Януш Мейсснер
Красные кресты

Перечень основных действующих лиц

   Альваро Педро — иезуит, испанский дипломат
   Барнс Перси (Славн) — боцман корабля «Зефир»
   Бельмон Ричард де — француз, приятель Яна Мартена, владелец и капитан корабля «Торо»
   Визелла Мария Франческа де — невеста командора Бласко де Рамиреса
   Ворст Броер — плотник с корабля «Зефир»
   Грабинская Ядвига, урожденная Паливодзянка — мать Стефана Грабинского
   Грабинский Стефан — рулевой корабля «Зефир»
   Деверье Роберт, граф Эссекс (фигура историческая) — фаворит Елизаветы, королевы Англии
   Дингвелл Грегори — рулевой корабля «Ванно II»
   Дрейк Френсис (фигура историческая) — английский адмирал, бывший корсар
   Запата Лоренцо — капитан морской пехоты на каравелле «Санта Крус»
   Каротт Пьер — француз, приятель Яна Мартена, капитан корабля «Ванно II»
   Клопс — боцман корабля «Зефир»
   Поцеха Томаш — главный боцман корабля «Зефир»
   Рамирес Бласко де — командор испанского военного флота, капитан каравеллы «Санта Крус»
   Тессари (Цирюльник) — итальянец, старший боцман корабля «Зефир»
   Хагстоун Уильям — английский корсар, капитан корабля «Ибекс»
   Штауфль Герман — парусный мастер корабля «Зефир»
   Шульц Генрих — богатый гданьский купец, бывший помощник капитана «Зефира».

Перечень кораблей и судов

   «Ванно II» — фрегат, собственность Пьера Каротта
   «Зефир» — корсарский галеон-фрегат, собственность Яна Куны, прозванного Мартеном, капитан — Ян Мартен
   «Ибекс» — каперский корабль, собственность Соломона Уайта, капитан — Уильям Хагстоун
   «Санта Крус» — тяжеловооруженная каравелла военного флота Филипа II. Капитан — командор Бласко де Рамирес
   «Торо» — судно, принадлежащее Ричарду де Бельмону. Капитан — Ричард де Бельмон

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. НЕПОБЕДИМАЯ АРМАДА

ГЛАВА I

   Ян Куна, прозванный Мартеном, сидел в одиночестве в углу таверны Дикки Грина в Дептфорде и вспоминал о своем поражении, содрогаясь от мысли о пережитом унижении.
   Не то было досадно, что проиграл пари, потеряв в результате прекрасно подобранную четверку лошадей вместе с экипажем, а то, что прелестная Джипси Брайд отбыла в том экипаже вместе с шевалье де Вере. Отбыла, оставив его под градом насмешек всяческих хлюстов и разодетых кавалеров, с которыми он даже не мог разобраться на месте при помощи своей разящей шпаги…
   Но чего ещё было ожидать от Джипси Брайд? Мать её обитала в Сохо, где держала обжорную лавку и где Джипси Брайд тринадцатилетней девочкой начала зарабатывать на жизнь стиркой белья.
   Об отце никто толком не знал; кружили слухи, что он был бродячим игроком — может быть и в самом деле цыганом, а может ирландцем или французом. Во всяком случае, его связь с молодой и красивой хозяйкой лавки носила характер столь же непродолжительный, сколь и не освященный узами брака.
   Джипси — так её прозвали соседи — не интересовалась ни торговлей съестным, ни стиркой и глажкой кружевных оборок. В пятнадцать лет она сбежала с труппой итальянских циркачей и комедиантов, где быстро выучилась петь и танцевать под аккомпанемент тамбурина. Поскольку была она стройна и хороша собой, то пользовалась немалым успехом, а когда Мартен увидел её впервые, была как раз в расцвете красоты.
   Итальянская труппа, в которую она входила, тогда задержалась в Гринвиче, как раз рядом с поместьем Мартена, где как обычно с утра до вечера и всю ночь напролет шла игра в карты и кости, где ели и пили, стреляли фазанов и голубей, травили на лошадях с собаками лис или, вдруг затеяв ссору, размахивали шпагами.
   Разумеется, сборище молодых гуляк не преминуло воспользоваться новым развлечением за счет радушного хозяина: итальянцев пригласили на обед, на площадке перед домом состоялось представление, а потом и праздник на всю ночь, во время которого Джипси Брайд сумела окончательно очаровать Мартена.
   Наутро повозки бродячих комедиантов покинули Гринвич, но без Джипси. Вместо неё хозяин труппы получил изрядный мешок золота и три пары мулов из конюшни Мартена.
   Джипси же…Джипси всего за несколько месяцев научилась в Гринвиче куда большему, чем за пару лет, проведенных в странствиях. Правда, она по-прежнему не умела ни читать, ни писать, но умела держаться почти как настоящая леди, поддерживать остроумную светскую беседу, декламировать стихи, принимать гостей и играть роль хозяйки за столом, одеваться со вкусом, и сверх всего того — тратить уйму денег.
   Мартен всегда был щедр, а часто просто расточителен. Его немалое состояние, добытое во время экспедиции под командованием Френсиса Дрейка в 1585 году, таяло, как снег на солнце, и утекало сквозь пальцы с невероятной скоростью. Поместье в Гринвиче с множеством прислуги, с лошадьми и каретами, с толпами гостей — молодых гуляк, проходимцев, авантюристов и нахлебников, необдуманные финансовые операции, легкомыслие, с которым Мартен раздавал займы своим «приятелям», и необоснованное доверие, которым он дарил своих поверенных и управляющих, за какую — то пару лет весьма серьезно истощили его капитал. Но Джипси Брайд меньше чем за год сумела растранжирить вдвое больше…
   И вот теперь, когда Ян, оказавшись на пороге разорения, стал подумывать о подготовке корабля к новой корсарской экспедиции, чтобы спасти себя от долговой тюрьмы, а свое поместье — от продажи за долги, Джипси Брайд покинула его, и каким образом!
   Он был настолько неосторожен, что поделился с ней своими намерениями. Решил уволить часть прислуги и постепенно ограничить расходы. Постепенно, поскольку знал, что если сделает это вдруг, в один момент, кредиторы накинутся на него в страхе за свое имущество и тогда не видать ему нового кредита. Приведение в порядок своих имущественных дел он собирался начать с продажи четверки лошадей, чтобы за вырученную наличность пополнить припасы «Зефира». И с этой целью условился назавтра с неким конноторговцем в Саутворке.
   Джипси новость эту приняла с пониманием: конечно — конечно, на некоторое время следует сменить образ жизни. Нужно экономить, она это прекрасно понимает. И готова даже поехать в Саутворк, чтобы Ян не передумал по дороге. — Поедем нынче же, — с важным видом заявила она, — и по дороге остановимся в Дептфорде, чтобы посмотреть собачьи бои. Генри говорил, что его дог Робин будет драться с волком.
   Мартен охотно согласился, хотя терпеть не мог Генриха де Вере, как между прочим и всех тех надутых дворян, крутящихся при дворе королевы Елизаветы, которых не раз встречал в обществе шевалье де Бельмона. Де Вере, Хаттон, Блаунт, Драммонд или Бен Джонсон поглядывали на Мартена свысока, с оттенком насмешливого презрения, и терпели его только потому, что он был приятелем Бельмона. Обидеть его в открытую никто не отваживался, ибо известно было, что он готов на все и может быть опасен, но при встрече его почти не замечали, в лучшем случае отвечая на его приветствия небрежным кивком. Он же был слишком горд, чтобы добиваться их симпатий, и перестал здороваться первым.
   Но на этот раз де Вере сам поспешил заметить его в Дептфорде: поклонился ещё издали, а потом подошел ближе, чтобы поздороваться и как следует разглядеть четверку гнедых рысаков Мартена. Он был полон любезности и открыто восхищался Джипси; вспомнил о Бельмоне, который должен был вскоре вернуться из Франции, и наконец завел разговор о своих собаках и пригласил обоих к загону, где помещался Робин.
   Пес был в самом деле огромен и выглядел грозно, но когда Мартен увидел его противника, могучего волка с серой шерстью и горящими лютой злобой глазами, не смог не высказать сомнений в исходе схватки.
   Де Вере почувствовал себя задетым: Робин много раз бился с самыми знаменитыми псами Англии и всегда побеждал, а однажды вместе с двумя другими догами разорвал даже медведя.
   — Это ещё не доказывает, что он справится с волком, упорствовал Мартен.
   Де Вере побагровел, но сдержался.
   — Вижу, что вы гораздо хуже разбираетесь в собаках, чем в прелестных женщинах и даже в лошадях, — заметил он с дерзкой ухмылкой. — Держу пари на триста гиней, что Робин справится с этим волком за четверть часа.
   — Не думаю, — буркнул Мартен.
   Он горел желанием принять пари, но не имел даже сотни гиней и не хотел в этом признаться. Де Вере, видимо, догадался о причинах его колебаний, ибо вдруг предложил удвоить ставку, если Мартен выставит против неё свою упряжку вместе с экипажем.
   Ян ещё колебался. Покосился на Джипси, но та теперь улыбалась Генри, пожиравшему её взглядом.
   — А может вы хотели бы… — начал де Вере с бесстыдной ухмылкой, — может вы хотели бы вместо этой четверки поставить что-то поценнее? Например… — он понизил голос и снова окинул взором фигуру девушки.
   — Я предпочту остановиться на лошадях, — отрезал Мартен. И вам советую поступить также, — добавил он, сверкнув глазами.
   Де Вере поморщился, но прикусил язык.
   — Как хотите, как хотите, — примирительно повторил он.
   Когда волк и пес оказались нос к носу, в толпе зрителей возросло возбуждение, тем большее, что известие о пари между владельцем Робина и Мартеном уже разнеслась среди знакомых шевалье де Вере и простой публики.
   Волк поначалу не выказал особой отваги: втиснул зад меж прутьев клетки, поджав под себя хвост, и только щерил большие белые клыки. Пес, напротив, так рвался в бой, что четверо рослых псарей шевалье де Вере едва могли его удержать и потом спустить с привязи. Когда они наконец с этим справились, не успела ещё упасть вниз дверка, через которую выпускали зверей, как Робин в прыжке всем весом хотел обрушиться на врага. Волк ловко увернулся от этого отчаянного натиска, но не воспользовался возможностью для контратаки и вместо того, чтобы наброситься на промахнувшегося дога, замер на туго напряженных лапах и ждал, что будет дальше. Толпа поносила его и свистела, а он ошеломленно озирался на людей, не понимая, откуда и почему такой шум. Эта минутная растерянность могла его погубить: пес вскочил и прыгнул снова, чтобы схватить волка за горло. Удайся это ему, волку наверняка пришел бы конец. Только челюсти Робина сомкнулись на долю секунды раньше, чем нужно, и не на горле, а на шкуре, клок которой, вырванный резким рывком, повис на плече и полилась кровь.
   На этот раз ответ последовал молниеносно: волк впился зубами пониже уха, так что Робин даже заскулил от боли, и оба вскочили на задние лапы, покачиваясь в тесном захвате, нанося друг другу удары, от которых кровь обильно растекалась по носам и челюстям. Волк молчал, лишь в горле его кипело глухое ворчание. Пес же скулил и рычал, напрасно стараясь свалить с ног противника, чтобы добраться до его горла. Тут он споткнулся и под напором тяжести зверя отступил, чтобы обрести равновесие, но в тот же миг почуял дикую боль в спине и, крутнувшись на месте, рухнул на бок. Волк уже сидел на нем, придавив к земле, но, клацнув зубами, дог сумел вывернуться, и в мгновение ока заметив открывшуюся серую грудь, вонзил в неё клыки, которые аж лязгнули об ребра, и тут же, высвободившись, вскочил на ноги, чтобы атаковать снова.
