Сдерживая гнев, Пью медленно поднес мундштук к губам и затянулся. Нервозность Карла Добера свидетельствовала о том, что он принес плохие новости. Хартер сглупил, использовав эту парочку слабоумных братьев в прошлый раз, и теперь это аукнулось им. Сначала нужно выяснить, чего хочет этот недоумок, поскольку было совершенно ясно, что ему что-то нужно.
   Пью откинулся назад и ласково взглянул на Добера:
   — В чем дело, Карл? Что привело тебя в Доусон, мой мальчик?
   Добер мял свою потрепанную шляпу в огромных, покрытых шрамами руках.
   — Ну, мы с Диком попали в небольшую передрягу в Скагуэе. Бедняга Дик сейчас в тюрьме, и если бы мне не повезло, то я бы сидел там вместе с ним.
   — Это все же не объясняет, зачем ты приехал в Доусон, — продолжал настаивать Пью, и в голосе его проступило беспокойство.
   — Ну, сэр, мистер Пью… — Руки Добера по-прежнему мяли шляпу. — Мне очень нужно немного денег, мистер Пью.
   — Хм. — Пью посмотрел на тлеющий конец своей сигареты, а затем перевел взгляд на Хартера, как бы говоря: «Вот видишь, к чему это привело!»
   Хартер отвел взгляд. Он видел, что Пью в ярости, и начинал ощущать беспокойство, не понимая, что у толстяка на уме.
   — А какое отношение это имеет ко мне, Карл? — спросил Пью. — Я имею в виду отсутствие денег?
   — Ну, я подумал, что поскольку я делал для вас кое-какую работу… то есть мы с Диком… — Добер опустил взгляд на измятую шляпу, а затем вновь посмотрел на Пью: — Ну, я подумал, что вы могли бы поддержать меня, пока я, как говорится, снова не встану на ноги.
   Пью не ответил, и Добер пошел в атаку.
   — Знаете, под той лавиной на Чилкуте погибло больше шестидесяти человек и все в Дайе сильно переживают. Бьюсь об заклад, полиции было бы очень интересно узнать, что лавина сошла не сама по себе. — Он хитро взглянул на Пью и облизнул губы. — Не то чтобы я сказал им. Нет, сэр! Я никогда этого не сделаю, но мне кажется, что из чувства, так сказать, благодарности за мое молчание вы могли бы ссудить мне несколько сот баксов, чтобы я мог справиться с трудностями.
   Выражение лица Пью не изменилось, но у Хартера внутри все похолодело. Бедняга Добер уже покойник, хотя болван даже не догадывается об этом!
   Пью отложил сигарету и наклонился вперед:
   — Мне только что пришло в голову, что я проявил недостаточное гостеприимство. Не хочешь ли выпить, Карл?
   Добер облизнул губы, и его взгляд метнулся от Пью к Хартеру.
   — А почему бы и нет, мистер Пью? Вы очень добры. Пью нагнулся, выдвинул нижний ящик письменного стола, затем закрыл его и покачал головой:
   — Боюсь, я забыл пополнить свои личные запасы. Напомни мне об этом завтра, Чет. А не спуститься ли нам вниз, где можно удобно устроиться за столиком, выпить и обсудить наше дело? — Он встал и взял в руки трость, которая была прислонена к столу.
   Добер с готовностью закивал головой, и Хартер почувствовал жалость к нему. Несчастный ублюдок думает, что ему дадут денег. Хартер не хуже Пью понимал: этот человек опасен, и от него необходимо избавиться, но ему не нравилось, что Пью играет с ним в кошки-мышки. Хартер не отличался сентиментальностью и считал насильственную смерть обычным делом, но она всегда была связана для него с необходимостью защиты или с выгодой, и ему было противно смотреть, как Пью наслаждается, играя со своими жертвами. Он считал это капризом, который мог обернуться против них. Но Пью сейчас опасен, как гремучая змея, поэтому он не пытался высказывать свои чувства, чтобы не навлечь гнев толстяка на себя самого.
