Страница:
Остальные три сущности брезгливо завибрировали.
Равновесие извлекло грустное удовольствие из этого каталога несовершенств.
— Обратите особое внимание на неизящное строение мужских детородных органов, словно бы прилепленных в последнюю очередь с полным пренебрежением к эстетике, весьма уязвимых, кинетически неудобных…
— Они носят одежду, — заметила Тенденция. — И мы будем одеты на церемонии, раз уж таков человеческий обычай.
Бесконечное Приближение мягко предложило:
— Мы мешкаем. Может быть, соберемся с духом и попробуем?
— Да, — неуверенно согласились остальные.
В ту же секунду стеклянные витрины исчезли, тела ожили, начали дышать, и четыре лилмикских Надзирателя воплотились в моложавых мужчин и женщин, не ослепительно красивых, но и не заурядных, принадлежащих к разным этническим группам. На их экзотическую природу указывал только нечеловечески яркий аквамариновый цвет глаз.
Высоких мыслей вам, коллеги, и поздравляю вас! Чудесно выглядите!
— Координатор!
Раздались смущенные смешки. Душевное Равновесие с ужасом обнаружило, что непроизвольное расширение кровеносных сосудов превратило ее розовое лицо в ярко-алое.
Лилмикский владыка сказал:
— Это совершенно безобидное явление и поддается психологическому давлению. Разрешите, я сообщу вам необходимые физиологические сведения, которые помогут адаптации. (Факты .)
Краска сошла с кожи Равновесия, когда оно воспользовалось программой, переданной Координатором.
— Эта сущность благодарна за информацию. И нельзя ли спросить, какой человеческий облик примешь для церемонии ты?
— По-моему, вот такой будет практичнее всего, — сказал Координатор. Последовала мгновенная вспышка, и владыка уже стоял перед ними в облике седовласого белобородого старца могучего сложения, ростом выше остальных, с серыми глубоко посаженными глазами. — Однако не мешало бы одеться.
Еще вспышка — и все они облеклись в длинные туники и ниспадающие красивыми складками мантии разных изысканных цветов.
— Пожалуй, нам следует немного порепетировать.
— Отлично, — ответили остальные.
Координатор внезапно стал серьезным.
— В таком случае займемся сведениями, присланными Аналитиком Трома'елу. Будь мы людьми, мы бы совещались сидя.
Перед ними возник круглый золотистый стол и пять таких же кресел. Координатор опустился в одно из них привычным движением, остальные последовали его примеру с большой осторожностью.
— Крондакский Аналитик сообщил нам две очень тревожные новости. Во-первых, подозрение, что сознание мальчика Марка Ремиларда, а возможно, и его отца Поля, а также некоторых других старших Ремилардов, причастных к этому расследованию, сумели противостоять предельно интенсивному зондированию. Возникает вопрос, не виновен ли мальчик в убийстве матери и двоюродного прадеда и не решил ли отец с помощью братьев и сестер скрыть преступление сына… или, что менее вероятно, все они были соучастниками этих преступлений.
— Не объединиться ли нам в пятилистник, чтобы разобраться? — спросила Тенденция. — Потребуются лишь секунды, чтобы обозреть всю планету Земля и установить местонахождение физических тел Терезы Кендалл и Рогатьена Ремиларда — живы они или нет.
— Не требуется, — сказал Координатор. — Ставлю вас в известность, что Тереза и Роги живы. По причинам, которые пока я не хочу сообщать, мы не станем извещать Магистрат об этом факте и не передадим ему новых сведений, касающихся участия Марка Ремиларда в исчезновении этих двоих. Формально мальчик нарушил некоторые статуты Галактического Содружества, но он не убивал и не совершал других преступлений, которые касались бы нас. Его поступки оправданы в Большой Реальности, и пока их можно игнорировать. Однако мы можем рекомендовать земным властям присматривать за Марком, чтобы он ничего больше не натворил до тех пор, пока Конфедерация Землян не будет принята в Консилиум.
Душевное Равновесие старалось сдержать нарастающее негодование.
— Дозволено ли спросить, на каких основаниях ты принял такое удивительное решение?
— Нет, — отрезал Координатор.
— Эта сущность возражает! Она крайне возмущена!
Бесконечное Приближение положило руку на плечо своего оскорбленного коллеги, направило по ней успокаивающие импульсы и сказало Координатору:
— Мы принимаем твои заверения, как принимали их много раз прежде, полагаясь только на доверие к тебе. Но мы сожалеем, что у тебя нет желания поделиться с нами.
Координатор пожал плечами.
— Со временем все станет ясно… Второй вопрос, который требует обсуждения, — это психический вампиризм, связанный со смертью Соинтенданта Бретта Дойла Макаллистера. — Он заколебался, и его высокий лоб собрался складками. — В это дело я никакого вклада внести не могу и предлагаю оставить его в умелых руках и щупальцах Магистрата. Я убежден, что в конце концов оно будет разрешено и виновник преступления получит по заслугам.
Родственная Тенденция не без любопытства уставилась на свои новые руки. Пальцы переплелись, а большие пальцы крутились вокруг друг друга.
— Ты не предвидишь никаких помех с утверждением семерых Ремилардов в связи с серьезными обстоятельствами этих двух дел? И Трома'елу, и Старший Блюститель Малатрасисс испытывают сомнения в связи с посвящением этой семьи в Магнаты. Они даже высказали предположение, что нам следовало бы взвесить ситуацию и отложить прекращение Симбиарского Попечительства, на время воздержавшись от дарования человечеству автономии и гражданства в Галактическом Содружестве.
Умственная Гармония сказала:
— Многие Симбиарские и крондакские Магнаты склонны продлить опеку и установить хотя бы на один год испытательный период для Магнатов Конфедерации Землян в Консилиуме с наложением моратория на колонизацию людьми новых планет. Интуиция говорит, что в сознании этой упрямой расы все еще прячется потенциал метапсихической катастрофы.
Тенденция, Равновесие и Гармония кивнули в знак согласия.
— Друзья, — начал Координатор, — когда дела Конфедерации Землян приходят в соприкосновение с деяниями Галактического Содружества, скандалы и беды неизбежны. Что произойдет, то произойдет. Но в конце концов Единство возобладает над хаосом, уверяю вас, Попечительство симбиари должно окончиться теперь же, а прием человечества в Консилиум — пройти положенным порядком. Годичный испытательный период и мораторий на колонизацию утвердить стоит. Мы выждем несколько дней, а потом тактично оповестим об этом землян. Я хочу, чтобы возмущение нашим постановлением успело улечься прежде, чем большинство кандидатов в Магнаты прибудут сюда в Орб. Не стоит омрачать празднества.
