Однажды на испытаниях разбилась военная машина. Весь экипаж, состоявший из шести человек, погиб. Когда вскрыли покореженную кабину, перед взором Оры Дерви предстала жуткая кровавая мешанина.
Ора Дерви сумела, как говорится, «по деталям» собрать погибших – правда, пришлось прибегнуть к вживлению искусственных органов.
После этого случая Ора Дерви получила благодарность военного ведомства, а враги киборгизации приутихли.
Ударил гонг, созывающий больных к обеду. Двое нехотя поднялись со скамейки.
– Третий раз вижу Ору Дерви, – сказал один, – и с каждым разом она кажется мне все красивее.
– А вам не кажется, что красота у нее какая-то слишком правильная, геометрическая, что ли, – возразил второй.
– Античная, – мечтательно произнес первый, носком сбрасывая с бетонной дороги камешек.
– Вы с чем здесь?
– Решил сменить сердце.
– Хорошее дело, – одобрил второй. – У меня есть знакомый, так он вообще считает, что чем чаще менять сердце, тем лучше.
– Почему?
– Организм молодеет, – пояснил второй. – Правда, по мнению моего знакомого, пересаживать следует обязательно женское сердце.
– Но где найдешь столько доноров?
– В том-то и дело! Кстати, у вас уже есть донор? – спросил второй.
– Мне донор не нужен. Я хочу поставить атомное сердце, – сказал второй.
Первый с уважением посмотрел на собеседника: атомное сердце по карману далеко не каждому.
– Похоже, вы влюбились в Ору Дерви, – угодливо улыбнулся первый, когда они подходили к прозрачному кубу столовой.
– Разве можно влюбиться в полуробота? – пожал плечами будущий обладатель атомного сердца.
– Вы однако, непоследовательны: ведь себе-то считаете возможным поставить искусственное сердце.
– Мужчина – другое дело, – пожал плечами второй. – И потом, я не уверен, что в моем возрасте можно влюбиться.
Первый внимательно посмотрел на собеседника. Лицо, на котором только опытный взгляд отыскал бы следы пластических операций, показалось ему не очень древним. Правда, сеть тончайших морщинок покрывала щеки и нос цвета мореного дуба. Кустистые брови выцвели, но были еще густы. Глаза… Глаза были старыми. Почему бы ему не сменить заодно и глаза? Говорят, сейчас научились делать фотоэлементы, совершенно неотличимые от человеческого глаза.
Первый снисходительно улыбнулся.
Походка его была твердой и уверенной.
– Вам, наверно, за сто? – спросил второй.
– За двести, – уточнил первый.
– О! Почтенный возраст. Наверно, вы не в первый раз меняете сердце?
– В четвертый, – буркнул первый.
Гуго Ленц волновался, подлетая к Скалистым горам. Когда показались белые кубики в долине и автопилот произнес: «Внизу по курсу – клиника Святого Варфоломея», – сердце Ленца учащенно забилось.
Он много был наслышан об Оре Дерви. Толки об этой выдающейся женщине были противоречивы.
Одни говорили, что Ора Дерви – фанатик киборгизации, что она хотела бы всех людей превратить в роботов с позитронным мозгом и механическими конечностями.
Другие, – что Ора Дерви и сама представляет собой не женщину, а робот. Разве иначе могла бы она столь искусно проводить фантастические по сложности операции?
Третьи говорили, что…
Ленц тряхнул головой. Да мало ли что говорили? Всякий выдающийся человек еще при жизни обрастает ворохом легенд, как днище морского судна – водорослями. Глядя вниз, на теснящиеся пики, Гуго Ленц неотступно думал о той памятной ночи, когда у него созрело твердое решение непременно познакомиться с Орой Дерви, начальником Медицинского центра.
Не без удивления смотрела Ора на бледного человека, с улыбкой идущего ей навстречу. Явно не пациент – всех больных, когда-либо попадавших в ее руки, Ора помнила. Врач? Тоже непохоже.
– Добрый день, Ора Дерви, – сказал человек, остановившись.
– Добрый день, – остановилась и Ора. Где видела она эту ассирийскую бородку и горящие глаза?
Они стояли посреди аллеи, и Гуго не отрываясь смотрел на Ору Дерви.
– Вы, вероятно, по поводу трансплантации? – сказала Ора, когда молчание стало неприличным. – Обратитесь к старшему хирургу.
– Мне нужны вы, – сказал Гуго Ленц, представившись.
«Гуго Ленц, знаменитый физик, – мелькнуло у Оры Дерви. – Конечно, он. Как я сразу не узнала?»
– В таком случае встанем в тень, – улыбнулась Ора, обнажив ослепительные зубы.
– Дело идет о жизни, – сказал Ленц.
– Вашей.
– Всего человечества.
– Не многовато ли? Знаете что, – сказала Ора Дерви, беря Ленца под руку, – пойдемте ко мне. Здесь слишком много глаз и ушей. В кабинете спокойнее. Хотя я не уверена, что и там не витает дух нашего милейшего Арно Кампа.
«Физики любят шутить. Но Ленц не похож на шутника», – подумала Ора Дерви, пропуская вперед гостя и закрывая за собой дверь кабинета.
…Вечерело. За необычным разговором собеседники не заметили, как стало совсем темно, и Ора включила свет.
– Все, что вы мне говорите, очень интересно, – сказала Ора Дерви. – И очень странно. Неужели вы искренне считаете, что люди должны отказаться от киборгизации?
– Киборгизация несет гибель человечеству, – сказал Гуго Ленц.
– А мне кажется, киборгизация – путь к бессмертию человека.
– Бессмертие… А зачем оно?
– Не мне вам объяснять, – устало проговорила Ора Дерви. – Разве достичь бессмертия – не сокровеннейшая мечта человечества?
– Суть не в том, чтобы достичь бессмертия, а в том, какой ценой оно будет достигнуто, – сказал Ленц, закуривая очередную сигарету. – В конце концов, анабиоз – тоже жизнь. Но вы, например, разве согласились бы провести в анабиотической ванне тысячу лет, ради сомнительного удовольствия дотянуть до следующего тысячелетия?
– Что касается меня, то я предпочитаю обычную ванну, – улыбнулась Ора.
– Поймите, бессмертие противоестественно, оно человеку ни к чему, оно противоречит природе, – горячо заговорил Гуго Ленц.
– Вы рассуждаете несколько односторонне, – возразила Ора Дерви. – Разве можно сбрасывать со счетов такую вещь, как аккумуляция драгоценного человеческого опыта? Разве не обидно бывает, когда человек уходит из жизни в расцвете сил, унося в могилу опыт и знания, которые другим придется собирать по крупицам в течение, быть может, десятилетий?
– Я хочу напомнить вам об одной книге, – сказал Гуго Ленц, стряхивая пепел с сигареты. – Там рассказывается о стране, в которой изредка рождались бессмертные. Кажется, их называли струльдбругами. Струльдбруг уже при рождении был отмечен пятном на лбу, по которому каждый мог понять, что перед ним – человек, обреченный на бесконечную жизнь, на бессмертие. Прекрасно, казалось бы? Разве не должны были бы такие бессмертные стать украшением государства, опорой, нравственным мерилом общества? Разве не хранят они в памяти знания, накопленные человечеством? Разве не являются они живым воплощением истории? Но на деле все оказалось иначе. Старинный писатель, автор книги, рассказывает, что бессмертные были самыми неавторитетными, самыми презираемыми в стране людьми. К старости они становились несносно сварливыми, нудными, теряли память, и их отстраняли от всяких дел…
– Я читала Джонатана Свифта, – сказала Ора Дерви, – и отлично помню его.
– Простите… – смешался Гуго Ленц. – Теперь, когда большинство предпочитает книге экран…
– Я люблю старые книги, – просто сказала Ора Дерви.
В течение паузы Гуго Ленц подумал, что никогда еще, пожалуй, не встречал такой умной и обаятельной женщины.
– Быть может, вы сами хотите сменить сердце? – неожиданно сказала Ора Дерви.
– С чего вы взяли? – растерялся Ленц.
– Не знаю. Так мне показалось, – негромко сказала Ора Дерви. – Впрочем, не буду скрывать. Я медик, и думаю, что с вами можно играть в открытую. Не так ли, доктор Ленц?
– Только так.
– Выглядите вы неважно. Обморочная бледность… Вид у вас, я бы сказала, обреченный.
– Вот именно – обреченный, – невесело усмехнулся Ленц.
– Простите, я вовсе не имела в виду полученную вами анонимку, о которой все говорят, – сказала Ора Дерви, глядя на Ленца. – Я говорю сейчас о вашем внутреннем состоянии.
– Спасибо, Ора Дерви, – сказал Ленц. – Вы очень добры. Но я знаю, что новое сердце мне не поможет. Ни чужое, ни атомное.
– Ваша воля, – вздохнула Ора Дерви.
За окном синел поздний вечер. Ленц подумал, что никогда еще, за исключением, пожалуй, той памятной ночи, время не летело для него так незаметно. Надо было встать, попрощаться и уйти, но непонятная слабость сковала члены. Хотелось сидеть, слушать негромкий голос и смотреть в огромные глаза пепельного цвета.
– Вы интересный собеседник, – проговорила Ора Дерви, – но простите, я так и не поняла, зачем вы сюда прилетели. Сюда приезжают те, кто нуждается в чуде. Здешнюю клинику так и называют – чудеса… – она запнулась.
– Чудеса Оры Дерви, – закончил Ленц.
– Так что же вас привело сюда? – спросила Ора Дерви, сделав ударение на слове «вас».
– Желание, чтобы вы отказались от чудес, – медленно произнес Гуго Ленц.
– Невозможно, – сказала Ора Дерви. – Я с самого начала объяснила вам.
– Вы начальник медцентра.
– Дело не в этом. Киборгизация – знамение нашего времени, – сказала Ора.
– Слова, – махнул рукой Ленц.
– Остановить колесо прогресса никто не в состоянии.
– Но можно попытаться, Ора Дерви, – упрямо произнес Ленц.
Здесь у Оры мелькнула мысль, что знаменитый физик немного не в себе.
– Хорошо, я подумаю над вашими словами, доктор Ленц, – вкрадчиво сказала она. – Вы, наверно, много работали в последнее время?
– Не больше, чем всегда.
– Вы переутомились. Что, если вам лечь в клинику недельки на две? Мы вас всесторонне исследуем, а вы между тем отдохнете.
– Отдых – чудесно, но у меня нет времени для отдыха. У меня каждая минута на счету, – Ленц с вызовом посмотрел на Ору Дерви, но она промолчала.
Гуго поднялся.
– Разрешите иногда навещать вас?
– Въезд в клинику открытый, – пожала плечами Ора Дерви.
Дни мелькали быстро, как страницы книги под ударами ветра.
Однажды, против обыкновения, Ленц вернулся домой рано.
– Сыграем партию в шахматы? – предложил он Рине.
– Не хочу. Ступай к своей механической кукле. Она, наверно, играет не хуже автомата… – сказала Рина и разрыдалась.
Раньше Рина никогда бы не позволила себе подобной выходки, но сейчас нервы ее были напряжены до предела.
– Когда-то ты мне приписывала Шеллу, теперь – Ору Дерви, – устало сказал Ленц, глядя на вздрагивающие плечи жены. – Если бы можно было изобрести защитное поле от сплетен!
– Гуго, я знаю, как тебе тяжело, – проговорила Рина, не отнимая рук от лица. – Но это не дает тебе права…
Она на не договорила. Камень на пальце блеснул в последнем солнечном луче, упавшем на окно.
Подобные сцены в последнее время повторялись часто, и Ленц по собственному опыту знал что в этой ситуации бесполезно пытаться успокоить Рину или что-то объяснить ей. Он беспомощно стоял перед ней, стиснув руки, и смотрел куда-то в сторону затравленными глазами.
Глава четырнадцатая
Ора Дерви сумела, как говорится, «по деталям» собрать погибших – правда, пришлось прибегнуть к вживлению искусственных органов.
После этого случая Ора Дерви получила благодарность военного ведомства, а враги киборгизации приутихли.
Ударил гонг, созывающий больных к обеду. Двое нехотя поднялись со скамейки.
– Третий раз вижу Ору Дерви, – сказал один, – и с каждым разом она кажется мне все красивее.
– А вам не кажется, что красота у нее какая-то слишком правильная, геометрическая, что ли, – возразил второй.
– Античная, – мечтательно произнес первый, носком сбрасывая с бетонной дороги камешек.
– Вы с чем здесь?
– Решил сменить сердце.
– Хорошее дело, – одобрил второй. – У меня есть знакомый, так он вообще считает, что чем чаще менять сердце, тем лучше.
– Почему?
– Организм молодеет, – пояснил второй. – Правда, по мнению моего знакомого, пересаживать следует обязательно женское сердце.
– Но где найдешь столько доноров?
– В том-то и дело! Кстати, у вас уже есть донор? – спросил второй.
– Мне донор не нужен. Я хочу поставить атомное сердце, – сказал второй.
Первый с уважением посмотрел на собеседника: атомное сердце по карману далеко не каждому.
– Похоже, вы влюбились в Ору Дерви, – угодливо улыбнулся первый, когда они подходили к прозрачному кубу столовой.
– Разве можно влюбиться в полуробота? – пожал плечами будущий обладатель атомного сердца.
– Вы однако, непоследовательны: ведь себе-то считаете возможным поставить искусственное сердце.
– Мужчина – другое дело, – пожал плечами второй. – И потом, я не уверен, что в моем возрасте можно влюбиться.
Первый внимательно посмотрел на собеседника. Лицо, на котором только опытный взгляд отыскал бы следы пластических операций, показалось ему не очень древним. Правда, сеть тончайших морщинок покрывала щеки и нос цвета мореного дуба. Кустистые брови выцвели, но были еще густы. Глаза… Глаза были старыми. Почему бы ему не сменить заодно и глаза? Говорят, сейчас научились делать фотоэлементы, совершенно неотличимые от человеческого глаза.
Первый снисходительно улыбнулся.
Походка его была твердой и уверенной.
– Вам, наверно, за сто? – спросил второй.
– За двести, – уточнил первый.
– О! Почтенный возраст. Наверно, вы не в первый раз меняете сердце?
– В четвертый, – буркнул первый.
Гуго Ленц волновался, подлетая к Скалистым горам. Когда показались белые кубики в долине и автопилот произнес: «Внизу по курсу – клиника Святого Варфоломея», – сердце Ленца учащенно забилось.
Он много был наслышан об Оре Дерви. Толки об этой выдающейся женщине были противоречивы.
Одни говорили, что Ора Дерви – фанатик киборгизации, что она хотела бы всех людей превратить в роботов с позитронным мозгом и механическими конечностями.
Другие, – что Ора Дерви и сама представляет собой не женщину, а робот. Разве иначе могла бы она столь искусно проводить фантастические по сложности операции?
Третьи говорили, что…
Ленц тряхнул головой. Да мало ли что говорили? Всякий выдающийся человек еще при жизни обрастает ворохом легенд, как днище морского судна – водорослями. Глядя вниз, на теснящиеся пики, Гуго Ленц неотступно думал о той памятной ночи, когда у него созрело твердое решение непременно познакомиться с Орой Дерви, начальником Медицинского центра.
Не без удивления смотрела Ора на бледного человека, с улыбкой идущего ей навстречу. Явно не пациент – всех больных, когда-либо попадавших в ее руки, Ора помнила. Врач? Тоже непохоже.
– Добрый день, Ора Дерви, – сказал человек, остановившись.
– Добрый день, – остановилась и Ора. Где видела она эту ассирийскую бородку и горящие глаза?
Они стояли посреди аллеи, и Гуго не отрываясь смотрел на Ору Дерви.
– Вы, вероятно, по поводу трансплантации? – сказала Ора, когда молчание стало неприличным. – Обратитесь к старшему хирургу.
– Мне нужны вы, – сказал Гуго Ленц, представившись.
«Гуго Ленц, знаменитый физик, – мелькнуло у Оры Дерви. – Конечно, он. Как я сразу не узнала?»
– В таком случае встанем в тень, – улыбнулась Ора, обнажив ослепительные зубы.
– Дело идет о жизни, – сказал Ленц.
– Вашей.
– Всего человечества.
– Не многовато ли? Знаете что, – сказала Ора Дерви, беря Ленца под руку, – пойдемте ко мне. Здесь слишком много глаз и ушей. В кабинете спокойнее. Хотя я не уверена, что и там не витает дух нашего милейшего Арно Кампа.
«Физики любят шутить. Но Ленц не похож на шутника», – подумала Ора Дерви, пропуская вперед гостя и закрывая за собой дверь кабинета.
…Вечерело. За необычным разговором собеседники не заметили, как стало совсем темно, и Ора включила свет.
– Все, что вы мне говорите, очень интересно, – сказала Ора Дерви. – И очень странно. Неужели вы искренне считаете, что люди должны отказаться от киборгизации?
– Киборгизация несет гибель человечеству, – сказал Гуго Ленц.
– А мне кажется, киборгизация – путь к бессмертию человека.
– Бессмертие… А зачем оно?
– Не мне вам объяснять, – устало проговорила Ора Дерви. – Разве достичь бессмертия – не сокровеннейшая мечта человечества?
– Суть не в том, чтобы достичь бессмертия, а в том, какой ценой оно будет достигнуто, – сказал Ленц, закуривая очередную сигарету. – В конце концов, анабиоз – тоже жизнь. Но вы, например, разве согласились бы провести в анабиотической ванне тысячу лет, ради сомнительного удовольствия дотянуть до следующего тысячелетия?
– Что касается меня, то я предпочитаю обычную ванну, – улыбнулась Ора.
– Поймите, бессмертие противоестественно, оно человеку ни к чему, оно противоречит природе, – горячо заговорил Гуго Ленц.
– Вы рассуждаете несколько односторонне, – возразила Ора Дерви. – Разве можно сбрасывать со счетов такую вещь, как аккумуляция драгоценного человеческого опыта? Разве не обидно бывает, когда человек уходит из жизни в расцвете сил, унося в могилу опыт и знания, которые другим придется собирать по крупицам в течение, быть может, десятилетий?
– Я хочу напомнить вам об одной книге, – сказал Гуго Ленц, стряхивая пепел с сигареты. – Там рассказывается о стране, в которой изредка рождались бессмертные. Кажется, их называли струльдбругами. Струльдбруг уже при рождении был отмечен пятном на лбу, по которому каждый мог понять, что перед ним – человек, обреченный на бесконечную жизнь, на бессмертие. Прекрасно, казалось бы? Разве не должны были бы такие бессмертные стать украшением государства, опорой, нравственным мерилом общества? Разве не хранят они в памяти знания, накопленные человечеством? Разве не являются они живым воплощением истории? Но на деле все оказалось иначе. Старинный писатель, автор книги, рассказывает, что бессмертные были самыми неавторитетными, самыми презираемыми в стране людьми. К старости они становились несносно сварливыми, нудными, теряли память, и их отстраняли от всяких дел…
– Я читала Джонатана Свифта, – сказала Ора Дерви, – и отлично помню его.
– Простите… – смешался Гуго Ленц. – Теперь, когда большинство предпочитает книге экран…
– Я люблю старые книги, – просто сказала Ора Дерви.
В течение паузы Гуго Ленц подумал, что никогда еще, пожалуй, не встречал такой умной и обаятельной женщины.
– Быть может, вы сами хотите сменить сердце? – неожиданно сказала Ора Дерви.
– С чего вы взяли? – растерялся Ленц.
– Не знаю. Так мне показалось, – негромко сказала Ора Дерви. – Впрочем, не буду скрывать. Я медик, и думаю, что с вами можно играть в открытую. Не так ли, доктор Ленц?
– Только так.
– Выглядите вы неважно. Обморочная бледность… Вид у вас, я бы сказала, обреченный.
– Вот именно – обреченный, – невесело усмехнулся Ленц.
– Простите, я вовсе не имела в виду полученную вами анонимку, о которой все говорят, – сказала Ора Дерви, глядя на Ленца. – Я говорю сейчас о вашем внутреннем состоянии.
– Спасибо, Ора Дерви, – сказал Ленц. – Вы очень добры. Но я знаю, что новое сердце мне не поможет. Ни чужое, ни атомное.
– Ваша воля, – вздохнула Ора Дерви.
За окном синел поздний вечер. Ленц подумал, что никогда еще, за исключением, пожалуй, той памятной ночи, время не летело для него так незаметно. Надо было встать, попрощаться и уйти, но непонятная слабость сковала члены. Хотелось сидеть, слушать негромкий голос и смотреть в огромные глаза пепельного цвета.
– Вы интересный собеседник, – проговорила Ора Дерви, – но простите, я так и не поняла, зачем вы сюда прилетели. Сюда приезжают те, кто нуждается в чуде. Здешнюю клинику так и называют – чудеса… – она запнулась.
– Чудеса Оры Дерви, – закончил Ленц.
– Так что же вас привело сюда? – спросила Ора Дерви, сделав ударение на слове «вас».
– Желание, чтобы вы отказались от чудес, – медленно произнес Гуго Ленц.
– Невозможно, – сказала Ора Дерви. – Я с самого начала объяснила вам.
– Вы начальник медцентра.
– Дело не в этом. Киборгизация – знамение нашего времени, – сказала Ора.
– Слова, – махнул рукой Ленц.
– Остановить колесо прогресса никто не в состоянии.
– Но можно попытаться, Ора Дерви, – упрямо произнес Ленц.
Здесь у Оры мелькнула мысль, что знаменитый физик немного не в себе.
– Хорошо, я подумаю над вашими словами, доктор Ленц, – вкрадчиво сказала она. – Вы, наверно, много работали в последнее время?
– Не больше, чем всегда.
– Вы переутомились. Что, если вам лечь в клинику недельки на две? Мы вас всесторонне исследуем, а вы между тем отдохнете.
– Отдых – чудесно, но у меня нет времени для отдыха. У меня каждая минута на счету, – Ленц с вызовом посмотрел на Ору Дерви, но она промолчала.
Гуго поднялся.
– Разрешите иногда навещать вас?
– Въезд в клинику открытый, – пожала плечами Ора Дерви.
Дни мелькали быстро, как страницы книги под ударами ветра.
Однажды, против обыкновения, Ленц вернулся домой рано.
– Сыграем партию в шахматы? – предложил он Рине.
– Не хочу. Ступай к своей механической кукле. Она, наверно, играет не хуже автомата… – сказала Рина и разрыдалась.
Раньше Рина никогда бы не позволила себе подобной выходки, но сейчас нервы ее были напряжены до предела.
– Когда-то ты мне приписывала Шеллу, теперь – Ору Дерви, – устало сказал Ленц, глядя на вздрагивающие плечи жены. – Если бы можно было изобрести защитное поле от сплетен!
– Гуго, я знаю, как тебе тяжело, – проговорила Рина, не отнимая рук от лица. – Но это не дает тебе права…
Она на не договорила. Камень на пальце блеснул в последнем солнечном луче, упавшем на окно.
Подобные сцены в последнее время повторялись часто, и Ленц по собственному опыту знал что в этой ситуации бесполезно пытаться успокоить Рину или что-то объяснить ей. Он беспомощно стоял перед ней, стиснув руки, и смотрел куда-то в сторону затравленными глазами.
Глава четырнадцатая
ТЕАТР
Тщательно выбрившись, Артур Барк долго и придирчиво выбирал галстук. Представьте себе, сегодня он пригласил Шеллу пойти с ним в театр, и она согласилась.
Влечение сердца или служебная обязанность? Артур усмехнулся, задав такой вопрос своему отражению в зеркале.
Верно, Шелла ему нравилась. Но не менее важно было разобраться в обстановке, которая сложилась в Ядерном центре. Мог ли кто-либо из сотрудников написать письмо с угрозой Гуго Ленцу? И если мог, то кто?
Работа Артура Барка по расследованию продвигалась чересчур медленно, что начинало не на шутку беспокоить его.
Больше всего подозрений падало на Иманта Ардониса, первого помощника Ленца.
Барк несколько раз пытался ставить Ардонису хитроумные ловушки, но невозмутимый Имант без труда избегал их.
«Скользкий тип!» – подумал Артур об Ардонисе, завязывая галстук, и тут же одернул себя: объективность прежде всего!
Антипатию к Иманту Ардонису Барк почувствовал в первый же день знакомства, когда тот мимоходом прошелся в пренебрежительном тоне насчет полицейских ищеек.
Но антипатия – антипатией, нужны факты. Агент не имеет права строить версию на песке, хотя бы и на песке интуиции, – вспомнил он одно из любимых изречений Арно Кампа.
Кстати, шеф в последнее время ведет себя странно. Прежде всего, удвоил в Управлении охранные наряды. Далее, хотя и не отказался от своих демократических замашек – пользоваться общественным транспортом, чтобы узнавать «из первых рук», чем дышит народ, – но теперь уже не ездил в одиночку. Жюль рассказывал, что старина Камп распорядился, чтобы его повсюду – на улице, в подземке – сопровождали переодетые агенты.
Жюль уверял, что и шеф получил письмо с гвоздикой.
А что? Вполне возможно. В конце концов, полиция не хуже других, а любят ее намного меньше.
Артур возлагал на театр большие надежды. В неслужебной обстановке Шелла должна быть разговорчивей.
Общаясь со всеми сотрудниками как секретарь Гуго Ленца Шелла, конечно, должна была знать многое. Она, возможно, слышала обрывки разговоров, которые могли бы дать Артуру Барку путеводную нить или хотя бы какую-то зацепку для расследования.
Молодые люди встретились, как было условлено, у входа в театр.
Шелла выглядела красивой и оживленной. Улыбясь, шутила.
До начала спектакля осталось немного времени. Артур усадил Шеллу на пуф в укромном уголке фойе.
Шелла без умолку болтала. Артур осторожно старался направить поток ее красноречия в нужную сторону, в русло Ядерного центра. Однако его усилия привели только к тому, что Шелла вдруг начала с увлечением расписывать дона Базилио: какой это умный, воспитанный, потешный кот, как он обожает доктора Ленца, ест только из его рук и свысока относится к остальным сотрудникам.
– А что если Дон Базилио не кот, а кибернетическое устройство? – неожиданно для себя выпалил Артур. – Знаете, запрограммировать простейшие рефлексы совсем не трудно.
– Вы занимались биокибернетикой?
– Мм… немного, – сказал Артур. – Представьте себе, что кибернетики слепили устройство, которое умеет мяукать, лакать молоко и отмечать своим вниманием одного определенного человека. Затем устройству придали нужную кошачью форму, расцветку – и, наконец, пожалуйста: Шелла этого кота обожает не меньше, чем он доктора Ленца.
– Вот и видно, что вы у нас работаете без году неделю, – сказала Шелла. – Неужели вы думаете, что охрана Ядерного не предусмотрела такой возможности? На территорию центра не проникает ни один робот. Вы же видели, какие там фильтры…
– Как в турецкой бане, – пробормотал Артур, но Шелла не расслышала.
Фойе постепенно заполнялось. Публика прохаживалась в ожидании начала спектакля.
– Вы давно знаете Иманта Ардониса? – словно бы невзначай спросил Артур.
– Давно. Имант Ардонис поступил в Ядерный центр еще при Ньюморе…
Упомянув Ньюмора, Шелла помрачнела.
– Вы, конечно, слышали о Ньюморе? – спросила она. – Да что я говорю. Разве есть физик, который не знал бы Ньюмора?
– Конечно, я знал его, – кивнул Артур. Он и в самом деле слышал о блестящем предшественнике доктора Ленца и его трагической кончине.
– Ах, Ньюмор… – печально сказала Шелла и умолкла.
– По-моему, Имант Ардонис знает свое дело, – сказал Артур после паузы.
– Свое – не знаю, но чужое – это точно, – откликнулась Шелла и поправила сумочку на коленях.
– Чужое? – безразличным тоном поинтересовался Артур.
– Ардонис вечно лезет не в свое дело, – пояснила Шелла. – В любой эксперимент сует нос, не считаясь даже с тем, кто руководит опытом.
– Но если опыт проводит доктор Ленц, я думаю, Ардонис вряд ли себе позволит…
– Позволит! – перебила Шелла. – Вы не знаете Ардониса. Для него нет авторитетов, нет ничего святого. Он признает только физику, и ничего, кроме физики. А ведет себя так, словно знает больше самого доктора Ленца.
– А может, оно так и есть? – бросил Артур.
Шелла посмотрела на Артура как на человека, сказавшего явную нелепицу.
– Имант Ардонис – фанатик науки, верно, – сказала она в раздумье. – Он может по три дня не выходить из лаборатории, не спать, питаться одним только кофе, – если ставится важный опыт. Я слышала, он мечтает совершить переворот в физике, первым расщепив кварки. А почему, собственно, вас интересует Имант Ардонис?
– Ардонис мне ни к чему, – пожал плечами Артур. – Если уж на то пошло, я хотел бы побольше узнать о Гуго Ленце.
– Лучше доктора Ленца никого нет! – убежденно произнесла Шелла. – Поработаете у нас еще немного – сами убедитесь.
По сигналу они прошли в партер. Зрители заполнили все места, но свет в зале еще горел.
– Мне кажется, они все же дружны – Ардонис и доктор Ленц, – вполголоса сказал Артур, наклонившись к Шелле.
– Конечно… Общая работа… – неопределенно ответила Шелла.
Свет начал меркнуть, и на них зашикали.
Протяжно вздохнул аккорд, и переливающийся занавес – переплетение световых лучей – исчез мгновенно, словно испарившись.
Сцена представляла собой замок на берегу моря. Тяжелые волны били в скалистый берег, и Шелла поежилась от свежего ветра, пахнущего солью и йодом.
От замка к морю сбегала тропинка. Вверху показался человек в развевающемся плаще. Знаменитого трагика встретили рукоплесканиями.
– Обожаю Гамлета, – шепнула Шелла, не отрывая от глаз бинокль.
Артур рассеянно глядел на сцену. Началом вечера он был доволен. Пока все шло по намеченному плану. Во всяком случае, Шелла выложит ему все, что знает о каждом из сотрудников доктора Ленца, а там будет видно.
Однако надеждам Артура Барка не суждено было осуществиться.
Когда появилась тень отца Гамлета, с Шеллой произошло непонятное. Вздыхая, она затолкала бинокль в сумочку, и глаза ее в темноте влажно заблестели.
– Что с вами? – спросил Артур в антракте.
– Тень напомнила мне одну грустную историю, – сказала Шелла. – А тут еще мы говорили о Ньюморе…
– Расскажите, Шелла, – попросил Артур.
– В другой раз. Мы слишком мало знакомы, – ответила Шелла.
В антрактах Шелла была неразговорчивой. В ее хорошенькой головке, видимо, теснились какие-то не очень приятные воспоминания.
В общем, надежды Артура лопнули, как мыльный пузырь.
– Надеюсь, мы будем дружить, Шелла? – сказал Барк, прощаясь.
– Вы самоуверенны, как Дон Базилио, – усмехнулась Шелла, пожимая протянутую руку.
Первым, кого Артур встретил, приехав утром в Ядерный центр, был Имант Ардонис. Барк поздоровался, Ардонис в ответ высокомерно кивнул, не протянув руки. Помощник доктора Ленца выглядел озабоченным.
«Погоди, голубчик, дай срок. Выведу тебя на чистую воду», – подумал Барк, глядя вслед удаляющемуся Ардонису. Имант шагал прямо, руками не размахивал – верный признак скрытности характера. «Мечтает совершить переворот в науке», – вспомнил Барк вчерашние слова Шеллы. И, наверное, дворец своей мечты хочет воздвигнуть на костях шефа. Все они таковы – чистоплюи, красавчики, белоручки. Для них другие должны таскать каштаны из огня, делать черную работу. Если говорить начистоту, то Барк немного завидовал Ардонису.
В сущности, что может быть гнуснее слежки, сыщицкого дела? Но из полиции теперь так просто не уйдешь. А из него мог бы выйти неплохой физик. Это сказал не кто-нибудь, а сам доктор Ленц. Слова Гуго Ленца поразили агента, и он часто вспоминал их.
Нет на свете справедливости, – так подытожил Артур Барк свои размышления и, вздохнув, отправился в нейтринную лабораторию.
Сегодня Барк решил после рабочего дня переждать всех. Он опасался, что Ленц засиделся заполночь или, чего доброго, останется в Ядерном до утра, как иногда случалось, особенно в последнее время. Но этого не случилось.
Последним ушел Имант Ардонис.
Артур бродил по пустынным лабораториям. Ровно гудели генераторы, по экранам осциллографов струились голубые ручейки, автоматы делали привычное дело, и Артур подумал, что присутствие человека здесь, пожалуй, ни к чему. Впрочем, будучи парнем неглупым, он понимал, что это – мнение профана, ничего не смыслящего в ядерной физике.
При входе в зал, где располагался ускоритель, дорогу Барку преградили две скрещенные штанги автоматической защиты.
– Сотрудники должны удалиться, – пророкотал низкий голос.
– У меня разрешение доктора Ленца, – сказал Артур и вынул жетон, по которому мгновенно скользнул луч фотоэлемента. Штанги втянулись в гнезда, и Артур вошел в зал.
Он оглядел рабочие места сотрудников, тщательно просмотрел записи, перерыл содержимое мусорной корзины, разглаживая каждую бумажку.
Затем направился в кабинет Иманта Ардониса. Осмотр не дал ничего. Артур смутно надеялся обнаружить какую-нибудь улику, вроде черновика анонимки, адресованной Гуго Ленцу, или что-то в этом роде. Однако Ардонис, видимо, уничтожал все, что могло бы скомпрометировать его.
Перекладывая содержимое письменного стола, принадлежащего Ардонису, Бар наткнулся на валик биозаписи – подобные стерженьки заменяли прежние записные книжки.
Недолго думая, Барк сунул валик в карман.
Во время длительной процедуры контроля на выходе и позже, по пути домой, Барк неотступно думал о Шелле. Было в ней что-то, привлекавшее Барка. Может быть, какая-то загадочность? Барк вздохнул. Для Шеллы, похоже, в целом свете существует только доктор Ленц. А тот, кажется, совсем не замечает свою секретаршу.
Барк выяснил, что Шелла прежде работала в «Уэстерне», а затем, по непонятным причинам, перешла в Ядерный центр. Быть может, чтобы быть поближе к Гуго Ленцу?…
Дома Артур вспомнил про валик Иманта Ардониса и сунул шестигранный стерженек в воспроизводитель.
Агент ожидал услышать нужные цифры, формулы, расчеты кривых, бесконечные иксы-игреки, успевшие уже навязнуть в ушах за четыре дня работы в Ядерном центре. Но первые же слова, слетевшие с мембраны, заставили его насторожиться.
«– Не могу понять поведение Гуго. Похоже, он решил остановиться на полпути, – громко звучал в комнате ненавистный голос Иманта Ардониса. – Прямо Гугенот об этом не говорит, но я привык расшифровывать его затаенные мысли».
Барк уменьшил громкость.
«– Остановиться на полпути? Свернуть, перечеркнуть опыты, когда до цели рукой подать? Чудовищно, – скороговоркой вещала мембрана. – Бомбардировка кварков, которую мы почти подготовили, должна разрушить последнюю цитадель, сооруженную природой на пути познания материи.
Человек, меньше чем я знающий Ленца, мог бы подумать, что Гугенот испугался последнего шага. Цепная реакция, которая может вспыхнуть? Сказки. А если даже не совсем сказки – все равно. Надо же чем-то заплатить за победу? Разве бывает битва без жертв?
Даром ничто не дается – доктор отлично понимает. Раньше он любил повторять эту мысль. Так что же заставило его изменить взгляды?
Только не трусость. Гуго всегда был бесстрашен. Как он прыгнул тогда, в Швеции, в водопад! У меня до сих пор перед глазами его распластанная фигура в смокинге.
Нет, дело здесь в другом. Но в чем же тогда? А, к черту Ленца. Кварки нужно расщепить, все остальное не имеет значения.
Я сам доведу дело до конца…»
Голос умолк. Затем послышалось пение – отчаянно фальшивя, Ардонис напевал песенку «Я пришлю тебе гвоздику».
– Так вот чем заняты его мысли, – подумал Артур Барк.
Пение смолкло.
«– …Кварки будут расщеплены. Меня ничто не остановит», – резко произнес голос Ардониса после короткой паузы, и биозапись закончилась.
– «Меня ничто не остановит», – процедил сквозь зубы Барк, тщательно пряча валик. – Остановим тебя, голубчик!
Теперь – срочно к шефу. Неважно, что скоро рассвет. Новости, связанные с делом о гвоздике, Арно Камп велел доносить агентам в любое время суток.
Барк надеялся на награду или поощрение по службе, и кажется, надежды его оправдались.
Прослушивание валика привело Кампа в хорошее настроение.
– Важная улика, – несколько раз повторил он, поглаживая стержень. – Тонко, тонко задумано…
Барк впервые видел грозного шефа в домашней пижаме и туфлях на босу ногу.
– Продолжать за Ардонисом наблюдение? – спросил Барк, деликатно отводя взгляд от волосатой груди Кампа.
Шеф подумал.
– Арестуем Ардониса. Так вернее, – решил он.
– Не рано ли? – осмелился возразить Барк.
– Его опасно оставлять на свободе. Но действовать нужно чрезвычайно деликатно.
– Возможно, у Ардониса есть сообщники…
– Не исключено. Поэтому наша акция не должна спугнуть их, – сказал Камп. – План действий для меня начинает проясняться. Заполучим Ардониса, а там уж он расколется, как миленький. И дело о гвоздике будет сдано в архив.
С некоторых пор Имант Ардонис заметил, что пользуется чьим-то неусыпным вниманием, причем не очень приятного свойства.
На улице какой-нибудь внешне вполне приличный тип вроде бы случайно толкал его плечом, а вместо извинения нахально улыбался.
В подземке Ардонису чаще, чем обычно, наступали на ноги.
Впрочем, Ардонис допускал, что это могло оказаться простой мнительностью, игрой расстроенного воображения: работал Имант в последнее время больше чем обычно. Он перестал доверять Ленцу, особенно после его скандальной лекции, и все рекомендации шефа проверял наново, на счетной машине, а то и с карандашом в руке.
Влечение сердца или служебная обязанность? Артур усмехнулся, задав такой вопрос своему отражению в зеркале.
Верно, Шелла ему нравилась. Но не менее важно было разобраться в обстановке, которая сложилась в Ядерном центре. Мог ли кто-либо из сотрудников написать письмо с угрозой Гуго Ленцу? И если мог, то кто?
Работа Артура Барка по расследованию продвигалась чересчур медленно, что начинало не на шутку беспокоить его.
Больше всего подозрений падало на Иманта Ардониса, первого помощника Ленца.
Барк несколько раз пытался ставить Ардонису хитроумные ловушки, но невозмутимый Имант без труда избегал их.
«Скользкий тип!» – подумал Артур об Ардонисе, завязывая галстук, и тут же одернул себя: объективность прежде всего!
Антипатию к Иманту Ардонису Барк почувствовал в первый же день знакомства, когда тот мимоходом прошелся в пренебрежительном тоне насчет полицейских ищеек.
Но антипатия – антипатией, нужны факты. Агент не имеет права строить версию на песке, хотя бы и на песке интуиции, – вспомнил он одно из любимых изречений Арно Кампа.
Кстати, шеф в последнее время ведет себя странно. Прежде всего, удвоил в Управлении охранные наряды. Далее, хотя и не отказался от своих демократических замашек – пользоваться общественным транспортом, чтобы узнавать «из первых рук», чем дышит народ, – но теперь уже не ездил в одиночку. Жюль рассказывал, что старина Камп распорядился, чтобы его повсюду – на улице, в подземке – сопровождали переодетые агенты.
Жюль уверял, что и шеф получил письмо с гвоздикой.
А что? Вполне возможно. В конце концов, полиция не хуже других, а любят ее намного меньше.
Артур возлагал на театр большие надежды. В неслужебной обстановке Шелла должна быть разговорчивей.
Общаясь со всеми сотрудниками как секретарь Гуго Ленца Шелла, конечно, должна была знать многое. Она, возможно, слышала обрывки разговоров, которые могли бы дать Артуру Барку путеводную нить или хотя бы какую-то зацепку для расследования.
Молодые люди встретились, как было условлено, у входа в театр.
Шелла выглядела красивой и оживленной. Улыбясь, шутила.
До начала спектакля осталось немного времени. Артур усадил Шеллу на пуф в укромном уголке фойе.
Шелла без умолку болтала. Артур осторожно старался направить поток ее красноречия в нужную сторону, в русло Ядерного центра. Однако его усилия привели только к тому, что Шелла вдруг начала с увлечением расписывать дона Базилио: какой это умный, воспитанный, потешный кот, как он обожает доктора Ленца, ест только из его рук и свысока относится к остальным сотрудникам.
– А что если Дон Базилио не кот, а кибернетическое устройство? – неожиданно для себя выпалил Артур. – Знаете, запрограммировать простейшие рефлексы совсем не трудно.
– Вы занимались биокибернетикой?
– Мм… немного, – сказал Артур. – Представьте себе, что кибернетики слепили устройство, которое умеет мяукать, лакать молоко и отмечать своим вниманием одного определенного человека. Затем устройству придали нужную кошачью форму, расцветку – и, наконец, пожалуйста: Шелла этого кота обожает не меньше, чем он доктора Ленца.
– Вот и видно, что вы у нас работаете без году неделю, – сказала Шелла. – Неужели вы думаете, что охрана Ядерного не предусмотрела такой возможности? На территорию центра не проникает ни один робот. Вы же видели, какие там фильтры…
– Как в турецкой бане, – пробормотал Артур, но Шелла не расслышала.
Фойе постепенно заполнялось. Публика прохаживалась в ожидании начала спектакля.
– Вы давно знаете Иманта Ардониса? – словно бы невзначай спросил Артур.
– Давно. Имант Ардонис поступил в Ядерный центр еще при Ньюморе…
Упомянув Ньюмора, Шелла помрачнела.
– Вы, конечно, слышали о Ньюморе? – спросила она. – Да что я говорю. Разве есть физик, который не знал бы Ньюмора?
– Конечно, я знал его, – кивнул Артур. Он и в самом деле слышал о блестящем предшественнике доктора Ленца и его трагической кончине.
– Ах, Ньюмор… – печально сказала Шелла и умолкла.
– По-моему, Имант Ардонис знает свое дело, – сказал Артур после паузы.
– Свое – не знаю, но чужое – это точно, – откликнулась Шелла и поправила сумочку на коленях.
– Чужое? – безразличным тоном поинтересовался Артур.
– Ардонис вечно лезет не в свое дело, – пояснила Шелла. – В любой эксперимент сует нос, не считаясь даже с тем, кто руководит опытом.
– Но если опыт проводит доктор Ленц, я думаю, Ардонис вряд ли себе позволит…
– Позволит! – перебила Шелла. – Вы не знаете Ардониса. Для него нет авторитетов, нет ничего святого. Он признает только физику, и ничего, кроме физики. А ведет себя так, словно знает больше самого доктора Ленца.
– А может, оно так и есть? – бросил Артур.
Шелла посмотрела на Артура как на человека, сказавшего явную нелепицу.
– Имант Ардонис – фанатик науки, верно, – сказала она в раздумье. – Он может по три дня не выходить из лаборатории, не спать, питаться одним только кофе, – если ставится важный опыт. Я слышала, он мечтает совершить переворот в физике, первым расщепив кварки. А почему, собственно, вас интересует Имант Ардонис?
– Ардонис мне ни к чему, – пожал плечами Артур. – Если уж на то пошло, я хотел бы побольше узнать о Гуго Ленце.
– Лучше доктора Ленца никого нет! – убежденно произнесла Шелла. – Поработаете у нас еще немного – сами убедитесь.
По сигналу они прошли в партер. Зрители заполнили все места, но свет в зале еще горел.
– Мне кажется, они все же дружны – Ардонис и доктор Ленц, – вполголоса сказал Артур, наклонившись к Шелле.
– Конечно… Общая работа… – неопределенно ответила Шелла.
Свет начал меркнуть, и на них зашикали.
Протяжно вздохнул аккорд, и переливающийся занавес – переплетение световых лучей – исчез мгновенно, словно испарившись.
Сцена представляла собой замок на берегу моря. Тяжелые волны били в скалистый берег, и Шелла поежилась от свежего ветра, пахнущего солью и йодом.
От замка к морю сбегала тропинка. Вверху показался человек в развевающемся плаще. Знаменитого трагика встретили рукоплесканиями.
– Обожаю Гамлета, – шепнула Шелла, не отрывая от глаз бинокль.
Артур рассеянно глядел на сцену. Началом вечера он был доволен. Пока все шло по намеченному плану. Во всяком случае, Шелла выложит ему все, что знает о каждом из сотрудников доктора Ленца, а там будет видно.
Однако надеждам Артура Барка не суждено было осуществиться.
Когда появилась тень отца Гамлета, с Шеллой произошло непонятное. Вздыхая, она затолкала бинокль в сумочку, и глаза ее в темноте влажно заблестели.
– Что с вами? – спросил Артур в антракте.
– Тень напомнила мне одну грустную историю, – сказала Шелла. – А тут еще мы говорили о Ньюморе…
– Расскажите, Шелла, – попросил Артур.
– В другой раз. Мы слишком мало знакомы, – ответила Шелла.
В антрактах Шелла была неразговорчивой. В ее хорошенькой головке, видимо, теснились какие-то не очень приятные воспоминания.
В общем, надежды Артура лопнули, как мыльный пузырь.
– Надеюсь, мы будем дружить, Шелла? – сказал Барк, прощаясь.
– Вы самоуверенны, как Дон Базилио, – усмехнулась Шелла, пожимая протянутую руку.
Первым, кого Артур встретил, приехав утром в Ядерный центр, был Имант Ардонис. Барк поздоровался, Ардонис в ответ высокомерно кивнул, не протянув руки. Помощник доктора Ленца выглядел озабоченным.
«Погоди, голубчик, дай срок. Выведу тебя на чистую воду», – подумал Барк, глядя вслед удаляющемуся Ардонису. Имант шагал прямо, руками не размахивал – верный признак скрытности характера. «Мечтает совершить переворот в науке», – вспомнил Барк вчерашние слова Шеллы. И, наверное, дворец своей мечты хочет воздвигнуть на костях шефа. Все они таковы – чистоплюи, красавчики, белоручки. Для них другие должны таскать каштаны из огня, делать черную работу. Если говорить начистоту, то Барк немного завидовал Ардонису.
В сущности, что может быть гнуснее слежки, сыщицкого дела? Но из полиции теперь так просто не уйдешь. А из него мог бы выйти неплохой физик. Это сказал не кто-нибудь, а сам доктор Ленц. Слова Гуго Ленца поразили агента, и он часто вспоминал их.
Нет на свете справедливости, – так подытожил Артур Барк свои размышления и, вздохнув, отправился в нейтринную лабораторию.
Сегодня Барк решил после рабочего дня переждать всех. Он опасался, что Ленц засиделся заполночь или, чего доброго, останется в Ядерном до утра, как иногда случалось, особенно в последнее время. Но этого не случилось.
Последним ушел Имант Ардонис.
Артур бродил по пустынным лабораториям. Ровно гудели генераторы, по экранам осциллографов струились голубые ручейки, автоматы делали привычное дело, и Артур подумал, что присутствие человека здесь, пожалуй, ни к чему. Впрочем, будучи парнем неглупым, он понимал, что это – мнение профана, ничего не смыслящего в ядерной физике.
При входе в зал, где располагался ускоритель, дорогу Барку преградили две скрещенные штанги автоматической защиты.
– Сотрудники должны удалиться, – пророкотал низкий голос.
– У меня разрешение доктора Ленца, – сказал Артур и вынул жетон, по которому мгновенно скользнул луч фотоэлемента. Штанги втянулись в гнезда, и Артур вошел в зал.
Он оглядел рабочие места сотрудников, тщательно просмотрел записи, перерыл содержимое мусорной корзины, разглаживая каждую бумажку.
Затем направился в кабинет Иманта Ардониса. Осмотр не дал ничего. Артур смутно надеялся обнаружить какую-нибудь улику, вроде черновика анонимки, адресованной Гуго Ленцу, или что-то в этом роде. Однако Ардонис, видимо, уничтожал все, что могло бы скомпрометировать его.
Перекладывая содержимое письменного стола, принадлежащего Ардонису, Бар наткнулся на валик биозаписи – подобные стерженьки заменяли прежние записные книжки.
Недолго думая, Барк сунул валик в карман.
Во время длительной процедуры контроля на выходе и позже, по пути домой, Барк неотступно думал о Шелле. Было в ней что-то, привлекавшее Барка. Может быть, какая-то загадочность? Барк вздохнул. Для Шеллы, похоже, в целом свете существует только доктор Ленц. А тот, кажется, совсем не замечает свою секретаршу.
Барк выяснил, что Шелла прежде работала в «Уэстерне», а затем, по непонятным причинам, перешла в Ядерный центр. Быть может, чтобы быть поближе к Гуго Ленцу?…
Дома Артур вспомнил про валик Иманта Ардониса и сунул шестигранный стерженек в воспроизводитель.
Агент ожидал услышать нужные цифры, формулы, расчеты кривых, бесконечные иксы-игреки, успевшие уже навязнуть в ушах за четыре дня работы в Ядерном центре. Но первые же слова, слетевшие с мембраны, заставили его насторожиться.
«– Не могу понять поведение Гуго. Похоже, он решил остановиться на полпути, – громко звучал в комнате ненавистный голос Иманта Ардониса. – Прямо Гугенот об этом не говорит, но я привык расшифровывать его затаенные мысли».
Барк уменьшил громкость.
«– Остановиться на полпути? Свернуть, перечеркнуть опыты, когда до цели рукой подать? Чудовищно, – скороговоркой вещала мембрана. – Бомбардировка кварков, которую мы почти подготовили, должна разрушить последнюю цитадель, сооруженную природой на пути познания материи.
Человек, меньше чем я знающий Ленца, мог бы подумать, что Гугенот испугался последнего шага. Цепная реакция, которая может вспыхнуть? Сказки. А если даже не совсем сказки – все равно. Надо же чем-то заплатить за победу? Разве бывает битва без жертв?
Даром ничто не дается – доктор отлично понимает. Раньше он любил повторять эту мысль. Так что же заставило его изменить взгляды?
Только не трусость. Гуго всегда был бесстрашен. Как он прыгнул тогда, в Швеции, в водопад! У меня до сих пор перед глазами его распластанная фигура в смокинге.
Нет, дело здесь в другом. Но в чем же тогда? А, к черту Ленца. Кварки нужно расщепить, все остальное не имеет значения.
Я сам доведу дело до конца…»
Голос умолк. Затем послышалось пение – отчаянно фальшивя, Ардонис напевал песенку «Я пришлю тебе гвоздику».
– Так вот чем заняты его мысли, – подумал Артур Барк.
Пение смолкло.
«– …Кварки будут расщеплены. Меня ничто не остановит», – резко произнес голос Ардониса после короткой паузы, и биозапись закончилась.
– «Меня ничто не остановит», – процедил сквозь зубы Барк, тщательно пряча валик. – Остановим тебя, голубчик!
Теперь – срочно к шефу. Неважно, что скоро рассвет. Новости, связанные с делом о гвоздике, Арно Камп велел доносить агентам в любое время суток.
Барк надеялся на награду или поощрение по службе, и кажется, надежды его оправдались.
Прослушивание валика привело Кампа в хорошее настроение.
– Важная улика, – несколько раз повторил он, поглаживая стержень. – Тонко, тонко задумано…
Барк впервые видел грозного шефа в домашней пижаме и туфлях на босу ногу.
– Продолжать за Ардонисом наблюдение? – спросил Барк, деликатно отводя взгляд от волосатой груди Кампа.
Шеф подумал.
– Арестуем Ардониса. Так вернее, – решил он.
– Не рано ли? – осмелился возразить Барк.
– Его опасно оставлять на свободе. Но действовать нужно чрезвычайно деликатно.
– Возможно, у Ардониса есть сообщники…
– Не исключено. Поэтому наша акция не должна спугнуть их, – сказал Камп. – План действий для меня начинает проясняться. Заполучим Ардониса, а там уж он расколется, как миленький. И дело о гвоздике будет сдано в архив.
С некоторых пор Имант Ардонис заметил, что пользуется чьим-то неусыпным вниманием, причем не очень приятного свойства.
На улице какой-нибудь внешне вполне приличный тип вроде бы случайно толкал его плечом, а вместо извинения нахально улыбался.
В подземке Ардонису чаще, чем обычно, наступали на ноги.
Впрочем, Ардонис допускал, что это могло оказаться простой мнительностью, игрой расстроенного воображения: работал Имант в последнее время больше чем обычно. Он перестал доверять Ленцу, особенно после его скандальной лекции, и все рекомендации шефа проверял наново, на счетной машине, а то и с карандашом в руке.