Я расслышал вопрос:
   – Если третий полуклон не требуется, почему бы не избавиться от бу-бу?
   Халукская женщина ответила:
   – Это очень бу-бу полуклон, Мерувиак. Он должен обучиться бу-бу-бу-бу и бу-бу перед бу-бу миссией. Частично обучением займется человек бу-бу, который объяснит бу-бу-бу. Но бу-бу-бу от бу-бу, который там лежит, тоже потребуется. Нам приказано оставить его в живых, пока бу-бу не решит, что он бу-бу-бу.
   Звучит не слишком обнадеживающе. По правде говоря, зловеще.
   – Полуклон скоро проснется, – сообщил мужчина-медик. – Послушай, Авилик, моя персона считает, что пора бу-бу-бу. На случай, если бу-бу. Ты их захватила с собой?
   – Да.
   Наконец медики закончили обследование второго пациента и накрыли его одеялом. Теперь они снова направились через комнату прямо ко мне. Я быстро закрыл глаза и притворился расслабленным, стараясь погрузиться в дзенские мысли, и молился, чтобы моя кровать не оказалась оборудована встроенными датчиками жизненных сигналов, которые могли бы выдать тот факт, что я пребываю в полном сознании. Кто-то откинул покрывало с моего обнаженного тела. Они перекатили меня на живот, и я почувствовал острый укол сзади, там, где затылок переходит в шею.
   – Нам лучше подождать вживлять ему второй бу-бу, – решила Авилик. – Пока это не требуется. Он еще очень слаб.
   Мерувиак пробормотал нечто, что, должно быть, означало «Ну и прекрасно», и они перекатили меня обратно и подоткнули одеяло.
   – Дистатический раствор окрасил его в самый красивый цвет, – заметила женщина, издавая неприятный лающий звук, заменяющий халукам смех. – Его бу-бу-бу вполне впечатляющего размера и бу-бу. По прошествии времени моя персона надеется с ним поближе познакомиться, прежде чем придется его бу-бу.
   – Отвратительно, – пробормотал ее коллега, явственно раздраженный. – Вам, женщинам, только бу-бу и нужно.
   Еще несколько минут халукского хихиканья, после чего оба медика вышли наконец из комнаты. Я лежал неподвижно, в душу мне медленно просачивался ледяной страх вместе с пониманием происходящего. Память возвращалась – по крайней мере частично, – и то, что я вспоминал, мне очень не понравилось. Я провалялся в дистатическом растворе по меньшей мере восемь месяцев. Халуки изготовили двух моих полуклонов. Первый двойник – человек, предатель, чьи мозговые клетки остались его собственными, но физически он стал копией меня. Не знаю, какова его миссия, но точно одно – она не несет человечеству ничего хорошего. Второй полуклон – халук, который должен прийти на смену агенту Номер один, обладавшему рядом талантов, но потенциально способному выйти из-под контроля. Номер два подготовлен более тщательно, скорее всего является моей полной генетической копией. Перед тем как отправиться в миссию, он должен быть обучен – и частично обязанности по обучению ложатся на меня, если я, конечно, соглашусь на сотрудничество.
   Положение начинало проясняться. Мешанина халукской и людской обстановки обретала некий смысл. Эта комната – школьный класс, где я и моя тень предположительно должны жить и работать бок о бок, пока не придет его время.
   Межрасовая генная инженерия… В ней что-то не так. Я попробовал собрать воедино свои отрывочные знания. Моя сестра – как же ее звали? – однажды послужила объектом полуклонирования. Ее освободили прежде, чем с нее был произведен дубликат, но она долго страдала от неких страшных побочных эффектов операции.
   И меня ждет то же самое.
   Превращение инопланетянина в человека куда сложнее, чем обычная генная процедура обмена, и совершенно запрещено законом СПЧ. Для процедуры требовалось привить человеческому донору ДНК – в данном случае мне – критические инопланетные гены, так, чтобы у объекта полуклонирования не произошло реакции отторжения. Таким образом, предшествующая основной генная процедура превращала донора ДНК…
   Вот крысы!
   Я поднял правую руку и вытащил ее из-под покрывала. Кожа загрубела и окрасилась в ярко-голубой цвет. На четырех неестественно удлинившихся пальцах не хватало ногтей. Кости безымянного пальца и мизинца частично срослись и были заключены в один общий кожаный клапан. Запястье, теперь совершенно безволосое, украшал сложный узор слегка окрашенных золотом гребешков, похожий на образчик эмали.
   Я ощупал свое изменившееся лицо и выругался еще яростнее. Отвратительные выступы, по-халукски плоский нос. Только глазницы остались нормального диаметра, чуть меньше, чем халукские. Значит, глаза у меня все еще человеческие, прежнего размера, так же, как было с моей старшей сестрой Евой, когда халуки пытались ее полуклонировать.
   Ева! Ее звали Ева. А мое имя было…
   На самом кончике языка, который казался великоватым для рта. Зубы мои тоже изменились. Щели между ними заметно расширились.
   Мои руки ощупали тело под покрывалом – гуманоидное, но не человеческое. Внешне предварительная генная процедура превратила меня в подобие халука, с той же осиной талией, не более 70 сантиметров в окружности. Но внутри, под синей бугристой кожей, оставались человеческие мускулы и кишки, и человеческие кости, прибавьте к этому сбитые с толку, но быстро наверстывающие упущенное человеческие мозги. Я исследовал длинную халукскую шею и хрупкую грудь, руки мои опускались все ниже, исследуя последствия экспериментов, пока не коснулись паха.
   О Боже мой! Тысяча чертей! Дерьмо святое! Нет! Только не это!
   Все, что я мог сделать, – это не взорваться от крика. Гребаные вонючие ксенодемоны…
   На несколько минут я погрузился в черные глубины отчаяния и отвращения к себе. Потом вспомнил, что моя сестра Ева, претерпевшая то же самое несчастье, правда, избежав этой конкретной черты, потом вернула обратно свой человеческий облик – с помощью нового сеанса в контейнере с дистатическим раствором. В то время это как раз было новое слово в науке.
   А значит, и меня можно исправить, стану как новенький. Отвратительное превращение моих гениталий поправимо, так же как и все остальное. Если, конечно, я проживу достаточно долго и смогу удрать отсюда – на какую бы экзотическую планету меня ни забросили халуки.
   Я медленно сел в постели, чувствуя головокружение и легкую тошноту. Я был слаб, как только что вылупившийся цыпленок, и что-то странно покалывало в затылке. Я потрогал рукой – и обнаружил небольшой бугорок как раз у основания шеи. Понятно. Чертовы халуки вживили мне имплантат, наверняка призванный держать меня под контролем.
   Возможно, он уже начал подавать им сигналы.
   Мои неестественные голубые ступни коснулись пола – деревянного паркета, уложенного «елочкой» и залитого поверх «конькобежным» стеклянным покрытием не менее сантиметра толщиной. Ультрамодный человеческий деловой стиль. Как раз такие мелочи любят перенимать тупоумные халуки. Меня содержали в высококлассных инопланетных апартаментах, ничего общего с жалкими ночлежками на станциях в забытом Богом Кольце Стрельца, куда я летал на охоту за Барки. Может, похитители отвезли меня на планету Артюк, свою колониальную столицу в галактике Млечный Путь…
   Которая расположена в секторе Шпоры Персея, в 14 тысячах световых лет от Земли. Вот, пожалуйста, еще несколько воспоминаний. Я сам некогда жил в Шпоре, на маленькой приятной планетке под названием Стоп-Анкер. У меня был дом на тропическом острове, желтая подводная лодка «Отмороженная-2» и компания друзей-мошенников. Одно время я, лишенный гражданских прав, жил среди так называемых изгоев – бывший коп и преуспевающий шкипер, заправлявший подводными экскурсиями для туристов.
   Но это продолжалось недолго.
   Потом случилось что-то важное. Что-то вернуло меня на Землю и продержало там несколько лет, и тогда я занимался…
   Чем?
   Чем-то, имеющим отношение к политике. К юриспруденции. Что бы это ни было, оно глубоко затронуло халуков, и из-за него меня дважды подвергли полуклонированию со всеми вытекающими последствиями. К сожалению, память о моей прежней земной деятельности никак не возвращалась – так же, как и мое имя.
   Имя! Вспомнить бы только его – и остальное тут же встанет по местам.
   Накинув покрывало, чтобы прикрыть отвратительные инопланетные половые органы, которые так восхитили халукскую женщину-медичку, я попробовал встать. Потянулся, расправляя мышцы, закостеневшие от долгого бездействия, и заковылял через комнату ко второй кровати. Уставился на парня, который там лежал, спящий или без сознания, весь утыканный инопланетными медицинскими сенсорами – на лбу на шее, на висках.
   И узнал его.
   Я прерывисто втянул воздух, почувствовав внезапное головокружение от глубочайшего шока, прошившего меня насквозь. Мои синеватые пальцы вцепились в спинку кровати, не давая мне упасть. Я выпрямил свое дрожащее тело и так стоял, часто дыша.
   Это был высокий мужчина крепкого телосложения, хотя немного менее развитый физически, чем мог бы быть. Хотя этот недостаток легко устранить с помощью соответствующей одежды или соответствующей дозы стероидов. Лицо тоже нуждалось в доработке. Кожа казалась нездорово жирной после долгого времени, проведенного в контейнере, и черты отличались излишней правильностью. Не хватало приметного шрама на левой скуле. И этот нос никогда не ломали в драке на Большом Пляже, а потом хрящ не восстанавливал кое-как пластический хирург из изгоев, уволенный из больницы за преступления космического класса. Вот волосы у спящего были вполне подходящие, цвета горелой хлебной корки, на лбу образовывавшие приметный «вдовий мысик«note 1. Конечно, слишком длинные – но стрижка это подправит. Открой он глаза – я был уверен, они окажутся светло-зеленые, с янтарным ободком.
   Конечно, я знал его.
   Ведь это был я сам.
   Мой полуклон, самозваный инопланетянин, который собирался занять мое место – вернее, место полуклона Номер один, уже принявшегося за свою тайную деятельность. Мы поможем отправить человечество прямиком в рабство халукской расе.
   Меня звали Асаил Ефан Айсберг. Для родственников – Аса, для друзей – Адик, и Адам Сосулька для избранных мошенников, изгоев, вредителей-неудачников из Шпоры Персея. Мой отец – Симон Айсберг, основатель межпланетной корпорации «Оплот», которая теперь стала объединенным концерном «Оплот». Моя мать – ныне покойная Катя Вандерпост, добрейшая благотворительница и филантроп, и за ее убийство мне еще предстояло отомстить. Ее дар сделал меня мультимиллионером. Мои сестры – Ева и Вифания, еще есть брат Даниил, убийца нашей матери. Моя жена – бывшая жена, потому что мы развелись уже лет восемь назад, – Джоанна де Вет, профессор политических наук в Университете Содружества, отделение Торонто.
   Я вспомнил все, включая подробности своей антихалукской политической деятельности, и триумф концерна «Оплот», и дурную идею авантюры в Кольце Стрельца, из-за которой я попался в такую ловушку.
   Ну и что ты собираешься со всем этим делать, жалкий халукоидный кусок дерьма?
   Едва волна гнева накатила на меня, я почувствовал укол в затылке и подскочил, как от щипка. Что бы я ни собирался делать, это нужно делать как можно быстрее.
   Фальшивый Адик выглядел так мирно, спящий на своем ложе. На краткий миг я подивился, какие там сладкие инопланетные дремы они ему запрограммировали на время пребывания в контейнере. Потом вырвал из-под его головы подушку, накинул полуклону на лицо и прижал обеими руками, пока тот извивался подо мной, издавая придушенные хрипы.
   Медицинский монитор возле кровати выдал сигнал тревоги. Одновременно с этим комок на моем затылке начал производить серии на редкость жестоких вспышек боли с интервалом примерно секунд в пять. Если предполагалось, что это остановит мой убийственный гнев и действие адреналина в крови, значит, кто-то сильно недооценил человеческий болевой порог.
   Я удвоил свои усилия, налегая всем весом и удерживая полуклона, слабо размахивавшего руками. Обоим нам приходилось нелегко, но моя человеческая мускулатура была сильнее, и я знал, как ею пользоваться. Постоянные взрывы имплантата на затылке стали так ужасны, что я мычал от боли.
   Но продолжал делать, что должно.
   Его попытки освободиться становились все слабее и, наконец, прекратились. Я еще несколько минут подержал подушку плотно прижатой, потом отбросил ее. Губы полуклона посинели, все измазанные кровью из прокушенного языка. Белки выпученных глаз окрасили мелкие красные точки – значит, лопнули сосуды. Зрачки были огромными и черными. Я пощупал пульс у полуклона на горле и не нашел движения. Монитор продолжал выдавать пронзительные сигналы тревоги.
   Клинически он мертв, но его еще возможно оживить. Если только не…
   Боль в затылке становилась невыносимой, и я понял, что вот-вот вырублюсь, если не сделаю с этим что-нибудь. Я бросился в маленькую кухню, беспомощно скребя разрывающийся затылок халукскими пальцами без ногтей. Я вырывал из шкафа ящик за ящиком и, наконец, наткнулся на кухонные принадлежности. Что именно использовать? Я никак не мог найти подходящего ножа.
   Этот! Если только он достаточно острый…
   Я зажал нож в кулаке и осторожно приставил к бугорку на затылке, после чего нажал со всей силы.
   Из груди невольно вырвался новый стон. Потом пришла боль – но уже другая, обычная боль раненой плоти. Я выдернул из затылка нож с насажанным на лезвие отвратительным шариком и сгреб посудное полотенце, чтобы заткнуть рану. Кровь была очень красной, совсем человеческой.
   Должно быть, у него теперь такая же, только больше не циркулирует по венам. Но халукские медики могут попытаться восстановить его, если я не постараюсь окончательно.
   Я снова запустил руки в ящик с кухонными принадлежностями и принялся лихорадочно рыться в остро наточенных инструментах – но все они не могли причинить непоправимого вреда. А лже-Адика нужно было раскурочить окончательно, и на это оставалось всего несколько минут.
   Мысль: бар для прохладительных напитков! Может, там я найду, что нужно?
   Ура! Мои синие пальцы сомкнулись на рукоятке миксера для смешивания коктейлей. Я бросился обратно, к неподвижному телу. Глаза мертвеца были широко раскрыты, он ничего не почувствовал, когда я приставил инструмент и с хрустом надавил всем весом. Глазное яблоко не лопнуло, но неожиданно скользнуло в сторону. Тонкая костяная стенка за ним треснула, и я погрузил миксер в самый мозг.
   И поставил его на самый высокий режим – «сильно перемешать». Черный юмор какой-то получается. Отличная маленькая машинка собьет содержимое в жидкую кашицу.
   Попробуй-ка исправить это в своем идиотском контейнере, черничная рожа!
   Я совершил ошибку, когда вытащил миксер наружу. Он тут же выпал из моей руки, желудок судорожно сжался, и к горлу волной подступила желчь. Хорошо хоть кишки мои были совершенно пусты после пребывания в дистасисе, но все равно, чтобы оправиться, потребовалось несколько минут. В конце концов я только что изготовил настоящее мозговое пюре.
   Этого достаточно. Теперь подумаем о побеге.
   Странно, что на сигналы медицинской тревоги вкупе с призывами моего имплантата еще не сбежались полчища халуков. Пора было уносить ноги. Украсть какую-нибудь одежду и вырваться на просторы Артюка, или что это там за планета.
   Нужно глянуть, что за погода за окном. На Артюке я был только однажды, климат там, кажется, жаркий, с тропическими ливнями.
   Я подскочил к занавесям на стене, надеясь, что за ними скрывается окно, рванул тяжелую драпировку… и невольно вытаращил глаза.
   За стеклом открывалась панорама огромного города, видимого с большой высоты. Тонкие башни вздымались к небесам со всех сторон, их сверкающие цветные вершины горели среди переплетения надземных эстакад, по которым скользили потоки машин. Летающие средства двигались по строго упорядоченным траекториям, как послушные светляки по мерцающему небу, подцвеченному ярким золотом. Должно быть, вне защитного купола сильный снегопад.
   Это был не Артюк или другая какая из халукских колоний. Это была Земля. И земной город, который я не мог не узнать с первого взгляда: Торонто, столица Содружества Планет Человечества.
   Все еще прижимая к затылку пропитанное кровью полотенце, я начал хохотать, как сумасшедший. И остановился только, когда дверь комнаты с треском распахнулась, и в нее ввалилось разом двое медиков и пара халуков в форме охранников, вооруженных парализаторами Иванова.

ГЛАВА 2

   В апреле, когда я еще выглядел как нормальный человек, я распрощался со своей службой и убрался из города к чертовой матери. Пока судьи размышляли над вердиктом, я решил отдохнуть на ранчо в Аризоне, принадлежавшем моей семье, и поразмыслить о будущем – в особенности об охоте на Барки.
   Первую пару дней я занимался только тем, что спал. Потом начал тренироваться в отлично оборудованном тренажерном зале, плавал в бассейне в закрытом помещении – снаружи в горах было еще холодновато, – читал книжки Луи Л'Амура и Джона Д. Макдональда, а по вечерам выезжал верхом полюбоваться закатом солнца, останавливаясь в разных местах обширного владения семьи Айсбергов.
   Моего любимого коня звали Билли. Это был здоровенный, но покладистый скакун того цвета, который на юго-западе называют «траченый молью серый». Имеется в виду не старость коня или недостаток красоты – таково старое название для светлой лошади, чья шкура расцвечена мелкими островками голубоватых и рыжих волосков. Билли был силен и быстр, отлично слушался приказов и не имел привычки оступаться, когда из-под копыт внезапно выскакивал уж или кролик. В Аризоне это максимум требований, которые можно предъявить к лошади.
   На десятый день моих каникул мы с Билли легко вскарабкались высоко в горы в сгущавшемся сумраке, когда белые тонкие облака подернулись розовым золотом над бассейном Торонто. Весна в Сьерра-Анха непередаваемо хороша. Цветут золотом юкка, медвежьи ягоды и толокнянка, крохотные колибри с аметистовыми шейками суетятся над цветами, желая в последний раз перекусить перед сном, и вечерняя песня сверчка разносится над каньонами и столовыми горами.
   Прекрасное место отдохновения, а главное – до крайности отличное от столицы Содружества Планет Человечества.
   Я уехал из Торонто в состоянии полного истощения. Никто, кроме моей ближайшей помощницы, Джейн Неллиган, не знал, куда я направляюсь, а ей было настрого приказано никому не открывать моего места пребывания. Я велел служащим ранчо не обращать на меня никакого внимания, и они подчинились – со мной имел дело только конюх, ухаживавший за Билли, и кухарка Розалия, которая трижды в день снабжала меня едой и держала язык за зубами.
   Я заслужил немного тишины и покоя. Более чем за два года бескровной войны космического масштаба, которую концерн «Оплот» вел против «Галафармы», наконец был подготовлен гражданский иск для вынесения судебного решения. Теперь от Верховного Суда Содружества требовалось провести три заседания и вынести вердикт в деле, которое пресса называла корпоративным процессом века, Давид против Голиафа.
   Крохотный «Оплот», самый молодой и маленький из «Ста концернов», предъявлял иск «Галафарме», одному из старейших магнатов. Мы обвиняли их в похищении информации, подкупе служащих «Оплота», промышленном шпионаже, воровстве данных и использовании их во вред противнику – в общем, километровый списочек подобных радостей. Согласно Статуту 129 Межпланетного Коммерческого Кодекса, «Оплот» претендовал на возмещение нанесенного ущерба по закону – а именно всех мыслимых и немыслимых активов объединенного концерна «Галафарма», включая и 5345 их быстро развивающихся планетарных колоний.
   Победив, мы завладели бы «Галафармой». Проиграв, могли бы надеяться только, что обвинители из Содружества хотя бы применят свои меры, чтобы защитить нас от здоровенной дубины концерна. Надежды на удачу было мало. Важнейшие улики исчезли, главные свидетели были мертвы или пропали без вести. Единственный человек, кто мог бы лично указать «Галафарме» на ее преступления, был задействован как основной свидетель в гражданском иске «Оплота».
   Если бы «Гала» победила, ее юристы не теряли бы времени и немедленно предъявили бы «Оплоту» встречный иск, на долгие годы блокируя рост и производительность своего крохотного соперника – а может, и разрушив его до основания.
   Как временно исполняющий обязанности юридического главы корпорации «Оплот» я нес полную ответственность за успех нашего дела, все время ведя закулисную работу. Не то чтобы я просил об этой должности! Напротив, дрался изо всех сил за право ее избежать. Но мой отец, Симон Айсберг, и старшая сестра Ева – официально выражаясь, председатель правления «Оплота» и старший исполнительный директор, – надавили на меня, упирая на то, что я имел дело с подобной ситуацией.
   Мой старший брат Даниил, бывший консул и секретарь корпорации, сейчас не мог возглавить подобную тяжбу. Еще не обвиненный официально шпион «Галафармы», Дан содержался под охраной, до бровей накачанный наркотиками, в Зимородковом Угодье в северных лесах Онтарио, и упрямо продолжал отрицать собственную вину.
   Никто из младших чинов управления «Оплота» не был способен управлять таким крупным комплексом, не имея подготовки к судебным делам вроде этого. А нанять отдельную команду юристов не представлялось возможным. В деле были особенности, в которые не хотелось посвящать посторонних – например, подозрение, что именно Дан послужил причиной смерти нашей матери, действуя по приказу «Галафармы».
   И все это имело тайную связь с халуками: политический динамит, собиравшийся сработать как раз сейчас, когда синекожие ублюдки вовсю налаживают торговые связи с Содружеством…
   Симон и Ева усмотрели единственную подходящую кандидатуру на пост военачальника «Оплота» – того, кто владел основной долей концерна, верного члена семьи и хорошо тренированного юриста – хотя и не практикующего, – знакомого с делом до мельчайших подробностей.
   Асаил Айсберг, к вашим услугам.
   Стараясь не дать заманить себя в мышеловку, я напомнил им, что не являюсь членом суда Содружества и не сравнюсь с тамошними виртуозами. Даже с гражданством у меня были проблемы, на моем счету числилось порядком уголовных делишек. В глазах закона я был не более чем преступником, проходящим испытательный срок. Для средств массовой информации – неудачником, хотя и весьма харизматичным; гадким утенком в выдающейся семье, печально известным горлопаном с эксцентричными политическими взглядами. Ни в коем случае мне не следовало лично представлять «Оплот» перед трибуналом.
   Нет проблем, успокоили меня Симон и Ева. Им нужен только мой опыт общения с корпоративными преступниками, обретенный во время быстро прервавшейся карьеры исполнительного офицера в Межпланетном Секретариате по торговле. Перед судом с готовыми требованиями собирался выступить целый штат талантливых помощников. Если угодно, я мог вообще не показываться на горизонте, управляя происходящим через специальные датчики.
   Я скулил, упрашивал их, как только мог. Разве недостаточно, что я с полдюжины раз рисковал жизнью, поддерживая «Оплот» против «Галафармы»? Разве не я вызволил Еву из рук похитителей, которые собирались полуклонировать ее и захватить власть в «Оплоте»? Разве не я спас самого Симона от судьбы похуже, чем смерть, в безымянной тюрьме, известной как «Ковентри Блю»? Неужели этого им не довольно? Я не желал горбатиться долгие годы над замысловатым судебным процессом. У меня имелись другие планы на будущее.
   – Какие, например? – бушевал мой отец. – Разворошить еще одно осиное гнездо со своими треклятыми реверсионистами? А может, вернешься на ту несчастную планетку в Шпоре Персея, будешь купаться в море?
   Я предложил ему проваливать ко всем чертям. Он в ответ посоветовал мне произвести сексуальный акт с самим собой. С этого момента дискуссия пошла под гору.
   Мы с Симоном имели долгую историю столкновений лоб в лоб – впервые это произошло пятнадцать лет назад, когда я категорически отказался вступить в семейную корпорацию. Сейчас он обвинял меня в эгоизме и отсутствии сыновней верности. Он вытащил на свет мою несчастную докторскую диссертацию в Юридическом университете Гарварда, которой я был ему хоть в какой-то степени обязан.
   Наконец, после очередной порции площадной брани, старый осел сообщил мне, что если я брошу «Оплот» (читай – его, Симона) в трудную минуту, то окончательно утвержу всех во мнении, что я не более чем жалкий ублюдок, трясущийся за свою задницу, и т д., и т п.
   Я был близок к тому, чтобы предложить Симону засунуть свой акт Джона Вейна так глубоко, как это только возможно, – но тут моя сестра Ева приказала нам обоим заткнуться. А потом пустила единственную стрелу, попавшую мне в самое сердце и положившую конец всем моим уверткам.
   – Аса, неужели ты забыл, что убийство нашей матери было спровоцировано председателем «Галафармы»? Дан был только марионеткой в руках Алистера Драммонда. Может, нам и не удастся доказать виновность Драммонда в преступлении, даже если окажется, что он выжил; но его концерн все еще строит козни против нас. Неужели ты не хочешь восстановления справедливости – ради мамы?