Остальные поклонились.
— Хорошо. Мы передадим это решение властям на Земле.
Координатор поднялся с кресла и взмахнул рукой. Перед каждой сущностью возникло по сосуду с пенящейся янтарной жидкостью.
— Разрешите мне познакомить вас с еще одним человеческим обычаем — чашей дружбы. В знаменательных случаях высказывается горячее пожелание и за него пьют. Это называется «тост». Я позволю себе провозгласить тост: за процветание Галактического Содружества и всех шести его Конфедераций! — Он поднял свой сосуд, осушил его и испустил глубокий вздох. Остальные послушно выпили,
— Ну, мне пора, — сказал Координатор. — Встретимся снова на приеме! А до этого времени поупражняйтесь со своими новыми телами. Вам надо освоиться с их физическими ощущениями, голосом, мышцами и прочими материальными штучками, прежде чем вы явитесь перед всем Консилиумом. — Улыбка Координатора стала чуть насмешливой, — Как вы понимаете, наше появление в подобном виде вызовет порядочное возбуждение. Так что лучше быть готовыми. А теперь я попрощаюсь с вами.
Снова вспышка — молекулы человеческого тела владыки расцепились и распределились по энергетическим решеткам.
Остальные четверо продолжали сидеть, прихлебывая напиток, и размышлять. Наконец Умственная Гармония сказала:
— Из вестибулярного сознания Координатора я почерпнула, что эта жидкость называется «Лабатским пивом». Мне приятна легкая эйфория, вызываемая небольшим содержанием алкоголя. Она снижает импульсы тревоги в примитивном человеческом мозге, что в какой-то мере аналогично радости Единства. Давайте выпьем еще.
На столике тут же появилось четыре полных бокала.
— Право же, не стоит, — с легким упреком произнесло Душевное Равновесие, но выпить не отказалось.
Родственная Тенденция поделилась более серьезной мыслью.
— Координатор практически признал, что отец и сын Ремиларды сумели провести следователей Магистрата. Следует заметить, что допрос других взрослых Ремилардов также не позволил прийти к окончательным выводам. Вероятно, они способны скрывать свои тайные мысли. — Она подняла наполовину опорожненный бокал, разглядывая поднимающиеся со дна пузырьки. — Весьма неприятно, что человеческие метапсихические операнты оказались столь сильными до того, как сольются в Единстве.
— Координатор, — сказало Бесконечное Приближение, — постоянно заверял нас, что из всех рас Галактики люди обладают наивысшим метапсихическим потенциалом. Так почему же нас удивляет, что сознания уровня Великих Магистров появляются среди них, пусть даже и несколько рановато?
— А какое число человеческих сознаний необходимо для слияния? — спросило Равновесие. — Такие мелкие подробности ускользают из памяти.
— Десять тысяч миллионов сознаний, — ответила Родственная Тенденция. — Пока их семь с половиной. Перед Вторжением они почти истощили ресурсы планеты, и рождаемость катастрофически упала. Теперь при стремительном росте населения на колонизируемых планетах слияние намечается примерно в году Ла Прим один триста девяносто сто пятьдесят, или, по человеческому счету, в две тысячи восемьдесят третьем году от Рождества Христова, как они выражаются.
— Времени практически не остается, — задумчиво сказало Бесконечное Приближение и снова сотворило для себя полный бокал, а заодно и для Душевного Равновесия, которое кивнуло ему.
Невольно вспоминаются тысячи миров, которые прошли оценку лилмиков за время существования Галактического Содружества. Столько разумных форм жизни, послушных эволюционной парадигме, неотвратимо поднимались из биослизи к трансцендентному самосознанию — и почти все они попадают в смертоносный тупик на дослиятельном уровне из-за технической или природной катастрофы. Пять побед за семьсот тридцать галактических миллениумов! Какая бессмысленная трата ресурсов…
— Эволюция расточительна, — сурово сказала Тенденция. — Лучше подумать о сокращении временных интервалов между слияниями. Человечество, если не споткнется, обретет зрелость своего Сознания быстрее прочих. Быть может, мы находимся у истоков подлинного метапсихического взрыва среди восходящих разумных рас.
— Ты, кажется, подразумеваешь, что человечество может сыграть ключевую роль в этом проблематичном психорасцвете? — Равновесие не потрудилось замаскировать свой скептицизм и сотворило себе четвертый бокал пива.
— Ну, категорически я утверждать не стану, — уклончиво ответила Тенденция.
Равновесие осушило бокал одним глотком и со стуком поставило его на золотистый столик. Приближение тут же снова его наполнило.
— Моя интуиция намекает, что земляне куда вероятнее сотворят какую-нибудь катастрофу, чем ускорят прогресс! Они коварны, никогда не знаешь, чего от них можно ждать. — Оно допило пятый бокал.
— В Консилиум их войдет всего лишь сотня, — сказала Тенденция. — Много ли неприятностей они сумеют причинить, будучи в таком меньшинстве?
Ее сознание продемонстрировало:
Крондаки 3460 голосов;
Полтроянцы 2741 голос;
Симбиари 503 голоса;
Гии 430 голосов;
Люди 100 голосов;
Лилмики (с правом вето) 21 голос.
— Не исключено, что мы слишком поздно узнаем, на что способно человечество! — воскликнуло Равновесие. — И не говорите, что вас не предупреждали! — Оно вздрогнуло, потом с удивлением посмотрело вниз на свои колени. — Ах да, тело! Что оно вытворяет? Коллеги, помогите! Этот причиндал вдруг проявил собственную жуткую волю…
Тенденция встала, подхватила своего сотоварища под руку и увлекла к двери, успокаивающе объясняя:
— Я проанализировала это явление. Просто ты выпило лишнего, а это вызывает своеобразный физиологический эффект. Не концентрируйся! Надо просто… — Дверь затворилась за ними.
Умственная Гармония и Бесконечное Приближение переглянулись.
— Не снять ли нам наши тела? — предложило Приближение.
— Чуть позже! — Гармония улыбнулась. — Прежде мне бы хотелось съездить в обсерваторный салон и поглядеть на звезды собственными глазами.
— Да, это любопытно. Может, пригласим с собой и мальчиков?
