Михайлов Владимир. Шестое чувство

вызывают одинаковые следствия. Это закон природы. А отсутствие
у нас бровей или, скажем, подбородка -- это, так сказать, небольшой
штрих к портрету, вольность художника, коим является Природа.
Таких мелких отличий у нас множество, но в общем мы похожи, это
вы должны себе уяснить, дорогой мой Николай Николаевич...

Дверь бесшумно ушла в стену, и на пороге
возник высокий человек в синем комбинезоне. Он был молод, черноволос
и широкоплеч, глаза его светились лукавством. Отсутствие у него
бровей и подбородка делали его похожим на моего гостеприимного
хозяина, будь он неладен...

Командир устремил на вошедшего гневный
взгляд и не отрывал его с полминуты, лишь высокий лоб его порой
хмурился, да пальцы рук нервно выбивали дробь по пластиковой поверхности
столика. Молодой инопланетянин стоял, смущенно потупив взор, и
изредка вскидывал на командира виноватые глаза. Но вот обмен взглядами
окончился, командир кивнул, и молодой человек бесшумно удалился.

-- Вот он, голубчик, -- сказал командир,
когда мы вновь остались вдвоем. -- Это тот самый бортинженер, о
котором я вам говорил. Вы не волнуйтесь, Николай Николаевич, я
его пропесочил, долго помнить будет.

-- Да когда же вы успели? -- удивился я.

Командир снисходительно улыбнулся.

-- Николай Николаевич, какой же вы, право,
еще ребенок. Вы что же думаете, две тысячи лет, которые нас разделяют,
-- так, пустой звук? Вы за свои сто лет вон что успели сделать.
Ну вспомните, Николай Николаевич, каков был уровень развития вашей
науки в конце прошлого столетия? Вспомнили? Появился первый паровой
двигатель, заявило о своем существовании электричество, Дарвин
создал теорию эволюции. А сейчас? Вы чувствуете, как далеко шагнула
ваша наука? Могли бы вы в прошлом веке представить себе, например,
такие понятия, как генетика, электроника, кибернетика, компьютер?
Космос, в конце концов? А сейчас в этом каждый школьник разбирается.
А ведь научно-технический прогресс не стоит на месте, он, как
вам известно, ускоряется, и чем дальше, тем быстрее. Ни один ваш
писатель-фантаст даже вообразить себе не может, что будет на Земле
через две тысячи лет. Просто не хватит фантазии, настолько вы
еще примитивно мыслите. А ведь мы "обогнали" вас именно на такой
срок. Мы -- это вы через две тысячи лет. Так неужели вы, уважаемый
Николай Николаевич, думаете, что наша наука, на несколько порядков
превосходящая вашу, не в состоянии создать более совершенного
способа общения, нежели обыкновенная человеческая речь? Ведь речь
имеет массу недостатков, затрудняющих и замедляющих обмен информацией.
Взять, к примеру, языковой барьер. Или трудность общения между
людьми разного интеллектуального уровня, словарный запас которых
во многом различен. Ведь что такое человеческая речь? Набор слов.
А что такое слова? Символы, эквиваленты, с помощью которых человек
пытается обозначить весь набор образов, мыслей, чувств и их оттенков,
каких-то абстрактных понятий, заложенных тем или иным способом
в его мозг. Но ведь слова не передают и десятой доли того, что
хочешь выразить. Так не лучше ли исключить их из общения и передавать
информацию напрямую, из мозга в мозг? Ведь тогда гарантируется
полная достоверность информации, передаваемой одним собеседником
другому. В вашем мозгу воспроизводится именно тот образ, который
я хотел бы вам передать.

-- Но ведь это же гипноз! -- воскликнул я.

-- Отнюдь. Гипноз предполагает подчинение
воли одного человека воле другого. А в нашем случае -- обыкновенная
передача мысли на расстояние. Мозг -- одновременно приемник и передатчик
информации. Он и у вас, землян, выполняет те же функции, но у
вас обмен информацией происходит посредством ушей и речевого аппарата,
мы же осуществляем этот процесс с помощью специальных рецепторов,
которые, кстати, есть у каждого человека, и у землян в том числе.
Другое дело, что вы не знаете, как ими управлять. Так вот, дорогой
Николай Николаевич, люди на нашей планете уже более восьмисот
лет пользуются этим необычным для вас способом общения. Восемь
веков назад наши ученые решили привить человечеству способность
принимать и передавать мысли без слов. И лишь спустя долгие годы
усердных трудов и поисков им, наконец, удалось добиться успеха.
Новому способу общения начинали учить детей чуть ли не с рождения,
и часто случалось так, что говорить и понимать человеческую речь
ребенок начинал позже, нежели напрямую общаться с мозгом родителей.
А через несколько поколений эта способность проникла в аппарат
наследственности, и теперь вместе с генами родителей передается
потомству. Отпала необходимость учить людей новому способу общения
(у вас он, кажется, называется телепатией?), дети рождались, уже
владея им. Значение человеческой речи, а, следовательно, и слов,
заметно уменьшилось. Люди замолчали, количество книг сократилось,
театры и кинематограф опустели, а телевизоры вообще перестали
включать. Дело в том, что нашей науке удалось разработать некое
устройство, которое позволило записывать мысли, ну, скажем, на
магнитную ленту, или передавать их по проводам. Включаешь утром
радио, а оттуда бесшумным потоком льются чьи-то мысли, скажем,
того же диктора, и рождаются в твоем мозгу одна картина за другой,
и "видишь" ты все это также отчетливо и ясно, как если бы сам
присутствовал, например, при уборке урожая или при запуске космического
корабля. А не хочешь радио, -- пожалуйста, к твоим услугам магнитофон!
Ставишь кассету с записью любимой книги и все ее содержимое как
бы перекачивается в твой мозг, причем процесс этот протекает без
единого звука. Разумеется, разговаривать мы не перестали, и книги
у нас сохранились, кроме того, слова, являющиеся кирпичиками человеческой
речи, совершенно упразднить нельзя, хотя на первых порах и предпринимались
подобные попытки. В некоторых случаях слова незаменимы, к примеру,
в большом городе без указателей и соответствующих надписей ориентироваться
просто невозможно. Есть множество других примеров, когда слова
являются единственным способом передачи информации. Но из общения
между людьми они почти совершенно исчезли. Новый способ общения
резко увеличил границы возможностей людей. Кроме того... Я вас
не утомил, Николай Николаевич?

-- Нет, нет! Что вы! -- воскликнул я, чувствуя
все возрастающий интерес к словам инопланетянина. -- Продолжайте,
это очень интересно.

Командир улыбнулся.

-- И все же я вас утомил. Вы ведь голодны,
не так ли? Можете не отвечать, я и так знаю, что голодны. Сейчас
как раз время обеда, а посему я предлагаю вам перекусить. Как
вы на это смотрите, Николай Николаевич?

Он был трижды прав: я был голоден, как
волк.

-- Да я вообще-то не прочь... Неудобно как-то,
-- неуверенно произнес я.

-- Да вы не стесняйтесь, Николай Николаевич!
-- Командир вскочил с кресла. -- И не бойтесь! Кухня у нас отменная,
и ресторан наш не из последних. Неужели вам не интересно, любезный
гость, взглянуть, а заодно и отведать, кулинарное творение рук
представителей иной цивилизации? По пути в ресторан мы могли бы
осмотреть наш звездолет. Ведь вас как инженера не может это не
заинтересовать. Верно? Я, Николай Николаевич, перед вами в долгу,
и теперь позвольте мне быть вашим гидом.

Дверь бесшумно отворилась, и командир звездолета
повел меня по длинным коридорам, чем-то напоминающим мне мое родное
НИИ. Любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами, и
я, осознав, наконец, всю неординарность ситуации, весь превратился
в слух и зрение. Новый знакомый водил меня по звездному кораблю,
подробно и обстоятельно рассказывая об устройстве различных механизмов
и приборов, объясняя принцип их действия и показывая их в работе.
Бесконечные коридоры, повороты, лестницы, лифты, разного рода
помещения, многокомнатные каюты для обслуживающего персонала --
все это создавало у меня впечатление о совершенно невероятных
размерах космического корабля. Меня приятно поразило то обстоятельство,
что большая часть звездолета была отведена под помещения, обеспечивающие
досуг и отдых звездолетчиков. Помимо персональных кают, имеющих
все мыслимые и немыслимые удобства, моим глазам открылись огромная
библиотека, кинозал, оранжерея, служившая одновременно и парком
для отдыха, и даже плавательный бассейн.

-- Вы, верно, заметили, Николай Николаевич,
комфорту у нас уделено особое внимание, -- сказал командир звездолета,
отвечая на мои мысли. -- Но иначе нельзя. Ведь мы иногда годами
не покидаем борта звездолета, и для многих членов экипажа большая
часть жизни протекает именно здесь, в Космосе. В частности, для
меня. Здесь мой дом, а дом должен быть благоустроенным.

Я кивал, соглашаясь со своим проводником.
И тут одна мысль вдруг пришла мне на ум.

-- А как же невесомость? Здесь ее совсем
не чувствуется.

-- Искусственная гравитация, -- односложно
ответил командир. -- Это вы должны знать.

-- Да, что-то такое слышал, -- неуверенно
пробормотал я, понятия не имея, что это за штука.

Мы двинулись дальше по коридору, освещаемому
призрачным зеленоватым светом. Звук шагов тонул в мягких пластиковых
полах, и идти было легко и приятно. Кондиционированный воздух
освежал мое пылающее лицо, я неустанно вертел головой и уже порядком
успел натереть шею о ворот своей куртки. Пахло фиалками.

Корабль словно вымер.

-- А где же люди? -- спросил я в недоумении.

Командир звездолета улыбнулся -- в который
уже раз.

-- Сейчас время обеда, и весь персонал собрался
в ресторане. Кстати, ждут нас. Идемте скорее, Николай Николаевич,
я ведь вас еще не представил.

Через пару минут мы вошли в великолепнейший
ресторан. В канделябрах, вделанных в стены, горели свечи, в дальнем
конце зала ненавязчиво тлел камин, отбрасывая слабые отблески
на дубовые панели, покрывающие стены, на небольших столиках стояли
изящные хрустальные вазы с голубыми розами в них, в воздухе носился
и незримо присутствовал манящий аромат чудесных цветов и пряный
запах отменно приготовленных кушаний. Около двадцати человек,
среди которых было и несколько женщин, молча поглощали пищу. При
виде командира с гостем все встали и склонили головы в вежливом
поклоне. Командир обвел зал пристальным взглядом и громко произнес:

-- Николай Николаевич Нерусский, первый
человек с Земли, которому суждено посетить нашу планету. Прошу
любить и жаловать. А это, -- он обратился ко мне, обводя рукой
зал, -- наша команда.

-- Они что, понимают по-русски? -- удивился я.

Командир усмехнулся.

-- Они понимают мои мысли, а речь предназначена
для вас... Прошу садиться.

Мы расположились за свободным столиком,
и тут же неведомо откуда выпорхнул белоснежный официант и в мгновение
ока заставил стол дымящимися кушаниями. Задвигались стулья, застучали
вилки, и персонал вновь принялся за прерванную трапезу. Никто,
казалось, не обращал внимания на гостя с другой планеты.

-- Угощайтесь, Николай Николаевич, -- сказал
командир звездолета, -- вам понравится. У нас отменные повара.
И пища вся натуральная, никаких консервов... Кстати, в отношении
спиртного у нас запретов нет. Если хотите...

-- А можно? -- недоверчиво спросил я, почувствовав
внезапную потребность промочить горло чем-нибудь горячительным.

-- Отчего же нет!

-- А что у вас есть?

-- Все! -- командир сделал широкий жест руками.
-- И наши напитки есть, и ваших земных хватает... Коньяк? Водка?
Бренди? А может, рейнвейн?

-- Водку, пожалуйста, -- почему-то смутившись,
сказал я. -- "Золотое кольцо"... если можно.

И как по мановению волшебной палочки на
столе возникла непочатая поллитровка со знакомой этикеткой.

-- Московского разлива, -- прокоментировал
командир. -- Приступайте!

Обед, действительно, был неземным как в
прямом, так и в переносном смысле. Никогда еще не чувствовал я
такого удовлетворения от процесса поглощения пищи. Особенно импонировало
мне то, что командир не отказался составить мне компанию в распитии
бутылочки огненной жидкости.

-- За наше знакомство! -- сверкая ослепительной
улыбкой, провозгласил командир. Я ответил тостом за дружбу всех
планет и миров, после чего трапеза возобновилась.

-- Продолжим наш разговор, -- сказал командир
после того, как мы несколько утолили свой голод. -- Теперь вы,
надеюсь, знаете, уважаемый Николай Николаевич, каким образом я
отчитал своего бортинженера, -- вон он, кстати, сидит? Для этого
совсем необязательно было подвергать и его, и ваш слух не совсем
благозвучными словосочетаниями -- он меня и так отлично понял...
Еще по одной? Ваше здоровье!.. Понимаете, Николай Николаевич,
мозг людей у нас открыт друг для друга, но если человек хочет
скрыть свои мысли от посягательства не совсем тактичных собеседников
или даже лиц посторонних, то стоит лишь заблокировать свой мозг
обычным мысленным приказом, и никто уже не в состоянии будет проникнуть
в тайники его сознания. Многие так и делают, и я считаю это правильным,
ибо на первых порах у нас появилось много любопытных, получавших
огромное удовольствие от копания в чужих мыслях... Ваше здоровье!..

Откуда-то сверху полились чарующие звуки
неземной музыки, и мысли мои сразу приняли иное направление.

-- Но, согласитесь... э-э... как вас...
-- начал было я, но запнулся, смущенно опустив глаза.

-- Какой же я осел! -- хлопнул себя по лбу
командир. -- Я же не представился! Какая бестактность!.. Арнольд
Иванович, -- слегка привстав со стула, церемонно произнес он. --
Страшно перед вами извиняюсь, дражайший Николай Николаевич, и
терзаюсь мыслью о нанесенном вам оскорблении.

-- Арнольд Иванович? -- недоуменно спросил
я. -- Гм...

-- Это земной аналог моего имени, -- пояснил
он. -- Мое настоящее имя слишком сложно для вашего языка, да оно
вам и не нужно. А вообще-то за мной закреплено несколько имен,
для каждой планеты, населенной разумными существами, -- свое. У
нас все звездолетчики, общающиеся с другими мирами, имеют по несколько
имен. Для вас я Арнольд Иванович... Так что вы хотели мне сказать,
уважаемый Николай Николаевич?

-- Согласитесь, Арнольд Иванович, -- начал
я, -- человеческий голос таит в себе много прекрасного и, лишившись
возможности слышать его, вы многое потеряли. Наша Земля знает
множество талантливых певцов, их голоса мы слышим с самого раннего
детства, это наша культура, наша гордость. И вы хотите лишить
людей такой прелести? Может быть, уже лишили? Да что певцы! Сам
по себе человеческий голос бесконечно красив и прекрасен, с его
интонациями, оттенками, настроениями... Вы рационалисты, вы во
всем ищете выгоду, удобство, забывая о прекрасном. Отметая слова,
вы отмели и совершенствуемый веками человеческий голос. А речь?
Как она красива в устах поэта или оратора! Далее, вы упомянули
про языковый барьер. Но и здесь вы правы лишь наполовину. Что
из того, что я не знаю итальянского? Зато с каким удовольствием
я слушаю оперы Россини на его родном языке! А слабые познания
в английском не мешают мне восхищаться голосом Джона Леннона или,
к примеру, Давида Байрона. Ваши слова напомнили мне бытовавшие
в начале века рассуждения о том, что с появлением кинематографа
отпадет необходимость в театре, а фотография вытеснит и уничтожит
живопись. Однако же они существуют! И будут существовать вечно,
потому что это искусство, а в искусстве нуждаются как те, кто
его создает, так и те, для кого оно создается, то есть люди.

Арнольд Иванович захлопал в ладоши и рассмеялся.

-- Браво, Николай Николаевич! Браво! Не
в бровь, а в глаз! Положили на обе лопатки. Вы правы, тысячу раз
правы. Действительно, человеческий голос должен жить, в этом я
с вами совершенно согласен. Были у нас в свое время перегибы в
этой области, многие специалисты ратовали за то, чтобы полностью
упразднить живую речь как пережиток прошлого. Но в конце концов
восторжествовала точка зрения так называемых умеренных, совпадающая
с вашей, дорогой Николай Николаевич. Вы правы, голос и живая речь
необходимы как один из элементов эстетического воспитания человека.
И поэтому у нас есть и опера, и эстрада, и фольклор.

Из общения между людьми речь тоже не исчезла
бесследно, но здесь она используется в основном не для передачи
информации, а, скорее, для выражения чувств, их оттенков, настроения.
В последнее время у нас появилась тенденция к возврату былого
значения человеческого голоса и речи. В конце концов у нас поняли,
что необходимо рациональное сочетание обеих форм общения, и что
эти формы должны не взаимоисключать, а дополнять друг друга.

-- Вот это другое дело, -- удовлетворенно
хмыкнул я. -- Так еще жить можно.

-- А вы молодец, -- хитро подмигнул Арнольд
Иванович, раскрасневшийся от выпитого спиртного, -- прямо в точку
попали... Еще по одной?..

Время шло. Я чувствовал себя великолепно.
Изысканный обед вкупе со спиртным поднял настроение, я расслабился
и сам не заметил, как закурил. Спохватившись, я смутился и хотел
было загасить папиросу, но Арнольд Иванович остановил меня жестом
руки.

-- Курите, курите, Николай Николаевич, я
рад, что вы чувствуете себя здесь столь непринужденно. Теперь-то
вы убедились, что я не враг вам?

Я с готовностью кивнул.

-- Я рад, -- продолжал Арнольд Иванович,
-- что смог заслужить ваше доверие, и буду просто счастлив, если
заслужу вашу дружбу.

От переполнявших меня чувств я не мог произнести
ни слова и лишь протянул руку через весь стол. Мы обменялись крепким
рукопожатием. Надо сказать, мировой мужик оказался этот Арнольд
Иванович.

-- Рукопожатие двух миров, -- прокоментировал
этот факт командир звездолета и засиял белозубой улыбкой.

Обед подходил к концу. Люди начали покидать
зал ресторана, молча кивая на ходу командиру и мне. Скоро мы остались
вдвоем. Арнольд Иванович широко зевнул и сказал:

-- Мы в пути уже два с половиной часа. Через
тридцать минут будем на месте.

-- Быстро добрались, -- удивился я. -- Неужели
вы так близко от нас?

Арнольд Иванович пожал плечами.

-- Да в общем-то рядом, каких-нибудь двадцать
парсеков.

-- Сколько?!

Арнольд Иванович снова улыбнулся.

-- Николай Николаевич, ваша наивность не
знает пределов. Мы ведь летим со сверхсветовой скоростью. Вы хоть
понимаете, что это значит?

-- Н-нет... -- обалдело пробормотал я, потрясенный
услышанным.

-- То-то. Ну что такое три часа? Так, пустяк.
Для нас слетать на Землю -- это все равно, что для вас съездить
в местную командировку. Все рассчитано по минутам, трасса изучена
досконально, полетом управляют компьютеры. -- Арнольд Иванович
на мгновение задумался. -- Вот помню, когда я сдавал экзамены на
права пилота звездного корабля, мне достался учебный полет в Пятнадцатую
Галактику к малоизученной планете с кристаллическими формами жизни.
Целых четыре месяца мы неслись к месту назначения!.. Да-а, давненько
это было... Э-эх, времечко летит... А то и по два года летали.
А вы говорите -- три часа!

Затуманенный алкоголем мозг соображал туго.
Я замотал головой, пытаясь стряхнуть с себя винный дурман. Сознание
того, что в данный момент я, старший инженер Нерусский Н. Н.,
опережая свет, несусь сквозь звездные миры навстречу неизвестности,
леденило мою душу. Хорошее настроение мигом улетучилось.

-- Опять вы за свое, -- укоризненно покачал
головой Арнольд Иванович. -- Я же вам обещал, что все будет хорошо.
Или вы мне не верите?

-- Я домой хочу, -- жалобно, словно заблудившийся
щенок, заскулил я.

-- Будете вы дома, клянусь. Ну что вы снова
раскисли?

Я сник и тупо уставился в пустую тарелку.
Командир порывисто поднялся.

-- Вставайте! -- сурово произнес он. -- Нам
пора собираться.

А полчаса спустя космический корабль бросил
якорь на своем родном космодроме.

 

Глава четвертая Большое Колесо встретило нас духотой и полным невниманием к моей персоне. По простоте душевной я рассчитывал на толпы восторженных инопланетян, приветственные речи официальных лиц, обилие цветов и тосты с шампанским, но ничего подобного я не увидел. Все было обыденным и подозрительно земным. Окинув взглядом участок космодрома, принявший наш звездолет, я обнаружил, что мы здесь не одни. Весь космодром представлял собой огромное поле, на котором, словно гигантские шахматные фигуры, стояли невиданные космические аппараты. Вернее, не стояли, а находились в непрерывном движении: кто-то взлетал, кто-то садился, а кто-то отползал, освобождая место для более ретивого коллеги. Кучки существ, описывать которых я не берусь в силу отсутствия необходимых слов и понятий в русском языке, способных передать их внешность, то и дело грузились в готовые к отлету корабли или, наоборот, выгружались из только что прибывших. Рядом с нашим звездолетом, буквально вслед за нами, плюхнулся, подняв столб пыли, старый ржавый космический самовар. Как только пыль несколько улеглась, из него вытекли три бесформенные вязкие существа и, хлюпая по взлетно-посадочной полосе, потекли в сторону небольшого серого здания, видневшегося у самой кромки летного поля. Туда-то и повел меня Арнольд Иванович, не менее моего озадаченный отсутствием встречающих. Он поминутно извинялся, озирался по сторонам и кого-то высматривал. -- Хороши, нечего сказать, -- ворчал он недовольно. -- Не могли встречу организовать. Дело первостепенной важности! -- передразнил он кого-то. -- Хорошо дело и хороша важность, коли никто даже пальцем не пошевельнул... В этот момент на космодром вылетел длинный, сверкающий черным лаком, автомобиль, стрелой промчался по нему и, взметнув к небу инопланетную пыль, замер у наших ног. -- Ну, наконец-то, -- облегченно вздохнул Арнольд Иванович. Из автомобиля выпрыгнул запыхавшийся молодой человек в распахнутом пальто и поспешно направился к нам. Я понял, что это за мной. Меня отвезли в третьесортный отель (во всех отелях более высших сортов, как мне сообщил позже мой проводник, разместилась многочисленная делегация, прибывшая на Большое Колесо из смежной Галактики по обмену опытом в области мелиорации и осушения болот на зараженных каким-то ужасным вирусом планетах Малого Элиптического Кольца). Первые три дня моего пребывания на Большом Колесе оказались весьма и весьма насыщенными. Меня таскали по каким-то экскурсиям, концертам, выставкам, действующим вулканам, сеансам эротического танца, от которых меня бросало то в краску, то в жар; масса новых впечатлений вливалась в мой мозг, не успевая там усваиваться и создавая полнейшую неразбериху в мыслях. Мой проводник -- тот самый, встретивший меня на космодроме -- неотлучно следовал за мной на протяжении всех трех дней, предупреждая все мои желания и прихоти; не забывал он, конечно же, и о культурной программе, все пункты которой я обязан был выполнить по воле неведомого мне составителя. Ни у кого на планете я не вызывал ни интереса, ни даже тени любопытства. Или туземцы уже привыкли к подобным посещениям, или я, действительно, был очень похож на них -- настолько, что они принимали меня за своего. Надо заметить, что я не выдерживал никакой конкуренции с многочисленными представителях иных миров, которые группами или в одиночку сновали по пластиковым тротуарам города, вызывая восхищение и поражая воображение местных жителей. Каких уродов здесь только не было: и рогатые, и многомерные, и шарообразные, и в виде медуз, осьминогов и даже горных козлов! Не удивительно, что на их фоне я выглядел серо, незаметно и буднично. Впрочем, я к матушке-природе претензий не имел: лучше быть двуруким, двуногим и об одной голове, нежели липкой, рыхлой, оплывшей, бесформенной тушей какой-нибудь медузы. Что же касается самой планеты, то она на меня впечатления не произвела. Планета как планета, ничего такого, о чем бы стоило здесь упоминать. Арнольд Иванович оказался прав: Большое Колесо, действительно, как две капли воды походило на Землю, и лишь незначительные мелкие детали, характерные для местной цивилизации, а также флоры и фауны, отличали ее от моей далекой родины. Признаюсь честно: поначалу я решил было, что Арнольд меня дурачит и что никакое это не Колесо, а самая обыкновенная Земля, но потом сомнения мои рассеялись, и я признал себя инопланетным гостем. Три дня наконец пролетели. На четвертый день я предстал перед Советом. Что это был за Совет и чем он занимался, я так и не понял, но одно было несомненно: сей орган обладал неограниченной властью и почитался на планете чуть ли не за Бога. Меня ввели в просторный зал, увешанный портретами седобородых старцев и мудрецов всех рангов и толков. Посередине зала стоял П-образный стол, за которым восседало человек тридцать, не меньше. Это и был Совет в полном своем составе. -- Подойдите ближе, -- сухо прозвучал под высокими сводами зала голос человека, сидящего во главе стола. Я повиновался. -- Вы -- Николай Николаевич Нерусский, житель планеты Земля системы звезды Солнце? Голос человека в центре стола звучал теперь торжественно и властно. Пряди его длинных седых волос волнами ниспадали на узкие плечи, а глаза буравили стоявшего перед ним землянина так, что мне стало щекотно, и я непроизвольно заерзал. -- Будьте добры ответить на поставленный вопрос, -- нетерпеливо прозвучал все тот же голос. -- Вы -- Николай Николаевич Нерусский, житель планеты Земля? -- Да. Человек с седыми волосами -- по-видимому, это был глава Совета -- встал, вобрал в тощую грудь побольше воздуха и возвестил: -- Многоуважаемый гость! Позвольте от имени Совета и всего нашего Большого Колеса поприветствовать в вашем лице первого человека с планеты Земля, ступившего на нашу территорию. Мы рады засвидетельствовать вам и всем землянам свое искреннее расположение. Я ответил что-то невпопад, после чего слово взял другой член Совета, молодой человек в пенсне и с маузером на боку. -- Прежде чем приступить к делу, -- начал он, -- я от имени здесь присутствующих и от себя лично приношу вам, гражданин Нерусский, наши извинения за пленение и насильственное отторжение вас от вашей планеты.