Мэй Джулиан. Небесный Триллиум

   С благоговейным трепетом и восторгом принц смотрел на сцепленные пальцы.
   — Теперь я — настоящий пират?
   — Как же иначе! Только помни, что мы, рэктамцы, сильно изменились, и теперь это считается почетным титулом.
   — Я… я постараюсь умереть достойно под пытками, — пообещал Толивар дрожащим голосом. — Но если я буду сильно кричать, не считай это слабостью.
   — Пираты никогда не страдают молча! Кричи сколько хочешь, а я буду кричать еще громче, потому что я — король пиратов.
   Обитая железом дверь распахнулась. Вошли четверо голых до пояса мужчин с кожаными колпаками на головах. За ними в камеру вошла императрица Наелора в темно-бордовом бархатном платье, отделанном серебристо-голубым мехом диксу. Волосы ее были украшены простой платиновой диадемой, а на шее висела Звезда Нерении Дарал.
   — Доброе утро, — поздоровалась она и презрительно улыбнулась, не услышав ответа. — Вы скоро научитесь хорошим манерам! Если, конечно, Великая Волшебница не решит, что ценит ваши презренные жизни выше своего талисмана.
   Она кивнула палачам:
   — Проверьте все.
   Палачи мгновенно стали выполнять ее приказ. Один принялся кочергой шуровать в топке, двое с грохотом закрутили лебедку за горном, а четвертый принялся проверять кандалы на зловещей каменной плите.
   Императрица встала в эффектную позу, высоко подняв руки, и закричала:
   — Харамис! Великая Волшебница Земли! Я знаю, что ты можешь видеть нас и слышать. У меня тоже есть тайные друзья в царстве магии! Один из них нашептал мне на ухо, как именно можно получить Трехкрылый Диск. Приходи, Великая Волшебница! Поклонись мне и отдай свой талисман, и я обещаю сохранить жизнь пленникам. Отклонишь мою просьбу, и они примут мучительную смерть.
   Палачи налегли на лебедку, поднимая что-то из углей. Медленно появился раскаленный добела стальной барабан длиной примерно в эле и в две ладони диаметром. Сквозь него проходила стальная балка, к кольцам на концах которой были прикреплены цепи. Когда цилиндр был поднят над плитой и немного остыл, пленники увидели, что он представлял собой нечто вроде катка, раскаленная поверхность которого была усеяна острыми шипами.
   — Священные ляжки Хелдо! — воскликнул в ужасе Ледавардис.
   Остальные, за исключением Гиоргибо, который отлично понимал, что их ожидает, не могли произнести ни слова.
   — Харамис! — Наелора подняла Звезду. — Не мешкай! Уже рассвет. Установленный мною срок истек.
   Ничего не произошло.
   — Императрица, — обратилась к ней Кадия. — Господин Звезды знает о пытках и дал на них согласие?
   — Замолчи, ведьма! — прошипела Наелора.
   Но Кадия не сдавалась:
   — Еще вчера я говорила, что моя сестра Харамис находится на Трех Лунах и не может ответить на магический вызов. Я сама не могла поговорить с ней даже при помощи двух талисманов. Твоя хитрость ни к чему не приведет.
   — Сестра, почему ты так поступаешь? — закричал Гиоргибо. — Убей меня, если хочешь, но эти люди не причинили тебе вреда.
   — Она причинила! — в гневе закричала императрица. — Высокомерная Белая Дама! И если она жива, то должна услышать их крики, хоть на Луне Темного Человека, хоть в пекле самого нижнего из десяти адов.
   Она снова позвала Харамис, и в голосе ее все отчетливее звучало бешенство. Эрцгерцог покачал головой:
   — Ее рассудок помутился от игр в колдовство.
   — Нет, — печально возразила Анигель. — Причина ее расстройства совсем в другом.
   — Молчать! — закричала Наелора. — Или я прикажу вырвать вам языки!
