Внезапно ночь прорезал вопль.
Дикий, гортанный крик, звучавший бессловесной агонией, вой, длившийся без остановки целую долгую минуту. Из темноты полубака на залитую светом луны палубу, кружась и спотыкаясь, вывалилась фигура, которая отгоняла от себя что-то, хлопая руками, как птица крыльями. Это был Нож.
Крик издавал его безъязыкий рот. Нож, все еще крича, споткнулся и упал плашмя, царапая ногтями палубу и дергая ногами. Оуэн бросился вперед, замахнувшись топором, сам не ведая на что; Кайтай бесшумно вырос у него за спиной. Зельза села на койке, мгновенно избавившись от остатков сна.
Но фигура в лунном свете осталась неподвижно лежать на палубе. Возле тела Ножа появилась широкая черная струйка - он был мертв.
- Я видел... - внезапно начал Кайтай и смолк.
- Да, - сказал Оуэн. - Оно отпрыгнуло от него. Как большая белая лягушка... размером с голову. О праматерь, что же это было?
- Размером с голову, - тихонько повторил Кайтай. На полубаке засветился огонь и послышались проклятия. Внезапно свет погас и раздался еще один крик боли, но на этот раз скоро, отчетливо и жутко прервавшийся. Было похоже на голос Ларра.
- С голову, - снова повторил Кайтай и вдруг схватил Оуэна за руку и рывком втащил в каюту. Он пинком захлопнул дверь и зашептал: - Зельза! Кремень и огниво - зажги лампу. Кажется, оно нападает только в темноте!
Цыганка торопливо нашарила кремень, и масло в лампе занялось - каюта наполнилась желтоватым светом. Снаружи, с полубака, раздался третий вопль.
- Смотрите! - сказал Кайтай. Он стоял возле бюро, где хранились рукописи и шкатулка. Теперь там были только рукописи. Шкатулки на месте не было. - Череп Мирдина Велиса, - задумчиво проговорил Кайтай. - А ведь его слуга сказал, что он... не по-настоящему мертв.
- То, что выпрыгнуло... размером с человеческую голову, - отозвался Оуэн.
- Вот теперь мне по-настоящему страшно, - сказала Зельза. Она мертвенно побледнела.
Они сели, не спуская глаз с двери. Ночь приносила все новые нехорошие - звуки, изредка слышался и топот бегущих ног. Но убежать, видимо, было невозможно: то, что преследовало людей, двигалось намного быстрее их. Один матрос почти добежал до дверей каюты, когда оно настигло его. Было слышно, как он безумно скребся о деревянные доски, а после затих.
- Сейчас я жалею, что не убил их сам, - первым из всех решился заговорить Оуэн, уже глубокой ночью, когда снаружи наступила страшная тишина. Его спутники молчали.
Прошло много времени, прежде чем небо в иллюминаторе начало сереть. Вставало солнце.
Оуэн открыл дверь на палубу, держа наготове топор. Матрос, которому почти удалось добежать до каюты, лежал в двух шагах от нее, обратив невидящий взгляд в белесое рассветное небо. Чуть поодаль лежали еще трое, в разных позах, - все они несомненно были мертвы. На полубаке не было никаких признаков жизни, только оторванная человеческая рука валялась у входа в матросский отсек.
Зато прямо по курсу, все больше проявляясь, всего в миле или двух, виднелся мыс, по форме напоминавший тот, что был описан в инструкции. Корабль шел прямо к нему, и кромка прибоя уже забелела впереди. Оуэн мгновенно оценил положение и крикнул Кайтая, успев еще вспрыгнуть на трап, ведущий на верхнюю палубу.
- Тяни этот шкот! - приказал он Кайтаю, а сам топором обрубил тросы, связывавшие руль, и схватился за него, заложив крутой поворот.
Кайтай озадаченно озирался, и Оуэн заорал:
- Главный парус! Да-да, этот! Да тяни же его! Тяни как десять чертей!
Парус заскользил вниз, спустился наполовину и бешено заполоскался; корабль рывком повернулся и очень медленно, под острым углом, пошел вдоль береговой линии. Его по-прежнему сильно сносило к берегу, и, когда Зельза появилась на мостике, она услышала, что Оуэн снова чертыхнулся, глядя на надвигавшиеся скалы.
- Ты, - он бросил руль в руки Зельзы, - держи так, крепко держи. Вцепись в палубу, женщина, и не давай ему двигаться, иначе через минуту мы врежемся в берег.
Прыгнув через перила мостика, Оуэн оказался на нижней палубе, кинулся к шкотам и стал тянуть вместе с Кайтаем. И наконец шкот был выбран, парус свернут, и корабль благополучно заскользил вдоль берега.
- Все в порядке, Зельза... теперь я возьму его. - Оуэн снова подтянул рулевой шкот и стоял теперь, опираясь о перила и тяжело дыша. - Небольшое упражнение укрепляет ноги. Клянусь носом святого Луки, этот корабль плавучий убийца.
Кайтай склонился над одним из тел, лежавших на нижней палубе. Затем он выпрямился и обратился к Оуэну.
- Их просто съели, - заключил он мрачно. И посмотрел в сторону темного полубака. - А там...
- Постой, Кайтай, - Оуэн спустился к нему вниз, - ты полагаешь, это наша скромная посылочка... сотворила все это?
Кайтай кивнул.
- Ну что ж, - Оуэн тыльной стороной ладони задумчиво потер свою рыжую бороду и вздохнул, - сделка есть сделка. Я подрядился доставить этот кусок кости, куда ему нужно, хотя я и предположить не мог, что у него такие вкусы. И где бы ни находилась эта чертова штука, сейчас она отправится обратно в свой ящик.
- Похоже, она не убивает днем, - заметил Кайтай. - Вероятно, она даже не может двигаться.
Оуэн посмотрел на него:
- Черт возьми, я вообще в первый раз в жизни встречаю череп, который способен двигаться, днем или ночью. И очень возможно, что в последний. Однако твои слова меня чуть приободрили. Стой здесь, а я пойду на полубак и поговорю с этим костяным убийцей.
Но когда Оуэн двинулся к носу судна, Кайтай пошел за ним.
Они перешагивали и обходили мертвые тела, обошли руку, лежавшую у закрытой двери. Оуэн пинком распахнул дверь и заглянул внутрь.
- Г-э-э, - неэлегантно издал он. - Подержи-ка дверь открытой, Кайтай. - Затем вгляделся в полумрак, - Есть. Это шкатулка... точно, это она. И крышка закрыта. Ну, попробуем взять ее оттуда.
Он появился в дверях, со страхом неся черную шкатулку на вытянутых руках.
- По весу она такая же, как была, - сказал он. - Может, эта штуковина уже вернулась туда, как змея в свою нору? Думаешь, надо открыть ее?
С минуту Кайтай внимательно изучал шкатулку. Затем взял ее у Оуэна, чуть приподнял крышку и заглянул внутрь. Очень осторожно он закрыл ее снова и тут же накинул металлический крючок.
- Ее открыли - вот так, - показал он. - Теперь она снова заперта, и ничего оттуда не выскочит. А череп внутри.
