Мажордом с поклоном ретировался, Фелиция и ее спутники прошествовали мимо серых в золотисто-голубых доспехах, стоявших, точно манекены, по обе стороны вестибюля. Кроме них, вокруг не было ни души. Слегка позвякивала бронзовая амуниция диверсантов. Алмазные солереты Фелиции чеканно звенели на мраморном полу. Она опустила забрало своего сапфирового шлема. Остальные, заметив условный знак, ослабили перевязи с болтавшимся на них железным оружием в золотых ножнах. Кланяясь направо и налево, двое из свиты незаметно переместились по бокам от горничных, а те сбросили плащи, обнажив кирасы.
   Они взошли по широкой лестнице, опять не встретив никого из членов Гильдии. Фелиция, припомнив карту, принесенную Эйкеном, стала дальним зрением определять их местонахождение. Но такое было ей пока не под силу, и только благодаря прекрасной ориентации Халида они до сих пор не затерялись в лабиринте коридоров. Ясновидение и поисковые способности, подобно творчеству, были тонким даром и требовали опыта и отточенности, тогда как принуждение и психокинез с приобретением торквеса расцвели в уме спортсменки, будто тропическая растительность в сезон дождей. Фелиция с легкостью контролировала сопровождающего и одновременно оболванила еще десятка три серых, попавшихся на пути. Но вот…
   Бронзовая дверь отворилась. Леди в голубом балахоне вышла в коридор и, завидев процессию, направила ей телепатическое послание.
   «Привет тебе, сестра, от Нинельвы! Позвольте вам помочь в ваших поисках.»
   — Бурке! — закричала Фелиция. — Я могу лишь на секунду задержать ее.
   Огромный индеец выступил вперед; его лицо под бронзовым ободком украшенного плюмажем котелка-шлема было бесстрастно. Он извлек из ножен короткий железный меч, одной рукой притянул к себе женщину, как бы желая обнять, и вонзил его прямо в сердце.
   Их сопровождающий стоял как вкопанный — золотисто-голубой робот, ожидающий приказов.
   — Ее предупредили? — спросил Бурке.
   — Нет, — ответила Фелиция. — Оттащи тело за дверь и прочь отсюда. Нам еще долго идти.
   Они двинулись по коридору дальше, поворачивая то направо, то налево, проходя под разукрашенными арками, и никто из них, кроме Халида, уже не знал, где находится. Освещение становилось все более слабым. Изредка им попадались невнимательные охранники, на которых они не обращали ни малейшего внимания. Наконец они очутились перед массивной двустворчатой дверью более десяти метров высотой; на ней сияло золотом геральдическое изображение мужского лица.
   — Видимо, здесь, — пробормотала Фелиция и послала одурманенному сопровождающему принудительную команду: «Ты откроешь нам вход на фабрику торквесов.»
   «Я не могу. Ни один серый этого не может.»
   — Черт! — прошипела девушка. — Всем отойти! Будем надеяться на лучшее.
   Шестеро серых охранников при полном вооружении расступились и удалились, подобно механическим куклам; за ними последовал сопровождающий. Фелиция застыла перед створками огромных бронзовых дверей, откинув назад голову в шлеме, опустив по швам руки и крепко сжав кулаки. Желтый отшлифованный металл позеленел по стыку, потом стал синим, фиолетовым, засветился, когда ее психокинетическая сила привела в колебательное движение молекулы металла, плавившегося в течение тридцати долгих секунд.
   Диверсанты стояли, словно в трансе, держа наготове железное оружие. Жар от расплавленной бронзы и едкий запах ударили в ноздри, и все медленно отступили от миниатюрной фигурки, которая теперь подняла сверкающие сапфировые руки и повелела взломанной двери широко распахнуться.
   За дверью царила темнота. Фелиция отважно перешагнула дымящуюся лужу расплавленной бронзы.
