Страница:
— Так я и думала! — леди насмешливо посмотрела на своего седовласого слугу.
— Говорят, в этом году ревуны осмелились явиться на юг! — рискнул вставить свое слово подмастерье. — Чувствуете, как кругом неспокойно?
Леди в тревоге замахала руками.
Предводитель ее свиты, детина с лицом цвета дубленой кожи, угрожающе схватился за рукоять меча.
— Эй ты, чучело, не смей пугать мою благородную хозяйку!
— Но Галучол правду говорит, мой храбрый капитан, — поспешно заметил ювелир. — Вы не думайте, настоящие фирвулаги сами не меньше озабочены. Одной Тэ ведомо, что на уме у лесных бесов. Но уж мы будем начеку, чтобы они не затесались в наши ряды во время Великой Битвы.
Женщина вздрогнула.
— Мы берем ваш янтарь, мастер. Меня тронула участь любовников-букашек. Заплати ему, Клавдий.
Дворецкий, ворча, достал из висящей на поясе мошны монету. Затем взгляд его упал на поднос с кольцами, и на лице его появилась загадочная улыбка.
— Пожалуй, мы возьмем и вот эти два кольца. Заверните, пожалуйста.
— Но сэр! — воскликнул фирвулаг. — Известно ли вам, что резные кольца имеют символическое значение?
Из-под белоснежных бровей старика сверкнули холодные зеленые глаза.
— Я сказал, мы берем их! И блудливых букашек тоже заворачивай, да поживей! Мы опаздываем на важную встречу.
— Да-да, я мигом, достойный господин! Ну ты, лоботряс, чего рот разинул, пошевеливайся! — Ювелир низко поклонился мадам Гудериан и подал дворецкому завернутые в мягкую бумагу покупки. — Да сопутствует вам удача, миледи, надеюсь, мои изделия принесут вам счастье.
Старик в сером торквесе рассмеялся. Затем, пожалуй, с излишней для своего статуса фамильярностью взял женщину под руку и сделал знак эскорту сомкнуть строй.
Когда покупатели растворились в толпе, Галучол озадаченно почесал в затылке.
— Может, он для кого другого кольца-то купил?
Ремесленник многозначительно ухмыльнулся.
— Эх ты, святая простота!
Герт просунул рыжую голову в палатку.
— Пожалуйте, мадам. Аккурат на две половинки распилено. И букашек не задели.
— Спасибо, сынок. Об остальном мы с Клодом сами позаботимся. Скоро полдень, так что займите наблюдательные посты на окрестных скалах. При первом же сигнале тревоги я прерву связь.
— Слушаюсь, мадам! — Голова исчезла.
— Вот послание. — Клод подал ей глиняную пластину. — Все слово в слово, только написано моей рукой. Цемент у тебя есть?
Мадам Гудериан склонилась над лежащими на столе кусками янтаря.
— Voila! note 19 — произнесла она наконец. — Один возьмешь ты, другой я, par mesure de securite note 20. Я оставлю себе трогательных влюбленных букашек. Женщине как-то пристойнее быть сентиментальной.
Они внимательно разглядывали послания. Под красновато-золотой прозрачной смолой светились слова, выбитые на глиняных пластинах:
ПЛИОЦЕНОВАЯ ЕВРОПА — ПОД ВЛАСТЬЮ РАСЫ ЗЛОБНЫХ ГУМАНОИДОВ.
РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ЗАКРОЙТЕ ВРАТА ВРЕМЕНИ.
ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
Анжелика Гудериан, Клод Маевский
— Как думаешь, поверят они нам? — спросила Анжелика.
— Ну, подписи-то сличить проще простого. К тому же, как ты сказала, два свидетельства надежнее одного. Слава Богу, я уже слишком стар, чтобы подозревать меня в мошенничестве.
Они долго молчали, сидя рядышком. В закрытой палатке было очень жарко. Мадам откинула со лба прядь седеющих волос. На виске блеснули капельки пота.
— Все-таки ты дурак, — наконец произнесла она.
— Поляки всегда были падки на властных женщин, ты разве не знала, Анж? Прославленные полководцы, как побитые собачонки, поджимали хвост перед благородным гневом дамы. К тому же я слишком старомоден, чтобы компрометировать себя, спрятавшись на неделю с такой особой, как ты, в паучьей норе, и все это время мысленно распевать «Марсельезу», пока остальная моя амуниция стоит по стойке «смирно!».
— Quel homme! C'est incroyable! note 21
— Только не для поляка! — Клод взглянул на часы. — До полудня пятнадцать секунд. Будь готова, старушка!
Элизабет и Главный Целитель Дионкет склонились над колыбелью черного «торквеса». Чистокровный маленький тану выглядел старше своих трех лет не только из-за длинных конечностей, но и из-за печати страдания на все еще красивом личике.
Малыш был голенький, только чресла прикрыты салфеткой. Водяной матрац поддерживал опухшее тельце с таким удобством, какое только позволяла медицинская технология. Кожа ребенка была темно-красного цвета; пальцы, уши, нос и губы почернели от гиперемии. Шея под маленьким золотым торквесом покрылась волдырями — видимо, ее сожгли какой-то мазью, наложенной в тщетной попытке облегчить страдания. Элизабет проскользнула в разрушающийся детский мозг. Свинцовые веки приподнялись, открыв невероятно расширенные зрачки.
— Если мы снимем торквес, станет только хуже, — сказал Дионкет. — Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью — в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три.
Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам.
«Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький… Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет.»
Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло.
«Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!»
Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки.
— Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью.
«Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать…»
— Нет, мне надо уходить.
«Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?»
— Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание.
Ни единого проблеска сочувствия, сопереживания не появилось за ее умственным экраном. Но Главный Целитель был стар и знал другие способы читать в душах.
«Ты осталась вопреки изощренному презрению к нам, вопреки своему эгоизму — потому что тебя тронули страдания этих несчастных.»
— Конечно, тронули! Хотя все, что здесь происходит, мне глубоко омерзительно. И я непременно уйду от вас… Ну что, будем тратить время на бессмысленную перепалку или я все же попытаюсь помочь больным детишкам?
«Элизабет, Бреда уже близка к пониманию своего видения, если бы ты помогла ей истолковать…»
— Бреда — паучиха! Потомство Нантусвель предупреждало меня об этом. Те по крайней мере — честные варвары и не скрывают своей враждебности. А Бреда плетет паутину… К дьяволу вашу Бреду! — Оттенок горечи лишь на мгновение прорвался в ее голосе. — Так мы будем продолжать или нет? И, пожалуйста, говорите со мной вслух, Главный Целитель!
