Мэй Джулиан. Золотой торквес

   — Мы им даже по числу знамен не уступаем, — подхватил Имидол. — Велтейн, конечно, сел в лужу, но Селадейр Афалийский вполне может возглавить батальон творцов.
   — То, что от него осталось, — уточнил Кугал.
   Стратег до сих пор хранил молчание. Он спустился чуть ниже, к площадке, где мелькали красные и фиолетовые балахоны сестер милосердия.
   — Велтейн сам виноват — недооценил Пейлола, — произнес он наконец. — Ведь уже был научен горьким опытом. И не надо принижать значение катастрофы, младший брат. Ряды творцов поредели, от них осталась в лучшем случае одна четверть… А Селадейр… он не из потомства.
   Куллукет проговорил каким-то слишком уж нейтральным тоном:
   — Так ведь то была твоя идея… Ты велел Мерси объявить Вела вторым творцом. Вспомни, я не раз указывал тебе на его примиренческие взгляды.
   — А теперь, — язвительно отметил Кугал, — наш покойный брат из Финии своими налитыми золотом гляделками обозревает фирвулагские пирушки!
   — Впереди еще два раунда, — заявил оптимист Имидол. — Фиаско с кавалерией серых — простая случайность. Мы наверстаем, вот увидите.
   — Реабилитационные павильоны переполнены, — предупредил Куллукет.
   — Я это учел, — отрезал Ноданн. — Тяжелораненые тану и золотые люди будут переправлены в Гильдию Корректоров, чтобы полевые врачи могли заняться годными к строевой. И еще одно новшество. Куллукет, вызови на связь лорда Целителя и проинструктируй его, чтобы лучших серых бойцов помещали в Кожу. А небоеспособные тану пусть подождут. В разгар Битвы мы не можем тратить время на славных немощных ветеранов.
   — Ну ты даешь, братец! — воскликнул Кугал. — Отец не простит тебе такого нарушения древних обычаев!
   Но Стратег был непреклонен.
   — Пришло время пересмотреть кое-какие обычаи. У нас немало забот, помимо уязвленной гордости традиционалистов и даже чести короля. Я признаю, что ошибся, назначив Велтейна на командный пост. Меня тронула его скорбь, кроме того, многие одобрили это назначение.
   — Селадейр хороший вожак, хоть и не из потомства, — сказал Кугал. — Но в лице Велтейна мы потеряли верного кандидата в рыцари Высокого Стола и отныне должны будем ох как остерегаться… Это я тебе говорю, младший брат!
   — Ты что, насчет Лейра? — взревел Имидол. — Я его приложу, дайте срок. А ты, братец, лучше побереги свою психокинетическую задницу!
   Небо на востоке сделалось густо-фиолетовым. Над стальной гладью лагуны сияла Венера.
   — Не кипятись, Имидол. Кугал прав, — хмуро бросил Ноданн. — Завтра мы должны быть крайне осмотрительны. Батальоны рассыплются, и фирвулаги наверняка отдадут приказ охотиться на капитанов. Теперь, когда мы лишились стольких творцов и серых, численное превосходство врага ляжет на нас еще более тяжелым бременем. Так что надо полагаться только на умственный перевес. Когда выйдете на поле, не допустите ошибки покойного Велтейна. Знаете, в чем он просчитался? Хотел собрать как можно больше бойцов под свое знамя. И поторопился, применил эффектную, но недальновидную тактику. Позвольте вам напомнить: в наших рядах сражается еще один любитель блефа… причем играет он на высочайшем уровне, делает самые высокие ставки.
   Четверо братьев еще некоторое время обсуждали тактические и технические аспекты Битвы, пустив коней шагом. Равнину почти расчистили. Мертвых фирвулагов грузили на специальные плетеные понтоны на берегу лагуны, с тем чтобы на обратном пути сбросить в воду. Обезглавленные тела тану и людей складывали штабелями возле Великой Реторты: на исходе Битвы, в момент заклания, их прогонят через этот змеевик.

 
   Годами яйца морских креветок и споры мельчайших водорослей ждут дождя.
   Надежно укрытые соляной коркой на побережье, они уберегают крохотные капельки жизненной силы от жары, засухи, вредных химических реакций в ожидании векового ливня, смывающего весь налет с плиоценовых Кордильер и заполняющего Большое Гнилое болото.
   Тогда в течение нескольких недель тысячи квадратных километров высохших озер в границах болота и сухое ложе Альборанского бассейна становятся свидетелями бурного всплеска жизни. Морские креветки, водоросли и другие простейшие водные организмы плодятся до тех пор, пока воды не иссякнут, не испарятся, оставив на их месте свежие яички и споры, погребенные под соляными отложениями до нового Шторма Века.
   Но дождь не начался. Плиоценовое небо в первых числах ноября было чистым, а с горных высот в Средиземноморский бассейн по-прежнему стекала лишь жалкая струйка.
   Однако же побережье наполнилось водой. Невероятными потоками она поступала неизвестно откуда.
   Биллионы креветок вылупились из яичек, сожрали водоросли и поспешили отложить новые яички в более хрупкой скорлупе, учитывая увлажненную окружающую среду. Вода была грязнее, чем обычно, и принесла с собой нежелательного конкурента — океанский планктон, что вступил в борьбу с креветками за плавучую зелень и даже начал охотиться на самих ракообразных. Но безмозглые твари не сознавали ни этой агрессии, ни того, что им уже не придется выдерживать долгую засушливую спячку.

 
   — Доверьтесь мне! — сказал Эйкен Драм, стоя среди огня, дыма, орущих умов и резни.
   — Если твой фокус не сработает, — возразила Воительница Бунона, — то Накалави как пить дать тебя приложит.
   Эйкен взметнул к небу свое дерзкое знамя.
   — Не боись! Настрой только как следует свои миражи и смотри, чтобы никто из шайки не ринулся на какой-нибудь рыцарский подвиг и не демаскировал засаду. Ты меня слышишь, Тагал, пупсик?
   — Враги так теснят нас, — сухо отозвался Меченосец, — что я подчинюсь любому, кто сулит надежду или хоть малую передышку. Даже тебе, Эйкен Драм!
   — Молодчина, брат-принудитель! Гляди в оба! Бывайте!
   Золотая фигурка на великолепном скакуне растаяла среди клубов фиолетового дыма.
   — Не отчаивайся, лорд Меченосец, — обратился к Тагалу лорд Дарал из Барделаска. — Эйкен не только отважен, но и умен. У нас вдвое больше трофеев, чем у коротышек, — и все благодаря тому, что мы встали под его знамя. А голову их героя Блеса Четыре Клыка кто добыл?
   — Не пристало нам прятаться в засадах! — проворчал Тагал.
   — Это путь к победе, — парировала Бунона. — От вас, старых вояк, одна головная боль!.. Тихо!
   Из облака пыли, окутавшего шесть потрепанных батальонов тану, донесся низкий звук — разъяренный рев тысячи глоток — и с ним вместе свист, напомнивший человеческим бойцам сигнал исполинской ЭВМ. В одно мгновение все пять сотен рыцарей исчезли, превратились в груды расчлененных трупов, высящихся по обе стороны совершенно свободного коридора шириной примерно в тридцать метров и почти вдесятеро больше длиной.
   — Иллюзия надежна, — сказал Селадейр. — А теперь готовьсь!
   В расчищенном коридоре галопом проскакал гиппарион, маленькая, не выше осла, трехпалая лошадь эпохи плиоцена. Он был взнуздан и украшен перьями и попоной в фиолетово-золотой гамме. Стоя у него на спине, размахивал своим фиговым знаменем и смеялся, как безумный, Эйкен Драм. На нем был его золотой костюм с множеством кармашков.
   Следом мчался легион монстров — фирвулагских крепышей, окутанных самыми чудовищными иллюзиями, какие только можно себе вообразить; их возглавлял высокий призрак кентавра, с которого содрали кожу. Обнаженные мышцы и пазухи, красные и синие кровеносные сосуды сверкали и пульсировали; глазные яблоки выкатились из голого черепа; безгубая пасть с разбитыми клыками была разинута в ужасающем крике. Нукалави Освежеванный, один из первых фирвулагских чемпионов, преследовал маленькую фигурку на гиппарионе, метал ей вслед шаровые молнии, поражавшие какой-то невидимый метапсихический заслон вокруг летящего шута и разрывавшиеся с безобидным треском.
   — Эге-гей! — вопил Эйкен Драм.
   Гиппарион вырвался на открытое пространство. Юнец нагнулся, заглянул в проем своих расставленных ног и высунул язык Нукалави, одной рукой держась за поводья, другой сжимая лилипутское знамя. Потом он отбросил полу золотого костюма.
   Электронный вой Нукалави достиг ста десяти децибелов. Легион фирвулагов с двух сторон обступили трупы.
   Бунона, Альборан и Блейн подали хором умственную команду:
   «Вперед!»

 
   — Просыпайся, Брайан. Слышишь? Да просыпайся же!
   Чернота каверны, что поглощала его с ужасающе-сладкой неотвратимостью, стала рассеиваться. Он открыл глаза: над ним стояли Фред и Марио, его тюремщики в серых торквесах. А еще с ними был Крейн; он держал в руке маленькое золотое кадило, распространявшее струйки едкого дыма.
   — Со мной все в порядке, — сказал Брайан. («Но скоро тьма снова поглотит меня.») Бездонные глаза гуманоида с плоскими синими зрачками придвинулись совсем близко.
   — Благодарение Тане, Брайан, мы уж беспокоились за тебя.
   Добрый старик Крейн заботится о нем. Но отчего он? Ведь она же обещала за ним прийти.
   — Ты проспал трое суток, Брайан.
   — Ну и что такого?
   — Да ничего. — Целитель тану ласково улыбнулся. — Надеюсь, что ничего. Но теперь тебе надо встать и приготовиться. Марио и Фредерик помогут тебе одеться как подобает. Пришло время покинуть Гильдию Корректоров. Через час после заката начнется Вторая Передышка. Все воинство тану собирается на чрезвычайный конклав. Тебя вызывают на Серебристо-Белую равнину.
   Брайан выдавил из себя улыбку.
   — Еще один парад перед Их Величествами? Думаю, у них в эти дни есть более интересные забавы, чем я и мне подобные.
   — Тебя вызывает Ноданн. — Крейн вытянул костлявые, унизанные перстнями пальцы и легонько коснулся руки лежащего антрополога. — Ты не носишь торквеса, поэтому я не могу в полной мере выразить тебе свои дружеские чувства, а также не могу исцелить, даже если б мне позволили, даже если б это было возможно. Ты сам не ведаешь, что сотворил и, благодарение Тане, никогда не поймешь. А потому ступай, Брайан, получи свой последний подарок. Прощай!
   Удивленный взгляд Брайана проводил гуманоида до двери. После ухода Крейна Фред и Марио повели его в роскошную ванную.
   — Они меня не слушали! — В полной растерянности Тагдал откинулся на спинку трона.
   Банкетный павильон стал скопищем конфликтующих мыслей и возгласов. Никто уже не соблюдал этикета: тану вспрыгивали на столы, и каждый ораторствовал, перекрикивая другого. Между делом все поглощали героические количества спиртного, спорили и ссорились по одному-единственному поводу: чему или кому приписать заслугу вновь наметившейся победы (тану снова повели в счете).
   — Напротив, дорогой, по-моему, ты произнес очень милую речь, — разуверила его Нантусвель. — Отставить разногласия, сообща трудиться — что может быть логичнее?
   Король лишь принужденно рассмеялся и отхлебнул из своего позолоченного черепа-кубка. Затем с ужасом заглянул в утопленные карбункулы глазниц.
   — Помнишь того парня? Магларна Сморщенную Плоть? Последняя сволочь и дубина во всем фирвулагском племени! Я проткнул ему кишки, после того как мы три часа молотили друг друга на Поединке Героев. Вот была Битва! Никаких тебе ударов из-за угла и прочих грязных трюков. А теперь?.. Противник дерется нечестно, и мы тоже. Если не произойдет чуда, то самый грязный из мошенников станет королем Многоцветной Земли.
   — Здесь Ноданн, — мягко напомнила ему королева. — Он… привел кое-кого с собой.
   Король вскинул голову и позволил себе небольшое святотатство.
   — Я мог бы и догадаться, кто упрятал антрополога! Мои парни прочесали весь город и пол-Авена и нигде следов не нашли.
   Нантусвель с печалью поглядела на супруга.
   — Зато они нашли беднягу Агмола…
   Монаршая борода зловеще засверкала.
   — Какая же ты наивная, Нанни! Я всех нас пытался спасти.
   Приход Стратега вызвал гром приветствий, среди которых явственно слышался непристойный звук. Ноданн с привычным спокойствием поклонился родителям и подвел к ним Брайана. Вид у антрополога был растерянный, губы кривились в странной улыбке, пальцы то и дело тянулись к шее, к тому месту, откуда исходило сказочное золотое сияние.
   — Благородное воинство! — послышался громовой голос, не требующий сигнала стеклянной цепи. — Нынешняя Великая Битва обернулась для нас и поражением… и победой!
   Аплодисменты, рев, немало пьяных проклятий.
   — Первый раунд Главного Турнира поставил нас на грань катастрофы, когда наша серая кавалерия понесла огромные потери ввиду новой тактики врага. Положение усугубилось, когда командиры подразделений серых рекрутов, полукровок и золотых людей не сумели сплотить их под знаменем нашей древней воинской религии.
   Свист, негодующие возгласы, ядовитые реплики, крики: «Позор!»
   Стратег выбросил вверх сжатую в кулак руку.
   — Вы можете отрицать очевидное, но ряды человечества смяты! И — как следствие — численность армии резко сократилась. Однако виноваты в том не люди и не доблестные воины тану, а мы!
   Нарастающий рокот скатился в пропасть гробовой тишины.
   — Это результат нашей доверчивости и морального разложения! Мы стали использовать в Битвах сперва животных, прирученных людьми, затем самих людей. Да… мы усыновили человечество. Люди ведут за нас бои, выращивают для нас хлеб, добывают руду, производят материальные блага. Они управляют нашей торговлей, просачиваются в наши священные Гильдии и даже смешивают свою кровь и свои гены с нашими! Но это еще не все. Мы сами навлекли на себя высшее унижение: человек уже претендует на наш трон!
   В огромном шатре повисло звенящее молчание. Наконец раздался громкий голос Селадейра, лорда Афалии:
   — Что же здесь позорного, Стратег? Эйкен Драм в одиночку, без оружия бесстрашно бросается навстречу врагу, в то время как некоторые высокопоставленные особы отсиживаются за непроницаемыми экранами и рассуждают о древних правилах игры, которые больше не пугают фирвулагов — не говоря уже о том, чтоб разбить их!
   Высказывание было встречено взрывом аплодисментов, а Селадейр добавил:
   — Враг объединился с людьми. Финия пала. Их копьеносцы научились справляться с нашей конницей. Так что же, нам вернуться к древним правилам и сложить головы, ликуя от счастья, что наша честь осталась незапятнанной? Или, последовав за юношей, избранником Мейвар, изведать вкус победы?
   На этот раз от криков затряслись стены и потолок павильона, кубки и тарелки заплясали на столах. Но лик Аполлона остался незамутненным, лишь сияние его очей стало таким мощным, что многие попадали навзничь, заслоняя глаза.
   — Позвольте все же поведать вам, — произнес Стратег (на этот раз голос его прозвучал угрожающе тихо), — какова будет цена такой победы. Из уст человека, ученого, пользующегося огромным авторитетом в Галактическом Содружестве, вы услышите о том, какое будущее ожидает нас. Сам Тагдал поручил ему проанализировать наши связи с человечеством и сопутствующие этим связям негативные факторы с целью опровергнуть мое давнее противодействие человеческой ассимиляции. Ученый провел вполне объективное исследование. Многие из вас были проинтервьюированы им или его ассистентом, нашим покойным братом-творцом Агмолом.
   С этими словами Ноданн поднял зеленую картонку, дар любви Брайана Мерси.
   — Вот копия недавно завершенного им отчета. Но лучше он сам все объяснит. В процессе изысканий на нем не было золотого торквеса, а сегодня он надел его, дабы вы могли исследовать его ум и убедиться в правдивости утверждений. В результате принуждения, оказываемого мной, он не утаит от вас ни одного вывода своего отчета, включая последствия использования железа. Советую внимательно прислушаться к словам Брайана Гренфелла. Это не займет много времени, ведь вскоре нам предстоит вернуться на Серебристо-Белую равнину. Когда восходящее солнце принесет заключительный день Великой Битвы, надеюсь, вы уже сделаете выбор, под чьим знаменем сражаться — вашего Стратега или вашего извечного врага.

 
   Ил и листья лотоса, устилавшие дно Большого Гнилого болота, а также манговые заросли, ибисы, белые цапли, пеликаны, что когда-то гнездились здесь, — все погрузилось в море. Лишь самые высокие островки еще торчали над поверхностью воды; на них обезумевшие звери отчаянно боролись за выживание, пока не потонули или сами не бросились вплавь. Более удачливые нашли убежище на внушительной дамбе из вулканических пород, но и этим приходилось карабкаться вверх по застывшей лаве, поскольку вода продолжала прибывать. Достигнув вершины, животные совсем выбились из сил, чтобы искать другого пристанища. Да и где искать: противоположный склон плотины был отвесный и гладкий, и поэтому бедняги сжались в кучу под луной. Клыкастые водяные олени, карликовые лошади, длиннотелые кошки, крысы, черепахи, змеи, амфибии и прочие согнанные с насиженных мест твари уже не проявляли друг к другу враждебности. Как хищные, так и жертвенные инстинкты были притуплены разрушением окружающего мира.
   Вода поднималась, давила всей тяжестью на естественную плотину, просачивалась в трещины, проникала сквозь жесткий слой слежавшегося пепла. Отдельные потоки находили дорогу среди камней, окаймляющих Длинный фиорд. Когда поток подступил к дельте Южной лагуны, тысячи маленьких струй брызнули из этого узкого каменного ложа.
   В бывшем Гнилом болоте, там, где раньше разгуливали фламинго, уровень воды достиг восьмидесяти метров. Впервые за два с лишним миллиона лет косяки рыб попадали от утесов южной Испании прямо к берегам Марокко.

9

   Его опять выудили из теплой, уютной мглы.
   О Господи, ну почему, почему его не могут оставить в покое?! Оставить в ожидании последней встречи? Ведь он уже принес жертву богу-солнцу, объяснил этим варварам, почему закрытие врат времени надо только приветствовать, почему тану следует остерегаться чрезмерной зависимости от человеческой технологии.
   Как ловко, однако, Стратег повернул статистические данные к своей выгоде! Но он, разумеется, пощадит Мерси и верных гибридов. Ведь погромы столь разорительны, а красавец Аполлон всегда был рациональным человеком и заботливым мужем.
   Вещая через свой золотой торквес, Брайан все подтвердил. Бедный Агги был, несомненно, прав, утверждая, что этот обруч облегчает общение (так оно и есть, особенно если ангел-хранитель поддерживает тебя, когда ты выползаешь из вязких цепочек). По окончании краткой лекции общественное мнение отвернулось от Эйкена Драма. Брайан нимало не удивился. Эти дикари вспыльчивы, непостоянны и легковерны, прямо как ирландцы.
   Затем Ноданн проводил его к Мерси. И она вслед за Агмолом продемонстрировала то, чего ему недоставало раньше, когда на нем не было золотого торквеса. Даже полностью сознавая, что на сей раз ему не выбраться, он все равно добровольно отправился с ней в ослепительный полет и в долгое падение.
   «Свободен, но не от тебя, не от твоих диких глаз, Мерси. Я буду любить тебя до смерти.»
   — Ну выходи же, выходи оттуда! Помоги мне малость. Я не самый лучший целитель в королевстве, но кое-что еще умею. Давай, Брайан! Ты ведь помнишь меня, правда?
   «Да, я умираю, но, умирая, вижу, как она проходит мимо, умираю…»
   — Он так и будет вертеться, пока ты не двинешь ему по кумполу, Властелин Ремесел.
   — Да заткнись ты, шлюха в мужском платье! Я твои шарики уже собрал, так что не мешай… Ну, очнись, Брайан! Открой глаза, сынок!
   Круглое нахмуренное лицо, висячие серебряные усы, позади светится желтое утреннее небо со странно багровыми перистыми облаками. Он закрыл глаза, призывая тьму и воспоминание о Мерси.
   Но они вернулись не сразу. Нетвердым голосом Брайан произнес:
   — Привет, лорд Алутейн.
   — Наконец-то! — Рука обхватила его за пояс, приподнимая. Стакан теплой воды поднесли к его губам.
   — Я хочу побыть один, — прошептал Брайан. («Ох, отпустите меня туда, вниз! Где оно, то море, не отражающее звезд?»)
   — Нет, сынок, потерпи. Пока нельзя.
   Он раздраженно выглянул из умственного грота. Какие-то люди — у всех вид довольно жалкий — склонились над ним. Золотые, серебряные и серые торквесы бесцеремонно щупают его мозг.
   — Прекратите, вы! — обиженно проговорил он. — В конце концов это неприлично, когда я… когда я…
   — Погоди, сынок, не отключайся. Я тебя заштопал, как мог. Ты нам только скажи, что там произошло вчера на конклаве? Что затевает Эйкен Драм? Не нравится мне все. С тех пор, как меня свергли, кто-то будто наложил запрет на мои метафункции. Я вижу умы только ближайших соседей. Но не надо быть ясновидящим, чтобы почувствовать, как дрожит земля, как меняются воздушные течения… А эти ненормальные облака?.. Скажи, твой приятель Эйкен сотворил что-то с геологией Авена?
   Теперь глаза Брайана полностью открылись. Он начал было смеяться, но смех тут же перешел в кашель. Ему опять поднесли стакан.
   — Да нет, не думаю… У Эйкена Драма и без того немало всего в загашнике, чтоб еще землетрясения устраивать. — Он безвольно повис на руке Властелина Ремесел. Мозг вдруг пронзила странная мысль: а что, если он не умрет?
   Насмешливый голос. Раймо? Да, Раймо Хаккинен, этот несчастный ублюдок.
   — Толку от него, как от козла молока! Может, узнаем свежие новости, когда сюда на закате приволокут новую партию проигравших? Хотя какая нам разница?
   — И я так думаю, — отозвался Властелин Ремесел. — Однако ж нет, мне не все равно. Я из первых пришельцев, и мне не все равно! Если нам действительно грозит опасность, я должен их предупредить. Это дело чести!
   Раймо Хаккинен пробормотал что-то презрительное. Другие голоса — не мысли, а именно голоса — беспорядочными волнами накатывали на мозг Брайана. Ну до чего ж приставучие, копошатся меж развалин, как усталые вампиры!
   — А ведь землетрясение может расколоть эту хреновину, и тогда мы спасемся! — произнес голос Раймо.
   Восклицания. Протесты. Опять проникновение в мозг. Господи, да сколько ж их на его голову!
   — Мерси! — простонал он вслух.
   Серебристо-зеленая рука отмела в сторону вынюхивающие умы и показала ему, как поставить экран. Он повиновался. Но когда вновь хотел опуститься, не нашел дороги в грот. Ум и голос в тоске взвыли: Мерси!
   Беги, ищи, кричи, лови тьму в жутком свете своего золотого торквеса, который тащит тебя назад, как только ты заметишь ее вдали. Она не дождалась, ушла. А ты, быть может, и не умрешь.
   — Мерси! — снова прошептал Брайан и очнулся под сочувственным взглядом старого Властелина Ремесел. После долгого молчания он спросил:
   — Где мы? Что это за место?
   — Оно называется Великая Реторта, — ответил Алутейн.

 
   Супруга Корабля провела троих людей по тайным лабиринтам Гильдии Корректоров. Она сняла с них серые торквесы, одела в чистое, и теперь они терялись в догадках, кто она такая и чего от них хочет.
   — Неважно, кто я, — ответила незнакомка в маске, останавливаясь перед дверью. — Важно то, что откроется вам за этой дверью. Там, погрузившись в грезы своего «эго», лежит та, которая скоро очнется.
   Карие глаза Бреды остановились на Бэзиле.
   — Ты умный и энергичный человек. Через несколько часов тебе понадобятся твои способности. В нужный момент ты сам поймешь, что тебе делать. И найдешь в комнате все необходимое: карты и разные мудреные приспособления, отобранные у путешественников во времени.
   Тюрбан Супруги Корабля откинулся назад, когда она задрала голову к вождю Бурке, и глаза ее смешливо сощурились, встретив настороженный взгляд американского индейца.
   — Ты поведешь уцелевших. Это будет нелегко, потому что одни еще в Коже и требуют ухода, а другие вряд ли последуют за голошеим по своей воле. Но ты их заставишь.
   Пальцы Бреды легли на ручку двери, и она обратилась к Амери:
   — А твоя задача самая трудная — помочь ей в первые страшные минуты адаптации. Но ты была ее другом, никого из вашей группы здесь уже не осталось, и, кроме тебя, Элизабет не на кого опереться. Ты поймешь ее, хотя и не обладаешь метафункциями. Ей теперь нужен не приобщенный к Единству, а друг… и духовник.
   Дверь отворилась. Три стены большой, тускло освещенной комнаты были высечены в голой скале, а дальняя стена имела длинное застекленное отверстие, сквозь которое глазам представала панорама предвечерней Мюрии и солончаковых пустошей к югу от нее. По стенам и в центре комнаты громоздились шкафы, а на низкой кушетке лежала фигура в красном хлопковом комбинезоне.
   — Останетесь здесь до завтрашнего утра. Пока не рассветет, не выходите, что бы ни случилось. Меня вы больше не увидите, я должна быть со своим народом в час, который предвидела. Когда Элизабет проснется, передайте ей вот что: «Теперь ты свободна и можешь сделать истинный выбор». Берегите ее, потому что скоро она станет главным человеком в мире.
   Бреда скрылась, так и оставшись для них загадкой. Все трое переглянулись, пожали плечами. После чего Амери подошла к Элизабет, а мужчины занялись содержимым шкафов.

 
   Истекали последние часы Главного Турнира. Обе армии испытывали азарт предстоящей победы, хотя фирвулаги сознавали, что счет не в их пользу.
   Король Йочи почти всю вторую половину дня провел в затемненной смотровой палатке, где самые способные ясновидцы маленького народа транслировали наиболее интересные моменты военных действий. Особенно острым был поединок между старым Лейром и юным Имидолом из потомства. Йочи хорошо помнил, каков был прежде огнедышащий лорд Принудитель, и обидно было глядеть, как превосходящие метафункции напористого коллеги кромсали его, словно колбасу. В конце концов бедняга разомкнул свое ожерелье и перерезал себе глотку. Погодите, молодые, не вечно вам торжествовать…