   Мартен следил за схваткой, затаив дыхание, не обращая внимания на Джипси Брайд, которая повисла у него на плече, вонзив ногти в руку. Как только волк завоевывал преимущество, толпа свистела от восторга; когда одолевал пес, воцарялось напряженное молчание. Публика теперь была явно на стороне волка и Мартена, против разодетых кавалеров и Робина.
   Но волк, все сильнее кровоточа, постепенно лишался сил, а запас их у пса казался неисчерпаемым. В какой-то момент ему удалось схватить противника за челюсть снизу, так что теперь ему не приходилось опасаться его клыков. И тогда волк впервые заскулил, и хотя вскоре освободился от болезненного захвата, который наверняка повредил ему кости, но с этого момента больше отступал и оборонялся, редко переходя в атаку. Нет, он не струсил и не решился на бесполезное бегство. Окровавленный, с клочьями шерсти и кусками вырванной кожи, свисавшими на боках и на груди, волк бился до последнего, пока не рухнул в очередной беспощадной схватке и не почувствовал смертельную хватку острых зубов на горле. Он ещё пытался вырваться, ещё судорожно нащупывал лапами опору, но клыки Робина сдавили ему горло, а кровь залила легкие. Пес рвал его, все глубже вгрызаясь в разодранное горло, волок по окровавленной траве, пока не захлебнулся его кровью и не отпустил. Потом обошел вокруг, лег рядом и тяжело задышал, облизывая раз за разом кровоточащие раны.
   — Ну что же, вы проиграли, капитан Мартен, — заметил Генри де Вере, когда все кончилось. — Придется мне отвезти вас в Гринвич.
   Мартен, несмотря на многозначительные взгляды Джипси, не хотел воспользоваться этим предложением и ответил, что сегодня не намерен возвращаться. Переночует на «Зефире»в Дептфорде, а назавтра дождется прибытия другого своего экипажа, которым и вернется домой. Вот только до порта в Дептфорде было не меньше двух миль песчаной дороги, а на ногах у Джипси были легкие туфельки на высоких каблуках.
   Мартен пошел разыскивать своего кучера, чтобы послать его за какой — нибудь повозкой, а обиженная красотка решила подождать в карете, куда её пригласил Генри.
   Но ждать она не стала: когда Ян вернулся, четверка гнедых уже увозила её в сторону Лондона. На козлах сидел стройный красавец в желтой ливрее шевалье де Вере, а этот последний склонялся к Джипси Брайд, которая обмирала от смеха. Экипаж промчался, вздымая тучу пыли, за ним проехала тяжелая карета с остальным благородным обществом, которое при виде ошеломленного Мартена тоже покатывалось от хохота.
   Смех этот ударил Мартена словно бичом, а вспышка гнева на миг буквально ослепила. Хотел уже броситься следом за этой кучкой барчуков, насытить палящую ненависть их кровью, отхлестать по физиономии неверную любовницу, плюнуть в лицо де Вере. Но тут же он отдал себе отчет, что понапрасну бросившись вдогонку, ещё сильнее рассмешит их. Потому он оставался на месте, глядя им вслед и кусая ус. Тут Джипси оглянулась и сделала ему ручкой, словно посылая издали издевательский прощальный поцелуй. Де Вере тоже обернулся; оглянулся даже застывший как истукан кучер, а из кареты во все стороны высунулись багровые от смеха морды и руки, повторявшие прощальный жест.
   Мартен был сыт этим по горло; он резко отвернулся и тут же заметил, что его приключение вызвало не меньшее веселье среди владельцев других экипажей и их гостей. Ян стал предметом шуток и ухмылок, посмешищем для всего высшего света Лондона. Дамы в дорогих платьях и высоких париках с любопытством разглядывали его сквозь перья вееров, шепотом передавая друг другу какие-то скандальные сплетни о нем, кавалеры изощрялись в злорадных шуточках, даже прислуга и толпа зевак показывали на него пальцами. По счастью его кучер как раз подьехал на нанятой паре, и Мартен, вскочив на заднее сиденье экипажа, велел кратчайшим путем ехать в порт.
   Но он не сразу поднялся на палубу «Зефира». Прежде хотел одолеть возбуждение и обдумать финансовую ситуацию, в которой оказался, утратив вдруг возможность получить довольно крупную сумму от продажи своей упряжки. По правде говоря, эта упряжка была одной из немногих вещей, которые ещё принадлежали ему и не были ни заложены, ни обещаны по долговым распискам кредиторам. От окончательного разорения его могла спасти лишь новая корсарская экспедиция, увенчанная полным успехом. Экспедиция, которую он откладывал из месяца в месяц весь год, пока «Зефир», забытый и обрастающий ракушками, торчал на ржавых якорях у берега Темзы.
   И вот, отправив кучера, Ян зашел в таверну Дикки Грина, где прежде бывал частым гостем, и сидя за бокалом португальского вина силился сосредоточиться на самом важном — как получить ещё один заем. Но задача эта казалась неразрешимой, а возмущение от подлой измены Джипси по — прежнему не давало ему покоя.
   Тем временем харчевня постепенно заполнялась людьми. Шкиперы и их помощники, корабельные поставщики, владельцы небольших мастерских и верфей, ремесленники и торговые посредники все прибывали, чтобы подкрепиться, утолить жажду, обговорить какие-то сделки, получить заказ на ремонт такелажа или очистку корпуса судна ниже ватерлинии.
   Мартен, сидевший спиной к обширному залу с потолком, опиравшимся на почерневшие от старости дубовые столбы, весьма нескоро осознал, что не один. Теперь он помимо воли слышал смех и разговоры, вылавливая из них обрывки фраз. Был почти уверен, что встретит тут знакомых, и не имел на это ни малейшего желания. Сидел он в дальнем углу, в стороне от входа, и знал, что выскользнуть незаметно не удастся. Да он уже и не рассчитывал, но пока не оборачивался, чтобы ещё немного потянуть время.
   За соседним столом, которого он не мог видеть, не повернувшись в ту сторону, сидела шумная компания моряков. Возглавлял её какой-то капитан, говоривший с легким иностранным акцентом, который показался Мартену хорошо знакомым. Его потешные шуточки и росказни о приключениях, излагаемые бодро и шутливо, вызывали всеобщее веселье; шкиперы покатывались со смеху, заказывая новые порции виски и пива чаще, чем за любым другим столом.
   — Я как раз возвращаюсь из Инвернесса, — говорил этот морской волк со столь знакомым голосом и манерой выражаться. — Нужно признать, что поначалу меня принимали там весьма сердечно. Только потом мой помощник все испортил, и в результате пришлось его оставить там и возвращаться без него. Но не буду торопить события и расскажу вам, как это случилось. Не знаю, приходилось ли вам принимать когда — нибудь участие в обильном шотландском завтраке, после которого вас пригласили бы на легкий ланч, состоявший из дюжины устриц, полудюжины бараньих котлет с картошкой, десятка кварт пива и двух — трех кубков виски в заключение. Если да, то вы со мной согласитесь, что нужно иметь крепкую голову и здоровый желудок, чтобы потом идти на обед, а сразу после него — на ужин, за которыми едят гораздо больше, а пьют два раза по стольку. Что касается меня, то я кое — как справился, но мой помощник явно перебрал, ибо выйдя в сад по известной личной нужде и встретив там прелестную падчерицу хозяина, несколько слишком решительно стал её атаковать. Не хотелось, чтобы вы думали, что я не могу понять молодого человека, который имеет дело с хорошенькой девушкой. И мне совершенно ясно, что если вы увидите прелестную мордашку с парочкой пухлых свежих губок, если по случаю окажетесь к ним близко и вдобавок наедине — то вы не сможете лучше выразить свой восторг, чем тут же их целуя. Помощник мой так и поступил, заслуживая — по моему мнению — только уважения, но после этого продвинулся гораздо дальше. Так далеко, что схлопотал от неё по физиономии и вернулся с расцарапанным носом, что возбудило некоторые подозрения у отчима и матери нашей красотки. Я попытался защитить его от их гнева, тем более что хорошо знал нашего хозяина ещё до того, как он женился повторно. Полагаю, я не затрону его чести, если скажу, что будучи молодым вдовцом, не раз он принимал в объятия милых дам. И мне припоминается даже, что имел обычай целовать хорошеньких девчат, занятых в некоей швейной мастерской, а раз или два замечен был, обнимая их хозяйку в такой манере, которая не оставляла сомнений в конечной цели этих объятий, причем этот факт и его результаты могли бы подтвердить надежные свидетели. Как видите, у меня в руках были некоторые доводы, или по крайней мере мне так казалось. Только несколько позднее я пришел к выводу, что не стоит вспоминать ничьих добрачных приключений в присутствии законной жены, поскольку это может привести к плачевным последствиям.
   Именно так на этот раз все и произошло. Когда я выложил все доводы в защиту своего помощника, наша милая хозяйка залилась слезами, а хозяин стал так холоден, что можно было от него катар схватить. Назавтра был созван семейный совет. Пришли какие-то тетки, бабки и дядья, чтобы решить судьбу двух молодых людей. Могу заверить вас, что все эти особы, не исключая хозяйки дома и её мужа, выглядели словно восставшими из гроба, а мой помощник — точно висельник, только что вынутый из петли. И только девушка цвела средь них как роза. Постановили, что молодые люди должны пожениться, и вообразите себе — этот мозгляк немедленно согласился! Не раз уже он доставлял мне неприятности, и не раз я желал ему зла — например, чтобы его проглотила проклятая акула или чтобы ему выпустили кишки на темной улице. Но — Господь свидетель — я никогда не думал так всерьез и не рассчитывал, что он так влипнет…
   Вот, дорогие мои, я и рассказал эту историйку вам в назидание, чтобы учились вы на чужих ошибках. Но тем не менее я вновь остался без помощника, а мой «Ванно» — без надлежащей опеки.
   Услышав эту последнюю реплику, Мартен вскочил, словно подброшенный пружиной. «Ванно»?! Ведь так именовался тот стройный маленький фрегат, принадлежавший Пьеру Каротту! Но «Ванно» три года назад затонул в бухте Тампико у берегов Новой Испании…
   И тем не менее — это в самом деле был Каротт. Его румяное, добродушное лицо, несколько искаженное шрамом на щеке, озарила радостная улыбка.
   — Ma foi, — воскликнул он, срываясь с места и задевая при этом своим округлым брюшком край стола. — Слово чести, ведь это Ян Мартен собственной персоной!
   Мартен конечно подтвердил его слова, и ухватив в объятия пухлого француза, едва его не задушил в избытке чувств, потом они засыпали друг друга градом беспорядочных вопросов и ответов, желая поскорее наверстать трехлетний перерыв в своих дружеских отношениях.
   Расстались они после возвращения из знаменитой экспедиции корсаров под руководством Френсиса Дрейка, к которой Мартен присоединился в Мексиканском заливе. Пьер Каротт, перед этим потерявший свой корабль, некоторое время выполнял обязанности помощника на «Зефире», и хотя не был собственно корсаром, не покинул Мартена и вместе с ним совершил это полное приключений плавание, которое весь мир повергло в изумление, испанцев наполнило ужасом и гневом, и озолотило всех его участников.
   Эскадра, состоявшая из двадцати кораблей Дрейка и четырех, оставшихся под командованием Мартена, для начала захватила порт Сьюдад Руэда, уничтожив в нем лучшую флотилию испанских каравелл и множество военных кораблей поменьше, после чего корсары разграбили город и сравняли его с землей. Потом они двинулись к острову Гаити, без боя захватили Сан Доминго и взяли там огромные трофеи; разграбили побережье Кубы и Флориды, и хоть от них и ускользнул испанский Золотой Флот, добыча оказалась настолько велика, что часть её пришлось выбросить в море, чтобы не перегружать корабли.
   Вернувшись в Англию, Каротт на свою долю заказал на одной из верфей Ферт оф Тей новый фрегат и назвал его «Ванно II»в память того, который потопили испанцы. По — прежнему он занимался торговлей, по — прежнему пользовался славой солидного шкипера и компанейского парня, наслаждался отменным здоровьем и всеобщей симпатией. Что касалось остальных сотоварищей по приключениям в Мексиканском заливе и Карибском море, Каротт знал о них ещё меньше, чем Ян.
   Первый союзник Мартена, капитан Соломон Уайт, стал владельцем корабля «Ибекс», которым командовал много лет и который смог выкупить у компании прежних владельцев. Его помощник, Уильям Хагстоун, плавал с ним по-прежнему, став вдобавок его зятем.
   Шевалье Ричард де Бельмон, капитан приза «Торо», который достался ему при разделе добычи Мартеном, посвятил себя главным образом светской жизни в придворных кругах, путешествовал по Франции, выполняя неофициальную и деликатную дипломатическую миссию и ведя какие-то сложные переговоры со сторонниками Беарнца. Нет, он не оставил ремесла корсара, но трактовал его скорее как развлечение, приносящее к тому же неплохие доходы.
   — А Генрих Шульц? — спросил в свою очередь Каротт.
   Мартен усмехнулся.
   — Генрих настаивал, что купит у меня «Зефир», — произнес он с легким вздохом.
   — Но ты же не собираешься его продавать? — вскричал Пьер. — И в мыслях такого не было, — отрезал Мартен. — Но Шульц теперь человек богатый и ему кажется, что за свои деньги может получить все, что угодно. Трудно объяснить ему, что он ошибается.
   — А что ещё с ним произошло?
   На этот вопрос трудно было ответить коротко. Ведь Генрих Шульц развил весьма многостороннюю деятельность. Он теперь стал крупным купцом и банкиром, а понемножку заодно и ростовщиком. Занимался маклерством, стал судовым поставщиком, владел большим торговым домом в Гданьске с филиалами в Амстердаме, Копенгагене, Гамбурге и Лондоне, поддерживал отношения с Ганзейским союзом, размещал капиталы в солидных судостроительных фирмах. Его склонность к политическим интригам нашла удовлетворение в таинственных переговорах между гданьским сенатом и влиятельными фигурами при дворе Зигмунта III в Польше, Иакова XI в Шотландии, Филипа II в Испании, даже Папы Сикста X в Риме. Благодаря услугам, которые он с виду безвозмездно оказывал кардиналам и епископам, он добивался их расположения, вызывал симпатии и доверие клира набожностью, деликатностью и не столь уж большими пожертвованиями в пользу церкви, которые тем не менее умело придавал огласке; доставлял сведения и получал их сам одному ему известными путями, благодаря чему всегда был прекрасно информирован и слыл наиболее дальновидным человеком в торговых кругах. Если он до сих пор не заседал в магистрате Гданьска, (о чем не раз прежде мечтал) то только потому, что не имел времени на выполнение столь почетных функций; но и там пользовался влиянием и уважением.