Лорд Дионкет вздохнул.
— Жаль. Бреда, как и все мы, пыталась тебя удержать, потому что ты нам очень, очень нужна. Но, видимо, мы не уделили должного внимания твоим нуждам. Прости нас, Элизабет.
— Ладно, — улыбнулась она. — Теперь скажите, какой процент ваших детей подвержен столь страшному недугу.
— Семь процентов. Так называемый синдром «черного торквеса» может проявиться в любом возрасте вплоть до полового созревания, после чего адаптация предположительно находится в гомеостазе. Большинство случаев заболевания падает на возраст до четырех лет. Гибриды вообще не подвержены такому страшному недугу, у них наблюдаются лишь небольшие дисфункции, свойственные чистокровным людям. Но даже если отклонения принимают серьезный характер, их можно всегда устранить путем коррекции. А вот «черным торквесам» мы помочь пока бессильны… или, по крайней мере, были бессильны до настоящего момента. Ты совершила чудо! В глубинной коррекции Галактическое Содружество далеко обогнало нас. Коль скоро ты не согласна остаться, могу я хотя бы надеяться, что до ухода ты облегчишь муки остальных малышей?
«Вот как? Наблюдать за агонией невинных младенцев, с болью в сердце созерцать бессмысленное, неуправляемое, бесполезное зло — за что мне это все, за что им, бедным детям, зачем, кому они нужны, ваши проклятые торквесы?»
«Такова наша судьба, Элизабет, иного пути мы не знаем. А ты, однажды познав активность, смогла бы отвернуться хотя бы от ее подобия?»
Два могущественных «эго», две обнаженные силы столкнулись на миг, прежде чем снова поставить заслоны. Элизабет в своем могуществе продолжала смотреть на него сверху вниз, он же покорно склонился перед ней, готовый уступить во всем и предложить… Что он мог ей предложить? Не больше, чем все остальные, ему подобные.
Элизабет наверняка взорвалась бы, не будь она уверена, что целитель-гуманоид и не думает ею манипулировать. От его щемящей искренности к глазам Элизабет подступили слезы, и она мягко ответила:
— Я не могу принять ваше предложение, Дионкет. Мотивы мои сложны и носят глубоко личный характер, но кое-какие практические соображения я все же выскажу. Потомство Нантусвель не оставляет мысли разделаться со мной даже теперь, когда Бреда наложила вето на план Гомнола скрестить меня с королем. Ныне они озабочены тем, что я могу родить детей от Эйкена Драма или как-то скооперироваться с ним в ходе Великой Битвы. Вы достаточно изучили мою личность, чтобы понять: ни то ни другое для меня неприемлемо. Но потомство думает лишь о своих династических интересах. Сейчас они слишком заняты приготовлениями к Битве, поэтому допекают меня изредка, мимоходом, и все же я нигде не могу спать спокойно, кроме как в комнате без дверей. Вы и ваша группировка не в силах защитить меня от массированных атак, которыми руководит Ноданн. Они настроены очень решительно. А во сне я уязвима. Не могу же я на всю оставшуюся жизнь запереть себя в доме Бреды или отбиваться от этой шайки дикарей!
— Но мы пытаемся изменить прежнее законодательство! — вскричал Дионкет. — Ты могла бы помочь нам в борьбе против потомства Нантусвель!
— Как вам известно, мой ум абсолютно неагрессивен. Сначала добейтесь своих великих перемен, а потом обращайтесь ко мне.
— Да поможет нам Тана, — смиренно ответил лорд Дионкет. — Когда ты намерена нас покинуть?
— Скоро, — ответила Элизабет, снова взглянув на спящее дитя. — Я проведу курс терапии с несчастными малютками, чтобы вы и ваши самые талантливые ассистенты могли понаблюдать за ходом лечения. Возможно, вам удастся усвоить программу.
— Мы очень благодарны тебе за руководство… А теперь, если не возражаешь, давай ненадолго оставим эту скорбную обитель. Хотя ты искусно прячешь свои чувства, я знаю, контакт с «черными торквесами» угнетает тебя. Пойдем на террасу, подальше от патологической ауры больного.
Высокая фигура в красно-белых одеждах выплыла из палаты в прохладный мраморный коридор, а затем на обширную, выходящую в сад террасу. Отсюда, с Горы Героев, открывался великолепный вид на город, на весь полуостров, солончаковые пустоши и лагуны, раскинувшиеся под ярким полуденным солнцем. Казалось, солнечные лучи зажигают засевший в мозгу крик боли и отчаяния маленьких умишек. Дневное сияние так ослепило Элизабет, что она споткнулась и… услышала зов:
«Ясновидящая Элизабет Орм, ответь!»
Дионкет взял ее за руку и, произнося слова ободрения, отвел в тенистый уголок, где стояли плетеные стулья.
«Элизабет, Элизабет!»
Слабый, искаженный, но такой отчетливый человеческий голос. Чей он?
— На тебя повлияло общение с этими бедняжками, неудивительно. Посиди здесь, я принесу что-нибудь тонизирующее.
Мог ли Дионкет расслышать? Нет. Способ общения был исключительно человеческий, она сама его едва уловила.
— Просто попить чего-нибудь холодненького, — попросила она.
— Да-да, я мигом.
«Элизабет!»
«Кто ты, где? Я — Элизабет.»
«Это я (мы, Фелиция) Анжелика Гудериан! О, слава тебе, Господи! Сработало! Ах, черт, нить уходит, она слишком слаба, Анжели…»
«Я слышу вас, мадам Гудериан.»
«Grace a Dieu note 22, мы так боялись, так долго вызывали — и никакого ответа, послушай, мы… собираемся устроить налет на фабрику торквесов, нам нужна помощь Эйкена Драма, можно ли ему доверять, ты за него ручаешься?»
«Эйкен?»
«Да, да, le petit farceur! note 23 Но только в том случае, если на него можно положиться…»
Элизабет с удивлением воспринимала это кудахтанье, полубредовый набор смазанных умственных образов, облеченных в нелепые интонации, — далекий и нечеткий телепатический призыв был так насыщен тревогой, что лишь Великий Магистр мог извлечь из него смысл. Какая дерзость! Впрочем, дерзости бунтарям не занимать. Финия — наглядное тому свидетельство. Значит, и здесь у них может выгореть. Но… Эйкен Драм? Теперь ум его неподвластен даже ей. В нем, несомненно, был заложен потенциал высшего класса, быстро приобщившийся к полной активности. Что же она может им сказать о маленьком лукавом избраннике Мейвар — Создательницы Королей? Избраннике не по праву рождения?..
