- Мы все же прикончим кое-кого из них, - пробормотал Оуэн. Он махнул Кайтаю: - Слушай, Кайтай! Пришло время вспомнить твое колдовство! Мы долго не продержимся против этих гиен. Давай испробуем пару твоих трюков.
- Я не знаю никакого колдовства против пиратов, - тихо ответил Кайтай, в ожидании схватки играя своим изогнутым мечом.
- Я видел, как ты занимался вызыванием и сменой ветра, - тут же отозвался Оуэн. - Слушай... мог бы ты вызвать ледяной ветер, прямо сейчас?
- А-а, - глазки Кайтая заблестели, - холодный ветер...
- И туман, - добавил Оуэн. - Густой морской туман. Но прямо сейчас.
- Если бог ветра из моей страны пойдет так далеко на запад... - Кайтай воткнул меч в деревянную палубу, отбросил круглый щит и резким движением выбросил руки вверх, к небу.
Казалось, из самой глубины легких он исторгнул странный, пугающий призыв, трубный, как волчий вой. Голос зазвенел - от него раскатилось эхо, и, пока оно еще звучало, Кайтай выхватил из-за пояса кинжал и яростно ударил себя в раскрытую грудь. Хлынула кровь. Он прижал к груди ладони, вновь протянул руки к небу и закричал. От этого крика вздрогнули и попятились матросы на палубе.
Прямо по курсу корабля появилось темное облачко, которое, казалось, росло. Попутный ветер внезапно стих, и треугольный парус бессильно обвис. Гик повернулся, и снасти задрожали, как струны гигантской арфы.
На палубу западали первые белые хлопья... снег! Оуэн содрогнулся, так как на палубу ложился вполне осязаемый и даже густой холод. Кайтай вскрикнул еще раз, затем трупом рухнул на палубу и остался неподвижен.
Зельза склонилась было над ним, но Оуэн оттолкнул ее.
- Не надо, - хрипло сказал он, - не трогай его. Я уже видел, как он проделывал такое... Смотри! Туман!
Ледяной воздух опускался на теплое море, и тут же вокруг судна стал подниматься густой, белый, как вата, туман, становившийся все плотнее, гуще... и вот не стало видно ничего, и другого корабля тоже.
- Теперь, - оглядев матросов, сказал Оуэн, - вы все... сидите тихо. Пираты могут пройти мимо. Даже если нет...
Усиленный тишиной и туманом, их ушей коснулся отдаленный скрип уключин, удары весел и мерный звук барабана. Все застыли в напряженном ожидании. И вдруг, неожиданно, все стихло.
- Они подняли весла, - пробормотал Ларр, покачав головой, - ждут, пока рассеется туман. Они поняли, что он ненастоящий...
- Тихо. - Оуэн прислушался. Вокруг была тишина. Но он знал: они были здесь, близко. Они выжидали.
- Эта амуниция тяжеловата, - произнес он вслух, ни к кому не обращаясь. Зельза и Ларр с удивлением наблюдали, как он стащил кольчугу и осторожно положил ее на палубу, чтобы не зазвенела. Он сложил шлем, круглый щит и сбросил башмаки. Полукруглый топор он укрепил на шее с помощью петли. Затем он взобрался на перила палубы.
- Бог-счастливчик, дающий удачу, - сказал Оуэн, потихоньку помянув древнего марионского божка. Говорят, что тот слышит шепот так же хорошо, как и громкие призывы. И, скользнув вниз по борту, Оуэн бесшумно, как выдра, погрузился в воду и уплыл прочь без единого всплеска.
- Бедняга не в своем уме, - сказал Ларр.
Никто не проронил ни слова.
Время шло. Туман стал понемногу рассеиваться. Солнце почти закатилось, и серое море теперь освещала низкая луна, висевшая в небе, как большая тусклая лампа.
- С ним покончено, - пробормотал Ларр, и глазки его вдруг плотоядно сверкнули в сторону Зельзы. Она ответила ему взглядом, в котором было больше холода, чем в море под килем. И вдруг она улыбнулась.
Голова Оуэна, мокрая, с прилипшими волосами, показалась за ограждением палубы. Сверкнула белозубая улыбка. Он зацепился топором за поручень и вылез на палубу.
- Клянусь богами, вода холодная, - улыбнулся он, отирая с бороды воду тыльной стороной ладони, - можно только посочувствовать этим беднягам.
Сквозь негустой туман от пиратского корабля доносились странные звуки: сначала это был вопль страха и злобы, затем проклятия. Послышался сильный всплеск и какой-то не вполне понятный, шум.
- Я прорубил у них дыру у носа, достаточно глубоко, чтобы образовалась приличная течь. - Оуэн ухмыльнулся. - А потом, когда они бегали и пускали стрелы в то, что они считали морским дьяволом, я проплыл вдоль судна и снова пустил в дело топор, на этот раз на корме. Слышите! Я ручаюсь, что они наполняются водой и с кормы, и с носа, а у них слишком много людей, чтобы оставаться на плаву... и к тому же слишком много награбленного добра.
Кайтай поднялся на ноги и неверно стоял, опираясь на перила.
- Они тонут, - спокойно заметил он. Затем взглянул вверх. - Возьми их себе, о небесный медведь.
- Больше похоже, что они попадут к морскому царю, - злобно рассмеялся Ларр. Теперь, когда опасность была позади, мужество вновь вернулось к нему.
Постепенно, порывами, возвращался и ветер. Парус зашумел, и корабль медленно пошел прежним курсом. Над темным морем повис отдаленный крик; затем все смолкло.
7
Трое мужчин сидели на корточках в тени, на полубаке. Чам нарезал овощи для рыбного супа, который он собирался готовить к ужину, - одному из матросов удалось наловить рыбы. Капитан Ларр сидел полузакрыв глаза и жевал свою излюбленную жвачку из наркотической травки, очень популярной у моряков. Рядом с ним сидел чернобородый матрос, который был известен просто под кличкой Нож и, по-видимому, не имел другого имени. Отсутствие у этого человека языка, очевидно, не позволяло ему назвать свое настоящее имя, даже если оно у него и было.
По-прежнему дул сильный западный ветер - матросам было практически нечего делать, хотя Ларр и старался все время занять их какими-нибудь работами на палубе или мелким ремонтом.
- Ты много бываешь в кормовой каюте, - сонно проронил Ларр и задвинул жвачку за щеку.
- А? - Чам поднял голову от своих овощей, и на лице его появилась бессмысленная улыбка. - Ах да, верно, я хожу в кормовую каюту, ношу господам их обеды и всякое другое...
- Ты видел, где они его держат? - спросил Ларр, по-прежнему не раскрывая глаз.
- Держат - что, сэр?
- Золото, - мягко отозвался Ларр, - или, может, карту сокровищ, или что-нибудь в этом роде. Ведь не ради же поручения какого-то колдуна пустились они в это безумное путешествие.
- Вы думаете, у них при себе много золота? - живо спросил Чам и показал остатки зубов в лисьей улыбке.
