Он перевел дыхание.
– Высокие собреды, я вовсе не строю гипотез. Я говорю, опираясь на конкретные факты, а именно: на бывшем космодроме государственным учреждением было сосредоточено некоторое, довольно значительное, количество протида, предназначенного для выполнения важного обязательства перед одним из сотрудничающих с нами миров. И вот этот протид бесследно исчез. Когда протидная инспекция начала вскрывать тару, в которой помещались специальные контейнеры, там, уважаемые собреды, оказался лишь мусор, обыкновенный мусор; только по запаху можно было установить, что в этой упаковке совсем недавно еще содержалось драгоценное вещество. Сопоставьте факты: протид исчезает – и почти одновременно на этом же космодроме появляется таинственный корабль с пустыми трюмами… Ребенок, собреды, невинный младенец не задумываясь объяснит вам, что между этими событиями существует прямая и неоспоримая связь!
Шум в зале возрос.
– Как всем известно, по принятому нами же шесть тысяч часов назад закону неразрешенный вывоз протида карается смертью, и попытка такого вывоза карается смертью, и неуплата или попытка неуплаты пошлины тоже карается смертью. Воистину жаль, что любого преступника можно казнить лишь однажды – даже самого закоренелого и страшного. А теперь скажите, высокоуважаемые коллеги: сможет ли даже самый искусный крючкотвор хоть в ничтожной степени поколебать выводы, на которых зиждется закон, обсуждаемый нами в этот миг? Отвечаю с уверенностью: нет и еще раз нет! Так стоит ли нам терять время, отвлекаясь от наших серьезнейших проблем, затрагивающих сами основы существования великой иссорской демократии, – терять на бессмысленные словопрения о судьбе трех иностранцев – судьбе, которую они сами для себя выбрали? Я полагаю, что… Стойте, куда вы, куда? Я не предоставлял вам слова! Нет, сядьте на место! А я не позволяю вам высказываться…
В зале поднялся шум, обсуждение прервалось. Кто-то рвался к столу, коллеги оттаскивали его и отталкивали, не жалея кулаков. Изнов пожал плечами:
– Это напоминает мне постановку в скверном театре. Немыслимо, чтобы таким образом приговаривали кого угодно к чему бы то ни было. Цирк, просто цирк – другого определения не могу найти.
– И тем не менее… – пожал плечами Алас, – именно так обстоит дело. Однако не унывайте чрезмерно. Я ведь говорил вам: все только начинается, настоящее дело впереди. Мы будем бороться за ваше полное оправдание.
– Каким же образом, хотел бы я знать? – спросил Изнов.
– Как везде. Свидетельскими показаниями. Искусством прекослова.
– Помилуйте, Алас! Какие свидетели могут доказать, что мы прилетели сюда по приглашению, если мы в самом деле его не имели? Другое дело – что причины, в силу которых мы здесь оказались, являются достаточно серьезными…
– Причины здесь никого не интересуют. А вот свидетельские показания…
– Кстати, – перебил прекослова Федоров, – а что это вообще за порядок судопроизводства: начинать с вынесения приговора, а потом доказывать его обоснованность или несправедливость? Во всех известных нам мирах принято поступать как раз наоборот.
– Вот и сидели бы в тех мирах, – ответил несколько обидевшийся Алас. – А у нас это вопрос традиций и целесообразности. Традиция заключается в том, что на Иссоре приговоры всегда выносились даже прежде, чем возникало обвинение. То есть не приговор исходил из обвинения, а наоборот, обвинение – из приговора. Что же касается целесообразности, то могу положа руку на сердце сказать: нет такого индивидуума, который не был бы виновен в нарушении хотя бы одного закона, на самом же деле, конечно, не одного, а множества. Простая логика говорит об этом: если одновременно существует множество законов, противоречащих друг другу, то, соблюдая один, вы тем самым нарушаете другой и тем совершаете преступление. Согласны? Ну а раз всякий житель так или иначе виновен, то и приговора он заслуживает заранее. Все очень просто и разумно.
– И как вы еще существуете? – пробормотал Изнов.
– Очень просто. Благодаря приспособлению к условиям существования. Как и на протяжении всей нашей истории.
– Не представляю, как можно к такому приспособиться.
– Не так уж сложно. Вот если бы суд не принимал во внимание свидетельских показаний, тогда выжить оказалось бы действительно затруднительным. Но у нас именно свидетели играют главную роль. Согласно нашей юриспруденции, один свидетель всегда выступает главным, а еще одиннадцать поддерживают его показания, то есть второй удостоверяет правдивость показаний первого, третий – второго, четвертый – третьего… И вот все наши граждане уже достаточно давно объединились в такие группы – по двенадцать человек. Каждая такая группа называется семьей.
– И все жители Иссоры разбиты на такие семьи?
– Ну, не все… Вернее, все те, кто подсуден, кто не обладает правом неприкосновенности.
– А кто же обладает таким правом? Собреды?
– Им владеют не они одни. Но об этом как-нибудь потом. Сейчас вы должны усвоить самые основы. А в основе основ – семья.
– Так, значит, об этих семьях нам и говорили?
– Да конечно же!
– Но кто и что может показать в нашу пользу? Нас никто на Иссоре не знает.
– Какая вам разница, да и им тоже? Они покажут то, что будет заказано. Но, как вы уже, наверное, поняли – за соответствующую плату.
– Но ведь если мы обвинены в нарушении всех без исключения законов, а их, вы сказали, очень много…
– Никто точно не знает, сколько. Да и количество их ежедневно увеличивается.
– Сколько же времени придется доказывать, что мы не нарушали ни одного из них?
– Успокойтесь: этого не потребуется. Если бы приходилось доказывать все до конца, то до сих пор не завершилось бы слушание и самого первого в нашей истории дела. Однако для того, чтобы каждое слушание оказывалось ограниченным во времени, уже давно был установлен принцип аналогии. Он заключается вот в чем: если вам удалось доказать, что вы не виновны в нарушении тринадцати самых серьезных законов, то принимается, что по аналогии вы и в остальных нарушениях тоже не виноваты. Ну, за исключением какого-то одного – вовсе не самого страшного.
– Значит, все-таки в чем-то виновны?
– Но мы же не можем допустить, чтобы кто-то был привлечен без всяких оснований. Нарушение обязательно должно быть. Обычно обвиняемый признается в нем сам, добровольно и откровенно, выбрав то, что ему более по вкусу и грозит минимальным наказанием. Это несложно, потому что доказывать истинность признания не нужно, свидетели к этому даже не привлекаются. В таких случаях суд ограничивается гуманной мерой: только конфискацией имущества.
– А без этого никак нельзя?
– Понимаете ли, содержать Великий Сброд стоит немалых денег – и с каждым часом все больше. Пока можно было, их брали в бюджете, но в конце концов бюджет не выдержал, хотя до того успели сменить десятка полтора начальников Департамента финансов. Сейчас мы оказались в долгах у всего галактического региона. Вот Сброду и пришлось перейти на самоокупаемость – а откуда ему еще взять денег, как не от конфискаций?.. Ага! Слышите?
– Что случилось?
– Как я и предполагал, объявили перерыв.
– Но до обеда еще как будто…
– Не на обед. Чтобы собреды могли подраться не перед столом руководства, а подальше отсюда – в подвальном этаже есть специальный зал, где можно вступить в единоборство с оппонентом любым способом: на шпагах, дубинках, даже на пистолетах – правда, с резиновыми пулями. Наши собреды, однако, предпочитают попросту – на кулачках. Подерутся, напряжение спадет, и можно будет продолжать обсуждение.
– Но о чем они, собственно, спорят? Разве тут есть хоть кто-нибудь, кто сочувствует нам?
– Вовсе не нужно, чтобы кто-то вам сочувствовал. Важно, что есть немало собредов, не поддерживающих председателя, – одни потому, что он слишком мягок, другие – потому, что жестковат, мало ли по какой причине… И они, естественно, пользуются любым поводом, чтобы выступить против его точки зрения. Вы или кто угодно другой – не имеет ровно никакого значения.
– Ну что же, и на том спасибо. Хотя было бы, конечно, приятнее, если бы хоть кого-нибудь тут действительно заинтересовала наша судьба. Вы что-то хотели сказать, советник?
– Да, собственно, ничего особенного. Я просто подумал: как знать – может быть, кого-нибудь она действительно заинтересует, и всерьез. Я имею в виду нашу участь.
– Что касается сочувствующих, – сказал прекослов, – то мы сейчас как раз и займемся их поисками. Перерыв подвернулся как раз вовремя. Как говорится, выворачивайте карманы.
– Но вы же прекрасно знаете, что у нас ничего нет.
– Однако вы ведь договорились с тем молодым человеком – я имею в виду покупателя. Я уверен, что он, как обещал, доставит вам деньги прямо сюда. Вы же сами дали ему время, чтобы найти нужную сумму. А до тех пор будем договариваться; на час-другой нам поверят в кредит. Надеюсь, коммерсант не знает еще об угоне корабля. А сейчас подошло время заручиться поддержкой кого-нибудь из собредов, потому что, не решив вопроса о корабле, они не смогут продолжать рассмотрение вашего основного дела, поскольку больше у вас конфисковать и нечего, кроме разве носовых платков. А чем запутаннее ситуация, тем нам веселее… Итак, я пошел вылавливать нужного нам собреда.
– В такой суматохе?
И в самом деле, хотя перерыв и был объявлен, собреды не дотерпели до подвального зала, и драка завязалась тут же, перед руководящим столом. Кто-то таскал кого-то за бороду, кто-то уже валялся на полу и его пинали ногами, у противоположного конца стола стенка шла на стенку. Стоял дикий шум. Спокойными оставались лишь солдаты – они с удовольствием смотрели даровой спектакль, заключали пари и, судя по отдельным их репликам, были свидетелями таких сцен уже не раз.
– Погодите, прекослов, – сказал Федоров. – Я пойду с вами.
– Охрана…
– С охраны сейчас можно снять сапоги, они и то не заметят. А я могу вам пригодиться при вербовке.
– Как, как вы назвали это?
– Профессиональный термин, – сказал Федоров, ухмыльнувшись.
* * *
Оставив товарищей по несчастью на их местах, Федоров вслед за Аласом медленно пробирался к столу. Драка разрасталась, как пожар на складе боеприпасов. В воздухе летали сумки, блокноты, законопроекты, выломанные подлокотники стульев. От всего этого приходилось ежесекундно увертываться.
– Какие темпераменты! – проговорил Федоров.
– Приближаются перевыборы, – пояснил Алас. – Неудивительно, что нервы у всех натянуты, как… как…
– Как резинка от трусов, – сказал советник, делая нырок, чтобы избежать столкновения с летящим башмаком.
– В такой обстановке трудно выбрать подходящего кандидата, – пожаловался прекослов.
– Напротив, – не согласился Федоров. – Самое подходящее время. Ищите того, кому достается больше всех.
Они огляделись, насколько это было возможно.
– Богатый выбор, – похвалил советник. – Вон, смотрите, того совсем прижали. Какой джеб! С таким не стыдно выйти и на профессиональный ринг! Однако партнер еще сопротивляется – нас это не устраивает. Ищите такого, что уже ушел в глухую защиту без всякой надежды из нее выйти без потерь… Ага! Вот то, что нам нужно!
И он, решительно расталкивая дерущихся, устремился в самый угол зала.
В этом углу события приняли воистину трагический оборот. Четверо собредов избивали одного, уже лежавшего на полу и лишь закрывавшего голову руками. Лицо поверженного было в крови. Он скорчился, приняв позу младенца в материнской утробе. Нападавших это, кажется, лишь раззадоривало.
– Это уже не бокс, – констатировал Федоров. – Это футбол. Напоминает мне финальный матч на кубок Терранской Федерации. Знаете, в целях безопасности я запретил бы собредам входить в зал в обуви. Нужны мягкие шлепанцы, как в музее. Ну что же – начнем, пожалуй…
И, приблизившись к игрокам вплотную, Федоров сделал выпад. Ближайший к нему собред, нелепо взмахнув руками, грохнулся на пол рядом с жертвой. Повернувшись, советник нанес оказавшемуся перед ним бойцу удар, в благородном искусстве карате носящий название ТЕЙСО УТИ – основанием ладони от бедра. Удар пришелся тому снизу в подбородок. Противник взлетел на воздух и грохнулся. Федоров отскочил. Нанес третьему МАЙЕ ГЕРИ КИКОМИ – ногой, параллельной полу. Оппонент согнулся, ухватившись за живот, и медленно осел, потом повалился на бок, откусывая воздух, как колбасу. Четвертый вовремя отступил.
– Приступаем к эвакуации, – скомандовал советник посольства. – Берите его под руку, как любимую девушку…
Сам он подхватил избитого собреда с другой стороны.
– Куда мы с ним? – пробормотал Алас.
– Сперва к нашим. А там подумаем…
Они протащили избитого через зал, тот царапал пол носками ботинок и всхлипывал. Кровь капала с лица.
– Поищите у него платок, прекослов, – посоветовал Федоров. – Или воспользуйтесь своим. Ничего, расходы окупятся…
– Нам следовало сперва выяснить, какой он партии, – сказал Алас, тяжело дыша. – Если он окажется сторонником председателя, вряд ли мы сможем уговорить его.
– Непохож, – возразил Федоров. – Для этого он слишком интеллигентно выглядит. У сторонников председателя тут явное большинство – недаром же тех было четверо. Нет, этот явно из оппозиции.
Наконец они добрались до своих. Усадили собреда на стул.
– Необходима первая помощь, – сказал Федоров. – Меркурий, займитесь им. Приведите в чувство – хотя бы настолько, чтобы он понимал, о чем с ним говорят.
Через минуту-другую собред и на самом деле пришел в себя. Обвел окружающих удивленным взглядом, поморгал глазами, потряс головой и, видимо, начал соображать, что с ним произошло.
– Они из партии поголовной свободы, – пробормотал он. – Это же разбойники с большой дороги…
– Вам нельзя ходить на заседания без телохранителей, – сказал Федоров.
– Это дорого стоит… Я очень, очень признателен вам за выручку. Как я смогу отблагодарить вас? Вы из моей партии? Из «Иссора за Иссору»?
– Нет, мы из партии «Мы за себя», – уточнил Федоров. – Но это неважно. Мы не выступаем против вас, наоборот – сейчас намерены предложить вам коалицию.
– Принимаю ваше предложение, – не задумываясь, ответил собред. – Какова ваша программа? Согласны ли вы поддержать нашу партию на выборах?
– О, безусловно, – заверил Федоров. – Всем, чем сможем. Тем более что мы не собираемся выдвигать своих кандидатов в ваших округах.
– Советник, что вы там мелете? – пробормотал Изнов по-русски.
– Занимаюсь вашим делом: дипломатией, – столь же тихо заявил советник. – Помолчите-ка лучше. И при надобности подтверждайте все, что я скажу.
И вновь повернулся к собреду.
– Сейчас мы проводим вас туда, где можно будет умыться, – сказал он, – и после этого продолжим переговоры. Скажите только офицеру, что мы действуем по вашему поручению. Он не станет возражать, я думаю. Тем более – такому авторитетному политику, как вы.
– Да, – согласился собред, приободряясь. – Я действительно пользуюсь здесь немалым авторитетом.
Он поднялся, пошатнулся, но устоял на ногах и направился к офицеру. Тот вскочил, выражая своим видом глубокое почтение и ничуть, кажется, не удивляясь несколько потрепанному облику политика.
– Похоже, его и на самом деле знают, – сказал наблюдавший за ними Изнов. – Как вы угадали, советник?
– Вчетвером не станут бить кого попало, – пояснил Федоров. – Простейшая логика. Да и потом – какой политик откажется признать себя влиятельной персоной?
Собред уже возвращался.
– Все в порядке, – сказал он. – Боюсь, что вам придется и на самом деле проводить меня. Я чувствую себя не самым лучшим образом.
– Мы рады оказать вам услугу, – заверил Федоров. – Все четверо. Идемте, друзья. Тих Алас, вы представляете, где здесь туалеты?
– Следуйте за мной.
И они покинули зал, где потихоньку догорало пламя кровопролитного сражения.
Благодаря предстательству собреда от партии «Иссора за Иссору» они удобно устроились в кантине для обслуживающего персонала, куда в порядке исключения допускались и посторонние. Пока ожидали заказа, благодарный собред легко согласился на просьбу подсудимых вчинить от их имени гражданский иск; взамен он добился их обещания стать его телохранителями вплоть до окончания сегодняшнего заседания Сброда.
– Прекрасно, – подвел итоги прекослов. – А теперь воспользуемся временем, которое у нас еще есть, и начнем переговоры с семьями. Будет очень хорошо, если вы, достойный собред, останетесь на время переговоров с нами: это сразу повысит наш авторитет.
– Ну что же, – благожелательно ответил собред. – С радостью помогу вам и в этом.
– Мы сердечно вам благодарны, – поклонился Федоров. Про себя он, впрочем, полагал, что сговорчивость собреда была вызвана всего лишь боязнью показаться во все еще волнующемся зале без только что найденной им защиты.
– Кстати, я думаю, что вам опасаться особенно нечего, потому что все основные обвинения, выдвинутые против вас, поддаются свидетельствованию. Думаю, что сию минуту вы сами в этом убедитесь: ваш прекослов уже возвращается с кем-то – по-моему, с представителем одной из семей, – принялся рассуждать собред.
И в самом деле, Алас поспешно приближался к столику; за ним поспешал солидный и хорошо одетый иссорианин.
Усевшись за столик и выслушав объяснения, он заявил, что никаких принципиальных трудностей в разбираемом деле не усматривает ни для подсудимых, ни для себя и своей семьи. Наоборот, все, по его мнению, было очень просто.
– И все же, я не уверен, – проговорил все еще не избавившийся от сомнений Изнов. – Например, то, что мы прибыли без приглашения…
– А почему, собственно, вы решили, что прибыли без него? – даже удивился семьянин.
– Но ведь приглашения нет?
– Но это вовсе не значит, что его не имелось. Почта, друг мой, у нас давно уже работает из рук вон плохо. Документ был вам отправлен, однако затерялся в дороге.
– Могут потребовать почтовую квитанцию…
– Могут, конечно. Но нигде нет прямого указания на то, что подобные документы следует отправлять именно заказными письмами. Письмо было простым, а следовательно, никаких квитанций не было и быть не могло. Зато еще одиннадцать граждан своими глазами видели, как я писал приглашение и отправлял его, и каждый из них с радостью подтвердит это.
– Вы буквально возвращаете меня к жизни, – проговорил Изнов.
– Да, именно это мы и делаем. Согласитесь: это немалая услуга, не так ли?
– Не могу выразить, как все мы вам благодарны.
– Ну, отчего же такое самоуничижение: не можете выразить! Очень даже можете. Это вполне в ваших силах. Благодарность у нас принято выражать в граанских барсах, в определенной их сумме.
– В какой же именно? – поинтересовался на сей раз Федоров.
– Ну, это можно без труда подсчитать. Сколько стоит сегодня жизнь? Тих Алас, вы не помните?
– Восемь тысяч сто двадцать пять соров, – сказал Федоров.
– Вы уверены?
– Так было написано.
– Вчера, друг мой, столько она стоила вчера. А сегодня?
– Она несколько подешевела, – не сдержав легкого вздоха, сказал прекослов. – Сегодня – восемь тысяч сто ровно.
– Видите, мы остаемся честными даже себе в ущерб, – произнес семьянин. – Значит, эта сумма и кладется в основу расчетов. Сколько вам лет, уважаемый?
– А какое это имеет значение?
– Весьма существенное. Пользуясь среднестатистическими данными и зная ваш возраст, мы можем более или менее достоверно установить, сколько вам еще предстоит прожить, если вынесенный вам приговор будет при нашей помощи пересмотрен или совсем отменен. Несчастные случаи в расчет не принимаются. И вот каждый час той предстоящей жизни, которую мы для вас сохраняем, требуется умножить на восемь тысяч сто соров…
– Но это же получится черт знает сколько!
– В сорах, друг мой, не пугайтесь: всего лишь в сорах. А если мы эту сумму… Одну минутку (он вытащил из кармана калькулятор)… Эту сумму переведем по нынешнему курсу в граанские барсы, то получим… получим…
– За все про все – четыреста тысяч, включая подготовку документов и все, что понадобится, – сказал Алас, не дожидаясь результата подсчетов.
– Аванс – сорок процентов – немедленно, – завершил семьянин, пряча калькулятор в карман.
– Мы готовы согласиться с вашими выкладками, – сказал Изнов семьянину. – Но вынуждены обратиться с единственной просьбой: оказать нам услуги в кредит. Видите ли, в данный момент…
– У вас нет денег?
– Вообще-то они есть. Но не при себе. Нам могут доставить их каждую минуту.
– Думаю, не позже чем через час, – уточнил Алас. – Пойду, попробую созвониться по этому поводу…
И он торопливо вышел из обеденного зала.
– Мне очень жаль, но на таких условиях мы не работаем. У нас ежечасно меняются цены не только на жизнь, но и на все, что в ней и для нее требуется. Через пять-десять часов цены могут подскочить в сто раз, а может быть, и в тысячу. И каким станет курс – приходится только гадать. Нет-нет, друг мой, мы давно привыкли жить этим часом, а не следующим. Если деньги у вас появятся, пусть и через час, то через этот самый час и будем договариваться.
– Но ведь за этот час все дело может решиться!
– Ничем не могу помочь. Да и, откровенно говоря, не знаю – стоит ли жить, если нет денег? Извините, конечно, однако…
И он широко развел руками.
– Но позвольте, – сказал Изнов. – Вот и высокоуважаемый собред может подтвердить…
– Я заранее поверю всему, что высокоуважаемый собред скажет о политике, – заявил семьянин. – Но что касается денежных дел – тут я не верю и собственным детям. – И он покачал головой. – Если удастся затянуть дело, пока вы не получите барсы, – буду рад снова увидеться с вами. Во всяком случае, желаю вам самого благоприятного исхода.
И глава семьи величественно удалился, высоко держа голову.
– Кажется, нам не выкарабкаться, – мрачно подвел итоги Изнов. – Но вообще-то я его понимаю: он и вся его семья ведь поминутно рискуют быть привлеченными к суду за дачу ложных показаний.
– Не страшно, – утешил собред. – Может быть, другие будут сговорчивее… Но что касается риска – уверяю вас, вы ошибаетесь. Они занимаются вполне легальным и уважаемым у нас делом и платят, кстати, немалые налоги. Так что тут все в порядке. Равным образом и вы ничем не рискуете, прибегая к их помощи, – просто следуете древней традиции. Экономически это выглядит как перераспределение доходов… Ну хорошо, попытаю-ка я сам счастья в поисках ваших свидетелей. Пойдемте вместе, и вы поймете, как это несложно.
– Идите с ним, – сказал Федоров Изнову, – я вас догоню.
– Почему не вместе?
– Что-то голова закружилась; такое случается изредка, и нужно с минутку посидеть в покое. Не беспокойтесь, это быстро проходит.
Говоря это, советник смотрел на приближающуюся со стороны входа фигуру; то снова был Гост.
– Устойчивая погода, – сказал тюремщик, подойдя вплотную. – На улицах и площадях полно народа. Встретил нескольких знакомых. Если у вас затруднения с семьями, вот еще парочка адресов – может быть, они пригодятся.
И он протянул Федорову сложенную в несколько раз бумажку. Советник кивнул:
– Спасибо. При нужде не премину воспользоваться. Сильное впечатление произвело выступление председателя, не правда ли?
– О да, – согласился Гост. – Он высказывается очень правдиво и откровенно.
– Рад это слышать, – заключил Федоров и встал, глядя вслед быстро удаляющемуся Госту.
– Так вы идете, советник? – позвал Изнов, успевший уже отойти вместе с собредом.
Однако пуститься на поиски не удалось: к ним подошел офицер.
– Мне очень жаль, высокоуважаемый собред, – сказал он, отдав честь, – но перерыв заканчивается и всех просят вернуться на свои места.
– Так не забудьте: вы обещали мне защиту, – прошептал собред Федорову.
– Не беспокойтесь. Я раскрою череп любому. Позаботьтесь только, чтобы и наши головы остались в целости.
– Коалиция – великая вещь, – сказал Изнов, замыкая шествие.
Сломанные стулья были вынесены, число собредов заметно поредело, но заседание все же возобновилось.
– Продолжается рассмотрение дела о нарушениях законов Иссоры, – без особого энтузиазма провозгласил председательствующий. – Слово для обоснования приговора повторно предоставляется начальнику Законодательно-карательного подразделения. Ну, что у вас еще там? Потом, потом…