«Бреда?»
«Элизабет, я тебя слышу.»
«Данные. Прогноз.»
«Помоги им.»
«Безопасно?»
«То, что бесчеловечно, не может быть безопасно.»
«Я имею в виду — для моих друзей и человечества в целом?»
«О дальновидная, рациональная, фальшивая, равнодушная Элизабет!» (Ирония.) «Черт бы тебя побрал!»
«Мадам Гудериан?»
«Да, Элизабет.»
«Я все передам Эйкену Драму и постараюсь, по возможности, не посвящать его в детали вашего плана. Думаю, в конечном итоге его причастность принесет пользу человечеству. Однако ближайшее будущее чревато опасностями. Будьте готовы. Я сделаю для вас все, что в моих силах… пока жива.»
«О, спасибо, мы понимаем, ты сильно рискуешь, Элизабет, мы не можем, не должны потерпеть поражение!» (Страх, вина, надежда.) «Спокойно, Анжелика Гудериан! И все остальные, мои друзья…»
— Ну вот! — Дионкет появился на террасе с подносом. — Холодный апельсиновый сок как раз то, что нужно. Великолепный плод Земли вобрал в себя массу полезных компонентов: витамин С, калий и другие.
Элизабет с улыбкой взяла хрустальный бокал. Отдаленный голос потонул в хаосе мыслительных волн.
Давясь от смеха, Стейн своей геракловой лапищей огрел друга по спине. Но миниатюрная фигурка в золотом костюме не шелохнулась, будто отлитая из бронзы.
— Эйкен, малыш! Да это же чертовски здорово! Они идут! Наша старая Зеленая Группа движется сюда с железом и этой фотонной хреновиной! Ну, теперь мы всех тану вытолкнем на орбиту вместе с их вонючими торквесами! Сьюки будет свободна! Все люди, которые не хотят носить эту дрянь, будут свободны! Даже не верится!
Эйкен Драм плутовато ухмыльнулся.
— Н-да. Так говорит Элизабет.
Они сидели вдвоем на личной террасе Мейвар в Зале Экстрасенсов. Забытый обед остывал на столе. Яркое солнце поднялось высоко над празднично украшенной столицей, переполненной людьми и тану. По краю Серебристо-Белой равнины вытянулись вереницы маленьких черных палаток фирвулагов; среди них попадались более внушительные павильоны цвета охры, ржавчины и других оттенков земли, где нашла себе прибежище знать маленького народа. Огромные трибуны, выкрашенные в алый и голубой, фиолетовый и золотисто-розовый цвета, сооружались по обе стороны арены, где должны были происходить спортивные состязания, предваряющие кровавую Битву.
Стейн с непокрытой головой, в одной легкой тунике, так крепко схватил кубок охлажденного меда, что серебряная ножка едва не треснула.
— Эй, малыш! Думаешь, тебе удастся перезарядить их фотонную пушку?
— Что я могу сказать заранее, Стейни? Надо посмотреть. Но если речь взаправду идет только о том, чтобы вскрыть вшивенькую батарею, то для такого гения, как я — раз плюнуть!
— Э-эх!. — Великан шарахнул кубком по столу, расплескав напиток. — Дали бы мне эту пукалку! Лучше меня с ней никто не сумеет обращаться… Или ты сам хочешь ею заняться, а?
Эйкен задумался. Вытащил из вазы цветок, похожий на ромашку, и начал обрывать лепестки.
— Кто, я? Я должен одним ударом освободить человечество и разрушить королевство тану? Копьем Луганна? Да ты в своем уме?! Я, поди, и не подниму его. — Он бросал лепестки в остывшую подливку у себя на тарелке. — Видишь ли, Стейни, Копье для гуманоидов — что-то вроде священной реликвии. Тысячу лет назад они впервые явились на Землю и привезли с собой из родной галактики два фотонных орудия для ритуальных поединков между героями. Вторая штуковина, поменьше, называется Меч Шарна, древнего воина фирвулагов. Теперь он служит трофеем в Великой Битве и хранится у Ноданна.
— То-то мы покажем этому ублюдку! — ликовал Стейн. — Всей их кодле покажем! Довольно им на нашем горбу ездить! Ишь, нашли себе подопытных кроликов для улучшения породы! Без поточного производства торквесов все их общество рассыплется, как карточный домик.
Эйкен с притворным отчаянием изучал ощипанный цветок.
— Да уж! Мы их пощиплем вроде вот этого цветочка.
Стейн откинулся на стуле.
— Пошли, скажем Сьюки! Она небось места себе не находит.
— Я бы повременил, — небрежно отозвался Эйкен. — Знаешь, чем меньше народу посвящено в тайну…
— Да Сьюки нипочем не выдаст.
— Кабы все от нее зависело! — Эйкен не глядел на Стейна. — За Дионкета и Крейна я спокоен, но есть и другие операторы, наши враги, они вполне могут взять ее в оборот. Если Сьюки хоть на секунду потеряет над собой контроль, то классный умокоп типа красавчика Куллукета мигом пустит по ветру всю нашу конспирацию. Стоит ей, скажем, представить, как ты стреляешь из Копья, а им поймать этот образ — все, дальше они ее живо раскрутят.
— Да? — озадаченно проговорил Стейн. — А нельзя ее сюда переправить?
— Мне труднее ее прикрывать, чем Крейну с Дионкетом. Нет, пусть остается в катакомбах, пока северяне с их железным долотом не нагрянут. Вот спилю ваши торквесы — тогда летите, куда вам вздумается. Я свои обещания выполняю. Хотя, признаюсь тебе, приятель, до того, как мы получили эту сумасшедшую умственную депешу от Элизабет и мадам Гудериан, я и понятия не имел, как выполнять то, что обещал тебе. Но теперь долой торквесы! Как только вы будете выключены из мозговой сети тану, все станет гораздо проще.
— Ох, дождаться бы! — Стейн потянул себя за серый торквес. — Понимаешь, в последнее время со мной какая-то чертовщина творится. Вроде сидишь, ходишь — все нормально, и вдруг подпрыгнешь, как на булавке, при виде своей собственной тени… А то кажется мне, будто гонится за мной по пятам чудище и тянет, тянет свои мохнатые лапы. Я держусь, не оборачиваюсь, иначе вмиг сцапает… Знаю: все от него, от торквеса поганого!
