- Кажется, у нее есть и слова, - сказал Оуэн, не снимая пальцев со струн, - но я их забыл.
Народ Феппов, казалось, был потрясен. Та женщина, что держала ребенка, попятилась от огня, а другая прикрыла свой рот каким-то странным, словно ритуальным, жестом. Молодой мужчина подался вперед, широко и без выражения раскрыв глаза, будто в опьянении. Он ритмично покачивался и вдруг запел под звуки арфы.
- Он знает слова! - вскрикнул Оуэн, глядя на него во все глаза.
Одетый в шкуру человек пел негромкую, чарующую песнь, слова которой ничем не походили на тот язык, на котором только что говорил его народ. Оуэн аккомпанировал ему, перебирая струны.
- Кии-са, номапи, аб-мен, ахсвела хои, - пел человечек. А Оуэн, продолжая играть, стал подпевать по-другому:
- Где вечная весна, нет зимы, мы идем под знойным солнцем, без конца, вдоль замерзшей реки... где стоят деревья из камня...
Вдруг старейшина племени что-то коротко и хрипло крикнул и ладонью прикрыл поющему рот. Певец вздрогнул и остановился. Он казался очень испуганным.
Оуэн снял руку со струн и тоже прекратил игру.
- Похоже, я чем-то напугал наших маленьких друзей, - сказал он задумчиво. - Как ты думаешь, Кайтай, в чем дело? Чего они так испугались?
- Думаю, они где-то слышали нечто подобное, и... а может, их тоже посещают видения, - отозвался Кайтай. - Где ты узнал эти слова?
- Я вспомнил их, когда он запел, - отвечал Оуэн. - Ах... ну, довольно, довольно. Не можем же мы все время пугать этот замечательный народец, тем более когда над огнем такой чудный кусок мяса. Спрячу-ка я пока что арфу.
Он приподнял клапан дорожного мешка и стал укладывать туда арфу, но тут черная шкатулка скользнула вперед, и уголок ее высунулся из мешка. Заметив это, Оуэн поспешно спрятал его, но люди маленького племени тоже заметили этот уголок и глядели на него с таким выражением, которое не было похоже на простое любопытство.
- Там лежит всего лишь старая кость, - ободряюще заговорил Оуэн. Понятно? Просто ящичек. Ах, мясо, похоже, уже готово. - Он потянулся вперед, указывая ножиком на мясо, и выразительно облизнулся, подтверждая, что он очень голоден.
Человечки засмеялись, забыв свои страхи, и стали резать мясо, передавая куски гостям.
- Я не стану спрашивать, что это за мясо, - говорил с набитым ртом Оуэн, - а может даже, кто это был. - Он со смехом отрезал еще ломоть для Зельзы.
- Похоже, тебе стало лучше, рыжебородый, - сказала цыганка. Не сводя черных глаз с Оуэна, она вцепилась белыми зубами в мясо.
- Это та пища, которой мне не хватало, - весело отозвался он. - Кусок жареного мяса мигом устранит все видения иных миров. Спроси Кайтая - он то и дело постится, чтобы разговаривать со своим небесным медведем. А потом целую неделю сам ходит хмурый, как медведь. А я создан для еды, моя девочка, не для видений. Такая пища просто бесподобна. К ней не хватает только вина.
- И женщин, - добавил Кайтай.
- Не слушай этого желтолицего аскета, детка, - запротестовал Оуэн, он интересуется не женщинами, а одной только мудростью.
- Ведь могут же быть на свете и мудрые женщины, так что можно получить двойное удовольствие, - обиженно откликнулся Кайтай. - Хотя, по правде сказать, мне такие редко попадались...
- Вот перед тобой мудрая женщина, - сказал Оуэн.
[Рис.3]
- Но она не моя, - отвечал Кайтай. - Цыганка может принадлежать одному или никому. Верно, Зельза?
Зельза в ответ только улыбнулась.
- Даже сейчас, - продолжал Кайтай, - эта царица табора ткет новое колдовство. Ей не нужно произносить заклинаний, как другим колдунам, никаких выкриков, взмахов ножами... она молчит, а молчание женщины уже само по себе большая сила. Но ее ворожба действует изнутри. Я уже чую чары цыганской колдуньи.
- У тебя слишком острое чутье, желтолицый, - огрызнулась Зельза, - но ты прав. Мне не нужно произносить вслух заклинания.
- Что же это тогда за ворожба? - заинтересовался Оуэн.
- Ты хочешь отправиться со мной искать ту землю? - спросила Зельза.
- Когда захочешь, - отозвался он.- Но я больше не стану есть те черные ягоды, которые давал мне Кайтай. Они не помогают во второй раз. Я знаю, я пробовал. А какой способ знаешь ты, чтобы попасть туда?
- Увидишь, - отвечала она. - Очень скоро.
- Я же сказал, - проговорил Оуэн, потирая тыльной стороной ладони бороду, - когда захочешь.
Голый ребенок появился вновь - ковыляя, он пошел к Оуэну. Тот подвинулся к нему и дал ему палец, который ребенок с торжеством ухватил. Это был мальчонка, большеглазый и подвижный, как все дети его возраста. Он обследовал одежду Оуэна, топор, лежавший рядом, и особенно был очарован рыжей бородой.
Ребенок подполз, потянулся к бороде, но промахнулся и упал. Падение не особенно огорчило его: он просто переместил свой интерес на дорожный мешок, который тут же раскрыл и засунул в него свои крошечные ручонки.
- Эй, нет, приятель, это ты не трогай, - сказал Оуэн, оттаскивая малыша. Но тот уже обнаружил черную шкатулку и крепко вцепился в нее.
- Ма! - произнесло дитя, не желая выпускать свою добычу. Незаметно его пальчики сдвинули крючок и освободили крышку. В ту же секунду он засунул вовнутрь палец, но тут же с воплем выдернул руку. Оуэн мгновенно накинул крючок и бросил шкатулку в мешок. Мальчишка уполз к матери, и та теперь утешала его.
- По-моему, это укус, - тихо сказал Оуэн Кайтаю.
- Я думаю, ты прав. - Кайтай незаметно подвинулся ближе к ребенку и кинул на него взгляд. - Да, небольшой укус, на руке.
- Будь проклят этот ящик! - выругался Оуэн. - Может, наши дела пойдут лучше, если мы зароем его?
- Ведь ты же сам заключил сделку, - вразумляюще сказал ему Кайтай. - И потом, я не думаю, что на этом закончится власть Мирдина Велиса. Такие договоры надо выполнять.
Один из Феппов подошел посмотреть на шкатулку, и его брови поднялись в изумлении. Он прижал ее ручкой грубого кремневого ножа, с помощью которого он только что ел, и с вопросительным восклицанием взглянул вверх, на Оуэна.
Оуэн хладнокровно пожал плечами.
- Надеюсь, он решил, что ребенок поранил палец о гвоздь, - пробормотал Оуэн, при этом приветливо улыбаясь человечку.
Тот снова наклонился над шкатулкой, водя пальцем по ее странным резным узорам. Вдруг он закричал что-то на своем языке. К нему подошел другой мужчина, а затем и старейшина. Все трое склонились над шкатулкой и обсуждали ее, гортанно переговариваясь.
- Похоже, она им не понравилась, Оуэн, - предупредил Кайтай, - будь осторожен.
Один из мужчин медленно отошел и заговорил с женщинами. Все племя собралось в конце зала, у двери, а вождь его, Фепп, старейший из них, встал немного впереди, как бы защищая свой народ.
Он торжественно поднял вверх руку.
Он говорил долго, раскатистыми фразами, которые ясно выражали гнев, страх и отказ в гостеприимстве. В голосе его зазвучали необычные нотки как у священника, изгоняющего бесов. Затем, медленно продвигаясь, вся группа ушла в темноту, мужчины впереди, женщины позади, причем, удаляясь, они ни на мгновение не спускали глаз с пришельцев. Они двигались спиной вперед, в темноту, и вскоре совсем исчезли из виду.
- Им не понравилась наша компания, - сказал Оуэн, глядя им вслед. - А может, его компания. - Он поглядел на шкатулку. - Чем бы ты ни был, а от друзей ты нас освобождаешь с потрясающей быстротой. Сперва команда, теперь этот жалкий народишко. - Оуэн крепко стукнул костяшками пальцев по крышке. - И все же не хотел бы я повстречаться с тобой как-нибудь темной ночью.
Шкатулка не отвечала. Зельза холодно рассмеялась шутке.
- Череп колдуна не разговаривает ни с кем, - заметила она. - Я сомневаюсь, что он сказал бы тебе что-нибудь приятное, даже если бы и заговорил.
- Тогда ступай назад в мешок, - проговорил Оуэн. - Ну что ж, не думаю, что наши маленькие друзья попытаются зарезать нас в темноте, но лучше я подложу в огонь еще полено. Зельза... ты говорила, что можешь помочь мне попасть в мой сон. Расскажи мне об этом. Как и когда мы попадем туда?
- Если хочешь, можно сейчас, - отвечала она. - А как? У меня есть ключ. Тебе незачем в это вникать.
- Что я должен делать?
- Сядь напротив, вот так. Прими удобную позу. Я возьму тебя за руки, желтолицый, ты будешь сидеть у входа и охранять нас: мы как будто погрузимся в сон на время. Но стоит тебе громко позвать нас, и мы тут же проснемся. Говоря все это, Зельза не отрываясь смотрела Оуэну в глаза. Ее руки сильно сжимали его запястья, большие пальцы лежали на пульсе.
- Тебе покажется, что мы пропутешествуем долго, очень долго, но бывают разные виды времени... здесь пройдет не больше нескольких минут. - Оуэн, глядя в черный омут ее глаз, слышал слова очень неясно, как бы издалека. Мы отправляемся туда, и мы сможем увидеть..
10
"Ты солгала, цыганка" - Оуэн выговорил эти слова и не услышал их звучания, однако понял, что слова просто каким-то образом были.
"Я не солгала. Это город, который ты видел во сне, но ты еще не затянут в него, как муха в паутину, ты можешь передвигаться по нему свободно, как захочешь. Иди же и смотри".
Оуэн увидел удивительный пейзаж из своего сна: деревья, сверкавшие на солнце, как драгоценные камни, больше напоминавшие изумруды, чем живую зелень. Между деревьями белые строения, стены и дорожки, как в саду. Неподалеку река, настолько спокойная, что казалась стеклом, неподвижно лежащим под ослепительно ярким солнцем. Свет исходил как бы отовсюду и ниоткуда: Оуэн нигде не видел солнца.
По дорожкам двигались фигуры - мужчины и женщины, красивые, в мантиях, - и тихо улыбались. Они ступали неслышно и ни с кем не разговаривали, проходя по своим делам.
В прошлый раз Оуэн был одним из них. Он тоже проходил здесь в своем сне. Тогда у него было другое имя, но теперь он не помнил его. И она тогда тоже была здесь, - этого он не забыл. И сейчас она здесь, где-то среди белых строений.
Голос Зельзы беззвучно шептал ему. "Иди, смотри..." Он двинулся, плывя среди деревьев... каменных деревьев, как он теперь понял, тех, о которых пелось в песне. А впереди он увидел себя. Он знал человека, шедшего сейчас по дорожке, - это был он сам в первом его сне. Впереди показались белые ворота: человек подошел к ним и вошел внутрь.
Внутри была огромная комната с высоким потолком, тоже наполненная идущим непонятно откуда горячим светом. Внезапно Оуэн вздрогнул, пораженный: узор на полу был тот же, что и непонятный, спиральный, извитой орнамент в доме Мирдина Велиса. Сама комната тоже чем-то напоминала тот зал.
Он увидел низкое ложе из блестящего черного камня. На нем возлежала женщина в белом одеянии. Когда мужчина приблизился, она села и протянула к нему руки в жесте радостного привета. Но оба не произнесли ни звука. Женщина встала, и Оуэн уже знал ее имя.
"Ринель", - мысленно услышал, он.
"А твое имя было Айн".
Он уже не мог отличить свои слова от слов Зельзы. Все в этот раз было по-другому, не так, как раньше. Сейчас он просто наблюдал, но тогда... тогда он был Айном. Он помнил странную радость, будто темный огонь в крови, который охватывал его тогда или охватывал Айна... если он сам не был Айном. Сейчас эти люди двигались и говорили так же, но он уже не ощущал того, что они чувствовали. Только в памяти...
В памяти. Находиться там в тот раз для него было все равно что носить в себе постоянное пламя, которое пело внутри и светилось снаружи. Эта радость... он не смог бы описать ее ни Кайтаю, ни Зельзе, ни кому-либо другому, кто ни разу ее не испытал.
Проплывая теперь здесь, он и Зельза представляли единую волю - они слились в одну двухголосую личность. Оуэн подумал, что хотя это и не похоже на огненную радость бытия там, но все же - хорошо. И услышал мысленный отклик: "Хорошо".
"Посмотри на Ринель и Айна. В тот раз ты не понял. Сейчас ты все поймешь".
Двое, мужчина и женщина, двигались по освещенной белесым светом комнате, следуя странным, извивающимся узорам, нарисованным на полу, будто исполняли сложный танец или шли, сверяясь с картой.
Затем и сама комната, казалось, изменилась: пропали контуры стен и колоннады, остался только свет, яркий и резкий, и две фигуры, плывущие по лабиринту пола, хотя самого пола Оуэн уже не видел.
Теперь вокруг них формировались очертания улицы: широкая мостовая, кругом высокие дома и масса растений, прорастающих на уступах зданий. По обе стороны улицы были сводчатые двери и каменные стены с резьбой; просматривалась и перспектива: с обоих концов дорога выводила на одинаковые площади с фонтанами.
Две фигуры - Айн и Ринель - стояли неподвижно посреди улицы, а вокруг разливался яркий горячий свет. И хотя вся улица была заполнена светом, он, казалось, был сосредоточен вокруг этих двоих. И тут Оуэн заметил нечто странное.
Первое: нигде не было видно людей, хотя улица просматривалась в обе стороны. В таком большом городе, как этот... и ни души.
Второе, что поразило его, было усыпанное звездами черное небо, простиравшееся над городом. Улицу заливал яркий свет... но над ней было ночное небо.
Это ночь. Поэтому никого и нет на улицах этого города. Шепот Зельзы вновь достиг его мысленного слуха.
"Ночь и солнечный свет", - подумал он.
"Не думаю, что свет этот солнечный, - сказала Зельза. - Смотри, кто-то подходит".
Вдали на улице показалась фигура, темная по контрасту с двумя другими, одетыми в белое, которые стояли и ждали. Видимо, человек вышел из какой-то двери. Он двигался медленно, одной рукой ощупывая стены, как слепой. В другой руке он держал толстый дымящийся предмет.
Он подошел ближе, и Оуэн разглядел предмет и изумился: это был горящий факел. Огонь факела выглядел почти что темным пятном в странном белесом свете, но человек, казалось, все-таки нуждался в этом освещении.
Это был маленький темноволосый мужчина, чисто выбритый. Он продолжал неуверенно идти, и тут Оуэн понял, что для него улица совершенно темна, а факел - единственный источник света. На его лице Оуэн ясно прочел ужас. Человеку было страшно, и не просто страшно. Он шел и бормотал что-то вроде заклинания, и лоб его блестел от пота.
"Я знал его, - подумал Оуэн. - Его зовут Вайя. Я когда-то хорошо знал его... кажется, он писец или стряпчий".
Две безмолвные фигуры, Айн и Ринель, повернулись, как танцоры при исполнении фигуры, и, оказавшись по обе стороны от человека по имени Вайя, пошли с ним рядом. А тот их не видел!
Но он все же почувствовал их присутствие. Он замер, оглянулся, затем порывисто двинулся вперед. Дотронулся рукой до груди, где у него висел тяжелый золотой амулет.
Две безмолвные фигуры подошли к нему вплотную: они с двух сторон коснулись его. Он замер, пошатнулся, выронил факел, который тут же погас, и затем упал на камни мостовой.
Белые фигуры склонились над ним и так замерли на мгновение, будто изображая какую-то пародию на сострадание упавшему. Но они и не думали помогать ему.
Затем эти двое вновь выпрямились, теперь необычный свет засветил еще ярче, и Оуэн мысленно уловил ликование. Но человек по имени Вайя был мертв.
Айн и Ринель понеслись дальше, словно два небольших вихря, и мысленный взор Оуэна следовал за ними, как притянутый магнитом. Они достигли запертых железных ворот в высокой стене и каким-то чудом просочились сквозь них. Затем они пронеслись темным переулком между домами, узкой аллеей и наконец попали на улицу. Это была мрачная кривая улочка: просто замощенная щель между домами, которые, по всем признакам, заселяла беднота. Почти на всех дверях мелом были нарисованы какие-то знаки, висели пучки трав и амулеты из камня или металла; окна первых этажей были зарешечены железными прутьями и наглухо закрыты деревянными ставнями.
Однако ни Айн, ни его подруга нисколько не боялись того, что должно было служить защитными чарами против них. Безмолвно они проскользнули сквозь дверь с магической надписью, и на губах Ринели был беззвучный смех над этой бесполезной попыткой защититься. И опять беспощадная сила заставила Оуэна мысленно последовать за ними, в неосвещенную ночную комнату, где, прижавшись друг к дружке, спали трое детей. Смертоносное прикосновение повторилось.
"Они умерли, они тоже умерли, - пронеслась мысль Зельзы. - Теперь ты понимаешь?"
"Не понимаю, - отвечал Оуэн. - Во мне - и Айн, и я сам одновременно. Тогда, во сне, - я жил здесь, в этом городе, и Ринель была со мной. То, что мы видели сейчас, не может быть правдой. Это ложь".
"Ладно, оставим это пока", - сказала Зельза.
Тут же две белые фигуры пропали, исчезла из виду и старинная трущоба. Большой город проснулся и жил теперь в настоящем свете дня, а не в том непостижимом белесом свете, который был там. Перед Оуэном мелькали оживленные улицы, торговцы, рабочие люди и воины, за городскими стенами засверкало море и показались мачты и паруса кораблей. И вот он снова увидел Айна: теперь он был не в белом, а в алой мантии, и толстая золотая цепь сверкала у него на шее. За ним шли воины в шлемах с белыми перьями, будто королевская гвардия.
Теперь Айн шел как живой человек, а не как дух, и лицо его стало чуть моложе. Странное безмолвное выражение на нем сменилось маской жизненной силы и воли. Оуэн увидел, что позади, на террасе, стояла женщина - Ринель и смотрела вслед Айну. Она тоже казалась помолодевшей и изменившейся.
Айн стоял на каменной пристани, глядя на водную рябь, и, казалось, говорил там с кем-то, так как смотревшее на него из воды человеческое лицо отвечало ему.
Эта сцена потускнела и пропала, и теперь Айн прогуливался по залу с колоннами и беседовал с каким-то стариком в темных одеждах, а позади них шел юноша и улыбался. У него была очень нехорошая улыбка. И это гладкое, юное, нестареющее лицо с беспощадной улыбкой принадлежало Мирдину Велису.
Затем видения стали более запутанными: места и события сливались безо всякой видимой связи и смысла. Оуэн понял, что это был великий город и Айн был аристократом и кем-то вроде правителя. Ринель тоже принадлежала к высшим слоям общества. Но город постепенно вымирал, а почему - этого Оуэн не мог понять. Он видел, как это происходило: на его глазах разрушились и пали в руинах дома, улицы заросли сорняками, а дорога, ведущая от города, сначала наполнилась беженцами, а после совершенно опустела.
Под конец в городе оставалось всего несколько человек - оборванные и жалкие. Они в страхе прокрадывались среди древних построек. За то время, пока Оуэн смотрел, город стал неизмеримо старше.
Затем он оказался вдали от города и наблюдал его как бы с вершины горы. Была ночь, и в звездном свете различались лишь сверкание моря да черные контуры городских стен и зданий. И вдруг вспыхнул свет... все то же горячее, льющееся ниоткуда и отовсюду сияние, которое было там, - солнечный свет без солнца. Он появился над руинами зданий, и город лихорадочно засверкал. Похоже было, что он охвачен пожаром, но ничто не исчезало в пламени.
И наконец, Оуэн мысленно вновь оказался там, и все стало опять как прежде. Каменные деревья и белые дома снова стояли над стеклянной рекой, безмолвные люди по-прежнему тихо двигались по дорожкам, идя по своим нескончаемым делам. Были там Айн и Ринель: ничуть не изменившиеся, они шли вдвоем.
И вдруг он услышал новый голос: отчетливый, он загремел, как колокольный набат в мозгу Оуэна.
"Вот мой дом, - сказал голос. - Смотри и хорошо запомни его".
Белый дом, озаренный вечным светом, а в нем зеленый камень с человеческий рост, не отбрасывающий тени на гладкий пол... сверкающую зелеными искрами колонну - увидел Оуэн и понял, что это и есть то место, которое он должен найти. Дом Мирдина Велиса...
"А теперь идите, жалкие ничтожества, исполняйте мою волю... - вновь раздался голос чародея. - Идите и никогда не пытайтесь вмешиваться в мои дела..."
11
Оуэн обнаружил, что сидит все в той же позе, напротив Зельзы. В ее дико вытаращенных глазах он увидел смертельный ужас, лицо ее побелело, и капельки пота выступили на лбу.
- Он, - срывающимся шепотом произнесла она, все еще не сводя с Оуэна глаз. - Он нас видел! Oн там тоже был!
- Мирдин Велис, - подтвердил Оуэн, отчаянно моргая. У него так болели глаза, будто он смотрел на солнце. Продолжая тереть глаза, он встал, пошатываясь. - Этот чертов ведьмак - далеко не просто мертвая кость. Что ты так уставился, Кайтай? Я долго отсутствовал?
- Отсутствовал? - Кайтай сконфуженно хмыкнул. - Ты просидел не моргая не более одного-двух мгновений. А что случилось?
- Зельза, ты все видела? - резко спросил Оуэн.
Она молча кивнула и закрыла лицо руками.
- Мы видели место, где я был в первый раз во сне, - начал рассказывать Оуэн Кайтаю, - но все непостижимо изменилось. Я не смог бы объяснить тебе, что там было. Раньше все там приводило меня... я ощущал, что не найти в земной жизни радости, сравнимой с этим. Ну как тебе объяснить? И вправду не найти, ни тогда, ни теперь. Но сейчас я увидел больше. Даже слишком много, пожалуй. Кайтай, есть место, где люди, кажется, живут, высасывая жизненные соки из других людей... они там, похоже, и привидения, и живые одновременно... убивают детей. Зачем-то убивают детей. Кайтай, я не понимаю, что это!
- Кайтай, - Зельза подняла голову, - ты что-нибудь слыхал о вриколах?
Кайтай резко дернулся и страшно побледнел.
- Даже у нас на востоке слыхали о них.
- Мы, цыгане, тоже знаем о них. Наше мысленное путешествие... то, что видел Оуэн, было полустертым воспоминанием о прошлой жизни, много веков назад, среди народа, жившего далеко на западе. Я не могла предположить... Мы, цыгане, храним кое-какие сказания древности о людях: откуда они появились... и историю древнейших царств, как они расцветали и исчезали. А мы... мы были всегда. И всегда сами по себе, потому что мы не смешивались с ними.
Кайтай закивал:
- Я как-то видел кое-что о них, в древних книгах.
- Говорят, что когда-то давным-давно жил жестокий народ, который назывался вриколы. Из-за их характера и черной магии, которой они занимались, другие племена и народы бежали от них и находили себе пристанище дальше к востоку. Легенда говорит, что это происходило тысячелетия назад и что все вриколы уже давно вымерли... хотя им обычно удавалось прожить дольше, чем они того заслуживали.
- В нашем народе, - подхватил Кайтай, - людей, одержимых определенным недугом, называют врикол-акка - укушенный вриколом. Иногда человек может стать вриколом, и, если жрец племени узнает об этом, врикола тут же уничтожают - сожжением.
- А как вы узнаете, что он - как это... врикол? - спросил Оуэн с любопытством, к которому примешивался какой-то знакомый ему трепет. Ему показалось, что он раньше уже где-то слышал это слово.
Кайтай с жалким видом уставился на него:
- Оуэн... друг мой... если человек грезит наяву... видит места... такие, как ты описал сейчас... Когда он начинает искать пищу, названия которой он не знает, и видения, которых он не в силах никому объяснить... Если о нем известно, что он видит в темноте... вот признаки, которые знакомы жрецам равнин. Меня учили, что кровь вриколов погибла не окончательно, и что иногда она возрождается, и что врикол может родиться среди любого народа... и что их надо уничтожать.
Оуэн уставился на него, начиная наконец понимать странные взгляды Зельзы и Кайтая.
- А-а, вы думаете... вы думаете, я... - Он резко и громко захохотал, однако смех звучал нерадостно. - Ну что ж! Вы - мои друзья, вы оба были бы готовы зажарить меня, как цыпленка, если бы я вдруг оказался этим страшилищем из сказок, вриколом?
- Твои сны, - ответил Кайтай. - Похоже, что в том, первом сне ты был вриколом.
- Но во второй раз, - прервала его Зельза, - я была с ним. Он не был тем, кого он видел в том сне, Айном. Он слышал мысли Айна, но не более.
- Он, наверное, был этим Айном в прошлой жизни, - размышлял Кайтай. Если хоть в одной жизни человек был вриколом, ему уже не освободиться от этого никогда.
- Ну хватит! - прервал его Оуэн. - Мы прошли с тобой вместе полмира, желтая ты обезьяна! И если я чудовище, убивающее людей по ночам, почему же я давным-давно не высосал кровь из твоего иссохшего тельца?
- Нет, нет, - вмешалась Зельза. - Кайтай, скажи, что ты так не думаешь. Оуэн не может быть... этим. Но где-то есть врикол, живой врикол, если, конечно, такое возможно, который говорит с Оуэном в его видениях. Что-то зовет его... может быть, им нужна его помощь.
- Один Лука знает, чем это я могу помочь твари, прокрадывающейся по ночам, и зачем она посылает мне видения рая, в котором я не могу оказаться, - сказал, глядя в землю, Оуэн. Он застонал. - Теперь мне стало хуже прежнего. Я так мечтал увидеть ту страну... а оказалось, это всего лишь наваждение, и ничего подобного наверняка нет на свете.
- Теперь я думаю, что страна, которую ты видел, и вправду существует, - возразила ему Зельза. - Дайте подумать... Кайтай, прекрати на минутку перебирать свои магические четки. Представь: Мирдин Велис был там, в нашем видении, - как один из тех, кого мы наблюдали, - и, кроме того, он говорил с нами. А то место, куда мы должны доставить его череп, - оно тоже там.
- Колонна из зеленого камня... - начал Оуэн.
- Колдун вполне мог сам создать все видение, чтобы вернее заставить Оуэна послужить ему. Или он скрывает за этим что-то более важное. Сейчас нам этого не узнать. Но, во всяком случае, я не верю, что Оуэн... что-то иное, чем Оуэн.
- Я тоже, - сконфуженно отозвался Кайтай. - Я... прости, друг. Все потому, что страх перед вриколами у меня в крови.
- Я могу сказать, что выхода нет, - мрачно заключил Оуэн. - У нас только один путь. Выбора не дано. Придется идти вперед, пока мы не насадим череп проклятого колдуна на шест, на котором он желает торчать. Он обещал мне - Лука их знает, эти клятвы чародеев, - освободить меня от видений. Однако, Зельза, кажется, ты это уже сделала. Я не чувствую прежней тяги к тому месту... А ведь Мирдин Велис пообещал мне, что так и будет. Послушайте: я дал слово волшебнику, а он - мне. И я не боюсь его... - Тут губы Оуэна тронула усмешка. - Нет, все-таки боюсь, но я не нарушу слова. Выполню то, что обещал. Я поставлю череп, куда он просит.
Народ Феппов, казалось, был потрясен. Та женщина, что держала ребенка, попятилась от огня, а другая прикрыла свой рот каким-то странным, словно ритуальным, жестом. Молодой мужчина подался вперед, широко и без выражения раскрыв глаза, будто в опьянении. Он ритмично покачивался и вдруг запел под звуки арфы.
- Он знает слова! - вскрикнул Оуэн, глядя на него во все глаза.
Одетый в шкуру человек пел негромкую, чарующую песнь, слова которой ничем не походили на тот язык, на котором только что говорил его народ. Оуэн аккомпанировал ему, перебирая струны.
- Кии-са, номапи, аб-мен, ахсвела хои, - пел человечек. А Оуэн, продолжая играть, стал подпевать по-другому:
- Где вечная весна, нет зимы, мы идем под знойным солнцем, без конца, вдоль замерзшей реки... где стоят деревья из камня...
Вдруг старейшина племени что-то коротко и хрипло крикнул и ладонью прикрыл поющему рот. Певец вздрогнул и остановился. Он казался очень испуганным.
Оуэн снял руку со струн и тоже прекратил игру.
- Похоже, я чем-то напугал наших маленьких друзей, - сказал он задумчиво. - Как ты думаешь, Кайтай, в чем дело? Чего они так испугались?
- Думаю, они где-то слышали нечто подобное, и... а может, их тоже посещают видения, - отозвался Кайтай. - Где ты узнал эти слова?
- Я вспомнил их, когда он запел, - отвечал Оуэн. - Ах... ну, довольно, довольно. Не можем же мы все время пугать этот замечательный народец, тем более когда над огнем такой чудный кусок мяса. Спрячу-ка я пока что арфу.
Он приподнял клапан дорожного мешка и стал укладывать туда арфу, но тут черная шкатулка скользнула вперед, и уголок ее высунулся из мешка. Заметив это, Оуэн поспешно спрятал его, но люди маленького племени тоже заметили этот уголок и глядели на него с таким выражением, которое не было похоже на простое любопытство.
- Там лежит всего лишь старая кость, - ободряюще заговорил Оуэн. Понятно? Просто ящичек. Ах, мясо, похоже, уже готово. - Он потянулся вперед, указывая ножиком на мясо, и выразительно облизнулся, подтверждая, что он очень голоден.
Человечки засмеялись, забыв свои страхи, и стали резать мясо, передавая куски гостям.
- Я не стану спрашивать, что это за мясо, - говорил с набитым ртом Оуэн, - а может даже, кто это был. - Он со смехом отрезал еще ломоть для Зельзы.
- Похоже, тебе стало лучше, рыжебородый, - сказала цыганка. Не сводя черных глаз с Оуэна, она вцепилась белыми зубами в мясо.
- Это та пища, которой мне не хватало, - весело отозвался он. - Кусок жареного мяса мигом устранит все видения иных миров. Спроси Кайтая - он то и дело постится, чтобы разговаривать со своим небесным медведем. А потом целую неделю сам ходит хмурый, как медведь. А я создан для еды, моя девочка, не для видений. Такая пища просто бесподобна. К ней не хватает только вина.
- И женщин, - добавил Кайтай.
- Не слушай этого желтолицего аскета, детка, - запротестовал Оуэн, он интересуется не женщинами, а одной только мудростью.
- Ведь могут же быть на свете и мудрые женщины, так что можно получить двойное удовольствие, - обиженно откликнулся Кайтай. - Хотя, по правде сказать, мне такие редко попадались...
- Вот перед тобой мудрая женщина, - сказал Оуэн.
[Рис.3]
- Но она не моя, - отвечал Кайтай. - Цыганка может принадлежать одному или никому. Верно, Зельза?
Зельза в ответ только улыбнулась.
- Даже сейчас, - продолжал Кайтай, - эта царица табора ткет новое колдовство. Ей не нужно произносить заклинаний, как другим колдунам, никаких выкриков, взмахов ножами... она молчит, а молчание женщины уже само по себе большая сила. Но ее ворожба действует изнутри. Я уже чую чары цыганской колдуньи.
- У тебя слишком острое чутье, желтолицый, - огрызнулась Зельза, - но ты прав. Мне не нужно произносить вслух заклинания.
- Что же это тогда за ворожба? - заинтересовался Оуэн.
- Ты хочешь отправиться со мной искать ту землю? - спросила Зельза.
- Когда захочешь, - отозвался он.- Но я больше не стану есть те черные ягоды, которые давал мне Кайтай. Они не помогают во второй раз. Я знаю, я пробовал. А какой способ знаешь ты, чтобы попасть туда?
- Увидишь, - отвечала она. - Очень скоро.
- Я же сказал, - проговорил Оуэн, потирая тыльной стороной ладони бороду, - когда захочешь.
Голый ребенок появился вновь - ковыляя, он пошел к Оуэну. Тот подвинулся к нему и дал ему палец, который ребенок с торжеством ухватил. Это был мальчонка, большеглазый и подвижный, как все дети его возраста. Он обследовал одежду Оуэна, топор, лежавший рядом, и особенно был очарован рыжей бородой.
Ребенок подполз, потянулся к бороде, но промахнулся и упал. Падение не особенно огорчило его: он просто переместил свой интерес на дорожный мешок, который тут же раскрыл и засунул в него свои крошечные ручонки.
- Эй, нет, приятель, это ты не трогай, - сказал Оуэн, оттаскивая малыша. Но тот уже обнаружил черную шкатулку и крепко вцепился в нее.
- Ма! - произнесло дитя, не желая выпускать свою добычу. Незаметно его пальчики сдвинули крючок и освободили крышку. В ту же секунду он засунул вовнутрь палец, но тут же с воплем выдернул руку. Оуэн мгновенно накинул крючок и бросил шкатулку в мешок. Мальчишка уполз к матери, и та теперь утешала его.
- По-моему, это укус, - тихо сказал Оуэн Кайтаю.
- Я думаю, ты прав. - Кайтай незаметно подвинулся ближе к ребенку и кинул на него взгляд. - Да, небольшой укус, на руке.
- Будь проклят этот ящик! - выругался Оуэн. - Может, наши дела пойдут лучше, если мы зароем его?
- Ведь ты же сам заключил сделку, - вразумляюще сказал ему Кайтай. - И потом, я не думаю, что на этом закончится власть Мирдина Велиса. Такие договоры надо выполнять.
Один из Феппов подошел посмотреть на шкатулку, и его брови поднялись в изумлении. Он прижал ее ручкой грубого кремневого ножа, с помощью которого он только что ел, и с вопросительным восклицанием взглянул вверх, на Оуэна.
Оуэн хладнокровно пожал плечами.
- Надеюсь, он решил, что ребенок поранил палец о гвоздь, - пробормотал Оуэн, при этом приветливо улыбаясь человечку.
Тот снова наклонился над шкатулкой, водя пальцем по ее странным резным узорам. Вдруг он закричал что-то на своем языке. К нему подошел другой мужчина, а затем и старейшина. Все трое склонились над шкатулкой и обсуждали ее, гортанно переговариваясь.
- Похоже, она им не понравилась, Оуэн, - предупредил Кайтай, - будь осторожен.
Один из мужчин медленно отошел и заговорил с женщинами. Все племя собралось в конце зала, у двери, а вождь его, Фепп, старейший из них, встал немного впереди, как бы защищая свой народ.
Он торжественно поднял вверх руку.
Он говорил долго, раскатистыми фразами, которые ясно выражали гнев, страх и отказ в гостеприимстве. В голосе его зазвучали необычные нотки как у священника, изгоняющего бесов. Затем, медленно продвигаясь, вся группа ушла в темноту, мужчины впереди, женщины позади, причем, удаляясь, они ни на мгновение не спускали глаз с пришельцев. Они двигались спиной вперед, в темноту, и вскоре совсем исчезли из виду.
- Им не понравилась наша компания, - сказал Оуэн, глядя им вслед. - А может, его компания. - Он поглядел на шкатулку. - Чем бы ты ни был, а от друзей ты нас освобождаешь с потрясающей быстротой. Сперва команда, теперь этот жалкий народишко. - Оуэн крепко стукнул костяшками пальцев по крышке. - И все же не хотел бы я повстречаться с тобой как-нибудь темной ночью.
Шкатулка не отвечала. Зельза холодно рассмеялась шутке.
- Череп колдуна не разговаривает ни с кем, - заметила она. - Я сомневаюсь, что он сказал бы тебе что-нибудь приятное, даже если бы и заговорил.
- Тогда ступай назад в мешок, - проговорил Оуэн. - Ну что ж, не думаю, что наши маленькие друзья попытаются зарезать нас в темноте, но лучше я подложу в огонь еще полено. Зельза... ты говорила, что можешь помочь мне попасть в мой сон. Расскажи мне об этом. Как и когда мы попадем туда?
- Если хочешь, можно сейчас, - отвечала она. - А как? У меня есть ключ. Тебе незачем в это вникать.
- Что я должен делать?
- Сядь напротив, вот так. Прими удобную позу. Я возьму тебя за руки, желтолицый, ты будешь сидеть у входа и охранять нас: мы как будто погрузимся в сон на время. Но стоит тебе громко позвать нас, и мы тут же проснемся. Говоря все это, Зельза не отрываясь смотрела Оуэну в глаза. Ее руки сильно сжимали его запястья, большие пальцы лежали на пульсе.
- Тебе покажется, что мы пропутешествуем долго, очень долго, но бывают разные виды времени... здесь пройдет не больше нескольких минут. - Оуэн, глядя в черный омут ее глаз, слышал слова очень неясно, как бы издалека. Мы отправляемся туда, и мы сможем увидеть..
10
"Ты солгала, цыганка" - Оуэн выговорил эти слова и не услышал их звучания, однако понял, что слова просто каким-то образом были.
"Я не солгала. Это город, который ты видел во сне, но ты еще не затянут в него, как муха в паутину, ты можешь передвигаться по нему свободно, как захочешь. Иди же и смотри".
Оуэн увидел удивительный пейзаж из своего сна: деревья, сверкавшие на солнце, как драгоценные камни, больше напоминавшие изумруды, чем живую зелень. Между деревьями белые строения, стены и дорожки, как в саду. Неподалеку река, настолько спокойная, что казалась стеклом, неподвижно лежащим под ослепительно ярким солнцем. Свет исходил как бы отовсюду и ниоткуда: Оуэн нигде не видел солнца.
По дорожкам двигались фигуры - мужчины и женщины, красивые, в мантиях, - и тихо улыбались. Они ступали неслышно и ни с кем не разговаривали, проходя по своим делам.
В прошлый раз Оуэн был одним из них. Он тоже проходил здесь в своем сне. Тогда у него было другое имя, но теперь он не помнил его. И она тогда тоже была здесь, - этого он не забыл. И сейчас она здесь, где-то среди белых строений.
Голос Зельзы беззвучно шептал ему. "Иди, смотри..." Он двинулся, плывя среди деревьев... каменных деревьев, как он теперь понял, тех, о которых пелось в песне. А впереди он увидел себя. Он знал человека, шедшего сейчас по дорожке, - это был он сам в первом его сне. Впереди показались белые ворота: человек подошел к ним и вошел внутрь.
Внутри была огромная комната с высоким потолком, тоже наполненная идущим непонятно откуда горячим светом. Внезапно Оуэн вздрогнул, пораженный: узор на полу был тот же, что и непонятный, спиральный, извитой орнамент в доме Мирдина Велиса. Сама комната тоже чем-то напоминала тот зал.
Он увидел низкое ложе из блестящего черного камня. На нем возлежала женщина в белом одеянии. Когда мужчина приблизился, она села и протянула к нему руки в жесте радостного привета. Но оба не произнесли ни звука. Женщина встала, и Оуэн уже знал ее имя.
"Ринель", - мысленно услышал, он.
"А твое имя было Айн".
Он уже не мог отличить свои слова от слов Зельзы. Все в этот раз было по-другому, не так, как раньше. Сейчас он просто наблюдал, но тогда... тогда он был Айном. Он помнил странную радость, будто темный огонь в крови, который охватывал его тогда или охватывал Айна... если он сам не был Айном. Сейчас эти люди двигались и говорили так же, но он уже не ощущал того, что они чувствовали. Только в памяти...
В памяти. Находиться там в тот раз для него было все равно что носить в себе постоянное пламя, которое пело внутри и светилось снаружи. Эта радость... он не смог бы описать ее ни Кайтаю, ни Зельзе, ни кому-либо другому, кто ни разу ее не испытал.
Проплывая теперь здесь, он и Зельза представляли единую волю - они слились в одну двухголосую личность. Оуэн подумал, что хотя это и не похоже на огненную радость бытия там, но все же - хорошо. И услышал мысленный отклик: "Хорошо".
"Посмотри на Ринель и Айна. В тот раз ты не понял. Сейчас ты все поймешь".
Двое, мужчина и женщина, двигались по освещенной белесым светом комнате, следуя странным, извивающимся узорам, нарисованным на полу, будто исполняли сложный танец или шли, сверяясь с картой.
Затем и сама комната, казалось, изменилась: пропали контуры стен и колоннады, остался только свет, яркий и резкий, и две фигуры, плывущие по лабиринту пола, хотя самого пола Оуэн уже не видел.
Теперь вокруг них формировались очертания улицы: широкая мостовая, кругом высокие дома и масса растений, прорастающих на уступах зданий. По обе стороны улицы были сводчатые двери и каменные стены с резьбой; просматривалась и перспектива: с обоих концов дорога выводила на одинаковые площади с фонтанами.
Две фигуры - Айн и Ринель - стояли неподвижно посреди улицы, а вокруг разливался яркий горячий свет. И хотя вся улица была заполнена светом, он, казалось, был сосредоточен вокруг этих двоих. И тут Оуэн заметил нечто странное.
Первое: нигде не было видно людей, хотя улица просматривалась в обе стороны. В таком большом городе, как этот... и ни души.
Второе, что поразило его, было усыпанное звездами черное небо, простиравшееся над городом. Улицу заливал яркий свет... но над ней было ночное небо.
Это ночь. Поэтому никого и нет на улицах этого города. Шепот Зельзы вновь достиг его мысленного слуха.
"Ночь и солнечный свет", - подумал он.
"Не думаю, что свет этот солнечный, - сказала Зельза. - Смотри, кто-то подходит".
Вдали на улице показалась фигура, темная по контрасту с двумя другими, одетыми в белое, которые стояли и ждали. Видимо, человек вышел из какой-то двери. Он двигался медленно, одной рукой ощупывая стены, как слепой. В другой руке он держал толстый дымящийся предмет.
Он подошел ближе, и Оуэн разглядел предмет и изумился: это был горящий факел. Огонь факела выглядел почти что темным пятном в странном белесом свете, но человек, казалось, все-таки нуждался в этом освещении.
Это был маленький темноволосый мужчина, чисто выбритый. Он продолжал неуверенно идти, и тут Оуэн понял, что для него улица совершенно темна, а факел - единственный источник света. На его лице Оуэн ясно прочел ужас. Человеку было страшно, и не просто страшно. Он шел и бормотал что-то вроде заклинания, и лоб его блестел от пота.
"Я знал его, - подумал Оуэн. - Его зовут Вайя. Я когда-то хорошо знал его... кажется, он писец или стряпчий".
Две безмолвные фигуры, Айн и Ринель, повернулись, как танцоры при исполнении фигуры, и, оказавшись по обе стороны от человека по имени Вайя, пошли с ним рядом. А тот их не видел!
Но он все же почувствовал их присутствие. Он замер, оглянулся, затем порывисто двинулся вперед. Дотронулся рукой до груди, где у него висел тяжелый золотой амулет.
Две безмолвные фигуры подошли к нему вплотную: они с двух сторон коснулись его. Он замер, пошатнулся, выронил факел, который тут же погас, и затем упал на камни мостовой.
Белые фигуры склонились над ним и так замерли на мгновение, будто изображая какую-то пародию на сострадание упавшему. Но они и не думали помогать ему.
Затем эти двое вновь выпрямились, теперь необычный свет засветил еще ярче, и Оуэн мысленно уловил ликование. Но человек по имени Вайя был мертв.
Айн и Ринель понеслись дальше, словно два небольших вихря, и мысленный взор Оуэна следовал за ними, как притянутый магнитом. Они достигли запертых железных ворот в высокой стене и каким-то чудом просочились сквозь них. Затем они пронеслись темным переулком между домами, узкой аллеей и наконец попали на улицу. Это была мрачная кривая улочка: просто замощенная щель между домами, которые, по всем признакам, заселяла беднота. Почти на всех дверях мелом были нарисованы какие-то знаки, висели пучки трав и амулеты из камня или металла; окна первых этажей были зарешечены железными прутьями и наглухо закрыты деревянными ставнями.
Однако ни Айн, ни его подруга нисколько не боялись того, что должно было служить защитными чарами против них. Безмолвно они проскользнули сквозь дверь с магической надписью, и на губах Ринели был беззвучный смех над этой бесполезной попыткой защититься. И опять беспощадная сила заставила Оуэна мысленно последовать за ними, в неосвещенную ночную комнату, где, прижавшись друг к дружке, спали трое детей. Смертоносное прикосновение повторилось.
"Они умерли, они тоже умерли, - пронеслась мысль Зельзы. - Теперь ты понимаешь?"
"Не понимаю, - отвечал Оуэн. - Во мне - и Айн, и я сам одновременно. Тогда, во сне, - я жил здесь, в этом городе, и Ринель была со мной. То, что мы видели сейчас, не может быть правдой. Это ложь".
"Ладно, оставим это пока", - сказала Зельза.
Тут же две белые фигуры пропали, исчезла из виду и старинная трущоба. Большой город проснулся и жил теперь в настоящем свете дня, а не в том непостижимом белесом свете, который был там. Перед Оуэном мелькали оживленные улицы, торговцы, рабочие люди и воины, за городскими стенами засверкало море и показались мачты и паруса кораблей. И вот он снова увидел Айна: теперь он был не в белом, а в алой мантии, и толстая золотая цепь сверкала у него на шее. За ним шли воины в шлемах с белыми перьями, будто королевская гвардия.
Теперь Айн шел как живой человек, а не как дух, и лицо его стало чуть моложе. Странное безмолвное выражение на нем сменилось маской жизненной силы и воли. Оуэн увидел, что позади, на террасе, стояла женщина - Ринель и смотрела вслед Айну. Она тоже казалась помолодевшей и изменившейся.
Айн стоял на каменной пристани, глядя на водную рябь, и, казалось, говорил там с кем-то, так как смотревшее на него из воды человеческое лицо отвечало ему.
Эта сцена потускнела и пропала, и теперь Айн прогуливался по залу с колоннами и беседовал с каким-то стариком в темных одеждах, а позади них шел юноша и улыбался. У него была очень нехорошая улыбка. И это гладкое, юное, нестареющее лицо с беспощадной улыбкой принадлежало Мирдину Велису.
Затем видения стали более запутанными: места и события сливались безо всякой видимой связи и смысла. Оуэн понял, что это был великий город и Айн был аристократом и кем-то вроде правителя. Ринель тоже принадлежала к высшим слоям общества. Но город постепенно вымирал, а почему - этого Оуэн не мог понять. Он видел, как это происходило: на его глазах разрушились и пали в руинах дома, улицы заросли сорняками, а дорога, ведущая от города, сначала наполнилась беженцами, а после совершенно опустела.
Под конец в городе оставалось всего несколько человек - оборванные и жалкие. Они в страхе прокрадывались среди древних построек. За то время, пока Оуэн смотрел, город стал неизмеримо старше.
Затем он оказался вдали от города и наблюдал его как бы с вершины горы. Была ночь, и в звездном свете различались лишь сверкание моря да черные контуры городских стен и зданий. И вдруг вспыхнул свет... все то же горячее, льющееся ниоткуда и отовсюду сияние, которое было там, - солнечный свет без солнца. Он появился над руинами зданий, и город лихорадочно засверкал. Похоже было, что он охвачен пожаром, но ничто не исчезало в пламени.
И наконец, Оуэн мысленно вновь оказался там, и все стало опять как прежде. Каменные деревья и белые дома снова стояли над стеклянной рекой, безмолвные люди по-прежнему тихо двигались по дорожкам, идя по своим нескончаемым делам. Были там Айн и Ринель: ничуть не изменившиеся, они шли вдвоем.
И вдруг он услышал новый голос: отчетливый, он загремел, как колокольный набат в мозгу Оуэна.
"Вот мой дом, - сказал голос. - Смотри и хорошо запомни его".
Белый дом, озаренный вечным светом, а в нем зеленый камень с человеческий рост, не отбрасывающий тени на гладкий пол... сверкающую зелеными искрами колонну - увидел Оуэн и понял, что это и есть то место, которое он должен найти. Дом Мирдина Велиса...
"А теперь идите, жалкие ничтожества, исполняйте мою волю... - вновь раздался голос чародея. - Идите и никогда не пытайтесь вмешиваться в мои дела..."
11
Оуэн обнаружил, что сидит все в той же позе, напротив Зельзы. В ее дико вытаращенных глазах он увидел смертельный ужас, лицо ее побелело, и капельки пота выступили на лбу.
- Он, - срывающимся шепотом произнесла она, все еще не сводя с Оуэна глаз. - Он нас видел! Oн там тоже был!
- Мирдин Велис, - подтвердил Оуэн, отчаянно моргая. У него так болели глаза, будто он смотрел на солнце. Продолжая тереть глаза, он встал, пошатываясь. - Этот чертов ведьмак - далеко не просто мертвая кость. Что ты так уставился, Кайтай? Я долго отсутствовал?
- Отсутствовал? - Кайтай сконфуженно хмыкнул. - Ты просидел не моргая не более одного-двух мгновений. А что случилось?
- Зельза, ты все видела? - резко спросил Оуэн.
Она молча кивнула и закрыла лицо руками.
- Мы видели место, где я был в первый раз во сне, - начал рассказывать Оуэн Кайтаю, - но все непостижимо изменилось. Я не смог бы объяснить тебе, что там было. Раньше все там приводило меня... я ощущал, что не найти в земной жизни радости, сравнимой с этим. Ну как тебе объяснить? И вправду не найти, ни тогда, ни теперь. Но сейчас я увидел больше. Даже слишком много, пожалуй. Кайтай, есть место, где люди, кажется, живут, высасывая жизненные соки из других людей... они там, похоже, и привидения, и живые одновременно... убивают детей. Зачем-то убивают детей. Кайтай, я не понимаю, что это!
- Кайтай, - Зельза подняла голову, - ты что-нибудь слыхал о вриколах?
Кайтай резко дернулся и страшно побледнел.
- Даже у нас на востоке слыхали о них.
- Мы, цыгане, тоже знаем о них. Наше мысленное путешествие... то, что видел Оуэн, было полустертым воспоминанием о прошлой жизни, много веков назад, среди народа, жившего далеко на западе. Я не могла предположить... Мы, цыгане, храним кое-какие сказания древности о людях: откуда они появились... и историю древнейших царств, как они расцветали и исчезали. А мы... мы были всегда. И всегда сами по себе, потому что мы не смешивались с ними.
Кайтай закивал:
- Я как-то видел кое-что о них, в древних книгах.
- Говорят, что когда-то давным-давно жил жестокий народ, который назывался вриколы. Из-за их характера и черной магии, которой они занимались, другие племена и народы бежали от них и находили себе пристанище дальше к востоку. Легенда говорит, что это происходило тысячелетия назад и что все вриколы уже давно вымерли... хотя им обычно удавалось прожить дольше, чем они того заслуживали.
- В нашем народе, - подхватил Кайтай, - людей, одержимых определенным недугом, называют врикол-акка - укушенный вриколом. Иногда человек может стать вриколом, и, если жрец племени узнает об этом, врикола тут же уничтожают - сожжением.
- А как вы узнаете, что он - как это... врикол? - спросил Оуэн с любопытством, к которому примешивался какой-то знакомый ему трепет. Ему показалось, что он раньше уже где-то слышал это слово.
Кайтай с жалким видом уставился на него:
- Оуэн... друг мой... если человек грезит наяву... видит места... такие, как ты описал сейчас... Когда он начинает искать пищу, названия которой он не знает, и видения, которых он не в силах никому объяснить... Если о нем известно, что он видит в темноте... вот признаки, которые знакомы жрецам равнин. Меня учили, что кровь вриколов погибла не окончательно, и что иногда она возрождается, и что врикол может родиться среди любого народа... и что их надо уничтожать.
Оуэн уставился на него, начиная наконец понимать странные взгляды Зельзы и Кайтая.
- А-а, вы думаете... вы думаете, я... - Он резко и громко захохотал, однако смех звучал нерадостно. - Ну что ж! Вы - мои друзья, вы оба были бы готовы зажарить меня, как цыпленка, если бы я вдруг оказался этим страшилищем из сказок, вриколом?
- Твои сны, - ответил Кайтай. - Похоже, что в том, первом сне ты был вриколом.
- Но во второй раз, - прервала его Зельза, - я была с ним. Он не был тем, кого он видел в том сне, Айном. Он слышал мысли Айна, но не более.
- Он, наверное, был этим Айном в прошлой жизни, - размышлял Кайтай. Если хоть в одной жизни человек был вриколом, ему уже не освободиться от этого никогда.
- Ну хватит! - прервал его Оуэн. - Мы прошли с тобой вместе полмира, желтая ты обезьяна! И если я чудовище, убивающее людей по ночам, почему же я давным-давно не высосал кровь из твоего иссохшего тельца?
- Нет, нет, - вмешалась Зельза. - Кайтай, скажи, что ты так не думаешь. Оуэн не может быть... этим. Но где-то есть врикол, живой врикол, если, конечно, такое возможно, который говорит с Оуэном в его видениях. Что-то зовет его... может быть, им нужна его помощь.
- Один Лука знает, чем это я могу помочь твари, прокрадывающейся по ночам, и зачем она посылает мне видения рая, в котором я не могу оказаться, - сказал, глядя в землю, Оуэн. Он застонал. - Теперь мне стало хуже прежнего. Я так мечтал увидеть ту страну... а оказалось, это всего лишь наваждение, и ничего подобного наверняка нет на свете.
- Теперь я думаю, что страна, которую ты видел, и вправду существует, - возразила ему Зельза. - Дайте подумать... Кайтай, прекрати на минутку перебирать свои магические четки. Представь: Мирдин Велис был там, в нашем видении, - как один из тех, кого мы наблюдали, - и, кроме того, он говорил с нами. А то место, куда мы должны доставить его череп, - оно тоже там.
- Колонна из зеленого камня... - начал Оуэн.
- Колдун вполне мог сам создать все видение, чтобы вернее заставить Оуэна послужить ему. Или он скрывает за этим что-то более важное. Сейчас нам этого не узнать. Но, во всяком случае, я не верю, что Оуэн... что-то иное, чем Оуэн.
- Я тоже, - сконфуженно отозвался Кайтай. - Я... прости, друг. Все потому, что страх перед вриколами у меня в крови.
- Я могу сказать, что выхода нет, - мрачно заключил Оуэн. - У нас только один путь. Выбора не дано. Придется идти вперед, пока мы не насадим череп проклятого колдуна на шест, на котором он желает торчать. Он обещал мне - Лука их знает, эти клятвы чародеев, - освободить меня от видений. Однако, Зельза, кажется, ты это уже сделала. Я не чувствую прежней тяги к тому месту... А ведь Мирдин Велис пообещал мне, что так и будет. Послушайте: я дал слово волшебнику, а он - мне. И я не боюсь его... - Тут губы Оуэна тронула усмешка. - Нет, все-таки боюсь, но я не нарушу слова. Выполню то, что обещал. Я поставлю череп, куда он просит.