- Ого! - Теперь Оуэн все понял. - Это старый дурак Чам. Он украл ящик и оттащил его к своей койке.
- И открыл, - добавил Кайтай, - отсюда можно заключить, что Мирдин Велис и вправду не вполне мертв. Или, во всяком случае, предпочитает, чтобы его не беспокоили в его уединении... в его ящике.
Оуэн взял шкатулку, и они направились обратно в каюту.
- Я только спрячу его на место, - сказал Оуэн, закрывая дверцу шкафа. Затем несколько секунд в задумчивости смотрел на нее.
- Как ты думаешь, где сейчас остальной Мирдин? - спросил Оуэн, а Кайтай сухо усмехнулся.
- Тебе что, недостаточно того, что есть здесь? - спросил он.
9
- Теперь, друг, - сказал Оуэн, когда судно шло вдоль побережья к югу, - надо будет думать о том, как благополучно и побыстрей вернуться домой. Ведь команды у нас уже нет. Мы до отвала накормили рыб тем, что пришлось выбросить за борт. Но одни мы не справимся с этим корытом.
- Верно, - ответил Кайтай, - но по мне уж лучше год тащиться по земле, чем день путешествовать морем. В моем народе считают, что мореплавание опасно для здоровья, и, если бы не бальзам Зельзы, я бы наверняка уже умер от морской болезни.
- Похоже, прямо по курсу - круглая бухта, которую мы ищем, - сказал Оуэн, прикрыв рукой глаза. - Теперь остается только надеяться, что мы справимся с рулем: слабый ветерок еще есть.
Все приметы сходились. Заливчик - почти правильный круг спокойной воды - окружали белые пляжи, а за ними виднелся густой зеленый лес. Вдали поднималась гряда гор со слегка убеленными снегом вершинами и узким крутым перевалом в центре. Под слабеющим ветром корабль шел уже намного медленнее. Оуэн спустил парус, и тот лег неопрятной грудой на палубу. Корабль подошел ближе к берегу, и киль слегка заскреб по гальке. Оуэн приподнял каменный якорь и бросил его.
- Такому якорю не удержать эту посудину и при слабом ветре, - объявил он спутникам. - Скорее всего, эта лохань ляжет на грунт при первом же приливе. Сомневаюсь, что мы сможем использовать ее на пути назад, даже если найдем команду. А пока у нас и команды нет.
Кайтай пожал плечами:
- Должна же быть и сухопутная дорога. К тому же мне в общем-то все равно, в какой стране находиться. В диком лесу можно узнать столько же, сколько и в большом городе.
Зельза засмеялась:
- Желтолицый - не любитель городов, как и я. Лично я не буду огорчена. Мой народ найдет себе другую царицу, пока я не вернусь - если я вообще когда-нибудь вернусь, - а я буду рядом с доблестным господином Оуэном...
Тут Оуэн бросил на нее взгляд:
- Ты когда-нибудь прекратишь дразнить меня?
Она посмотрела на него сверкающими черными глазами:
- Я не всегда шучу. И я уже почти устала ждать, пока мой господин Оуэн вспомнит, что я - плоть и кровь, а отнюдь не видение. К тому же я могу еще сделать то, что делают цыганки.
Оуэн ответил ей холодным взглядом. И вдруг подбородок Зельзы дернулся, и она отвернулась.
- Проклятый, - пробормотала она и закрыла лицо капюшоном.
- Ты, - сказал глядя на нее Оуэн, - и плачешь? Цыганки не плачут.
- Верно, - ответила Зельза и подняла голову: глаза ее сверкали, но в них не было слез.
- Возможно, придется долго идти пешком, - сказал Оуэн. - Если бы только на этой посудине была хоть пара лошадей... Ну да ладно, пойдем потихоньку - шаг за шагом.
Он испытал странное, немного безумное чувство радости, когда они двинулись через лес к едва видневшейся вдали гряде гор. Оно проявилось в его походке, когда он пошел вперед, держа на плече топор и сдвинув шлем на затылок. Что-то тянуло его туда, что-то как будто шептало из-за гор голосами из почти уже забытого им сна.
Это был светлый и прозрачный сосновый лес. По подушке из опавших игл под тенью деревьев шагать было легко и приятно. Но что сразу насторожило Кайтая, хорошо знавшего жизнь дикой природы, - это тишина. Казалось, в том лесу не было ни белок, ни птиц.
- Ведь хотел же я взять с собою немного сушеных продуктов, - наконец сказал он. Теперь они шли по узенькой низкой балке, которая, судя по всему, вела на запад. - Если этот лес действительно мертв, а мне он таким кажется, то мы очень скоро проголодаемся. Никаких шансов раздобыть ужин. Здесь нет даже крыс.
- Я это тоже заметила, - подтвердила Зельза, оглядываясь. - Я еще никогда не видела такого тихого леса.
- На худой конец мы можем пустить на суп нашего друга в шкатулке, заметил Оуэн с резким смешком. Ни Кайтай, ни Зельза не рассмеялись, а Оуэн, оглянувшись на их мрачные физиономии, снова захохотал.
- Вы боитесь его? Ну что вы, он же заперт в ящике. - Оуэн, не умеряя шага, постучал по крышке. - А из него вышел бы неплохой костный бульончик. Ведь он очень хорошо откормлен мясом. - Он вновь громко рассмеялся, и смех этот гулко раскатился под соснами.
И будто эхо, но на самом деле вовсе не эхо, ответило ему тоже смехом. Это был не отрывистый и резкий хохот Оуэна, но высокий, чистый и отчетливый далекий детский смех, который шел отовсюду, раскатываясь по темной и пустынной сосновой роще. Косые лучи солнца кое-где пронизывали густые кроны и падали на коричневатую лесную подстилку: нигде не было видно ни единого живого существа, но все же в лесу слышался детский смех.
Затем он стих, и странная тишина вернулась снова. Путешественники остановились, и три пары глаз внимательно осмотрели все вокруг.
- Знаете что, - вдруг сказал Оуэн, - не нравится мне этот лес.
- Надо поскорее уходить отсюда, - подхватил Кайтай, - мне тоже не по душе детский смех, когда вокруг не видно детей.
Они двинулись дальше, и теперь очень быстро, почти трусцой. Больше смеха не слышалось, но зато кругом раздавались странные шорохи, непохожие на шелест деревьев, и однажды они услышали нечто, напоминавшее топот множества бегущих ног, где-то в глубине чащи.
Наконец впереди деревья начали заметно редеть: сосновый бор уступал место ровной полянке, сплошь покрытой травой, с редкими, чахлыми, кривыми деревцами. На самом краю ее на земле виднелись неглубокие борозды или длинные насыпи, как бы отмечавшие границу леса. Путешественники пересекли их со странным чувством облегчения.
На открытом месте они остановились перевести дух. Кайтай наклонился, поднял что-то и подкинул на ладони.
- Железо, - сказал он с удивлением. - Какое-то изделие. А вот это... он поднял еще что-то, - пряжка. Оуэн, это место напоминает поле битвы.
- Оно вполне могло им быть. - Беспокойство Оуэна снова усилилось.
- А вон еще, смотри, - указал Кайтай. - Шлем, кажется. Почти совсем проржавел. Я думаю...
В разговор вмешалась Зельза:
- Наверное, когда-то люди восстали против этого леса и пошли на него войной.
- И были разбиты, - отозвался Кайтай.
- Смотрите, здесь когда-то проходила дорога, - воскликнула Зельза, показывая себе под ноги. В том, как росла трава, и вправду прослеживался какой-то узор - будто след от давным-давно проходившей здесь и исчезнувшей когда-то дороги.
- Да, там дальше действительно есть дорога, - вдруг произнес Оуэн и сам удивился, откуда он это знает. Но оказалось, что он был прав. Постепенно, по мере того как они шли по направлению к далекому горному перевалу, дорога все больше проступала сквозь траву, сначала просто как узенькая тропка, затем как нечто, похожее на проезжий путь, вымощенный плотно подогнанными плоскими камнями.
- Где дорога - там должны быть и люди, - пробормотал Кайтай. - Даже если это и очень старая дорога.
- А где люди - там будут и неприятности, - отозвался Оуэн, - хотя мне кажется, их не будет. Тех, кто строил эту дорогу, давно уже нет на земле, а путешественники сюда, я думаю, не заглядывают.
- Но по-прежнему никакой дичи, - пожаловался Кайтай. - А ведь нам скоро становиться на ночлег.
- Обойдемся тем, что есть у нас в мешках, - ответил Оуэн, - к тому же я не устал. А ты, Зельза? - В его голосе прозвучала нотка участия, что молодая женщина тут же заметила.
- В ходьбе я могу переплюнуть любого гахьо, - заявила она, ласково улыбнувшись.
- Тогда посмотрим, сколько миль мы сможем пройти при лунном свете, заключил Оуэн, - может быть, дальше появится и дичь.
И так они шли дальше по прямой белой дороге; солнце село, и теперь уже луна освещала им путь. Далекий горный перевал теперь чуть приблизился.
И вот, когда наконец Кайтай был готов уже предложить стать лагерем, они с Оуэном заметили вспышку света. Зельза увидела ее мгновением раньше. Оба вскрикнули одновременно.
- Может, пахарь или пастух, - неуверенно предположил Кайтай. - Хотя я до сих пор не видел никаких следов стад в этих местах. А ты что думаешь, Оуэн?
Свет выделялся маленькой желтой точкой на фоне вздымавшейся перед ними горы. Но в ответе Оуэна вдруг зазвучала странная нотка - гнев.
- Проклятые, вечно недовольные скоты, - воскликнул он, скрипнув зубами.
Зельза кинула на него удивленный взгляд. Лицо его в свете луны было искажено яростью, а рука схватила топор.
- Часовые! - кричал он. - Молящиеся ослы... прятать от человека то, что принадлежит ему по праву... святоши и притворщики...
- Оуэн! - резко окликнул его Кайтай.
Взгляд Оуэна начал проясняться, и он удивленно уставился на приятеля:
- Что?
- Что ты говоришь? Часовые?
- Какие часовые? - словно очнувшись, переспросил Оуэн. Он повернулся в сторону светящейся вдали точки. - Там... Пошли туда. - Голос его все еще звучал странновато, а сам он был как во сне.
- Он бредит, - тихо сказала Зельза, когда они шли за ним следом: он теперь почти бежал к этому далекому огню, который рос по мере того, как они приближались к тому, что показалось им остатками какой-то старинной площади.
- Он лишился рассудка, - ответил Кайтай, но не успел продолжить: они увидели высокий освещенный сводчатый вход, открывавшийся в старинной каменной стене. Обломки стены белели в лунном свете. Это были остатки гигантской, полуразвалившейся каменной кладки - здания, которое уже наполовину ушло в землю от времени. Сводчатый проем открывал нечто похожее на пещеру, в которой мерцал огонь и роились какие-то темные тени.
Оуэн, широко размахивая топором, с дико горящими глазами, бросился прямо в этот проем. Когда Кайтай и Зельза вбежали туда за ним, они увидели кучку людей, сгрудившихся у огня, лизавшего им ноги. Это были жалкие косматые человечки, одетые в вытертые от времени овечьи шкуры. Не имея никакого оружия, они беспомощно вздымали руки, пытаясь защититься от яростной атаки топора.
- Часовые! Воры' Идите, ищите трупы, которые вы сторожите! - зарычал Оуэн и со свистом замахнулся топором. С бешеным воплем Зельза повисла у него на руке. Топор вырвался и с дикой силой вонзился в землю.
Оуэн остановился, глядя на свою руку, которую все еще сжимала Зельза: ее ногти оставили алый след на его коже.
- Оуэн, Оуэн из Маррдейла! - выкрикнул Кайтай, глядя ему в лицо.
- Я.. Я... Оуэн, - с трудом выговорил тот и неожиданно со стоном сел прямо на землю.
Человечки - четверо мужчин и две женщины, одна из которых держала тощего, недокормленного ребенка, - столпились у противоположной стены, глядя на Оуэна в безумном страхе. Кайтай повернулся к ним и вытянул руки. Он старался говорить, как мог, мягко и успокаивающе, хотя и не был уверен, что они поймут его язык.
- Мир, мир, - сказал он и улыбнулся. - Нет страха. Мир.
Человечки что-то испуганно залопотали, и, внимательно вслушавшись, он разобрал несколько слов. Они говорили на наречии, которое он когда-то слышал. Они не решались отрываться от стены, стараясь обойти подальше ужас, которым был Оуэн.
А он тем временем, сжав голову руками, дико смотрел в склоненное над ним разъяренное лицо Зельзы. Она с силой ударила его по щеке.
- Храбрый воин! - осклабилась она. - Охотник за детьми! Мышиный убийца! Что это на тебя нашло?
- Нашло? - бросил через плечо Кайтай. - Это и было то самое. Он был одержим видением. Оуэн! Ты...
- Великая праматерь! - Оуэн молниеносно схватил Зельзу за руки, так как она снова замахнулась, чтобы ударить его. Он вскочил на ноги и теперь стоял, все еще держа запястья девушки и через ее плечо рассматривая сбившихся в кучку людей, которые едва не стали его жертвами.
- Что случилось? - спросил он.
- А ты что - не знаешь? - зашипела Зельза. - Ты набросился на этих несчастных, размахивал своим кровавым топором... они не сделали ничего плохого. Женщины и ребенок...
- Я... набрасывался на них? - Оуэн затряс головой. - Нет... не на них. - Он огляделся, и на лице проступил ужас. - Я видел это место... Все в огнях. Часовые были здесь, они подготавливали мертвых... пели заклинания, их одежды были усыпаны драгоценными камнями... и это... место погребальных церемоний... - Он снова оглянулся, и в голосе появилась боль. - Но все разрушено.
- А это - всего лишь жалкие крестьяне, - наставительно произнес Кайтай, - а не Часовые. Тех ты, видно, видел во сне.
Один из одетых в шкуры людей казался посмелее других: он выдвинулся на два шага вперед и начал жестикулировать, в то время как женщина повисла у него на руке, пытаясь остановить его. Они не оправились еще от страха, но уже поняли, что, по крайней мере сейчас, смерть им уже не угрожает. Парламентер замахал руками и залопотал невнятно, часто кивая головой.
Кайтай успокоительным жестом вытянул вперед руки ладонями вверх. Он отцепил арбалет и отложил его в сторону, затем взял у Оуэна из рук топор. Сложив все оружие, он стоял неподвижно, оглядывая развалины арочных строений вокруг.
- Зельза, - слабым голосом заговорил Оуэн, - я очень виноват... и спасибо тебе, что остановила меня. Убить их... ни за что... это было бы низостью. - Он потряс головой, как бы желая стряхнуть с себя что-то. - В ту минуту я был кем-то другим. Я снова был в своем сне, и я узнал это место. Сюда люди, звавшиеся Часовыми, приносили тех, кто был... мертв, но не совсем еще мертв. Эти Часовые... они пытались не подпустить меня к тому, кого я хотел там увидеть. Дальше я ничего не помню... но этот зал... Его я запомнил хорошо.
Оуэн вновь огляделся:
- Вон там. В том месте должна быть лестница... Смотри - остатки каменных ступеней там, где она была. А за этой грудой обломков скрыта дверь. Кайтай, я узнал место. Без сомнения.
Кайтай кивнул:
- Конечно, конечно...
- Но все это здесь было очень давно, - вмешалась Зельза, - тысячу лет назад... А сейчас тут руины. Оуэн, ты уверял, что люди из твоего сна еще живы, что это было не просто воспоминание. Посмотри вокруг, разве это не убеждает тебя, что ты был не прав?
Оуэн содрогнулся всем телом и опустился на землю, спрятав лицо в ладони. Зельза положила ему на плечо руку, и так они замерли на некоторое время. Одетые в шкуры люди постепенно вернулись к своим местам у огня, где они сидели и тихо переговаривались, не сводя с пришельцев испуганных заячьих глаз.
Кайтай двинулся было к ним, но они тут же отпрянули. Он начал жестикулировать, улыбаясь и кивая, будто пугливым детям.
- Похоже, у них есть еда, - не оборачиваясь, сообщил он Оуэну и Зельзе. Оуэн не шелохнулся.
- Золото, - говорил Кайтай, вынув из-за пояса монету, - очень красиво. - Он поднял монету так, что она засверкала в отблесках костра. Самый старший из кучки людей взглянул на монету и хмыкнул что-то, как показалось, неодобрительное.
- Очень отсталый народ, - сказал Кайтай, - не интересуются золотом. Интересно, чем же они заинтересуются...
Широко улыбаясь, он с дружеским видом присел рядом со старшим из мужчин. Затем он взял прутик и стал рисовать на пыли каменного пола.
Сначала он начертил трех человечков, показав, что они пришли издалека. Затем пририсовал фигурки поменьше. Он указал на себя, Оуэна, Зельзу, затем на рисунок.
- Друзья, - сказал он. - Люди. Понимаешь?
- А, - произнес тот. Он ударил себя в грудь: - Фепп - затем, указывая на каждого из членов группы в отдельности: - Фепп-хуу.
- Фепп-хуу, - повторил Кайтай и дотронулся до своей груди: - Кайтай. Потом показал на товарищей: - Оуэн, Зельза.
Теперь, когда контакт был установлен, племя Феппа стало более чем разговорчивым, и Кайтаю приходилось прикладывать немалые усилия к тому, чтобы хоть как-то сдерживать их словоохотливость. Наблюдая эту сцену, Оуэн впервые улыбнулся.
- А дружелюбные они, однако, - заметил он наконец. Голый ребятенок подполз к его ногам и поглядел снизу вверх своими большими глазами. Оуэн посмотрел на него и расхохотался, а ребенок засмеялся в ответ.
- Определенно, они пастухи. Пасут, наверное, овец или коз, - заключил Кайтай. - Здесь все племя целиком. Похоже, они не слыхали ни о каких других племенах в округе. Они кочуют тут в окрестностях, спят в развалинах или пещерах. По-моему, это очень доброжелательный и безобидный народ.
- Точно, - подтвердил. Оуэн, снова улыбнулся и вздохнул. - Зельза, я очень благодарен тебе. Но... что я могу поделать? Это безумие... оно накатывало уже там, в этом чертовом лесу. Я был как опоенный, и странность в том, что я не был Оуэном из Маррдейла. Если так и дальше пойдет...
- Я видела, как это начиналось, - сказала Зельза, - не забывай, я умею прозревать события.
- Ты как-то обмолвилась, что можешь помочь, - просительно заговорил Оуэн, - если я снова окажусь в том сне...
- Но если я покажу тебе, что твой сон приходит из давнего и уже не существующего прошлого, ты возненавидишь меня, - отвечала цыганка. - Скажи, ты все-таки веришь, что в этом сне ты видел жизнь, которая где-то еще есть?
- Я... я не знаю. - Он неотрывно смотрел в огонь. - Так тяжко, когда тебя заставляют отказаться от того, к чему стремился, тем более от того, что было там. Если бы ты только видела...
- Я увижу, - ответила она, - если ты позволишь. Дай согласие - и я отправлюсь туда с тобой и сама все увижу.
- Посмотрим, - хмуро отозвался он, - должен же я сделать что-нибудь, чтобы избежать следующего... наваждения. А не то проснусь и узнаю, что натворил еще что-нибудь, похуже прежнего.
- Кажется, мне удалось разъяснить им понятие "еда", - торжествующе крикнул Кайтай со своего места по другую сторону костра. Одна из женщин достала кусок мяса и с застенчивыми смешками и ухмылками насаживала его на длинный зеленый прут. Мужчина нырнул в темноту и появился с кожаным бурдюком, в котором, как оказалось, было что-то, напоминавшее напиток из перебродившего молока. Кайтай попробовал, и лицо его озарилось такой широкой улыбкой, какой Оуэн прежде никогда у него не видел.
- Это почти то же, что я пил ребенком на равнинах, - объявил он. Хорошие, очень милые люди. Ах... еще?
Пузырящееся над огнем мясо издавало аромат, противиться которому Оуэн был не в силах. Он уселся у костра, обняв колени и неотрывно глядя в яркое пламя. Спустя некоторое время он залез в свой мешок и отыскал там маленькую арфу; пристроив ее на одном колене, он начал подтягивать струны.
Увидев арфу, Феппово племя стало оживленно переговариваться, а один из них приблизился и с опаской дотронулся до нее. Оуэн улыбнулся ему и тронут струну - человечек в ужасе отпрыгнул.
- Не бойся, друг, - сказал Оуэн. Затем попробовал другую струну. - Я припоминаю песню из того мира, что был в моем сне... Вот послушай.
Он заиграл, и полилась незнакомая, звучавшая еще слегка неуверенно, мелодия, которая, казалось, металась от веселых аккордов до самых трагических. Кайтаю никогда еще не приходилось слышать, чтобы Оуэн играл что-либо подобное, и музыка эта почему-то беспокоила.
Дикий, гортанный крик, звучавший бессловесной агонией, вой, длившийся без остановки целую долгую минуту. Из темноты полубака на залитую светом луны палубу, кружась и спотыкаясь, вывалилась фигура, которая отгоняла от себя что-то, хлопая руками, как птица крыльями. Это был Нож.
Крик издавал его безъязыкий рот. Нож, все еще крича, споткнулся и упал плашмя, царапая ногтями палубу и дергая ногами. Оуэн бросился вперед, замахнувшись топором, сам не ведая на что; Кайтай бесшумно вырос у него за спиной. Зельза села на койке, мгновенно избавившись от остатков сна.
Но фигура в лунном свете осталась неподвижно лежать на палубе. Возле тела Ножа появилась широкая черная струйка - он был мертв.
- Я видел... - внезапно начал Кайтай и смолк.
- Да, - сказал Оуэн. - Оно отпрыгнуло от него. Как большая белая лягушка... размером с голову. О праматерь, что же это было?
- Размером с голову, - тихонько повторил Кайтай. На полубаке засветился огонь и послышались проклятия. Внезапно свет погас и раздался еще один крик боли, но на этот раз скоро, отчетливо и жутко прервавшийся. Было похоже на голос Ларра.
- С голову, - снова повторил Кайтай и вдруг схватил Оуэна за руку и рывком втащил в каюту. Он пинком захлопнул дверь и зашептал: - Зельза! Кремень и огниво - зажги лампу. Кажется, оно нападает только в темноте!
Цыганка торопливо нашарила кремень, и масло в лампе занялось - каюта наполнилась желтоватым светом. Снаружи, с полубака, раздался третий вопль.
- Смотрите! - сказал Кайтай. Он стоял возле бюро, где хранились рукописи и шкатулка. Теперь там были только рукописи. Шкатулки на месте не было. - Череп Мирдина Велиса, - задумчиво проговорил Кайтай. - А ведь его слуга сказал, что он... не по-настоящему мертв.
- То, что выпрыгнуло... размером с человеческую голову, - отозвался Оуэн.
- Вот теперь мне по-настоящему страшно, - сказала Зельза. Она мертвенно побледнела.
Они сели, не спуская глаз с двери. Ночь приносила все новые нехорошие - звуки, изредка слышался и топот бегущих ног. Но убежать, видимо, было невозможно: то, что преследовало людей, двигалось намного быстрее их. Один матрос почти добежал до дверей каюты, когда оно настигло его. Было слышно, как он безумно скребся о деревянные доски, а после затих.
- Сейчас я жалею, что не убил их сам, - первым из всех решился заговорить Оуэн, уже глубокой ночью, когда снаружи наступила страшная тишина. Его спутники молчали.
Прошло много времени, прежде чем небо в иллюминаторе начало сереть. Вставало солнце.
Оуэн открыл дверь на палубу, держа наготове топор. Матрос, которому почти удалось добежать до каюты, лежал в двух шагах от нее, обратив невидящий взгляд в белесое рассветное небо. Чуть поодаль лежали еще трое, в разных позах, - все они несомненно были мертвы. На полубаке не было никаких признаков жизни, только оторванная человеческая рука валялась у входа в матросский отсек.
Зато прямо по курсу, все больше проявляясь, всего в миле или двух, виднелся мыс, по форме напоминавший тот, что был описан в инструкции. Корабль шел прямо к нему, и кромка прибоя уже забелела впереди. Оуэн мгновенно оценил положение и крикнул Кайтая, успев еще вспрыгнуть на трап, ведущий на верхнюю палубу.
- Тяни этот шкот! - приказал он Кайтаю, а сам топором обрубил тросы, связывавшие руль, и схватился за него, заложив крутой поворот.
Кайтай озадаченно озирался, и Оуэн заорал:
- Главный парус! Да-да, этот! Да тяни же его! Тяни как десять чертей!
Парус заскользил вниз, спустился наполовину и бешено заполоскался; корабль рывком повернулся и очень медленно, под острым углом, пошел вдоль береговой линии. Его по-прежнему сильно сносило к берегу, и, когда Зельза появилась на мостике, она услышала, что Оуэн снова чертыхнулся, глядя на надвигавшиеся скалы.
- Ты, - он бросил руль в руки Зельзы, - держи так, крепко держи. Вцепись в палубу, женщина, и не давай ему двигаться, иначе через минуту мы врежемся в берег.
Прыгнув через перила мостика, Оуэн оказался на нижней палубе, кинулся к шкотам и стал тянуть вместе с Кайтаем. И наконец шкот был выбран, парус свернут, и корабль благополучно заскользил вдоль берега.
- Все в порядке, Зельза... теперь я возьму его. - Оуэн снова подтянул рулевой шкот и стоял теперь, опираясь о перила и тяжело дыша. - Небольшое упражнение укрепляет ноги. Клянусь носом святого Луки, этот корабль плавучий убийца.
Кайтай склонился над одним из тел, лежавших на нижней палубе. Затем он выпрямился и обратился к Оуэну.
- Их просто съели, - заключил он мрачно. И посмотрел в сторону темного полубака. - А там...
- Постой, Кайтай, - Оуэн спустился к нему вниз, - ты полагаешь, это наша скромная посылочка... сотворила все это?
Кайтай кивнул.
- Ну что ж, - Оуэн тыльной стороной ладони задумчиво потер свою рыжую бороду и вздохнул, - сделка есть сделка. Я подрядился доставить этот кусок кости, куда ему нужно, хотя я и предположить не мог, что у него такие вкусы. И где бы ни находилась эта чертова штука, сейчас она отправится обратно в свой ящик.
- Похоже, она не убивает днем, - заметил Кайтай. - Вероятно, она даже не может двигаться.
Оуэн посмотрел на него:
- Черт возьми, я вообще в первый раз в жизни встречаю череп, который способен двигаться, днем или ночью. И очень возможно, что в последний. Однако твои слова меня чуть приободрили. Стой здесь, а я пойду на полубак и поговорю с этим костяным убийцей.
Но когда Оуэн двинулся к носу судна, Кайтай пошел за ним.
Они перешагивали и обходили мертвые тела, обошли руку, лежавшую у закрытой двери. Оуэн пинком распахнул дверь и заглянул внутрь.
- Г-э-э, - неэлегантно издал он. - Подержи-ка дверь открытой, Кайтай. - Затем вгляделся в полумрак, - Есть. Это шкатулка... точно, это она. И крышка закрыта. Ну, попробуем взять ее оттуда.
Он появился в дверях, со страхом неся черную шкатулку на вытянутых руках.
- По весу она такая же, как была, - сказал он. - Может, эта штуковина уже вернулась туда, как змея в свою нору? Думаешь, надо открыть ее?
С минуту Кайтай внимательно изучал шкатулку. Затем взял ее у Оуэна, чуть приподнял крышку и заглянул внутрь. Очень осторожно он закрыл ее снова и тут же накинул металлический крючок.
- Ее открыли - вот так, - показал он. - Теперь она снова заперта, и ничего оттуда не выскочит. А череп внутри.
- Ого! - Теперь Оуэн все понял. - Это старый дурак Чам. Он украл ящик и оттащил его к своей койке.
- И открыл, - добавил Кайтай, - отсюда можно заключить, что Мирдин Велис и вправду не вполне мертв. Или, во всяком случае, предпочитает, чтобы его не беспокоили в его уединении... в его ящике.
Оуэн взял шкатулку, и они направились обратно в каюту.
- Я только спрячу его на место, - сказал Оуэн, закрывая дверцу шкафа. Затем несколько секунд в задумчивости смотрел на нее.
- Как ты думаешь, где сейчас остальной Мирдин? - спросил Оуэн, а Кайтай сухо усмехнулся.
- Тебе что, недостаточно того, что есть здесь? - спросил он.
9
- Теперь, друг, - сказал Оуэн, когда судно шло вдоль побережья к югу, - надо будет думать о том, как благополучно и побыстрей вернуться домой. Ведь команды у нас уже нет. Мы до отвала накормили рыб тем, что пришлось выбросить за борт. Но одни мы не справимся с этим корытом.
- Верно, - ответил Кайтай, - но по мне уж лучше год тащиться по земле, чем день путешествовать морем. В моем народе считают, что мореплавание опасно для здоровья, и, если бы не бальзам Зельзы, я бы наверняка уже умер от морской болезни.
- Похоже, прямо по курсу - круглая бухта, которую мы ищем, - сказал Оуэн, прикрыв рукой глаза. - Теперь остается только надеяться, что мы справимся с рулем: слабый ветерок еще есть.
Все приметы сходились. Заливчик - почти правильный круг спокойной воды - окружали белые пляжи, а за ними виднелся густой зеленый лес. Вдали поднималась гряда гор со слегка убеленными снегом вершинами и узким крутым перевалом в центре. Под слабеющим ветром корабль шел уже намного медленнее. Оуэн спустил парус, и тот лег неопрятной грудой на палубу. Корабль подошел ближе к берегу, и киль слегка заскреб по гальке. Оуэн приподнял каменный якорь и бросил его.
- Такому якорю не удержать эту посудину и при слабом ветре, - объявил он спутникам. - Скорее всего, эта лохань ляжет на грунт при первом же приливе. Сомневаюсь, что мы сможем использовать ее на пути назад, даже если найдем команду. А пока у нас и команды нет.
Кайтай пожал плечами:
- Должна же быть и сухопутная дорога. К тому же мне в общем-то все равно, в какой стране находиться. В диком лесу можно узнать столько же, сколько и в большом городе.
Зельза засмеялась:
- Желтолицый - не любитель городов, как и я. Лично я не буду огорчена. Мой народ найдет себе другую царицу, пока я не вернусь - если я вообще когда-нибудь вернусь, - а я буду рядом с доблестным господином Оуэном...
Тут Оуэн бросил на нее взгляд:
- Ты когда-нибудь прекратишь дразнить меня?
Она посмотрела на него сверкающими черными глазами:
- Я не всегда шучу. И я уже почти устала ждать, пока мой господин Оуэн вспомнит, что я - плоть и кровь, а отнюдь не видение. К тому же я могу еще сделать то, что делают цыганки.
Оуэн ответил ей холодным взглядом. И вдруг подбородок Зельзы дернулся, и она отвернулась.
- Проклятый, - пробормотала она и закрыла лицо капюшоном.
- Ты, - сказал глядя на нее Оуэн, - и плачешь? Цыганки не плачут.
- Верно, - ответила Зельза и подняла голову: глаза ее сверкали, но в них не было слез.
- Возможно, придется долго идти пешком, - сказал Оуэн. - Если бы только на этой посудине была хоть пара лошадей... Ну да ладно, пойдем потихоньку - шаг за шагом.
Он испытал странное, немного безумное чувство радости, когда они двинулись через лес к едва видневшейся вдали гряде гор. Оно проявилось в его походке, когда он пошел вперед, держа на плече топор и сдвинув шлем на затылок. Что-то тянуло его туда, что-то как будто шептало из-за гор голосами из почти уже забытого им сна.
Это был светлый и прозрачный сосновый лес. По подушке из опавших игл под тенью деревьев шагать было легко и приятно. Но что сразу насторожило Кайтая, хорошо знавшего жизнь дикой природы, - это тишина. Казалось, в том лесу не было ни белок, ни птиц.
- Ведь хотел же я взять с собою немного сушеных продуктов, - наконец сказал он. Теперь они шли по узенькой низкой балке, которая, судя по всему, вела на запад. - Если этот лес действительно мертв, а мне он таким кажется, то мы очень скоро проголодаемся. Никаких шансов раздобыть ужин. Здесь нет даже крыс.
- Я это тоже заметила, - подтвердила Зельза, оглядываясь. - Я еще никогда не видела такого тихого леса.
- На худой конец мы можем пустить на суп нашего друга в шкатулке, заметил Оуэн с резким смешком. Ни Кайтай, ни Зельза не рассмеялись, а Оуэн, оглянувшись на их мрачные физиономии, снова захохотал.
- Вы боитесь его? Ну что вы, он же заперт в ящике. - Оуэн, не умеряя шага, постучал по крышке. - А из него вышел бы неплохой костный бульончик. Ведь он очень хорошо откормлен мясом. - Он вновь громко рассмеялся, и смех этот гулко раскатился под соснами.
И будто эхо, но на самом деле вовсе не эхо, ответило ему тоже смехом. Это был не отрывистый и резкий хохот Оуэна, но высокий, чистый и отчетливый далекий детский смех, который шел отовсюду, раскатываясь по темной и пустынной сосновой роще. Косые лучи солнца кое-где пронизывали густые кроны и падали на коричневатую лесную подстилку: нигде не было видно ни единого живого существа, но все же в лесу слышался детский смех.
Затем он стих, и странная тишина вернулась снова. Путешественники остановились, и три пары глаз внимательно осмотрели все вокруг.
- Знаете что, - вдруг сказал Оуэн, - не нравится мне этот лес.
- Надо поскорее уходить отсюда, - подхватил Кайтай, - мне тоже не по душе детский смех, когда вокруг не видно детей.
Они двинулись дальше, и теперь очень быстро, почти трусцой. Больше смеха не слышалось, но зато кругом раздавались странные шорохи, непохожие на шелест деревьев, и однажды они услышали нечто, напоминавшее топот множества бегущих ног, где-то в глубине чащи.
Наконец впереди деревья начали заметно редеть: сосновый бор уступал место ровной полянке, сплошь покрытой травой, с редкими, чахлыми, кривыми деревцами. На самом краю ее на земле виднелись неглубокие борозды или длинные насыпи, как бы отмечавшие границу леса. Путешественники пересекли их со странным чувством облегчения.
На открытом месте они остановились перевести дух. Кайтай наклонился, поднял что-то и подкинул на ладони.
- Железо, - сказал он с удивлением. - Какое-то изделие. А вот это... он поднял еще что-то, - пряжка. Оуэн, это место напоминает поле битвы.
- Оно вполне могло им быть. - Беспокойство Оуэна снова усилилось.
- А вон еще, смотри, - указал Кайтай. - Шлем, кажется. Почти совсем проржавел. Я думаю...
В разговор вмешалась Зельза:
- Наверное, когда-то люди восстали против этого леса и пошли на него войной.
- И были разбиты, - отозвался Кайтай.
- Смотрите, здесь когда-то проходила дорога, - воскликнула Зельза, показывая себе под ноги. В том, как росла трава, и вправду прослеживался какой-то узор - будто след от давным-давно проходившей здесь и исчезнувшей когда-то дороги.
- Да, там дальше действительно есть дорога, - вдруг произнес Оуэн и сам удивился, откуда он это знает. Но оказалось, что он был прав. Постепенно, по мере того как они шли по направлению к далекому горному перевалу, дорога все больше проступала сквозь траву, сначала просто как узенькая тропка, затем как нечто, похожее на проезжий путь, вымощенный плотно подогнанными плоскими камнями.
- Где дорога - там должны быть и люди, - пробормотал Кайтай. - Даже если это и очень старая дорога.
- А где люди - там будут и неприятности, - отозвался Оуэн, - хотя мне кажется, их не будет. Тех, кто строил эту дорогу, давно уже нет на земле, а путешественники сюда, я думаю, не заглядывают.
- Но по-прежнему никакой дичи, - пожаловался Кайтай. - А ведь нам скоро становиться на ночлег.
- Обойдемся тем, что есть у нас в мешках, - ответил Оуэн, - к тому же я не устал. А ты, Зельза? - В его голосе прозвучала нотка участия, что молодая женщина тут же заметила.
- В ходьбе я могу переплюнуть любого гахьо, - заявила она, ласково улыбнувшись.
- Тогда посмотрим, сколько миль мы сможем пройти при лунном свете, заключил Оуэн, - может быть, дальше появится и дичь.
И так они шли дальше по прямой белой дороге; солнце село, и теперь уже луна освещала им путь. Далекий горный перевал теперь чуть приблизился.
И вот, когда наконец Кайтай был готов уже предложить стать лагерем, они с Оуэном заметили вспышку света. Зельза увидела ее мгновением раньше. Оба вскрикнули одновременно.
- Может, пахарь или пастух, - неуверенно предположил Кайтай. - Хотя я до сих пор не видел никаких следов стад в этих местах. А ты что думаешь, Оуэн?
Свет выделялся маленькой желтой точкой на фоне вздымавшейся перед ними горы. Но в ответе Оуэна вдруг зазвучала странная нотка - гнев.
- Проклятые, вечно недовольные скоты, - воскликнул он, скрипнув зубами.
Зельза кинула на него удивленный взгляд. Лицо его в свете луны было искажено яростью, а рука схватила топор.
- Часовые! - кричал он. - Молящиеся ослы... прятать от человека то, что принадлежит ему по праву... святоши и притворщики...
- Оуэн! - резко окликнул его Кайтай.
Взгляд Оуэна начал проясняться, и он удивленно уставился на приятеля:
- Что?
- Что ты говоришь? Часовые?
- Какие часовые? - словно очнувшись, переспросил Оуэн. Он повернулся в сторону светящейся вдали точки. - Там... Пошли туда. - Голос его все еще звучал странновато, а сам он был как во сне.
- Он бредит, - тихо сказала Зельза, когда они шли за ним следом: он теперь почти бежал к этому далекому огню, который рос по мере того, как они приближались к тому, что показалось им остатками какой-то старинной площади.
- Он лишился рассудка, - ответил Кайтай, но не успел продолжить: они увидели высокий освещенный сводчатый вход, открывавшийся в старинной каменной стене. Обломки стены белели в лунном свете. Это были остатки гигантской, полуразвалившейся каменной кладки - здания, которое уже наполовину ушло в землю от времени. Сводчатый проем открывал нечто похожее на пещеру, в которой мерцал огонь и роились какие-то темные тени.
Оуэн, широко размахивая топором, с дико горящими глазами, бросился прямо в этот проем. Когда Кайтай и Зельза вбежали туда за ним, они увидели кучку людей, сгрудившихся у огня, лизавшего им ноги. Это были жалкие косматые человечки, одетые в вытертые от времени овечьи шкуры. Не имея никакого оружия, они беспомощно вздымали руки, пытаясь защититься от яростной атаки топора.
- Часовые! Воры' Идите, ищите трупы, которые вы сторожите! - зарычал Оуэн и со свистом замахнулся топором. С бешеным воплем Зельза повисла у него на руке. Топор вырвался и с дикой силой вонзился в землю.
Оуэн остановился, глядя на свою руку, которую все еще сжимала Зельза: ее ногти оставили алый след на его коже.
- Оуэн, Оуэн из Маррдейла! - выкрикнул Кайтай, глядя ему в лицо.
- Я.. Я... Оуэн, - с трудом выговорил тот и неожиданно со стоном сел прямо на землю.
Человечки - четверо мужчин и две женщины, одна из которых держала тощего, недокормленного ребенка, - столпились у противоположной стены, глядя на Оуэна в безумном страхе. Кайтай повернулся к ним и вытянул руки. Он старался говорить, как мог, мягко и успокаивающе, хотя и не был уверен, что они поймут его язык.
- Мир, мир, - сказал он и улыбнулся. - Нет страха. Мир.
Человечки что-то испуганно залопотали, и, внимательно вслушавшись, он разобрал несколько слов. Они говорили на наречии, которое он когда-то слышал. Они не решались отрываться от стены, стараясь обойти подальше ужас, которым был Оуэн.
А он тем временем, сжав голову руками, дико смотрел в склоненное над ним разъяренное лицо Зельзы. Она с силой ударила его по щеке.
- Храбрый воин! - осклабилась она. - Охотник за детьми! Мышиный убийца! Что это на тебя нашло?
- Нашло? - бросил через плечо Кайтай. - Это и было то самое. Он был одержим видением. Оуэн! Ты...
- Великая праматерь! - Оуэн молниеносно схватил Зельзу за руки, так как она снова замахнулась, чтобы ударить его. Он вскочил на ноги и теперь стоял, все еще держа запястья девушки и через ее плечо рассматривая сбившихся в кучку людей, которые едва не стали его жертвами.
- Что случилось? - спросил он.
- А ты что - не знаешь? - зашипела Зельза. - Ты набросился на этих несчастных, размахивал своим кровавым топором... они не сделали ничего плохого. Женщины и ребенок...
- Я... набрасывался на них? - Оуэн затряс головой. - Нет... не на них. - Он огляделся, и на лице проступил ужас. - Я видел это место... Все в огнях. Часовые были здесь, они подготавливали мертвых... пели заклинания, их одежды были усыпаны драгоценными камнями... и это... место погребальных церемоний... - Он снова оглянулся, и в голосе появилась боль. - Но все разрушено.
- А это - всего лишь жалкие крестьяне, - наставительно произнес Кайтай, - а не Часовые. Тех ты, видно, видел во сне.