   В кромешной тьме вдруг взорвалась яркая вспышка голубого огня. За ней мелькнула вторая, точно от красного стронция, и еще одна — фиолетовая. То были светящиеся силуэты фигур, похожих на человеческие, но каждая почти вдвое выше Фелиции. Зеленые, золотисто-розовые, зловеще-алые огни вспыхивали и повисали во мраке. Целая толпа. Пятьдесят или шестьдесят гуманоидов надвигались с поднятыми щитами, мечами и забралами, так что спутники Фелиции отчетливо видели презрительное торжество в глазах потомства Нантусвель.
   — Я — Имидол, — прогремел голос предводителя в голубых доспехах. — Ваша смерть.
   Фелиция послала в него трехметровый огненный шар.
   — Железо! — пронзительно крикнула она. — Бейте их железом! Я обвалю крышу!
   Один за другим в коридоре громыхнули четыре взрыва. Тану в драгоценных доспехах вылетели из-за внутренней двери, словно стая ангелов-мстителей. Нападающие натянули тетивы своих луков. Слышались душераздирающие крики, свист метеоритов, глухой рокот обрушивающейся каменной кладки; помещение наполнили запахи озона, пыли, отбросов, паленого мяса.
   Амери прислонилась к стене коридора и, почти ослепленная дымом, лихорадочно выпускала стрелы по высоким сверкающим фигурам. Волны психической энергии били по ее незащищенному уму. Параллельно физической схватке разворачивалась метапсихическая, но, к счастью, абсолютно нормальная монахиня улавливала лишь ее обертоны. Когда колчан опустел, она сжала обеими руками копье с коротким древком и, вверив свою душу Иисусу, приготовилась умереть.
   Эхом разнесся по Гильдии грохот рухнувшей стены — благо, на фабричное помещение, а не на коридор. Все до единого алмазные метасветильники погасли, и освещением теперь были только сверкающие доспехи тану, вспышки астрального пламени и редкие искры окалины. Комнату заволокло дымом. Амери упала на колени, чтобы хоть немного отдышаться. Но пол был завален обломками известняка, металлическими канделябрами, кусками алмазных и бронзовых доспехов и мягкими темными глыбами, из которых летели искры и сочилась кровь.
   Амери медленно поползла через задымленный зал. В мгновенной вспышке перед ней мелькнуло бородатое лицо Уве Гульденцопфа. Голова его лежала на полу. Тела не было.
   Содрогаясь от рыданий, машинально сжимая копье с железным наконечником, она продвигалась вдоль стены. За спиной гремели новые взрывы, и слышался шум накатывающей лавины. Где-то поблизости, точно сирена, вопил женский голос. Что-то огромное, розовое нависло над ней, вынырнув из гущи схватки, затем такая же глыба, только сияющая зеленым и белым светом. Умственная бомбардировка усилилась. Амери распласталась на полу, не в силах даже молиться. Одна нога полностью онемела. Мозг был наполнен все раздирающей пульсирующей болью, отдававшейся в зубах и глазах. Дым и огонь немного отступили, и вся сцена вдруг отодвинулась куда-то вдаль. Бедняжка парила над собственным телом и видела, как один кожаный ботинок обуглился, а в прокопченной бронзовой кирасе зияла огромная вмятина на уровне почек. Из правой руки от локтя до запястья торчала голая кость.
   — Чего ты ждешь, ангел? — испытующе спросила монахиня.
   Но не умерла. Вселившись обратно в истерзанное, распластанное на полу тело, она с трудом раскрыла веки и поглядела на склонившегося над ней невысокого человека в сверкающих голубых доспехах.
   — Это ты! — вскричала она с радостным облегчением. — Так мы все же победили!
   Алмазная рукавица приподняла голубое забрало. Человек с огромным носом и смешливыми глазами взирал на нее сверху вниз, обнажив в улыбке мелкие, безупречно ровные зубы. Она никогда прежде его не видела.
   — Нет, — ответил Гомнол, — вы не победили.
