– Этот вот сигнал?
Над кроватью – назвать ее койкой было как-то неудобно – в головах на гибкой чешуйчатой ножке виднелась круглая решеточка. Как при тех деревьях, только совсем крохотная.
– Нет, земеля, сирена – вон там, справа от двери, где все прочее, – но это так, для порядка, приборы установлены: сколько градусов, какая влажность, как вентиляция действует – и всякое такое. Не для тебя, для нас. А то, что ты спросил, – это просто чтобы спалось тебе хорошо и спокойно. Ну, все. Пошел я. Вас теперь разводить придется до самой ночи – этакая орава. И еще ведь не последние…
Пат едва дотерпел до конца. Проводник не успел еще выйти, как он сорвал с себя одежду и даже мыться не стал: глаза сами закрывались, сознание уходило. Хватило еще сил откинуть одеяло, но порадоваться чистому белью он уже не успел. Вырубился.
23. Проблемы возникают по мере решения предыдущих
Хронофизик доктор Крат, после разговора у Элюра решивший на время снова забыть о желаемом отъезде с Улара, достаточно быстро понял, что постичь физику ТХ-Аномалии – сверх того, что он уже успел, – ему если и удастся, то никак не в ближайшие дни и даже, пожалуй, годы. Не из тех крепостей она была, которые берутся приступом с ходу. А на серьезную осаду сейчас не хватило бы ни сил, ни времени.
Да, именно времени, так подумал он, усмехнувшись не без грустной иронии. А может быть, к этому и не нужно стремиться? Того, что он сделал, и так хватит на две, а то и три нормальных научных жизни.
Потому что проблему Второго Метаморфа решить удалось опять-таки ему. А не сделай он этого – фирма и по сей день ютилась бы на Милене. Вот не стал бы он ее решать – и, наверное, был бы уже свободен, как ветер. Но – если видишь, где лежит решение, ты просто не заставишь себя пройти мимо: это сильнее тебя. Легче умереть, чем отказаться. Можно, конечно, все сделать – и до поры до времени молчать. Можно – только не в «ХроноТСинусе». Хотя бы по той простой причине, что решать такие задачи без мощнейшего компьютерного обеспечения просто невозможно – трех жизней не хватит, чтобы просчитать, – а компьютер на фирме – QS – один на всех. Правда, мощность его такова, что можно грузить и в два раза больше, один только выделенный в пользование Крату сектор стоит, пожалуй, тысячи обычных персоналок; но все, что в него попадает, сразу же ставится под контроль первых лиц, так что промолчать никак не удастся. Вот поэтому они и оказались здесь. И стоит и работает уже корпус Метаморфа, первый по счету, и достраивается второй. А «Глаз Бытия» (так назвал он ТХ-приемник) заработал с первой же попытки, что было похоже на чудо. Хотя на самом деле чудом было то, что удалось верно его рассчитать. Тогда возникало множество частных проблем. Одна-две еще оставались…
Но эти проблемы, по сути, уже перестали волновать его, потому что их нельзя было более относить к актуальным. Важным, и даже жизненно важным, оказалось другое.
Ему удалось все-таки решить несколько принципиальных вопросов, связанных с функционированием системы «Улар – Аномалия». И пусть корни природы этих взаимодействий оставались неясными, но обосновать некоторые аспекты поведения Улара, в зависимости от процессов, происходивших на Аномалии, оказалось в принципе возможным с удовлетворительной точностью. Для этих расчетов вполне достаточно было того математического аппарата, которым он владел, подкрепленного великолепным быстродействием все того же QS.
Выполненные расчеты привели Крата к таким выводам, каких он, откровенно говоря, не предвидел. Потому, может быть, что по природе своей хронофизик был скорее оптимистом, чем наоборот. Но возникающая ситуация не давала для оптимизма никаких оснований. Наоборот: чем глубже пытался заглянуть Крат, тем более мрачной открывающаяся картина ему казалась.
Он искал опровержений – и не находил их. Старался обнаружить ошибку и в своей логике, и в логике машины – и не мог увидеть ни единой.
И впервые, может быть, за все последние годы, с самого начала работы над проблематикой Аномалии, даже точнее – с самого ее обнаружения, чисто случайного, происшедшего в ходе расширения ВВ-транспортной сети по всей Галактике, когда фирмой было решено иметь хотя бы одну маленькую станцию на любой обнаруженной планете, которая была (пусть даже только могла быть в перспективе) пригодна для использования как жизненное пространство либо источник сырья; именно при установке такой стандартной станции на безжизненном Уларе впервые было зафиксировано то, что вскоре назвали «Парадоксами ХТ» и сразу же наглухо засекретили. Чтобы повторить открытие не смог никто другой, работа установленной на Уларе ВВ-станции была взята под строгий контроль фирмы, и попасть туда можно было только с ее разрешения.