- Ты бы взглянул, кок, когда никто из них не видит. Они ведь не всегда бывают в каюте... - лениво предложил Ларр, - просто посмотри, где оно и что это. Может, удастся заполучить оттуда кое-что и для горстки бедных морячков, таких, как мы с тобой... Самому мне трудно заглянуть в каюту: у меня там нет никакого прямого дела. И мне неохота, чтобы краснобородый размахивал передо мной своим проклятым топором, а желтолицый урод наслал на меня какого-нибудь дьявола. А чертовка - бесовски хороша, - но мне сдается, если ее раздразнить, она будет поопасней их обоих.
Чам кивал, потихоньку хихикая.
- Я постараюсь, сэр, - прошамкал он.- Но я только взгляну. Все, что вы сказали об этой троице, - правда, и мне бы не хотелось, чтобы они ополчились на нас. Но просто посмотреть, что у них... мне, может, и удастся.
Ларр хмыкнул:
- Попытайся, кок. И расскажи мне, что увидишь, ладно? И пусть это будет между нами. Здесь только мы и старина Нож, который никому ничего не сможет сказать. А? - Он шутливо ткнул Ножа под ребра. - И он не научился писать до того, как ему выдернули язык за то, что слишком много говорил, верно, Нож?
Чернобородый издал гортанный звук, выражающий согласие. Ларр откинулся назад и снова закрыл глаза, а Чам продолжал резать овощи. Только теперь глаза старого кока вспыхивали при каждом взмахе ножа.
Чам воплощал идеи сразу или никогда. Ему удалось осуществить свой замысел в тот же день, когда Оуэн, Кайтай и Зельза расположились отдохнуть на шканцах у мостика. Оуэн достал свою маленькую арфу и наигрывал какую-то ненавязчивую мелодию. Пел он не очень хорошо, но слушателей захватила старинная баллада, которую он помнил со времен детства и теперь пел негромко, на древнем языке марионцев. Зельза сидела и слушала, а Кайтай облокотился на перила палубы и смотрел в море.
Тем временем Чам рылся в каюте. Если бы кто-то и застал его там, он мог сказать, что занимается уборкой.
Чам был полон энтузиазма, хотя ему и не хватало опытности в воровских делах. Тем не менее шкатулка, стоявшая в бюро, даже не была спрятана. Он заметил там же бумажный свиток, но Чам не умел читать, и к тому же он успел уже позабыть идею Ларра о карте сокровищ. Все, что оставалось в затуманенном старом мозгу Чама, была смутная мысль о золоте. Имея много золота, можно купить много вина. Он подумал, что этого золота ему бы хватило надолго.
Он приподнял шкатулку, пытаясь оценить добычу на вес. "Тяжела, подумал он, - наверное, полна кругленьких монеток..." Вдруг снаружи послышался шум, и он быстро завернул шкатулку в одеяло, которое сорвал с койки.
Он на руках выволок укрытую шкатулку из каюты и затрусил со своей ношей дальше по палубе. "Одеяло надо проветрить, - сказал он себе. - Это я отвечу, если спросят".
Но никто не спросил.
Матросы спали на полубаке, с подветренной стороны. Обычно они укладывались в ряд, заворачиваясь в одеяла или в темную от старости парусину. Там невозможно было найти место, чтобы рассмотреть добычу, но, когда прогорела крохотная керосиновая лампа, подвешенная сверху на брусе, на полубаке воцарилась полная темнота. Чам мог бы что-то разглядеть в слабых лучах пробивавшегося в люк лунного света, но он предпочел исследовать содержимое шкатулки на ощупь. Там наверняка золото, и он спрячет его в своем одеяле, а шкатулку поставит на место, и никто ничего не узнает. Так подумал Чам и подавил ликующий смешок.
Поутру Чама нашел матрос по кличке Нож. Старик лежал под скомканным одеялом, костлявой рукой прижимая к себе закрытую шкатулку, так, что виден был только ее уголок. Одеяло было темным и заскорузлым, и струйка крови протекла по палубе. Нож приподнял край одеяла и посмотрел внутрь. Он отшатнулся и быстро снова накрыл то, что было скрыто. Больше на полубаке никого не было - Нож быстро нагнулся и схватил шкатулку, после чего поспешил к своему спальному месту, где и открыл ее. Затем он вышел на палубу и отыскал капитана.
Через несколько минут Ларр втолковывал сонному Оуэну.
- Он без головы, - говорил Ларр, и пот каплями выступал у него на лице. - Нет не только головы, но и других частей тела. Как будто... будто он съеден заживо. И при этом совсем без шума, так говорят остальные... что это? Что это у нас на судне, сэр?
Оуэн пошел посмотреть и вернулся назад. Его тошнило. Зельза стояла в дверях каюты, а Кайтай заглянул ей через плечо с палубы.
- Может, лучше ты взглянешь, Кайтай, - предложил Оуэн, - если твой желудок в состоянии выдержать это. Что бы это ни было, это не слишком аппетитно, друг. - Зельза двинулась было за Кайтаем, но Оуэн выбросил вперед руку, пытаясь остановить ее. - Нет, тебе нельзя.
- Я видала вещи, от которых твоя борода вмиг поседела бы, гахьо, скривившись, ответила цыганка. Затем она опустила взгляд на его руку, державшую ее за локоть. - И все же это первый раз, когда ты дотронулся до меня.
Оуэн, сжав губы, убрал руку.
- Иди и посмотри, если ты так этого хочешь, - ледяным тоном ответил он. Он пошел в каюту и тяжело опустился на стул.
Через минуту вернулись Зельза и Кайтай. Оба они были явно потрясены. Слышно было, как снаружи испуганно шумят матросы, столпившиеся у грот-мачты, - ни у кого из них не хватало мужества вернуться на спальные места.
- Во всем этом чувствуется какая-то мощная злая сила, - заговорил Кайтай. - Не знаю, что убило старика, но это было что-то весьма необычное. Это не могло быть... Может, огромная крыса. Нет... - Он покачал головой.
- Я знаю, как выглядят отпечатки человечьих зубов, - заявила Зельза, я видела эти отпечатки.
- Человек? - нахмурился Оуэн.
- Кто-то из команды... - Кайтай взглянул на Зельзу, - может, оборотень. Человек-зверь. Такие встречались среди моего народа.
- Ни у кого из команды нет этих признаков, - тихо ответила цыганка. Когда мы шли назад, я посмотрела их руки. У этой болезни есть свой знак, желтолицый.
Все трое переглянулись.
- Один из нас?.. - спросил Оуэн.
- Нет, и на наших ладонях этого нет, - сказала Зельза. - На этом корабле завелся демон.
- Господин Оуэн! - послышался снаружи голос Ларра. Оуэн встал и распахнул дверь. Ларр стоял немного впереди сбившихся в кучу матросов, угрюмо глядя в сторону полубака. Он опирался на абордажную пику, сжав ее так, что суставы его пальцев на рукоятке побелели.
- Господин Оуэн, - снова выкрикнул Ларр, - мы боимся.
С минуту Оуэн смотрел на него из-под нахмуренных бровей, а потом хрипло рассмеялся.
- Я тоже боюсь, капитан, - ответил он, продолжая улыбаться, - но вот чего бояться - я не знаю. Назови имя демона, и мы призовем его к ответу. Что убило кока?
- Верно. - Один матрос, посмелее, выступил вперед и встал рядом с Ларром. - Что убило старого пьяницу и съело его как селедку?
- Кто-то из вас, - раздался обвинительный голос из гущи матросов.
- Мы полагаем, господин, что это сделал один из вас, - ухмыляясь, заявил Ларр. - Слуга чернокнижного дьявола, Мирдина Велиса. Вы говорили, что везете его письмо, в то время как всякий знает, что этот посланец ада способен превратиться в птичку и лететь, куда пожелает, и сам отнести все свои письма. Вы не курьеры Мирдина Велиса. Вы - его охотники. И охотитесь вы за человеческим мозгом и кровью.
За спиной Оуэна, как колокольчик, зазвенел смех Зельзы.
- Дурак, - сказала она Ларру.
- Это могла сделать и ты, ведьма, - темнея от ярости, закричал Ларр. Ведьмы! Я вас знаю! Тянут соки из мужчин, а в постель не идут ни с кем: боятся потерять колдовскую силу! Ты ведь проводишь ночи в одиночестве все время, пока мы плывем, не правда ли, ведьма? Ни один из этих великолепных господ не удостоился попробовать твоего роскошного тела, верно ведь? А почему - если в этом нет колдовства? - Он обернулся к матросам, указывая на Зельзу абордажной пикой. - Кто из вас способен поверить в то, что такой лакомый кусочек можно оставить нераспробованным, если тут нет злого умысла?
Казалось, его странное рассуждение было воспринято. Матросы зашумели и начали осторожно продвигаться ближе.
- Придется вам, колдуны, попробовать за это водицы! - заревел Ларр. Вы отправитесь за борт, и со всей этой чертовщиной будет покончено!
- Дурак, - снова произнесла Зельза ясным и чистым голосом. Однако теперь она не сводила глаз с капитана, и рука ее скользнула в складки плаща.
Ларр взмахнул пикой, целясь в Зельзу, и ее правая рука метнулась навстречу. Что-то сверкнуло в воздухе, и Ларр выронил пику с почти женским взвизгом. Из его плеча торчал длинный узкий нож.
Тяжелый рыболовный гарпун ударился о косяк двери над головой Оуэна, и матросы начали наступать со все более громкими проклятиями и с явно растущей уверенностью. Кайтай рванулся в каюту и выскочил обратно с оружием. Он держал топор Оуэна и свой арбалет.
- Держи. - Кайтай вдавил топор в ладонь Оуэна и одновременно поднял арбалет и пустил стрелу.
Один из матросов со стоном упал, а топор Оуэна взвился в воздух, когда тот пошел на толпу матросов.
Зельза тоже вбежала в каюту и вернулась назад: теперь в ее руке было три фута сверкающей стали. Это был один из клинков, украшавших стойку с оружием в каюте. Она держала его низко, направив вперед, и острие описало зловещий круг, когда она встала рядом с Оуэном. Было ясно, что она знает, как обращаться с оружием, и, когда неосторожный матрос попытался приблизиться, Зельза доказала свое умение быстрым змеиным ударом. Нападавший взвыл и в брызгах крови покатился по палубе.
После этого остальные стали отскакивать проворнее. Основная масса нападавших начала отходить на полубак, где они снова собрались в кричащую, проклинающую, злобную толпу. Ларр сидел на палубе, прижимая раненую руку к перилам, и хрипло кричал в сторону защищавшей каюту троицы:
- Дьяволы! - Он сплюнул и застонал. - Если так, то вы не продвинетесь дальше ни на йоту, черт вас побери! Мы спустим паруса и пойдем обратно на восток... если понадобится, то и на веслах! Ваш заговоренный ветер вам не поможет при спущенных парусах! Эй вы, матросы... к шкотам! Спустить грот и готовься к смене галса...
Но большинство шкотов шло от шканцев, поэтому путь проходил ближе к каюте, чем того бы хотелось матросам. Один смельчак двинулся было вперед, но так и не достиг цели: просвистела стрела Кайтая, и он упал на шпигат, где и остался лежать вниз лицом.
- Теперь, ночью, - сказал Оуэн Кайтаю, глядя на толпящихся на носу матросов, - в темноте, они либо кинутся на нас, либо обрежут шкоты.
- Ночью будет луна, - отозвался Кайтай, - и мы можем держать факел, чтобы лучше видеть. - И тут лицо его озарила дикая усмешка. - Не думаю, что нам придется много беспокоиться. Кстати, друг Оуэн... - Он аккуратно прицелился, и арбалет пропел снова. Матрос, пригвожденный к переборке воткнувшейся в горло толстой стрелой, успел перед смертью только издать слабый булькающий вскрик.
- Кайтай, - Оуэн схватил друга за руку, - нет, черт побери!
[Рис.2]
- Утром мы должны увидеть землю, если, конечно, карта не врет, ответил Кайтай, все еще ухмыляясь. - Нам не нужны больше эти свиньи. Позволь мне расправиться с ними, по одному, а потом ты уложишь тех, у кого не тонка кишка сразиться с нами в открытую. - Кайтай взглянул на Зельзу, и ее ответная улыбка была такой же безумной. - Может быть, и леди получит возможность наколоть еще одного-двух из них на свой кинжал, которым она так хорошо владеет.
- Не скажу, что мне это не по душе, - сказал Оуэн. - Но... нет, в этом не много чести. Слушай, я - воин, не знающий, кому служить, за моими плечами кража, я служу у чернокнижника на посылках - с меня достаточно бесчестья. Я не могу убивать этих кретинов просто ради удовольствия. - Он закусил губу, глядя на столпившихся матросов, и помолчал мгновение. Затем взорвался и продолжал злобным шепотом, как бы обращаясь к себе самому: Разве мало их было вчера на этой проклятой пиратской посудине? Отправил людей в холодное море, не дав им возможности даже нанести ответный удар... как поганая крыса, прогрызшая им днище. Да уж, заступничество Луки нам необходимо. Человек должен исполнять свой долг... Но пусть эти собаки поживут еще немного.
- У этого парня сердце пташки, - с сожалением сказал Зельзе Кайтай. Он никого не убивает, разве только иногда, когда рассердится. Этого мне не понять. Не один раз мы могли бы разбогатеть, если бы он мог хладнокровно убить человека.
Зельза рассмеялась:
- И вправду незачем убивать их. Завтра они вплавь доберутся до земли, какая бы она ни была, и устроят там засаду, а нам придется перебить их или умереть. Так что сейчас мы просто подарили им всего лишь еще один день их собачьей жизни. Оуэн, я не понимаю такого милосердия.
Он пожал плечами и повертел топор.
- Ты вообще мало что понимаешь, цыганка, - ответил он, не глядя на нее, а по-прежнему не сводя глаз с кучки матросов на шканцах, - а я... я понимаю еще меньше. Но... во сне я никого не убивал. Никто не убивал... в той стране.
- Опять эти слова, - сказала Зельза, - я их уже слышала. А у тебя на руке две линии там, где всем людям полагается иметь одну. Но я ничего не знаю о твоих снах, кроме того, что они, кажется, мешают тебе видеть вещи реального мира.
- Это было священное растение, - заговорил Кайтай, покачав головой. Я не знаю... Я пользовался им не один раз, и оно не приносило вреда. А он... он увидел то, что ему нельзя было видеть.
- Друг, - холодно попросил Оуэн, - не надо об этом.
- Пусть она знает, - ответил Кайтай. - Она может прозревать вещи. Может быть, она разберется в этом получше меня.
Оуэн сжал губы. Через минуту он тихо произнес:
- Говори, если тебе так надо, маленький, не умеющий молчать колдун.
- Священное растение вызывает видения, - начал Кайтай, и Зельза кивнула.
- Я слыхала о нем, хотя мне не доводилось находить его, - сказала она.
- Оно встречается очень редко, даже в моей стране, - продолжал Кайтай. - У меня был мешочек с сухими плодами этого растения, и обращался я с ними очень бережливо. Затем, однажды, после того как я принял ягоду этого растения, моему другу стало любопытно.
Оуэн выдохнул с коротким смешком.
- Я увидел, как этот желтенький человечек спит, а на лице его играет такая улыбка, которой у него никогда не бывало наяву, - сказал Оуэн, - а позже, когда он вернулся к жизни, он заявил, что ему открылась... истина. Сказал, что знает больше о себе, о своей душе. Если она вообще у него есть, в чем я, лично, не уверен. - Оуэн задумчиво покачивал топором. - Далее я, по свойственной мне глупости, тоже стал алкать истины. А ведь я - вояка и вор, способный только штурмовать и резать глотки. Вообразил, конечно, что смогу стать мудрецом без особого труда. Решил проглотить истину в виде черненькой ягоды. Ха!
- Он съел ягоду, - сказал Кайтай, - затем, как это обычно случается, он заснул. Но... и в это он не верит. Он увидел свою прошлую жизнь. Нет-нет, друг не качай головой. У человека много жизней.
- Это сказки твоего желтого народа, - отвечал Оуэн. - Тут и одного раза больше чем достаточно.
- Я думаю, что он видел землю и людей, живших много веков назад, продолжал Кайтай. - Но он оказался... очарованным той землей. Ему стало казаться, что это его родина, а он в долгой ссылке.
- Это реально. - Голос Оуэна зазвучал странной болью. - Оно существовало на самом деле... Место, откуда я родом. Я узнал его. Я узнал мой народ, и его музыку, и ее лицо... - Его губы искривились. - А теперь я даже не могу вспомнить ее имя!
- Она - далекое прошлое, - отчетливо выговорил Кайтай.
- Она живет сейчас, - упрямо повторил Оуэн. - Та земля существует. Иногда... - теперь он выглядел странно, - иногда мне кажется, что я сам и весь этот мир вокруг меня - даже менее реальны. Возможно, все, что касается того, кто я и что делаю, мне снится. Я не знаю. Но только если Мирдин Велис знает, где та земля, и его слово верно, то... мы, может быть, уже скоро попадем туда.
Зельза молча смотрела на него, и трудно было бы определить выражение ее лица.
- Я не знаю лекарства, - сказал Кайтай. - Ни у кого из мудрейших, кто пробовал эти ягоды, я не встречал ничего подобного. После употребления этих ягод мы отправляемся в другой мир, где цвета ярки, а формы неопределенны... насколько я знаю, это похоже на страну божеств. Некоторые там сходят с ума или умирают... Но такого результата я не мог предвидеть.
Кайтай рассеянно поиграл затвором арбалета и мрачно уставился в пол.
- Оуэн - мой друг, - вновь медленно заговорил он, - он ведь немного сумасшедший, был им и до того, как попробовал это растение. Посмотри, как сегодня он пощадил эту мразь. Я видел, как он уложил двадцать человек, а после пел над их телами погребальную песнь, очень красивую. Его народ постоянно поет, плачет и убивает - мне этого не понять, за исключением, конечно, последнего. У них нет ни алфавита, ни книг, но при этом они вечно в поисках мудрости, а найдя ее, ею не пользуются, а перекладывают ее в стихи.
Зельза рассмеялась:
- Это ничего, желтолицый. У вас свои обычаи. Но характер краснобородых мне и моему народу ближе, чем ваш. Кажется, я начинаю кое-что понимать.
Она повернулась к Оуэну.
- Я могу помочь тебе вновь увидеть эту землю, - сказала она, и он уставился на нее широко раскрытыми глазами. - Я могла бы, - повторила она, - но если все это и вправду далекое прошлое... если все на этой земле умерло много лет назад...
- Я знаю, что она живет сейчас, - упрямо ответил Оуэн. - Меня не покидает странное чувство... доказать это нельзя. Я могу только сказать, что знаю.
Зельза продолжала:
- А если я покажу тебе, что это не так, ты возненавидишь меня, будто это я убила твою страну своими руками. Люди часто наказывают того, кто несет им дурные вести. - Она дернула плечом. - Ладно, баро, если ты когда-нибудь захочешь, чтобы я для тебя прозрела и рассказала, что сейчас делается на той земле, о которой ты мечтаешь...
- Нет, - ответил Оуэн. - Не... сейчас, - он посмотрел на ют, - у нас нет времени забавляться видениями, когда нам готовы перегрызть глотки. Давайте пойдем в каюту и будем сторожить весь день, по очереди.
- В любом случае, они скоро придут в чувство, - сказал Кайтай. - Когда они увидят, что ты оставил их в живых, они, скорее всего, поймут, что сваляли дурака, послушавшись капитана.
- Так что же это за демон, что убил старину Чама? - вспомнила Зельза. - Если он вернется...
- У нас есть оружие, - ответил Оуэн. - Пойдем в каюту.
8
В этот день время тянулось невыносимо медленно. Солнце уже поднялось к зениту, а корабль шел по-прежнему: паруса были полны тем удивительным ветром, который не переставал дуть. Оуэн пошел в рулевую рубку и с помощью троса закрепил руль. Теперь он знал, что если они и собьются с курса, то не слишком. Мятежники собрались на носу и разговаривали там вполголоса, бросая косые взгляды на дверь каюты. Какой-то матрос попытался было проверить бдительность остававшихся в каюте и направился к ней. Он разделил участь того, что уже лежал на шпигатах со стрелой в горле. Страж и на этот раз был начеку.
Наконец солнце медленно зашло, и на закатном горизонте Оуэн заметил то, что равно могло быть и грядой низких облаков, и выступающей частью отдаленного берега. Рассматривая это из дверей каюты, он поднял глаза вверх. На небе стояла низкая луна, и ее бледного света вполне хватало, чтобы видеть палубу. Матросы, как серые тени, копошились в темноте полубака.
Прошел час. Зельза спала на одной из коек, и дыхание ее было так ровно и безмятежно, будто она проводила ночь в своей кибитке. Кайтай, скрестив ноги, сидел на палубе с непроницаемым видом восточного идола. Оуэн стоял, опершись о косяк двери, и охранял их.
- Я не знаю никакого колдовства против пиратов, - тихо ответил Кайтай, в ожидании схватки играя своим изогнутым мечом.
- Я видел, как ты занимался вызыванием и сменой ветра, - тут же отозвался Оуэн. - Слушай... мог бы ты вызвать ледяной ветер, прямо сейчас?
- А-а, - глазки Кайтая заблестели, - холодный ветер...
- И туман, - добавил Оуэн. - Густой морской туман. Но прямо сейчас.
- Если бог ветра из моей страны пойдет так далеко на запад... - Кайтай воткнул меч в деревянную палубу, отбросил круглый щит и резким движением выбросил руки вверх, к небу.
Казалось, из самой глубины легких он исторгнул странный, пугающий призыв, трубный, как волчий вой. Голос зазвенел - от него раскатилось эхо, и, пока оно еще звучало, Кайтай выхватил из-за пояса кинжал и яростно ударил себя в раскрытую грудь. Хлынула кровь. Он прижал к груди ладони, вновь протянул руки к небу и закричал. От этого крика вздрогнули и попятились матросы на палубе.
Прямо по курсу корабля появилось темное облачко, которое, казалось, росло. Попутный ветер внезапно стих, и треугольный парус бессильно обвис. Гик повернулся, и снасти задрожали, как струны гигантской арфы.
На палубу западали первые белые хлопья... снег! Оуэн содрогнулся, так как на палубу ложился вполне осязаемый и даже густой холод. Кайтай вскрикнул еще раз, затем трупом рухнул на палубу и остался неподвижен.
Зельза склонилась было над ним, но Оуэн оттолкнул ее.
- Не надо, - хрипло сказал он, - не трогай его. Я уже видел, как он проделывал такое... Смотри! Туман!
Ледяной воздух опускался на теплое море, и тут же вокруг судна стал подниматься густой, белый, как вата, туман, становившийся все плотнее, гуще... и вот не стало видно ничего, и другого корабля тоже.
- Теперь, - оглядев матросов, сказал Оуэн, - вы все... сидите тихо. Пираты могут пройти мимо. Даже если нет...
Усиленный тишиной и туманом, их ушей коснулся отдаленный скрип уключин, удары весел и мерный звук барабана. Все застыли в напряженном ожидании. И вдруг, неожиданно, все стихло.
- Они подняли весла, - пробормотал Ларр, покачав головой, - ждут, пока рассеется туман. Они поняли, что он ненастоящий...
- Тихо. - Оуэн прислушался. Вокруг была тишина. Но он знал: они были здесь, близко. Они выжидали.
- Эта амуниция тяжеловата, - произнес он вслух, ни к кому не обращаясь. Зельза и Ларр с удивлением наблюдали, как он стащил кольчугу и осторожно положил ее на палубу, чтобы не зазвенела. Он сложил шлем, круглый щит и сбросил башмаки. Полукруглый топор он укрепил на шее с помощью петли. Затем он взобрался на перила палубы.
- Бог-счастливчик, дающий удачу, - сказал Оуэн, потихоньку помянув древнего марионского божка. Говорят, что тот слышит шепот так же хорошо, как и громкие призывы. И, скользнув вниз по борту, Оуэн бесшумно, как выдра, погрузился в воду и уплыл прочь без единого всплеска.
- Бедняга не в своем уме, - сказал Ларр.
Никто не проронил ни слова.
Время шло. Туман стал понемногу рассеиваться. Солнце почти закатилось, и серое море теперь освещала низкая луна, висевшая в небе, как большая тусклая лампа.
- С ним покончено, - пробормотал Ларр, и глазки его вдруг плотоядно сверкнули в сторону Зельзы. Она ответила ему взглядом, в котором было больше холода, чем в море под килем. И вдруг она улыбнулась.
Голова Оуэна, мокрая, с прилипшими волосами, показалась за ограждением палубы. Сверкнула белозубая улыбка. Он зацепился топором за поручень и вылез на палубу.
- Клянусь богами, вода холодная, - улыбнулся он, отирая с бороды воду тыльной стороной ладони, - можно только посочувствовать этим беднягам.
Сквозь негустой туман от пиратского корабля доносились странные звуки: сначала это был вопль страха и злобы, затем проклятия. Послышался сильный всплеск и какой-то не вполне понятный, шум.
- Я прорубил у них дыру у носа, достаточно глубоко, чтобы образовалась приличная течь. - Оуэн ухмыльнулся. - А потом, когда они бегали и пускали стрелы в то, что они считали морским дьяволом, я проплыл вдоль судна и снова пустил в дело топор, на этот раз на корме. Слышите! Я ручаюсь, что они наполняются водой и с кормы, и с носа, а у них слишком много людей, чтобы оставаться на плаву... и к тому же слишком много награбленного добра.
Кайтай поднялся на ноги и неверно стоял, опираясь на перила.
- Они тонут, - спокойно заметил он. Затем взглянул вверх. - Возьми их себе, о небесный медведь.
- Больше похоже, что они попадут к морскому царю, - злобно рассмеялся Ларр. Теперь, когда опасность была позади, мужество вновь вернулось к нему.
Постепенно, порывами, возвращался и ветер. Парус зашумел, и корабль медленно пошел прежним курсом. Над темным морем повис отдаленный крик; затем все смолкло.
7
Трое мужчин сидели на корточках в тени, на полубаке. Чам нарезал овощи для рыбного супа, который он собирался готовить к ужину, - одному из матросов удалось наловить рыбы. Капитан Ларр сидел полузакрыв глаза и жевал свою излюбленную жвачку из наркотической травки, очень популярной у моряков. Рядом с ним сидел чернобородый матрос, который был известен просто под кличкой Нож и, по-видимому, не имел другого имени. Отсутствие у этого человека языка, очевидно, не позволяло ему назвать свое настоящее имя, даже если оно у него и было.
По-прежнему дул сильный западный ветер - матросам было практически нечего делать, хотя Ларр и старался все время занять их какими-нибудь работами на палубе или мелким ремонтом.
- Ты много бываешь в кормовой каюте, - сонно проронил Ларр и задвинул жвачку за щеку.
- А? - Чам поднял голову от своих овощей, и на лице его появилась бессмысленная улыбка. - Ах да, верно, я хожу в кормовую каюту, ношу господам их обеды и всякое другое...
- Ты видел, где они его держат? - спросил Ларр, по-прежнему не раскрывая глаз.
- Держат - что, сэр?
- Золото, - мягко отозвался Ларр, - или, может, карту сокровищ, или что-нибудь в этом роде. Ведь не ради же поручения какого-то колдуна пустились они в это безумное путешествие.
- Вы думаете, у них при себе много золота? - живо спросил Чам и показал остатки зубов в лисьей улыбке.
- Ты бы взглянул, кок, когда никто из них не видит. Они ведь не всегда бывают в каюте... - лениво предложил Ларр, - просто посмотри, где оно и что это. Может, удастся заполучить оттуда кое-что и для горстки бедных морячков, таких, как мы с тобой... Самому мне трудно заглянуть в каюту: у меня там нет никакого прямого дела. И мне неохота, чтобы краснобородый размахивал передо мной своим проклятым топором, а желтолицый урод наслал на меня какого-нибудь дьявола. А чертовка - бесовски хороша, - но мне сдается, если ее раздразнить, она будет поопасней их обоих.
Чам кивал, потихоньку хихикая.
- Я постараюсь, сэр, - прошамкал он.- Но я только взгляну. Все, что вы сказали об этой троице, - правда, и мне бы не хотелось, чтобы они ополчились на нас. Но просто посмотреть, что у них... мне, может, и удастся.
Ларр хмыкнул:
- Попытайся, кок. И расскажи мне, что увидишь, ладно? И пусть это будет между нами. Здесь только мы и старина Нож, который никому ничего не сможет сказать. А? - Он шутливо ткнул Ножа под ребра. - И он не научился писать до того, как ему выдернули язык за то, что слишком много говорил, верно, Нож?
Чернобородый издал гортанный звук, выражающий согласие. Ларр откинулся назад и снова закрыл глаза, а Чам продолжал резать овощи. Только теперь глаза старого кока вспыхивали при каждом взмахе ножа.
Чам воплощал идеи сразу или никогда. Ему удалось осуществить свой замысел в тот же день, когда Оуэн, Кайтай и Зельза расположились отдохнуть на шканцах у мостика. Оуэн достал свою маленькую арфу и наигрывал какую-то ненавязчивую мелодию. Пел он не очень хорошо, но слушателей захватила старинная баллада, которую он помнил со времен детства и теперь пел негромко, на древнем языке марионцев. Зельза сидела и слушала, а Кайтай облокотился на перила палубы и смотрел в море.
Тем временем Чам рылся в каюте. Если бы кто-то и застал его там, он мог сказать, что занимается уборкой.
Чам был полон энтузиазма, хотя ему и не хватало опытности в воровских делах. Тем не менее шкатулка, стоявшая в бюро, даже не была спрятана. Он заметил там же бумажный свиток, но Чам не умел читать, и к тому же он успел уже позабыть идею Ларра о карте сокровищ. Все, что оставалось в затуманенном старом мозгу Чама, была смутная мысль о золоте. Имея много золота, можно купить много вина. Он подумал, что этого золота ему бы хватило надолго.
Он приподнял шкатулку, пытаясь оценить добычу на вес. "Тяжела, подумал он, - наверное, полна кругленьких монеток..." Вдруг снаружи послышался шум, и он быстро завернул шкатулку в одеяло, которое сорвал с койки.
Он на руках выволок укрытую шкатулку из каюты и затрусил со своей ношей дальше по палубе. "Одеяло надо проветрить, - сказал он себе. - Это я отвечу, если спросят".
Но никто не спросил.
Матросы спали на полубаке, с подветренной стороны. Обычно они укладывались в ряд, заворачиваясь в одеяла или в темную от старости парусину. Там невозможно было найти место, чтобы рассмотреть добычу, но, когда прогорела крохотная керосиновая лампа, подвешенная сверху на брусе, на полубаке воцарилась полная темнота. Чам мог бы что-то разглядеть в слабых лучах пробивавшегося в люк лунного света, но он предпочел исследовать содержимое шкатулки на ощупь. Там наверняка золото, и он спрячет его в своем одеяле, а шкатулку поставит на место, и никто ничего не узнает. Так подумал Чам и подавил ликующий смешок.
Поутру Чама нашел матрос по кличке Нож. Старик лежал под скомканным одеялом, костлявой рукой прижимая к себе закрытую шкатулку, так, что виден был только ее уголок. Одеяло было темным и заскорузлым, и струйка крови протекла по палубе. Нож приподнял край одеяла и посмотрел внутрь. Он отшатнулся и быстро снова накрыл то, что было скрыто. Больше на полубаке никого не было - Нож быстро нагнулся и схватил шкатулку, после чего поспешил к своему спальному месту, где и открыл ее. Затем он вышел на палубу и отыскал капитана.
Через несколько минут Ларр втолковывал сонному Оуэну.
- Он без головы, - говорил Ларр, и пот каплями выступал у него на лице. - Нет не только головы, но и других частей тела. Как будто... будто он съеден заживо. И при этом совсем без шума, так говорят остальные... что это? Что это у нас на судне, сэр?
Оуэн пошел посмотреть и вернулся назад. Его тошнило. Зельза стояла в дверях каюты, а Кайтай заглянул ей через плечо с палубы.
- Может, лучше ты взглянешь, Кайтай, - предложил Оуэн, - если твой желудок в состоянии выдержать это. Что бы это ни было, это не слишком аппетитно, друг. - Зельза двинулась было за Кайтаем, но Оуэн выбросил вперед руку, пытаясь остановить ее. - Нет, тебе нельзя.
- Я видала вещи, от которых твоя борода вмиг поседела бы, гахьо, скривившись, ответила цыганка. Затем она опустила взгляд на его руку, державшую ее за локоть. - И все же это первый раз, когда ты дотронулся до меня.
Оуэн, сжав губы, убрал руку.
- Иди и посмотри, если ты так этого хочешь, - ледяным тоном ответил он. Он пошел в каюту и тяжело опустился на стул.
Через минуту вернулись Зельза и Кайтай. Оба они были явно потрясены. Слышно было, как снаружи испуганно шумят матросы, столпившиеся у грот-мачты, - ни у кого из них не хватало мужества вернуться на спальные места.
- Во всем этом чувствуется какая-то мощная злая сила, - заговорил Кайтай. - Не знаю, что убило старика, но это было что-то весьма необычное. Это не могло быть... Может, огромная крыса. Нет... - Он покачал головой.
- Я знаю, как выглядят отпечатки человечьих зубов, - заявила Зельза, я видела эти отпечатки.
- Человек? - нахмурился Оуэн.
- Кто-то из команды... - Кайтай взглянул на Зельзу, - может, оборотень. Человек-зверь. Такие встречались среди моего народа.
- Ни у кого из команды нет этих признаков, - тихо ответила цыганка. Когда мы шли назад, я посмотрела их руки. У этой болезни есть свой знак, желтолицый.
Все трое переглянулись.
- Один из нас?.. - спросил Оуэн.
- Нет, и на наших ладонях этого нет, - сказала Зельза. - На этом корабле завелся демон.
- Господин Оуэн! - послышался снаружи голос Ларра. Оуэн встал и распахнул дверь. Ларр стоял немного впереди сбившихся в кучу матросов, угрюмо глядя в сторону полубака. Он опирался на абордажную пику, сжав ее так, что суставы его пальцев на рукоятке побелели.
- Господин Оуэн, - снова выкрикнул Ларр, - мы боимся.
С минуту Оуэн смотрел на него из-под нахмуренных бровей, а потом хрипло рассмеялся.
- Я тоже боюсь, капитан, - ответил он, продолжая улыбаться, - но вот чего бояться - я не знаю. Назови имя демона, и мы призовем его к ответу. Что убило кока?
- Верно. - Один матрос, посмелее, выступил вперед и встал рядом с Ларром. - Что убило старого пьяницу и съело его как селедку?
- Кто-то из вас, - раздался обвинительный голос из гущи матросов.
- Мы полагаем, господин, что это сделал один из вас, - ухмыляясь, заявил Ларр. - Слуга чернокнижного дьявола, Мирдина Велиса. Вы говорили, что везете его письмо, в то время как всякий знает, что этот посланец ада способен превратиться в птичку и лететь, куда пожелает, и сам отнести все свои письма. Вы не курьеры Мирдина Велиса. Вы - его охотники. И охотитесь вы за человеческим мозгом и кровью.
За спиной Оуэна, как колокольчик, зазвенел смех Зельзы.
- Дурак, - сказала она Ларру.
- Это могла сделать и ты, ведьма, - темнея от ярости, закричал Ларр. Ведьмы! Я вас знаю! Тянут соки из мужчин, а в постель не идут ни с кем: боятся потерять колдовскую силу! Ты ведь проводишь ночи в одиночестве все время, пока мы плывем, не правда ли, ведьма? Ни один из этих великолепных господ не удостоился попробовать твоего роскошного тела, верно ведь? А почему - если в этом нет колдовства? - Он обернулся к матросам, указывая на Зельзу абордажной пикой. - Кто из вас способен поверить в то, что такой лакомый кусочек можно оставить нераспробованным, если тут нет злого умысла?
Казалось, его странное рассуждение было воспринято. Матросы зашумели и начали осторожно продвигаться ближе.
- Придется вам, колдуны, попробовать за это водицы! - заревел Ларр. Вы отправитесь за борт, и со всей этой чертовщиной будет покончено!
- Дурак, - снова произнесла Зельза ясным и чистым голосом. Однако теперь она не сводила глаз с капитана, и рука ее скользнула в складки плаща.
Ларр взмахнул пикой, целясь в Зельзу, и ее правая рука метнулась навстречу. Что-то сверкнуло в воздухе, и Ларр выронил пику с почти женским взвизгом. Из его плеча торчал длинный узкий нож.
Тяжелый рыболовный гарпун ударился о косяк двери над головой Оуэна, и матросы начали наступать со все более громкими проклятиями и с явно растущей уверенностью. Кайтай рванулся в каюту и выскочил обратно с оружием. Он держал топор Оуэна и свой арбалет.
- Держи. - Кайтай вдавил топор в ладонь Оуэна и одновременно поднял арбалет и пустил стрелу.
Один из матросов со стоном упал, а топор Оуэна взвился в воздух, когда тот пошел на толпу матросов.
Зельза тоже вбежала в каюту и вернулась назад: теперь в ее руке было три фута сверкающей стали. Это был один из клинков, украшавших стойку с оружием в каюте. Она держала его низко, направив вперед, и острие описало зловещий круг, когда она встала рядом с Оуэном. Было ясно, что она знает, как обращаться с оружием, и, когда неосторожный матрос попытался приблизиться, Зельза доказала свое умение быстрым змеиным ударом. Нападавший взвыл и в брызгах крови покатился по палубе.
После этого остальные стали отскакивать проворнее. Основная масса нападавших начала отходить на полубак, где они снова собрались в кричащую, проклинающую, злобную толпу. Ларр сидел на палубе, прижимая раненую руку к перилам, и хрипло кричал в сторону защищавшей каюту троицы:
- Дьяволы! - Он сплюнул и застонал. - Если так, то вы не продвинетесь дальше ни на йоту, черт вас побери! Мы спустим паруса и пойдем обратно на восток... если понадобится, то и на веслах! Ваш заговоренный ветер вам не поможет при спущенных парусах! Эй вы, матросы... к шкотам! Спустить грот и готовься к смене галса...
Но большинство шкотов шло от шканцев, поэтому путь проходил ближе к каюте, чем того бы хотелось матросам. Один смельчак двинулся было вперед, но так и не достиг цели: просвистела стрела Кайтая, и он упал на шпигат, где и остался лежать вниз лицом.
- Теперь, ночью, - сказал Оуэн Кайтаю, глядя на толпящихся на носу матросов, - в темноте, они либо кинутся на нас, либо обрежут шкоты.
- Ночью будет луна, - отозвался Кайтай, - и мы можем держать факел, чтобы лучше видеть. - И тут лицо его озарила дикая усмешка. - Не думаю, что нам придется много беспокоиться. Кстати, друг Оуэн... - Он аккуратно прицелился, и арбалет пропел снова. Матрос, пригвожденный к переборке воткнувшейся в горло толстой стрелой, успел перед смертью только издать слабый булькающий вскрик.
- Кайтай, - Оуэн схватил друга за руку, - нет, черт побери!
[Рис.2]
- Утром мы должны увидеть землю, если, конечно, карта не врет, ответил Кайтай, все еще ухмыляясь. - Нам не нужны больше эти свиньи. Позволь мне расправиться с ними, по одному, а потом ты уложишь тех, у кого не тонка кишка сразиться с нами в открытую. - Кайтай взглянул на Зельзу, и ее ответная улыбка была такой же безумной. - Может быть, и леди получит возможность наколоть еще одного-двух из них на свой кинжал, которым она так хорошо владеет.
- Не скажу, что мне это не по душе, - сказал Оуэн. - Но... нет, в этом не много чести. Слушай, я - воин, не знающий, кому служить, за моими плечами кража, я служу у чернокнижника на посылках - с меня достаточно бесчестья. Я не могу убивать этих кретинов просто ради удовольствия. - Он закусил губу, глядя на столпившихся матросов, и помолчал мгновение. Затем взорвался и продолжал злобным шепотом, как бы обращаясь к себе самому: Разве мало их было вчера на этой проклятой пиратской посудине? Отправил людей в холодное море, не дав им возможности даже нанести ответный удар... как поганая крыса, прогрызшая им днище. Да уж, заступничество Луки нам необходимо. Человек должен исполнять свой долг... Но пусть эти собаки поживут еще немного.
- У этого парня сердце пташки, - с сожалением сказал Зельзе Кайтай. Он никого не убивает, разве только иногда, когда рассердится. Этого мне не понять. Не один раз мы могли бы разбогатеть, если бы он мог хладнокровно убить человека.
Зельза рассмеялась:
- И вправду незачем убивать их. Завтра они вплавь доберутся до земли, какая бы она ни была, и устроят там засаду, а нам придется перебить их или умереть. Так что сейчас мы просто подарили им всего лишь еще один день их собачьей жизни. Оуэн, я не понимаю такого милосердия.
Он пожал плечами и повертел топор.
- Ты вообще мало что понимаешь, цыганка, - ответил он, не глядя на нее, а по-прежнему не сводя глаз с кучки матросов на шканцах, - а я... я понимаю еще меньше. Но... во сне я никого не убивал. Никто не убивал... в той стране.
- Опять эти слова, - сказала Зельза, - я их уже слышала. А у тебя на руке две линии там, где всем людям полагается иметь одну. Но я ничего не знаю о твоих снах, кроме того, что они, кажется, мешают тебе видеть вещи реального мира.
- Это было священное растение, - заговорил Кайтай, покачав головой. Я не знаю... Я пользовался им не один раз, и оно не приносило вреда. А он... он увидел то, что ему нельзя было видеть.
- Друг, - холодно попросил Оуэн, - не надо об этом.
- Пусть она знает, - ответил Кайтай. - Она может прозревать вещи. Может быть, она разберется в этом получше меня.
Оуэн сжал губы. Через минуту он тихо произнес:
- Говори, если тебе так надо, маленький, не умеющий молчать колдун.
- Священное растение вызывает видения, - начал Кайтай, и Зельза кивнула.
- Я слыхала о нем, хотя мне не доводилось находить его, - сказала она.
- Оно встречается очень редко, даже в моей стране, - продолжал Кайтай. - У меня был мешочек с сухими плодами этого растения, и обращался я с ними очень бережливо. Затем, однажды, после того как я принял ягоду этого растения, моему другу стало любопытно.
Оуэн выдохнул с коротким смешком.
- Я увидел, как этот желтенький человечек спит, а на лице его играет такая улыбка, которой у него никогда не бывало наяву, - сказал Оуэн, - а позже, когда он вернулся к жизни, он заявил, что ему открылась... истина. Сказал, что знает больше о себе, о своей душе. Если она вообще у него есть, в чем я, лично, не уверен. - Оуэн задумчиво покачивал топором. - Далее я, по свойственной мне глупости, тоже стал алкать истины. А ведь я - вояка и вор, способный только штурмовать и резать глотки. Вообразил, конечно, что смогу стать мудрецом без особого труда. Решил проглотить истину в виде черненькой ягоды. Ха!
- Он съел ягоду, - сказал Кайтай, - затем, как это обычно случается, он заснул. Но... и в это он не верит. Он увидел свою прошлую жизнь. Нет-нет, друг не качай головой. У человека много жизней.
- Это сказки твоего желтого народа, - отвечал Оуэн. - Тут и одного раза больше чем достаточно.
- Я думаю, что он видел землю и людей, живших много веков назад, продолжал Кайтай. - Но он оказался... очарованным той землей. Ему стало казаться, что это его родина, а он в долгой ссылке.
- Это реально. - Голос Оуэна зазвучал странной болью. - Оно существовало на самом деле... Место, откуда я родом. Я узнал его. Я узнал мой народ, и его музыку, и ее лицо... - Его губы искривились. - А теперь я даже не могу вспомнить ее имя!
- Она - далекое прошлое, - отчетливо выговорил Кайтай.
- Она живет сейчас, - упрямо повторил Оуэн. - Та земля существует. Иногда... - теперь он выглядел странно, - иногда мне кажется, что я сам и весь этот мир вокруг меня - даже менее реальны. Возможно, все, что касается того, кто я и что делаю, мне снится. Я не знаю. Но только если Мирдин Велис знает, где та земля, и его слово верно, то... мы, может быть, уже скоро попадем туда.
Зельза молча смотрела на него, и трудно было бы определить выражение ее лица.
- Я не знаю лекарства, - сказал Кайтай. - Ни у кого из мудрейших, кто пробовал эти ягоды, я не встречал ничего подобного. После употребления этих ягод мы отправляемся в другой мир, где цвета ярки, а формы неопределенны... насколько я знаю, это похоже на страну божеств. Некоторые там сходят с ума или умирают... Но такого результата я не мог предвидеть.
Кайтай рассеянно поиграл затвором арбалета и мрачно уставился в пол.
- Оуэн - мой друг, - вновь медленно заговорил он, - он ведь немного сумасшедший, был им и до того, как попробовал это растение. Посмотри, как сегодня он пощадил эту мразь. Я видел, как он уложил двадцать человек, а после пел над их телами погребальную песнь, очень красивую. Его народ постоянно поет, плачет и убивает - мне этого не понять, за исключением, конечно, последнего. У них нет ни алфавита, ни книг, но при этом они вечно в поисках мудрости, а найдя ее, ею не пользуются, а перекладывают ее в стихи.
Зельза рассмеялась:
- Это ничего, желтолицый. У вас свои обычаи. Но характер краснобородых мне и моему народу ближе, чем ваш. Кажется, я начинаю кое-что понимать.
Она повернулась к Оуэну.
- Я могу помочь тебе вновь увидеть эту землю, - сказала она, и он уставился на нее широко раскрытыми глазами. - Я могла бы, - повторила она, - но если все это и вправду далекое прошлое... если все на этой земле умерло много лет назад...
- Я знаю, что она живет сейчас, - упрямо ответил Оуэн. - Меня не покидает странное чувство... доказать это нельзя. Я могу только сказать, что знаю.
Зельза продолжала:
- А если я покажу тебе, что это не так, ты возненавидишь меня, будто это я убила твою страну своими руками. Люди часто наказывают того, кто несет им дурные вести. - Она дернула плечом. - Ладно, баро, если ты когда-нибудь захочешь, чтобы я для тебя прозрела и рассказала, что сейчас делается на той земле, о которой ты мечтаешь...
- Нет, - ответил Оуэн. - Не... сейчас, - он посмотрел на ют, - у нас нет времени забавляться видениями, когда нам готовы перегрызть глотки. Давайте пойдем в каюту и будем сторожить весь день, по очереди.
- В любом случае, они скоро придут в чувство, - сказал Кайтай. - Когда они увидят, что ты оставил их в живых, они, скорее всего, поймут, что сваляли дурака, послушавшись капитана.
- Так что же это за демон, что убил старину Чама? - вспомнила Зельза. - Если он вернется...
- У нас есть оружие, - ответил Оуэн. - Пойдем в каюту.
8
В этот день время тянулось невыносимо медленно. Солнце уже поднялось к зениту, а корабль шел по-прежнему: паруса были полны тем удивительным ветром, который не переставал дуть. Оуэн пошел в рулевую рубку и с помощью троса закрепил руль. Теперь он знал, что если они и собьются с курса, то не слишком. Мятежники собрались на носу и разговаривали там вполголоса, бросая косые взгляды на дверь каюты. Какой-то матрос попытался было проверить бдительность остававшихся в каюте и направился к ней. Он разделил участь того, что уже лежал на шпигатах со стрелой в горле. Страж и на этот раз был начеку.
Наконец солнце медленно зашло, и на закатном горизонте Оуэн заметил то, что равно могло быть и грядой низких облаков, и выступающей частью отдаленного берега. Рассматривая это из дверей каюты, он поднял глаза вверх. На небе стояла низкая луна, и ее бледного света вполне хватало, чтобы видеть палубу. Матросы, как серые тени, копошились в темноте полубака.
Прошел час. Зельза спала на одной из коек, и дыхание ее было так ровно и безмятежно, будто она проводила ночь в своей кибитке. Кайтай, скрестив ноги, сидел на палубе с непроницаемым видом восточного идола. Оуэн стоял, опершись о косяк двери, и охранял их.