   Пленники замолчали. Один из мужчин в колпаках произнес:
   — Все готово, императрица.
   Лицо Наелоры покраснело, на лбу выступили капли пота. Она ходила перед прикованными к стене пленниками, нервно сжимая в руке Звезду.
   — Кто первый желает насладиться ласками огненного катка? Безобразный и безрассудно смелый король пиратов? Нет, не думаю. Его недостаточно уважает Белая Дама. Почему она должна обменять свой талисман на жизнь одноглазого, горбатого морского бандита? И по этой же причине я не выберу тебя, мой любезный брат, хотя испытала бы от твоих мучений исключительное наслаждение. — Она рассмеялась.
   Лицо Гиоргибо превратилось в каменную маску, и он не соизволил ей ответить.
   Императрица остановилась перед Анигель.
   — Может быть, первой станет эта убитая горем грязная королева? Жалкая тварь. Ты подвернула ножку и от боли потеряла сознание, когда мои воины тащили тебя сюда. Боюсь, ты и твои неродившиеся сыновья слишком быстро умрете под пытками, быть может, даже раньше, чем Великая Волшебница услышит твои крики.
   — Попробуй тронуть меня, выродок скритека! — прошипела Кадия, пытаясь вырваться из оков.
   Наелора, казалось, обдумывала ее предложение.
   — Храбрая ведьма, которая едва не сорвала вторжение и не лишила меня трона! Но ты заплакала, когда я отдала твой талисман Господину Звезды. Ты скулила, как побитый щенок снита! Я бы с радостью посмотрела, как ты будешь рыдать и умолять меня о милосердии, — она сделала шаг вперед и схватила за волосы принца Толивара, — когда этот коварный ублюдок будет расплачиваться за свои грехи.
   — Он прощен всеми нами! — закричала Кадия.
   Но Наелора властно махнула рукой, и два палача подскочили к Толивару, сняли с него кандалы и подтащили к гранитной плите. Они долго возились, приспосабливая кандалы к маленькому телу Толивара, но наконец им удалось закрепить принца неподвижно у нижнего края наклонной плиты.
   Императрица подошла и убрала с глаз принца прядь волос.
   — Ты должен все видеть, маленький храбрец, — произнесла она вкрадчивым голосом и посмотрела на потолок. — И Великая Волшебница Харамис тоже должна все видеть! Смотри на его лицо, Белая Дама, когда огненный каток раздавит его тело от кончиков пальцев до головы.
   Она щелкнула пальцами. Двое палачей склонились над лебедкой, на этот раз опуская груз. Двое других ухватились за толстый канат, чтобы подтянуть подвижный блок и тали вперед и опустить раскаленный барабан точно на верхний край плиты в полутора элсах от ног принца. Усаженный шипами цилиндр коснулся плиты и мучительно медленно, пронзительно скрипя на оси, покатился к мальчику. Палачи отошли в сторону от лебедки и замерли, а двое других у каната притормаживали движение цилиндра, чтобы пытка не закончилась слишком быстро.
   — Харамис! — крикнула Наелора, остановившись у каменной плиты рядом с головой Толивара. — Ты видишь?
   Выложенный плитами пол пыточной камеры задрожал.
   — Землетрясение! — закричал Ледавардис, но никто не обратил на него внимания, менее всех — императрица. Она не спускала глаз с приближающегося барабана, схватившись руками за край пыточной плиты.
   Когда пол камеры задрожал, огненный цилиндр качнулся в сторону, но Наелора только еще сильнее напряглась в ожидании. Шипы заскрежетали по каменной поверхности, разбрасывая во все стороны искры, все палачи налегли на канат, чтобы вернуть дымящийся барабан на место. Он снова покатился к Толивару.
   Произошел еще один толчок, более сильный, чем первый.
   Палачи, изрыгая проклятия и налетая друг на друга, танцевали вокруг каната, стараясь не наступить на рассыпавшиеся из треснувшего горна угли. Огромная трещина расколола противоположную от пленников стену, и орудия пытки с лязгом посыпались на пол. Из-под пола камеры донесся грохот, сопровождаемый скрипом и сверхъестественными стонами.
   Усаженный шипами цилиндр быстрее покатился по плите. Палачи выпустили из рук канат и выбежали из камеры, несмотря на крики императрицы. Толивар почувствовал, что раскаленный барабан коснулся подошв его башмаков, и с его губ сорвался крик испуганного ребенка. Над ним вдруг появилась фигура в сверкающем белом плаще. Он увидел, как Харамис направила на него свой талисман. Кандалы раскрылись, его беспомощное тело взмыло в воздух, и ничем не удерживаемый цилиндр покатился туда, где он лежал мгновение назад.
   У конца плиты барабан закачался на цепях как раскаленный маятник. Императрица Наелора попыталась увернуться от него, в панике забыв использовать магию Звезды. Цилиндр ударил ее прямо в лицо. Толивар, жалобно звавший маму, почувствовал, что опускается на пол. Под раскачивающимся, раскаленным докрасна цилиндром извивалась и дергалась еще живая императрица.
   Тошнота подступила к горлу мальчика, когда он почувствовал запах жженой ткани и плоти. Он упал на колени, желудок его, казалось, вывернулся наизнанку. Принц попытался подняться, когда услышал, как Великая Волшебница произносит его имя. Она уже освободила других пленников и вела их к двери.
   — Толо! Быстрее!
   Когда он остановился, чтобы обернуться и еще раз посмотреть на ужасную смерть Наелоры, которую мог пережить он сам, Харамис подлетела к нему и схватила за руку. Что-то оглушительно треснуло над головой, и со сводчатого потолка камеры посыпались камни. Принц буквально вылетел над каменными плитами в коридор вслед за фигурой в белом плаще.
   Скоро он вновь почувствовал твердый пол под ногами. Землетрясение, казалось, прекратилось, стены коридора выглядели вполне прочными. Почти все светильники посрывались с крюков, но все еще мерцали в насыщенном пылью воздухе. Королева Анигель порывисто обняла принца. Остальные восторженно кричали что-то и кашляли. Когда все немного пришли в себя, Харамис сказала:
   — Сестры, у меня кое-что есть для вас. Я забрала это у ваших тюремщиков.
   В руках она держала сверкающие капли янтаря на простых шнурках. Анигель и Кадия взяли свои амулеты, поцеловали их и надели на шеи.
   Из-под обломков стен разрушенной камеры пыток не доносилось ни звука, но едва слышные крики раздавались с другой стороны.
   Ледавардис, который слишком хорошо помнил землетрясение во время осады Дероргуилы, быстро сказал:
   — Нам следует выбраться на открытое место как можно быстрее. Если будет еще один толчок, весь дворец может обрушиться прямо нам на уши.
   — Ты можешь перенести нас при помощи магии? — обратилась к Великой Волшебнице Кадия.
   — К сожалению, нет. Это потребует больших затрат сил, а мои истощились, когда я спасала правителей других стран.
   — Они целы? — воскликнула Анигель. — Хара! Хвала Богам!
   — Тогда придется бежать, — сказала Кадия.
   — Сюда, — крикнул Гиоргибо, — вверх по лестнице. Мы сможем пробраться через казармы императорской гвардии к северному трансепту большой ротонды, а оттуда выйти в один из дворов.
   — Тем не менее я способна нас защитить, только магический перенос пока для меня недоступен.
   — Ани, ты можешь идти? — спросила Кадия.
   — Святой Цветок исцелил меня от ран. Я снова здорова и так счастлива, что едва могу удержаться от слез!
   — Попробуй удержаться, — посоветовала Дама Священных Очей, — по крайней мере, пока мы не выберемся отсюда. А потом можешь рыдать сколько душе угодно. Может быть, я даже присоединюсь к тебе…
   Они бегом поднялись по узкой лестнице в прихожую казармы, которая сильно пострадала от землетрясения. Упало несколько стропил, и обрушилась часть стены. Крайне осторожно они прошли между обломками. Здесь никого не было, за исключением одного-единственного императорского гвардейца — седого ветерана в полудоспехах, припорошенных пылью, сидевшего на куче мусора и сжимавшего руками ногу.
   — Все убежали, — прохрипел он, когда к нему подошли Харамис и Гиоргибо. — Вон та стена на меня упала. Товарищи решили, что я — покойник. Палачам, пробежавшим мимо несколько минут назад, было на меня наплевать, вот я и остался здесь со сломанной ногой.
   Великая Волшебница наклонилась и коснулась ноги талисманом. Гвардеец удивленно выругался и принялся ощупывать место, на котором только что была рана.
   — Святая Матута! Ты меня вылечила, колдунья! — Он вскочил на ноги и посмотрел на нее в замешательстве. — Но если ты — одна из них… где твоя Звезда?
   — Она ей не нужна, — раздался мужской голос.
   Харамис выпрямилась и медленно повернулась. У дальней двери полуразрушенной прихожей стоял Орогастус. Он был одет в полный серебристо-черный наряд Гильдии, включая медальон, не хватало только устрашающей звездной маски. Его лицо было хмурым от напряжения, белые волосы были распущены, а голову венчало Трехглавое Чудовище. Горящий Глаз был вложен в ножны на поясе колдуна, и рука его лежала на тройном эфесе.
   — Оставь нас! — приказал он сжавшемуся от страха гвардейцу, который тут же убежал.
   — Итак, ты нашел нас, Орогастус, — сказала Харамис, — как я и думала.
   — Я узнал о твоем присутствии, как только ты материализовалась в камере пыток. Я искал тебя на протяжении многих часов.
   — Тогда ты знаешь, что Наелора мертва.
   Его правильной формы губы сжались от ярости.
   — Дура! Поверь, я ничего не знал о ее планах. Полагал, что она просто заставит тебя отдать свой талисман.
   — Она намеревалась преподнести его тебе и завоевать с его помощью твою любовь.
   Он раздраженно махнул рукой:
   — Любовь? Любовь к ней! Какой вздор! С того момента, как оба талисмана оказались у меня, я думал только о тебе.
   — Чтобы заставить меня отдать тебе мой талисман своим способом? Тем не менее… я рада, что ты не одобряешь пыток.
   — Человек, который задумал такое, перестал бы существовать, Харамис. Почему ты не веришь в это? — Колдун пошел вперед, протянув к ней руки. — Почему ты не можешь понять…
   — Я отлично тебя понимаю, ничуть не хуже этого надменного подлеца Денби Варкура, который тебя создал! Вы оба — манипуляторы человеческими чувствами и поступками, ослепленные тщеславием и высокомерием.
   Его руки бессильно опустились, а выражение надежды на лице сменилось отчаянием.
   — Моя любовь к тебе честна, и я не боюсь заявить об этом. Ты тоже любишь меня, но можешь только оскорблять меня, не давая шанса объясниться.
   — Нежное воссоединение и взаимные оскорбления могут подождать, — твердо вмешалась в их разговор Кадия. — Ты тоже должен понимать, что в любой момент может начаться землетрясение. Весь город может быть разрушен! Ты должен что-то сделать!
   Орогастус отвел в сторону взгляд светлых глаз.
   — Я не могу контролировать движение земли при помощи талисманов. Я пробовал, когда толчки не были столь сильными, но безрезультатно.
   — Это потому, что землетрясения являются лишь симптомами потери миром равновесия, — сказала Харамис, — как и колоссальный грязевой поток, который несется на город с гор.
   — Какой грязевой поток? — хором спросили колдун, Кадия, Ледавардис и Гиоргибо. Анигель и Толивар стояли, раскрыв рты от удивления.
   Харамис подняла свой талисман:
   — Брандоба лежит точно на его пути. Смотрите!
   Половина полуразрушенной комнаты, казалось, растворилась, а они словно оказались на одном из высоких утесов над Лирдским лесом. Утреннее небо было затянуто грозовыми тучами, закрывавшими поросшие лесом вершины, как полуопущенный занавес. Из-под этого занавеса, заполняя долину Доба как зеленый желоб, вытекала грязнопенная масса, издалека похожая на серую кашу.
   — Темные Силы, защитите нас! — прошептал Орогастус. — Я не знал… Талисманы! Как близко подошел поток к Брандобе?
   — Он в шести лигах.
   — Он будет здесь через полчаса, — сказала Харамис. — И погребет под собой город.
   Она взмахнула талисманом, и изображение исчезло.
   — Мой бедный народ, — простонал Гиоргибо. — Мой бедный город.
   Ледавардис бросил на него полный сочувствия взгляд:
   — Да, ты теперь — император.
   — Император забвения! — Он стоял, подбоченясь и сердито глядя на Орогастуса и Харамис — Что теперь? Ты уведешь своих людей подальше от опасности, Господин Звезды? А Великая Волшебница спасет своих близких, оставив Саборнию и ее ничтожных обитателей варваров на волю стихии.
   Орогастус повернулся к Харамис:
   — Мы так и поступим?
   Харамис взглянула на сестер и своих друзей, молча смотревших на нее. Нужно ли сказать им всю правду? Возможно, следует это сделать в ближайшем будущем, но только не сейчас. Еще оставалась надежда, пусть ничтожно малая.
   — Орогастус и я должны поговорить наедине, — сказала она. — Прошу нас извинить.
   Она подала колдуну знак следовать за ней и отошла так, чтобы их не было слышно, но было видно.
   — Мы расстаемся навсегда? — спросил он. — Мое саборнианское приключение закончилось. Я должен начать все сначала в другом месте, если это еще возможно. У тебя останется твой талисман, у меня — мои. По отдельности они чрезвычайно сильны, но не непобедимы, особенно учитывая тот факт, что я практически не умею ими пользоваться. Полагаю, у тебя есть доступ к виадукам?
   Она кивнула.
   — Значит, мы можем путешествовать по ним, пока их выходы не будут заблокированы. Тебе нужно будет только собрать своих друзей, а потом ты сможешь покинуть эту обреченную страну. Я могу вернуться с членами Гильдии в свой старый дом в Тузамене. Если ты обещаешь не нападать на меня там, я скажу, как освободить Ириану из заточения в голубой ледяной глыбе. Затем мы подождем, пока мир не погрузится в ледяное безмолвие, ты — в своем убежище, я — в своем, и наши подчиненные ничего не узнают. До самого конца. Ты это намереваешься сделать, Харамис? Сбежать?
   — Сбегать некуда, даже если бы мы этого захотели, — ответила она.
   — О чем ты говоришь?
   — Великий Волшебник Небес — самый большой знаток магии, когда-либо живший на земле, — сообщил мне, что именно сейчас начнется решающая фаза потери равновесия миром. Саборнианская катастрофа, какой бы ужасной она ни казалась, лишь начало великого множества подобных катастроф, которые затронут все страны нашего мира. Для нас нет убежища. Орогастус, нам некуда бежать. С этого момента начинается постепенное скольжение вниз, пока весь мир не будет принадлежать Покоряющему Льду.
   — Значит, так! Я не был уверен…
   — Денби Варкур считал, что только один деспот, обладающий Триединым Скипетром Власти, может предотвратить гибель планеты. Он потребовал отдать ему мой талисман, чтобы он смог передать его тебе. Я отказалась.
   — Как отказываешься до сих пор, — добавил колдун.
   — Да.
   — Ты предпочитаешь увидеть мир разрушенным, но только не спасенным и покоренным мной?
   — Я предпочла бы увидеть его спасенным… другим способом. — Она глубоко вздохнула. — Ты готов отдать мне свои талисманы, чтобы я попыталась исцелить мир без его порабощения?
   — Никогда! Я знаю, что тебе это не удастся. Процесс исцеления очень мучительный. Простые люди и их наивные правители не смогут понять, как в нем выжить. Твои мягкие увещевания ничего не дадут. Люди сойдут с ума от ужаса.
   — Думаю, я нашла ответ на этот вопрос.
   — Тогда скажи мне! — Он схватил ее за руку, но она вырвалась и покачала головой, и он не попытался удержать ее.
   — Однажды, — напомнила она, — ты обещал позволить мне использовать Скипетр.
   — Только если… — начал было он, но замолчал, не в силах произнести ни слова.
   — В последние минуты жизни Денби Варкур изменил мнение о своем тираническом замысле. Умирая, он упоминал Черный Триллиум, говоря о нем с иронией и странным смирением. Потом он сказал мне: «Любовь допустима, привязанность — нет».
   — Эта проклятая загадочная фраза! — воскликнул Орогастус. — Ты произнесла ее, когда отрекалась от меня в Башне… Тогда какая разница?
   — В первом случае, — сказала она, — любящие люди остаются верными себе. Они объединяются без потерь, без подчинения. Никто не остается униженным, напротив, они нравятся друг другу все больше. — Она замолчала и опустила глаза такого же цвета, как и его. — Я люблю тебя, но Звезда требует превосходства над ее приверженцами. Цветок не требует.
   Он стоял перед ней, сжимая длинными пальцами висевший на шее медальон.
   — Я должен сделать то, для чего был рожден. Денби здесь ни при чем. Он выполнил свою роль, позволив мне узнать правду о моем предназначении, позволив отказаться от глупых убеждений и сосредоточиться на одной и единственной цели, для достижения которой я существую. Я не откажусь от моего предназначения ни ради кого-то, ни ради чего-то. Харамис, любимая моя Харамис, ты должна понять меня.
   Она холодно улыбнулась:
   — Я понимаю. Быть может, ты сам еще не достиг полного понимания. Денби также сказал мне: «Три Лепестка и Великий Волшебник Небес для наставления… если ты этого хочешь».
   Орогастуса ошеломила ее дерзость.
   — Ты! Если ты этого хочешь? Что это значит? Ты считаешь, что старик передал тебе и твоим сестрам ответственность за Скипетр Исчезнувших?
   — Возможно. Бина и Ириана были уверены, что мы сможем его использовать. У меня такой уверенности не было, и, может быть, именно из-за моей нерешительности Денби предложил четвертого, который должен был нас наставлять.
   — Великий Волшебник Небес мертв, — сердито произнес Орогастус. — Как он может вам помочь? Денби Варкур был сумасшедшим и даже в последние минуты жизни находился в бреду.
   — Есть еще один источник, подтверждающий право Трех Лепестков Животворящего Триллиума использовать Скипетр совместно. Это древняя песня, которую цитировал Денби:
 
   Один, два, три: три в одной.
   Первая — Корона Презренных, дар мудрости,
   усилитель мыслей.
   Вторая — Меч Глаз, творящий правосудие
   и дарующий жизнь.
   Третья — Жезл Крыльев, ключ и объединитель.
   Три, два, один: одна в трех.
   Приди, Триллиум. Приди, Всемогущий.
 
   Он издевался надо мной. Я слышала эту песню раньше от аборигенов уйзгу нашей Гиблой Топи. Они говорили, что она восходит ко времени зарождения их расы.
   Орогастус покачал головой:
   — Она лишена смысла. Обычная мистическая чепуха.
   — В связи с тем, что Трехкрылый Диск является главным элементом Скипетра, его ключом, я буду управлять им, но не как Великая Волшебница, а как одна из трех сестер. Если бы все зависело от меня, я предпочла бы, чтобы Животворящий Триллиум усиливался и направлялся мужественным другом, как во время использования, так и после него. Но мы трое никогда не позволим, чтобы нашим наставником был Человек Звезды.
   — Ты играла со мной, Харамис — В его голосе на этот раз не было гнева, только отчаяние. — Без Звезды — я ничто! Ты унизишь меня при помощи своего Цветка, потребуешь преданности, но откажешься покориться сама.
   Она взяла его руку и поднесла к висевшему на шее Трехкрылому Диску. Он напрягся, все еще ощущая страх и не веря ее словам.
   — Я люблю тебя, — повторила она. — И никогда не причиню вреда, даже не подумаю унизить нового Великого Волшебника Небес.
   — Нового…
   — Я назначаю человека на эту должность, как последний активный член Коллегии. Уверена, Ириана согласится со мной. Согласятся, как я думаю, и спящие Исчезнувшие. Мы — одни из них, ты и я.
   — Харамис, разве такое возможно?
   — Это зависит, я думаю, от тебя, от твоей любви.
   Она коснулась пальцами Цветка. Он почувствовал, как расправляются крошечные крылья талисмана, а под ними появляется что-то, от чего пламя охватывает его сердце. Он на мгновение потерял равновесие и вынужден был опереться на нее, обняв при этом.
   — Конечно, я люблю тебя! О, Харамис, я люблю тебя больше жизни! Больше… — Он застонал, не в силах произнести ни слова.
   Орогастус пришел в себя и ослабил свои безумные объятия. Они придали им новых объединяющих их обоих сил.
   Им трудно было разомкнуть объятия, но действительность требовала их вмешательства.
   — Корона! — прошептала она.
   Нахмурившись от растерянности, Орогастус снял корону и долго смотрел на нее. Под центральным ликом чудовища, где только что было крошечное изображение звезды, появился герб трех полумесяцев. То же самое произошло с Трехвеким Горящим Глазом.
   Звезда с разорванной цепочкой лежала у его ног в куче мусора.
   Новый толчок потряс дворец.
   К ним подошли Анигель и Кадия.
   — Хара, — сказала королева. — Ты должна немедленно решить, что мы будем делать.
   Орогастус и Харамис сообщили им о принятом решении.

Глава 31

 
   Позолоченный купол дворца был увенчан высоким шпилем из красной яшмы, внутри которого спиральная лестница вела к гигантскому изображению птицы. Три сестры и Орогастус вышли на небольшую площадку на вершине шпиля и посмотрели на огромную скульптуру.
   — Да это же вур! — удивленно воскликнула Кадия. — Птица, созданная Исчезнувшими, которая должна была стать помощником и спутником виспи. Я думала, что в этой части света они вымерли.
   — Именно так, — сказал Орогастус. — Поэтому они считаются священными.
   — Это соответствует нашему плану, — сказала Харамис и попросила колдуна поднять всех четверых на спину статуи. Он обнажил обрубленный меч и отдал приказ. Три доли превратились в глаза, а из открытых ртов ликов короны появились лучи белого, зеленого и золотого света. Они взлетели в облачное небо, с которого падали редкие капли дождя, и опустились на широкую поверхность из позолоченного камня.
   — Теперь мы должны собрать Скипетр, — сказала Харамис. Сняв талисман с шеи, она перенесла каплю янтаря из гнезда между крыльями в кулон.
   Гигантская статуя задрожала под их ногами. Они напряглись, но не потеряли равновесия. Птица медленно раскачивалась из стороны в сторону. Далеко внизу горел город, крыши и стены многих домов обвалились, но основные разрушения Брандобы были скрыты клубами дыма и тумана.