Сам же «ХроноТСинус» немедленно взялся за исследование как обнаруженной Аномалии, так и возможностей практического ее использования. Не жалея средств на фундаментальные исследования, фирма все же была в первую и главную очередь коммерческим предприятием и – до той поры – не преследовала в своей деятельности почти никаких политических целей.
Хронофизик старался не вспоминать о том, что о самом переселении, как ни обидно это было, решение приняли без его ведома. Не означало ли это, что его мысли о побеге не остались для первых лиц фирмы тайной? И не в этом ли плане надо было понимать слова, как бы невзначай брошенные однажды Сакростом, ведавшим всеми проблемами безопасности на фирме: «Актин, мы все так обожаем вашу женушку, что никогда не сможем с нею расстаться хоть ненадолго». Не следовало ли расшифровать это так: «Твоя жена – заложница, поэтому не делай резких движений»? Крат отбросил эти мысли подальше, потому что иначе пришлось бы возмутиться всерьез: это после всего того, что он сделал для «ХроноТСинуса»?! Хотя все сделанное казалось самому Крату лишь маленькими шажками на том пути, какой – представлялось ему – фирме предстояло еще пройти. Вот сейчас возникла возможность сделать еще больше – и уж тогда потребовать в качестве награды лишь одного: свободы, за которой, разумеется, последовали бы всегалактическая известность, слава и прочее с ними связанное.
Но, выбросив из головы все, кроме возникшей задачи (к Тине это не относилось, она была частью его самого), Крат понемногу стал приближаться к неожиданному даже для него выводу.
Дело в том, что до последнего времени существование Улара и Аномалии представлялось ему как два факта, совпавшие по своему пространственному соседству случайно и не зависящие друг от друга – подобно тому, как, скажем, существование в природе Теллуса не зависело физически от существования Армага – и наоборот, – не зависело, невзирая на все политические, экономические, культурные и прочие взаимоотношения между этими мирами. Разумеется, Аномалия с самого начала была источником энергии – а точнее, сырья, из которого нужная энергия добывалась, дававшим Улару возможность независимости и стремительного развития многих направлений в технике. Но – не более того.
А вот теперь ученый пришел к выводу, который поначалу показался Крату совершенно невероятным, но после проверок и перепроверок был признан единственно правильным.
Вывод этот заключался в том, что в случае, если энергетика (точнее было бы сказать «хроноэнергетика») Аномалии опустится ниже определенного уровня, планету Улар будут ожидать очень большие неприятности; возможно, речь пойдет о самом существовании этого мира – в том физическом состоянии, в каком он находился сейчас. И, во всяком случае, пребывание людей на нем закончится раз и навсегда – закончится трагически, если только они не успеют вовремя спастись бегством.
При этом более не играло роли, окажется ли падение уровня деятельности Аномалии временным или необратимым, является ли этот процесс периодическим или нет. Погибнув, Улар не воскреснет.
Крат еще не разобрался до конца в механизме, возможно, предстоящей гибели этого мира. Но сейчас он уже начал сомневаться в том, нужно ли это вообще делать: на исход событий это вряд ли повлияет.
Однако привычное стремление осмыслить до конца все, что ему приходилось исследовать, свойственное мужу науки, а также и понимание того, что при докладе на самом верху от него потребуют точного и доказательного обоснования выводов, заставили его все-таки заняться этой работой. Впрочем, был и другой мотив: не вполне даже осознанная надежда найти какой-то выход, возможность спасения, сохранения этого мирка, для возникновения которого он сделал так много.
А до того, как он поставит в своих исследованиях точку, прежде, чем убедится в том, что ничего более он не в силах ни понять, ни совершить, он не скажет никому ни слова, не сделает ни намека. Такой информацией нельзя бросаться, слишком уж она убийственна для людей.
Надо только определить рубеж во времени, дальше которого заходить нельзя. Независимо от того, удастся или не удастся к этому сроку осуществить намеченное.
Этот срок – неделя. Если за это время не откроется никакого выхода…
Вот если Тазон действительно найдет альтернативный источник энергии… Он должен быть достаточно глубоким, этот источник. Может быть, хроногенетику и в самом деле повезет больше, чем самому Крату.
Может быть…
А хорошо бы все-таки отыскать причину угасания Аномалии – и чтобы причина эта оказалась устранимой!
