Страница:
Останавливались перекусить и немного поспать. Проснувшись, снова шагали, летели, плыли, ползли. На второй день кончились еда и пиво. Воды вокруг было полно, но в подземных горных потоках не обнаруживалось никакой живности для рыб, а в воздухе — ни одной мошки, которую летучие мыши могли бы проглотить, чтобы хоть чуть-чуть унять слишком реальные судороги их, возможно, иллюзорных желудков.
Умственный экран Эйкена был настроен теперь только на скопление психической энергии — предположительное местонахождение Делбета. Пушистая аура не меняла своего положения: то ли Огнеметатель отсыпался после своей вылазки, то ли она означала что-нибудь совсем другое…
Летучие мыши устремились по длинному, спускающемуся вниз тоннелю. Впервые, с тех пор как спустились под землю, они ощутили на перепонках крыльев воздушные потоки. Внутренний голос Эйкена обратился к Стейну на волне, зарезервированной специально для людей:
«Только попробуй о чем-нибудь подумать! Заставь ум замолчать, если дорожишь свое задницей. Вряд ли он меня услышит на этом канале, но малейший твой писк эхом достигнет его ушей.»
Защищенные плотнейшим барьером, какой только мог воздвигнуть Эйкен Драм, они добрались до места, где коридор сворачивал под прямым углом. За поворотом они увидели свет — слабое оранжево-желтое мерцание. В коридоре было сухо. На толстом слое пыли отпечатались огромные следы.
Дрейфуя меж скальных образований, летучие мыши приближались к источнику света. Над ними нависали монолиты песчаника, напоминавшие скопище человеческих фигур или гигантских грибов. Они взлетели под потолок и, усевшись на широкий карниз, вновь стали Эйкеном и Стейном.
«Тихо. Не двигайся. Не бряцай своим чертовым мечом. Вообще ничего не делай.»
Эйкен прополз несколько метров на животе и глянул вниз. В круглом, на совесть сработанном очаге пылал яркий огонь. Штабеля оструганных бревен были аккуратно сложены в алькове. Обстановку в пещере дополняли стол, стулья, кровать в рост Гаргантюа с пологом из великолепной танусской парчи и много резных деревянных шкафчиков и полок. Кожаные мешки с загадочным содержимым были свалены возле одного столбика кровати. С другого свисала рыболовная сеть. Пол устилали роскошные шкуры, темные и пятнистые. На столе стояла грязная посуда, сделанная в основном из морских раковин.
У кровати на стуле с мягким сиденьем, покрытым серой шкурой, богатырским сном спал гуманоид, ростом и телосложением намного превосходивший самого высокого и крепкого тану. Голова и лицо его заросли густыми волосами кирпичного цвета. Он был в кожаной куртке, раскрытой на груди, которая тоже пламенела рыжей шерстью, и панталонах алого цвета. Ботинки он снял и протянул огромные ноги к огню. Большие пальцы то и дело шевелились. Ритмичный шум, напоминающий работу плохо отлаженного отбойного молотка, убедил Эйкена Драма в том, что Делбет Огнеметатель, самый грозный и дикий фирвулаг южных районов Многоцветной Земли, храпит.
Эйкен открыл золотой футлярчик и вытащил серый предмет, не толще карандаша. Нацелив его, он некоторое время рассчитывал траекторию и заряжал острие секретного оружия своими творческими метафункциями.
Когда оно разогрелось до белого каления, Эйкен поднял свой бенгальский огонь высоко над головой.
Делбет с воем подскочил на стуле. Его трехметровое тело превратилось в огненный столп, тянущий языки пламени к потолочному карнизу и формирующий шаровую молнию.
Эйкен бросил огонь, направив его всей своей психокинетической способностью сквозь плотный психический заслон, воздвигнутый им вокруг себя и Стейна. Шаровая молния по дуге отлетела от светящихся лап Делбета, но прошла мимо цели.
Раздался еще один громкий крик чудовища. Хрупкий фейерверк поразил его пылающую громаду и упал на пол пещеры, все еще разбрасывая искры. Огонь Делбета погас. Он медленно скорчился, будто пытаясь вжаться в землю, и остался недвижим.
— Готов! — крикнул Эйкен.
Летучие мыши спланировали вниз и вновь превратились в людей. Они стояли над внушающими ужас останками.
— Видишь, куда ему попало? — произнес Стейн. — Прямо в лоб, когда он башку задрал. Всего-то один маленький ожог раскаленным железом.
У стола стояло кожаное ведро с водой. Эйкен вылил его на смертоносное устройство, все еще мечущее искры. Оно зашипело, задымилось. Одна из шкур была испорчена: в ней зияла дыра.
— Ты победил его! — Стейн подхватил маленького человечка и стиснул своей медвежьей хваткой. — Победил! — Отшвырнув Эйкена, он заорал сталактитам: — Сьюки, малышка, мы его победили!
Эйкен нахмурился было, потом засмеялся во все горло.
— Чертов викинг, она тебя услышала! Тебе и невдомек, а вот я улавливаю слабенький писк… Ни за что не догадаешься, о чем ее послание! Она любит тебя!
Стейн схватил ведро и вылил остатки воды на Эйкена.
— Спасибо, — растроганно поблагодарил плут. — Теперь отсеки ему голову и давай выбираться отсюда. Постараемся найти кратчайший путь наружу и полетим порадуем власть имущих. Представляю, что с ними будет. На целые сутки раньше!
Стейн потянул свой огромный бронзовый меч из оправленных в янтарь ножен. Но вытащил его только до половины и застыл на месте, вскинув голову.
— Слышишь?.. Я думал, там, на потолке, мне чудилось под храп этого ублюдка…
Эйкен напряг слух. Медленный, ровный гул заставлял скалы вибрировать. Прошло несколько секунд. Бум! Удар огромного колокола повторился. Бум! Громкий, неумолимый.
— Знаешь, что это, малыш? — спросил Стейн. — Прибой. Там, за скалами, Атлантический океан.
Умственный экран Эйкена был настроен теперь только на скопление психической энергии — предположительное местонахождение Делбета. Пушистая аура не меняла своего положения: то ли Огнеметатель отсыпался после своей вылазки, то ли она означала что-нибудь совсем другое…
Летучие мыши устремились по длинному, спускающемуся вниз тоннелю. Впервые, с тех пор как спустились под землю, они ощутили на перепонках крыльев воздушные потоки. Внутренний голос Эйкена обратился к Стейну на волне, зарезервированной специально для людей:
«Только попробуй о чем-нибудь подумать! Заставь ум замолчать, если дорожишь свое задницей. Вряд ли он меня услышит на этом канале, но малейший твой писк эхом достигнет его ушей.»