— Ладно, не дрейфь, — Эйкен хлопнул его по плечу. — Уже недолго осталось — четыре-пять дней, и ты будешь ходить с голой шеей, свободный как птица, и полетишь со своей милашкой на острова Спагетти.
Стейн схватил маленького человечка в золотом костюме за руки.
— И ты с нами, правда, Эйкен?
— М-м-м… — Плут отвел взгляд. — Вообще-то я немало позабавился при дворе короля Артура. Да и Великая Битва близка. Жаль упускать такой случай. А вдруг себе даму сердца или бесхозное королевство, а то и пожирней кусок отхвачу.
Стейн раскатисто захохотал.
— И перестанешь поджаривать на медленном огне свои мозги? Ну давай, завоевывай свое королевство, красавчик! Только что от него останется, после того как мы выступим на арену с шайкой мадам? — Он направился к выходу. — Я все же загляну к Сьюки. Про пушку молчок! Только в общих чертах изложу ей, как обстоит дело, о'кей?
Эйкен упорно смотрел на поникший стебелек ромашки. Под его взглядом тот понемногу распрямился. Поврежденная сердцевинка вновь стала свежей и выпуклой. Из нее потянулись блестящие и упругие лучи лепестков.
— А мы-то думали, хана бедной ромашишке! — хмыкнул Эйкен. — Во, видал? Так что не говори «гоп»!
Оторвавшись от пола, он заткнул цветок за ухо Стейну. Затем вернулся к нормальному способу передвижения и вышел, насвистывая «Между небом и землей…».
Они собрались вокруг костра. На совете было решено, что старики той же ночью покинут Ронию и до времени спрячутся в лесах, а остальная часть экспедиции с первыми лучами солнца двинется на юг.
— Пусть напутствием всем нам и Клоду с Анжеликой станет псалом Давида, — сказала Амери.
Да услышит тебя Господь в день печали,
Да защитит тебя имя Бога Иаковлева.
Да пошлет тебе помощь из Святилища и с Сиона да подкрепит тебя…
Да даст тебе note 24 по сердцу твоему и все намерения твои да исполнит.note 25
А теперь повторяйте за мной: «Я, Анжелика, беру тебя, Клода…»
— Говорят, в этом году ревуны осмелились явиться на юг! — рискнул вставить свое слово подмастерье. — Чувствуете, как кругом неспокойно?
Леди в тревоге замахала руками.
Предводитель ее свиты, детина с лицом цвета дубленой кожи, угрожающе схватился за рукоять меча.
— Эй ты, чучело, не смей пугать мою благородную хозяйку!
— Но Галучол правду говорит, мой храбрый капитан, — поспешно заметил ювелир. — Вы не думайте, настоящие фирвулаги сами не меньше озабочены. Одной Тэ ведомо, что на уме у лесных бесов. Но уж мы будем начеку, чтобы они не затесались в наши ряды во время Великой Битвы.
Женщина вздрогнула.
— Мы берем ваш янтарь, мастер. Меня тронула участь любовников-букашек. Заплати ему, Клавдий.
Дворецкий, ворча, достал из висящей на поясе мошны монету. Затем взгляд его упал на поднос с кольцами, и на лице его появилась загадочная улыбка.
— Пожалуй, мы возьмем и вот эти два кольца. Заверните, пожалуйста.
— Но сэр! — воскликнул фирвулаг. — Известно ли вам, что резные кольца имеют символическое значение?
Из-под белоснежных бровей старика сверкнули холодные зеленые глаза.
— Я сказал, мы берем их! И блудливых букашек тоже заворачивай, да поживей! Мы опаздываем на важную встречу.
— Да-да, я мигом, достойный господин! Ну ты, лоботряс, чего рот разинул, пошевеливайся! — Ювелир низко поклонился мадам Гудериан и подал дворецкому завернутые в мягкую бумагу покупки. — Да сопутствует вам удача, миледи, надеюсь, мои изделия принесут вам счастье.
Старик в сером торквесе рассмеялся. Затем, пожалуй, с излишней для своего статуса фамильярностью взял женщину под руку и сделал знак эскорту сомкнуть строй.
Когда покупатели растворились в толпе, Галучол озадаченно почесал в затылке.
— Может, он для кого другого кольца-то купил?
Ремесленник многозначительно ухмыльнулся.
— Эх ты, святая простота!
Герт просунул рыжую голову в палатку.
— Пожалуйте, мадам. Аккурат на две половинки распилено. И букашек не задели.
— Спасибо, сынок. Об остальном мы с Клодом сами позаботимся. Скоро полдень, так что займите наблюдательные посты на окрестных скалах. При первом же сигнале тревоги я прерву связь.
— Слушаюсь, мадам! — Голова исчезла.
— Вот послание. — Клод подал ей глиняную пластину. — Все слово в слово, только написано моей рукой. Цемент у тебя есть?
Мадам Гудериан склонилась над лежащими на столе кусками янтаря.
— Voila! note 19 — произнесла она наконец. — Один возьмешь ты, другой я, par mesure de securite note 20. Я оставлю себе трогательных влюбленных букашек. Женщине как-то пристойнее быть сентиментальной.
Они внимательно разглядывали послания. Под красновато-золотой прозрачной смолой светились слова, выбитые на глиняных пластинах:
ПЛИОЦЕНОВАЯ ЕВРОПА — ПОД ВЛАСТЬЮ РАСЫ ЗЛОБНЫХ ГУМАНОИДОВ.
РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ЗАКРОЙТЕ ВРАТА ВРЕМЕНИ.
ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
Анжелика Гудериан, Клод Маевский
— Как думаешь, поверят они нам? — спросила Анжелика.
— Ну, подписи-то сличить проще простого. К тому же, как ты сказала, два свидетельства надежнее одного. Слава Богу, я уже слишком стар, чтобы подозревать меня в мошенничестве.
Они долго молчали, сидя рядышком. В закрытой палатке было очень жарко. Мадам откинула со лба прядь седеющих волос. На виске блеснули капельки пота.
— Все-таки ты дурак, — наконец произнесла она.
— Поляки всегда были падки на властных женщин, ты разве не знала, Анж? Прославленные полководцы, как побитые собачонки, поджимали хвост перед благородным гневом дамы. К тому же я слишком старомоден, чтобы компрометировать себя, спрятавшись на неделю с такой особой, как ты, в паучьей норе, и все это время мысленно распевать «Марсельезу», пока остальная моя амуниция стоит по стойке «смирно!».
— Quel homme! C'est incroyable! note 21
— Только не для поляка! — Клод взглянул на часы. — До полудня пятнадцать секунд. Будь готова, старушка!