Один из одетых в шкуры людей казался посмелее других: он выдвинулся на два шага вперед и начал жестикулировать, в то время как женщина повисла у него на руке, пытаясь остановить его. Они не оправились еще от страха, но уже поняли, что, по крайней мере сейчас, смерть им уже не угрожает. Парламентер замахал руками и залопотал невнятно, часто кивая головой.
Кайтай успокоительным жестом вытянул вперед руки ладонями вверх. Он отцепил арбалет и отложил его в сторону, затем взял у Оуэна из рук топор. Сложив все оружие, он стоял неподвижно, оглядывая развалины арочных строений вокруг.
- Зельза, - слабым голосом заговорил Оуэн, - я очень виноват... и спасибо тебе, что остановила меня. Убить их... ни за что... это было бы низостью. - Он потряс головой, как бы желая стряхнуть с себя что-то. - В ту минуту я был кем-то другим. Я снова был в своем сне, и я узнал это место. Сюда люди, звавшиеся Часовыми, приносили тех, кто был... мертв, но не совсем еще мертв. Эти Часовые... они пытались не подпустить меня к тому, кого я хотел там увидеть. Дальше я ничего не помню... но этот зал... Его я запомнил хорошо.
Оуэн вновь огляделся:
- Вон там. В том месте должна быть лестница... Смотри - остатки каменных ступеней там, где она была. А за этой грудой обломков скрыта дверь. Кайтай, я узнал место. Без сомнения.
Кайтай кивнул:
- Конечно, конечно...
- Но все это здесь было очень давно, - вмешалась Зельза, - тысячу лет назад... А сейчас тут руины. Оуэн, ты уверял, что люди из твоего сна еще живы, что это было не просто воспоминание. Посмотри вокруг, разве это не убеждает тебя, что ты был не прав?
Оуэн содрогнулся всем телом и опустился на землю, спрятав лицо в ладони. Зельза положила ему на плечо руку, и так они замерли на некоторое время. Одетые в шкуры люди постепенно вернулись к своим местам у огня, где они сидели и тихо переговаривались, не сводя с пришельцев испуганных заячьих глаз.
Кайтай двинулся было к ним, но они тут же отпрянули. Он начал жестикулировать, улыбаясь и кивая, будто пугливым детям.
- Похоже, у них есть еда, - не оборачиваясь, сообщил он Оуэну и Зельзе. Оуэн не шелохнулся.
- Золото, - говорил Кайтай, вынув из-за пояса монету, - очень красиво. - Он поднял монету так, что она засверкала в отблесках костра. Самый старший из кучки людей взглянул на монету и хмыкнул что-то, как показалось, неодобрительное.
- Очень отсталый народ, - сказал Кайтай, - не интересуются золотом. Интересно, чем же они заинтересуются...
Широко улыбаясь, он с дружеским видом присел рядом со старшим из мужчин. Затем он взял прутик и стал рисовать на пыли каменного пола.
Сначала он начертил трех человечков, показав, что они пришли издалека. Затем пририсовал фигурки поменьше. Он указал на себя, Оуэна, Зельзу, затем на рисунок.
- Друзья, - сказал он. - Люди. Понимаешь?
- А, - произнес тот. Он ударил себя в грудь: - Фепп - затем, указывая на каждого из членов группы в отдельности: - Фепп-хуу.
- Фепп-хуу, - повторил Кайтай и дотронулся до своей груди: - Кайтай. Потом показал на товарищей: - Оуэн, Зельза.
Теперь, когда контакт был установлен, племя Феппа стало более чем разговорчивым, и Кайтаю приходилось прикладывать немалые усилия к тому, чтобы хоть как-то сдерживать их словоохотливость. Наблюдая эту сцену, Оуэн впервые улыбнулся.
- А дружелюбные они, однако, - заметил он наконец. Голый ребятенок подполз к его ногам и поглядел снизу вверх своими большими глазами. Оуэн посмотрел на него и расхохотался, а ребенок засмеялся в ответ.
- Определенно, они пастухи. Пасут, наверное, овец или коз, - заключил Кайтай. - Здесь все племя целиком. Похоже, они не слыхали ни о каких других племенах в округе. Они кочуют тут в окрестностях, спят в развалинах или пещерах. По-моему, это очень доброжелательный и безобидный народ.
- Точно, - подтвердил. Оуэн, снова улыбнулся и вздохнул. - Зельза, я очень благодарен тебе. Но... что я могу поделать? Это безумие... оно накатывало уже там, в этом чертовом лесу. Я был как опоенный, и странность в том, что я не был Оуэном из Маррдейла. Если так и дальше пойдет...
- Я видела, как это начиналось, - сказала Зельза, - не забывай, я умею прозревать события.
- Ты как-то обмолвилась, что можешь помочь, - просительно заговорил Оуэн, - если я снова окажусь в том сне...
- Но если я покажу тебе, что твой сон приходит из давнего и уже не существующего прошлого, ты возненавидишь меня, - отвечала цыганка. - Скажи, ты все-таки веришь, что в этом сне ты видел жизнь, которая где-то еще есть?
- Я... я не знаю. - Он неотрывно смотрел в огонь. - Так тяжко, когда тебя заставляют отказаться от того, к чему стремился, тем более от того, что было там. Если бы ты только видела...
- Я увижу, - ответила она, - если ты позволишь. Дай согласие - и я отправлюсь туда с тобой и сама все увижу.
- Посмотрим, - хмуро отозвался он, - должен же я сделать что-нибудь, чтобы избежать следующего... наваждения. А не то проснусь и узнаю, что натворил еще что-нибудь, похуже прежнего.
- Кажется, мне удалось разъяснить им понятие "еда", - торжествующе крикнул Кайтай со своего места по другую сторону костра. Одна из женщин достала кусок мяса и с застенчивыми смешками и ухмылками насаживала его на длинный зеленый прут. Мужчина нырнул в темноту и появился с кожаным бурдюком, в котором, как оказалось, было что-то, напоминавшее напиток из перебродившего молока. Кайтай попробовал, и лицо его озарилось такой широкой улыбкой, какой Оуэн прежде никогда у него не видел.
- Это почти то же, что я пил ребенком на равнинах, - объявил он. Хорошие, очень милые люди. Ах... еще?
Пузырящееся над огнем мясо издавало аромат, противиться которому Оуэн был не в силах. Он уселся у костра, обняв колени и неотрывно глядя в яркое пламя. Спустя некоторое время он залез в свой мешок и отыскал там маленькую арфу; пристроив ее на одном колене, он начал подтягивать струны.
Увидев арфу, Феппово племя стало оживленно переговариваться, а один из них приблизился и с опаской дотронулся до нее. Оуэн улыбнулся ему и тронут струну - человечек в ужасе отпрыгнул.
- Не бойся, друг, - сказал Оуэн. Затем попробовал другую струну. - Я припоминаю песню из того мира, что был в моем сне... Вот послушай.
Он заиграл, и полилась незнакомая, звучавшая еще слегка неуверенно, мелодия, которая, казалось, металась от веселых аккордов до самых трагических. Кайтаю никогда еще не приходилось слышать, чтобы Оуэн играл что-либо подобное, и музыка эта почему-то беспокоила.