   Амери почувствовала, как ее искалеченное тело оторвала от пола и удерживает на весу психокинетическая сила главы Гильдии Принудителей. Он устремился в ад, и она поплыла следом, будто нелепая надувная кукла. Клубы дыма рассеивались перед ним, маленькие язычки пламени гасли. Лицо его лучилось, освещая руины. На пути громоздились гигантские неподвижные формы в стеклянных доспехах и тела поменьше. Монахиня разглядела Ванду Йо: рот ее был разинут в последнем беззвучном крике; Герта и Ханси, неразлучных в смерти, как и в жизни, придавило каменной балкой. Халид сидел у стены, являя собой пародию на Богоматерь скорбящую: на мертвых его руках возлежал воитель тану, пронзенный железным копьем.
   — Салям алейкум, бай! — прошептала она, и Халид растворился в темноте.
   — Фабрике нанесен лишь поверхностный ущерб, — удовлетворенно сообщил Гомнол. — Надо признать, я свалял дурака. Довольно неприятно теперь рассыпаться в благодарностях перед потомством за спасение моей обители, особенно если учесть, что вы многих из них положили. Впрочем, пустяки.
   Вспышка радужного света озарила подступавшую к ним темноту, и оглушительный голос отчеканил:
   — Добро пожаловать, лорд Гильдии Принудителей! Лучше поздно, чем никогда.
   Гомнол подошел к проему, где прежде были бронзовые двери. Остатки дыма и метапсихических паров рассеивались перед когортой рыцарей, небрежно опиравшихся на широкие мечи и стеклянные копья. Вождь Бурке и Бэзил, обгоревшие, окровавленные, от лодыжек до шеи опутанные стеклянной цепью, стояли на коленях перед полубогом в рубиновых доспехах. Рядом на полу распростерлась Фелиция без шлема, глаза закрыты, в лице и шее ни кровинки, если не считать мягкого сияния торквеса, сливавшегося с золотом волос.
   Гомнол умственным посылом направил Амери к другим пленникам и, осторожно опустив ее на пол, ответствовал обратившемуся к нему голубому тану:
   — От имени Гильдии выражаю благодарность тебе, брат Имидол, лорду Куллукету и всему потомству. Вы и впрямь подоспели как раз вовремя. Фабрика торквесов, кажется, не понесла серьезного ущерба.
   — Да, она цела.
   — Превосходно!
   Маленький золотой футляр, прикрепленный к поясу Гомнола, открылся, оттуда вылетела сигара. Лорд откусил кончик, запалил табак с помощью психической энергии и с наслаждением выпустил в потолок дрожащее кольцо дыма.
   — Из моих личных источников информации я узнал, что сегодня ночью готовится диверсия, — произнес он. — Правда, нас ввели в заблуждение, сообщив, что они попытаются проникнуть со стороны основного бастиона. Я устроил засаду там. Лорд Бормол и лорд Меченосец любезно вызвались быть нашими наблюдателями. Они будут здесь с минуты на минуту. — Гомнол уверенным взглядом окинул сгрудившееся перед ним потомство. — Если позволите, я избавлю вас от труда по очистке помещения. Целители спешат сюда, чтобы оказать помощь нашим пострадавшим братьям. Легкораненые наверняка к началу Битвы уже освободятся от целительной Кожи.
   Пылающее лицо Имидола казалось высеченным из горного хрусталя.
   — Мы потеряли пятнадцать рыцарей нашего священного ордена. Их сразило железо. Они уже в объятиях Таны, и никакая Кожа не в силах им помочь.
   Гомнол нахмурился, уставившись на кончик своей сигары.
   — Какой ужас! Чудовищно! — Он махнул рукой на Фелицию. — Но я вижу, вы отомстили первобытной женщине.
   — Она не умерла, — ответил рубиновый Куллукет. — Я просто связал ее умственными нитями. Наше возмездие еще впереди.
   — Так точно! — откликнулись остальные. — Возмездие всем изменникам!
   Гомнол застыл на месте. Дым от его сигары игриво поднимался кверху и вытягивался в брешь пробитого потолка.
   — Эта женщина выказала недюжинный запас психической энергии, — заметил Имидол.
   — Гораздо более мощный, чем мы ожидали, — подтвердил Куллукет. — Троих из нас она уложила одной лишь силой своего ума.
   — Мы с большим трудом совместными усилиями усмирили ее, — хором откликнулись золотисто-розовые братья-близнецы Кугал и Фиан.
   — Но не раньше, чем она совершила свое последнее преступление, — заключил Имидол. — Ты понимаешь, о чем речь.
   Доспехи и лица потомства разгорались все ярче. Совершенно четкая мысль второго принудителя отразилась в скопище умов.
   — Стойте! — крикнул Гомнол.
   Вся его метапсихическая мощь взревела, чтобы помешать им и заслонить свою душу от массированного мозгового удара сорока семи гуманоидов, сплотившихся вокруг ненависти Имидола, сына Нантусвель и Тагдала, будущего главы Гильдии Принудителей.
   — Вы не смеете… — задохнулся Эусебио Гомес Нолан, — не смеете… посягнуть на жизнь своего брата. Тана этого не допустит!
   «Ты не брат нам, ты ЧЕЛОВЕК, изменник, состоящий в сговоре с чудовищем Эйкеном Драмам, мы знаем, мы уверены, и потому ты умрешь… умрешь…»
   — У вас нет доказательств! Нет… доказательств! — Гомнол скорчился, затем позвоночник его неестественно изогнулся назад. В своих тяжелых доспехах он камнем рухнул на пол.
   — У потомства есть доказательства! — вскричал Имидол. — А доказательства для остальных мы получим потом. Сейчас ты умрешь как герой, как последняя жертва преступницы Фелиции — и такова будет официальная версия до тех пор, пока нас это устраивает, пока мы не сочтем нужным разоблачить всю гнусную подоплеку твоей измены! Умри, узурпатор! Умри!
   Последний крик вырвался из уст Гомнола. Скрюченные конечности распрямились. Лицо внутри шаровидного сапфирового шлема посерело, затем побелело. И вот перед потомством Нантусвель уже лежит скелет и скалит белоснежные зубы. Упавшая на пол сигара еще долго распространяла вокруг свой аромат.

 
   Куллукет Дознаватель надел серые торквесы на шеи Амери, вождя Бурке и Бэзила. Затем скалолаза — единственного из троих, кто мог еще держаться на ногах, — заставили взять железное лезвие и спилить золотой торквес Фелиции.
   — Ей тоже серый? — полюбопытствовал Имидол.
   — Потом, — отозвался Дознаватель. — Не хочу портить удовольствия, облегчая себе задачу.


16


   На славу угостившись ранними букашками, козодой привольно кружил по предрассветному небу. За вершинами Юры оно уже розовело. Зашевелились стаи травоядных на плато. Замок тоже понемногу просыпался, но, к сожалению, нигде не было и следа людей-невидимок.
   Козодой долго и безрезультатно парил над землей. Какая досада, ему до сих пор не удалось установить местонахождение Клода и мадам Гудериан! Значит, прячутся под землей. Без сомнения, мадам решила усилить свой творческий иллюзионизм естественным щитом из твердого гранита и плотно утрамбованной земли. Ну да ничего, рано или поздно они выйдут к вратам времени, и тогда он их зацапает.
   Никто из обитателей Замка пока ничего не знал о прибытии Эйкена. Он прилетел сюда прямо из долины Роны, спрятал Копье в вершине росшего на берегу платана и устремился сюда на разведку. Кого волнует, что птаха порхает над окрестностями при дневном свете? Хорошо бы, конечно, отыскать их укрытие, вернуть себе человеческий облик и самому привести на место отряд из Замка!
   Однако это чертовы перечницы, эти воркующие голубки его одурачили. Ну и ладно.
   Вообще-то вся история прелестна, как подумаешь. Фатальна, но прелестна. Разумеется, ничего у них не выйдет. Откуда? У стотридцатитрехлетних развалин! Какая дикость, им бы довольствоваться стариковским воркованием в Герсиньянском лесу и жевать свою жвачку — так нет, впутываются в серьезные игры!
   Но раз уж впутались — поделом. Теперь он ничем не может им помочь. Впрочем, он ликвидирует их из фотонной пушки быстро и милосердно, по крайней мере старичков не поволокут на Великую Битву и не сварят заживо в стеклянной реторте, которую тану изобрели для изменников. Гомнол пытался убедить Эйкена, что ритуальная смерть стратегически необходима. Но к дьяволу Гомнола! Пускай потешит свои садистские наклонности, увидев две седые головы насаженными на пики.
   Ага! Снова зашевелились. Главные ворота Замка отворяются. Выходит множество солдат вместе с хранителями врат времени в белых одеяниях. Да, уже светает.
   Он расправил крылья и спустился пониже, чтобы лучше разглядеть происходящее.
   Над ним нависло странное холмистое облако-серое на серовато-розовом фоне, с малиновыми краями. Снизу оно напоминало вымя. Один из воздушных мешков удлинялся, как грудь тануски, а внутри облака шло какое-то копошение. Мешок наконец превратился в висячий рукав, затем в мини-торнадо с крыльями, наворачивающими несколько сот километров в час. Изгибаясь, облако стремительно двигалось по небу и громко жужжало. Но с утра на плато поднялся ветер, и существа, собравшиеся, как обычно, в зоне голой скалы, не различили постороннего звука.
   Козодой тоже не углядел небесного вихря, пока тот не всосал его в себя, не завертел с огромной центробежной силой и не шлепнул в пересохшую лужу километрах в трех от врат времени… Ошарашенный плут пришел в себя лишь через несколько минут и уселся в луже, проклиная любопытных маленьких гиппарионов, подошедших обнюхать его грязную физиономию.
   И вдруг ум его вздрогнул от далекого, но странно знакомого призыва: он узнал про Гомнола. К тому времени, как Эйкен взял себя в руки и полетел назад к вратам времени, там тоже все было кончено.

 
   — Cheri! — сказала она. — Пора.
   Он зевнул, откинул со лба серебряные волосы, затем потянулся и схватил ее за тонкие запястья.
   — Fou note 27, — прошептала она, когда вновь обрела дар речи.
   — Мы с тобой два сапога пара.
   Она тихонько засмеялась, что привело к новому приступу мучительно сдерживаемого кашля. Он заметил кровь на платке.
   — Давно это у тебя? Анжелика, почему ты молчала?
   — Не хотела тебя беспокоить. Я принимаю лекарства Амери. Что еще тут можно сделать? Все, хватит разговоров! Труба зовет. Скоро это уже не будет иметь значения.
   — Мы выкрутимся, черт возьми! — прохрипел он.
   Она отошла в сторонку, а он вытащил из гранитной стены несколько верхних камней, чтобы можно было протиснуться в отверстие. Раскидистый куст акации служил завесой их убежищу. За ним пролегало русло пересохшего потока; здесь она скрывалась четыре с лишним года назад, как только прибыла в плиоцен.
   Идею спрятаться именно в этом месте, на расстоянии менее километра от зоны люка, подал Клод. За шесть суток до намеченного времени, безлунной ночью, невидимки явились сюда, расширили яму, прорытую корнями старого куста, и юркнули в подземный грот, изнутри заложив отверстие камнями. Изредка в ночные часы под прикрытием ее метафункций они осмеливались выбираться наружу. Пещера была почти в человеческий рост и метра три в длину — жить можно.
   Когда они покидали свое пристанище в последний раз, Клод расслышал ее полушутливое прощание:
   — Adieu, petite grotte d'amour note 28.
   — Словно два паука в банке, — усмехнулся он. — Однако тебе не удалось меня сожрать, ma vieille note 29. Жаль, что время пролетело так быстро.