Защищенные плотнейшим барьером, какой только мог воздвигнуть Эйкен Драм, они добрались до места, где коридор сворачивал под прямым углом. За поворотом они увидели свет — слабое оранжево-желтое мерцание. В коридоре было сухо. На толстом слое пыли отпечатались огромные следы.
Дрейфуя меж скальных образований, летучие мыши приближались к источнику света. Над ними нависали монолиты песчаника, напоминавшие скопище человеческих фигур или гигантских грибов. Они взлетели под потолок и, усевшись на широкий карниз, вновь стали Эйкеном и Стейном.
«Тихо. Не двигайся. Не бряцай своим чертовым мечом. Вообще ничего не делай.»
Эйкен прополз несколько метров на животе и глянул вниз. В круглом, на совесть сработанном очаге пылал яркий огонь. Штабеля оструганных бревен были аккуратно сложены в алькове. Обстановку в пещере дополняли стол, стулья, кровать в рост Гаргантюа с пологом из великолепной танусской парчи и много резных деревянных шкафчиков и полок. Кожаные мешки с загадочным содержимым были свалены возле одного столбика кровати. С другого свисала рыболовная сеть. Пол устилали роскошные шкуры, темные и пятнистые. На столе стояла грязная посуда, сделанная в основном из морских раковин.
У кровати на стуле с мягким сиденьем, покрытым серой шкурой, богатырским сном спал гуманоид, ростом и телосложением намного превосходивший самого высокого и крепкого тану. Голова и лицо его заросли густыми волосами кирпичного цвета. Он был в кожаной куртке, раскрытой на груди, которая тоже пламенела рыжей шерстью, и панталонах алого цвета. Ботинки он снял и протянул огромные ноги к огню. Большие пальцы то и дело шевелились. Ритмичный шум, напоминающий работу плохо отлаженного отбойного молотка, убедил Эйкена Драма в том, что Делбет Огнеметатель, самый грозный и дикий фирвулаг южных районов Многоцветной Земли, храпит.
Эйкен открыл золотой футлярчик и вытащил серый предмет, не толще карандаша. Нацелив его, он некоторое время рассчитывал траекторию и заряжал острие секретного оружия своими творческими метафункциями.
Когда оно разогрелось до белого каления, Эйкен поднял свой бенгальский огонь высоко над головой.
Делбет с воем подскочил на стуле. Его трехметровое тело превратилось в огненный столп, тянущий языки пламени к потолочному карнизу и формирующий шаровую молнию.
Эйкен бросил огонь, направив его всей своей психокинетической способностью сквозь плотный психический заслон, воздвигнутый им вокруг себя и Стейна. Шаровая молния по дуге отлетела от светящихся лап Делбета, но прошла мимо цели.
Раздался еще один громкий крик чудовища. Хрупкий фейерверк поразил его пылающую громаду и упал на пол пещеры, все еще разбрасывая искры. Огонь Делбета погас. Он медленно скорчился, будто пытаясь вжаться в землю, и остался недвижим.
— Готов! — крикнул Эйкен.
Летучие мыши спланировали вниз и вновь превратились в людей. Они стояли над внушающими ужас останками.
— Видишь, куда ему попало? — произнес Стейн. — Прямо в лоб, когда он башку задрал. Всего-то один маленький ожог раскаленным железом.
У стола стояло кожаное ведро с водой. Эйкен вылил его на смертоносное устройство, все еще мечущее искры. Оно зашипело, задымилось. Одна из шкур была испорчена: в ней зияла дыра.
— Ты победил его! — Стейн подхватил маленького человечка и стиснул своей медвежьей хваткой. — Победил! — Отшвырнув Эйкена, он заорал сталактитам: — Сьюки, малышка, мы его победили!
Эйкен нахмурился было, потом засмеялся во все горло.
— Чертов викинг, она тебя услышала! Тебе и невдомек, а вот я улавливаю слабенький писк… Ни за что не догадаешься, о чем ее послание! Она любит тебя!
Стейн схватил ведро и вылил остатки воды на Эйкена.
— Спасибо, — растроганно поблагодарил плут. — Теперь отсеки ему голову и давай выбираться отсюда. Постараемся найти кратчайший путь наружу и полетим порадуем власть имущих. Представляю, что с ними будет. На целые сутки раньше!
Стейн потянул свой огромный бронзовый меч из оправленных в янтарь ножен. Но вытащил его только до половины и застыл на месте, вскинув голову.
— Слышишь?.. Я думал, там, на потолке, мне чудилось под храп этого ублюдка…
Эйкен напряг слух. Медленный, ровный гул заставлял скалы вибрировать. Прошло несколько секунд. Бум! Удар огромного колокола повторился. Бум! Громкий, неумолимый.
— Знаешь, что это, малыш? — спросил Стейн. — Прибой. Там, за скалами, Атлантический океан.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НАПАДЕНИЕ
1
Фелиция бродила среди руин Финии.
Уже три дня длилось Перемирие, к тому же и извержение Кайзерштульского вулкана подходило к концу. Потоки огненной лавы застыли и превратились в спекшуюся массу, похожую на сплетение уродливых корней и расползающуюся от кратера по улицам вымершего города. Лил дождь. Белые, золотистые, розовые, голубовато-зеленые здания бывшей цитадели лорда Велтейна покрылись сажей и грязью. Толстый слой золы лежал на листьях декоративных и фруктовых деревьев. Центральная площадь явила девушке зрелище сгоревших магазинов, искромсанных тентов, сломанных повозок и обугленных тел, торчавших из потухших костров.
Гигантские вороны слетались на раздувшиеся останки иноходцев, элладотериев, рамапитеков и людей. Появление маленькой женщины в черных блестящих одеждах нисколько не встревожило стервятников: видимо, они приняли ее за свою.
Кругом раздавался страшный грохот. Вороны громко каркали. Из лопнувших водопроводных труб хлестала вода, омывая трупы серых и первобытных десантников. Перед дворцом лорда Велтейна сбилась в кучу дюжина растерянных, но совершенно невредимых рамапитеков в разодранных аквамариновых плащах. Из привратницкой доносились человеческие стоны. Не обращая на них внимания, Фелиция направилась к главному входу дворца. Предварительно она взяла стрелу с железным острием и натянула тетиву лука. В заплечном колчане у нее было много стрел, и все наконечники запачканы кровью после схватки с отрядом неподдающихся серых на берегу реки. Их хозяева давно сбежали, но они все еще хранили верность тану. В квартале ремесленников из полуобгоревшей мастерской стеклодува вылетела, размахивая стеклянным мачете, женщина без торквеса. Она продолжала выкрикивать угрозы в адрес разорителей Финии, даже когда стрела Фелиции вонзилась ей в горло.
Как ни странно, самое ожесточенное сопротивление первобытным оказали их же собратья. Фирвулаги и тану покинули разрушенный город, а люди, слишком плохо усвоившие новую религию, чтобы поддерживать Перемирие, яростно сражались за каждый дом, отстаивая интересы поработителей-гуманоидов. Захваченные в плен серые и серебряные предстали перед военным трибуналом, и командир первобытных с железным зубилом в руках предложил им выбирать: свобода или смерть. К его удивлению, большинство предпочло умереть, нежели расстаться со стимулятором мозговой деятельности.
Фелиция вошла во дворец. Здесь не было птиц-стервятников, зато царили мухи, грызуны и жуткое зловоние. За наскоро выстроенными баррикадами из мебели и сорванных с петель дверей громоздились трупы стражников и слуг. Едва ли их можно будет опознать, подумала девушка, настолько лица и тела обезображены телепатическими взрывами фирвулагов.
Кроме жужжания насекомых, шороха и писка крыс да ветра, со свистом врывавшегося сквозь разбитые стекла, во дворце лорда Велтейна не наблюдалось никаких признаков жизни. Маленькая фигурка в черном направилась в главные апартаменты, без колебаний перепрыгивая через сваленные в кучу трупы людей, которые вели здесь отчаянные оборонительные бои в твердой решимости не допустить врага до своих хозяев-тану.
Фелиция подошла к распахнутой настежь тяжелой бронзовой двери, усыпанной изумрудами. Гора трупов и здесь преградила ей путь; первобытные в домотканой одежде и оленьих шкурах валялись вперемежку с ливрейными из дворца и даже фирвулагами, причем среди низкорослых представителей племени попадались поистине сказочные великаны, гораздо выше людей и тану. Все они были одеты в обсидиановые доспехи с золотым подбоем, что указывало на их принадлежность к гвардейскому корпусу Пейлола Одноглазого, и все пали от оружия с железными наконечниками; видимо, человеческая стража Велтейна захватила его у первобытных.
Ничтоже сумняшеся, Фелиция выдернула копье из трупа и, пользуясь им как альпенштоком, вскарабкалась на тошнотворную баррикаду. На полу господской спальни — ее роскошная отделка почти не сохранилась после происшедшей здесь бойни — лежали трупы в доспехах из цветного стекла: четверо мужчин окровавленные, пронзенные железными стрелами, и тануска. Под сапфирово-голубыми доспехами женщины в золотом торквесе ран было не видно; вероятно, она пала жертвой психической атаки.
Фелиция сняла тяжелый шлем и положила его на прикроватную тумбу. На нижней полке сияли кувшин и чаша из чистого золота. Девушка достала чашу, наполнила ее водой и некоторое время разглядывала погибшую женщину. На ее бледном как мел лице выделялись расширенные зрачки глаз цвета небесной лазури. Длинные каштановые волосы рассыпались по ковру, образовав что-то вроде нимба вокруг головы; шлем валялся рядом. Тонкие пальцы в сверкающих латных рукавицах застыли возле золотого торквеса.
Словно совершая некий ритуал, Фелиция опустилась на колени, легко ослабила хватку окостеневших пальцев, щелкнула передней застежкой, повернула обруч разрезом назад и стянула его с мертвенно-бледной шеи. Поднявшись, она подошла к чаше, несколько раз окунула в воду торквес и тщательно вытерла мягким полотенцем.
Фелиция надела золотое ожерелье на свою шею, застегнула его и вдруг пронзительно вскрикнула, словно у нее открылись глаза.
Так вот оно что… Тайная сила всегда была в ней — скрытая, загнанная в глубь мозга и все равно пугающая всех, кто ее окружал. А теперь она вышла наружу, обрела свободу и готова к действию.
Фелиция бросилась из комнаты на балкон. Ее охватила дрожь, слезы радости туманили глаза. Перед ней раскинулись руины Финии, полноводный Рейн, величавые вершины Вогезов, Верхняя Цитадель на западном горизонте, где король Йочи, Шарн-Мес и другие фирвулаги наверняка еще празднуют победу над древним врагом. Она видела глубокие ущелья, через которые совсем недавно пробиралась в одиночестве, понимая, что уже не поспеет к сражению. Где-то там вождь Бурке, Халид-хан и остатки первобытных отрядов теперь конвоируют освобожденных людей Финии к лагерю в речной пойме — на суд мадам Гудериан.
Торквес приятно согревал горло; Фелиция рассмеялась. Подхваченный ветром смех эхом пронесся над опустошенным городом. Напуганные этими звуками вороны тучей поднялись в небо.
Уже три дня длилось Перемирие, к тому же и извержение Кайзерштульского вулкана подходило к концу. Потоки огненной лавы застыли и превратились в спекшуюся массу, похожую на сплетение уродливых корней и расползающуюся от кратера по улицам вымершего города. Лил дождь. Белые, золотистые, розовые, голубовато-зеленые здания бывшей цитадели лорда Велтейна покрылись сажей и грязью. Толстый слой золы лежал на листьях декоративных и фруктовых деревьев. Центральная площадь явила девушке зрелище сгоревших магазинов, искромсанных тентов, сломанных повозок и обугленных тел, торчавших из потухших костров.
Гигантские вороны слетались на раздувшиеся останки иноходцев, элладотериев, рамапитеков и людей. Появление маленькой женщины в черных блестящих одеждах нисколько не встревожило стервятников: видимо, они приняли ее за свою.
Кругом раздавался страшный грохот. Вороны громко каркали. Из лопнувших водопроводных труб хлестала вода, омывая трупы серых и первобытных десантников. Перед дворцом лорда Велтейна сбилась в кучу дюжина растерянных, но совершенно невредимых рамапитеков в разодранных аквамариновых плащах. Из привратницкой доносились человеческие стоны. Не обращая на них внимания, Фелиция направилась к главному входу дворца. Предварительно она взяла стрелу с железным острием и натянула тетиву лука. В заплечном колчане у нее было много стрел, и все наконечники запачканы кровью после схватки с отрядом неподдающихся серых на берегу реки. Их хозяева давно сбежали, но они все еще хранили верность тану. В квартале ремесленников из полуобгоревшей мастерской стеклодува вылетела, размахивая стеклянным мачете, женщина без торквеса. Она продолжала выкрикивать угрозы в адрес разорителей Финии, даже когда стрела Фелиции вонзилась ей в горло.
Как ни странно, самое ожесточенное сопротивление первобытным оказали их же собратья. Фирвулаги и тану покинули разрушенный город, а люди, слишком плохо усвоившие новую религию, чтобы поддерживать Перемирие, яростно сражались за каждый дом, отстаивая интересы поработителей-гуманоидов. Захваченные в плен серые и серебряные предстали перед военным трибуналом, и командир первобытных с железным зубилом в руках предложил им выбирать: свобода или смерть. К его удивлению, большинство предпочло умереть, нежели расстаться со стимулятором мозговой деятельности.
Фелиция вошла во дворец. Здесь не было птиц-стервятников, зато царили мухи, грызуны и жуткое зловоние. За наскоро выстроенными баррикадами из мебели и сорванных с петель дверей громоздились трупы стражников и слуг. Едва ли их можно будет опознать, подумала девушка, настолько лица и тела обезображены телепатическими взрывами фирвулагов.
Кроме жужжания насекомых, шороха и писка крыс да ветра, со свистом врывавшегося сквозь разбитые стекла, во дворце лорда Велтейна не наблюдалось никаких признаков жизни. Маленькая фигурка в черном направилась в главные апартаменты, без колебаний перепрыгивая через сваленные в кучу трупы людей, которые вели здесь отчаянные оборонительные бои в твердой решимости не допустить врага до своих хозяев-тану.
Фелиция подошла к распахнутой настежь тяжелой бронзовой двери, усыпанной изумрудами. Гора трупов и здесь преградила ей путь; первобытные в домотканой одежде и оленьих шкурах валялись вперемежку с ливрейными из дворца и даже фирвулагами, причем среди низкорослых представителей племени попадались поистине сказочные великаны, гораздо выше людей и тану. Все они были одеты в обсидиановые доспехи с золотым подбоем, что указывало на их принадлежность к гвардейскому корпусу Пейлола Одноглазого, и все пали от оружия с железными наконечниками; видимо, человеческая стража Велтейна захватила его у первобытных.
Ничтоже сумняшеся, Фелиция выдернула копье из трупа и, пользуясь им как альпенштоком, вскарабкалась на тошнотворную баррикаду. На полу господской спальни — ее роскошная отделка почти не сохранилась после происшедшей здесь бойни — лежали трупы в доспехах из цветного стекла: четверо мужчин окровавленные, пронзенные железными стрелами, и тануска. Под сапфирово-голубыми доспехами женщины в золотом торквесе ран было не видно; вероятно, она пала жертвой психической атаки.
Фелиция сняла тяжелый шлем и положила его на прикроватную тумбу. На нижней полке сияли кувшин и чаша из чистого золота. Девушка достала чашу, наполнила ее водой и некоторое время разглядывала погибшую женщину. На ее бледном как мел лице выделялись расширенные зрачки глаз цвета небесной лазури. Длинные каштановые волосы рассыпались по ковру, образовав что-то вроде нимба вокруг головы; шлем валялся рядом. Тонкие пальцы в сверкающих латных рукавицах застыли возле золотого торквеса.
Словно совершая некий ритуал, Фелиция опустилась на колени, легко ослабила хватку окостеневших пальцев, щелкнула передней застежкой, повернула обруч разрезом назад и стянула его с мертвенно-бледной шеи. Поднявшись, она подошла к чаше, несколько раз окунула в воду торквес и тщательно вытерла мягким полотенцем.
Фелиция надела золотое ожерелье на свою шею, застегнула его и вдруг пронзительно вскрикнула, словно у нее открылись глаза.
Так вот оно что… Тайная сила всегда была в ней — скрытая, загнанная в глубь мозга и все равно пугающая всех, кто ее окружал. А теперь она вышла наружу, обрела свободу и готова к действию.
Фелиция бросилась из комнаты на балкон. Ее охватила дрожь, слезы радости туманили глаза. Перед ней раскинулись руины Финии, полноводный Рейн, величавые вершины Вогезов, Верхняя Цитадель на западном горизонте, где король Йочи, Шарн-Мес и другие фирвулаги наверняка еще празднуют победу над древним врагом. Она видела глубокие ущелья, через которые совсем недавно пробиралась в одиночестве, понимая, что уже не поспеет к сражению. Где-то там вождь Бурке, Халид-хан и остатки первобытных отрядов теперь конвоируют освобожденных людей Финии к лагерю в речной пойме — на суд мадам Гудериан.
Торквес приятно согревал горло; Фелиция рассмеялась. Подхваченный ветром смех эхом пронесся над опустошенным городом. Напуганные этими звуками вороны тучей поднялись в небо.
2
Чемпион Шарн-Мес младший наблюдал за оргией, разыгравшейся в тронном зале горного короля, и, ухмыляясь, качал головой.
— Ты погляди на эту пьяную банду! Да после такой попойки три дня надо отсыпаться. Боюсь, как бы теперь все наши планы не сорвались. Ведь еще доспехи и оружие надо заново отполировать, а то явимся на Битву, как стадо оборванцев.
— Ну, времени у нас много. — Айфа, предводительница дев-воительниц, залпом осушила кубок меда и снова наполнила его до краев. — За такое дело грех не выпить. Сорок лет нам не представлялось случая как следует напиться… А не поспеем на Отборочный — что с того? Высокие задницы все равно Главного Турнира без нас не начнут.
— Вообще-то конечно, — согласно кивнул Шарн, — маленькую вечеринку мы заслужили.
Супруги-воители уединились в уютной мансарде, где во время официальных приемов обычно располагался оркестр. Но то, что сейчас творилось внизу, едва ли можно было назвать официальным приемом. Казалось, не только участники молниеносной финийской кампании, но и все жители Верхней Цитадели набились в тронный зал пещеры отпраздновать нежданную победу.
Темный эль и мед, сидр и ежевичная настойка рекой лились из полных сталагмитов. Кто еще держался на ногах, то и дело подставляли к ним кружки. Дубовые столы ломились от мяса, сластей и другого праздничного угощения. Перед пустым троном короля Йочи подвыпившая компания играла в жмурки. Другая группа обступила двоих героев битвы, Нукалави Освежеванного и Блеса Четыре Клыка, которые теперь состязались друг с другом в изобретении самого смешного и похабного миража. Зрители выставляли очки одобрительными возгласами, свистом, а иногда и более непристойными звуками.
Сентиментально настроенные пьянчуги собрались вокруг барда-гоблина, исполнявшего довольно заунывную балладу о двух обрученных фирвулагах; он уже добрался до сто шестьдесят пятого стиха. А рядом любители более жизнерадостной поэзии придумывали новые куплеты к популярной солдатской песне «Принцессе блох кормить не должно», обсасывая подробности недуга, обуявшего королевскую дочь, и довольно эксцентричные способы избавления от напасти. Раненые воины, осаждаемые пухленькими шлюшками, едва ворочая языком, хвастались недавней удалью. Тем временем ветераны былых сражений, уткнувшись носами в кружки с элем, ворчали, что нынешнюю победу у Финии не сравнишь с их вылазками в старые добрые времена.
Королева Кланино оберегала сон усталых героев, растащенных по альковам. Король Йочи бродил босой, в перепачканной золотой мантии, в сползшей на одно ухо короне и целовал всех без исключения дам, а заодно и многих кавалеров. Пейлол Стратег, чтобы сбросить напряжение, насосался сайдкара из партии, поставленной коварными первобытными, и теперь храпел в хрустальном гроте короля, положив голову на колени получившей отставку королевской фаворитки Луло.
— Да-а, — повторил Шарп, — пировать, конечно, не грех, коль заслужили… А вот что на уме у первобытных, хотел бы я знать.
— Сейчас посмотрим, — откликнулась Айфа; таким внутренним видением, как у нее, не обладал, пожалуй, больше никто из племени. Да и вообще она была весьма привлекательным существом, если не принимать во внимание слишком развитую плечевую мускулатуру — свидетельство ежедневных упражнений с двуручным мечом. Волосы у Айфы были абрикосового цвета, скуластое лицо усыпано веснушками, глаза темные, мерцающие, как у всех фирвулагов. Она уже сняла доспехи и осталась в мятой юбке и ярко-оранжевой блузке под стать волосам.
— Ага, вот они. Человеческие пленники, или беженцы — называй как хочешь, — расположились на отведенной для них стоянке. А Бурке и его дружки пробираются через Глухую Ложбину в Скрытые Ручьи. Вымокли до нитки…
— Так им и надо, — отозвался Шарн. — Может, хоть их смертоносное железо заржавеет. — Он глотнул из кружки и вытер губы мохнатой лапой. — Черт побери, Айфи, это никуда не годится — кровавым оружием бряцать! Такого у нас еще не бывало! Помнишь, какими проклятьями сыпал один из инженеров-тану перед смертью… До сих пор у меня в ушах стоят: «Богиня отомстит за нас! Будьте прокляты на веки вечные все, кто дерется кровавым металлом! Да смоет их кровавая река…»
— Так это же людям проклятья, а не нам. Как только первобытные помогут нам осуществить наши планы, мы тут же с ними распростимся.
— Конечно, Айфи, а пока хорошо ли использовать первобытных и их железо? Непорядочно как-то!.. Наша древняя воинская религия не тому учит. Старый Пейлол все бухтит, что мы изменили нашей родовой чести, сражаясь бок о бок с людьми, а пакостное железо всю нашу философию превратило в фарс. И знаешь, в душе я согласен. Как можно вести славную войну бесславным оружием? Оно ставит на одну доску могущественных фирвулагов и тану с полуголодными человеческими крысами. Несправедливо!
— Ну да, а тану, по-твоему, сражались честно! — проворчала Айфа. — С их-то иноходцами да псами, что превращают Охоту в побоище! А их людская кавалерия?.. Из-за нее мы последние сорок лет в штаны кладем!
— Где вам, бабам, понять все тонкости рыцарства!
— Это уж точно. Мы стремимся победить всеми правдами и неправдами. — Дева-воительница вновь наполнила свою кружку медом. — Кстати, ты видал, как пехота первобытных расправилась с вражеским эскадроном в Финии?
Шарн угрюмо кивнул.
— Что я могу сказать? Неспортивное поведение! У нас так не принято.
— Да пошел ты! Принято — не принято! У тану тоже было не принято гарцевать верхом, пока не явился этот человек… дрессировщик. Послушай меня, малыш! На нынешней Великой Битве у нас хоть и не будет железного оружия, но можешь башку свою прозакладывать, что новую тактику первобытных мы возьмем на вооружение. То-то будет сюрприз для серых! Я уже отдала приказ оружейникам изготовить необходимые приспособления. Это проще простого.
— Ну, если воины согласятся, тогда… — неуверенно произнес Шарн.
— Твое дело их убедить, — улыбнулась она. Потом выражение ее лица изменилось. — Посиди-ка тихонько, я погляжу, как первобытные возвращаются из Финии… Около трехсот человек из нерегулярных войск ползут по ущельям, а с ними вдвое больше пленников и раненых. У большинства беженцев торквесов нет… Но что-то они уж слишком хорошо одеты. Черт побери, это наверняка или бывшие серые, или серебряные, только торквесы им спилили. Дезертиры! Думаю, среди них есть и ученые, и искусные мастера. Старуха Гудериан найдет им применение, можешь быть уверен!
— Но будут ли они хранить ей верность, эти освобожденные граждане, вот в чем вопрос? — недоверчиво усмехнулся Шарн. — Кто здесь может хотеть свободы? Либо только что прибывшие, либо психопаты. Потому что все прожившие некоторое время на Многоцветной Земле охотно приняли власть тану, даже если не удостоились торквеса. Свободная жизнь в лесах им так же по душе, как крапивница.
— Тес! Я ищу Фелицию.
— А-а, эту тебе надо бы взять в свою команду, если…
— …если она раздобудет золотой торквес и станет метаактивной. Удушила бы Йочи за то, что валит на меня всю грязную работу! Как будто нам, слабому полу, мало одной Битвы… О-о!
— Что, нашла?
— Ага. Она в замке Велтейна. На ней торквес… Обыскивает тело в голубых доспехах. Вот так-то, зря Йочи губы распустил! Малышка его обошла, она готовит собственную Битву.
— Не вешай нос! — Шарн встал, потянулся, зевнул, широко разевая рот, и почесал волосатую грудь под открытой туникой. — Все к лучшему, по крайней мере от нее ты избавилась. Пока она привыкнет к торквесу… К тому же нет никакой гарантии, что активные метафункции сочетаются с ее нервной системой. Допустим, она расправилась с Эпоной и помогла вернуть Копье, но все равно она же еще совсем девчонка. Может, она ничего больше и не умеет, кроме как приручать животных.
Айфа снова сосредоточила на нем взгляд.
— Одной Тэ ведомо. Наверное, я слишком устала, чтобы переживать по такому поводу.
Шарн протянул ей руку и помог встать.
— Битва была короткая, зато пирушка длинная. А что, если поклониться королю с королевой да и поплыть себе домой потихоньку? — Он подхватил за тесемки их обсидиановые доспехи и взвалил себе на спину.
— Неплохо бы, — согласилась Айфа, похлопала своего спутника по плечу и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в кончик шершавого носа. — Терпеть не могу платить няньке сверхурочные.
— Ты погляди на эту пьяную банду! Да после такой попойки три дня надо отсыпаться. Боюсь, как бы теперь все наши планы не сорвались. Ведь еще доспехи и оружие надо заново отполировать, а то явимся на Битву, как стадо оборванцев.
— Ну, времени у нас много. — Айфа, предводительница дев-воительниц, залпом осушила кубок меда и снова наполнила его до краев. — За такое дело грех не выпить. Сорок лет нам не представлялось случая как следует напиться… А не поспеем на Отборочный — что с того? Высокие задницы все равно Главного Турнира без нас не начнут.
— Вообще-то конечно, — согласно кивнул Шарн, — маленькую вечеринку мы заслужили.
Супруги-воители уединились в уютной мансарде, где во время официальных приемов обычно располагался оркестр. Но то, что сейчас творилось внизу, едва ли можно было назвать официальным приемом. Казалось, не только участники молниеносной финийской кампании, но и все жители Верхней Цитадели набились в тронный зал пещеры отпраздновать нежданную победу.
Темный эль и мед, сидр и ежевичная настойка рекой лились из полных сталагмитов. Кто еще держался на ногах, то и дело подставляли к ним кружки. Дубовые столы ломились от мяса, сластей и другого праздничного угощения. Перед пустым троном короля Йочи подвыпившая компания играла в жмурки. Другая группа обступила двоих героев битвы, Нукалави Освежеванного и Блеса Четыре Клыка, которые теперь состязались друг с другом в изобретении самого смешного и похабного миража. Зрители выставляли очки одобрительными возгласами, свистом, а иногда и более непристойными звуками.
Сентиментально настроенные пьянчуги собрались вокруг барда-гоблина, исполнявшего довольно заунывную балладу о двух обрученных фирвулагах; он уже добрался до сто шестьдесят пятого стиха. А рядом любители более жизнерадостной поэзии придумывали новые куплеты к популярной солдатской песне «Принцессе блох кормить не должно», обсасывая подробности недуга, обуявшего королевскую дочь, и довольно эксцентричные способы избавления от напасти. Раненые воины, осаждаемые пухленькими шлюшками, едва ворочая языком, хвастались недавней удалью. Тем временем ветераны былых сражений, уткнувшись носами в кружки с элем, ворчали, что нынешнюю победу у Финии не сравнишь с их вылазками в старые добрые времена.
Королева Кланино оберегала сон усталых героев, растащенных по альковам. Король Йочи бродил босой, в перепачканной золотой мантии, в сползшей на одно ухо короне и целовал всех без исключения дам, а заодно и многих кавалеров. Пейлол Стратег, чтобы сбросить напряжение, насосался сайдкара из партии, поставленной коварными первобытными, и теперь храпел в хрустальном гроте короля, положив голову на колени получившей отставку королевской фаворитки Луло.
— Да-а, — повторил Шарп, — пировать, конечно, не грех, коль заслужили… А вот что на уме у первобытных, хотел бы я знать.
— Сейчас посмотрим, — откликнулась Айфа; таким внутренним видением, как у нее, не обладал, пожалуй, больше никто из племени. Да и вообще она была весьма привлекательным существом, если не принимать во внимание слишком развитую плечевую мускулатуру — свидетельство ежедневных упражнений с двуручным мечом. Волосы у Айфы были абрикосового цвета, скуластое лицо усыпано веснушками, глаза темные, мерцающие, как у всех фирвулагов. Она уже сняла доспехи и осталась в мятой юбке и ярко-оранжевой блузке под стать волосам.
— Ага, вот они. Человеческие пленники, или беженцы — называй как хочешь, — расположились на отведенной для них стоянке. А Бурке и его дружки пробираются через Глухую Ложбину в Скрытые Ручьи. Вымокли до нитки…
— Так им и надо, — отозвался Шарн. — Может, хоть их смертоносное железо заржавеет. — Он глотнул из кружки и вытер губы мохнатой лапой. — Черт побери, Айфи, это никуда не годится — кровавым оружием бряцать! Такого у нас еще не бывало! Помнишь, какими проклятьями сыпал один из инженеров-тану перед смертью… До сих пор у меня в ушах стоят: «Богиня отомстит за нас! Будьте прокляты на веки вечные все, кто дерется кровавым металлом! Да смоет их кровавая река…»
— Так это же людям проклятья, а не нам. Как только первобытные помогут нам осуществить наши планы, мы тут же с ними распростимся.
— Конечно, Айфи, а пока хорошо ли использовать первобытных и их железо? Непорядочно как-то!.. Наша древняя воинская религия не тому учит. Старый Пейлол все бухтит, что мы изменили нашей родовой чести, сражаясь бок о бок с людьми, а пакостное железо всю нашу философию превратило в фарс. И знаешь, в душе я согласен. Как можно вести славную войну бесславным оружием? Оно ставит на одну доску могущественных фирвулагов и тану с полуголодными человеческими крысами. Несправедливо!
— Ну да, а тану, по-твоему, сражались честно! — проворчала Айфа. — С их-то иноходцами да псами, что превращают Охоту в побоище! А их людская кавалерия?.. Из-за нее мы последние сорок лет в штаны кладем!
— Где вам, бабам, понять все тонкости рыцарства!
— Это уж точно. Мы стремимся победить всеми правдами и неправдами. — Дева-воительница вновь наполнила свою кружку медом. — Кстати, ты видал, как пехота первобытных расправилась с вражеским эскадроном в Финии?
Шарн угрюмо кивнул.
— Что я могу сказать? Неспортивное поведение! У нас так не принято.
— Да пошел ты! Принято — не принято! У тану тоже было не принято гарцевать верхом, пока не явился этот человек… дрессировщик. Послушай меня, малыш! На нынешней Великой Битве у нас хоть и не будет железного оружия, но можешь башку свою прозакладывать, что новую тактику первобытных мы возьмем на вооружение. То-то будет сюрприз для серых! Я уже отдала приказ оружейникам изготовить необходимые приспособления. Это проще простого.
— Ну, если воины согласятся, тогда… — неуверенно произнес Шарн.
— Твое дело их убедить, — улыбнулась она. Потом выражение ее лица изменилось. — Посиди-ка тихонько, я погляжу, как первобытные возвращаются из Финии… Около трехсот человек из нерегулярных войск ползут по ущельям, а с ними вдвое больше пленников и раненых. У большинства беженцев торквесов нет… Но что-то они уж слишком хорошо одеты. Черт побери, это наверняка или бывшие серые, или серебряные, только торквесы им спилили. Дезертиры! Думаю, среди них есть и ученые, и искусные мастера. Старуха Гудериан найдет им применение, можешь быть уверен!
— Но будут ли они хранить ей верность, эти освобожденные граждане, вот в чем вопрос? — недоверчиво усмехнулся Шарн. — Кто здесь может хотеть свободы? Либо только что прибывшие, либо психопаты. Потому что все прожившие некоторое время на Многоцветной Земле охотно приняли власть тану, даже если не удостоились торквеса. Свободная жизнь в лесах им так же по душе, как крапивница.
— Тес! Я ищу Фелицию.
— А-а, эту тебе надо бы взять в свою команду, если…
— …если она раздобудет золотой торквес и станет метаактивной. Удушила бы Йочи за то, что валит на меня всю грязную работу! Как будто нам, слабому полу, мало одной Битвы… О-о!
— Что, нашла?
— Ага. Она в замке Велтейна. На ней торквес… Обыскивает тело в голубых доспехах. Вот так-то, зря Йочи губы распустил! Малышка его обошла, она готовит собственную Битву.
— Не вешай нос! — Шарн встал, потянулся, зевнул, широко разевая рот, и почесал волосатую грудь под открытой туникой. — Все к лучшему, по крайней мере от нее ты избавилась. Пока она привыкнет к торквесу… К тому же нет никакой гарантии, что активные метафункции сочетаются с ее нервной системой. Допустим, она расправилась с Эпоной и помогла вернуть Копье, но все равно она же еще совсем девчонка. Может, она ничего больше и не умеет, кроме как приручать животных.
Айфа снова сосредоточила на нем взгляд.
— Одной Тэ ведомо. Наверное, я слишком устала, чтобы переживать по такому поводу.
Шарн протянул ей руку и помог встать.
— Битва была короткая, зато пирушка длинная. А что, если поклониться королю с королевой да и поплыть себе домой потихоньку? — Он подхватил за тесемки их обсидиановые доспехи и взвалил себе на спину.
— Неплохо бы, — согласилась Айфа, похлопала своего спутника по плечу и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в кончик шершавого носа. — Терпеть не могу платить няньке сверхурочные.
3
Стражники в белых туниках стояли наготове по периметру площади, огороженной круглыми камнями. Повсюду были выставлены войска в честь прибытия высоких особ: Тагдала, Идоны, Гомнола и братьев Ноданна и Велтейна, которые старались держаться подальше от врат времени и ожидали манифестации со стоическим видом, свойственным всем представителями власти, когда им приходится присутствовать на важной, но неприятной церемонии, да еще происходящей в неурочное время.
— Уже светает, вельможные. Вот они! — провозгласил смотритель замка Питкин.
Столб воздуха над гранитной плитой начал колебаться, как при нагревании. И вот из него материализовались четыре фигуры, повиснув сантиметрах в тридцати над каменной площадкой.
— Синдбад Мореход, Джон Простак, доходяга наркоман и типично английский орнитолог, — мгновенно распределил всех по категориям Питкин. — Наркомана, боюсь, придется отбраковать: организм весь износился. Но остальные подойдут.
Стражники выступили вперед и протянули руки к путешественникам, чтобы помочь им выбраться из провала, отделявшего невидимое устройство профессора Гудериана от твердой плиоценовой почвы.
— Если бы не огромные геологические пертурбации, то пришельцы материализовались бы внутри скального основания, не так ли? — заметил Питкин.
Синдбада тут же избавили от его ятагана; других ошарашенных путешественников прощупывали с помощью детектора металлов на наличие железа.
— Этот новый нюхач — великое изобретение Властелина Ремесел, — комментировал Питкин. — Теперь о контрабанде можно не беспокоиться… Э-э! Еще одно тау-поле, значит, будет и вторая партия.
При повторном цикле врата времени выдали молодого человека в рабочем комбинезоне и с арбалетом, типа с козлиной бородкой, одетого в платье королевы Елизаветы I и своими фижмами доставлявшего массу неудобств попутчикам, загорелую дочерна женщину в пеплосе Аталанты и высоких ботинках на шнуровке и явно омолодившегося негра в пиджаке из дакота, увешанного дюжиной дорогих магнитофонов.
— Все годны, — заключил Питкин. — Пусть вас не смущает наряд королевы Бесе. Под этим усыпанным жемчугами рыжим париком скрывается голова способного инженера… Так, поглядим, что у них за багаж.
Детектор был снова включен, и стражи торопливо извлекли три больших контейнера с наклейкой «Медикаменты», чемодан Канадского клуба, маленькую истеричную собачонку в плетеной корзинке, двадцатилитровую бутыль «Радости» в оплетке, 15-томный «Большой универсальный словарь XIX в.» П.Ларусса и контрабас.
— После освидетельствования пришельцы отправятся в накопитель, — объяснял Питкин. — В связи с чрезвычайной обстановкой мы сделали временную тюрьму — разгородили на секции двор, а на прогулки выводим наружу с собаками. Таким образом, большинство беженцев из Финии с относительным комфортом разместилось прямо в замке, пока мы не переправили их в Мюрию. Счастье еще, что катастрофа случилась во время Перемирия, когда у нас есть дополнительные поставки продовольствия и транспорт для тех, кто едет на состязания. Разумеется, безопасность в это время тоже легче обеспечить.
