись от телескопа, Римо пристально и недобро посмотрел в глаза Пагану:
   — Нам известно, что Рубер Маворс — это вы.
   Паган нервно сглотнул и пролепетал:
   — По-латыни это означает Красная планета.
   — Под этим именем вы перекачивали деньги на счет «Биобаббла». Но мы хотим знать, зачем вы это делали.
   — Я не обязан вам отвечать.
   — Неправильный ответ, — сказал Римо, а Чиун сзади схватил Пагана за загривок и сжал свои костлявые пальцы с длинными ногтями.
   Космо Паган с красным, как кусок говядины, исказившимся от боли лицом упал перед Римо на колени.
   — Я всемирно известный астроном и экзобиолог, — запричитал он.
   — В настоящий момент, — сказал Римо, — вы мне больше всего напоминаете марсианина.
   — Вы не имеете права так обращаться со мной.
   — Почему нет?
   — Это не по-американски. Я являю собой национальный символ. Я занимаю ответственный пост.
   — Начнем с начала. Зачем вам нужен был контроль над «Биобабблом»?
   — Кто-то же должен был о нем позаботиться. Изначально проект задумывался как прообраз марсианской колонии, а они отказались от этой идеи. «Биобаббл» — это было единственное, что могло подогреть общественный интерес к Марсу. Я должен был спасти его.
   — Идея высадки на Марсе накрылась в тот самый момент, когда российская космическая программа приказала долго жить, — сказал Римо.
   — Вы рассуждаете в человеческих категориях. В геологических сроках высадка на Марс — это дело ближайшего будущего. Другое дело, что нам, молекулярным организмам двадцатого века, не суждено дожить до этого события.
   — Говори за себя, бледнолицый, — сказал Чиун. К тому времени он смилостивился, и лицо Пагана постепенно принимало здоровый розоватый оттенок.
   — Я взялся за спасение этого проекта, чтобы сохранить мою мечту.
   — В том числе закачивали туда кислород и готовили пиццу, — сказал Римо.
   — Не важно. Это был мой проект и мои деньги.
   — А когда он стал всеобщим посмешищем, вы его поджарили.
   — Это не я!
   — Вы можете это доказать?
   — У меня нет ни средств, ни соответствующей технологии, чтобы вывести на орбиту такой аппарат.
   — Какой аппарат? — спросил Чиун.
   Паган колебался.
   — Ну! — грозно произнес Чиун и сильнее сдавил шею Пагана. — Правду, поклонник Марса.
   Паган покраснел пуще прежнего. На лице его проступили синие прожилки вен, и наконец оно стало решительно похоже на марсианский ландшафт. Из кармана у него вывалился батончик «Марс».
   — Я говорю правду. — Звуки, которые он издавал, напоминали птичий клекот — Я знаю об этой штуковине только то, что мне рассказал приятель из штаб-квартиры СПЕЙСТРАК. Командование НОРАД считает, что это какой-то вражеский спутник.
   Римо посмотрел в прищуренные глаза Чиуна, и оба, не сговариваясь, пришли к одному и тому же выводу, сделанному на основе показаний жизненно важных органов Пагана и его неспособности терпеть боль.
   — Он говорит правду, — сказал Римо.
   — Разумеется, я говорю правду. Зачем мне уничтожать свою собственную мечту?
   — Мы слышали, что некая парагвайская компания заплатила русским, чтобы они при помощи своего «шаттла» вывели эту штуковину на орбиту. Вам что-нибудь об этом известно?
   — А вы знаете, что Buran по-английски будет «снежная буря»?
   — Да при чем здесь это? — буркнул Римо.
   — Мне неплохо платят за то, что я собираю подобные сведения, — сказал Паган. Он подобрал с пола шоколадку и сунул ее в карман вельветового пиджака.
   — Нам это неинтересно, — сказал Римо. — Чиун, отпусти его.
   — Благодарю вас, — промолвил доктор Паган, поправляя ворот красной водолазки.
   Римо вспомнил московскую секретаршу «Щита», которая пыталась пристрелить его из АК-47.
   — Никогда не слышали о «Щите»? — спросил он.
   — О щите? Ну, бывает, скажем, озоновый щит...
   — Он ничего не слышал о «Щите», — сказал Римо.
   — Если не возражаете, я был бы не прочь посмотреть на этот загадочный летательный аппарат. Он должен скоро пролететь.
   — Без нас. Мы займемся делом.
   — В верхней фазе Урана, — забормотал доктор Паган, вскарабкиваясь на стул и приставляя правый глаз к объективу телескопа. К тому моменту, когда Римо и Чиун подошли к выходу, он, казалось, начисто забыл об их существовании.
   — Кстати, — уже с порога окликнул его Римо, — ваша жена просила кое-что передать вам.
   — Что такое? — рассеянно спросил Паган.
   — Вам снова звонили из «Кью-Эн-Эм». Они готовы удвоить гонорар.
   — Скажите им, что меня это не интересует.
   — Вот сами и скажите. Мы агенты ФБР, а не мальчики на побегушках, — сказал Римо, закрывая за собой дверь.
   Не произнося ни слова, они сели в машину. По дороге к основному шоссе Римо сказал:
   — Куда ни отправляемся, всюду упираемся в тупик.
   — Марсиане — вот кого нам следует искать, — в ответ промолвил Чиун.
   — Если так будет продолжаться, я вынужден буду согласиться с тобой.
   Они выехали на шоссе и взяли курс на Тусон, чтобы там пересесть на самолет — перспектива, которая вовсе не радовала Римо.

Глава 40

   В бункере СПЕЙСТРАК на горе Шайенн, затаив дыхание, следили за Объектом 617, который уже вторгся в космическое пространство над территорией восточных штатов. Затем все издали вздох облегчения.
   Но никто не испытал такого облегчения, как Президент Соединенных Штатов.
   Он уже был готов отдать приказ об уничтожении объекта, когда с ним связался директор КЮРЕ Харолд У. Смит и сообщил, что у него имеются основания подозревать доктора Космо Пагана.
   — Паган? — воскликнул Президент. — Быть этого не может!
   — Пока это не доказано, но мои люди собираются с ним разобраться.
   — Надеюсь, они не собираются его убивать?
   — Это зависит от степени его причастности.
   — Это очень популярная личность. Я сам читал его книги.
   — Господин Президент, я буду держать вас в курсе.
   Оставив спальню Линкольна, Президент вернулся в Овальный кабинет, где его дожидался министр обороны.
   — Все отменяется, — сказал Президент. — По крайней мере пока.
   — Не могу не согласиться с таким решением, — не скрывая облегчения, сказал министр обороны.
   Таким образом, Объект 617 остался цел. Третья мировая война (мир и не подозревал, что она могла быть развязана в любую минуту) откладывалась на неопределенный срок.
   Когда Объект 617 снова появился на горизонте небесной сферы, он опять сместился; теперь он пролетал над американским Западом.
   Те, кто держал руку на пульсе, снова облегченно вздохнули. Эти районы — от Монтаны до Аризоны — имели относительно небольшую плотность населения. Имелись там, правда, ракетные шахты, но большинство из них все равно подлежало уничтожению согласно договору о сокращении вооружений.
   — Мы можем позволить себе передышку, — сказал министр обороны, и снова потянулись томительные минуты ожидания.
* * *
   Бартоломью Мич с лицом цвета овсяной каши сидел за мониторами, управляя при помощи джойстиков азотными двигателями, работающими далеко-далеко от земли.
   У него за спиной на экране компьютера загорелось сообщение.
   Кому: R&D@qnm.com
   От: RM@qnm.com
   Предмет: Отсутствие ответа.
   Сукин сын не покупается и отказывается заткнуться. Решение за вами.
   В штабе управления ГЕОДСС получали оптические изображения Объекта 617. Одна половина темно-бурого шара находилась в тени, другая, обращенная к луне, была освещена.
   И вдруг, когда объект пролетал над районом Солт-Лейк-Сити, он как будто ожил.
   Темный шар, сделанный из неведомого материала, словно проснувшийся паук, расправил стальные лапы, и его ядро, невидимое, пока он находился в состоянии спячки, частично открылось, озарив ночное небо ярчайшим блеском свежеотчеканенного двадцатипятипенсовика.
   — Что за черт?
   Вопрос повис в воздухе.
   В следующее мгновение неприметная сфера развернулась веером, образовав гигантский светящийся диск, в центре которого появились три черные буквы: «МИр».
   А потом экран залил такой ослепительно яркий свет, что те, кто находился в диспетчерской, невольно зажмурились и отвернулись.

Глава 41

   Первым заметил роковые буквы на ночном небе Чиун.
   — Римо! Смотри!
   Римо остановил машину и вышел на шоссе.
   Увидев на небосводе три уже знакомые русские буквы, он, зная, что за этим последует, бросился на землю, зажмурившись и обхватив голову руками. Чиун не долго думая последовал его примеру.
   Раздался гул, от которого задрожала земля, и даже сквозь плотно сжатые веки они увидели ослепительное зарево. Волна раскаленного, опалявшего листву, воздуха прокатилась над их спинами, словно дыхание дракона.
   — Не поднимай голову, папочка, — предупредил Римо Чиуна.
   — Все уже миновало, — сказал тот.
   — Удар может повториться.
   Но второго удара не последовало. Римо и Чиун одновременно встали на ноги. Оглянувшись, они увидели, что над тем самым холмом, на котором стояла обсерватория Космо Пагана, клубится дым. Холм был на месте. Но обсерватория и окружавшие ее деревья исчезли. Холм был похож на дымящуюся кучу компоста.
   — Пагану крышка, — сказал Римо.
   — Но почему он? — недоумевая, спросил Чиун.
   — Хотелось бы мне это знать.
   Они проехали назад, сколько было можно. Площадь радиусом около ста метров представляла собой выжженную черную землю пополам с расплавленным песком. Дымились обугленные головешки — все, что осталось от вековых деревьев. Из-за нестерпимого зноя подобраться к вершине холма они так и не смогли.
   Но все же они подъехали достаточно близко, чтобы убедиться, что доктор Космо Паган вместе со своей обсерваторией, домом и женой превратился в дым и воспарил к звездам.
   Три исполненные сарказма русские буквы съежились и исчезли. В небе последний раз мелькнула и погасла крохотная точка.
   В знойной тишине аризонской пустыни отчетливо прозвучали сказанные Римо вполголоса слова, слова, которые прежде он никогда бы не произнес:
   — Может, это и впрямь марсиане....
   — Ты только что вступил на тропу мудрости, — многозначительно изрек Чиун.
   — В чем же мудрость?
   — В том, чтобы не перечить мне, — ответил мастер Синанджу.

Глава 42

   Доктор Харолд В. Смит воспринял новость довольно спокойно, настолько, насколько при сложившихся чрезвычайных обстоятельствах уместно говорить о спокойствии.
   — Паган мертв? — спросил он.
   — Мертвее не бывает, — ответил Римо.
   Смит лихорадочно соображал: какие выводы можно сделать из сообщения Римо? На столе у его локтя стоял бумажный стаканчик с водой. Он рассеянно поднес его ко рту и осушил залпом. Только после этого он вспомнил, что забыл выпить таблетки. Проглотил и таблетки, не запивая: две от головной боли плюс «Алка-Зельцер». В животе у него отвратительно заурчало.
   — Видимо, Паган, имеет какое-то отношение к Объекту шестьсот семнадцать.
   — Он божился, что он ничего не знает, и поверьте мне, Смит, если бы это было не так, мы с Чиуном вышибли бы из него правду.
   — Почему же тогда тот, кто стоит за объектом, решил отделаться от него?
   — Мы можем только строить догадки, Смит. Ясно одно — мы снова зашли в тупик.
   — Римо, мы не имеем права на поражение. Мы имеем дело с творением рук человека. Должно существовать какое-то решение.
   — Если только это не творение рук марсианина, — заметил Римо.
   — Никаких марсиан не существует.
   — Мы знаем, что это не русские, не Паган, не Пентагон. И я готов заложить ранчо, что это не парагвайцы — или как там их.
   — Может быть, Пагану заткнули рот, потому что он подобрался слишком близко к истине, — вслух размышлял Смит.
   — Раньше вы говорили, что Паган замешан в этом деле, потому что своими гипотезами сознательно морочил всем голову.
   — Хм.
   — Это не русские, — буркнул стоявший рядом Чиун.
   — Нам это уже известно, папочка, — сказал Римо.
   — Русские не ошиблись бы в написании слова «Мир», — не унимался Чиун.
   — Что там такое? — спросил Смит.
   — Да ничего особенного, — ответил Римо. — Просто Чиун лезет тут со своими советами.
   — Слово, которое появлялось на небе, не русское, — продолжал Чиун. — Скажи это Смиту.
   — Смит, вы слышали? — спросил Римо.
   — Да.
   — Чиун, он тебя слышит. Так что отстань. Ты мешаешь Смиту думать.
   — Римо, передайте трубку Чиуну, — вдруг потребовал Смит.
   — Зачем?
   — Хочу услышать, что он думает по этому поводу.
   Римо пожал плечами и отдал трубку мастеру Синанджу.
   — Мастер Чиун, повторите еще раз, что ты сказал, — попросил Смит.
   — Я видел эти буквы, — сказал Чиун. — Русское «мир» пишется не так.
   — А что же тогда там было написано?
   — Какая-то чепуха. Греческая "Р" пишется не так.
   — А какая же там была буква?
   — Она была лишь похожа на "Р". Но на строчную. Две другие буквы были заглавные. А у "р" была слишком длинная ножка.
   Римо угрюмо молчал.
   — Да, буква "р" явно из нижнего регистра, — признал Смит.
   — Подумаешь, — промолвил Римо. — Чиун обнаружил опечатку. Что это доказывает?
   — Подождите, — сказал Смит.
   — Нам приказано подождать, — передал Чиун Римо. Римо сделал вид, что увлечен созерцанием висевшей низко над горизонтом планеты Марс.
* * *
   Харолд В. Смит попытался выбросить из головы все исходные посылки. Он уже давным-давно понял, что иногда помогает разрешить казавшуюся неразрешимой проблему.
   Три буквы. Заглавные М, И и строчная р. Две из них нормальные. Из этой посылки он исходил.
   Смит нахмурился. Что, если в русской И заложен какой-то иной смысл, отличный от того, который он в нее вкладывал? Что, если это действительно перевернутая английская N, какой и показалась ему вначале?
   Смит пристально всматривался в фотографии, сделанные исчезнувшим Трэвисом Растом за несколько секунд до гибели «Релайента». У Смита имелись компьютерные программы на любой случай. Запустив одну из них, он вскоре получил обратное изображение снимка Раста.
   На нем вместо русских букв «МИр» были английские: qNM.
   Решительно это напоминало какую-то химическую формулу, и было непонятно, почему первая буква строчная.
   Вспомнив, что у него на связи Римо и Чиун, Смит взял трубку и сказал:
   — Я перевернул изображение на снимке Трэвиса.
   — Это хорошо или плохо? — спросил Римо.
   — Получилось qNM, причем q строчная.
   — Понятно. Было р, стало q.
   — Только вот непонятно, что значит qNM, — сказал Смит. — Это еще менее понятно, нежели русское «мир».
   — Я пас, — произнес Римо.
   — А я нет, — вмешался в разговор Чиун и так проворно выхватил трубку, что Римо не сразу заметил это и еще мгновение продолжал сжимать в ладони несуществующий предмет.
   — Император, — сказал Чиун, — еще до того, как Паган был ликвидирован, мы донесли до его ушей послание его супруги.
   — Так?
   — Ему звонили из некоей организации под названием «Кью-Эн-Эм» по поводу увеличения его гонорара.
   — "Кью-Эн-Эм"? Она не сказала, что это за организация?
   — Нет. Я только понял, что они звонили ему неоднократно.
   — Она сказала, что это насчет гонорара за консультации, — добавил Римо.
   — Консультации! — воскликнул Смит. — Значит, это либо пресса, либо коммерческая фирма... Минуточку.
   Скоро в трубке вновь раздался его голос:
   — Римо.
   — Я здесь, — ответил за него Чиун, повернувшись таким образом, чтобы Римо не мог выхватить у него трубку.
   — Слушайте, — сказал Смит — Я нашел несколько контор под названием «Кыо-Эн-Эм». К масс-медиа они отношения не имеют. Но вот любопытная деталь. Есть корпорация, полное название которой «Куантум Ньютрино Меканикс». У них необычный торговый знак. Три начальные буквы, причем первая — «кью» — строчная, а две последние прописные.
   — А для чего это? — спросил Римо.
   — Видимо, связано с проблемами патентования торговых знаков, — пояснил Смит.
   — Попали! — воскликнул Римо.
   — Штаб-квартира этой самой «Кью-Эн-Эм» находится в Сиэтле, штат Вашингтон, — продолжал Смит. — Отправляйтесь туда. Держите меня в курсе дела. Свяжитесь со мной по телефону. Я попробую копнуть глубже.
   — Уже в пути, — сказал Римо и с такой силой шмякнул трубкой по аппарату, что она треснула, словно сосулька.
   — Похоже, мы снова в игре, — обратился он к Чиуну.
   — Этого мало. Мы должны опережать игру.
   — Пока я хочу одного, — сказал Римо, — опередить очередной выводок стюардесс.

Глава 43

   От солнечного Массачусетса до дождливого Сиэтла путь был долгий.
   Римера Мергатройда Боулта из «Куантум Ныотрино Меканикс» от Массачусетса отделяло одиннадцать лет, три тысячи миль и четыре места работы. Еще в те времена, когда он работал в «Кемикал Консептс», символе Массачусетского Чуда, что располагалось на сто двадцать восьмом шоссе, карьера его едва не закончилась крахом. Где-то в 1988-м, во время президентских выборов, Массачусетское Чудо упорхнуло куда-то на юг, прихватив с собой губернатора-грека, «штат у залива» и хайвей «Текнолоджи», известный как сто двадцать восьмое шоссе.
   Не было уже ни «Дейта Джен», ни «Джен Дейта», ни «Дженерал Дейта Системс», которые во времена бума, в благословенные восьмидесятые, располагались на сто двадцать восьмом шоссе. Исчезла и «Кемикал Консептс» вместе со своим директором по маркетингу Римером Боултом, который успел улизнуть прежде, чем над ним разверзлись небеса.
   Какое-то время мир стоял на краю пропасти. Теперь история, похоже, повторялась.
   В окна офиса не переставая барабанил дождь. Ример Боулт с содроганием вспоминал то тревожное время, когда казалось, что планета Земля обречена сгореть в огне. И все потому, что Боулт получил доступ к оружию, оценить потенциальные возможности применения которого поначалу не смог даже такой гений маркетинга, каким являлся он сам.
   Оружие называлось фторуглеродная пушка. Она стреляла фтористым углеродом — химикатом, запрещенным к производству в большинстве индустриальных стран, поскольку он разрушал озоновый слой атмосферы. Территория, над которой возникали озоновые дыры, оказывалась беззащитной перед радиоактивным излучением Солнца. Именно озоновая дыра однажды послужила причиной гибели ракетной батареи русских. Инцидент едва не привел мир к ядерной войне, которая неизбежно означала бы конец многообещающей карьеры Римера Боулта. Это была катастрофа, какой американские корпорации не знали со времени проекта «Эдсел». «Кем Кон» была вынуждена объявить о своем банкротстве.
   Боулт вышел из этих передряг без единой царапины. Более того, положение его даже упрочилось. В своем новом резюме он не забыл упомянуть о том, что на прежнем месте работы вел международный проект стоимостью пятьдесят миллионов долларов, и это позволило ему с места директора по маркетингу «Кем Кона» перепрыгнуть в кресло президента «Веб Тек». В то время он не знал практически ничего о том, что представляет собой компания «Веб Тек», и когда три года спустя ушел из нее, чтобы встать во главе «Ку-антум Ньютрино Меканикс», знал еще меньше. Это не имело значения. Еще никого никогда не увольняли и не наказывали за развал корпорации стоимостью в несколько миллиардов. Акционеры готовы были еще и доплатить, чтобы избавиться от такого человека.
   В корпоративной Америке за просчеты высшего руководящего звена расплачивались средние служащие и рабочие. Такие, как Ример Боулт, всегда выходили сухими из воды. Какой бы высокой ни была волна, они умело вытягивали шеи, и их никогда не накрывало с головой.
   Но охватившее всех маниакальное стремление к сокращению размеров корпораций стало угрожать даже римерам боултам всего мира. Он сам не заметил, каким образом оказался вовлеченным в дела военно-промышленного комплекса. Однажды он пришеч на конференцию высшего управленческого состава «Веб Тек» по развитию и увидел модель танка.
   — Кто притащил сюда эту штуку? — рявкнул он, зная, что никто не посмеет огрызнуться в ответ (для этого они слишком дорожили своим местом). — Мы здесь делаем бизнес, а не в игрушки играем.
   — Это наш новый проект, — осмелев, ответил один из сотрудников.
   — Чтобы я этого больше не видел, — сказал Боулт.
   — Но почему? Пентагон одобрил.
   У Боулта екнуло сердце. Это было в 1991 году. Он прекрасно понимал: человек в его положении не может отменять собственные решения. К каким бы пагубным последствиям они ни вели. Он почувствовал себя словно в западне. Пойти на попятную значило бы проявить слабость. Более того, это значило расписаться в своем полном невежестве. Он не мог этого допустить. В корпоративной Америке такое не прощалось; двуногие акулы только и поджидали удобного случая, чтобы оттяпать задницу у зазевавшегося сослуживца.
   — Интуиция подсказывает мне, что ваш проект обречен, — решительно заявил Ример Боулт. — Мы не будем им заниматься.
   Никто не пытался оспорить его решение. Это позволило ему еще три года получать жалованье, выражавшееся шестизначными цифрами, не считая различных надбавок. Между тем положение «Веб Тек», затратившей шесть миллионов на разработку правительственного заказа, чтобы затем спустить его в канализацию, резко пошатнулось. В снабженном кондиционерами офисе Римера потянуло жареным. Наконец компания обратилась в агентство по трудоустройству с целью подыскать ему новое место работы.
   С первых минут собеседование в «Куантум Ньютрино Меканикс» не предвещало ничего хорошего.