Он мне даже больше, чем сын! - рыдала какая-то женщина, прижимая к груди девятилетнегомальчугана со сломанным передним зубом.
Нет! - упрямо заявил Тероро. - Ведь если быженщины на берегу не попросили меня привезти детей, мне бы и в голову не пришло взять их с собой.Поэтому они тоже должны получить свою долю. Тогда мы поступим по справедливости.
Поэтому, когда каноэ, наконец, достигло острова, все островитяне: и первые переселенцы, и вновь прибывшие, испытали душевную боль. Женщины с берега увидели на судне мальчиков, неловко держащихся за мачты, и девочек, прижимавшихся к гребцам. Но женщины Северного Гавайки не замечали больше никого и ничего: им не было дела ни до свиней, ни до саженцев хлебного дерева. Только дети имели для них сейчас значение, и когда первый ребенок ступил на новую землю, какая-то женщина тут же подскочила к нему и стала так яростно предлагать еду, что малыш в страхе отпрянул от нее.
И тогда Тероро, неся в руках камень Пере, ступил на землю, чтобы превратиться в сострадательного и рассудительного жреца Гавайки. Его нежная и любящая жена Марама стала верной помощницей и провидицей при Тероро, а его наставницей навсегда осталась богиня вулканов и огня. Свиней становилось все больше, хлебные деревья росли в изобилии, подрастали и дети. Цветы, которые привезла с собой Марама, тоже прижились на новой земле и радовали глаз каждого, кто оказывался здесь. Одним словом, теперь остров стал по-настоящему процветать, не зная недостатка ни в чем.
ЧИТАЙТЕ е> следующей
КНИГЕ:
ГАВАЙИ: МИССИОНЕРЫ
В целом высадка миссионеров на берег произошла довольно сумбурно. Не обошлось без неожиданностей и неприятностей. Когда "Фетида" подходила к порту Лахайна, на берегу началось волнение. Миссионеры с ужасом увидели, что множество красивых молодых женщин, скинув с себя одежду, стремительно поплыли к бригу, видимо, хорошо известному им по прошлым визитам. Однако внимание священников от этого зрелища отвлек вид роскошного каноэ, которое, хотя и отчалило от берега позже, вскоре легко оставило позади обнаженных пловчих и поравнялось с бригом. В каноэ находился мужчина, сопровождаемый голой женщиной и четырьмя привлекательными девушками, также без одежды.
Мы уже снова здесь! - радостно воскликнулмужчина, широким жестом предлагая своих спутниц экипажу брига.
Нет! Нет! - в ужасе и смущении закричал Ке-оки Канакоа. - Это прибыли миссионеры!
Мои девочки - хорошие девочки! - не унимался мужчина, подталкивая своих красавиц к борту, как это вошло у него в привычку. - Те девочки,которые плавать, - нехорошие. Болеть можно!
- Боже Всемогущий! - шепнул Эбнер братуУипплу. - Неужели это его собственные дочери?
В этот момент две девушки заметили старого матроса-китобоя, того самого, который спас "Фетиду" от неминуемой гибели у Четырех Евангелистов. Очевидно, они помнили о его доброте и щедрости еще с
273
прошлой стоянки здесь, поскольку тут же подбежали к нему через палубу и, ласково называя моряка по имени, нежно обняли его с обеих сторон. Однако китобой, увидев ужас и негодование на лице Иеру-П1и, тут же отпихнул девиц от себя, как поступает человек с назойливыми мухами, мешающими ему спокойно позавтракать.
Назад! Возвращайтесь назад! - взмолился Ке-оки на своем родном языке. Понемногу четыре красотки и их очаровательная нагая матушка началипонимать, что на этом корабле, в отличие от всех остальных, в их услугах не нуждаются. В смущенииони вернулись на каноэ, приобретенное на те средства, которые таким образом семейство наживало наморяках проходящих судов. Глава семьи, осознав,что сегодня заработка не предвидится, вздохнул, ипринялся грести к берегу, увозя своих "работниц".Когда лодка поравнялась с плывущими к кораблюдевушками, мужчина, все еще не придя в себя от недоумения, крикнул им:
Поворачивайте! Девочки не нужны!
И ватага разочарованных красавиц-островитянок вернулась к берегу, где, не скрывая досады, принялась одеваться.
На борту "Фетиды", никогда прежде не видевший обнаженных женщин, Эбнер Хейл, словно в тумане, обратился к своим друзьям:
- Да, на Лахайне придется здорово потрудиться!
В это время с берега на бриг отправились двое совсем других представителей острова. Поначалу появилось каноэ, что вызвало на берегу новую волну оживления, а Хейл заметил, что на корме и у носа лодки стоят слуги с жезлами, украшенными желтыми перьями. Среди возбужденной толпы неторопливо двигались двое самых огромных людей, каких Эб-неру когда-либо приходилось видеть.
- Это мой отец! - прокричал Кеоки Канакоамиссионерам, а затем, приблизившись к Хейлу, повторил специально для него: - Тот высокий мужчина - мой отец. Он управляющий королевскими имениями.
А я-то думал, что он - король Мауи, - разочарованно вздохнул Эбнер.
Я этого никогда и не утверждал, - ответил Кеоки. - Люди в Бостоне посчитали, что мне нужнотак говорить, чтобы произвести большее впечатление на американцев.
А кто эта женщина? - поинтересовалась Иеру-ша.
Моя мать. Она считается главным вождем всехостровов. Если моему отцу требуется посоветоватьсяс ней по вопросам государственного управления, ондолжен вползать в ее жилище на четвереньках. Также, как и я.
Мы называем ее "Алии Нуи", - с почтением вголосе прошептал Кеоки, немного растягивая титулсвоей матери: "али-и".
Выстроившись у перил брига, миссионеры наблюдали за тем, как огромная женщина наполовину перевесилась через борт каноэ, а толпа почтительных слуг помогала ей переместить гигантское тело в лодку. Мать Кеоки, длинноволосая величественная женщина свыше шести футов роста, благородной осанки, весила более трехсот фунтов. Ее обнаженная рука могла поспорить своей толщиной с телом любого из окружавших ее мужчин, а тело, обмотанное несколькими слоями разноцветной та-пы, скорее подошло бы какому-нибудь лесному гиганту. По одному ее туловищу можно было понять, что эта женщина занимает очень высокое положение в обществе. Однако наиболее ошеломляющее впечатление производили ее груди, свисавшие двумя коричневыми громадинами поверх причудливого красно-желтого одеяния. Мужчины-миссионеры поражение уставились на женщину, а она взирала на них с благоговением.
Огромное каноэ неспешно приближалось к бригу. Желтые перья на жезлах трепетали на ветру, и в эту минуту Хейлы впервые увидели отца Кеоки во всем величии. Он был не такого крупного телосложения, как Алии Нуи, хотя и дюйма на три выше своей жены, но внешность его по-настоящему поражала. Его волосы представляли копну черно-седых прядей, а коричневое лицо прорезали глубокие морщины, свидетельствующие о постоянном напряжении мысли. Под густыми бровями сверкали большие выразительные глаза. Его наряд составляли накидка из желтых перьев и подобие юбки из красной тапы. Особое внимание привлекал его головной убор - гладкая, плотно прилегающая к голове, похожая на шлем шапочка из перьев, украшенная гребнем, тянущемся от затылка до самого лба. То ли по таинственной прихоти истории, то ли благодаря изобретательности человеческого разума, этот шлем в точности копировал те, что венчали в свое время головы великих героев древности Ахилла, Аякса или Агамемнона. Только из-за того, что народ островов еще не знал металла, шлем отца Кеоки был сделан из перьев, а не из сверкающей меди.
Увидев на палубе "Фетиды" высокую фигуру своего сына, великан Келоло проворно ухватился за спущенный ему канат и через несколько мгновений ловко запрыгнул на площадку, приставленную к правому борту брига, а затем так же сноровисто одолел последнее препятствие и очутился на палубе. Эб-нер был потрясен его подвижностью.
- Он весит, наверное, не менее трехсот фунтов, - прошептал он на ухо Иеруше, но она уже не слышала
его. Глаза ее были полны слез. Увидев, как нежно приветствуют друг друга отец и сын, как они трутся носами, обнимаются и искренне плачут, она сразу же вспомнила своих родителей, и поэтому благоразумно держала платочек наготове.
Наконец, Кеоки освободился из объятий отца и заговорил:
Капитан Джандерс! Мой отец желает отдатьвам дань уважения. - И бывалый мореплавательвышел на корму, чтобы выразить и свою признательность приветствиям островитянина. Келоло,гордый от того, что сумел узнать при встрече с другими капитанами о том, как следует достойно здороваться с западным человеком, протянул впередсвою мощную правую руку. И когда капитан Джандерс пожал ее, то сразу же заметил татуировку,идущую от запястья до самого плеча. На руке великана корявыми буквами было выведено: "Тамеха-меха - король".
Твой отец умеет писать по-английски? - удивился Джандерс.
Кеоки отрицательно помотал головой и что-то быстро произнес на гавайском языке. Дождавшись ответа отца, он перевел.
Это сделал отцу в 1819 году русский моряк,когда умер великий король Камехамеха.
А почему же тогда "Тамехамеха"? - не понялДжандерс.
Hani язык только начинает обретать письменную форму, - пояснил Кеоки. - По правописаниюамериканскому, это может считаться и правильными неправильным. Например, вы можете написатьимя моего отца "Келоло", но не будет ошибкой написать его как "Тероро".
Ты хочешь сказать, что истина заключена где-то посредине? - спросил Джандерс.
Кеоки схватил руку капитана и восторженно принялся трясти ее, будто тот изрек нечто, решавшее сложную проблему.
- Да, капитан, - счастливо улыбаясь, закивал молодой человек. - В таких случаях истина действительно находится где-то посредине.
Нет! - упрямо заявил Тероро. - Ведь если быженщины на берегу не попросили меня привезти детей, мне бы и в голову не пришло взять их с собой.Поэтому они тоже должны получить свою долю. Тогда мы поступим по справедливости.
Поэтому, когда каноэ, наконец, достигло острова, все островитяне: и первые переселенцы, и вновь прибывшие, испытали душевную боль. Женщины с берега увидели на судне мальчиков, неловко держащихся за мачты, и девочек, прижимавшихся к гребцам. Но женщины Северного Гавайки не замечали больше никого и ничего: им не было дела ни до свиней, ни до саженцев хлебного дерева. Только дети имели для них сейчас значение, и когда первый ребенок ступил на новую землю, какая-то женщина тут же подскочила к нему и стала так яростно предлагать еду, что малыш в страхе отпрянул от нее.
И тогда Тероро, неся в руках камень Пере, ступил на землю, чтобы превратиться в сострадательного и рассудительного жреца Гавайки. Его нежная и любящая жена Марама стала верной помощницей и провидицей при Тероро, а его наставницей навсегда осталась богиня вулканов и огня. Свиней становилось все больше, хлебные деревья росли в изобилии, подрастали и дети. Цветы, которые привезла с собой Марама, тоже прижились на новой земле и радовали глаз каждого, кто оказывался здесь. Одним словом, теперь остров стал по-настоящему процветать, не зная недостатка ни в чем.
ЧИТАЙТЕ е> следующей
КНИГЕ:
ГАВАЙИ: МИССИОНЕРЫ
В целом высадка миссионеров на берег произошла довольно сумбурно. Не обошлось без неожиданностей и неприятностей. Когда "Фетида" подходила к порту Лахайна, на берегу началось волнение. Миссионеры с ужасом увидели, что множество красивых молодых женщин, скинув с себя одежду, стремительно поплыли к бригу, видимо, хорошо известному им по прошлым визитам. Однако внимание священников от этого зрелища отвлек вид роскошного каноэ, которое, хотя и отчалило от берега позже, вскоре легко оставило позади обнаженных пловчих и поравнялось с бригом. В каноэ находился мужчина, сопровождаемый голой женщиной и четырьмя привлекательными девушками, также без одежды.
Мы уже снова здесь! - радостно воскликнулмужчина, широким жестом предлагая своих спутниц экипажу брига.
Нет! Нет! - в ужасе и смущении закричал Ке-оки Канакоа. - Это прибыли миссионеры!
Мои девочки - хорошие девочки! - не унимался мужчина, подталкивая своих красавиц к борту, как это вошло у него в привычку. - Те девочки,которые плавать, - нехорошие. Болеть можно!
- Боже Всемогущий! - шепнул Эбнер братуУипплу. - Неужели это его собственные дочери?
В этот момент две девушки заметили старого матроса-китобоя, того самого, который спас "Фетиду" от неминуемой гибели у Четырех Евангелистов. Очевидно, они помнили о его доброте и щедрости еще с
273
прошлой стоянки здесь, поскольку тут же подбежали к нему через палубу и, ласково называя моряка по имени, нежно обняли его с обеих сторон. Однако китобой, увидев ужас и негодование на лице Иеру-П1и, тут же отпихнул девиц от себя, как поступает человек с назойливыми мухами, мешающими ему спокойно позавтракать.
Назад! Возвращайтесь назад! - взмолился Ке-оки на своем родном языке. Понемногу четыре красотки и их очаровательная нагая матушка началипонимать, что на этом корабле, в отличие от всех остальных, в их услугах не нуждаются. В смущенииони вернулись на каноэ, приобретенное на те средства, которые таким образом семейство наживало наморяках проходящих судов. Глава семьи, осознав,что сегодня заработка не предвидится, вздохнул, ипринялся грести к берегу, увозя своих "работниц".Когда лодка поравнялась с плывущими к кораблюдевушками, мужчина, все еще не придя в себя от недоумения, крикнул им:
Поворачивайте! Девочки не нужны!
И ватага разочарованных красавиц-островитянок вернулась к берегу, где, не скрывая досады, принялась одеваться.
На борту "Фетиды", никогда прежде не видевший обнаженных женщин, Эбнер Хейл, словно в тумане, обратился к своим друзьям:
- Да, на Лахайне придется здорово потрудиться!
В это время с берега на бриг отправились двое совсем других представителей острова. Поначалу появилось каноэ, что вызвало на берегу новую волну оживления, а Хейл заметил, что на корме и у носа лодки стоят слуги с жезлами, украшенными желтыми перьями. Среди возбужденной толпы неторопливо двигались двое самых огромных людей, каких Эб-неру когда-либо приходилось видеть.
- Это мой отец! - прокричал Кеоки Канакоамиссионерам, а затем, приблизившись к Хейлу, повторил специально для него: - Тот высокий мужчина - мой отец. Он управляющий королевскими имениями.
А я-то думал, что он - король Мауи, - разочарованно вздохнул Эбнер.
Я этого никогда и не утверждал, - ответил Кеоки. - Люди в Бостоне посчитали, что мне нужнотак говорить, чтобы произвести большее впечатление на американцев.
А кто эта женщина? - поинтересовалась Иеру-ша.
Моя мать. Она считается главным вождем всехостровов. Если моему отцу требуется посоветоватьсяс ней по вопросам государственного управления, ондолжен вползать в ее жилище на четвереньках. Также, как и я.
Мы называем ее "Алии Нуи", - с почтением вголосе прошептал Кеоки, немного растягивая титулсвоей матери: "али-и".
Выстроившись у перил брига, миссионеры наблюдали за тем, как огромная женщина наполовину перевесилась через борт каноэ, а толпа почтительных слуг помогала ей переместить гигантское тело в лодку. Мать Кеоки, длинноволосая величественная женщина свыше шести футов роста, благородной осанки, весила более трехсот фунтов. Ее обнаженная рука могла поспорить своей толщиной с телом любого из окружавших ее мужчин, а тело, обмотанное несколькими слоями разноцветной та-пы, скорее подошло бы какому-нибудь лесному гиганту. По одному ее туловищу можно было понять, что эта женщина занимает очень высокое положение в обществе. Однако наиболее ошеломляющее впечатление производили ее груди, свисавшие двумя коричневыми громадинами поверх причудливого красно-желтого одеяния. Мужчины-миссионеры поражение уставились на женщину, а она взирала на них с благоговением.
Огромное каноэ неспешно приближалось к бригу. Желтые перья на жезлах трепетали на ветру, и в эту минуту Хейлы впервые увидели отца Кеоки во всем величии. Он был не такого крупного телосложения, как Алии Нуи, хотя и дюйма на три выше своей жены, но внешность его по-настоящему поражала. Его волосы представляли копну черно-седых прядей, а коричневое лицо прорезали глубокие морщины, свидетельствующие о постоянном напряжении мысли. Под густыми бровями сверкали большие выразительные глаза. Его наряд составляли накидка из желтых перьев и подобие юбки из красной тапы. Особое внимание привлекал его головной убор - гладкая, плотно прилегающая к голове, похожая на шлем шапочка из перьев, украшенная гребнем, тянущемся от затылка до самого лба. То ли по таинственной прихоти истории, то ли благодаря изобретательности человеческого разума, этот шлем в точности копировал те, что венчали в свое время головы великих героев древности Ахилла, Аякса или Агамемнона. Только из-за того, что народ островов еще не знал металла, шлем отца Кеоки был сделан из перьев, а не из сверкающей меди.
Увидев на палубе "Фетиды" высокую фигуру своего сына, великан Келоло проворно ухватился за спущенный ему канат и через несколько мгновений ловко запрыгнул на площадку, приставленную к правому борту брига, а затем так же сноровисто одолел последнее препятствие и очутился на палубе. Эб-нер был потрясен его подвижностью.
- Он весит, наверное, не менее трехсот фунтов, - прошептал он на ухо Иеруше, но она уже не слышала
его. Глаза ее были полны слез. Увидев, как нежно приветствуют друг друга отец и сын, как они трутся носами, обнимаются и искренне плачут, она сразу же вспомнила своих родителей, и поэтому благоразумно держала платочек наготове.
Наконец, Кеоки освободился из объятий отца и заговорил:
Капитан Джандерс! Мой отец желает отдатьвам дань уважения. - И бывалый мореплавательвышел на корму, чтобы выразить и свою признательность приветствиям островитянина. Келоло,гордый от того, что сумел узнать при встрече с другими капитанами о том, как следует достойно здороваться с западным человеком, протянул впередсвою мощную правую руку. И когда капитан Джандерс пожал ее, то сразу же заметил татуировку,идущую от запястья до самого плеча. На руке великана корявыми буквами было выведено: "Тамеха-меха - король".
Твой отец умеет писать по-английски? - удивился Джандерс.
Кеоки отрицательно помотал головой и что-то быстро произнес на гавайском языке. Дождавшись ответа отца, он перевел.
Это сделал отцу в 1819 году русский моряк,когда умер великий король Камехамеха.
А почему же тогда "Тамехамеха"? - не понялДжандерс.
Hani язык только начинает обретать письменную форму, - пояснил Кеоки. - По правописаниюамериканскому, это может считаться и правильными неправильным. Например, вы можете написатьимя моего отца "Келоло", но не будет ошибкой написать его как "Тероро".
Ты хочешь сказать, что истина заключена где-то посредине? - спросил Джандерс.
Кеоки схватил руку капитана и восторженно принялся трясти ее, будто тот изрек нечто, решавшее сложную проблему.
- Да, капитан, - счастливо улыбаясь, закивал молодой человек. - В таких случаях истина действительно находится где-то посредине.