Элизабет и Главный Целитель Дионкет склонились над колыбелью черного «торквеса». Чистокровный маленький тану выглядел старше своих трех лет не только из-за длинных конечностей, но и из-за печати страдания на все еще красивом личике.
Малыш был голенький, только чресла прикрыты салфеткой. Водяной матрац поддерживал опухшее тельце с таким удобством, какое только позволяла медицинская технология. Кожа ребенка была темно-красного цвета; пальцы, уши, нос и губы почернели от гиперемии. Шея под маленьким золотым торквесом покрылась волдырями — видимо, ее сожгли какой-то мазью, наложенной в тщетной попытке облегчить страдания. Элизабет проскользнула в разрушающийся детский мозг. Свинцовые веки приподнялись, открыв невероятно расширенные зрачки.
— Если мы снимем торквес, станет только хуже, — сказал Дионкет. — Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью — в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три.
Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам.
«Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький… Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет.»
Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло.
«Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!»
Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки.
— Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью.
«Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать…»
— Нет, мне надо уходить.
«Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?»
— Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание.
Ни единого проблеска сочувствия, сопереживания не появилось за ее умственным экраном. Но Главный Целитель был стар и знал другие способы читать в душах.
«Ты осталась вопреки изощренному презрению к нам, вопреки своему эгоизму — потому что тебя тронули страдания этих несчастных.»
— Конечно, тронули! Хотя все, что здесь происходит, мне глубоко омерзительно. И я непременно уйду от вас… Ну что, будем тратить время на бессмысленную перепалку или я все же попытаюсь помочь больным детишкам?
«Элизабет, Бреда уже близка к пониманию своего видения, если бы ты помогла ей истолковать…»
— Бреда — паучиха! Потомство Нантусвель предупреждало меня об этом. Те по крайней мере — честные варвары и не скрывают своей враждебности. А Бреда плетет паутину… К дьяволу вашу Бреду! — Оттенок горечи лишь на мгновение прорвался в ее голосе. — Так мы будем продолжать или нет? И, пожалуйста, говорите со мной вслух, Главный Целитель!
Лорд Дионкет вздохнул.
— Жаль. Бреда, как и все мы, пыталась тебя удержать, потому что ты нам очень, очень нужна. Но, видимо, мы не уделили должного внимания твоим нуждам. Прости нас, Элизабет.
— Ладно, — улыбнулась она. — Теперь скажите, какой процент ваших детей подвержен столь страшному недугу.
— Семь процентов. Так называемый синдром «черного торквеса» может проявиться в любом возрасте вплоть до полового созревания, после чего адаптация предположительно находится в гомеостазе. Большинство случаев заболевания падает на возраст до четырех лет. Гибриды вообще не подвержены такому страшному недугу, у них наблюдаются лишь небольшие дисфункции, свойственные чистокровным людям. Но даже если отклонения принимают серьезный характер, их можно всегда устранить путем коррекции. А вот «черным торквесам» мы помочь пока бессильны… или, по крайней мере, были бессильны до настоящего момента. Ты совершила чудо! В глубинной коррекции Галактическое Содружество далеко обогнало нас. Коль скоро ты не согласна остаться, могу я хотя бы надеяться, что до ухода ты облегчишь муки остальных малышей?
«Вот как? Наблюдать за агонией невинных младенцев, с болью в сердце созерцать бессмысленное, неуправляемое, бесполезное зло — за что мне это все, за что им, бедным детям, зачем, кому они нужны, ваши проклятые торквесы?»
«Такова наша судьба, Элизабет, иного пути мы не знаем. А ты, однажды познав активность, смогла бы отвернуться хотя бы от ее подобия?»
Два могущественных «эго», две обнаженные силы столкнулись на миг, прежде чем снова поставить заслоны. Элизабет в своем могуществе продолжала смотреть на него сверху вниз, он же покорно склонился перед ней, готовый уступить во всем и предложить… Что он мог ей предложить? Не больше, чем все остальные, ему подобные.
Элизабет наверняка взорвалась бы, не будь она уверена, что целитель-гуманоид и не думает ею манипулировать. От его щемящей искренности к глазам Элизабет подступили слезы, и она мягко ответила:
— Я не могу принять ваше предложение, Дионкет. Мотивы мои сложны и носят глубоко личный характер, но кое-какие практические соображения я все же выскажу. Потомство Нантусвель не оставляет мысли разделаться со мной даже теперь, когда Бреда наложила вето на план Гомнола скрестить меня с королем. Ныне они озабочены тем, что я могу родить детей от Эйкена Драма или как-то скооперироваться с ним в ходе Великой Битвы. Вы достаточно изучили мою личность, чтобы понять: ни то ни другое для меня неприемлемо. Но потомство думает лишь о своих династических интересах. Сейчас они слишком заняты приготовлениями к Битве, поэтому допекают меня изредка, мимоходом, и все же я нигде не могу спать спокойно, кроме как в комнате без дверей. Вы и ваша группировка не в силах защитить меня от массированных атак, которыми руководит Ноданн. Они настроены очень решительно. А во сне я уязвима. Не могу же я на всю оставшуюся жизнь запереть себя в доме Бреды или отбиваться от этой шайки дикарей!
— Но мы пытаемся изменить прежнее законодательство! — вскричал Дионкет. — Ты могла бы помочь нам в борьбе против потомства Нантусвель!
— Как вам известно, мой ум абсолютно неагрессивен. Сначала добейтесь своих великих перемен, а потом обращайтесь ко мне.
— Да поможет нам Тана, — смиренно ответил лорд Дионкет. — Когда ты намерена нас покинуть?
— Скоро, — ответила Элизабет, снова взглянув на спящее дитя. — Я проведу курс терапии с несчастными малютками, чтобы вы и ваши самые талантливые ассистенты могли понаблюдать за ходом лечения. Возможно, вам удастся усвоить программу.
— Мы очень благодарны тебе за руководство… А теперь, если не возражаешь, давай ненадолго оставим эту скорбную обитель. Хотя ты искусно прячешь свои чувства, я знаю, контакт с «черными торквесами» угнетает тебя. Пойдем на террасу, подальше от патологической ауры больного.
Высокая фигура в красно-белых одеждах выплыла из палаты в прохладный мраморный коридор, а затем на обширную, выходящую в сад террасу. Отсюда, с Горы Героев, открывался великолепный вид на город, на весь полуостров, солончаковые пустоши и лагуны, раскинувшиеся под ярким полуденным солнцем. Казалось, солнечные лучи зажигают засевший в мозгу крик боли и отчаяния маленьких умишек. Дневное сияние так ослепило Элизабет, что она споткнулась и… услышала зов:
«Ясновидящая Элизабет Орм, ответь!»
