Это был новый голос, доселе незнакомый, и трое путешественников невольно подняли головы, удивляясь бесшумности, с какой новый посетитель проник в комнату.
Сказанные слова принадлежали тучному иссорианину, немолодому и, судя по уже возникшим у терран представлениям, неплохо одетому, весьма даже неплохо. На мясистом лице его глаза не казались столь пронзительными, как у его земляков, но производили впечатление значительно более внимательных. Вновь явившийся доброжелательно улыбался.
– Представляюсь, – вновь заговорил он: – Тих Алас. Прекослов. Те, кто оказывает вам гостеприимство, я полагаю, не помешают мне выполнить мое законное право быть вашим наставником и представителем в суде всех инстанций, в делах уголовных и гражданских… Во избежание ошибок поясняю: тих – не имя, а слово, говорящее о моей принадлежности к юридической корпорации. Так что употреблять его при обращении ко мне не обязательно.
Гост негромко кашлянул; коммерческий молодой человек метнул на него мгновенный взгляд – и сразу же они отвернулись друг от друга. Прекослов же слегка повернул к хозяину дома массивную голову.
– Итак, не возражаете?.. Что же, я полагаю, сейчас самое время заняться вашими проблемами – тогда вы по ходу дела, надеюсь, сможете убедиться в моей квалификации сами. Вы не против?
Он обращался к Изнову, почувствовав в нем, видимо, старшего; никто не стал протестовать, Изнов же вежливо наклонил голову, говоря:
– Мы выслушаем вас с большим интересом, прекослов. Как вы сами сказали, вы – законовед. Это меня радует. И моих друзей, смею заверить, не в меньшей степени.
– В таком случае – за дело, – сказал Алас. – Общие обстоятельства излагать не нужно: они мне уже известны. Итак, переходим к частностям. Прежде всего: у вас есть какие-либо вопросы?
– Действительно, – сказал Изнов. – Необходимы разъяснения. Потому что сейчас непонятно: если наш корабль подвергнут секвестру, то мы никак не можем продать его. Если же мы сохраняем все права на него, то предпочтем сохранить корабль для себя. Мы найдем возможность заправить его и продолжим наше путешествие – ибо на вашей прекрасной планете мы оказались совершенно случайно.
– Они рассчитывают лететь дальше! – воскликнул коммерсант с интонациями провинциального трагика. – Как вы думаете, далеко ли они улетят? До третьего спутника – если им даже разрешат подняться…
– Ну, ну, – протяжно проговорил Федоров. – Так в самом деле – что тут за хитрости? Давайте просвещайте нас.
– Да все очень просто, – сказал Алас без особой охоты; возможно, ему уже много раз приходилось давать подобные консультации. – Вы прилетели и оказались у нас, на Иссоре, тем самым сделавшись объектами нашего правосудия и участниками неизбежного процесса. У вас есть корабль. Строго говоря, он у вас был – потому что сейчас вы уже не можете им воспользоваться. Однако юридически он все еще ваш. Разумеется, его конфискуют – но только после вынесения приговора и его вступления в законную силу. И это открывает некоторые перспективы…
– То есть, мы можем его продать?
– Нет – потому что он под арестом. Но другие действия возможны. Сейчас вы еще можете завещать его. И даже, может быть, подарить – при стечении некоторых обстоятельств.
– Гм. А какая разница – продать, завещать или подарить?
Алас наставительно поднял палец, как бы концентрируя на нем внимание – свое и слушателей.
– По нашим законам, продажа должна состояться и быть зарегистрированной исключительно на Иссоре, поскольку она не может произойти без участия покупателя: без покупателя нет условий для договора купли-продажи. Завещание же может быть составлено где угодно. Как и договор дарения – но с ним могут возникнуть иные сложности. Завещать любое имущество можно лицу, находящемуся даже в другой галактике, и вовсе без его согласия. Однако тут есть одно строгое условие: ни один акт, касающийся корабля, не может, естественно, быть предпринят после того, как корабль – одновременно с вами – подвергся аресту. А все подобные акты вступают в силу лишь через десять дней после совершения. Так вот, если вы составили завещание – ну, скажем, месяц тому назад где-либо на другой планете или находясь в пространстве, – то оно имеет силу и для иссорских государственных, судебных и прочих инстанций и конфискация может не состояться. Вы понимаете?
– Разумеется, – подтвердил Изнов. – Однако документ ведь должен быть оформлен по всем правилам? И соответствующим образом заверен?
– Ну, само собой.
– Но у нас нет с собой нотариуса с той планеты, на которой мы пребывали до визита к вам.
– И не нужно. Вы же находились в пространстве. А на борту корабля все права власти, включая право заверять документы, принадлежат капитану. Один из вас наверняка ведь являлся капитаном этого корабля?
– Капитан – я, – сказал Меркурий.
– И документы, подтверждающие это, находятся у вас, я надеюсь, в полном порядке? Могу ли я в этом убедиться?
– Разумеется, – проговорил Меркурий, извлекая из внутреннего кармана своего одеяния плоскую металлическую коробочку. – Здесь это изложено на основных языках нашего галактического региона.
– Прекрасно. Таким образом, вы имеете полное и законное право надлежащим образом заверить акт дарения владельцем корабля… Это лицо, я полагаю, тоже находится среди вас?
– Находится, – подтвердил Меркурий. – Однако ваше предложение кажется мне неосуществимым по немаловажной причине…
– Ну, назовите ее, – проговорил прекослов; улыбка его яснее слов говорила о том, что для него препятствий в этом мире не бывает.
– Дело в том, что владельцем корабля являюсь тоже я. И вряд ли закон одобрит и согласится с тем, что я как капитан заверю акт о дарении, составленный от моего же имени.
Тих Алас оттопырил губу.
– Разумеется, – согласился он, – было бы лучше, если бы владельцем оказалось другое лицо. Однако… В нашем мире, друзья мои, все происходит в согласии с законом, и только так; но ведь согласие есть результат убеждения, не так ли?
– По-вашему, закон можно уговорить? – усомнился Меркурий.
– О, конечно же, нет; но ведь закон проявляется через действия людей – а человека, думаю, убедить всегда можно. Весь мой опыт подтверждает столь простую истину. На этом мы и будем строить нашу тактику. Итак, вы – капитан, и вы же – владелец интересующего нас корабля. Однако капитан, как и всякое живое существо, может на определенное время оказаться не в состоянии исполнять свои обязанности – ну, скажем, вследствие заболевания. Разумеется, заболевание это должно быть соответствующим образом заверено врачом или другим лицом, имеющим аналогичные права. У вас на борту есть врач?
– Нет.
– Тогда должно быть лицо, его заменяющее. Ведь без наличия в команде такого лица вы вообще не могли бы отправиться в полет – ни по нашим, ни по каким-либо другим законам. Я не ошибаюсь?
– В принципе вы правы, – кивнул, вступая в разговор, Изнов. – Однако наш вылет происходил в весьма специфических обстоятельствах, и мы были лишены возможности соблюсти все формальности и правила.
– Гм, – сказал прекослов. – В таком случае ваш полет вообще незаконен, иными словами, он уже сам по себе является преступлением из числа тех, которые караются, кроме всего прочего, немедленной конфискацией незаконного корабля в пользу государства. Нет, полагаю, что нам не следует излишне педалировать это обстоятельство – такая политика пошла бы нам лишь во вред. Но скажите: неужели среди вас нет никого, кто имел бы какую-то медицинскую подготовку?
– Я прошел ее… в определенных пределах, – сказал Федоров.
– Это просто чудесно. Можете ли вы чем-либо подтвердить ваше заявление?
– Гм… – Федоров задумался. – Боюсь, что у меня нет с собой соответствующих документов.
– Жаль. Однако это не так страшно. В нашем законодательстве существуют прецеденты, в соответствии с которыми лицо, формально не являющееся медиком, может быть признано таковым и получить право на соответствующие действия перед лицом непреодолимых обстоятельств. Допустим, три человека находятся в полной изоляции от общества и одно из них нуждается в оказании ему срочной помощи ради спасения его, а еще лучше – для спасения всей группы. В таких условиях право оказания срочной медицинской помощи предоставляется тому, кто способен на необходимые действия в большей степени по сравнению с остальными. В данных обстоятельствах это, несомненно, вы, и никто другой. – Алас слегка поклонился Федорову. – Итак, предположим, вы находились в полете, когда вашему капитану понадобилось оказание срочной медицинской помощи, иными словами – он выбыл из строя; вы оказали ему эту помощь и можете это необходимым образом засвидетельствовать. Не имея возможности оставаться на посту, капитан передал свои функции другому члену экипажа; в данном случае им могли бы быть вы, – на сей раз Алас склонил голову в сторону Изнова. – Пользуясь, хотя и временно, всей полнотой капитанских прав, вы заверили акт дарения корабля, совершенный его владельцем. Для законности такого акта нужно лишь, чтобы судовладелец находился в момент совершения акта в сознании. Что из этого следует?
– Что он не может находиться в приступе алкоголизма, – буркнул Федоров. – А жаль: это я мог бы засвидетельствовать, нимало не кривя душой.
– Советник! – укоризненно проговорил Изнов.
– Вы совершенно правы, – согласился Алас. – Его заболевание не должно быть связано с потерей сознания, это несомненно. Лучше всего, если это будет чисто механическая травма. Скажем, перелом руки. Хорошо бы обеих, но думаю, что и одной руки достаточно, чтобы капитан почувствовал себя временно непригодным к исполнению служебного долга в сложных условиях сопространственного полета. Вы согласны?
– Я не совсем понимаю, – сказал Меркурий. – Перелом – такая травма, которая залечивается достаточно долго, да и после этого остаются следы, которые с легкостью может обнаружить любая медицинская экспертиза.
– Вне всякого сомнения, это так, – подтвердил Алас. – Она их и обнаружит, не беспокойтесь.
– Но у меня нет никакого перелома!
– О, этот недостаток устраняется мгновенно.
– Что вы хотите этим сказать?! – закричал Меркурий.
– Я вижу, вы все уже поняли. Конечно, это неприятно – сломать руку; однако если на карту поставлено так много…
– Не согласен! – заявил Меркурий категорически. – Что же такое поставлено на карту, хотел бы я знать?
– Ваши жизни, только и всего.
– Я полагаю, – проговорил Изнов, – это не более чем метафора?
Алас усмехнулся.
– Вы делаете мне честь: по-вашему, я похож на поэта? Увы, мои способности лежат совсем в другой области. И когда я применяю какое-то выражение, я пользуюсь всегда лишь прямым, буквальным его смыслом. Так что можете не сомневаться: речь идет именно о ваших жизнях.
– Но почему?! Что мы такого сделали? Мы не успели еще как следует сойти на грунт этой планеты, встретиться с кем-либо, совершить хоть какой-то поступок. Что же может угрожать нашей жизни? Сами же вы говорите, что здесь царит закон…
– Могу еще раз подтвердить это. Однако вы, произнося слово «закон», имеете в виду – пусть непроизвольно – нечто, обращенное ко благу и основанное на справедливости.
– Несомненно. Но разве…
– Но у нас – другой мир. Я бы сказал – своеобразный. И у нас слова «закон» или «беззаконие» далеко не всегда соответствуют вашей традиции, а чаще – противоречат ей.
– Что вы знаете о нашей традиции?
– Я долго занимался юриспруденцией как наукой. Да-да, сколь бы невероятным это вам ни показалось, но этот старик, ищущий и находящий свою клиентуру по ночам в местах заключения среди людей, которым грозит страшная участь, и делающий это вовсе не из-за альтруизма, но ради заработка, – этот старик, говорю я, иными словами – я сам, был некогда… Но времена прошли, наши нравы изменились настолько и так стремительно, что я просто не смог успеть за ними. Или не захотел, возможно…
– Вы должны обязательно рассказать нам об этом! – потребовал Изнов. – Мы горим желанием знать как можно больше о всех мирах вашего региона – да и не только его.
– Возможно – если будут условия… Но не сейчас, разумеется. Сейчас вы горите совсем-совсем другим пламенем. Чтобы погасить его, у нас остается слишком мало времени и много дел, которые надо успеть завершить. Впоследствии, если ваше приключение закончится благополучно, я с удовольствием побеседую с вами за стаканчиком прохладительного – или, наоборот, согревающего. Но не теперь. Итак, на чем мы остановились? Ваш спутник, обладатель множества забот, какие даются обладанием кораблем и необходимостью этим же кораблем командовать, явно не хочет стать жертвой членовредительства. Если вы его поддержите, нам придется отказаться от этой идеи, хотя из всех возможных выходов такой явился бы наиболее простым и конструктивным… Ну что же – мы приложим все усилия и попытаемся уладить дело к всеобщему удовольствию. Итак, вы предпочитаете остаться капитаном – но в таком случае должны выдать другому лицу доверенность на право распоряжения вашей собственностью – в том числе и кораблем, являющимся предметом иска… Я хотел сказать – интересующим нас. Естественно, что доверенность эта по причинам, о которых я уже упоминал, должна быть выдана не на нашей планете и до вашей посадки на нее. Галактическое время вашего старта автоматически фиксировалось галакт-хронометром корабля, так что суду не составит труда установить, когда вы вылетели и сколько времени находились в полете. Много лучше, если доверенность будет датирована началом путешествия. Было бы блестяще, будь она выдана еще до вашего старта; но, к сожалению, мы вряд ли отыщем здесь нотариуса с одной или другой вашей планеты… Вот такой документ не вызвал бы ни малейших сомнений даже у самого придирчивого суда.
– А если бы такая доверенность у нас была? – полюбопытствовал Изнов.
– О, тогда все обстояло бы просто великолепно. Уважаемый владелец корабля перестал бы являться таковым – в присутствии его доверенного лица. Это лицо совершило бы, пользуясь его правами, зафиксированными в генеральной доверенности, акт дарения – и капитан корабля мог бы засвидетельствовать это деяние с кристально чистой совестью. Но у вас же нет такой доверенности?
– Она может возникнуть, – сказал Изнов.
– Вы хотите сказать, что найдете соответствующего нотариуса…
– Вовсе нет. Но это и не нужно. Незадолго до отлета мы трое, здесь присутствующие, находились на территории посольства моей страны в Синерианской империи. Территория посольства, как вам известно, является малой частью той страны, которую оно представляет. Там действуют законы этой страны, и те права, которые на корабле в рейсе принадлежат капитану, в посольстве принадлежат послу. То есть мне. И, таким образом, я имею все основания заверить подобную доверенность своей подписью и посольской печатью.
– Если она у вас с собой.
– Ну, ее я оставил бы разве что вместе с головой.
– Чудесно! Просто чудесно! В таком случае приступим немедленно к составлению необходимых документов и их оформлению. Акт дарения может быть составлен на мое имя, а уж потом…
– Итак, мы добьемся того, что конфискацию корабля можно будет предотвратить или, во всяком случае, ощутимо отсрочить, не так ли? – не дал ему договорить Федоров.
– Совершенно верно, – с готовностью отозвался Алас.
– И если наши затруднения кончатся благополучно, мы сможем располагать им?
– Ну, собственно говоря… Корабль вам все равно придется продать: у вас ведь, насколько я могу судить, не очень много денег – а они вам понадобятся, весьма и весьма. Другое дело – я могу помочь вам найти добросовестного покупателя, который, идя на риск, все же согласится купить его. И, выступая в роли владельца, пусть и фиктивного, я…
– Но уже по другой цене, – вставил невозмутимый Федоров.
Изнов почел вопрос насчет денег бестактным и лишь поджал губы.
– А сколько вам нужно, чтобы уладить все наши дела? – спросил Меркурий.
Прекослов усмехнулся.
– Сколько нужно мне – это не тот вопрос. Я лучше скажу, сколько потребуется вам.
Он вытянул перед собой левую руку с прижатыми к ладони семью пальцами. Правой отогнул один палец.
– Вас трое. Следовательно, вам нужны, самое малое, три семьи. Согласны?
– Три семьи? – недоуменно переспросил Изнов. – Зачем? Мы вовсе не собираемся обзаводиться здесь семьями…
– Вы не так считаете, прекослов, – вмешался Гост. Он, похоже, примирился с тем, что инициатива переговоров от него ускользнула из-за появления на авансцене лица более авторитетного. – На каждого из них нужно не менее двух семей, дело-то относится к высшей категории, значит – первая семья на их отмазку, а вторая – как гарант первой. Никак не меньше двух.
– Пожалуй, вы правы, достойный. Значит, самое малое – шесть семей. И по такому делу семьи должны быть никак не ниже месячных. Да, вам потребуются семьи высшего класса.
– Что вы, что вы! – снова перебил Гост. – Полуторамесячные семьи нужны, иначе их никто и слушать не станет. Если бы сезон к концу шел, а то ведь он только начался, все собреды голодны, им говорить охота, обличать, зубы показать, покрутиться перед пустозвонами…
– И это справедливое замечание. Итак, первый расход: шесть полуторамесячных семей. Их еще нужно найти…
– Ну-ка покажите все то, что вам надавали там, на торге, – сказал Гост.
– Что нам надавали? – не понял Изнов. Сообразительный же Федоров сразу стал вытряхивать из карманов визитки и просто лоскутки бумаги с адресами, номерами, именами.
– Давайте-давайте, – поощрил Алас. – И вы тоже. Ну-ка… Так, так… – Он быстро, как машинка для подсчета денег, пролистал все, разложил на две кучки. – Это совсем никуда не годится, это все по мелочам, на уровне карманной кражи… Ну а вон те – на худой конец разве что. Но по большому счету все это не то, что нужно.
– Четыреста, никак не меньше, – сказал Гост, сперва пошевелив губами – видно, считал про себя.
– Четыреста тысяч, – пояснил коммерсант. – Барсов Гра, понятно. Мы в сорах не калькулируем: слишком много нулей получается, технику зашкаливает.
– Дальше. – Прекослов отогнул второй палец. – Каждому из вас понадобится предответчик. Тоже серьезный. Высшего класса. Меньше ста ни один не возьмет, нечего и пытаться. И то их еще надо уговорить на аккордную оплату, они-то будут требовать почасовую; но если им уступить, они затянут слушание так, что тут одним кораблем не обойдешься – для этого их понадобилось бы продать целых три.
– Каждому по сто тысяч барсов, – разъяснил коммерсант, прищелкнув пальцами. Это у него получилось, как короткая автоматная очередь.
– Уже семьсот, верно? Теперь: пока пойдет рассмотрение, вам нужно будет пить, есть и оплачивать жилье.
– Но я полагал, – проговорил Изнов, – что нас будут содержать здесь, а следовательно, за счет властей – если это и вправду тюрьма.
– Это тюрьма акционерная, – сказал Гост, – и обязана приносить прибыль, я вам уже говорил. Первый день вашего пребывания нам оплачивает казна, а за каждый последующий платят сами клиенты. Но мы берем по очень умеренным ставкам, так что это не самый большой расход.
– И тем не менее, – сказал прекослов. – Далее: нужно умягчить окружение, верно? Чтобы вело себя соответственно. Будь вы иссорианами, все обошлось бы куда дешевле, но для пришлых у нас цены высокие. Принято считать, – тут он слегка усмехнулся, – что они являются, чтобы задешево скупить наш прекрасный мир, поэтому с них – иными словами, с вас – везде стараются содрать побольше. Что делать – времена и нравы! – Он вздохнул, лицо его сделалось печальным. – Приходится учитывать и расходы на медицину. Накладывать швы, делать примочки, компрессы ставить, кому-то, может быть, понадобится переливание крови…
– Боже мой, это еще почему? – не выдержал Меркурий.
– Никто не станет спасать вас от народного волеизъявления, скоразвлечений, созвучных древним традициям. В общем, медицина, считайте, тоже никак не менее ста тысяч салатовых.
– Опять же барсов, – коммерсант и тут не упустил случая разъяснить. Похоже, что сама возможность произносить название граанской денежной единицы доставляло ему чувственное удовольствие.
– Восемьсот уже, – подытожил Гост.
– Ну а остальное – на непредвиденные расходы. – Прекослов вздохнул. – Так что менее чем миллионом никак не обойтись, если хотите сохранить самих себя в относительной целости и хотя бы частичной исправности. В случае же…
– Дядюшка! – прервал его коммерсант, уже несколько минут внимательно глядевший в окно. – Кончай прения сторон. Едут, йомть.
– Прибыли за вами, – сказал Гост Изнову.
И действительно, по лестнице уже топали.
– Эй, ты! – проговорил Федоров повелительно. – Парень!
Угадав, что имеют в виду его, коммерсант обернулся.
– Согласны на твои условия! – твердо сказал Федоров. – Но с условием: аванс – половину – доставляешь через пять часов туда, где мы в то время будем находиться. Привезешь сам. Наличными. Быстро: да или нет?
– Да! – не задумываясь, ответил коммерсант.
– Советник! С какой стати… Почему?! – одновременно заговорили посол и Меркурий. Прекослов нахмурился. Гост смотрел на Федорова, прищурясь.
– Объясню потом. Уже некогда.
Тяжелые бутсы топали перед самой дверью.
– Клянусь своими ушами, – сказал Гост, – сейчас они снова дверь сломают. Ну что за скверная привычка: каждый раз обязательно что-нибудь сломать.
– Перевозку оплатят сами или за казенный счет?
– Собственно, – ответил ему прекослов, – сию минуту клиентура не в силах, но при согласии на краткосрочный кредит…
– Кредит будет на том свете, – ответил офицер. – Ну ладно, им же хуже…
– В какой участок вы их везете? – поинтересовался прекослов.
Офицер покосился на него, словно раздумывая: отвечать или не стоит?
– Не в участок. В Сброд. Наверное, будут подвешивать к большому колоколу.
И зычно скомандовал:
– Чего уснули? Выводить!
– Ох! – воскликнул Изнов после сильного тычка между лопаток. И тут же получил второй – за нарушение тишины. – Где ты, свобода слова?
– Да здесь она, – пробормотал Меркурий, с аристократической стойкостью перенося такой же удар прикладом. – Для одной стороны. Для другой существует полная свобода молчания. Если, конечно, не идет допрос.
– Вы уверены?
– Побои стимулируют память. Я начал многое вспоминать об этом мире…
– Ладно, – буркнул Федоров. – Воспользуемся хоть этой свободой.
На лестнице их догнал прекослов.
– Я с вами, – сказал он.
– Но вы же знаете, – почти шепотом, опасаясь нового тычка, проговорил Изнов, – что мы ничем не можем заплатить вам…
– Если бросить вас одних, то наверняка вам не удастся заплатить даже потом – и не потому, что вы не захотели бы. А так – остается хоть какая-то надежда, – ответил прекослов. – И кроме того – на моей нынешней работе так редко приходится общаться с приличными людьми…
– Ты тоже молчи! – угрожающе сказал прекослову солдат. – Не то сам схлопочешь!
Их запихнули в тесный броневик, где сидеть пришлось у солдат на коленях. Солдаты потели и пахли чем-то вроде смеси чеснока со скипидаром. Броневик страшно трясло. Прекослова в машину не пустили – просто оттолкнули и захлопнули дверцу. Он успел крикнуть только:
– Я найму автомобиль – потом поставлю в счет!..
Броневик вилял, судя по доносившемуся извне шуму, по все более оживленным улицам.
– Я чувствую себя маленькой девочкой, – сообщил Федоров. – Надеюсь, их любопытство знает пределы. Ненавижу таких – трехглазых и с носом уточкой. Вас тоже столь нежно обнимают? Я уже почти уверился в том, что я – девушка, переживающая семнадцатую весну.
– Не волнуйтесь, – откликнулся Меркурий. – Это просто чтобы мы не сталкивались головами.
– Меня укусили за ухо, – пожаловался Изнов.
– Это понятно: в такой тесноте вас нельзя стукнуть промеж лопаток.
– Но я ведь молчу!
– Может быть, вы слишком активно ерзаете у него на коленях. Как знать, с чем это способно у него ассоциироваться.
– Но вас же не кусают?
– Просто мы с Мерком ростом повыше, и до наших ушей им не дотянуться. Так что утешьтесь: вы страдаете, быть может, за чужие грехи. Интересно, долго нам еще ехать?
– Дьявол, – сказал Изнов. – Меня опять укусили.
– Терпение – достоинство дипломата, – наставительно сказал Федоров.
– Вам-то откуда знать это? – поинтересовался Меркурий.
– Увы, нас везут не для вручения верительных грамот, – вздохнул Изнов. – Что же такое этот пресловутый Сброд?
– Сброд не может быть ничем, кроме сброда, – ответил Федоров. – Ага, получил?
Солдат, опекавший советника, зашипел.
– Что там такое? – встревожился Изнов.
– Он стал слишком вольничать. Я его лягнул.
– Не позволим себе поступать опрометчиво, – предостерег Меркурий. – В конце концов…
– В конце концов будет конец, – сказал Федоров. – Но прежде чем он наступит, я постараюсь исполнить свое последнее желание.
– Как следует выпить? – попытался угадать Меркурий.
– Засветить между глаз тому, на котором я сейчас сижу.
– Не спешите, друзья, – посоветовал Изнов. – Опыт говорит, что в разных местах существуют различные обычаи. У вас в Империи, Меркурий, нам тоже многое показалось непривычным и странным. Может быть, и здесь все, что с нами происходит, – только лишь своеобразный ритуал, который…
Он не договорил: броневик остановился, тряска прекратилась. Задняя дверца отворилась, и солдаты стали выскакивать наружу и строиться в две шеренги, фронтом одна к другой. Арестованных вывели, поддерживая. На сей раз приклады не применялись. Последними выбрались трое солдат, на чьих коленях арестованные проделали весь путь.