   Пью протиснулся в дверь, и Хартер с неохотой последовал за ним. Замыкал шествие Карл Добер, напоминавший дворняжку, преданно следующую за хозяином.
 
   Монтане Лидсу не спалось. Он лежал в кровати, ворочаясь с боку на бок, и голова его была полна мыслей и страхов.
   Несмотря на безумные цены в Доусоне, он скопил некоторое количество денег, поскольку комната и стол входили в его жалованье в «Золотом кошельке».
   Кроме того, пьяные золотоискатели, находясь в хорошем настроении, иногда давали ему самородок или щепотку золотого песка. И хотя он испытывал угрызения совести, беря деньги у людей, не отдающих себе отчета в своих действиях, разум подсказывал, что эти люди все равно так или иначе потеряют, потратят или подарят эти деньги, так пусть лучше они достанутся ему. Итак, он накопил достаточно, чтобы возвратиться к жене и детям, но слишком мало, чтобы вернуться победителем, как мечтал все эти годы. Во всяком случае, у него хватит средств на маленький домик, где он может осесть и заняться каким-нибудь делом.
   Он не видел своих детей восемнадцать лет! Готовы ли они принять отца, которого не видели с детства? А жена? Как она отреагирует? Он, конечно, время от времени посылал ей деньги, когда появлялась такая возможность, но обрадуется ли она встрече с ним или вновь прогонит его? Он не стал бы винить ее за это — после стольких лет отсутствия.
   Монтана вздохнул и сел на постели. Похоже, выпить ему сейчас не помешает. Он не очень-то большой любитель спиртного, но время от времени, когда он бывал взвинчен, несколько глотков снимали напряжение и помогали ему заснуть.
   Монтана встал с кровати, обулся и как был, в ночной рубашке, вышел из комнаты и направился вниз. Зажигать свет не было нужды. Часы показывали два ночи, но солнце светило достаточно ярко, чтобы освещать бар, создавая в нем мягкий полумрак.
   Зевая, Монтана прошлепал по ступенькам и вошел в пустой зал.
   Зайдя за стойку, он нагнулся и взял бутылку хорошего писки из стоящей внизу батареи напитков. Не успел он выпрямиться, как услышал звуки голосов. Пью и Хартер спускались по лестнице в сопровождении третьего мужчины, голос которого был Монтане незнаком.
   Монтана быстро поставил бутылку на стойку и притаился в углу.
   — Ну, вот мы и на месте. Посмотрим, что здесь можно найти.
   Монтана услышал звук тяжелых шагов Пью, который приближался к бару, и желудок его сжался от страха. Ему не нужно было прятаться — пусть бы они увидели его. Теперь Пью наверняка решит, что он шпионит за ними, или еще что-нибудь похуже. Что он скажет ему, если Пью обогнет стойку и обнаружит его тут?
   Но Пью не стал обходить вокруг стойки. Он остановился, и Монтана услышал его голос прямо у себя над головой:
   — Что это у нас тут? Бутылка хорошего виски, прямо на стойке. Хартер, напомни мне утром, чтобы я поговорил с ночным барменом. Это небрежность — так бросать первосортный товар.
   Монтана облегченно вздохнул. Слава Богу, что он оставил бутылку на виду.
   — А теперь нам нужны стаканы.
   Монтана затаил дыхание и закрыл глаза, а Пью направился к другому концу стойки, чтобы взять стаканы с полки. Пью не заметил его, поскольку стойка была длинной, а в помещении царил полумрак.
   Услышав звук отодвигаемых стульев и звяканье стаканов, Монтана вновь осмелился дышать. Похоже, опасность миновала. Слава тебе, Господи!
   За столом Пью одним быстрым движением вылил себе в рот виски и дружелюбно взглянул в лицо Карла Добера.