Со смехом две лилмикские женщины допили бокалы, расправили одежду, чтобы складки ниспадали красиво, и вышли на многолюдную улицу административного центра. В предвкушении церемонии принятия в Консилиум в Орбе собралось уже порядочно бюрократов Конфедерации Землян, а потому никто не обратил внимания на эту пару, пока они неторопливо шли, весело болтая и скромно потупив свои странные глаза.
14
Равновесие извлекло грустное удовольствие из этого каталога несовершенств.
— Обратите особое внимание на неизящное строение мужских детородных органов, словно бы прилепленных в последнюю очередь с полным пренебрежением к эстетике, весьма уязвимых, кинетически неудобных…
— Они носят одежду, — заметила Тенденция. — И мы будем одеты на церемонии, раз уж таков человеческий обычай.
Бесконечное Приближение мягко предложило:
— Мы мешкаем. Может быть, соберемся с духом и попробуем?
— Да, — неуверенно согласились остальные.
В ту же секунду стеклянные витрины исчезли, тела ожили, начали дышать, и четыре лилмикских Надзирателя воплотились в моложавых мужчин и женщин, не ослепительно красивых, но и не заурядных, принадлежащих к разным этническим группам. На их экзотическую природу указывал только нечеловечески яркий аквамариновый цвет глаз.
Высоких мыслей вам, коллеги, и поздравляю вас! Чудесно выглядите!
— Координатор!
Раздались смущенные смешки. Душевное Равновесие с ужасом обнаружило, что непроизвольное расширение кровеносных сосудов превратило ее розовое лицо в ярко-алое.
Лилмикский владыка сказал:
— Это совершенно безобидное явление и поддается психологическому давлению. Разрешите, я сообщу вам необходимые физиологические сведения, которые помогут адаптации. (Факты .)
Краска сошла с кожи Равновесия, когда оно воспользовалось программой, переданной Координатором.
— Эта сущность благодарна за информацию. И нельзя ли спросить, какой человеческий облик примешь для церемонии ты?
— По-моему, вот такой будет практичнее всего, — сказал Координатор. Последовала мгновенная вспышка, и владыка уже стоял перед ними в облике седовласого белобородого старца могучего сложения, ростом выше остальных, с серыми глубоко посаженными глазами. — Однако не мешало бы одеться.
Еще вспышка — и все они облеклись в длинные туники и ниспадающие красивыми складками мантии разных изысканных цветов.
— Пожалуй, нам следует немного порепетировать.
— Отлично, — ответили остальные.
Координатор внезапно стал серьезным.
— В таком случае займемся сведениями, присланными Аналитиком Трома'елу. Будь мы людьми, мы бы совещались сидя.
Перед ними возник круглый золотистый стол и пять таких же кресел. Координатор опустился в одно из них привычным движением, остальные последовали его примеру с большой осторожностью.
— Крондакский Аналитик сообщил нам две очень тревожные новости. Во-первых, подозрение, что сознание мальчика Марка Ремиларда, а возможно, и его отца Поля, а также некоторых других старших Ремилардов, причастных к этому расследованию, сумели противостоять предельно интенсивному зондированию. Возникает вопрос, не виновен ли мальчик в убийстве матери и двоюродного прадеда и не решил ли отец с помощью братьев и сестер скрыть преступление сына… или, что менее вероятно, все они были соучастниками этих преступлений.
— Не объединиться ли нам в пятилистник, чтобы разобраться? — спросила Тенденция. — Потребуются лишь секунды, чтобы обозреть всю планету Земля и установить местонахождение физических тел Терезы Кендалл и Рогатьена Ремиларда — живы они или нет.
— Не требуется, — сказал Координатор. — Ставлю вас в известность, что Тереза и Роги живы. По причинам, которые пока я не хочу сообщать, мы не станем извещать Магистрат об этом факте и не передадим ему новых сведений, касающихся участия Марка Ремиларда в исчезновении этих двоих. Формально мальчик нарушил некоторые статуты Галактического Содружества, но он не убивал и не совершал других преступлений, которые касались бы нас. Его поступки оправданы в Большой Реальности, и пока их можно игнорировать. Однако мы можем рекомендовать земным властям присматривать за Марком, чтобы он ничего больше не натворил до тех пор, пока Конфедерация Землян не будет принята в Консилиум.
Душевное Равновесие старалось сдержать нарастающее негодование.
— Дозволено ли спросить, на каких основаниях ты принял такое удивительное решение?
— Нет, — отрезал Координатор.
— Эта сущность возражает! Она крайне возмущена!
Бесконечное Приближение положило руку на плечо своего оскорбленного коллеги, направило по ней успокаивающие импульсы и сказало Координатору:
— Мы принимаем твои заверения, как принимали их много раз прежде, полагаясь только на доверие к тебе. Но мы сожалеем, что у тебя нет желания поделиться с нами.
Координатор пожал плечами.
— Со временем все станет ясно… Второй вопрос, который требует обсуждения, — это психический вампиризм, связанный со смертью Соинтенданта Бретта Дойла Макаллистера. — Он заколебался, и его высокий лоб собрался складками. — В это дело я никакого вклада внести не могу и предлагаю оставить его в умелых руках и щупальцах Магистрата. Я убежден, что в конце концов оно будет разрешено и виновник преступления получит по заслугам.
Родственная Тенденция не без любопытства уставилась на свои новые руки. Пальцы переплелись, а большие пальцы крутились вокруг друг друга.
— Ты не предвидишь никаких помех с утверждением семерых Ремилардов в связи с серьезными обстоятельствами этих двух дел? И Трома'елу, и Старший Блюститель Малатрасисс испытывают сомнения в связи с посвящением этой семьи в Магнаты. Они даже высказали предположение, что нам следовало бы взвесить ситуацию и отложить прекращение Симбиарского Попечительства, на время воздержавшись от дарования человечеству автономии и гражданства в Галактическом Содружестве.
Умственная Гармония сказала:
— Многие Симбиарские и крондакские Магнаты склонны продлить опеку и установить хотя бы на один год испытательный период для Магнатов Конфедерации Землян в Консилиуме с наложением моратория на колонизацию людьми новых планет. Интуиция говорит, что в сознании этой упрямой расы все еще прячется потенциал метапсихической катастрофы.
Тенденция, Равновесие и Гармония кивнули в знак согласия.