   — Хорошенького понемножку, — ответила она, улыбаясь. — Думаю, мы достигли отметки plus qu'il n'en faut — больше чем достаточно.
   Она подала ему янтарь с подписанным ее рукой посланием, затем накрыла их обоих плащом своих иллюзий. Они выкарабкались по отвесной стенке из убежища, расположенного на четырехметровой глубине. Обнаружить их мог бы разве что очень опытный метапсихолог, специально настроившийся на ее волну. Теперь оставалось преодолеть пешком короткое расстояние и выполнить поставленную задачу. А потом — снова в укрытие, и уж там как судьба распорядится…
   Прошлой ночью — вернее, уже утром — они попытались выяснить судьбу диверсантов. Мадам долго вслушивалась в отдаленный гомон, доносившийся до ее мозговых локаторов с Балеарского полуострова… Но толком ничего не разобрала, а вызывать не решилась. В конце концов они просто помолились за своих друзей, опять занялись любовью и заснули. Накрывшись одеялом, она задыхалась от кашля. Ее внутренний будильник разбудил их в назначенное время.
   Подгоняемые свежим утренним ветром, они приблизились к вратам времени и к группе столпившихся возле них людей. Небо на востоке отливало желтизной, день обещал быть жарким. Это особенно чувствовалось после холода пещеры, где было вдоволь еды, питья и мягкие надувные постели, благодаря чему время прошло легко и приятно. Он рассказывал ей о Жен, она ему о Тео, но в основном любовники изучали друг друга, как изучают старые мудрые счастливцы, у которых в крови еще достаточно адреналина, потому они так опасно смелы и живучи.
   Они были уже у портала…
   …как вдруг мир почернел.
   Оба вскрикнули, но звук утонул в черноте, точно в вате. Казалось, они все еще стоят на твердой почве, хотя их окутала кромешная тьма… до тех пор, пока ее не прорезал луч света, расширившийся до размеров солнца — сверкающего лица Аполлона.
   — Я — Ноданн.
   Это конец, сказал себе палеонтолог, теперь она не вынесет бремени вины.
   Стратег говорил вслух, но они знали, что, кроме них, никто его не слышит.
   — Я знаю, кто вы такие и каковы ваши намерения. Пора положить конец вам и вашему вмешательству.
   Мысль Анжелики была почти смиренной: «На сей раз вы победили, вы можете убить нас, но придут другие и закроют дьявольские врата.»
   — Не закроют, — ответил Ноданн. — Потому что для этого я выбрал вас.
   — Огромная маска сияла ослепительным ментальным светом. — Мой народ никогда не понимал того огромного вреда, что вы нанесли нам, открыв путь сквозь тысячелетия. До сих пор к нему никого не подпускали. Даже я не решался закрыть его своей властью. Но наконец нашелся способ. Вы исполните мою волю, совпадающую с вашими целями, к коим вы стремились с момента своего прибытия в изгнание. Полагаю, вы меня поняли.
   Клод: «Да, вполне».
   — Мои соплеменники возложат на вас двоих ответственность за преступление. Им будет легче смириться с постигшим их бедствием, если они узнают, что атаманша мятежников и человек, разбомбивший Финию, изгнаны из Многоцветной Земли… Но я не могу принудить вас к такому поступку: охранники врат обнаружат мое соучастие. Поэтому вам придется действовать самостоятельно… и в открытую.
   Анжелика: «Тем лучше. Еще одно доказательство для них… на постоялом дворе.»
   Клод: «Я доволен, что взорвал ваш рабский город! Вы, очевидно, думаете, что закрытие врат времени спасет тану от новых человеческих мятежей. Но вас ждет разочарование. Никогда больше уже не будет как прежде.»
   Солнечный лик потемнел. Голос Ноданна прокатился в их умах:
   «Убирайтесь туда, откуда пришли, проклятые!»
   Клод: «Дурак ты. Мы пришли отсюда.»