   — Итак, дружище, на чем мы остановились? Ах да, ты подумал, что в благодарность за твою превосходную работу в прошлом я мог бы поддержать тебя, так? Несколько сот долларов?
   Добер проглотил виски, закашлялся и кивнул:
   — Ну да, сэр, именно так я и подумал. Учитывая все обстоятельства, то есть тех людей, что остались под лавиной.
   Пью доброжелательно улыбнулся:
   — Так, так. А могу я спросить, что будет, когда эти деньги закончатся? Вполне возможно, что ты вернешься, чтобы попросить у меня еще?
   В глазах Добера мелькнула тревога, и он засуетился.
   — О нет, мистер Пью, я думаю, вы ошибаетесь. Я никогда не…
   Пью, раскачивавшийся на задних ножках стула, что служило своего рода испытанием для крепкой мебели, неожиданно с грохотом опустил передние ножки на пол и ударил ладонями по столу.
   — Ты думаешь! Боюсь, тут какая-то путаница в терминах. Никогда за всю твою жалкую жизнь твой мозг не был способен на процесс, отдаленно напоминающий мышление! Ты дурак и растяпа, Карл Добер, и ты совершил ужасную ошибку, попытавшись шантажировать Лестера Пью!
   Глаза Карла Добера внезапно наполнились ужасом, и он быстро вскочил, с грохотом опрокинув стул.
   В то же мгновение встал и Пью, нажав кнопку на своей трости. Прежде чем Добер успел повернуться, чтобы попытаться спастись бегством, острое, как игла, лезвие уперлось ему в грудь. Онемев от страха, он опустил взгляд.
   — Прощайте, мистер Добер, — улыбнулся Пью.
   У Добера хватило времени лишь на то, чтобы негромко вскрикнуть, как пойманный поросенок, и тут сверкающее лезвие вонзилось ему в сердце.
   При виде удовольствия, осветившего лицо Пью, Хартер отвернулся.
   Скорчившийся под стойкой бара Монтана едва сдержал подступившую к горлу тошноту. В зеркале бара он видел все происходящее. Тело человека по имени Добер рухнуло на пол, и Пью вытер лезвие шпаги.
   — Так меньше крови, — спокойно заметил Пью. — Убери его, Чет, и избавься от тела. Черт бы побрал это солнце! Если бы было темно, ты мог бы просто выскользнуть наружу и бросить его в каком-нибудь переулке.
   — Ага. — Сглотнув, Хартер взглянул на лежащее на полу тело, а затем провел рукой по своему рябому лицу. — Что вы мне предлагаете, Эл Пи? Убили его вы, и я не хочу, чтобы арестовали за это меня.
   Пью вздохнул:
   — Ты просто лишен воображения, Хартер. Есть много способов избавиться от него. — Он обвел взглядом комнату. — Например, возьми вон тот сундук. — Он указал на большой деревянный сундук у стены. — Положи его туда, поставь сундук на тележку, запряги мулов и увези из города. С этим способен справиться даже ты. Кинь его в заброшенный шурф или в реку. — Он зевнул. — А теперь я хочу отдохнуть. Когда я утром проснусь, то надеюсь услышать, что наш друг благополучно испарился, а все следы его… исчезновения смыты. Понятно, Чет?
   — Да.
   Хартер смотрел вслед тяжело поднимавшемуся по лестнице Пью. «Этот жирный надутый ублюдок всегда оставляет грязную работу мне», — с ненавистью подумал он. Ладно, скоро с этим будет покончено! А когда они поменяются ролями, Пью на собственной шкуре почувствует, как приятно быть подчиненным.
   Он подтащил обмякшее тело Добера к деревянному сундуку, поднял крышку и перебросил тело внутрь.
   Монтана скрючившись сидел под стойкой и не отрывал взгляда от зеркала. Мускулы ног сводило от напряжения, он онемел от отчаяния и ужаса после всего, что увидел. Он с трудом смог дождаться, пока Хартер закончит свое черное дело.