— Похоже, теперь вы держите ситуацию под контролем, — проворчал Тагдал.
— Для предупреждения катастроф на первоначальном этапе у нас есть схема лорда Гомнола. Надвратный Замок — безусловно, самый удобный перевалочный пункт, отсюда мы вовремя направили помощь на север и перехватили беглецов из Финии на озере Брес спустя всего пять дней после нападения. А теперь, вельможные, соблаговолите пройти в мой кабинет. Я вкратце ознакомлю вас с пересмотренной системой размещения путешественников на период временного выхода из строя Финии, а также с предварительной оценкой роли Надвратного Замка в обеспечении рабочей силы для восстановительных и усмирительных операций.
— Спасибо, Питкин, — поблагодарил Гомнол. — Мы не станем тебя сейчас обременять. Встретимся позже, чтобы обсудить маршруты отправки путешественников во время Перемирия.
Питкин поклонился, принес свои извинения и поспешил по тропе к крепости. В зоне врат времени осталось пять высочайших особ и небольшой отряд солдат, отошедший на почтительное расстояние. Солнце поднялось уже высоко над восточными горами.
— Иногда, — задумчиво произнес король, глядя вслед Питкину, — человеческая добросовестность меня поистине удручает. Никакого тебе справедливого негодования, никакой мстительности или верности присяге. Сплошные пересмотры систем размещения и предварительные оценки!
Глава Гильдии Принудителей от души рассмеялся.
— Ну, мщение — занятие по части Стратега. Мой же департамент призван как можно скорее локализовать и нейтрализовать финийскую катастрофу, чтобы свести к минимуму ущерб, понесенный национальной экономикой. Если бы не чрезвычайная важность бариевых шахт, я вообще был бы склонен списать Финию со счетов.
— Уже светает, вельможные. Вот они! — провозгласил смотритель замка Питкин.
Столб воздуха над гранитной плитой начал колебаться, как при нагревании. И вот из него материализовались четыре фигуры, повиснув сантиметрах в тридцати над каменной площадкой.
— Синдбад Мореход, Джон Простак, доходяга наркоман и типично английский орнитолог, — мгновенно распределил всех по категориям Питкин. — Наркомана, боюсь, придется отбраковать: организм весь износился. Но остальные подойдут.
Стражники выступили вперед и протянули руки к путешественникам, чтобы помочь им выбраться из провала, отделявшего невидимое устройство профессора Гудериана от твердой плиоценовой почвы.
— Если бы не огромные геологические пертурбации, то пришельцы материализовались бы внутри скального основания, не так ли? — заметил Питкин.
Синдбада тут же избавили от его ятагана; других ошарашенных путешественников прощупывали с помощью детектора металлов на наличие железа.
— Этот новый нюхач — великое изобретение Властелина Ремесел, — комментировал Питкин. — Теперь о контрабанде можно не беспокоиться… Э-э! Еще одно тау-поле, значит, будет и вторая партия.
При повторном цикле врата времени выдали молодого человека в рабочем комбинезоне и с арбалетом, типа с козлиной бородкой, одетого в платье королевы Елизаветы I и своими фижмами доставлявшего массу неудобств попутчикам, загорелую дочерна женщину в пеплосе Аталанты и высоких ботинках на шнуровке и явно омолодившегося негра в пиджаке из дакота, увешанного дюжиной дорогих магнитофонов.
— Все годны, — заключил Питкин. — Пусть вас не смущает наряд королевы Бесе. Под этим усыпанным жемчугами рыжим париком скрывается голова способного инженера… Так, поглядим, что у них за багаж.
Детектор был снова включен, и стражи торопливо извлекли три больших контейнера с наклейкой «Медикаменты», чемодан Канадского клуба, маленькую истеричную собачонку в плетеной корзинке, двадцатилитровую бутыль «Радости» в оплетке, 15-томный «Большой универсальный словарь XIX в.» П.Ларусса и контрабас.
— После освидетельствования пришельцы отправятся в накопитель, — объяснял Питкин. — В связи с чрезвычайной обстановкой мы сделали временную тюрьму — разгородили на секции двор, а на прогулки выводим наружу с собаками. Таким образом, большинство беженцев из Финии с относительным комфортом разместилось прямо в замке, пока мы не переправили их в Мюрию. Счастье еще, что катастрофа случилась во время Перемирия, когда у нас есть дополнительные поставки продовольствия и транспорт для тех, кто едет на состязания. Разумеется, безопасность в это время тоже легче обеспечить.
— Похоже, теперь вы держите ситуацию под контролем, — проворчал Тагдал.
— Для предупреждения катастроф на первоначальном этапе у нас есть схема лорда Гомнола. Надвратный Замок — безусловно, самый удобный перевалочный пункт, отсюда мы вовремя направили помощь на север и перехватили беглецов из Финии на озере Брес спустя всего пять дней после нападения. А теперь, вельможные, соблаговолите пройти в мой кабинет. Я вкратце ознакомлю вас с пересмотренной системой размещения путешественников на период временного выхода из строя Финии, а также с предварительной оценкой роли Надвратного Замка в обеспечении рабочей силы для восстановительных и усмирительных операций.
— Спасибо, Питкин, — поблагодарил Гомнол. — Мы не станем тебя сейчас обременять. Встретимся позже, чтобы обсудить маршруты отправки путешественников во время Перемирия.
Питкин поклонился, принес свои извинения и поспешил по тропе к крепости. В зоне врат времени осталось пять высочайших особ и небольшой отряд солдат, отошедший на почтительное расстояние. Солнце поднялось уже высоко над восточными горами.
— Иногда, — задумчиво произнес король, глядя вслед Питкину, — человеческая добросовестность меня поистине удручает. Никакого тебе справедливого негодования, никакой мстительности или верности присяге. Сплошные пересмотры систем размещения и предварительные оценки!
Глава Гильдии Принудителей от души рассмеялся.
— Ну, мщение — занятие по части Стратега. Мой же департамент призван как можно скорее локализовать и нейтрализовать финийскую катастрофу, чтобы свести к минимуму ущерб, понесенный национальной экономикой. Если бы не чрезвычайная важность бариевых шахт, я вообще был бы склонен списать Финию со счетов.