   Их человеческий слух вновь различил пение птицы. Настоящий солнечный диск выплывал из-за горных хребтов, нависавших над Роной. Не выброшенный камень, а сияющий метеор повис над скалистой площадкой, над хранителями портала и солдатами.
   Пока иллюзии не рассеялись, старики что было сил бросились по сухому дерну к вратам. Четверо путешественников материализовались внутри тау-поля и получили поддержку в сошествии на землю плиоцена.
   Анжелика споткнулась. Клод схватил ее за руку, расталкивая солдат и ошарашенных людей из будущего.
   — Прыгай, не то начнется повторный цикл!
   Один из вооруженных солдат вскрикнул и рванулся вперед, размахивая бронзовым мечом. Обретя видимость, старик со старухой об руку повисли в воздухе. Временное поле повернулось вспять, и они исчезли.
   Высоко в небе козодой прокричал яростное «квик-квик-квик» и улетел.

 
   Лишь один из постояльцев, путешествие которых столь неожиданно сорвалось, не впал в истерику. Все еще держа в руках сплетенную из водорослей сеть и сложенные в мешок пузырьки с образцами лекарств, он раздраженно отвечал на вопросы управляющего Мишимы.
   — Говорю же, они стояли там. Мы видели их какую-то долю секунды, прежде чем зеркала сомкнулись… И оба превратились в скелеты! Потом в пыль… Я требую объяснений, господин управляющий! Инструкция гласит, что путешествие во времени не предусматривает никаких случайностей…
   Второй управляющий, стоявший на дозорной вышке, опустившись на колени, позвал:
   — Эй, Алан, взгляни-ка!
   — Прошу вас, доктор Биллингс, поднимитесь наверх и подождите вместе с остальными. Я скоро приду.
   Когда доктор удалился, управляющие склонились над кучкой пепла. В ней просматривался причудливый орнамент, утопленный внутри какого-то варварского ожерелья. Мишима взял его в руки: сверкающие хлопья — все, что осталось от внутренних компонентов, — выпали из крохотных отверстий и смешались с пылью.
   — А здесь… о Боже! — Другой чиновник обнаружил два плоских кусочка янтаря со светящимися внутри буквами. — Надо срочно доложить директору, Алан.
   — Да, — вздохнул Мишима. — И сказать Биллингсу и компании, чтоб не ждали.
   Два резных кольца были обнаружены позже, когда пыль с крышки люка аккуратно смели в пакет из фотопленки и отправили на хранение в личный сейф смотрителя постоялого двора для дальнейшего исследования.

 
   А шесть миллионов лет назад в комнате без дверей рыдали Бреда и Элизабет. Ясновидение, как и предполагала последняя, лишь ухудшило дело.



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВЕЛИКАЯ БИТВА




1


   В эпоху Галактического Содружества от горы осталось одно воспоминание. На месте ее находится небольшой средиземноморский остров Менорка, восточный в группе островов, некогда именовавшихся Гесперидами. Пик Монте-дель-Торо, достигающий 400 метров над уровнем моря, — самая высокая точка этого клочка земли. Большинство древних горных лабиринтов разрушено в результате водной и ветровой эрозии.
   Но шесть миллионов лет назад гора являла собой поистине внушительное зрелище. Первые пришельцы с Дуата, впервые увидев посреди Балеарского полуострова каменную громаду с вершинами-близнецами, меж коих раскинулся альпийский луг (место тайных свиданий Брайана и Мерси), нарекли ее Горой Луганна и Шарна — в честь первого ритуального поединка тану и фирвулагов над Могилой Корабля. Позже она получила название Горы Героев. По личному распоряжению Бреды (одному из немногих) гора была передана в собственность Гильдии Корректоров. На юго-восточном склоне, нависшем над Мюрией и Серебристо-Белой равниной, выросло лечебное и исследовательское учреждение. А после смутных времен, окончившихся изгнанием Минанана, было найдено применение и пещерам в недрах горы: поначалу они служили гробницами великих умерших, затем стали использоваться для менее священных целей.