   Наконец он услышал, как деревянный сундук протаскивают в дверь, и, осторожно распрямив непослушные ноги, выглянул из-за края стойки. Бар был пуст.
   Схватив первую попавшуюся под руку бутылку виски, Монтана кинулся к лестнице. Добравшись до нее, он взлетел наверх, перескакивая через ступеньку, вбежал в свою спальню и запер за собой дверь.
   Опустившись на кровать, он открыл бутылку и сделал большой глоток, как будто надеялся, что крепкий напиток поможет ослабить охватившие его боль и ужас.
   Но виски не помогло. Он знал, что Пью и Хартер негодяи и подлецы, но то, чему он стал свидетелем, — ведь это же хладнокровное убийство!
   Главный вопрос — что ему делать? Бросать работу? Сообщить полиции о том, что он видел? Или просто взять накопленные деньги и бежать?
   Мучительно размышляя, он сделал еще один глоток, и по телу его пробежала дрожь.
 
   Белинда стояла перед грудой продовольствия и снаряжения, проверяя список, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Теперь, приняв решение совершить это путешествие, она успокоилась.
   Решение далось ей нелегко. Она все больше и больше привязывалась к Дугласу Маккензи. Но это, разумеется, было только одной из причин, побудивших ее уехать. Она не могла сохранять ясность мысли, чтобы принять какое-то решение по поводу их взаимоотношений, когда они постоянно виделись…
   Белинда по-прежнему испытывала некоторое смущение, думая о физической стороне их знакомства. Ей казалось, что они бывают вместе слишком часто и что она ведет себя неприлично и это напоминает неумеренный аппетит за столом в присутствии посторонних. Но даже мысли об этом вызывали прилив крови к щекам и теплую волну, растекающуюся по всему телу. И это ей не нравилось.
   Кроме того, Белинда не была уверена в своих чувствах к Дугласу. Она считала его достаточно привлекательным, но готова ли она к постоянным отношениям? И если да, тот ли человек Дуглас, рядом с которым она хотела бы провести всю жизнь?
   Вот почему она решила совершить путешествие в глубь Аляски. Оно позволит ей взглянуть на их отношения со стороны, а также заняться фотографированием местных индейцев — эта идея привлекала ее с самого начала.
   Белинда отправила первую серию материалов в «Леслис уикли». Она была довольна своей работой и надеялась, что журнал тоже будет доволен. Она была уверена, что после того как еженедельник опубликует ее фотографии, другие газеты и журналы тоже захотят воспользоваться ее услугами, и эта мысль наполняла ее волнением.
   Существовала еще одна причина для ее временного отсутствия в Доусоне. Прежде чем решиться на путешествие, она договорилась с подрядчиком о строительстве в городе постоянной студии. Первоначально она планировала с наступлением зимы вернуться в Нью-Йорк, но тогда еще не представляла, сколько времени занимает в этих местах переезд с места на место. Теперь, вспомнив о том, как долго ей пришлось добираться до золотых приисков, и об ограничениях, которые накладывает суровая зима, Белинда решила задержаться здесь на некоторое время.
   Она мысленно вычеркнула последнюю строчку списка — безделушки, которые купила по настоянию Чарли. Все здесь. Они будут готовы отправиться в путь завтра утром.
   Самым трудным оказался разговор с Дугласом. Она видела, что он обижен и не понимает ее желания отправиться в глубь территории только для того, чтобы сфотографировать индейцев. Разумеется, она не могла объяснить ему, что ей нужно на время уехать от него, — это уязвило бы его еще больше.
   Мужчины! Они всегда утверждают, что женщины более эмоциональны, менее логичны и разумны, но по опыту Белинда знала, что все обстоит как раз наоборот.
   Странно, подумала она, что ее первая сексуальная связь была с мужчиной, который ее отверг, а вторая — с тем, кто отказывался отпускать ее, но не был ей необходим. Да и кто знает, может, она очень скоро надоест Дугласу, и он тоже бросит ее? Логика подсказывала ей, что мужчины ведут себя по-разному, но ей было трудно не учитывать собственный горький опыт.