— Друзья, — начал Координатор, — когда дела Конфедерации Землян приходят в соприкосновение с деяниями Галактического Содружества, скандалы и беды неизбежны. Что произойдет, то произойдет. Но в конце концов Единство возобладает над хаосом, уверяю вас, Попечительство симбиари должно окончиться теперь же, а прием человечества в Консилиум — пройти положенным порядком. Годичный испытательный период и мораторий на колонизацию утвердить стоит. Мы выждем несколько дней, а потом тактично оповестим об этом землян. Я хочу, чтобы возмущение нашим постановлением успело улечься прежде, чем большинство кандидатов в Магнаты прибудут сюда в Орб. Не стоит омрачать празднества.
Остальные поклонились.
— Хорошо. Мы передадим это решение властям на Земле.
Координатор поднялся с кресла и взмахнул рукой. Перед каждой сущностью возникло по сосуду с пенящейся янтарной жидкостью.
— Разрешите мне познакомить вас с еще одним человеческим обычаем — чашей дружбы. В знаменательных случаях высказывается горячее пожелание и за него пьют. Это называется «тост». Я позволю себе провозгласить тост: за процветание Галактического Содружества и всех шести его Конфедераций! — Он поднял свой сосуд, осушил его и испустил глубокий вздох. Остальные послушно выпили,
— Ну, мне пора, — сказал Координатор. — Встретимся снова на приеме! А до этого времени поупражняйтесь со своими новыми телами. Вам надо освоиться с их физическими ощущениями, голосом, мышцами и прочими материальными штучками, прежде чем вы явитесь перед всем Консилиумом. — Улыбка Координатора стала чуть насмешливой, — Как вы понимаете, наше появление в подобном виде вызовет порядочное возбуждение. Так что лучше быть готовыми. А теперь я попрощаюсь с вами.
Снова вспышка — молекулы человеческого тела владыки расцепились и распределились по энергетическим решеткам.
Остальные четверо продолжали сидеть, прихлебывая напиток, и размышлять. Наконец Умственная Гармония сказала:
— Из вестибулярного сознания Координатора я почерпнула, что эта жидкость называется «Лабатским пивом». Мне приятна легкая эйфория, вызываемая небольшим содержанием алкоголя. Она снижает импульсы тревоги в примитивном человеческом мозге, что в какой-то мере аналогично радости Единства. Давайте выпьем еще.
На столике тут же появилось четыре полных бокала.
— Право же, не стоит, — с легким упреком произнесло Душевное Равновесие, но выпить не отказалось.
Родственная Тенденция поделилась более серьезной мыслью.
— Координатор практически признал, что отец и сын Ремиларды сумели провести следователей Магистрата. Следует заметить, что допрос других взрослых Ремилардов также не позволил прийти к окончательным выводам. Вероятно, они способны скрывать свои тайные мысли. — Она подняла наполовину опорожненный бокал, разглядывая поднимающиеся со дна пузырьки. — Весьма неприятно, что человеческие метапсихические операнты оказались столь сильными до того, как сольются в Единстве.
— Координатор, — сказало Бесконечное Приближение, — постоянно заверял нас, что из всех рас Галактики люди обладают наивысшим метапсихическим потенциалом. Так почему же нас удивляет, что сознания уровня Великих Магистров появляются среди них, пусть даже и несколько рановато?
— А какое число человеческих сознаний необходимо для слияния? — спросило Равновесие. — Такие мелкие подробности ускользают из памяти.
— Десять тысяч миллионов сознаний, — ответила Родственная Тенденция. — Пока их семь с половиной. Перед Вторжением они почти истощили ресурсы планеты, и рождаемость катастрофически упала. Теперь при стремительном росте населения на колонизируемых планетах слияние намечается примерно в году Ла Прим один триста девяносто сто пятьдесят, или, по человеческому счету, в две тысячи восемьдесят третьем году от Рождества Христова, как они выражаются.
— Времени практически не остается, — задумчиво сказало Бесконечное Приближение и снова сотворило для себя полный бокал, а заодно и для Душевного Равновесия, которое кивнуло ему.
Невольно вспоминаются тысячи миров, которые прошли оценку лилмиков за время существования Галактического Содружества. Столько разумных форм жизни, послушных эволюционной парадигме, неотвратимо поднимались из биослизи к трансцендентному самосознанию — и почти все они попадают в смертоносный тупик на дослиятельном уровне из-за технической или природной катастрофы. Пять побед за семьсот тридцать галактических миллениумов! Какая бессмысленная трата ресурсов…
— Эволюция расточительна, — сурово сказала Тенденция. — Лучше подумать о сокращении временных интервалов между слияниями. Человечество, если не споткнется, обретет зрелость своего Сознания быстрее прочих. Быть может, мы находимся у истоков подлинного метапсихического взрыва среди восходящих разумных рас.
— Ты, кажется, подразумеваешь, что человечество может сыграть ключевую роль в этом проблематичном психорасцвете? — Равновесие не потрудилось замаскировать свой скептицизм и сотворило себе четвертый бокал пива.
— Ну, категорически я утверждать не стану, — уклончиво ответила Тенденция.
Равновесие осушило бокал одним глотком и со стуком поставило его на золотистый столик. Приближение тут же снова его наполнило.
— Моя интуиция намекает, что земляне куда вероятнее сотворят какую-нибудь катастрофу, чем ускорят прогресс! Они коварны, никогда не знаешь, чего от них можно ждать. — Оно допило пятый бокал.
— В Консилиум их войдет всего лишь сотня, — сказала Тенденция. — Много ли неприятностей они сумеют причинить, будучи в таком меньшинстве?
Ее сознание продемонстрировало:
Крондаки 3460 голосов;
Полтроянцы 2741 голос;
Симбиари 503 голоса;
Гии 430 голосов;
Люди 100 голосов;
Лилмики (с правом вето) 21 голос.
— Не исключено, что мы слишком поздно узнаем, на что способно человечество! — воскликнуло Равновесие. — И не говорите, что вас не предупреждали! — Оно вздрогнуло, потом с удивлением посмотрело вниз на свои колени. — Ах да, тело! Что оно вытворяет? Коллеги, помогите! Этот причиндал вдруг проявил собственную жуткую волю…
Тенденция встала, подхватила своего сотоварища под руку и увлекла к двери, успокаивающе объясняя:
— Я проанализировала это явление. Просто ты выпило лишнего, а это вызывает своеобразный физиологический эффект. Не концентрируйся! Надо просто… — Дверь затворилась за ними.
Умственная Гармония и Бесконечное Приближение переглянулись.
— Не снять ли нам наши тела? — предложило Приближение.
— Чуть позже! — Гармония улыбнулась. — Прежде мне бы хотелось съездить в обсерваторный салон и поглядеть на звезды собственными глазами.
