Михайлов Сергей. Наркодрянь

   Одна из таких встреч, правда, едва не закончилась плачевно для самого Мейсона. Он шел, беспечно высвистывая бравурную мелодию, и наслаждался недолгим ощущением прохлады во всем теле после купания. Он забыл на мгновение, где находится, и тотчас за это поплатился. Сельва напомнила о себе.
   Спасло Мейсона "шестое" чувство, развитое и отработанное на полигоне "S".
   Вначале он почувствовал на своей спине чужой недружелюбный взгляд, а затем услышал едва уловимый осторожный шорох прямо над собой.
   Голова Мейсона еще не успела переварить информацию, как тело уже рванулось футов на десять вперед. В воздухе Мейсон развернулся и упал на спину - лицом к предполагаемому противнику.
   При этом левая рука его уже сжимала колодку ножа, а правая - рукоятку револьвера.
   Прыжок этот спас Мейсону жизнь, потому что через какую-нибудь долю секунды на то место, с которого его унесли ноги, тяжело шлепнулось громадное пятнистое тело.
   Видимо, раньше ягуару не приходилось промахиваться. Он даже оцепенел на мгновение, соображая, куда делась добыча и каким образом она ускользнула из его лап? Но замешательство гигантской кошки длилось недолго - в следующий миг она коротко взревела и сверкнула Мейсону в глаза злобными зелеными огоньками. Затем кошка припала к земле, напружинив тело, но прыгнуть не успела: дымная полоса протянулась от правой руки Мейсона к голове ягуара. Прямо посередине между глазами вздыбилась опаленная шерсть. Из затылка кошки полетели красные клочья. Тело ягуара сразу обмякло. Он неуклюже завалился набок и, дернув задними лапами, затих.
   Мейсон утер со лба росинки холодного пота и выругался. Затем вскочил на ноги и осторожно приблизился к пятнистой туше, не спуская с нее глаз. Пнув для верности мертвое тело, Мейсон облегченно вздохнул.
   Со шкурой возиться не стал - предстояло еще пятнадцать суток скитаний, а за это время великолепный трофей неизбежно бы испортился. Но зубы ягуара - на память - не без труда выдрал и спрятал на дне ранца...
   ...В тот вечер в Кармеле, засидевшись в полутьме кабинета за полночь, полковник впервые осознал, что впутался не просто в опасное - в практически безнадежное дело.
   Да, Фрэнки - поганый сморчок, и ни он сам, ни его ублюдки против Мейсона не тянут. Ни в одиночку, ни при открытом нападении. Но открытого нападения может и не быть. Они уже вычислили полковника - и теперь будут подстерегать, будут охотиться - и так до той самой поры, пока пуля, или динамит, или яд не поставят точку в карьере бойца-одиночки.
   Гангстеры не забывают и не прощают. Охота может длиться долго, но закончится однозначно.
   И на беду свою, в городе Мейсон практически утратил "чувство спины", вколоченное годами тренировок и боев умение мгновенно и точно чувствовать опасность. Город - не джунгли, не мог пока Мейсон реагировать должным образом на каждого прохожего, на каждое приоткрытое окно, на каждую проезжающую машину.
   Стратегически ситуация складывалась совсем не в пользу Мейсона. Он оказался дичью.
   А перевернуть ситуацию, перехватить инициативу, нападать, а не обороняться - означало принципиально и необратимо изменить свой статус. Поставить себя вне закона.
   Объявить войну не кучке итальяшек-гангстеров, а Большому Дому, Соединенным Штатам Америки, чьи интересы, законы, народ он когдато поклялся защищать...
   5
   ...Боевая карьера молодого лейтенанта началась неудачно. Вначале задание показалось пустяковым - выйти к затерянной в джунглях деревеньке и уничтожить разбазированные там две пусковые установки ракет типа "земля воздух".
   Основная цель - взять в плен русского военспеца.
   Ракеты эти только поступили на вооружение хошиминовской армии, но уже изрядно досаждали авиации. Естественно, командование интересовали некоторые технические детали.
   Гораздо позже, в расцвете своей карьеры, Мейсону приходилось брать такие установки, что называется, "с потрохами". Как? А просто: выбиваешь обслугу, цепляешь установку тросом, а пара грузовых вертолетов подхватывает трос, и... получите посылку. Но то было позже, а в первый раз Мейсон опростоволосился.
   Он уверенно вывел взвод к деревеньке, успешно обошел посты и нанес удар. Вьетнамцы в этой глуши чувствовали себя в полной безопасности - янки никогда не совали нос так далеко. Атака получилась стремительной и мощной, а главное - неожиданной. Они выбили обслугу и охрану одной установки, заминировали ее и ринулись к другой.
   На этом их наступление закончилось. Разбежавшиеся вьетнамцы рассредоточились, обхватили их кольцом и навязали бой на взаимоуничтожение. И его парни, его великолепные парни оказались совершенно не подготовленными к такому бою. Мейсон попробовал вывести группу, но не тут-то было: щуплые узкоглазые вьетнамцы прекрасно себя чувствовали в лесном зеленом массиве и великолепно стреляли.
   Уцелели только двое - сам Мейсон и сержант Доули.
   Эта неудача послужила Мейсону горьким уроком. Ведь он-то оценивал боеспособность группы, исходя из своих возможностей, и совсем забыл о солдатах. Да! Забыл! А они, несмотря на спецподготовку и боевой опыт, не умели того, что умел Мейсон. Они боялись джунглей, они не умели не только воевать в них, но и просто жить.
   По прибытии на базу Мейсон сразу подал подробный рапорт. Он всецело взял вину на себя, но все же главной причиной поражения назвал неподготовленность личного состава. В конце рапорта Мейсон просил командование предоставить в его распоряжение роту морских пехотинцев и дать шесть месяцев сроку на их дополнительное обучение.
   К просьбе Мейсона отнеслись с полным пониманием - ему не только дали роту и шесть месяцев, но и возможность самому подобрать в эту роту людей. И он нашел себе отменных ребят. Конечно, за шесть месяцев он не мог научить их всему, что умел сам, да и условий не было. Но коечему он их научил, а уж гонял до седьмого пота.
   В то же время он и занялся разработкой тактики, которая впоследствии принесла ему мировую известность в кругу "солдат фортуны" и грозное прозвище "Болотный оборотень".
   Действительно, для обычных войск болота - это сущее наказание. А для разведывательно-диверсионной группы? Да это дар Божий, если им умело пользоваться! Ну кто ожидает нападения со стороны болота? Кто станет тебя преследовать по болоту? Кто станет искать в болотах твою базу?
   Вертолет? Шум мотора слышен издалека, и ты всегда успеешь упасть в воду или грязь - попробуй разгляди... А что такое джунгли? На три четверти болото. Только научись им пользоваться...
   И Мейсон научился сам, тем более что кое-что уже умел, и научил своих солдат.
   Потрясающее это было зрелище, когда Мейсон демонстрировал командованию возможности своей роты через шесть месяцев усиленной подготовки.
   Генералов завезли в глухое место, на край грандиозной трясины.
   В бинокль было хорошо видно, как милях в трех прямо из трясины выскочила сотня зеленых чертей. Они, словно призраки, понеслись по зыбкой глади болота на легких досочках пробкового дерева. О! Это был настоящий "болотный серфинг"! Черти опирались коленом одной ноги о досочку, а другой ногой, обутой в своеобразную ласту, отталкивались, помогая движению еще и легким коротким веслом. И так они и впрямь неслись над совершенно гиблыми местами.
   Потом на расстоянии полумили от зрителей черти плюхнулись грязными животами на свои "серфы" и открыли убийственный огонь по установленным на берегу мишеням. В заключение они дружно ухнули в трясину и через полчаса вынырнули прямо под носом ошеломленных генералов.
   Что и говорить, зрелище получилось.
   Мейсон продемонстрировал генералам костюм, благодаря которому все эти фокусы стали возможны, гибрид легкого водолазного снаряжения и скафандра. Герметичный шлем с перископом и тонким воздуховодом. Перископ и воздуховод замаскированы под стебли тростника. Все это для того, чтобы "сидеть" на небольшой глубине, но если нужно нырнуть поглубже - баллон от акваланга за спиной, можно на часик перейти и на автономное дыхание. А как всплыть? Просто: надувной жилет, а к нему баллончик со сжатым газом. Нажал клапан жилет надулся, и ты, словно пробка, выскочил из любой трясины. А для погружения балласт не нужен - хватит винтовки, фанат, боезапаса и прочей дребедени.
   Правда, в процессе работы с комбинезоном и тренировок многое пришлось додумывать и доделывать. Так появилась специальная смазка для досок, предохранительные чехлы для оружия, водонепроницаемые ранцы и многое другое.
   ...Через год его подразделение стало едва ли не единственной боевой единицей, которой противник, мягко говоря, побаивался. А поскольку действия "особой команды" Мейсона хранились в строжайшей тайне, то вскоре по сайгоновской армии поползли самые невероятные слухи Доползли эти слухи и до солдат американского контингента, а вскоре стали и одной из излюбленных тем в бараках, где собиралось доблестное воинство.
   Рассказывалось все это таинственным полуприглушенным голосом. Наиболее ходовой была такая легенда: где-то в болотах Меконга прячется какое-то загадочное племя - то ли люди то ли духи. Вьетнамцы давным-давно выгнали их с исконных земель, и теперь эти люди-духи мстят.
   Они покрыты с головы до ног густыми волосами и разговаривают знаками. Наиболее суеверные рассказчики, пугливо зыркая по сторонам, сообщали, что тот, кто увидит такого духа днем, - ослепнет, а ночью увидеть духа и вовсе нельзя, можно только услышать протяжный вой, когда дух нападает.
   А еще говорили, что у этих духов громадные головы с торчащим посередине рогом и что белолицых людей они не трогают, а желтолицых и узкоглазых убивают при помощи странного оружия, похожего на бумеранг. Потом духи высасывают еще теплую кровь, прокусывая острыми зубами артерию на шее.
   Кстати, эта легенда Мейсону пригодилась - отныне он старался окружить действия своих солдат еще и мистичностью. Они раскрасили свои "скафандры" и освоили особый "победный" клич - эдакое завывание, напоминающее и волчье, и вампирское - имея в виду кинематографическую традицию, конечно.
   А потом война во Вьетнаме закончилась, но лавры победителей не достались никому.
   Война закончилась, но сам Мейсон недолго оставался без работы, более того, оказалось, что работы навалом.
   Вначале Мейсон напрактиковался в Африке, но здесь он выступал не как капитан морской пехоты США Джеймс Мейсон, а как вольнонаемный ландскнехт Отго Кюнель. Впоследствии Мейсону почти всегда приходилось защищать цвета университета "диких гусей" ["Дикие гуси" - так называют себя наемные солдаты], но подчинялся он только приказам командования военно-морских сил Соединенных Штатов.
   Как происходила вербовка?
   В один прекрасный день он в штатском костюме и с паспортом какого-нибудь Отто Кюнеля прибывал в Лиссабон или, скажем, в Мадрид и являлся по указанному адресу. Чаще всего по этим адресам размещались скромные конторы - "Правление общества любителей кактусов" или "Ассоциация борьбы за права бродячих кошек". Иногда это были кабинеты стоматолога или врача-отоларинголога.
   Здесь с утра до ночи шла усиленная, но малоприметная работа. Крепкие молодые люди с акульими зубами и лужеными глотками то и дело входили в кабинет и выходили минут через тридцать с довольными физиономиями - судя по всему, лечение шло успешно. И одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: права бродячих кошек будут защищены в любом бою, даже с хорошо вооруженной армией кошконенавистников, а уж о кактусах и говорить нечего...
   Мейсона, вернее Кюнеля, всегда ожидал радушный прием. Его появление никогда не было неожиданностью для специалистов по ушам и зубам. Мейсону вручали солидный аванс, и он отбывал в нужном направлении. А там, на месте, он по "счастливой случайности" находил своих старых боевых друзей сержантов Доули, Кэрола и других товарищей по Вьетнаму.
   Платили щедро: с одной стороны, на счет Д. Мейсона перечислялся двойной офицерский оклад, с другой - на имя Отто Кюнеля - исправно шли денежки в какой-нибудь нейтральный банк. Потом он получал и те, и другие.
   А еще он пользовался репутацией счастливчика, хотя некоторые считали его чистоплюем и задавакой. Так оно и было, только термины Мейсон предпочитал другие - человек чести и достоинства.
   Кличка же "Болотный оборотень" к нему пристала раз и навсегда. Правда, была в Африке еще одна - "Фиолетовый дух".
   6
   ...Пять дней прошли спокойно. Внешне спокойно. Драматическая история, когда на старом шоссе обнаружили угнанный "Шевроле" с двумя флоридскими бойцами, мертвым и полуживым, причем у последнего в руке зажата "беретта", из которой произведено четыре снайперских выстрела, - нашумела в газетах, но раскрыть загадку полиция пока не смогла.
   Обгорелые останки "Лендровера" на десятой миле в направлении Лос-Анджелеса привели, конечно, парней из службы шерифа к Мейсону, но все свелось только к обсуждению шансов получить страховку по недоказанному прецеденту взрыва бензобака и штрафу за неуборку мусора с автострады.
   Полковник обзавелся тяжелым "Мерседесом"
   с пуленепробиваемыми стеклами и расстался с поваром. Так получилось, что Рамон, получив весьма приличный чек в компенсацию за нервное потрясение и в счет будущих, вдруг воспылал острой ностальгией по Мексике и уехал - не исключено, впрочем, потому, что знал, с кем связался полковник, но не обладал мужеством старого вояки.
   Готовить сам полковник умел, хотя не любил, пока он решил не нанимать никого, обходиться своими силами, приняв минимальные меры предосторожности: например, позаботился, чтобы продукты привозил рассыльный из супермаркета, один и тот же, хорошо знакомый Мейсону парнишка-чикано.
   Субботний визит к Бруксонам прошел без осложнений, только веселье получилось несколько натуженным: слишком уж старательно они с Томом обходили несколько свежих тем, возможно, чтобы отойти от современности, от слишком горячего, Мейсон рассказал о своей отставке...
   7
   ...Группа - десять человек. Задача простая - проникнуть на территорию одной центральноамериканской страны и провести разведку. Маленькая страна эта стояла в конфронтации к его державе, но Мейсон шел не убивать разведка, и только...
   Они благополучно перешли границу и продвинулись в глубь страны на двести миль. Все шло прекрасно, а главное - вокруг такие знакомые и близкие джунгли.
   Мейсон словно возвращался в свою далекую молодость, и ему казалось, что это двадцатилетний Джеймс идет знакомой тропинкой, а не поседевший и изрядно побитый полковник Мейсон.
   Уже давно сгнили кости Хариша, убитого осколком гранаты в Заире, и Мак-Гейва, подорвавшегося на мине в последний год войны в Индокитае. А душа весельчака Сэма парит где-то над бескрайними болотами амазонской сельвы. Душа Сэма ищет пристанища - и не находит, ведь тело Сэма никто не видел и никто не уложил его в могилу. Сэм ушел к притокам Рио-Мансу в поисках пропавшего кадета и не вернулся. Кадета нашли - у него вдруг заработал передатчик. А у Сэма передатчика не было. Он ушел, уверенный в своих силах, и... сельва оказалась сильней.
   Да! Много воды утекло. Люди старели и умирали, а джунгли... Джунгли все те же. Все так же гигантские сейбы и бертолеции тянут к солнцу свои стройные шеи, все так же душат их в объятиях любвеобильные лианы. Томно истекают липким соком гевеи, и жарко благоухают царственные орхидеи. Бабочки припадают к ним в долгом поцелуе, и кокетливые колибри все так же суетятся вокруг.
   Все такое же, как и четверть века назад, как век назад и как тысячелетие назад...
   ...Они выполнили задание и пошли обратно.
   Трудно сказать, где Мейсон допустил ошибку, да и допустил ли вообще... Скорее всего противник знал о них и устроил засаду.
   Мейсон тренированным чутьем уловил запах опасности, изменил маршрут и ринулся к болоту.
   Здесь он окончательно убедился, что противник знает, с кем имеет дело, и повадки "Болотного оборотня" ему знакомы. Именно у кромки спасительного болота их и ждала засада. Мейсон обнаружил ее раньше, чем их засекли. Он пошел вдоль болота и снова наткнулся на траншеи, забитые вражескими солдатами. Мейсону это даже доставило горькое удовлетворение. Да! Его персона пользуется популярностью, если против него стоит чуть ли не стрелковая бригада.
   Оставался один путь - прорыв сквозь линию обороны. Шансы мизерны. Даже если они пробьются к болоту, их легко можно будет расстрелять с вертолета. Впрочем... выхода не было.
   Мейсон вернулся назад - к тому месту, где они вышли из болота и где притопили легкие досочки-серфы. Без этих досочек движение по болоту невозможно.
   Именно здесь их обнаружили и тотчас обстреляли. Подступы к болоту защищали все те же траншеи. Тогда они вырыли и себе окоп и заняли круговую оборону. Часа два противник потратил на то, чтобы обложить их укрепление со всех сто
   рон. Потом их обстреляли уже из миномета и предложили сдаться. Их уговаривали битый час, но они не имели права сдаваться - захват десяти морских пехотинцев и полковника ВМС США (хотя они были без знаков отличия) на территории чужой страны - случай беспрецедентный.
   В 15.00 уговоры прекратились, и их атаковали.
   Противник не торопился, да и куда ему было торопиться?
   Солдаты шли в атаку осторожно. У них явно был приказ взять группу Мейсона живьем. Иначе их расстреляли бы ракетами с вертолета.
   Мейсона такое положение вещей устраивало - он ждал ночи. До вечера они отбили еще две вялые атаки. С наступлением сумерек боевые действия прекратились. Но противник ждал ночного прорыва - и тогда Мейсон обманул его.
   Ночью они с сержантом Доули выбрались из окопа и поползли к траншее противника. Разведав расположение огневых точек, вернулись обратно.
   Чертовски это было трудно - ползти под прожекторами, продвигаясь в час по миллиметру, но Мейсон мог проделать и не такой фокус.
   Ночью они не пошли на прорыв. Не стал прорываться Мейсон и ранним утром, когда желтый зловонный туман выполз с болота и окутал все вокруг. Туман был столь густ, что в нем терялась даже мушка прицела на стволе винтовки.
   Мейсон знал, что его враги сейчас притаились в своих траншеях в полной боевой готовности.
   Каждый шорох, каждое движение на прицеле.
   Но вот туман стал рассеиваться. Солнечные лучи разорвали рыхлую стену тумана на лохматые серые клочья. Клочья расползались по сторонам и на глазах таяли, растворялись в воздухе. Мейсон приказал своим ребятам приготовиться, а сам все выжидал.
   Он словно перенесся в траншеи врага и там, вместе с солдатами противника, переживал и гнетущую напряженность ночи, и тревожное ожидание смерти, которая всегда рядом... где-то здесь...
   Скорей бы, скорей рассеивался проклятый туман... Вот, наконец... Солнце победило болото.
   Оно еще извергает из глотки клубы желтого дурмана, но это уже агония.
   Мейсон даже вздохнул облегченно, как наверняка вздохнули в своих траншеях вражеские солдаты. Теперь они могут расслабиться, позавтракать, а может, и подремать - если командиры разрешат.
   И тогда Мейсон отдал тихую команду, и бойцы бесшумно выползли из своего окопа.
   Если чудеса возможны, то они такое чудо совершили. Рассыпавшись веером, они, прикрываясь только травой, приблизились вплотную к траншеям.
   Посади противник на дерево хоть одного снайпера, их атаку пресекли бы в самом начале. Но, к счастью, на деревьях снайперов не было. Им удалось подползти к самому брустверу траншеи. Расчет Мейсона оказался верен солдаты противника завтракали, и Мейсон слышал звяканье котелков и веселый разговор. Опасности они не почувствовачи.
   Мейсон осторожно вытащил из подсумка гранату и выдернул кольцо. Там, в траншее, кто-то сострил:
   - Интересно, этот "Болотный оборотень"
   жрет кашу или нет? Если жрет, то наверняка заявится на обед.
   В ответ послышался громкий смех. Это разозлило Мейсона - он действительно уже сутки ничего не ел. И тогда он набрал в грудь побольше воздуха и... Странный гортанный звук разорвал тишину и оборвался на пронзительно-высокой ноте. И тотчас еще десяток глоток ответили ему.
   От этого воя даже у самого Мейсона пробежали холодные мурашки по коже, а у тех, в траншеях, наверняка волосы встали дыбом и заледенела кровь.
   Мейсон швырнул гранату под ноги солдатам, оцепеневшим от ужаса и позабывшим про свои котелки. Дождавшись, когда над головой прошелестят осколки, он вскочил и ринулся вперед. Он мчался громадными скачками, круша прикладом все, что попадалось на пути. Потом на ходу швырнул гранату во вторую траншею, упал, снова ринулся вперед, перескочил траншею и лицом к лицу столкнулся с молодым смуглолицым офицером.
   Офицер, по-видимому, отлучался куда-то и торопился к своим солдатам. На лице офицера не отразилось ни удивления, ни испуга. Он просто не успел испугаться, когда Мейсон ударил его прикладом в лицо. Удар получился страшный - приклад разлетелся, а на Мейсона брызнули теплые тяжелые капли: кровь вперемешку со студенистой мозговой кашей.
   Вслед за офицером поспевал ординарец - громадного роста парняга. Этот, полагаясь на свою силу, не стал срывать автомат, а попросту попытался остановить Мейсона, пустив в ход мощные ручищи. Мейсон стремительно нырнул под расставленные объятия и вынырнул уже за спиной ординарца. Длинный клинок ножа сверкнул на солнце, описал дугу и упал на затылок бедняги, круша хрупкие шейные позвонки.
   Мейсон даже не оглянулся. Он был уже у самой трясины. И, погрузив в болотную жижу руки, стал судорожно шарить в поисках притопленной доски-серфа.
   Вот она! Еще взмах ножа! Стебель лианы, держащий доску, рассечен. Так. Крепления в порядке. Вот весло.
   Мейсон уперся коленом в колодку, быстро застегнул ремни, тяжелые шаги к болоту подбежал Доули, за ним - шестеро уцелевших. Подождав, когда последняя фигура, припав на одно колено к серфу, устремится в глубь бескрайнего болота, Мейсон помчался вслед за ними.
   Он несся словно глиссер, рассыпая веером брызги бурой воды и грязи, и отмахал уже ярдок триста, когда сзади захлопали выстрелы. Пули свистели возле ушей, взбивали фонтанчики по бокам и впереди, но вреда не причиняли. А Мейсон уходил дальше и дальше. Стрельба позади стала затихать, пока не прекратилась совсем...
   Мейсон видел несколько фигур в защитных комбинезонах, удаляющихся в глубь болота, по маршруту, отработанному с Доули, сам он шел замыкающим и уже счел себя вне опасности - и тут последний выстрел вместе со звуком донес и обжигающую боль в правой голени. И боль эта с каждым движением становилась все острей и острей. Она жадно терзала клыками кость, рвала ее на части и ползла все выше.
   Мейсон остановился и на ощупь затянул ремешок под коленом потуже: теперь этот ремешок выполнял роль жгута. Потом снова двинулся вперед, но уже медленней. Не хватало воздуха. Он задыхался и широко раскрытым ртом пытался выхватить из зловонных болотных миазмов хоть глоток чистого кислорода. Темп движения все падал.
   Затем Мейсон почувствовал, что не может больше двигаться. Глаза застилала красная пелена, в висках стучало так, словно кто-то пытался кайлом пробить себе ход из черепа наружу. По спине струйками стекал липкий пот.
   Мейсон отстегнул крепление и лег животом на доску, уткнувшись лицом в ее мокрую скользкую поверхность...
   Очнулся Мейсон от того, что неведомый странный запах вполз в ноздри. Чудесное благоухание струилось ручейком, заполняло мозг и вытесняло из него даже боль. И Мейсон, не в силах оторвать головы от мокрой доски, стал грести руками, медленно двигаясь на запах.
   Он долго греб так, пока доска не уткнулась во что-то твердое. Тогда он на четвереньках переполз на берег и рухнул, потеряв сознание.
   А когда открыл глаза, то сразу понял, что в окружающем его мире произошла странная перемена. Что-то вносило непонятную дисгармонию, и Мейсон долго напряженно соображал - что именно? И наконец сообразил.
   Тишина и запах.
   Он находился на небольшом островке. Такие островки часто встречаются прямо в сердце непроходимых трясин и служат пристанищем насекомых и гадов. Но здесь ни один москит, ни одна мошка не нарушали торжественной тишины.
   Над болотами никогда не умолкал ровный тихий гул, издаваемый миллиардами насекомых. Болото всегда было царством москитов, и ни одно живое существо не могло нарушить границы этого царства, не поплатившись шкурой - если она, конечно, не была защищена. Но здесь, на острове, царствовал другой владыка.
   Этим владыкой был запах. Густой сладкий аромат пропитал все вокруг и вытеснил "болотных братцев" с их исконной территории.
   Провидение, заставившее Мейсона тащить с собой аптечку, теперь могло спасти ему жизнь, и Мейсон, возблагодарив судьбу, принялся за дело.
   Шагах в десяти от него торчало на голом месте чахлое деревце. К нему Мейсон и пополз, волоча раненую ногу. Сняв ранец, он подтянулся и оперся спиной о ствол.
   За двадцать лет службы Мейсон многому научился, в том числе и полевой хирургии. Он сам был трижды ранен - и бесчисленное количество раз оказывал помощь раненым товарищам.
   Прежде всего он обнажил вену на руке и ввел большую дозу антибиотика и сильный наркотик.
   Затем разрезал ножом штанину и осмотрел рану.
   Пуля прошла навылет, раздробив по ходу большеберцовую кость. Но, слава Богу, артерия, кажется, уцелела. Осколки кости белели на дне раны под вывороченным куском кожи.
   Мейсон обколол рану раствором анастетика с антибиотиком, промыл дезинфектором и принялся, как умел, составлять обломки. В аптечке была проволочная шина, при помощи которой он и надеялся удержать их на месте.