   На Белинду упала чья-то тень. Она подняла голову и увидела возвышающуюся над собой грузную фигуру. Солнце светило из-за спины мужчины, и Белинда, поначалу приняв его за Лестера Пью, с отвращением отпрянула. Но затем он снял шляпу, и при виде густой копны рыжих с сединой волос у нее вырвался вздох облегчения. Это был незнакомый человек, а не Лестер Пью.
   — Вы не могли бы подсказать мне дорогу к ближайшей гостинице, мэм? — вежливо поклонился незнакомец.
   — Да, конечно. — Она с облегчением улыбнулась. — Идите вдоль улицы, пока не увидите салун «Золотой кошелек». Гостиница в следующем здании.
   — Большое спасибо, мэм.
   Мужчина вновь поклонился, водрузил шляпу на место и пошел в указанном направлении. В одной руке у него был огромный кожаный саквояж, в другой — маленький чемоданчик. Он был одет в городской костюм, и Белинда, улыбнувшись, подумала, что он не похож на человека, для которого Клондайк — дом родной.
   Ее мысли вновь обратились к предстоящему путешествию. Чарли, проявив обычную для него ловкость, достал лошадь и мула. Лошадь явно знавала лучшие времена, но была большой и крепкой, и Чарли заверил Белинду, что животное может пройти много миль не уставая.
   Мул был полон энергии, но считал, что лучше знает, куда нужно идти. Чарли уверял ее, что справится с непослушным животным, и Белинда, радуясь, что у них будет транспортное средство помимо собственных ног, поверила ему на слово.
   Белинда подробно расспрашивала Чарли о живущих в глубине Аляски индейцах и поинтересовалась, есть ли у него там родственники. Чилкут широко улыбнулся:
   — Моя двоюродная сестра вышла за мужчину из другого племени. Это атабаски, они живут в деревне ниже по реке. Очень плохо, что у вас не было времени сфотографировать мою деревню около Дайи, миз Белинда. Тлингиты лучше атабасков. У них интереснее. У тлингитов большая деревня. Они строят вигвам, делают тотем, имеют шамана. Атабаски бедные. Обыкновенные. Не такие, как морской народ вроде алеутов, эскимосов и тлингитов.
   Слушая объяснения Чарли, Белинда осознала, как мало осведомлена о коренных жителях этих мест. Она полагала, что все индейцы одинаковы, все принадлежат к одному племени, и только теперь узнала, что чилкуты, народность, к которой принадлежал Чарли, были частью племени тлингитов.
   Белинда смотрела на пустое место, где раньше стояли ее палатки. Часть вещей они взяли с собой в дорогу, а остальные были упакованы и оставлены на хранение в городе, поскольку по возвращении она надеялась переехать в новый дом. Оставалось только одно дело — устроиться на ночь в гостиницу.
   К ней торопливо подошел сияющий Чарли.
   — Идите спать, миз Белинда. Чарли будет здесь первым. В шесть часов утра, с лошадью, мулом и вещами. Договорились?
   — Договорились, Чарли, — улыбнувшись, кивнула Белинда. — Я буду готова.
   — Хорошо! — Чарли качнул головой и поспешил прочь.
   Хотя было еще рано, Белинда решила лечь спать. Завтра будет длинный день, и ей нужно хорошо выспаться. Она направилась по улице в сторону гостиницы, почти жалея, что попросила Дугласа не приходить. Она сказала ему, что ей надо отдохнуть, и он с неохотой покорился. Но когда Белинда оказалась в комнате гостиницы на незнакомой кровати, ей захотелось, чтобы он был рядом, чтобы обнял и успокоил ее. Она повернулась на бок и попыталась взбить примятую подушку. А потом закрыла глаза и быстро заснула.