— Да, это любопытно. Может, пригласим с собой и мальчиков?
Со смехом две лилмикские женщины допили бокалы, расправили одежду, чтобы складки ниспадали красиво, и вышли на многолюдную улицу административного центра. В предвкушении церемонии принятия в Консилиум в Орбе собралось уже порядочно бюрократов Конфедерации Землян, а потому никто не обратил внимания на эту пару, пока они неторопливо шли, весело болтая и скромно потупив свои странные глаза.
14
ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Утром, после нашего водворения на берегу Обезьяньего озера, я проснулся, едва рассвело, оставил Терезу спать в палатке, а сам прошел через туманную поляну к опушке леса, откуда открывался чудесный вид на жемчужно-призрачные воды озера. Внезапно я ощутил, что меня окутывает могучая аура этого места. Я был здесь инородным телом, и природа побуждала меня к слиянию с нею… или даже запеть, как инстинктивно запела Тереза, раствориться в колоссальной тончайшей гармонии озера, гор, ледников, неукротимых растений и обитающих тут животных.
Не сопротивляйся, словно бы говорила душа Обезьяньего озера, не размышляй. Просто будь здесь.
Я начал спускаться. Траву увлажняла роса. Солнце все еще пряталось за восточным хребтом, но у меня за спиной, нависая надо мной, как замершие волны прибоя, ослепительно белел ледник вонзающейся в небо горы Джекобсен. Я вышел на крутую тропку, которая вела к озеру по руслу ручейка, плескавшегося среди темно-серых отложений глинистого сланца или сходной горной породы, которые растрескались на тонкие плитки, вставшие почти вертикально в результате какой-то древней сейсмической судороги. Кристальный холодный поток, разрезаемый на десятки струй острыми лезвиями камней, словно блестел от удовольствия, когда наконец, вновь объединив их, низвергался миниатюрным водопадом в прозрачную лужицу среди камней пляжа. Я прошелся по берегу и остановился у края тихой молочной воды. Мой внутренний слух был открыт всему окружающему. Я не поэт, я никогда не ощущал космического сознания, никогда не участвовал в истинном слиянии, никогда не испытывал чего-то, хоть отдаленно похожего на те предвестия Единства, по которым томятся, о которых телешепчутся юные операнты, родившиеся в Конфедерации Землян уже после Восстания.
Но в это утро я ощутил квинтэссенцию Обезьяньего озера.
Вздымающиеся горы словно бы вызывали барабанную дробь внутри меня.
Я вдыхал пряную пронзительность, исходившую от ледников, ощущал вызывающее упорство доблестных низеньких корявых деревьев-ветеранов, противостоящих бурям и метелям не одну сотню лет. Я слышал грохот лавины, плеск водопада, летящего вниз на противоположном берегу. И самое важное: я заметил, что за мной следят другие сознания — кроткие субрационные оперантные сознания, чей вклад в атмосферу Обезьяньего озера превратил его в уникальное место на Земле. Я испытал изумление и благодарность, что эти сознания как будто охотно готовы допустить в свою обитель нас с Терезой и нерожденного Джека.
Мои страхи и дурные предчувствия исчезли, как исчезла роса с ивовых зарослей. Я помолился, чего не делал уже давно, а затем забрал, сколько мог, мешков с припасами, поднялся по тропке к хижине и начал готовить завтрак.
В течение первой недели на Обезьяньем озере, которая была последней перед тем, как служащие заповедника его покинули, мы с Терезой не делали ничего, что могло бы заметно изменить вид на хижину с воздуха. И действительно, два древних воздушных судна пролетели-таки над нами — большой, похожий на банан турболет с каким-то объемистым грузом, свисавшим под ним на канате, и допотопный гидросамолет «чесна». Оба пролетели далеко на юге за горой Джекобсен, направляясь на северо-запад, в сторону управления заповедника в Белла-Кула. Шум двигателей заранее предупредил нас об их приближении, и мы успели спрятаться. Я телепатически исследовал тех, кто в них находился, но сумел узнать только, что оперантов среди них нет.
Свою хозяйственную деятельность я начал с того, что выкопал поближе к хижине новую отхожую яму, перетащил на нее нужничок и починил его крышу. Тем временем Тереза собирала мох и к исходу недели набила двадцать больших мусорных мешков, так что у нас уже было, чем конопатить стены.
Следующей задачей была постройка склада для припасов, без которого никак не обойтись в местах, где водятся медведи, росомахи и другие любители поживиться даровым угощением. О вкусах большеногов я знал очень мало, но подозревал, что они окажутся навязчивее даже гризли, если сочтут наш лагерь удобной столовой. И склад следовало строить с учетом всех этих возможностей.
Судя по справочникам, проверенный веками метод сводился к тому, чтобы найти четыре крепких дерева, образующих небольшой квадрат, спилить нижние ветки и между полученными таким образом четырьмя столбами соорудить платформу, к которой полагалась приставная лестница. К несчастью, наша хижина находилась на северном склоне и вокруг росли лишь кривые тсуги и другие деревья, изуродованные зимними ветрами и снегом. В конце концов, я остановил свой выбор на двух пятнадцатиметровых соснах шагах в ста выше по склону и вблизи от ручья Мегапод. У основания их видавшие виды стволы я не мог обхватить руками, но чуть выше они становились совсем тонкими и не слишком хорошо подходили для моей цели. Две другие опоры я придумал сделать, вкопав в землю обтесанные стволы поваленных деревьев. Но каменистая земля оказалась такой твердой, что в конце концов мы решили обойтись тремя опорами.
Затем я свалил подходящую ель и обрубил ветки моим старым топором, а макушку оставил целой для камуфляжа. (Конечно, пилой было бы легче, но от нее поднимались бы предательские клубы пара, и пользоваться ею до первого сентября мы не рискнули.) Срубленный ствол мы доставили на место с помощью портативного ворота «Ну-ка, ну-ка», а затем, подвесив ворот на треноге из шестов, установили ствол в яме вертикально и засыпали яму землей и камнями. Попозже предстояло надеть на все опоры козырьки, изготовленные из консервных банок, чтобы белки, мыши и другие мелкие воришки не могли взобраться наверх.
Лестницу я сколотил из тонких деревцев — нарочно хлипкую, чтобы она не выдержала веса большенога, — влез на нее и прибил поперечные брусья для настила. К моему удивлению, Тереза вызвалась прибить к брусьям жерди и соорудить каркас под плассбрезент.
— Я ничуть не боюсь высоты! — Она засмеялась. — Когда я пела Царицу Ночи, приходилось почти все время свисать с колосников.
Ну я и оставил ее трудиться на четырехметровой высоте и бесстрашно распевать за работой, а сам принялся сооружать времянку, чтобы было где укрыться, пока не отремонтируем хижину.
Времянка, которую Тереза окрестила Беседкой, больше всего напоминала вигвам из жердей, сверху стянутых проволокой и укрепленных растяжками, чтобы ветер не повалил сооружение. Когда каркас был укрыт тяжелым плассбрезентом и с трех сторон плотно обложен лапником, получилось довольно уютное жилище. Четвертую сторону, обращенную к хижине, до которой было метра три, я затянул прозрачным плассом, пропускающим свет. Откидная дверь туго зашнуровывалась изнутри. Полом служил плассбрезент, аккуратно завернутый по краю и скрепленный со стенками, чтобы внутрь не затекала вода. Я засыпал его сухой травой, чтобы она впитывала влагу и было не так скользко ходить по нему.
В Беседке нам предстояло прожить недели четыре. Естественно, она не отапливалась. Но погода стояла теплая, с непродолжительными дождями. После первого налетевшего ливня я соорудил перед дверью подобие навеса, покрыв его не плассом, а старой кедровой дранкой, которую мы тщательно собрали для будущего употребления. Я извлек из кучи мусора чугунную печку и установил под навесом, выведя укороченный дымоход вбок. Получилось отлично. Как только будет безопасно топить ее, начнем варить и печь, а не пробавляться концентратами, кипятя для них воду в крохотной микроволновке. Первые заморозки покончат с кровососами, и можно будет посиживать у огня и греть наши косточки, если только не разразится буря, и даже сушить у печки одежду, когда она отсыреет.
Поленницу и колоду для рубки дров я сложил у навеса. После того как мы отремонтируем хижину, Беседка превратится в дровяной сарай в двух шагах от крыльца, так что добираться туда будет просто, даже если сугробы нанесет до крыши. Я собрал разбитые половицы и сколотил из них скамьи и пару шатких столиков. Изготовил я и несколько грубых полок, обещая снабдить нас мебелью поприличнее, когда получу возможность напилить новые доски. Палатку я установил в глубине Беседки: она служила нам в качестве спальни и единственного надежного приюта от кровожадной мошки, комаров и жигалок, которые допекали нас, несмотря на психопринуждение и репелленты, к которым мы прибегали.
Эти первые дни мы работали так усердно (и так быстро засыпали по ночам), что времени для разговоров почти не оставалось. Тереза была весела, но очень часто погружалась в таинственное общение с эмбрионом, которому, как выяснилось, очень нравилась обстановка, в которой мы оказались. В работе она охотно подчинялась моему руководству и без жалоб делала все, что я ей поручал. Я убедился, что она очень сильная и аппетит у нее волчий, а беременность словно бы не причиняла ей никаких физических неудобств. Поскольку внешне еще ничего заметно не было, я вообще забывал о ее положении.
Через семь дней мы обгорели на солнце, были искусаны кровопийцами, обзавелись синяками и царапинами, но теперь нам было где укрыться от непогоды и хранить запасы; обеспечили мы себе и кое-какие примитивные удобства. Внутренность старой хижины очистили от мусора, оставалось только настелить пол и соорудить крышу. Наконец-то подошло долгожданное первое сентября, означавшее, что можно приводить в порядок наше лесное жилище, не опасаясь, что нас обнаружат. Но сперва — день полного отдыха!
Я решил, что мы отметим традиционный американский День Труда на трое суток раньше положенного. Терезе пора было посидеть сложа руки, а мне — осмотреть окрестности. Идти со мной она не захотела и долго уговаривала не оставлять ее одну, но мне удалось ее убедить, что нам необходимо знать, какими ресурсами мы тут располагаем. А главное, нам требовались высокие и прямые деревья для починки крыши и настила для пола — из кривулек, которые росли вокруг хижины, напилить доски и брусья невозможно. И я уже представлял, где найду нужные деревья.
— Но ты будешь вести себя осторожно? — Сознание Терезы стремительно проецировало происшествия, одно страшнее другого: я сваливаюсь в овраг, проваливаюсь в трещину на леднике, за мной гонится разъяренный большеног, я отбиваюсь от рычащих гризли и волков, сбиваюсь с дороги, падаю с сердечным приступом.
— Конечно, я буду осторожен. И ты знаешь, что зверья нам бояться нечего. Поиграй на своей клавиатуре, спой что-нибудь, посмотри фильм на своем тридивизоре. Ты отлично потрудилась и заслужила отдых. А для меня отдых — бродить по лесам. Если тебе станет тоскливо, психоокликни меня. Я ведь уйду километра на два-три, не больше. Только обогну озеро, чтобы оглядеть каньон Обезьяньей речки и тот берег.
Она наклонила голову набок, словно прислушиваясь, и светло улыбнулась.
— Джек согласен с тобой, что мне нечего опасаться.
— Вот именно! — Я сохранил полную серьезность верхнего слоя сознания. — Ну, пожелай мне удачи, малютка! Если я не найду ничего для пристойных стропил, нам придется зимовать в Беседке!
Я сунул все необходимое в мой старенький рюкзак, вскинул его на спину и перешел ручей Мегапод, направляясь к восточному берегу озера. Был чудесный солнечный день, задувал приятный прохладный бриз. Лазурь небес над горой Ремилард прочерчивали белые перистые облака, и я с облегчением подумал, что к нам, возможно, приближаются холодные воздушные массы. Только эта надежда и поддержала меня, едва я углубился в лес и чертовы кровопийцы ринулись на меня эскадрильями камикадзе, алча использовать, возможно, свой последний шанс попировать перед тем, как мороз остановит их маленькие часы. Попытка отогнать их психопринуждением завершилась фиаско, и мне пришлось надеть накомарник и перчатки.
В десятке метров вверх от берега шла звериная тропа, по которой я сумел пробраться сквозь густую чащу и вышел на каменистые луга, где альпийские цветы устроили выставку перед закрытием сезона. Алые кастиллеи, бледно-зеленые астры и желтые головки арники доцветали среди последних стрел альпийских люпинов. Повсюду спелая черника — отличная ягода для джема. Хватало и черной водяники, вроде бы тоже съедобной, насколько мне помнилось. Я дальнировал Терезе и проецировал зрительный образ, чтобы она могла проверить водянику по справочнику, а также сообщил приятную новость об изобилии черники. Она действительно прекрасно готовит, и наше скудное меню из концентратов явилось для нее тяжким испытанием, хоть она и не жаловалась. Но теперь она дальнировала мне с восторгом:
Утром, после нашего водворения на берегу Обезьяньего озера, я проснулся, едва рассвело, оставил Терезу спать в палатке, а сам прошел через туманную поляну к опушке леса, откуда открывался чудесный вид на жемчужно-призрачные воды озера. Внезапно я ощутил, что меня окутывает могучая аура этого места. Я был здесь инородным телом, и природа побуждала меня к слиянию с нею… или даже запеть, как инстинктивно запела Тереза, раствориться в колоссальной тончайшей гармонии озера, гор, ледников, неукротимых растений и обитающих тут животных.
Не сопротивляйся, словно бы говорила душа Обезьяньего озера, не размышляй. Просто будь здесь.
Я начал спускаться. Траву увлажняла роса. Солнце все еще пряталось за восточным хребтом, но у меня за спиной, нависая надо мной, как замершие волны прибоя, ослепительно белел ледник вонзающейся в небо горы Джекобсен. Я вышел на крутую тропку, которая вела к озеру по руслу ручейка, плескавшегося среди темно-серых отложений глинистого сланца или сходной горной породы, которые растрескались на тонкие плитки, вставшие почти вертикально в результате какой-то древней сейсмической судороги. Кристальный холодный поток, разрезаемый на десятки струй острыми лезвиями камней, словно блестел от удовольствия, когда наконец, вновь объединив их, низвергался миниатюрным водопадом в прозрачную лужицу среди камней пляжа. Я прошелся по берегу и остановился у края тихой молочной воды. Мой внутренний слух был открыт всему окружающему. Я не поэт, я никогда не ощущал космического сознания, никогда не участвовал в истинном слиянии, никогда не испытывал чего-то, хоть отдаленно похожего на те предвестия Единства, по которым томятся, о которых телешепчутся юные операнты, родившиеся в Конфедерации Землян уже после Восстания.
Но в это утро я ощутил квинтэссенцию Обезьяньего озера.
Вздымающиеся горы словно бы вызывали барабанную дробь внутри меня.
Я вдыхал пряную пронзительность, исходившую от ледников, ощущал вызывающее упорство доблестных низеньких корявых деревьев-ветеранов, противостоящих бурям и метелям не одну сотню лет. Я слышал грохот лавины, плеск водопада, летящего вниз на противоположном берегу. И самое важное: я заметил, что за мной следят другие сознания — кроткие субрационные оперантные сознания, чей вклад в атмосферу Обезьяньего озера превратил его в уникальное место на Земле. Я испытал изумление и благодарность, что эти сознания как будто охотно готовы допустить в свою обитель нас с Терезой и нерожденного Джека.
Мои страхи и дурные предчувствия исчезли, как исчезла роса с ивовых зарослей. Я помолился, чего не делал уже давно, а затем забрал, сколько мог, мешков с припасами, поднялся по тропке к хижине и начал готовить завтрак.
В течение первой недели на Обезьяньем озере, которая была последней перед тем, как служащие заповедника его покинули, мы с Терезой не делали ничего, что могло бы заметно изменить вид на хижину с воздуха. И действительно, два древних воздушных судна пролетели-таки над нами — большой, похожий на банан турболет с каким-то объемистым грузом, свисавшим под ним на канате, и допотопный гидросамолет «чесна». Оба пролетели далеко на юге за горой Джекобсен, направляясь на северо-запад, в сторону управления заповедника в Белла-Кула. Шум двигателей заранее предупредил нас об их приближении, и мы успели спрятаться. Я телепатически исследовал тех, кто в них находился, но сумел узнать только, что оперантов среди них нет.
Свою хозяйственную деятельность я начал с того, что выкопал поближе к хижине новую отхожую яму, перетащил на нее нужничок и починил его крышу. Тем временем Тереза собирала мох и к исходу недели набила двадцать больших мусорных мешков, так что у нас уже было, чем конопатить стены.
Следующей задачей была постройка склада для припасов, без которого никак не обойтись в местах, где водятся медведи, росомахи и другие любители поживиться даровым угощением. О вкусах большеногов я знал очень мало, но подозревал, что они окажутся навязчивее даже гризли, если сочтут наш лагерь удобной столовой. И склад следовало строить с учетом всех этих возможностей.
Судя по справочникам, проверенный веками метод сводился к тому, чтобы найти четыре крепких дерева, образующих небольшой квадрат, спилить нижние ветки и между полученными таким образом четырьмя столбами соорудить платформу, к которой полагалась приставная лестница. К несчастью, наша хижина находилась на северном склоне и вокруг росли лишь кривые тсуги и другие деревья, изуродованные зимними ветрами и снегом. В конце концов, я остановил свой выбор на двух пятнадцатиметровых соснах шагах в ста выше по склону и вблизи от ручья Мегапод. У основания их видавшие виды стволы я не мог обхватить руками, но чуть выше они становились совсем тонкими и не слишком хорошо подходили для моей цели. Две другие опоры я придумал сделать, вкопав в землю обтесанные стволы поваленных деревьев. Но каменистая земля оказалась такой твердой, что в конце концов мы решили обойтись тремя опорами.
Затем я свалил подходящую ель и обрубил ветки моим старым топором, а макушку оставил целой для камуфляжа. (Конечно, пилой было бы легче, но от нее поднимались бы предательские клубы пара, и пользоваться ею до первого сентября мы не рискнули.) Срубленный ствол мы доставили на место с помощью портативного ворота «Ну-ка, ну-ка», а затем, подвесив ворот на треноге из шестов, установили ствол в яме вертикально и засыпали яму землей и камнями. Попозже предстояло надеть на все опоры козырьки, изготовленные из консервных банок, чтобы белки, мыши и другие мелкие воришки не могли взобраться наверх.
Лестницу я сколотил из тонких деревцев — нарочно хлипкую, чтобы она не выдержала веса большенога, — влез на нее и прибил поперечные брусья для настила. К моему удивлению, Тереза вызвалась прибить к брусьям жерди и соорудить каркас под плассбрезент.
— Я ничуть не боюсь высоты! — Она засмеялась. — Когда я пела Царицу Ночи, приходилось почти все время свисать с колосников.
Ну я и оставил ее трудиться на четырехметровой высоте и бесстрашно распевать за работой, а сам принялся сооружать времянку, чтобы было где укрыться, пока не отремонтируем хижину.
Времянка, которую Тереза окрестила Беседкой, больше всего напоминала вигвам из жердей, сверху стянутых проволокой и укрепленных растяжками, чтобы ветер не повалил сооружение. Когда каркас был укрыт тяжелым плассбрезентом и с трех сторон плотно обложен лапником, получилось довольно уютное жилище. Четвертую сторону, обращенную к хижине, до которой было метра три, я затянул прозрачным плассом, пропускающим свет. Откидная дверь туго зашнуровывалась изнутри. Полом служил плассбрезент, аккуратно завернутый по краю и скрепленный со стенками, чтобы внутрь не затекала вода. Я засыпал его сухой травой, чтобы она впитывала влагу и было не так скользко ходить по нему.
В Беседке нам предстояло прожить недели четыре. Естественно, она не отапливалась. Но погода стояла теплая, с непродолжительными дождями. После первого налетевшего ливня я соорудил перед дверью подобие навеса, покрыв его не плассом, а старой кедровой дранкой, которую мы тщательно собрали для будущего употребления. Я извлек из кучи мусора чугунную печку и установил под навесом, выведя укороченный дымоход вбок. Получилось отлично. Как только будет безопасно топить ее, начнем варить и печь, а не пробавляться концентратами, кипятя для них воду в крохотной микроволновке. Первые заморозки покончат с кровососами, и можно будет посиживать у огня и греть наши косточки, если только не разразится буря, и даже сушить у печки одежду, когда она отсыреет.
Поленницу и колоду для рубки дров я сложил у навеса. После того как мы отремонтируем хижину, Беседка превратится в дровяной сарай в двух шагах от крыльца, так что добираться туда будет просто, даже если сугробы нанесет до крыши. Я собрал разбитые половицы и сколотил из них скамьи и пару шатких столиков. Изготовил я и несколько грубых полок, обещая снабдить нас мебелью поприличнее, когда получу возможность напилить новые доски. Палатку я установил в глубине Беседки: она служила нам в качестве спальни и единственного надежного приюта от кровожадной мошки, комаров и жигалок, которые допекали нас, несмотря на психопринуждение и репелленты, к которым мы прибегали.
Эти первые дни мы работали так усердно (и так быстро засыпали по ночам), что времени для разговоров почти не оставалось. Тереза была весела, но очень часто погружалась в таинственное общение с эмбрионом, которому, как выяснилось, очень нравилась обстановка, в которой мы оказались. В работе она охотно подчинялась моему руководству и без жалоб делала все, что я ей поручал. Я убедился, что она очень сильная и аппетит у нее волчий, а беременность словно бы не причиняла ей никаких физических неудобств. Поскольку внешне еще ничего заметно не было, я вообще забывал о ее положении.
Через семь дней мы обгорели на солнце, были искусаны кровопийцами, обзавелись синяками и царапинами, но теперь нам было где укрыться от непогоды и хранить запасы; обеспечили мы себе и кое-какие примитивные удобства. Внутренность старой хижины очистили от мусора, оставалось только настелить пол и соорудить крышу. Наконец-то подошло долгожданное первое сентября, означавшее, что можно приводить в порядок наше лесное жилище, не опасаясь, что нас обнаружат. Но сперва — день полного отдыха!
Я решил, что мы отметим традиционный американский День Труда на трое суток раньше положенного. Терезе пора было посидеть сложа руки, а мне — осмотреть окрестности. Идти со мной она не захотела и долго уговаривала не оставлять ее одну, но мне удалось ее убедить, что нам необходимо знать, какими ресурсами мы тут располагаем. А главное, нам требовались высокие и прямые деревья для починки крыши и настила для пола — из кривулек, которые росли вокруг хижины, напилить доски и брусья невозможно. И я уже представлял, где найду нужные деревья.
— Но ты будешь вести себя осторожно? — Сознание Терезы стремительно проецировало происшествия, одно страшнее другого: я сваливаюсь в овраг, проваливаюсь в трещину на леднике, за мной гонится разъяренный большеног, я отбиваюсь от рычащих гризли и волков, сбиваюсь с дороги, падаю с сердечным приступом.
— Конечно, я буду осторожен. И ты знаешь, что зверья нам бояться нечего. Поиграй на своей клавиатуре, спой что-нибудь, посмотри фильм на своем тридивизоре. Ты отлично потрудилась и заслужила отдых. А для меня отдых — бродить по лесам. Если тебе станет тоскливо, психоокликни меня. Я ведь уйду километра на два-три, не больше. Только обогну озеро, чтобы оглядеть каньон Обезьяньей речки и тот берег.
Она наклонила голову набок, словно прислушиваясь, и светло улыбнулась.
— Джек согласен с тобой, что мне нечего опасаться.
— Вот именно! — Я сохранил полную серьезность верхнего слоя сознания. — Ну, пожелай мне удачи, малютка! Если я не найду ничего для пристойных стропил, нам придется зимовать в Беседке!
Я сунул все необходимое в мой старенький рюкзак, вскинул его на спину и перешел ручей Мегапод, направляясь к восточному берегу озера. Был чудесный солнечный день, задувал приятный прохладный бриз. Лазурь небес над горой Ремилард прочерчивали белые перистые облака, и я с облегчением подумал, что к нам, возможно, приближаются холодные воздушные массы. Только эта надежда и поддержала меня, едва я углубился в лес и чертовы кровопийцы ринулись на меня эскадрильями камикадзе, алча использовать, возможно, свой последний шанс попировать перед тем, как мороз остановит их маленькие часы. Попытка отогнать их психопринуждением завершилась фиаско, и мне пришлось надеть накомарник и перчатки.
В десятке метров вверх от берега шла звериная тропа, по которой я сумел пробраться сквозь густую чащу и вышел на каменистые луга, где альпийские цветы устроили выставку перед закрытием сезона. Алые кастиллеи, бледно-зеленые астры и желтые головки арники доцветали среди последних стрел альпийских люпинов. Повсюду спелая черника — отличная ягода для джема. Хватало и черной водяники, вроде бы тоже съедобной, насколько мне помнилось. Я дальнировал Терезе и проецировал зрительный образ, чтобы она могла проверить водянику по справочнику, а также сообщил приятную новость об изобилии черники. Она действительно прекрасно готовит, и наше скудное меню из концентратов явилось для нее тяжким испытанием, хоть она и не жаловалась. Но теперь она дальнировала мне с восторгом: