Я боюсь, что боги пришлют радугу для тебя, -зашептал Таматоа.
Мы смогли выстоять против них уже стольковремени! Выстоим и на этот раз.
Но раньше у них были каноэ и копья. Теперьони заменили их на планы и заговоры. Я не оченьнадеюсь на успех.
Тебе страшно? - в упор спросил Тероро.
Да, - признался король. - Новые идеи пришли в движение, и я пока что никак не могу понятьих. Каким же образом верховному жрецу удалосьтак успешно справиться с нашими людьми?
Наверное, это случилось потому, что новые боги всегда привлекают к себе внимание и быстро становятся популярными, - отважился высказать своепредположение Тероро. - Когда люди видят многожертв, они знают, что бог прислушивается к ихмольбам. И от этого начинает казаться, что островобретает большую безопасность.
Король внимательно посмотрел на своего младшего брата и осторожно спросил:
Возможно ли, что ты тоже примешь их новогобога?
Нет, такого не произойдет, - решительно произнес Тероро. - Я был рожден и благословен Тэйном.Мой отец погиб, защищая Тэйна, так же, как и егоотец. Я никогда не стану поклоняться другому богу.
Король сделал глубокий вдох и продолжал:
Мои мысли полностью совпадают с твоими. Ноя боюсь, что верховный жрец разделается с намиобоими, Тероро.
Как же ему это удастся? - дерзко бросил молодой воин.
Путем обмана, уловок и хитрости.
Я сам обману его! - в отчаянии воскликнул Тероро. Ударив ребром ладони себя по колену, он негромко добавил: - Я превращу его голову в кокосовую кашу.
Вот поэтому-то ты и не должен присутствоватьна собрании, - заметил Таматоа.
Тероро смиренно встал перед королем, однако в голосе его звучало упрямство.
Любимый брат мой, именно поэтому я обязательно должен быть там. Затем, пройдясь по циновкам, он пророчески добавил: - Верховному жрецу не удастся расправиться с нами. Если же мы будем побеждены, он погибнет вместе с нами. И тогданаступит конец для всего острова. Брат, я дал клятву нашему отцу в том, что всегда буду защищать иохранять тебя. И я отправляюсь на собрание, чтобыобеспечить твою безопасность. Но я обещаю тебе, чтоне буду поднимать мятеж, если только они не нападут на тебя.
Они не тронут меня, Тероро. Они нападут натебя.
- Тогда им придется действовать со скоростьюголодной акулы, рассмеялся Тероро и с этими
словами вышел в знойный полдень. А снаружи солнце беспощадно палило в небе и, пробиваясь через листья пальм и хлебных деревьев, бросало на пыльную траву затейливые узорчатые рисунки. Нагие дети шумно играли, беспрестанно бегая то туда, то сюда, а рыбаки втаскивали свои каноэ на берег. Усыпляющая полуденная дымка, сотканная из солнечного света и пыли, нависла над островом, и все вокруг казалось сейчас особенно красивым.
Каким мирным и безмятежным был этот миг, когда солнце застыло в небе, и тени исчезли! Лениво жужжали сонные мухи, дремали в тени пожилые женщины.
Тероро неспешно продвигался по жаре к тому самому месту, где располагалось сейчас церемониальное каноэ острова Бора-Бора. Дойдя до него, он громко выкрикнул: "В воду! В воду!".
По его сигналу из разных хижин стали появляться мужчины, на ходу стряхивая с себя сон, облачаясь в одежду из тапы, а кое-кто при этом доедал последние кусочки кокосовых орехов.
- Ступайте за жрецами. Необходимо освятить наше каноэ, - велел Тероро, и скоро к лодке явились четверо святых людей. Лица их светились от удовольствия, ибо нельзя было найти на острове более приятного занятия, чем возвращать церемониальное каноэ в его родную стихию. Тут же были убраны пальмовые ветви, закрывавшие часть навеса, которая выходила к морю, и огромное двухкорпус-ное судно было аккуратно подведено к самой кромке воды. Затем за дело взялся старец-жрец по имени Тупуна. Голову его украшала целая копна белоснежных волос, а длинная борода была разделена специальными заколками надвое. Смотря в сторону лагуны и бескрайнего океана, открывавшегося за ней, он нараспев произнес:
О Таароа, владыка темного моря,
О Таароа, бог бури и штиля,
О Таароа, оберегающий людей
от опасных рифов,
О Таароа! Прими "Ждущего Западного Ветра"
на грудь свою,
И отнеси его на Гавайки, и к Мурее,
и к земле Нуку-Хива,
Пронеси его по спокойному сверкающему морю,
По черной блестящей дороге Тэйна,
По пути Паука,
По начертанному тобой пути, Таароа.
О владыка темного моря,
Ты прими, как дар, эту лодку.
Наступила тишина, и в душевном порыве Тероро убрал последнюю опору, которая удерживала каноэ на суше. Лодка медленно коснулась воды, ее высокая корма в несколько ярусов стала понемногу погружаться в ласковые волны. Постепенно все судно оказалось "на груди Таароа", которая и являлась его родным домом.
Молодые вожди, которым предстояло выполнять роль гребцов в эту ночь, заняли места на обоих корпусах каноэ, устанавливая скользящие сиденья, двигавшиеся в специально вырезанных пазах. Тероро, схватив свое собственное, украшенное изображениями богов, весло и свесив ноги в зеленую воду, мощным толчком отправил каноэ в лагуну.
- Поднять парус! - распорядился он. - Проверим, насколько силен ветер.
Полуденный бриз, дувший с нагретых утесов, наполнил полотнище, и огромная двухкорпусная лодка пришла в движение. Гребцы навалились на весла, и "Ждущий Западного Ветра", ускоряя ход, стрелой понесся по волнам.
Подобно стремительному альбатросу, он, разрезая воду, летел вперед. Каноэ двигалось, словно подхваченный ветром лист хлебного дерева, как молодая женщина, спешащая на встречу с любимым. Казалось, сам Таароа решил проверить бег своих валов. Лодка, уподобившись душе погибшего в сражении воина, отправившейся в путешествие к бесконечным чертогам Тэйна, парила над волнами. Сверкая, как драгоценность, каковой она, в сущности, и являлась, самая быстрая и прекрасная лодка из всех известных к тому времени бороздила морской простор. Огромное, массивное судно в семьдесят девять футов длиной на короткой дистанции могло выдерживать скорость до тридцати узлов и несколько дней двигаться на десяти. С высокой, двадцатидвухфутовой многоярусной кормой, с крепким просторным настилом между корпусами, "Ждущий Западного Ветра" мог с легкостью нести сорок гребцов, сорок статуй богов, запасы пандануса, еды, воды и свиней, надежно укрытых в его чреве.
Название каноэ получило по совету его строителей: "Западный ветер дует стремительно и ровно из самого сердца урагана". На северный ветер полагаться нельзя. Восточный, что дует постоянно, не представляет никакой ценности. А от северного, кроме коротких злых штормов, ожидать нечего. Слишком уж они скоротечны, и трудно надеяться, что, в отличие от тех, что несет западный ветер, они смогут долгие недели нести каноэ к самым далеким берегам земли. Жди западного ветра! Только он дует из сердца урагана. Именно этот ветер достоин столь великолепного судна.
В этот день, однако, дул самый обыкновенный восточный ветер. Некоторые из опытных мореходов могли счесть его за легкий бриз, а для людей с Бора-Бора, всегда мечтавших о мощном западном ветре, который мог бы донести их до далекого Нуку-Хива, сегодняшний ветерок был вообще ничем. Правда, ощущался в нем намек на приглашение к морскому путешествию, и Тероро, охваченный внезапным порывом, закричал:
- В проход между рифами!
Скорость "Ждущего" уже достигла пятнадцати узлов. Более осторожный рулевой предпочел бы подойти к узкому и опасному проходу в рифах более медленно. Однако в этот яркий солнечный день Тероро, не сбавляя хода, повел свое драгоценное судно туда, где лишь узкая щель отделяла спокойные зеленые воды лагуны от грохочущего простора океана.
Каноэ, напрягшись, казалось, с нетерпением предвкушало схватку со стремящимися наперерез огромными волнами. Поймав встречный поток и чуть погрузившись в него, лодка мощным единым броском преодолела проход между рифами. На какой-то момент перед глазами команды мелькнули жестокие коралловые выступы, словно когти, собравшиеся схватить отважное судно. Однако об этой опасности вскоре позабыли, так как "Ждущий" уже вырвался навстречу высоким, как башни, волнам.
Под победный певучий крик паруса каноэ, словно нетерпеливый молодой вождь, энергично, с силой врезалось в водяные валы, чуть зарылось носом, но тут же взлетело на гребень и устремилось в пронизанную ветрами, волнующуюся обитель Таароа.
- Вот это каноэ! - не в силах сдержать восторга,воскликнул Тероро, обдаваемый брызгами, стекавшими по его черным волосам и загорелому лицу.
Зараженные возбуждением вождя, тридцать гребцов наслаждались последними мгновениями свободы, которыми одарил их Тероро. Каждый из них понимал, что с наступлением темноты им предстоит отправиться в совсем иное путешествие: безрадостное, преисполненное тревожного ожидания и пропитанное страхом смерти, нависшей над людьми. Перед их мысленным взором уже возникал залитый жертвенной кровью алтарь, и им уже мерещились страшные дубинки. Но хуже всего было осознание того, что завтра на рассвете, когда "Ждущий" пристанет к берегам Гавайки, один из команды будет потерян навсегда.
Итак, в свете яркого дня, сквозь шипящие полосы пены, сопровождаемые криками морских птиц, гребцы наслаждались мимолетной радостью, искусно управляя своим быстрым каноэ, считавшимся среди знатоков самым лучшим на всех островах. Судно, казалось, отвечало любым желаниям людей, чутко реагируя на малейшие движения весел, особенно сейчас, когда "Ждущий" бороздил свободный и радостный океан. Развернувшись и снова определив направление на проход в рифах, каноэ с тем же изяществом и стремительностью, скользнуло обратно в лагуну и вскоре пристало к берегу. Сколько же мастерства потребовалось островитянам, чтобы выстроить такое прекрасное судно и столь виртуозно управлять им! Каким надежным и послушным их воле было оно!
* * *
С наступлением ночи облик "Ждущего" изменился. Верхняя часть кормы была украшена гирляндами цветов и флагами из желтой тапы. Настил платформы, связывающий оба корпуса, выложили полированными дощечками. В носовой части установили крытое травой святилище Оро, и сейчас туда, сохраняя мрачное и торжественное молчание, двигалась группа жрецов, облаченных в ритуальные одежды.
Верховный жрец, одетый, как всегда, в белый наряд, отороченный по нижнему краю акульими зубами, с маленькой шапочкой из красных перьев на голове, возглавлял процессию. Когда он остановился, все островитяне, от короля до последнего раба, пали ниц, спрятав лица в ладонях. Ибо то, что вскоре должно было произойти, считалось запретным даже для взора короля. Сейчас в специально устроенное на каноэ временное святилище следовало поместить статуэтку Оро, сплетенную из волокон, украшенную разноцветными перьями, со вставленными в голову ракушками, заменявшими божеству глаза, чтобы доставить его на Гавайки. Верховный жрец извлек из широких складок своего одеяния сверток из листьев дерева ти, надежно скрывающий фигуру бога от глаз посторонних, и, держа ее высоко над головой, начал устрашающим голосом читать молитву, а затем опустился на колени и положил фигурку в травяную хижину, выполняющую сейчас роль храма. После этого верховный жрец сделал шаг назад и, ударив о каноэ своим жезлом, возгласил:
- О "Ждущий Западного Ветра"! Доставь своего бога на Гавайки в целости и сохранности!
Собравшиеся на каноэ понемногу начали вставать, и гребцы заняли свои места. Сразу после этого на полированный настил лодки ступили провидцы и толкователи знамений, мудрецы, одетые в балахоны из темно-коричневой тапы и маленькие шапочки, украшенные вшитыми по краю собачьими клыками. Некоторые из них несли с собой тыквы, при помощи которых можно было предсказывать всевозможные явления, другие в это же время внимательно изучали небеса, стараясь отыскать приметы, свидетельствующие о благополучном исходе путешествия. Однако никто из них пока что не торопился делиться с остальными своими наблюдениями.
Тероро, в желтой одежде и боевом шлеме с длинными перьями и акульими зубами, занял свое место на носу лодки, а король, в драгоценном золотистом наряде, закрывавшем щиколотки, расположился в центре каноэ. На судне воцарилась тишина, и в этот миг верховный жрец объявил о том, что он готов к ритуалу жертвоприношения.
Слуги Оро вышли вперед, держа в руках пальмовые листья, которые они выложили в определенном порядке у задней части травяного храма. На листьях вскоре появились необычные дары: огромная рыбина, выловленная в лагуне Бора-Бора, крупная акула, добытая в море, морская черепаха, привезенная с далекого острова, и свинья, которой с момента ее рождения было суждено быть принесенной в жертву великому Оро. Однако эти четыре убитых существа не были сложены рядом друг с другом. Между ними оставались свободные места шириной примерно в восемнадцать дюймов, которые были выстланы двойным слоем пальмовых листьев.
Сейчас наступил тот самый момент, когда жрецы вывели восемь человек, которых должны были принести в жертву Оро, и люди Бора-Бора, затаив дыхание, в страхе наблюдали за тем, как их соплеменники готовятся проститься с жизнью. Они увидели рулевого, который тайно молился Тэйну. Перед их взором появился и неосторожный мужчина, позволивший себе задремать в храме. Были здесь и нерасторопный дозорный, и любивший поспать молодой сановник. С болью в сердце провожали их взглядом жители острова. Далее следовали четверо рабов: существа, лишенные всех прав. Им было запрещено подавать голос, до них не разрешалось дотрагиваться, и даже при жизни они воспринимались остальными как грязные и недостойные существа, почти трупы.
Как только предполагаемые жертвы ВЫПЕЛИ вперед, жена одного из присутствовавших на лодке рабов (если, конечно, женщину раба можно было назвать таким словом) неожиданно издала пронзительный крик. Она принялась причитать, и ее вопли выражали сильнейшие душевные муки.
Этот поступок считался из ряда вон выходящим нарушением всех традиций острова, особенно если учесть ее положение рабыни, и поэтому все, стоявшие на лодке в тот момент, невольно замерли, понимая, что это внезапное проявление чувств не предвещает ничего хорошего.
"Теперь наш остров будет считаться оскверненным, - тут же пронеслось в голове Тероро. - Наверняка после такого события они решатся принести в жертву короля, чтобы как-то успокоить своего бога".
"Ну, а сейчас верховный жрец обязательно возмутится, - подумал Таматоа. - Итак, мой бедный брат обречен".
А у всех тридцати гребцов промелькнула одна и та же мысль: "Скорее всего, завтра двое из нас будут принесены в жертву Оро".
Сам же верховный жрец не успел подумать ни о чем. Он был настолько поражен таким отвратительным нарушением табу, что только непроизвольно указал жезлом на несчастную женщину. Тут же к ней подскочили четверо жрецов и, схватив провинившуюся, сунули ее головой в зеленую воду лагуны. Однако, с демонической силой, неизвестно откуда появившейся у рабыни, та с необычайной легкостью отшвырнула от себя жрецов и, страшно завывая, пророчески провозгласила:
- О горе тебе, горе! О Бора-Бора!
Один из жрецов изловчился и швырнул камень прямо в лицо рабыне. Она пошатнулась, двое других слуг храма тут же навалились на обреченную и на этот раз надежно держали ее голову под водой до тех пор, пока женщина не затихла. Однако такая развязка не полностью компенсировала нарушение табу, и поэтому верховный жрец грозно вопросил:
- Чья это женщина?
Кто-то поспешно указал на одного из рабов, и, заметив это, верховный жрец подал знак своим слугам легким кивком головы.
Тут же с дальнего конца каноэ поднялся дородный мужчина, привыкший исполнять свою нелегкую работу. Одним движением руки он вознес вверх отвратительную дубинку, похожую на те, которые применяются на войне, и в мгновение ока размозжил голову ничего еще не успевшему сообразить рабу. Тело обмякло, но прежде чем кровь хлынула на выложенный досками настил каноэ, труп швырнули головой вниз в море, где его сразу подхватили плывущие за лодкой жрецы, которые впоследствии должны были отнести эту жертву на алтарь храма Бора-Бора. Одновременно с берега был прислан новый раб на замену убитому. И с такими зловещими предзнаменованиями "Ждущий Западного Ветра" приготовился выйти в море. На этот раз, словно разделяя со всеми присутствующими тягостное чувство вины за случившееся, лодка не стала, как совсем недавно, с лихостью преодолевать узкий проход между рифами. Она продвигалась медленно, соблюдая надлежащую осторожность. Поэтому, когда в небе появились звезды, подсказывающие Тероро путь, "Ждущий" сумел проделать лишь незначительную часть пути до храма великого Оро на острове Гавайки.
Перед самым рассветом на востоке появилось созвездие, уже давно получившее название Льва, данное ему астрономами дальних стран. Провидцы, в обязанности которых входило установление времени для церемонии жертвоприношения, глубокомысленно согласились с верховным жрецом. Он также подтвердил, что приближается восход, красный час Оро, считавшийся священным именно для этого божества. Жрец медленно кивнул, и в тот же миг зазвучал большой барабан, на котором кожа была натянута не слишком сильно, отчего дробь получалась приглушенной и разносилась далеко в море.
Мир, казалось, замер вокруг каноэ. Волны притихли и лишь едва слышно плескались о борта лодки, а птицы, которые обычно своими криками оповещали весь свет о наступлении нового дня, сейчас, словно испугавшись могущественного и всесильного Оро, не подавали голоса. Раздавалась лишь торжественная барабанная дробь. Но вот ночь стала бледнеть, и на востоке загорелись красные полосы зари. Именно тогда до слуха Тероро донесся звук второго барабана, а затем и третьего, отозвавшихся откуда-то издалека. Лодки, находившиеся пока еще вне видимости друг от друга, понемногу подплывали к острову, чтобы всем вместе войти в пролив Гавайки. Постепенно барабанная дробь все ускорялась и становилась громче, пока не превратилась в оглушительные раскаты. И вот уже в огненном восходе замаячили у горизонта белые паруса, и можно было различить флаги, безвольно повисшие в полном штиле. Верховный жрец подал сигнал своим подчиненным, и мужчины принялись бить в барабаны с еще большим энтузиазмом, а гребцы в это время уже подводили лодку к месту сбора всех каноэ. Наконец ярко-красное солнце вырвалось из-за горизонта, и одиннадцать лодок, великолепных творений мореплавателей, ярко раскрашенные и щедро нагруженные жертвенными дарами, выстроились в две церемониальные линии, каждая из которых не спеша направилась к храму Оро. Правда, приблизившись к чужим судам и тщательным образом изучив их, Тероро с удовлетворением отметил про себя: "И все же нет лодки, равной нашей".
Внезапно бой барабанов прекратился, и верховный жрец возбужденным голосом принялся нараспев читать молитву. Когда он дошел примерно до ее середины, раздался ужасающий звук, не похожий на человеческий крик и все же леденящий душу. Это вступил особенный барабан, и дробь, которую выбивали на нем, могла показаться сродни истеричному воплю. Когда звук достиг своего наивысшего предела, верховный жрец сам издал оглушительный победный крик, и сразу же палач взмахнул своей страшной дубинкой, а затем опустил ее на голову несчастного сановника, который так опрометчиво задремал в неподходящий момент, и размозжил ему череп.
Тут же прислужники верховного жреца с надлежащей аккуратностью и почтением подхватили мертвое тело, а несколько других слуг убрали пальмовые листья, прикрывавшие дары, предназначенные Оро: рыбу, акулу, черепаху и свинью. Теперь становилось понятно, почему между ними сохранили столь значительные пустые пространства: сейчас на одно из них была помещена первая человеческая жертва.
Вновь зазвучала молитва, а страшная барабанная дробь будто наполняла воздух жалобным причитанием о скорой гибели беспомощного и обреченного дозорного. Точно так же на его голову опустилась дубинка, и тело осторожно уложили между тунгами акулы и черепахи. Еще три раза начинался бой барабана, в кровавом свете восхода отвратительная дубинка трижды опускалась на темя жертвы. Итак, когда день вступил в свои права, в передней части каноэ фигура Оро, принадлежавшая острову Бора-Бора, тщательно обернутая в листья дерева ти и украшенная впечатляющим венком из золотистых перьев, под завывания барабанов молча взирала на предложенные ей тела пяти человек, лежавшие на деревянном настиле вперемешку с другими жертвоприношениями: рыбой, акулой, черепахой и свиньей. На других лодках можно было увидеть такие же подношения беспощадному Оро, и теперь встретившимся островитянам оставалось проделать последние полмили, чтобы очутиться, наконец, в храме Гавайки.
* * *
"Ждущий" уверенно продвигался вперед, и тех, кто находился на нем, мучили самые разнообразные мысли и предчувствия. Но все они соглашались в одном: в дни подобного торжества божество имело полное право требовать от людей подобных жертв. А что касается смерти четверых рабов, то никто и не собирался их жалеть. Дело в том, что рабы с самого рождения предназначались для принесения в жертву. Тем более, после того как на "Ждущем" произошло столь неприятное событие, осквернившее всех жителей Бора-Бора.
Верховный жрец весьма справедливо рассудил в последние минуты перед казнью несчастных, что в связи с глупым упорством племени, выражавшемся в слепом поклонении Тэйну, будет весьма назидательно принести в жертву Оро большее количество жертв. Особенно если учесть, что в их число войдет вчерашний рулевой, уличенный в служении старому богу.
- Уничтожь их, как сорняки, не оставив ни единого корешка, - бормотал жрец себе под нос.
Он не считал, что пятеро принесенных в жертву являются хоть сколько-нибудь значительным числом. Не говоря уже об убитой при отплытии женщине и рабе, которому она принадлежала, еще четырех обреченных на смерть рабов, а также тех, кого принесут в жертву на церемонии освящения храма, жрец не считал все это избыточным для прославления Оро. Новый бог считался самым могущественным, так как был способен на то, с чем не справлялись прежние божества. Он смог объединить и укрепить острова, а значит заслуживал всяческих почестей. Молитвы, уважение и соблюдение установленных табу всегда сопровождали любое божество. Однако главный бог Оро мог претендовать и на особые подношения, такие, как, например, акулы или человеческие жертвы. Не задумываясь о судьбе нынешних жертв, верховный жрец втайне мечтал о том, что когда-нибудь наступят такие времена, когда люди с Бора-Бора смогут путешествовать на дальние острова, откуда начнут привозить с собой по тридцать или даже сорок пленников, которые и будут казнены во время особой грандиозной церемонии. "Необходимо произвести должное впечатление на все острова", - размышлял он.
Что касается короля, то мысли его сильно отличались от чаяний и надежд верховного жреца. Разумеется, Таматоа не испытывал ни жалости, ни чувства вины в том, что потерял одного из неудачливых дозорных и ленивого сановника. Эти двое не оправдали высокого доверия самого повелителя Бора-Бора, и за это, по старинному обычаю, им полагалось наказание в виде смерти. Конечно, не печалился Таматоа и по поводу предстоящей гибели четверых рабов, которые и были специально предназначены для этой цели. Однако он огорчался потому, что одна из рабынь проявила слабость духа и лично оскорбила самого короля своими причитаниями. И все только из-за того, что ее мужчину должны были принести в жертву в день освящения храма. Хотя жертоприно-шение считалось делом обыкновенным, ибо только тогда к королю поступал достаточный запас божественной энергии - маны, все же он чувствовал, что его беспокоит значительное увеличение именно человеческих жертв в последнее время. Теперь при любом собрании или освящении храма требовалось отдать Оро девять человек. Это число считалось обязательным, и кто знает, сколько еще непредвиденных жертв будет принесено на алтарь нового бога за эти три дня. Бора-Бора был небольшим островом. И если до сих пор его обитателям удавалось сохранить свою свободу и независимость, то это только благодаря огромному мужеству и бесстрашию островитян. "Возможно ли, - рассуждал Таматоа, - что столь неожиданный выбор нового бога является лишь уловкой хитрых и дальновидных соседей? Что если теперь они попытаются значительно уменьшить население Бора-Бора обманным путем, поскольку так ничего не сумели добиться силой оружия?" Но на этом его сомнения не заканчивались. Таматоа смущала и другая возможность: "Нельзя ли предположить и то, что ловкие жрецы Гавайки только поддразнивают нашего верховного жреца, обещая сделать его главным среди себе подобных, а на самом деле выполнят свое обещание лишь тогда, когда он разделается и со мной, и с Тероро? " Впервые король облачил свои страшные догадки и сомнения в слова: "Сложно быть королем в то время, когда происходит самая настоящая смена божества".
Мы смогли выстоять против них уже стольковремени! Выстоим и на этот раз.
Но раньше у них были каноэ и копья. Теперьони заменили их на планы и заговоры. Я не оченьнадеюсь на успех.
Тебе страшно? - в упор спросил Тероро.
Да, - признался король. - Новые идеи пришли в движение, и я пока что никак не могу понятьих. Каким же образом верховному жрецу удалосьтак успешно справиться с нашими людьми?
Наверное, это случилось потому, что новые боги всегда привлекают к себе внимание и быстро становятся популярными, - отважился высказать своепредположение Тероро. - Когда люди видят многожертв, они знают, что бог прислушивается к ихмольбам. И от этого начинает казаться, что островобретает большую безопасность.
Король внимательно посмотрел на своего младшего брата и осторожно спросил:
Возможно ли, что ты тоже примешь их новогобога?
Нет, такого не произойдет, - решительно произнес Тероро. - Я был рожден и благословен Тэйном.Мой отец погиб, защищая Тэйна, так же, как и егоотец. Я никогда не стану поклоняться другому богу.
Король сделал глубокий вдох и продолжал:
Мои мысли полностью совпадают с твоими. Ноя боюсь, что верховный жрец разделается с намиобоими, Тероро.
Как же ему это удастся? - дерзко бросил молодой воин.
Путем обмана, уловок и хитрости.
Я сам обману его! - в отчаянии воскликнул Тероро. Ударив ребром ладони себя по колену, он негромко добавил: - Я превращу его голову в кокосовую кашу.
Вот поэтому-то ты и не должен присутствоватьна собрании, - заметил Таматоа.
Тероро смиренно встал перед королем, однако в голосе его звучало упрямство.
Любимый брат мой, именно поэтому я обязательно должен быть там. Затем, пройдясь по циновкам, он пророчески добавил: - Верховному жрецу не удастся расправиться с нами. Если же мы будем побеждены, он погибнет вместе с нами. И тогданаступит конец для всего острова. Брат, я дал клятву нашему отцу в том, что всегда буду защищать иохранять тебя. И я отправляюсь на собрание, чтобыобеспечить твою безопасность. Но я обещаю тебе, чтоне буду поднимать мятеж, если только они не нападут на тебя.
Они не тронут меня, Тероро. Они нападут натебя.
- Тогда им придется действовать со скоростьюголодной акулы, рассмеялся Тероро и с этими
словами вышел в знойный полдень. А снаружи солнце беспощадно палило в небе и, пробиваясь через листья пальм и хлебных деревьев, бросало на пыльную траву затейливые узорчатые рисунки. Нагие дети шумно играли, беспрестанно бегая то туда, то сюда, а рыбаки втаскивали свои каноэ на берег. Усыпляющая полуденная дымка, сотканная из солнечного света и пыли, нависла над островом, и все вокруг казалось сейчас особенно красивым.
Каким мирным и безмятежным был этот миг, когда солнце застыло в небе, и тени исчезли! Лениво жужжали сонные мухи, дремали в тени пожилые женщины.
Тероро неспешно продвигался по жаре к тому самому месту, где располагалось сейчас церемониальное каноэ острова Бора-Бора. Дойдя до него, он громко выкрикнул: "В воду! В воду!".
По его сигналу из разных хижин стали появляться мужчины, на ходу стряхивая с себя сон, облачаясь в одежду из тапы, а кое-кто при этом доедал последние кусочки кокосовых орехов.
- Ступайте за жрецами. Необходимо освятить наше каноэ, - велел Тероро, и скоро к лодке явились четверо святых людей. Лица их светились от удовольствия, ибо нельзя было найти на острове более приятного занятия, чем возвращать церемониальное каноэ в его родную стихию. Тут же были убраны пальмовые ветви, закрывавшие часть навеса, которая выходила к морю, и огромное двухкорпус-ное судно было аккуратно подведено к самой кромке воды. Затем за дело взялся старец-жрец по имени Тупуна. Голову его украшала целая копна белоснежных волос, а длинная борода была разделена специальными заколками надвое. Смотря в сторону лагуны и бескрайнего океана, открывавшегося за ней, он нараспев произнес:
О Таароа, владыка темного моря,
О Таароа, бог бури и штиля,
О Таароа, оберегающий людей
от опасных рифов,
О Таароа! Прими "Ждущего Западного Ветра"
на грудь свою,
И отнеси его на Гавайки, и к Мурее,
и к земле Нуку-Хива,
Пронеси его по спокойному сверкающему морю,
По черной блестящей дороге Тэйна,
По пути Паука,
По начертанному тобой пути, Таароа.
О владыка темного моря,
Ты прими, как дар, эту лодку.
Наступила тишина, и в душевном порыве Тероро убрал последнюю опору, которая удерживала каноэ на суше. Лодка медленно коснулась воды, ее высокая корма в несколько ярусов стала понемногу погружаться в ласковые волны. Постепенно все судно оказалось "на груди Таароа", которая и являлась его родным домом.
Молодые вожди, которым предстояло выполнять роль гребцов в эту ночь, заняли места на обоих корпусах каноэ, устанавливая скользящие сиденья, двигавшиеся в специально вырезанных пазах. Тероро, схватив свое собственное, украшенное изображениями богов, весло и свесив ноги в зеленую воду, мощным толчком отправил каноэ в лагуну.
- Поднять парус! - распорядился он. - Проверим, насколько силен ветер.
Полуденный бриз, дувший с нагретых утесов, наполнил полотнище, и огромная двухкорпусная лодка пришла в движение. Гребцы навалились на весла, и "Ждущий Западного Ветра", ускоряя ход, стрелой понесся по волнам.
Подобно стремительному альбатросу, он, разрезая воду, летел вперед. Каноэ двигалось, словно подхваченный ветром лист хлебного дерева, как молодая женщина, спешащая на встречу с любимым. Казалось, сам Таароа решил проверить бег своих валов. Лодка, уподобившись душе погибшего в сражении воина, отправившейся в путешествие к бесконечным чертогам Тэйна, парила над волнами. Сверкая, как драгоценность, каковой она, в сущности, и являлась, самая быстрая и прекрасная лодка из всех известных к тому времени бороздила морской простор. Огромное, массивное судно в семьдесят девять футов длиной на короткой дистанции могло выдерживать скорость до тридцати узлов и несколько дней двигаться на десяти. С высокой, двадцатидвухфутовой многоярусной кормой, с крепким просторным настилом между корпусами, "Ждущий Западного Ветра" мог с легкостью нести сорок гребцов, сорок статуй богов, запасы пандануса, еды, воды и свиней, надежно укрытых в его чреве.
Название каноэ получило по совету его строителей: "Западный ветер дует стремительно и ровно из самого сердца урагана". На северный ветер полагаться нельзя. Восточный, что дует постоянно, не представляет никакой ценности. А от северного, кроме коротких злых штормов, ожидать нечего. Слишком уж они скоротечны, и трудно надеяться, что, в отличие от тех, что несет западный ветер, они смогут долгие недели нести каноэ к самым далеким берегам земли. Жди западного ветра! Только он дует из сердца урагана. Именно этот ветер достоин столь великолепного судна.
В этот день, однако, дул самый обыкновенный восточный ветер. Некоторые из опытных мореходов могли счесть его за легкий бриз, а для людей с Бора-Бора, всегда мечтавших о мощном западном ветре, который мог бы донести их до далекого Нуку-Хива, сегодняшний ветерок был вообще ничем. Правда, ощущался в нем намек на приглашение к морскому путешествию, и Тероро, охваченный внезапным порывом, закричал:
- В проход между рифами!
Скорость "Ждущего" уже достигла пятнадцати узлов. Более осторожный рулевой предпочел бы подойти к узкому и опасному проходу в рифах более медленно. Однако в этот яркий солнечный день Тероро, не сбавляя хода, повел свое драгоценное судно туда, где лишь узкая щель отделяла спокойные зеленые воды лагуны от грохочущего простора океана.
Каноэ, напрягшись, казалось, с нетерпением предвкушало схватку со стремящимися наперерез огромными волнами. Поймав встречный поток и чуть погрузившись в него, лодка мощным единым броском преодолела проход между рифами. На какой-то момент перед глазами команды мелькнули жестокие коралловые выступы, словно когти, собравшиеся схватить отважное судно. Однако об этой опасности вскоре позабыли, так как "Ждущий" уже вырвался навстречу высоким, как башни, волнам.
Под победный певучий крик паруса каноэ, словно нетерпеливый молодой вождь, энергично, с силой врезалось в водяные валы, чуть зарылось носом, но тут же взлетело на гребень и устремилось в пронизанную ветрами, волнующуюся обитель Таароа.
- Вот это каноэ! - не в силах сдержать восторга,воскликнул Тероро, обдаваемый брызгами, стекавшими по его черным волосам и загорелому лицу.
Зараженные возбуждением вождя, тридцать гребцов наслаждались последними мгновениями свободы, которыми одарил их Тероро. Каждый из них понимал, что с наступлением темноты им предстоит отправиться в совсем иное путешествие: безрадостное, преисполненное тревожного ожидания и пропитанное страхом смерти, нависшей над людьми. Перед их мысленным взором уже возникал залитый жертвенной кровью алтарь, и им уже мерещились страшные дубинки. Но хуже всего было осознание того, что завтра на рассвете, когда "Ждущий" пристанет к берегам Гавайки, один из команды будет потерян навсегда.
Итак, в свете яркого дня, сквозь шипящие полосы пены, сопровождаемые криками морских птиц, гребцы наслаждались мимолетной радостью, искусно управляя своим быстрым каноэ, считавшимся среди знатоков самым лучшим на всех островах. Судно, казалось, отвечало любым желаниям людей, чутко реагируя на малейшие движения весел, особенно сейчас, когда "Ждущий" бороздил свободный и радостный океан. Развернувшись и снова определив направление на проход в рифах, каноэ с тем же изяществом и стремительностью, скользнуло обратно в лагуну и вскоре пристало к берегу. Сколько же мастерства потребовалось островитянам, чтобы выстроить такое прекрасное судно и столь виртуозно управлять им! Каким надежным и послушным их воле было оно!
* * *
С наступлением ночи облик "Ждущего" изменился. Верхняя часть кормы была украшена гирляндами цветов и флагами из желтой тапы. Настил платформы, связывающий оба корпуса, выложили полированными дощечками. В носовой части установили крытое травой святилище Оро, и сейчас туда, сохраняя мрачное и торжественное молчание, двигалась группа жрецов, облаченных в ритуальные одежды.
Верховный жрец, одетый, как всегда, в белый наряд, отороченный по нижнему краю акульими зубами, с маленькой шапочкой из красных перьев на голове, возглавлял процессию. Когда он остановился, все островитяне, от короля до последнего раба, пали ниц, спрятав лица в ладонях. Ибо то, что вскоре должно было произойти, считалось запретным даже для взора короля. Сейчас в специально устроенное на каноэ временное святилище следовало поместить статуэтку Оро, сплетенную из волокон, украшенную разноцветными перьями, со вставленными в голову ракушками, заменявшими божеству глаза, чтобы доставить его на Гавайки. Верховный жрец извлек из широких складок своего одеяния сверток из листьев дерева ти, надежно скрывающий фигуру бога от глаз посторонних, и, держа ее высоко над головой, начал устрашающим голосом читать молитву, а затем опустился на колени и положил фигурку в травяную хижину, выполняющую сейчас роль храма. После этого верховный жрец сделал шаг назад и, ударив о каноэ своим жезлом, возгласил:
- О "Ждущий Западного Ветра"! Доставь своего бога на Гавайки в целости и сохранности!
Собравшиеся на каноэ понемногу начали вставать, и гребцы заняли свои места. Сразу после этого на полированный настил лодки ступили провидцы и толкователи знамений, мудрецы, одетые в балахоны из темно-коричневой тапы и маленькие шапочки, украшенные вшитыми по краю собачьими клыками. Некоторые из них несли с собой тыквы, при помощи которых можно было предсказывать всевозможные явления, другие в это же время внимательно изучали небеса, стараясь отыскать приметы, свидетельствующие о благополучном исходе путешествия. Однако никто из них пока что не торопился делиться с остальными своими наблюдениями.
Тероро, в желтой одежде и боевом шлеме с длинными перьями и акульими зубами, занял свое место на носу лодки, а король, в драгоценном золотистом наряде, закрывавшем щиколотки, расположился в центре каноэ. На судне воцарилась тишина, и в этот миг верховный жрец объявил о том, что он готов к ритуалу жертвоприношения.
Слуги Оро вышли вперед, держа в руках пальмовые листья, которые они выложили в определенном порядке у задней части травяного храма. На листьях вскоре появились необычные дары: огромная рыбина, выловленная в лагуне Бора-Бора, крупная акула, добытая в море, морская черепаха, привезенная с далекого острова, и свинья, которой с момента ее рождения было суждено быть принесенной в жертву великому Оро. Однако эти четыре убитых существа не были сложены рядом друг с другом. Между ними оставались свободные места шириной примерно в восемнадцать дюймов, которые были выстланы двойным слоем пальмовых листьев.
Сейчас наступил тот самый момент, когда жрецы вывели восемь человек, которых должны были принести в жертву Оро, и люди Бора-Бора, затаив дыхание, в страхе наблюдали за тем, как их соплеменники готовятся проститься с жизнью. Они увидели рулевого, который тайно молился Тэйну. Перед их взором появился и неосторожный мужчина, позволивший себе задремать в храме. Были здесь и нерасторопный дозорный, и любивший поспать молодой сановник. С болью в сердце провожали их взглядом жители острова. Далее следовали четверо рабов: существа, лишенные всех прав. Им было запрещено подавать голос, до них не разрешалось дотрагиваться, и даже при жизни они воспринимались остальными как грязные и недостойные существа, почти трупы.
Как только предполагаемые жертвы ВЫПЕЛИ вперед, жена одного из присутствовавших на лодке рабов (если, конечно, женщину раба можно было назвать таким словом) неожиданно издала пронзительный крик. Она принялась причитать, и ее вопли выражали сильнейшие душевные муки.
Этот поступок считался из ряда вон выходящим нарушением всех традиций острова, особенно если учесть ее положение рабыни, и поэтому все, стоявшие на лодке в тот момент, невольно замерли, понимая, что это внезапное проявление чувств не предвещает ничего хорошего.
"Теперь наш остров будет считаться оскверненным, - тут же пронеслось в голове Тероро. - Наверняка после такого события они решатся принести в жертву короля, чтобы как-то успокоить своего бога".
"Ну, а сейчас верховный жрец обязательно возмутится, - подумал Таматоа. - Итак, мой бедный брат обречен".
А у всех тридцати гребцов промелькнула одна и та же мысль: "Скорее всего, завтра двое из нас будут принесены в жертву Оро".
Сам же верховный жрец не успел подумать ни о чем. Он был настолько поражен таким отвратительным нарушением табу, что только непроизвольно указал жезлом на несчастную женщину. Тут же к ней подскочили четверо жрецов и, схватив провинившуюся, сунули ее головой в зеленую воду лагуны. Однако, с демонической силой, неизвестно откуда появившейся у рабыни, та с необычайной легкостью отшвырнула от себя жрецов и, страшно завывая, пророчески провозгласила:
- О горе тебе, горе! О Бора-Бора!
Один из жрецов изловчился и швырнул камень прямо в лицо рабыне. Она пошатнулась, двое других слуг храма тут же навалились на обреченную и на этот раз надежно держали ее голову под водой до тех пор, пока женщина не затихла. Однако такая развязка не полностью компенсировала нарушение табу, и поэтому верховный жрец грозно вопросил:
- Чья это женщина?
Кто-то поспешно указал на одного из рабов, и, заметив это, верховный жрец подал знак своим слугам легким кивком головы.
Тут же с дальнего конца каноэ поднялся дородный мужчина, привыкший исполнять свою нелегкую работу. Одним движением руки он вознес вверх отвратительную дубинку, похожую на те, которые применяются на войне, и в мгновение ока размозжил голову ничего еще не успевшему сообразить рабу. Тело обмякло, но прежде чем кровь хлынула на выложенный досками настил каноэ, труп швырнули головой вниз в море, где его сразу подхватили плывущие за лодкой жрецы, которые впоследствии должны были отнести эту жертву на алтарь храма Бора-Бора. Одновременно с берега был прислан новый раб на замену убитому. И с такими зловещими предзнаменованиями "Ждущий Западного Ветра" приготовился выйти в море. На этот раз, словно разделяя со всеми присутствующими тягостное чувство вины за случившееся, лодка не стала, как совсем недавно, с лихостью преодолевать узкий проход между рифами. Она продвигалась медленно, соблюдая надлежащую осторожность. Поэтому, когда в небе появились звезды, подсказывающие Тероро путь, "Ждущий" сумел проделать лишь незначительную часть пути до храма великого Оро на острове Гавайки.
Перед самым рассветом на востоке появилось созвездие, уже давно получившее название Льва, данное ему астрономами дальних стран. Провидцы, в обязанности которых входило установление времени для церемонии жертвоприношения, глубокомысленно согласились с верховным жрецом. Он также подтвердил, что приближается восход, красный час Оро, считавшийся священным именно для этого божества. Жрец медленно кивнул, и в тот же миг зазвучал большой барабан, на котором кожа была натянута не слишком сильно, отчего дробь получалась приглушенной и разносилась далеко в море.
Мир, казалось, замер вокруг каноэ. Волны притихли и лишь едва слышно плескались о борта лодки, а птицы, которые обычно своими криками оповещали весь свет о наступлении нового дня, сейчас, словно испугавшись могущественного и всесильного Оро, не подавали голоса. Раздавалась лишь торжественная барабанная дробь. Но вот ночь стала бледнеть, и на востоке загорелись красные полосы зари. Именно тогда до слуха Тероро донесся звук второго барабана, а затем и третьего, отозвавшихся откуда-то издалека. Лодки, находившиеся пока еще вне видимости друг от друга, понемногу подплывали к острову, чтобы всем вместе войти в пролив Гавайки. Постепенно барабанная дробь все ускорялась и становилась громче, пока не превратилась в оглушительные раскаты. И вот уже в огненном восходе замаячили у горизонта белые паруса, и можно было различить флаги, безвольно повисшие в полном штиле. Верховный жрец подал сигнал своим подчиненным, и мужчины принялись бить в барабаны с еще большим энтузиазмом, а гребцы в это время уже подводили лодку к месту сбора всех каноэ. Наконец ярко-красное солнце вырвалось из-за горизонта, и одиннадцать лодок, великолепных творений мореплавателей, ярко раскрашенные и щедро нагруженные жертвенными дарами, выстроились в две церемониальные линии, каждая из которых не спеша направилась к храму Оро. Правда, приблизившись к чужим судам и тщательным образом изучив их, Тероро с удовлетворением отметил про себя: "И все же нет лодки, равной нашей".
Внезапно бой барабанов прекратился, и верховный жрец возбужденным голосом принялся нараспев читать молитву. Когда он дошел примерно до ее середины, раздался ужасающий звук, не похожий на человеческий крик и все же леденящий душу. Это вступил особенный барабан, и дробь, которую выбивали на нем, могла показаться сродни истеричному воплю. Когда звук достиг своего наивысшего предела, верховный жрец сам издал оглушительный победный крик, и сразу же палач взмахнул своей страшной дубинкой, а затем опустил ее на голову несчастного сановника, который так опрометчиво задремал в неподходящий момент, и размозжил ему череп.
Тут же прислужники верховного жреца с надлежащей аккуратностью и почтением подхватили мертвое тело, а несколько других слуг убрали пальмовые листья, прикрывавшие дары, предназначенные Оро: рыбу, акулу, черепаху и свинью. Теперь становилось понятно, почему между ними сохранили столь значительные пустые пространства: сейчас на одно из них была помещена первая человеческая жертва.
Вновь зазвучала молитва, а страшная барабанная дробь будто наполняла воздух жалобным причитанием о скорой гибели беспомощного и обреченного дозорного. Точно так же на его голову опустилась дубинка, и тело осторожно уложили между тунгами акулы и черепахи. Еще три раза начинался бой барабана, в кровавом свете восхода отвратительная дубинка трижды опускалась на темя жертвы. Итак, когда день вступил в свои права, в передней части каноэ фигура Оро, принадлежавшая острову Бора-Бора, тщательно обернутая в листья дерева ти и украшенная впечатляющим венком из золотистых перьев, под завывания барабанов молча взирала на предложенные ей тела пяти человек, лежавшие на деревянном настиле вперемешку с другими жертвоприношениями: рыбой, акулой, черепахой и свиньей. На других лодках можно было увидеть такие же подношения беспощадному Оро, и теперь встретившимся островитянам оставалось проделать последние полмили, чтобы очутиться, наконец, в храме Гавайки.
* * *
"Ждущий" уверенно продвигался вперед, и тех, кто находился на нем, мучили самые разнообразные мысли и предчувствия. Но все они соглашались в одном: в дни подобного торжества божество имело полное право требовать от людей подобных жертв. А что касается смерти четверых рабов, то никто и не собирался их жалеть. Дело в том, что рабы с самого рождения предназначались для принесения в жертву. Тем более, после того как на "Ждущем" произошло столь неприятное событие, осквернившее всех жителей Бора-Бора.
Верховный жрец весьма справедливо рассудил в последние минуты перед казнью несчастных, что в связи с глупым упорством племени, выражавшемся в слепом поклонении Тэйну, будет весьма назидательно принести в жертву Оро большее количество жертв. Особенно если учесть, что в их число войдет вчерашний рулевой, уличенный в служении старому богу.
- Уничтожь их, как сорняки, не оставив ни единого корешка, - бормотал жрец себе под нос.
Он не считал, что пятеро принесенных в жертву являются хоть сколько-нибудь значительным числом. Не говоря уже об убитой при отплытии женщине и рабе, которому она принадлежала, еще четырех обреченных на смерть рабов, а также тех, кого принесут в жертву на церемонии освящения храма, жрец не считал все это избыточным для прославления Оро. Новый бог считался самым могущественным, так как был способен на то, с чем не справлялись прежние божества. Он смог объединить и укрепить острова, а значит заслуживал всяческих почестей. Молитвы, уважение и соблюдение установленных табу всегда сопровождали любое божество. Однако главный бог Оро мог претендовать и на особые подношения, такие, как, например, акулы или человеческие жертвы. Не задумываясь о судьбе нынешних жертв, верховный жрец втайне мечтал о том, что когда-нибудь наступят такие времена, когда люди с Бора-Бора смогут путешествовать на дальние острова, откуда начнут привозить с собой по тридцать или даже сорок пленников, которые и будут казнены во время особой грандиозной церемонии. "Необходимо произвести должное впечатление на все острова", - размышлял он.
Что касается короля, то мысли его сильно отличались от чаяний и надежд верховного жреца. Разумеется, Таматоа не испытывал ни жалости, ни чувства вины в том, что потерял одного из неудачливых дозорных и ленивого сановника. Эти двое не оправдали высокого доверия самого повелителя Бора-Бора, и за это, по старинному обычаю, им полагалось наказание в виде смерти. Конечно, не печалился Таматоа и по поводу предстоящей гибели четверых рабов, которые и были специально предназначены для этой цели. Однако он огорчался потому, что одна из рабынь проявила слабость духа и лично оскорбила самого короля своими причитаниями. И все только из-за того, что ее мужчину должны были принести в жертву в день освящения храма. Хотя жертоприно-шение считалось делом обыкновенным, ибо только тогда к королю поступал достаточный запас божественной энергии - маны, все же он чувствовал, что его беспокоит значительное увеличение именно человеческих жертв в последнее время. Теперь при любом собрании или освящении храма требовалось отдать Оро девять человек. Это число считалось обязательным, и кто знает, сколько еще непредвиденных жертв будет принесено на алтарь нового бога за эти три дня. Бора-Бора был небольшим островом. И если до сих пор его обитателям удавалось сохранить свою свободу и независимость, то это только благодаря огромному мужеству и бесстрашию островитян. "Возможно ли, - рассуждал Таматоа, - что столь неожиданный выбор нового бога является лишь уловкой хитрых и дальновидных соседей? Что если теперь они попытаются значительно уменьшить население Бора-Бора обманным путем, поскольку так ничего не сумели добиться силой оружия?" Но на этом его сомнения не заканчивались. Таматоа смущала и другая возможность: "Нельзя ли предположить и то, что ловкие жрецы Гавайки только поддразнивают нашего верховного жреца, обещая сделать его главным среди себе подобных, а на самом деле выполнят свое обещание лишь тогда, когда он разделается и со мной, и с Тероро? " Впервые король облачил свои страшные догадки и сомнения в слова: "Сложно быть королем в то время, когда происходит самая настоящая смена божества".