Мерфи Уоррен. Опаленная земля

   Доктор Паган придал своему лицу серьезное, соответствующее случаю выражение и неожиданно бойким — даже радостным и никак не вяжущимся с этим выражением — голосом прощебетал:
   — Возможно, случившееся означает, что некто там, — он многозначительно ткнул пальцем в небо, — дает нам понять, что наше присутствие там нежелательно.
   Президент застонал, как раненый олень.
   — Вы допускаете вероятность того, что это было не что иное, как атака из космоса? — спросил ведущий.
   Доктор Паган загадочно улыбнулся, словно идея космической атаки уже давно представлялась ему весьма заманчивой и многообещающей для его собственной научной карьеры.
   — Сегодня нельзя с уверенностью говорить о том, какие формы жизни существуют в безбрежном океане межзвездного пространства. Но вы только представьте — миллионы и миллиарды звезд, вокруг которых по своим орбитам вращаются триллионы и триллионы планет, похожих на нашу. И если где-то там есть жизнь, которая предпочла заявить о себе подобным драматическим образом, то это раз и навсегда разрешает извечный вопрос: существует разумная жизнь в космосе или нет? — Доктор Паган широко улыбнулся — при этом в бездонных, словно черные дыры, глазах забрезжил гипнотический — потусторонний — свет, заставляя усомниться в душевном здоровье их обладателя. — Лично я нахожу такое развитие событий очень жизнеутверждающим. И искренне надеюсь, что это не последняя атака.
   — Он что — чокнутый? — не выдержал Президент.
   — Мы должны положить конец подобным разговорам — они могут вызвать массовую панику, — с неподдельной тревогой заметил шеф аппарата. — Помните радиопередачу Орсона Уэллса «Война миров»?
   Президент выглядел несколько смущенным.
   — Вы, должно быть, имеете в виду фильм Герберта Уэллса? — робко спросил он.
   — Сначала был роман, потом радиопередача и только потом — фильм. В радиопередаче говорилось о том, что марсиане высадились в Нью-Джерси.
   — Мы должны выяснить, насколько все это реально, — решительно заявил Президент, поднимаясь из-за стола.
   — Сэр?
   — Если марсиане и в самом деле могут угробить нашу космическую программу, мы должны принять адекватные меры.
   — О каких адекватных мерах может идти речь применительно к...?
   Вопрос главы аппарата Белого дома повис в воздухе, поскольку Президент США уже покинул Овальный кабинет и удалился в неизвестном направлении.

* * *

   Очутившись наверху, в комнате в красно-розовых тонах, известной как спальня Линкольна, Президент устало опустился на кровать из красного дерева и достал из тумбочки вишневого дерева алый, как вишня, телефонный аппарат.
   Это была стандартная настольная модель «Эй-Ти энд Ти», только вот на ней не хватало номеронабирателя — дискового или кнопочного. Наружная панель телефона была абсолютно гладкой. Только красная же трубка, соединенная с корпусом витым кабельным шнуром.
   Разместив огненно-красный аппарат на коленях. Президент с озабоченным видом снял трубку. Взор его был мрачен. Он протянул руку к стоявшему на тумбочке радиоприемнику и поймал какую-то станцию, транслирующую старые песни.
   После гудка в динамике телефонной трубки раздался сухой надтреснутый голос:
   — Да, мистер Президент.
   — Инцидент на «Биобаббле». Я хочу, чтобы вы этим занялись.
   — У вас имеются основания полагать, что авария на «Биобаббле» может затрагивать интересы национальной безопасности?
   — Все, что я знаю, — это то, что крупнейший научный проект накрылся, ФБР не желает лезть в это дело, ЦРУ ссылается на мифический источник, а Национальная метеорологическая служба утверждает, что это не может быть результатом удара молнии.
   — Согласен — молния здесь ни при чем, — произнес бесстрастный голос, принадлежавший человеку, про которого Президенту было известно одно — его зовут доктор Смит.
   — Так я на вас рассчитываю?
   — Я должен кое-что уточнить. Что это за источник, на который ссылается ЦРУ?
   — Я только что говорил с директором ЦРУ. Он говорит, что авария вызвана естественными причинами. Разрази меня гром, если я знаю, что это значит.
   — Минуточку.