Дионкет взял ее за руку и, произнося слова ободрения, отвел в тенистый уголок, где стояли плетеные стулья.
«Элизабет, Элизабет!»
Слабый, искаженный, но такой отчетливый человеческий голос. Чей он?
— На тебя повлияло общение с этими бедняжками, неудивительно. Посиди здесь, я принесу что-нибудь тонизирующее.
Мог ли Дионкет расслышать? Нет. Способ общения был исключительно человеческий, она сама его едва уловила.
— Просто попить чего-нибудь холодненького, — попросила она.
— Да-да, я мигом.
«Элизабет!»
«Кто ты, где? Я — Элизабет.»
«Это я (мы, Фелиция) Анжелика Гудериан! О, слава тебе, Господи! Сработало! Ах, черт, нить уходит, она слишком слаба, Анжели…»
«Я слышу вас, мадам Гудериан.»
«Grace a Dieu note 22, мы так боялись, так долго вызывали — и никакого ответа, послушай, мы… собираемся устроить налет на фабрику торквесов, нам нужна помощь Эйкена Драма, можно ли ему доверять, ты за него ручаешься?»
«Эйкен?»
«Да, да, le petit farceur! note 23 Но только в том случае, если на него можно положиться…»
Элизабет с удивлением воспринимала это кудахтанье, полубредовый набор смазанных умственных образов, облеченных в нелепые интонации, — далекий и нечеткий телепатический призыв был так насыщен тревогой, что лишь Великий Магистр мог извлечь из него смысл. Какая дерзость! Впрочем, дерзости бунтарям не занимать. Финия — наглядное тому свидетельство. Значит, и здесь у них может выгореть. Но… Эйкен Драм? Теперь ум его неподвластен даже ей. В нем, несомненно, был заложен потенциал высшего класса, быстро приобщившийся к полной активности. Что же она может им сказать о маленьком лукавом избраннике Мейвар — Создательницы Королей? Избраннике не по праву рождения?..
«Бреда?»
«Элизабет, я тебя слышу.»
«Данные. Прогноз.»
«Помоги им.»
«Безопасно?»
«То, что бесчеловечно, не может быть безопасно.»
«Я имею в виду — для моих друзей и человечества в целом?»
«О дальновидная, рациональная, фальшивая, равнодушная Элизабет!» (Ирония.) «Черт бы тебя побрал!»
«Мадам Гудериан?»
«Да, Элизабет.»
«Я все передам Эйкену Драму и постараюсь, по возможности, не посвящать его в детали вашего плана. Думаю, в конечном итоге его причастность принесет пользу человечеству. Однако ближайшее будущее чревато опасностями. Будьте готовы. Я сделаю для вас все, что в моих силах… пока жива.»
«О, спасибо, мы понимаем, ты сильно рискуешь, Элизабет, мы не можем, не должны потерпеть поражение!» (Страх, вина, надежда.) «Спокойно, Анжелика Гудериан! И все остальные, мои друзья…»
— Ну вот! — Дионкет появился на террасе с подносом. — Холодный апельсиновый сок как раз то, что нужно. Великолепный плод Земли вобрал в себя массу полезных компонентов: витамин С, калий и другие.
Элизабет с улыбкой взяла хрустальный бокал. Отдаленный голос потонул в хаосе мыслительных волн.
Давясь от смеха, Стейн своей геракловой лапищей огрел друга по спине. Но миниатюрная фигурка в золотом костюме не шелохнулась, будто отлитая из бронзы.
— Эйкен, малыш! Да это же чертовски здорово! Они идут! Наша старая Зеленая Группа движется сюда с железом и этой фотонной хреновиной! Ну, теперь мы всех тану вытолкнем на орбиту вместе с их вонючими торквесами! Сьюки будет свободна! Все люди, которые не хотят носить эту дрянь, будут свободны! Даже не верится!
Эйкен Драм плутовато ухмыльнулся.
— Н-да. Так говорит Элизабет.
Они сидели вдвоем на личной террасе Мейвар в Зале Экстрасенсов. Забытый обед остывал на столе. Яркое солнце поднялось высоко над празднично украшенной столицей, переполненной людьми и тану. По краю Серебристо-Белой равнины вытянулись вереницы маленьких черных палаток фирвулагов; среди них попадались более внушительные павильоны цвета охры, ржавчины и других оттенков земли, где нашла себе прибежище знать маленького народа. Огромные трибуны, выкрашенные в алый и голубой, фиолетовый и золотисто-розовый цвета, сооружались по обе стороны арены, где должны были происходить спортивные состязания, предваряющие кровавую Битву.
Стейн с непокрытой головой, в одной легкой тунике, так крепко схватил кубок охлажденного меда, что серебряная ножка едва не треснула.
— Эй, малыш! Думаешь, тебе удастся перезарядить их фотонную пушку?
— Что я могу сказать заранее, Стейни? Надо посмотреть. Но если речь взаправду идет только о том, чтобы вскрыть вшивенькую батарею, то для такого гения, как я — раз плюнуть!
— Э-эх!. — Великан шарахнул кубком по столу, расплескав напиток. — Дали бы мне эту пукалку! Лучше меня с ней никто не сумеет обращаться… Или ты сам хочешь ею заняться, а?
Эйкен задумался. Вытащил из вазы цветок, похожий на ромашку, и начал обрывать лепестки.
— Кто, я? Я должен одним ударом освободить человечество и разрушить королевство тану? Копьем Луганна? Да ты в своем уме?! Я, поди, и не подниму его. — Он бросал лепестки в остывшую подливку у себя на тарелке. — Видишь ли, Стейни, Копье для гуманоидов — что-то вроде священной реликвии. Тысячу лет назад они впервые явились на Землю и привезли с собой из родной галактики два фотонных орудия для ритуальных поединков между героями. Вторая штуковина, поменьше, называется Меч Шарна, древнего воина фирвулагов. Теперь он служит трофеем в Великой Битве и хранится у Ноданна.
— То-то мы покажем этому ублюдку! — ликовал Стейн. — Всей их кодле покажем! Довольно им на нашем горбу ездить! Ишь, нашли себе подопытных кроликов для улучшения породы! Без поточного производства торквесов все их общество рассыплется, как карточный домик.
Эйкен с притворным отчаянием изучал ощипанный цветок.
— Да уж! Мы их пощиплем вроде вот этого цветочка.
Стейн откинулся на стуле.
— Пошли, скажем Сьюки! Она небось места себе не находит.
— Я бы повременил, — небрежно отозвался Эйкен. — Знаешь, чем меньше народу посвящено в тайну…
— Да Сьюки нипочем не выдаст.
— Кабы все от нее зависело! — Эйкен не глядел на Стейна. — За Дионкета и Крейна я спокоен, но есть и другие операторы, наши враги, они вполне могут взять ее в оборот. Если Сьюки хоть на секунду потеряет над собой контроль, то классный умокоп типа красавчика Куллукета мигом пустит по ветру всю нашу конспирацию. Стоит ей, скажем, представить, как ты стреляешь из Копья, а им поймать этот образ — все, дальше они ее живо раскрутят.
— Да? — озадаченно проговорил Стейн. — А нельзя ее сюда переправить?
— Мне труднее ее прикрывать, чем Крейну с Дионкетом. Нет, пусть остается в катакомбах, пока северяне с их железным долотом не нагрянут. Вот спилю ваши торквесы — тогда летите, куда вам вздумается. Я свои обещания выполняю. Хотя, признаюсь тебе, приятель, до того, как мы получили эту сумасшедшую умственную депешу от Элизабет и мадам Гудериан, я и понятия не имел, как выполнять то, что обещал тебе. Но теперь долой торквесы! Как только вы будете выключены из мозговой сети тану, все станет гораздо проще.
— Ох, дождаться бы! — Стейн потянул себя за серый торквес. — Понимаешь, в последнее время со мной какая-то чертовщина творится. Вроде сидишь, ходишь — все нормально, и вдруг подпрыгнешь, как на булавке, при виде своей собственной тени… А то кажется мне, будто гонится за мной по пятам чудище и тянет, тянет свои мохнатые лапы. Я держусь, не оборачиваюсь, иначе вмиг сцапает… Знаю: все от него, от торквеса поганого!
— Ладно, не дрейфь, — Эйкен хлопнул его по плечу. — Уже недолго осталось — четыре-пять дней, и ты будешь ходить с голой шеей, свободный как птица, и полетишь со своей милашкой на острова Спагетти.
Стейн схватил маленького человечка в золотом костюме за руки.
— И ты с нами, правда, Эйкен?
— М-м-м… — Плут отвел взгляд. — Вообще-то я немало позабавился при дворе короля Артура. Да и Великая Битва близка. Жаль упускать такой случай. А вдруг себе даму сердца или бесхозное королевство, а то и пожирней кусок отхвачу.
Стейн раскатисто захохотал.
— И перестанешь поджаривать на медленном огне свои мозги? Ну давай, завоевывай свое королевство, красавчик! Только что от него останется, после того как мы выступим на арену с шайкой мадам? — Он направился к выходу. — Я все же загляну к Сьюки. Про пушку молчок! Только в общих чертах изложу ей, как обстоит дело, о'кей?
Эйкен упорно смотрел на поникший стебелек ромашки. Под его взглядом тот понемногу распрямился. Поврежденная сердцевинка вновь стала свежей и выпуклой. Из нее потянулись блестящие и упругие лучи лепестков.
— А мы-то думали, хана бедной ромашишке! — хмыкнул Эйкен. — Во, видал? Так что не говори «гоп»!
Оторвавшись от пола, он заткнул цветок за ухо Стейну. Затем вернулся к нормальному способу передвижения и вышел, насвистывая «Между небом и землей…».
Они собрались вокруг костра. На совете было решено, что старики той же ночью покинут Ронию и до времени спрячутся в лесах, а остальная часть экспедиции с первыми лучами солнца двинется на юг.
— Пусть напутствием всем нам и Клоду с Анжеликой станет псалом Давида, — сказала Амери.
Да услышит тебя Господь в день печали,
Да защитит тебя имя Бога Иаковлева.
Да пошлет тебе помощь из Святилища и с Сиона да подкрепит тебя…
Да даст тебе note 24 по сердцу твоему и все намерения твои да исполнит.note 25
А теперь повторяйте за мной: «Я, Анжелика, беру тебя, Клода…»
9
Лорд Грег-Даннет ворвался в компьютерный зал Гильдии Творцов, как раз когда Брайан и Агмол вводили в машину последние данные. На Чокнутом был тщательно отутюженный бирюзовый фрак с огромной белой розой в петлице.
— Я все утро вас ищу, чтоб сообщить новости! Катлинель сказала, что вы здесь, и я поспешил на всех парах… — Он осекся, заметив, как Брайан складывает в плетеную папку книги с загнутыми уголками страниц. — Обзор! Неужели закончили?
— Да, Грегги, — улыбнулся ученый. — Я бы поработал еще месяц-другой, но король Тагдал твердо заявил, что обзор ему нужен до Битвы. У короля будет две недели на изучение, а перед тем как доложить о результатах Высокому Столу, он пригласит нас на беседу.
— Боже, как интересно! — воскликнул генетик. — Брайан, можно, я сам выведу на принтер?!
— Пожалуйста. Сейчас Агмол закончит…
Грег-Даннет, подпрыгивая на одной ноге, щипал себя за бока.
— Обожаю делать распечатки! Словно блины печешь!
— Сегодня ты можешь испечь только три блина, — возразил антрополог. — Его Величество приказал соблюдать строгую секретность, пока он лично не подпишет обзор в печать.
Грег-Даннет обиженно выпятил губу.
— Фу-у, какая досада! Ради трех экземпляров машину гонять!
— Свой новый анализ коэффициентов метапсихической латентности Грегги выпустил пятитысячным тиражом! — пояснил Агмол. — Поторопись заказать себе экземплярчик, Брай, а то их осталось всего четыре тысячи девятьсот девяносто один… Ну вот, все готово.
Брайан кивнул генетику.
— Прошу, Грегги. Но помни, только три копии: для короля, для Агмола и для меня.
Чокнутый уселся за дисплей. Его сморщенное детское личико просияло.
— А ну, расступись!
Машина загудела, перекрывая вопли Чокнутого, и через шесть секунд выдала три прямоугольные страницы в одну шестнадцатую листа под заголовком:
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ОБЗОР МОДЕЛЕЙ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО И КУЛЬТУРНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ПЛЕМЕНИ ТАНУ С ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ
БРАЙАН Д.ГРЕНФЕЛЛ АГМОЛ, Центр антропологических сын покойной ДЖОАННЫ БЕРНС исследований И ТАГДАЛА Лондон Гильдия Творцов, Мюрия
— Выглядит весьма авторитетно, — пискнул Грегги, хватая одну из распечаток. — Точь-в-точь как у нас дома. Брай, ну позволь хоть начало прочесть, а?