Искать, искать, искать!..
Но тут как раз доктор Тазон и позвонил по внутреннему. Сказал негромко, хотя ликование так и звенело в голосе:
– Можешь нас поздравить, Астин. Я договорился неофициально с Четвертым отделом – иммиграции, – и они обещали дать мне десятка полтора человек – из последних иммигрантов, только что доставленных. Так что дела у меня сейчас просто полетят на крыльях. Их разместят отдельно – там, куда большие начальники, вроде нас с тобой, никогда не заглядывают. Так что…
Доктор Крат ответил несколько удивленно:
– Не понимаю, зачем тебе еще какие-то люди. Вряд ли большие шаги в науке делаются толпой – наоборот, она создает неблагоприятный информационный фон, мешает вычленить мысль в чистом виде. Хотя, может быть, у вас, в хроногенетике, эти процессы протекают иначе?
– Вот именно, – подтвердил Тазон все с тем же ликованием в голосе. – Ты просто не в курсе. Я же не сотрудников набираю. Люди нужны мне совершенно для другого использования. Ты будешь просто потрясен, когда узнаешь. Но это – только при встрече, разумеется.
– Очень интересно, – произнес доктор Крат без особого, однако, восторга. – Да, надо как-нибудь посидеть, поболтать.
– Вот как только я получу людей…
– Думаю, что получишь, если они тебе действительно нужны. Но не сразу: где бы их ни прятали, от медиков и Первого отдела им не укрыться. Какой-никакой, но карантин обязательно назначат.
– По-моему, это никогда не было непреложным.
– Тебе просто не приходилось обращать на это внимание. Иначе знал бы, что существует группа миров, для прибывающих из которых карантин обязателен. А в последней сводке указано, что последние иммигранты в большинстве с Серпы, а она там стоит под третьим номером. Если и есть среди них кто-то из других миров – все равно в карантин пойдут все.
– Все-то ты знаешь, – недовольно пробормотал Тазон. – И сколько их будут держать?
– Обычный срок – три дня. Но ты ведь мастер уговаривать; если постараешься, срок сократят хоть на сколько-нибудь. Так что не теряй времени!
– Проклятие, они мне нужны сегодня!
– Поищи еще где-нибудь.
– Непременно. И найду, будь уверен!
24. Пат Пахтор осваивается, и возникает Ра
Как было Пату Пахтору сказано, столовая для работников – на первом этаже, сам же он, следовательно, на втором. Даже и тупому понятно.
Так, да не совсем. Нет, был, конечно, первый этаж, в этом – никаких сомнений. А еще ниже – нулевой, как его тут называли, на самом же деле просто большой подвал, ничем таким особенным не занятый. Просто разгороженный на небольшие клетушки, метра два на три, в которых, однако, пока никто еще не жил – судя по тому, что вход туда, вниз, был заперт (Пат просто так, из вечного своего любопытства, попробовал отворить – не получилось, и тут же на него цыкнул какой-то служивый: не лезь, мол, куда не просят). В общем, ничего интересного тут не было – и хорошо, значит, не придется ни над чем ломать голову. Хотя Пат Пахтор и не знал, собственно: а зачем ему пришлось бы ломать голову? По какой надобности? Наверное, просто характер такой стал с годами. Раньше-то вроде он полегче был?.. Но об этом вспоминалось как-то – ну, туманно, что ли.
Может, больше смысла было бы рассуждать о той самой непонятной штуке, мимо которой они проезжали, той самой, которую никак не увидеть, хотя и лежала она как бы на самом виду; место, где, по определению Пата, не было ничего, а было – ничто. Это место можно увидеть и отсюда – если бы было что увидеть; но глаза упорно обтекали его, а если упрямиться, то просто закрывались от возникавшей нестерпимой рези. Ну а если чего-то нельзя увидеть, то и думать о нем нет смысла, верно?
Зато на Башню – высоченную, круглую, поднимавшуюся совсем недалеко от того корпусенка, в котором их поселили, – можно было глазеть, пока не надоест: никто не мешал и не запрещал. И слушать то, что вокруг нет-нет да и говорилось, тоже никто не препятствовал.
Было в этой башне, если прикинуть, с полсотни этажей (Пат пробовал сосчитать от скуки, но каждый раз сбивался). Ну, и под ними – если полагаться на услышанные в столовой обрывки разговоров (за едой люди любят поболтать, чтобы зубы отдохнули от жевания) – располагалось еще десять этажей, о которых многие знали, но туда мало кого впускали. