Шерстяной:
   – Моей персоне следует внимательно следить за бу-бу. В настоящий момент дорога бу-бу до самого Петерборо.
   Кожаный:
   – Слава Луку Всемогущему…
   Полуклонам не нравились забитые дороги в пятницу вечером. Добро пожаловать в наш клуб. Шерстяной сказал:
   – Моя персона полагает, что наша следующая бу-бу – это захватить брата.
   Что?! Кожаный:
   – Ру Балакалак скоро решит. Злобный человеческий бу-бу никак не соглашается на это. Он бу-бу-бу. Кроме того, он думает, что брату не хватает бу-бу.
   Я собрал всю свою силу воли, чтобы не трястись от возбуждения. Неужели эти крысы говорят о моем негодном братце Данииле?
   Шерстяной:
   – Моя персона считает, что план с использованием брата очень хорош. А бу-бу младшая сестра сможет бу-бу-бу его исчезновение.
   Кожаный:
   – Возможно. Брат куда более бу-бу, чем упрямый человеческий бу-бу. Но хватит ли ему бу-бу, чтобы завершить бу-бу-бу?
   Шерстяной:
   – Может, и нет, если прислушаться к злобному человеческому бу-бу.
   Кожаный:
   – Проклятие на всех людей! Сам по себе план великолепен, но его бу-бу воняет, как носовая сера чешуйника. Моя персона настаивала бы, что нужно использовать халукского бу-бу, а не какого-нибудь человеческого бу-бу.
   Шерстяной:
   – Да кто наши персоны послушает? Управляет всем Ру Балакалак. Он – упрямый (эпитет) и предпочитает побыстрей бу-бу, только чтобы подлизаться к Слуге Слуг. Опасность в том, что бу-бу-бу.
   Кожаный:
   – (Эпитет). Моя персона хотела бы, чтобы мы бу-бу-бу и покончили с этим наконец.
   Шерстяной:
   – Но мы не готовы. Моя персона это знает. Когда мы подготовимся, все и произойдет.
   Последовало напряженное молчание, за время которого мои кишки связались в узел от напряжения. Неужели они говорят о нападении на человечество? И что это за план, включающий меня, моего подлого братца, мою сестру Бет и еще какого-то человека? Я пытался создать из обрывков знаний связную картину, когда ход моих мыслей прервало халукское ругательство из уст Кожаного.
   – Мы замедляемся или так кажется? – спросил он у своего сообщника. – Мы правда замедляемся!
   На переднем сиденье Шерстяной изучал дисплей навигатора, не видимый с пассажирского места.
   – Лук Всемогущий! Бу-бу показывает бу-бу-бу! – Он разразился многоэтажным инопланетным ругательством.
   Кожаный нетерпеливо обратился к автомобилю на английском.
   – Навигатор, почему падает скорость? Голос робота ответил:
   – На 100.4 километре произошло крупное дорожно-транспортное происшествие по причине поломки в компьютерной системе одной из машин. Все шесть восточных автострад временно перекрыты.
   За окнами машины загорелось множество красных огней, как только высокоскоростная эстакада превратилась в медленную дорожку на бычий водопой. Включилась противообледенительная дорожная система, добавляя облака испарений к густому туману.
   – Обратно! – яростно приказал Кожаный своему товарищу. – Скорее, пока мы не бу-бу!
   Но мы как раз только что миновали въезд на эстакаду возле Эннискиллена.
   – Когда нам представится следующая возможность съехать с эстакады? – спросил Шерстяной у автонавигатора.
   – Съезд 80, поворот на Линдсей-Кларингтон, через 15 километров. Предполагаемое время достижения съезда при нынешней скорости – 21. 10.
   Кожаный испустил еще несколько нечленораздельных воплей ярости и впечатал кулак в панель кондиционирования перед собой. Наша скорость падала – уже меньше 40 километров, и все понижалась. Похоже, мы застряли здесь больше чем на час и ползли с черепашьей скоростью к следующему спуску с эстакады в компании сотен и тысяч других роскошных машин и их гневных пассажиров.
   Я слегка пошевелил пальцами на ногах. Их способность двигаться полностью восстановилась.
   – Может быть, нам вызвать хоппер и бу-бу из этого (эпитет)? – спросил Кожаный Шерстяного.
   Конечно, лимузин можно запрограммировать на спуск с эстакады и возвращение обратно на автопилоте, если нас эвакуирует хоппер. Возможно, другие незадачливые водители тоже размышляли о подобном выходе – хотя частным летательным аппаратам запрещается приземляться на подвесных дорогах, а снежный буран препятствовал видимости и мог послужить причиной аварий.
   Шерстяной отозвался:
   – Моя персона сомневается, что это поможет сберечь время, потому что наши бу-бу летательные средства все в Маунт-Джулиан.
   Кожаный застонал.
   – (Очень длинное ругательство.) Тогда мы действительно бу-бу, дружище.
   – Моя персона может бу-бу-бу наше опоздание. Шерстяной, понизив голос, заговорил по автомобильному коммуникатору.
   Второй инопланетянин, бормоча себе под нос, вытащил пачку сигарет. Лимузин катился все медленнее. Когда скорость упадет ниже 10 километров, можно будет вручную открыть дверцу изнутри.
   Я сжал левую руку в кулак. Пальцы слушались. Как и все остальные члены моего тела, которые я постарался напрячь, не совершая при этом подозрительных движений. Похоже, действие парализатора полностью прошло.
   Отлично. Теперь выждать момент.
   Медленнее. Еще медленнее.
   Сейчас!
   Кожаный поднес ко рту электрическую зажигалку, чтобы прикурить. Я врезал ему хук слева и слегка обжег костяшки руки о сигарету, которую вместе с зажигалкой впечатал в его в пасть.
   Кожаный издал заполошный крик и вцепился в меня, как сумасшедший. Я ударил его головой о панель кондиционирования и распахнул дверцу. На переднем сиденье крутился Шерстяной, треща по-халукски. Он никак не мог до меня оттуда добраться. Я выкатился из автомобиля на дорогу, вскочил на ноги и ударился всем телом о барьер перил посреди дороги.
   Шерстяной распахнул свою собственную дверь, как раз когда я перекатился через барьер, отделяющий восточную часть эстакады от западной. Было очень холодно. Движение на трассе практически остановилось с нашей стороны, от тающего льда на дорожном покрытии поднимался густой пар. Низко пригнувшись, я побежал туда, откуда мы приехали, забыв, что мой силуэт выделяется на фоне ярких фар следующих за нашей машин. Я все еще был в своем анонимном анораке, с откинутым капюшоном, почти ослепленный светом фар. Шел ледяной град, больно ударяя меня в лицо острыми пульками. Падая на горячее дорожное покрытие, они начинали таять и шипели, словно гнездо растревоженных змей, но их свист тонул в фырчании моторов множества машин.
   Твердая земля лежала в тридцати метрах под мостиком, скрываясь в тумане. Поблескивали огни границ антигравитационного поля, обеспечивавшегося техникой, расположенной на толстенных опорах-пилонах, стоявших через каждые пятьсот метров дороги. Единственные запасные выходы для пешеходов находились внутри этих пилонов. При нормальных обстоятельствах срочный автомобильный сервис и медицинская помощь поставлялись по воздуху, за это отвечала Служба Дорог. Полиция тоже использовала хопперы.
   Сквозь шум бури и рокот моторов я услышал знакомый зловещий звук. У моих ног просвистела оглушающая пуля, за ней – еще одна.
   В беге по узкому мосту я все-таки умудрился подключить силовое поле анорака и накинуть капюшон за миг до того, как сзади мне в голову ударило сразу несколько выстрелов. Пули отскочили, но прошили мне череп болью и выбили звезды из глаз.
   Я собрался с мыслями и понял, что на узком мостике представляю собой идеальную мишень. Через плечо кувыркнулся через перила и грохнулся, крутясь в воздухе, вниз, прокатившись по шести рядам медленно едущих машин, в трех метрах от контролирующего движение компьютера. Несколько пораженных водителей загудели сиренами, замигали фарами автомобилей. Но большинство проигнорировало меня.
   Шерстяной остался позади, не проявляя большой решимости преследовать меня среди движущихся машин. Но он стрелял с плеча, пули ударялись в автомобили, выбивая из металла яркие искры, промахивались по мне и рикошетили между машинами.
   Никто не желал распахнуть дверь своего автомобиля и пригласить меня внутрь, в безопасность. Разбитая голова пульсировала болью. Дождь с градом медленно превращался в снег, шедший густыми хлопьями; видимости не было почти никакой.
   Следующая пуля ударила меня в спину. Я возблагодарил Бога, что незащищенные ноги были скрыты за автомобилями. Все, что я мог, – это продолжать пробираться зигзагами меж машин. Слегка утешала идея, что, похоже, Шерстяной повинуется приказам непременно захватить меня живым Похоже, он стрелял из парализатора Иванова, который использует очень большие пули-дротики – каждая как бомба, только радиус взрыва маленький. Скорее всего халукский полуклон не додумался подключить систему самонаводки в такую бурю – тем более что оная система не безотказна.
   Я двигался быстрее, чем Шерстяной, но иногда он начинал догонять меня – ему не было нужды тратить время на то, чтобы уворачиваться от пуль. Еще два выстрела ударили меня в правое плечо и в лопатку – больно, но не смертельно. Потом был перерыв в стрельбе, за время которого он, должно быть, менял обойму, а потом пули полетели еще чаще и яростнее. Но все прошли мимо цели. Я снова увеличил дистанцию между нами.
   Меньше чем через пятьсот метров высился очередной здоровенный пилон, едва видный сквозь густой снегопад. Если мне удастся до него добраться, я смогу бежать через запасный выход – винтовую лестницу, которая достигает земли. Возможно, я оторвусь от врага. Может быть, кое-кто из пассажиров машин уже позвонил в полицию о стрельбе на эстакаде – хотя бы потому, что повредили их драгоценное имущество, поцарапав пулями дорогие автомобили.
   Вдалеке я расслышал крик на халукском языке и понял только одно слово – «сейчас».
   Я не смел оглянуться через плечо, но был почти уверен, что Кожаный утер свою обожженную рожу и присоединился к гонке. Из-за подогрева дорожного покрытия под ногами чавкала снежная жижа.
   Беги, Адик, беги! Уже немного осталось. Не замедляйся…
   Однако я не мог. Остатки парализатора в крови все еще продолжали действовать и подрывали мою выносливость. Мои легкие горели, перед глазами все плыло, ноги заплетались.
   Черт побери!
   Двое халуков за моей спиной громко перекликались. В машинах со звукоизоляцией их не могли слышать, даже если там бы нашелся знаток инопланетного языка. Шерстяной снова устроил перерыв в стрельбе – может, у него кончились патроны.
   Я кончил петлять между машинами и сделал короткую пробежку по прямой, вдоль ряда мелких огоньков, отделяющих пятую полосу от шестой. Снег залеплял мне лицо. В голове осталась только одна мысль – добраться до пилона, вздымавшегося над дорогой впереди, ярко освещенного и увенчанного короной алых огней.
   Я был всего в сорока метрах, когда внезапно наступил на слякотную жижу, потерял равновесие и покатился на дорогу, прямо под колеса медленно едущего такси. Я вовремя откатился в сторону, едва избежав смерти, и тут услышал громкий звук – и вслед за ним бешеный женский визг.
   Падение, похоже, спасло мне жизнь. Я приподнялся и увидел, что ветровое стекло ближайшей «акуры» разбито выстрелом. Истерическая женщина за рулем отшатнулась от соседнего пассажирского сиденья, где сгорбилась черная фигура, упав головой на панель управления. Это была огромная пуля «Алленби СМ-440» или другого мощного карабина. Кожаный пустил в ход тяжелую артиллерию.
   – Леди, пригнитесь! – крикнул я.
   Она исчезла из виду, все еще визжа, и машина ее двинулась с места. Следующая пуля пролетела на волосок от моей головы и с ревом ударила в гущу машин на первой полосе.
   Я нырнул вниз и пополз, скрываясь за рядами медленно катящихся автомобилей. Тогда Кожаный поменял тактику. Огромные пули полетели понизу, под машинами, то и дело ударяясь в колеса. Они не причиняли большого вреда их сверхкрепким покрышкам и шасси, но я не был уверен, что от подобных снарядов защитит тонкое поле моего анорака.
   Не знаю, использовал ли Кожаный уловитель тепловых разрядов или светочувствительный прибор, чтобы обнаружить меня. Конечно, способности любого из приспособлений ограничивались из-за снежного шторма, кроме того, мишень постоянно двигалась между машинами, чьи радиаторы вырабатывали тепло, по подогретому дорожному покрытию, клубящемуся паром. А может, Кожаный и не целился, надеясь выманить меня наверх из-под автомобилей, чтобы его товарищ с той стороны дороги смог снять меня из парализатора.
   Я продолжал ползти, стараясь прикрывать ноги полами анорака, разбрызгивая коленями и руками жидкую ледяную кашицу. Бог знает, что думали о неожиданном спектакле пассажиры машин. Но ни один не изъявил желания лично в нем поучаствовать. На их месте я бы тоже избрал тактику невмешательства.
   Стрельба прекратилась. Остановился и я – через несколько минут.
   Я сделал это – по крайней мере что-то я сделал.
   Наконец я находился у подножия великанского пилона, трясясь от холода, зажатый между медленно катящимся потоком автомашин на пятой полосе и стремительной экспресс-трассой. Теперь оставалось только пройти во внутреннюю ограду и вскарабкаться на три ступеньки маленькой платформы перед Дверью в стене пилона. Светящаяся надпись над ней гласила:
   Выход использовать только в аварийных ситуациях Вызывайте помощь по телефону Если бы! Телефон висел справа от двери. Как только я потянулся к бесполезному устройству, его тотчас сорвал со стены выстрел из парализатора Иванова с другой стороны платформы.
   Ну и отлично. Идиот Шерстяной сам выдал свое местоположение – стрелял он, очевидно, с мостика посредине, давая мне шанс укрыться.
   Что за кретин! Если бы он себя не выдал, я как раз вышел бы ему под прицел. Я безо всякого успеха попытался высмотреть его сквозь густой снег, но смог вычислить только, что тупой халук наверняка довольно близко. А его приятель…
   Над моей головой по-осиному прожужжала здоровенная пуля. Траектория ее показала, что Кожаный стреляет с разделительной полосы между двумя линиями. Внезапный порыв ветра разорвал туман, и я увидел его – феерически подсвеченного фарами машин с двух сторон. Он был не более чем в 25 метрах, с карабином, поднятым на уровень лица. Я был у него на прицеле.
   – Следующий выстрел – в тебя, Айсберг! – крикнул он. – Поднимайся! Вставай на ноги! Сейчас же!
   Почему бы ему просто не вмазать мне как есть?
   Потому что он боялся, что выстрелом из карабина меня снесет под колеса машин, и я буду покалечен или убит. Должно быть, беспорядочная стрельба до сих пор была порождением паники. Теперь же Кожаный решил удалить меня на безопасное расстояние от дороги, где Шерстяной сможет беспрепятственно парализовать меня из своего «Иванова».
   У меня появилась идея.
   Я отвернулся от Кожаного, невзирая на его вопли, и взглянул на приближающиеся автомобили экспресс-трассы. Полз тяжелый «фольксваген», за ним волочил задницу «мазератти» – сиротская коробочка, где и в одиночку тесно. За итальянской мелюзгой тащился «додж-бигхорн» – огромный черный внедорожник с хромированным трубчатым каркасом, зверь больших дорог, с глубоким рисунком протектора на шинах. Транспорт подобного рода облюбовывают экстремальщики, проводящие каникулы в Гудзоновом заливе или в канадской тундре. А выпендрежники катают на них по городу, чтобы произвести впечатление.
   – Вставай, Айсберг! – орал Кожаный. Он снова выстрелил мне в голову, промахнувшись на волосок. – На ноги, черт возьми!
   Вместо того я начал стонать и кататься по земле, будто раненый, и свалился на мокрую мостовую. «Мазератти» проехал мимо. Когда на меня надвинулся внедорожник, я подкатился ему под колеса, и уже под брюхом автомобиля схватился за обледеневший амортизатор правого переднего колеса, закинул ногу за кронштейн крепления коробки передач и повис вниз спиной под огромным грязным брюхом внедорожника.
   Заорал во всю глотку. Потом резко оборвал крик.
   Я лежал неподвижно и слышал, как халуки взволнованно кричат что-то друг другу, но не мог различить слов. Сработает ли мой трюк? Только если Шерстяной – который, к счастью, находился на мостике, ближе, чем Кожаный, – проглотит наживку.
   Кто-то бежал ко мне, оскользаясь в талом снегу. В моем поле видимости возникли ноги в намокших брюках, они все приближались к медленно текущей реке машин. Голос Шерстяного крикнул:
   – Моя персона его не видит! Может, он внизу, его утянула вперед бу-бу!
   О да! Я отпустил хватку и свалился между высоченными колесами. Несколько секунд лежал неподвижно, но как только «дожд» проехал, стремительно откатился на обочину. Ускользнуть из-под колес катившейся следом «тойоты» не представляло особого труда. Шерстяной не видел меня. Он наклонился, сжимая в руке «Иванов», и пытался заглянуть под колеса бегемоту-внедорожнику.
   Кожаный неожиданно заметил меня и крикнул, предупреждая товарища.
   Но поздно. Я схватил Шерстяного. Мы оба крепко ударились о землю – менее чем в метре от основного движения. Он выронил пистолет-парализатор на несколько секунд ранее, чем умудрился выскользнуть из моих рук. Шерстяной вскочил на ноги и впечатал мне в голову порядочный пинок, но когда хотел ударить еще раз в лицо, я в воздухе перехватил его ногу обеими руками, яростно вывернул и услышал вполне удовлетворительный треск сломанной кости. Он взвыл и упал.
   Шерстяной покатился к бордюру, стараясь подняться, несмотря на сломанную щиколотку и вопя во все горло от боли и злости. Я находился куда ближе к экспресс-трассе и сам имел проблемы со вставанием. Я разбил оба колена во время драки, а пинок в голову что-то в ней как будто сместил.
   Шерстяной прыгнул и ударил меня ногой в спину, потом навалился сверху, заломил мне правую руку и принялся молотить головой о землю. Удар костяшками левой руки причинил ему немного вреда – шерстяное пальто отлично амортизировало. Я вскинул ноги, неожиданно швыряя врага вперед; так как он не разжал рук, то приземлился очень неудачно, и я смог схватить его за ширинку и со всех сил стиснуть врагу гениталии. Он завопил и покатился на экспресс-трассу, выкручиваясь из моих рук – как раз в тот момент, как на нас полз здоровенный фургон «даймлера».
   Оба левых колеса прокатились полуклону по шее. Фургон ни на миллиметр не отклонился от своего компьютеризированного курса. Его пассажиры, вероятно, так и не поняли, что произошло. Их разве что слегка встряхнуло – два раза.
   Невысоко, на юго-западе бурного неба, появилось маленькое созвездие голубоватых огней.

ГЛАВА 5

   Я был разбит, оглушен и полуобморожен. Лицо превратилось в сплошной кровоподтек, руки ободраны, а все остальное тело казалось только что провернутым через мясорубку.
   Я с трудом оттащил Шерстяного к обочине и скорчился рядом с ним. Изо рта полуклона текла кровь. Голова под невероятным углом свесилась на сторону, челюсть сместилась, а горло было раздавлено. Зрачки его остались полностью расширенными, а нарастающая вонь яснее ясного сообщила, что содержимое кишок изверглось ему в штаны. Я на всякий случай пощупал ему артерию насчет пульса – но не обнаружил такового. Инопланетный дух, оживлявший это гуманоидное тело, окончательно отошел.
   Но неизвестный человек, чьи ДНК были похищены, чтобы сделать двойника из Шерстяного, возможно, еще жив. Плавает без сознания в дистатическом контейнере на какой-нибудь экзотической планетке, вынужденный вновь и вновь делиться своими генами для создания все новых, еще более подлых двойников.
   Я не чувствовал никакого триумфа от победы над Шерстяным. Вместо того явилось яркое воспоминание. Последний раз, когда я убивал халуков, замаскированных под людей.
   Это было на планете Дагасатт, где я попал в секретную лабораторию, уставленную сотнями контейнеров с полуклонами. К каждому из контейнеров был подсоединен еще один. Большинство из халукских обитателей стеклянных гробов уже почти обрели человеческие черты, зато несчастные люди-образцы частично превратились в халуков – таков побочный эффект генной процедуры, предшествующей перекачке человеческих ДНК инопланетным рецепторам.
   Я прострелил каждому полуклону голову. Это приключение не относится к числу тех, которыми я горжусь, – но сожалений я тоже не испытываю.
   Но до того как я смог предпринять что-нибудь для спасения пленников-доноров ДНК, прибыли инопланетные подкрепления и принялись палить из бластеров. Я чудом унес ноги с холокоста, но после в кошмарных снах иногда возвращался в ту чертову лабораторию, потрясенно глядя на парные контейнеры с гуманоидными халуками и халукоидными людьми…
   Так, хватит. Пришло время разобраться с этим кошмаром.
   Наконец я осознал, что инопланетянин, прозванный мною Кожаным, больше не стреляет в меня. Причина тому ясно была видна в снежном воздухе. Голубые мигающие огни – это отряд полиции на хопперах, летевший из казарм Службы Дорог в Пикеринге. У оставшегося в живых халука теперь появились иные заботы, кроме как ловить Асаила Айсберга. Очевидно, он старался добраться до своего лимузина. Если у него есть хоть капля мозгов, он уже выбросил свой карабин в одно из дренажных отверстий на обочине.
   Наконец машины на восточных полосах начали убыстрять ход. Их зеркальные стекла скрывали пассажиров от глаз. Интересно, смотрели ли те на сцену на обочине, проезжая мимо нас? Или поступили разумно и активировали опцию «проекции», заменив прекрасными пейзажами неприятную реальность – множество грязных машин, ползущих под бесконечным снегом?
   Синие огни в небесах все приближались.
   Копы собирались арестовать меня.
   Кожаный скорее всего целехонек доковыляет до своего лимузина, выберется из дорожной пробки и скроется в лабиринте не сканируемых пригородных дорог, которых полно возле озер Каварты. Тем не менее Служба Дорог вполне может задержать меня и доставить в ближайшее отделение суда. Пресса будет плясать от радости, когда я попробую объяснить свое поведение, побег и смертельную схватку с хорошо одетым индивидуумом (у которого наверняка найдутся опознаватели с отличной репутацией), чью истинную личность и мотивацию я не посмею раскрыть.
   Возможно, полиция поверит, что я действовал в целях самозащиты. Или они сначала нападут на меня, а потом будут разбираться.
   Я кротко ждал, когда меня осветят прожектора с хопперов. Но ничего не происходило. Четыре летательных аппарата низко проплыли над пилоном и продолжили движение в направлении дорожно-транспортного происшествия.
   Я не мог поверить в собственную удачу. Если женщина в машине с разбитым стеклом или еще кто-нибудь доложил в полицию о перестрелке на эстакаде, диспетчеры чудом еще не передали новостей воздушной полиции.
   Значит, время уносить ноги.
   Адреналин, выработавшийся во время драки, еще продолжал меня согревать, но болело, кажется, все тело, в особенности голова. Я поднялся и вскарабкался на платформу пилона – впрочем, тут же остановился, поняв, что оставил позади что-то ценное. А именно единственный доступный образец халука, маскировавшегося под человека, свидетельство, подтверждающее истинность всех моих находок последних трех лет. Если я брошу здесь труп полуклона, его почти наверняка заберут в ближайший морг графства. И инопланетные дружки Шерстяного смогут найти и забрать себе его труп с удивительной легкостью.
   Вот что случится, если я не воспрепятствую.
   Я расстегнул анорак и вытащил видеофон. Набрал код, чтобы связаться с компьютерной системой своего личного хоппера. Я могу запрограммировать его прилететь сюда и забрать меня прямо с эстакады. Уже через несколько сотен метров от пилона использование воздушных средств разрешается.
   Но видеофон сказал: «Извините. Набранный вами код временно недоступен».
   Черт! Проклятые халуки, должно быть, его испортили – чтобы я не мог вызвать хоппер и улизнуть из их сетей. Наверняка моя машина тоже выведена из строя.
   Хорошо же. В таком случае я набрал личный номер своего друга и союзника Карла Назаряна.
   Карл был совладельцем Звездной Корпорации «Оплот» и ее первым главой отдела безопасности на планете Серифос, в Шпоре Персея. Мой отец совершил большую ошибку, отстранив его от дел после стольких лет службы и взяв на его место отчаянного парня по имени Оливер Шнайдер. Шнайдер продался «Галафарме» и стал их главным шпионом на территории «Оплота».
   Я попросил Карла Назаряна помочь в поисках пропавшей сестры Евы. Ветеран службы безопасности оказал мне неоценимую помощь, операция удалась, а он продолжил помогать мне в остальных авантюрах – в поимке особо важного свидетеля Шнайдера и низложении «Галафармы». И все это время Карл поддерживал мои частные изыскания насчет халуков.
   Когда «Оплот» стал объединенным концерном, и я согласился занять пост действующего Главного юридического директора, я назначил Карла вице-президентом по особым (то есть особенно ужасным) делам – на этот пост Симон изначально прочил меня. Карл подчинялся непосредственно мне. За время предпроцессной фазы дела «Галафармы» он возглавлял мою команду юристов, редактируя и оформляя особенно важные свидетельства. Когда дело было сделано, он со своей маленькой верной командой занялся сбором информации о теневых махинациях деловых ребят, которые называли себя Халукским Синдикатом. Так что, как видите, мне не особенно приходилось подключать к делу свои мозги – разве что отправлять свидетельства к Эфу Сонтагу.
   Карл был единственным человеком, которому я мог доверить психотронное исследование Лорна Буханана. Предположениями об охоте на Барки я с ним тоже делился. И вот снова я отчаянно нуждался в его помощи.