   Повисла пауза. Тишина была абсолютной — ни треска, ни шипения. Все объяснялось просто — это была специальная линия. От Белого дома под землей был проложен кабель, который вел к секретной базе, на которой окопался директор организации, именовавшейся КЮРЕ. Президент не имел ни малейшего понятия, где она находилась. Порой воображение рисовало ему заброшенное бомбоубежище времен «холодной войны». Порой он представлял себе лишенный окон тринадцатый этаж гигантского небоскреба, на котором по проекту тринадцатый этаж отсутствовал вовсе.
   Тот же суховатый голос — теперь в нем звучали ворчливые нотки — произнес:
   — Большинство информации стекается в Лэнгли по коммерческим «горячим» линиям.
   — По «горячим» линиям?
   — Прямая линия связи с сетью «Пророк». Сеть «Братства медиумов».
   — ЦРУ консультируется с медиумами? — выпалил Президент.
   — Они практикуют это на протяжении многих лет, — равнодушно проронил Смит, как будто ничто из того, чем занимались в Лэнгли, не могло удивить его.
   — Я думал, они давно отказались от подобной ерунды.
   — Видимо, нет. По крайней мере я не принимал бы их сообщения за чистую монету.
   — Смит, я хочу, чтобы вы взялись за это дело. Доктор Паган вещает о каких-то разрушительных лучах, направляемых из космоса. Не думаю, чтобы публика клюнула на это, но после того, как на экраны вышли «День независимости» и «Марс атакует»... кто его знает.
   — Когда-то, когда я был помоложе, даже секретная служба купилась на радиопередачу «Война миров». К тому же, судя по опросам, большинство американцев верят в существование летающих тарелок. А когда дело касается общественного мнения, следует рассчитывать на самое худшее.
   — Я так и делаю, — удрученно проронил Президент и положил трубку.

Глава 4

   Римо возвращался в Бостон. Все бы ничего, но в аэропорту перед самой посадкой он решил сходить в сортир и случайно обронил в унитаз ключ от навесного замка.
   Впрочем, это не слишком огорчило его, поскольку он тут же вспомнил, что у него есть запасной. Со спокойным сердцем Римо защелкнул дужку.
   Когда он проходил проверку, металлодетектор неожиданно подал признаки жизни.
   — Выньте все из карманов, — попросила сотрудница службы безопасности, кареглазая огненная шатенка в элегантной униформе.
   Римо послушно извлек из карманов две монеты по четверть доллара, жетончик на «подземку» и небольшой бумажник. На Римо была белая спортивная рубашка с короткими рукавами и бежевые хлопчатобумажные брюки, так что вопрос о припрятанном на теле оружии отпадал сам собой.
   Он прошел стойку, и снова детектор противно запищал.
   — Простите, сэр. Я вынуждена вас обыскать.
   Римо показалось, что голос у нее какой-то сиплый. «Много курит», — решил он.
   — К черту. — Он стащил с левой ноги мокасин и вытряхнул из него крохотный ключик. — Это все из-за этого, — сказал он, в очередной раз направляясь к стойке.
   Но чертов детектор не унимался.
   — По инструкции я могу обыскать вас, — сказала шатенка.
   — Вы хотите сказать — должны обыскать.
   — Хочу обыскать, — поправилась она и добавила: — Живенько.
   — Может, все дело в «молнии» на брюках, — рискнул предположить Римо.
   — На «молнии» эта штука не реагирует. Иначе сирена вообще не смолкала бы.
   — Наверное, из-за этого долбаного замка.
   — Какого еще замка?
   Римо кончиками пальцев взялся за язычок застежки «молнии», и шатенка, подозрительно прищурившись, наклонилась, чтобы посмотреть поближе. Римо для наглядности помахал навесным замочком у нее перед носом.
   — Зачем вы повесили это на «молнию»? — спросила шатенка, протягивая руку к замку, словно хотела убедиться в том, что это не обман зрения.
   — Долго рассказывать, — ответил Римо и попятился.
   Она указала ему на дверь, на которой висела табличка: «Секьюрити».
   — Ничего, расскажете, пока я буду обыскивать вас. А теперь — марш.
   — Эй-эй. Это точно замок. Вот, можете проверить. — Римо с такой силой дернул за замок, что вырвал его вместе с «молнией».
   — Согласно инструкции мне придется осмотреть ваше нижнее белье.
   — Ну уж нет.
   — Навесной замок на застежке — это подозрительно. Может, вы там что-то прячете.
   — Там ничего нет, — возразил Римо.
   — Какая жалость. — Шатенка всплеснула руками и подбоченилась, словно желая подчеркнуть изящные линии бедер.
   — То есть ничего лишнего, — поправился Римо.
   Шатенка просияла.
   Тут Римо вспомнил, что у него в бумажнике завалялось служебное удостоверение — как раз на этот случай.
   — Слушайте, я из Федерального управления гражданской авиации. Могу показать удостоверение.
   — Показывайте все, что есть. С удовольствием полюбуюсь при дневном свете.
   Римо предпочел начать с удостоверения. Показав ей удостоверение, он заметил:
   — Вы продемонстрировали безупречную технику досмотра подозреваемого. Мои поздравления.
   — И все же я должна обыскать вас получше.
   — Только не в этой жизни.
   Шатенка, видно, твердо решила не отпускать его. Да и реакция у нее была что надо — как коробка передач у гоночного автомобиля.
   — А как насчет свидания?
   — Не понял?
   Она подошла ближе. В нос Римо ударил запах ее духов; его словно окутало лавандовое облако.
   — Свидания. Ну, ты и я. Номер в отеле...
   Римо растерялся. Возможно, сама мысль о том, что кто-то может пригласить его на свидание, уже давно не приходила ему в голову. Так или иначе, но он долго колебался, прежде чем нашелся, что ответить на это предложение.
   — Не могу — промолвил он. — Руководство не поощряет подобные отношения между сослуживцами.
   — Я могу уволиться, — не долго думая сказала шатенка.
   — Я не встречаюсь с безработными. — Римо забрал свои вещи и поспешил к своему выходу.
   Она припустила следом. Римо юркнул в мужской туалет и, запершись в кабинке, встал на края унитаза. Пока она, опустившись на четвереньки, в щель под дверью соседней кабинки разглядывала чьи-то ноги, он успел улизнуть.
   В самолете Римо открыл какой-то журнал, положил его на колени и погрузился в размышления.
   Он не помнил, когда в последний раз назначал свидание — настоящее свидание. Он не мог припомнить ни ее имени, ни ее облика. Римо забыл, что такое свидание. Обычно он просто вступал с женщинами в связь. Иногда он спал с ними, потому что так было нужно для конспирации. Но свиданий он не назначал никому.
   Ему повезло — на сей раз все проводники на борту оказались мужчинами. Правда, один то и дело недвусмысленно поглядывал на его брюки, но подойти так и не рискнул. Особенно после того, как Римо, перехватив его взгляд, сделал красноречивый жест — энергично провел ладонью по горлу.
   Словом, отбиваться от домогательств стюардесс ему не пришлось.
   Поэтому у него было время подумать.
   Римо никогда не назначал свиданий, потому что, строго говоря, «контора», на которую он трудился, существовала лишь постольку, поскольку существовал он. А сам Римо, некогда полицейский из Ньюарка, был не более чем фикция или по крайней мере являлся таковой с тех пор, как в один ненастный день много лет назад в трентонской тюрьме его приторочили кожаными ремнями к электрическому стулу и опустили рубильник.
   Официально объявленный покойником, Римо превратился в киллера-невидимку в распоряжении организации, именуемой КЮРЕ. Ни Римо, ни таинственная организация нигде не значились, а следовательно, их как бы и вовсе не существовало. Действуя за рамками законов, они были призваны карать тех, кто посягал на американскую Конституцию и кому удавалось, используя лазейки в судебной системе, избежать возмездия.
   Много лет назад один американский Президент — сам в конечном итоге ставший жертвой наемного убийцы — понял, что для защиты страны необходимы экстраординарные меры. Тогда-то и появилась секретная организация КЮРЕ, а ее оружием — безымянным и сокрушительным — стал Римо, воспитанный его учителем, корейцем Чиуном, в духе древних боевых традиций Дома Синанджу. Римо не имел права на поражение. Это означало бы поражение Америки перед лицом преступного мира — признание того факта, что конституционное правительство страны недееспособно. Смит, когда-то собственноручно упрятавший патрульного полицейского Римо Уильямса за решетку за преступление, которого тот не совершал, сам Римо и Президент Соединенных Штатов — только эти трое знали о деятельности КЮРЕ, при этом между ними не должно было существовать никакой видимой связи.
   Все это означало, что Римо не имел права заводить семью и детей, однако не исключало возможности в остальном вести нормальную жизнь — разумеется, соблюдая некоторые меры предосторожности.
   «Что, если попробовать назначить кому-нибудь свидание? — думал он. — Почему бы и нет? В моем контракте нет ни слова о том, что я не имею на это права. Там лишь говорится, что я не должен связывать себя моральными обязательствами».
   Итак, к моменту, когда самолет совершил посадку в аэропорту Логана, Римо был преисполнен решимости попросить свидания у первой красивой женщины. Ему не терпелось посмотреть, что из этого выйдет.
   Только не на аэровокзале. Там было слишком много стюардесс. Знакомство со стюардессой не входило в его планы. Слишком назойливы. Он мечтал о женщине милой и скромной. Желательно с четвертым номером бюста. Впрочем, сойдет и третий — но чтобы непременно с хорошей походкой.

* * *

   Очутившись дома — так по крайней мере называл Римо это каменное строение, бывшую церковь — и не обнаружив никого ни на кухне, ни в комнатах, расположенных этажом выше, он поднялся на самый верх, на башню — прежде служившую колокольней, а теперь предназначенную для медитаций, — откуда доносилось мерное биение человеческого сердца. Биение настолько слабое, что уловить его, казалось, невозможно и с помощью сверхчувствительного шумопеленгатора. Но для Римо не существовало ничего невозможного — его уши регистрировали даже ничтожно малые колебания воздуха. Найдя наконец мастера Синанджу, Римо решил поставить его в известность о том, что начинает новую жизнь.
   — Хочу встретить Новый год в обществе нежного создания, — сказал он, — нежного, как финик.
   — Не советую, — неожиданно низким голосом изрек Чиун, сохраняя величественную неподвижность статуи Будды.
   — Почему?
   — От фиников пучит.
   — Да я не об этом! — воскликнул Римо, не скрывая своего нетерпения.
   — От инжира тоже пучит.
   — Да при чем тут инжир?
   — Ты сам завел разговор о каких-то фруктах, — сказал самый жестокий из когда-либо живших на земле наемных убийц.
   — Ты меня неправильно понял.
   — До твоего появления я занимался созерцанием. Ты нарушил мой душевный покой. Но коль скоро ты мой приемный сын и нас связывают невидимые нити, я прощаю тебе это и готов выслушать твои объяснения, хотя заранее знаю, что они не что иное как порождение больного разума.
   — Я только хотел сказать, что хочу назначить свидание женщине, чтобы встретить с ней Новый год.
   При этом известии сморщенное, как сушеный гриб, лицо Чиуна, до сих пор неподвижное, вдруг ожило.
   — Ты познакомился с женщиной?
   — Пока нет. Но познакомлюсь.
   — Откуда такая уверенность?
   — Потому что с сегодняшнего дня я буду смотреть в оба. Надо успеть до Нового года.
   Мастер Синанджу беспокойно заерзал на своей тростниковой циновке. Только наметанный глаз антрополога различил бы в нем представителя алтайской семьи, к которой принадлежат тюркские народы, монголы и корейцы. Чиун был корейцем. Он появился на свет еще в прошлом веке, но до сих пор его светло-карие глаза излучали неистощимую энергию молодости, и одного взгляда на них было довольно, чтобы сказать, что их обладатель рассчитывает пожить и в будущем. Голова его была начисто лишена растительности, если не считать серебристого пуха над ушами и жиденькой бородки, прилепившейся на пергаментном подбородке. Он был последним корейцем — главой Дома Синанджу, откуда вышли многие поколения ассасинов, или наемных убийц, состоявших на службе у фараонов и понтификов, халифов и царей. Своими корнями история Дома Синанджу уходила в далекое прошлое, во времена, когда человеческая цивилизация только зарождалась.
   — Римо, я что-то не понимаю этой концепции, — сказал Чиун, поправляя полы шелкового серебристого кимоно с длинными широкими рукавами, скрывавшими кисти рук. — Объясни мне.
   — Ты про что? Про Новый год?
   — Да нет же. Я знаю, что на Западе укоренилась порочная традиция назначать начало года на самый разгар зимы, тогда как нормальные календари ведут летосчисление, начиная с весеннего пробуждения природы. Ты мне скажи, что значит назначать свидание.
   — Ты встречаешься с женщиной, и вы проводите с ней время.
   — Зачем?
   Римо фыркнул:
   — Потому что она нравится тебе, а ты нравишься ей.
   — И что дальше?
   — Зависит от того, как сложатся ваши отношения. Иногда одним свиданием дело и ограничивается. Иногда люди так и продолжают встречаться — всю жизнь.
   — То есть женятся?
   — Иногда случается и такое, — признал Римо.
   — Так тебе нужна жена? — спросил Чиун, голос которого становился все более пронзительным.
   — Да нет. Просто хочу попробовать вести обычный образ жизни. Ради разнообразия. Посмотреть, что из этого выйдет.
   — Значит, ты собираешься встретиться с незнакомой женщиной, осыпать ее незаслуженными подарками, а возможно — даже накормить?
   — Вроде того.
   — Откуда ты узнаешь, что женщина тебе подходит, если у тебя даже не было времени приглядеться к ней?
   — Я не собираюсь назначать свидание первой встречной.
   — Странно... Если тебе нужна женщина, возьми ее, верно?
   — Я говорю не о сексе, а об общении.
   — И к чему ведет это общение?
   — Ну, наверное, к сексу...
   — Ага! — вскричал Чиун. — Тогда почему бы тебе не отказаться от этой бредовой идеи со свиданиями и не воспользоваться услугами той женщины, которая тебе понравится? Провести с ней ночь, может, две, если у нее, конечно, крепкие кости, а потом забыть о ней и вернуться к нормальному существованию?
   — Если бы мне нужен был голый секс, то долго искать не надо. Вокруг полно голодных стюардесс.
   — Что ж, займись стюардессами, а я, с твоего позволения, снова обращусь к медитации, — сухо промолвил Чиун, устремив взгляд в окно, из которого открывался вид на Куинси, штат Массачусетс.
   — Да не нужны мне стюардессы. Все, что им нужно, это оседлать меня. Мне нужна женщина, с которой можно поговорить. Которая понимала бы меня.
   — Ты можешь поговорить со мной. Я тебя прекрасно понимаю, хотя порой ты несешь ужасный вздор.
   — Ты не женщина.
   — Но я мудрее любой женщины. Я научил тебя тому, чему тебя не научит ни одна женщина. Какой страшный недуг поразил твой слабый мозг, что ты хочешь найти понимание и мудрость у женщины, существа, известного своей бесконечной глупостью?
   Римо принялся нервно расхаживать по комнате:
   — Послушай, пусть я ассасин. Я давно смирился с этим. Но я имею право занять свое свободное время чем-то еще, кроме тренировок и вечных споров с тобой.
   — Ты спишь?
   — Да.
   — Ешь?
   — Да.
   — В твоей жизни есть я, верно?
   — Ну и что?
   — Следовательно, дни твои исполнены глубокого смысла, а ночи — покоя и умиротворенности. А что может дать тебе женщина?
   — Я тебе сообщу, как только начну встречаться с одной из них, — огрызнулся Римо.
   — Если тебе нужна жена, я помогу тебе найти ее.
   — Мне не нужна жена.
   — Если тебе нужна женщина, предоставляю тебе самому копаться в этой грязи.
   — Спасибо. Премного благодарен, — сухо промолвил Римо.
   В этот момент на резном столике черного дерева зазвонил телефон.
   Римо схватил трубку:
   — Римо! — Это был Харолд В. Смит. Только он начинал разговор так, словно бросал чаевые официанту.
   — Смит? — в тон ему ответил Римо.
   — Президент попросил меня заняться делом «Биобаббла».
   — Стоит ли напрягаться? Ведь всем и так известно, что все это сплошное надувательство.
   — Дело не в этом. Сегодня ночью «Биобаббл» был уничтожен.
   — Кто же это сделал? Уж не тараканы ли?
   — Нет. Под действием неведомой силы «Биобаббл» превратился в кучу расплавленного стекла и металлической окалины.
   Римо удивленно заморгал:
   — Но что это могло быть?
   — Это и предстоит выяснить вам с Чиуном. Начните с места катастрофы.
   — А мы не отбираем кусок хлеба у ФБР?
   — ФБР не хочет соваться в это дело. А меж тем дело не терпит отлагательства.
   — Почему такая срочность?
   — Доктор Космо Паган заявил прессе, что за крахом «Биобаббла» могут стоять внеземные цивилизации.
   — Кто поверит в эти бредни?
   — Не менее пятидесяти процентов американцев.
   — Откуда такие данные?
   — Ровно столько американцев верит в неопознанные летающие объекты. Как только точка зрения Пагана будет растиражирована с помощью масс-медиа, в стране может начаться всеобщая паника.
   — Ладно, — буркнул Римо. — Придется прогуляться в Аризону.
   — Поаккуратнее там.
   — Я оставлю позади свои уши, как мистер Спок, — сказал Римо и, положив трубку, обратился к Чиуну: — Ты слышал?
   — Слышал. Только ничего не понял.
   — На западе есть место, где под герметическим стеклянным колпаком были сымитированы все природные зоны Земли — пустыни, прерии, тропические леса. Поселили туда людей — ради эксперимента.
   Чиун вопросительно склонил голову набок:
   — И что?
   — Все это сгорело.
   — Ну и хорошо.
   — Что ж хорошего?
   — Конечно, хорошо. Зачем занимать драгоценное место под пустяки? В Америке и без того высокая плотность населения. Все и так живут слишком близко друг к другу.
   — Ну, где-где, а в Аризоне-то места хватает.
   — А теперь будет еще больше.
   С этими словами мастер Чиун, до сих пор сидевший на циновке в позе лотоса, встал, в своих черных сандалиях и традиционном кимоно похожий то ли на джинна, то ли на складную фигурку оригами. Из рукавов кимоно показались пальцы с длинными, кривыми ногтями, на одном из которых было надето что-то вроде нефритового наперстка.
   — Смит сказал начать с самого эпицентра. Так что туда мы и отправимся.
   — Может, пока будем в Аризоне, навестим твоих непутевых родственников? — предложил Чиун.
   Римо поморщился:
   — Мы же на задании.
   — Может так случиться, что нам так или иначе придется заглянуть в то место, где проживает твой папаша.
   — Не рассчитывай на это. Я не собираюсь задерживаться в Аризоне дольше, чем требуется.
   — Почему?
   — Потому что это задание для сумасшедших.
   — Для тебя это в новинку? — усмехнулся Чиун.

Глава 5

   Это было невиданное зрелище.
   Директор проекта Амос Булла с понурым видом обходил границы прекратившего свое существование «Биобаббла», теперь отмеченные еще теплой бурой стекловидной массой. Вокруг простирались красные, испещренные рваными, неровными бороздами холмы аризонского песчаника. Все это напоминало фантастический марсианский пейзаж — не хватало только кратеров.
   — Что за чертовщина? — рассеянно твердил Булла. — Что это могло быть?
   — Что бы это ни было, — сказал прибывший из близлежащего Флагстаффа специалист по планетарной геологии из Службы геологии, геодезии и картографии США, — оно имело температуру свыше тысячи шестисот градусов по Цельсию.
   — Откуда вы взяли эту цифру, Халс? — спросил Булла.
   — Палс. Том Палс. — Надвинув на самые глаза свой стетсон, тот с задумчивым видом тыкал носком сапога опаленную жаром землю. — Нам известна температура плавления стекла и стали. Чуть выше — и вещества переходят в газообразное состояние.
   — Вы только посмотрите! Стекло превратилось в кленовый сироп.
   — Нет, мистер Булла. Вы стоите на жидком природном стекле.
   — Вот я и говорю. Купол расплавился.
   — Нет, это новое стекло. Которое образовалось из песка под действием высокой температуры.
   Булла присвистнул:
   — Вот это да! Песок превратился в стекло? Как же это произошло?
   — Требуется всего лишь источник тепла, способный разогреть песок до температуры в районе тысячи пятисот — тысячи шестисот градусов по Цельсию.
   — Откуда вы знаете?
   — Ни для кого не секрет, что именно в этом температурном диапазоне песок плавится, превращаясь в стекловидную массу.
   — Представляю себе, какой здесь был взрыв!
   — На самом деле все стекло производят из песка.
   — Иди ты?
   — Ну да. Песок, известь и кальцинированная сода. А вы как думали?
   — Вам, умникам, виднее. Я думал — может, добывают в стекольных шахтах, — сказал Булла.
   — Ну да ладно, не важно. Думаю, версия с разрядом молнии отпадает.
   — Да будет тебе. Ясное дело — это была молния.
   — Факты говорят сами за себя. Нет облаков, в которых могли бы генерироваться электрические заряды, и в песке нет фульгуритов.
   — Что верно, то верно... — Булла внезапно осекся и вопросительно посмотрел на ученого: — Чего нет?
   — Фульгуритов. Длинных ветвистых трубочек, образующихся от плавления песчинок при ударе молнии в песок. Когда электрический разряд ударяет в песок, он — пока не исчерпает себя — следует по проходам, содержащим проводники, то есть металл. Там и образуется стекло. В результате получаются настоящие произведения искусства.