 
   Аннабел аккуратно вставила фотографию в рамку и отошла в сторону, чтобы еще раз полюбоваться ею.
   Это была ее фотография, и Аннабел считала ее превосходной. На ней было одно из ее концертных платьев, а в руке она держала большой веер из перьев. В другие две рамки были вставлены фотографии матери — этот снимок был сделан за несколько лет до ее смерти — и Белинды.
   Аннабел была вынуждена признать, что Белинда постаралась на славу. Ей удалось запечатлеть выражение невинности и кокетства на лице сестры — Аннабел считала, что оно идет ей больше всего.
   Белинда сделала снимок и проявила пленку два дня назад, торопясь закончить работу до начала путешествия. Она сделала несколько отпечатков, и Аннабел собиралась попросить Чета поместить один из них на вывеске перед салуном, которая восхваляла достоинства «мисс Алабастер Уайт».
   Аннабел улыбнулась своему изображению. Дела обернулись лучше, чем она предполагала, когда пришла к Чету Хартеру с чемоданчиком в руке. Большая часть из того, что она в тот день говорила Белинде в своей комнате, было правдой: Чет не так уж плох, если ему не перечить и позволять играть первую скрипку.
   Аннабел привыкла соглашаться с мужчинами. Таков удел всех женщин. А Чет был с ней щедр, покупал все, что ей хотелось. Разумеется, она кое о чем не рассказала Белинде. Например, о том, что, когда Чет напивался, он бывал с ней груб, или о своих подозрениях, что он не во всем с ней откровенен. Но опять-таки это присуще всем мужчинам, и женщины должны закрывать глаза на подобные вещи. Исходя из того, что видела и читала Аннабел, все женщины поступали именно так.
   Дверь спальни открылась, и в комнату вошел Чет Хартер. Аннабел повернулась к нему.
   — Взгляни, Чет! — Она протянула ему снимок. — Это моя фотография. Ее сделала Би. Правда, здорово?
   Хартер взял фотографию и взглянул на нее без особого интереса.
   — Выглядит отлично, милая! Совсем как ты.
   Аннабел оживилась:
   — Смотри, она дала мне несколько копий. Я подумала, что ты можешь прикрепить одну к афише рядом с салуном. Будет здорово, как ты считаешь?
   Она озадаченно умолкла. Хартер смотрел на пачку фотографий в ее руке, и на его лице застыло очень странное выражение.
   — Чет, дорогой, что случилось? — Она нерешительно положила ладонь ему на руку.
   — У тебя есть копии этой фотографии? — медленно произнес он.
   — Конечно. — Она протянула ему снимки. — Видишь? Теперь я могу дать одну в газету, если они захотят написать обо мне статью, или подарить друзьям, или…
   Хартер взглянул на нее:
   — А твоя сестра может сделать отпечаток с любого снимка?
   — Если у нее есть негатив, то может сделать столько, сколько захочет, — кивнула Аннабел.
   — Негатив?
   Аннабел не удержалась и хихикнула, рискуя рассердить его. Он явно ничего не знал о фотографии, но она понимала, что не должна заострять на этом внимание, даже если это выглядело довольно смешно.
   Она подавила смех и сделала серьезное лицо.
   — Понимаешь, Чет, когда фотограф делает снимок, он использует пленку, как Би. Потом она что-то делает с этой пленкой, и на ней появляется обратное изображение, все такое смешное и темное. Затем она делает фотографии с негатива, как это у них называется. Все это очень сложно. Би могла бы объяснить гораздо лучше меня. — Она весело рассмеялась. — Но именно благодаря негативам фотограф может сделать сколько угодно копий.
   На лице Хартера появилось угрожающее выражение.
   — Я понял, — сказал он, возвращая ей фотографию. — Мне нужно идти. Вернусь позже. — Он быстро вышел из комнаты.
   Надувшись, Аннабел поставила рамку с фотографией на туалетный столик. Как странно он себя ведет!