Брайан вырвал у генетика и запихнул в карман зеленую перфокарту, прежде чем тот успел ее расшифровать.
— Обещаю: после одобрения короля ты первым это прочтешь. Наберись терпения.
Агмол спрятал две оставшиеся копии.
— Все, успокойся, Грегги. Материал пока не подлежит обсуждению.
— Ах, так! — надулся взрослый ребенок. — А я-то спешил к вам с новостями! Боялся, как бы вы не пропустили сногсшибательное зрелище. Но теперь — дудки, ничего не скажу, раз вы такие вредные!
— Как только Его Величество даст свое высочайшее разрешение, я сам пошлю тебе копию в красном кожаном переплете с золотым тиснением и дарственной надписью, — пообещал Брайан.
Грегги снова просиял.
— Ну так и быть. Шутка! Не могу же я лишить лучших друзей удовольствия присутствовать при легализации вызова леди Мерси-Розмар Алутейну — Властелину Ремесел!
— Всемогущая Тана! — всплеснул руками Агмол. — Девчонка все-таки набралась нахальства потягаться с Алутейном на Битве?
— Чтоб я сдох! — заявил Грег-Даннет. — Король, королева и все остальные уже прибыли.
Брайан остолбенел. Словно в тумане он слышал удивленные восклицания Агмола:
— Значит, слухи не были ложными?! Я так увлекся обзором, что совсем отошел от дворцовых интриг. За этим вызовом, разумеется, стоит Ноданн! Помяните мое слово, потомство не успокоится, пока не приберет к рукам все Гильдии! Риганона уже подбирается к Мейвар, а Куллукет давно бы вызвал на поединок Главного Целителя, если бы его целительные способности были так же велики, как жажда власти.
— Мерси явилась с котлом, — сообщил Грег-Даннет. — Будет нам демонстрировать свое мастерство. Ну и потеха! И все-таки жаль беднягу Алутейна. Представьте, как обидно много лет в поте лица выполнять самую неблагодарную работу и вдруг в одночасье быть поверженным талантливой чаровницей!
— Я все утро вас ищу, чтоб сообщить новости! Катлинель сказала, что вы здесь, и я поспешил на всех парах… — Он осекся, заметив, как Брайан складывает в плетеную папку книги с загнутыми уголками страниц. — Обзор! Неужели закончили?
— Да, Грегги, — улыбнулся ученый. — Я бы поработал еще месяц-другой, но король Тагдал твердо заявил, что обзор ему нужен до Битвы. У короля будет две недели на изучение, а перед тем как доложить о результатах Высокому Столу, он пригласит нас на беседу.
— Боже, как интересно! — воскликнул генетик. — Брайан, можно, я сам выведу на принтер?!
— Пожалуйста. Сейчас Агмол закончит…
Грег-Даннет, подпрыгивая на одной ноге, щипал себя за бока.
— Обожаю делать распечатки! Словно блины печешь!
— Сегодня ты можешь испечь только три блина, — возразил антрополог. — Его Величество приказал соблюдать строгую секретность, пока он лично не подпишет обзор в печать.
Грег-Даннет обиженно выпятил губу.
— Фу-у, какая досада! Ради трех экземпляров машину гонять!
— Свой новый анализ коэффициентов метапсихической латентности Грегги выпустил пятитысячным тиражом! — пояснил Агмол. — Поторопись заказать себе экземплярчик, Брай, а то их осталось всего четыре тысячи девятьсот девяносто один… Ну вот, все готово.
Брайан кивнул генетику.
— Прошу, Грегги. Но помни, только три копии: для короля, для Агмола и для меня.
Чокнутый уселся за дисплей. Его сморщенное детское личико просияло.
— А ну, расступись!
Машина загудела, перекрывая вопли Чокнутого, и через шесть секунд выдала три прямоугольные страницы в одну шестнадцатую листа под заголовком:
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ОБЗОР МОДЕЛЕЙ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО И КУЛЬТУРНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ПЛЕМЕНИ ТАНУ С ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ
БРАЙАН Д.ГРЕНФЕЛЛ АГМОЛ, Центр антропологических сын покойной ДЖОАННЫ БЕРНС исследований И ТАГДАЛА Лондон Гильдия Творцов, Мюрия
— Выглядит весьма авторитетно, — пискнул Грегги, хватая одну из распечаток. — Точь-в-точь как у нас дома. Брай, ну позволь хоть начало прочесть, а?
Брайан вырвал у генетика и запихнул в карман зеленую перфокарту, прежде чем тот успел ее расшифровать.
— Обещаю: после одобрения короля ты первым это прочтешь. Наберись терпения.
Агмол спрятал две оставшиеся копии.
— Все, успокойся, Грегги. Материал пока не подлежит обсуждению.
— Ах, так! — надулся взрослый ребенок. — А я-то спешил к вам с новостями! Боялся, как бы вы не пропустили сногсшибательное зрелище. Но теперь — дудки, ничего не скажу, раз вы такие вредные!
— Как только Его Величество даст свое высочайшее разрешение, я сам пошлю тебе копию в красном кожаном переплете с золотым тиснением и дарственной надписью, — пообещал Брайан.
Грегги снова просиял.
— Ну так и быть. Шутка! Не могу же я лишить лучших друзей удовольствия присутствовать при легализации вызова леди Мерси-Розмар Алутейну — Властелину Ремесел!
— Всемогущая Тана! — всплеснул руками Агмол. — Девчонка все-таки набралась нахальства потягаться с Алутейном на Битве?
— Чтоб я сдох! — заявил Грег-Даннет. — Король, королева и все остальные уже прибыли.
Брайан остолбенел. Словно в тумане он слышал удивленные восклицания Агмола:
— Значит, слухи не были ложными?! Я так увлекся обзором, что совсем отошел от дворцовых интриг. За этим вызовом, разумеется, стоит Ноданн! Помяните мое слово, потомство не успокоится, пока не приберет к рукам все Гильдии! Риганона уже подбирается к Мейвар, а Куллукет давно бы вызвал на поединок Главного Целителя, если бы его целительные способности были так же велики, как жажда власти.
— Мерси явилась с котлом, — сообщил Грег-Даннет. — Будет нам демонстрировать свое мастерство. Ну и потеха! И все-таки жаль беднягу Алутейна. Представьте, как обидно много лет в поте лица выполнять самую неблагодарную работу и вдруг в одночасье быть поверженным талантливой чаровницей!