   Она пожала плечами. Ладно, нет смысла из-за этого волноваться. Интересно, идут ли они сегодня ужинать в недавно открывшийся ресторан? Чет обещал.
 
   Мрачное предчувствие подгоняло Хартера — он вышел из салуна и быстро зашагал к студии Белинды. Есть только один способ избавиться от фотографий — уничтожить все ее негативы, или как там она их называет! А самый надежный способ сделать это — сжечь ее палатку!
   Шагая по широкому тротуару, он чуть не столкнулся с высоким грузным человеком, который неспешно шествовал по улице. Хартер уже собрался сказать все, что он думает о незнакомце, но заметил, насколько тот велик и как легко двигается. Хартер сдержался и, сердито проворчав что-то, продолжил свой путь. Черт возьми, этот огромный ублюдок был здорово похож на Лестера Пью!
   Мысли Хартера вернулись к Белинде Ли и ее фотографиям. Может, он и зря волнуется, но его не оставляло предчувствие, что существует снимок Чета Хартера, стоящего рядом с Чилкутской дорогой за несколько секунд до схода лавины. Могут возникнуть вопросы, если фотография попадет в чужие руки. У Хартера заныла шея, как будто на пей затягивали петлю.
   Он хотел посмотреть на студию девушки и решить, с какой стороны лучше поджечь ее. Он сделает это сегодня ночью, когда на короткое время станет темно, и проблема будет решена раз и навсегда. Если Белинда Ли — сучка, от которой одни неприятности, — в это время окажется внутри палатки, это даже к лучшему. Она больше не будет крутиться рядом, забивая голову Аннабел всякими глупостями.
   Он правильно поступил, связавшись с Аннабел. Она была — насколько это вообще возможно — идеальной женщиной для него, красивой, покорной, всегда готовой угодить. Хартер даже по-своему любил ее. Но после визитов сестры Аннабел несколько дней была не такой, как обычно, что-то ее тревожило. Хартер не видел никакого противоречия в том, что собирался убить сестру женщины, к которой питал нежные чувства.
   Палатка должна быть где-то здесь…
   Он остановился и растерянно оглянулся. Она должна была стоять после палатки с вывеской «Прачечная», но на этом месте располагалась другая палатка, большая и белая.
   Он сердито позвонил в колокольчик, висевший у входа в прачечную и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стал ждать. Из палатки вышла маленькая сутулая женщина.
   — Да, что вы хотите?
   — Скажите, палатка фотографа, Белинды Ли, — разве она не стояла рядом с вашей?
   — Совершенно верно, — кивнула женщина. — Такая милая девушка, и…
   — А где же ее палатка? Куда она переехала? — перебил женщину Хартер.
   Он пришел сюда не затем, чтобы выслушивать похвалы Белинде Ли.
   — Ну, она отправилась в путешествие — фотографировать. Уехала отсюда позавчера. Вниз по реке в индейские деревни — так она сказала. Говорила, что хочет сделать снимки для каких-то журналов в Нью-Йорке. Не понимаю, зачем кому-то нужно смотреть на фотографии индейцев!
   Хартер с трудом скрывал свое разочарование.
   — А куда она дела свои вещи?
   — Она оставила все на хранение где-то в городе, но я не знаю где. Она строит или уже построила здесь, в Доусоне, настоящую студию. Насколько я понимаю, она переедет туда, когда вернется. Хотите оставить ей записку? Я обещала, что передам ей все сообщения.
   — Нет, мадам, спасибо. Никакой записки. Благодарен вам за помощь.
   Он улыбнулся женщине — оскал его зубов заставил ее испуганно отпрянуть — и зашагал прочь.
   — Проклятие! Черт бы побрал это невезение! — зло сказал он.
   Оставалось только одно. Он должен отправиться вслед за ней и позаботиться о том, чтобы она никогда не вернулась назад. Если ее не будет в живых, не останется никого, кто мог бы увидеть на снимках то, что видеть им совсем не обязательно.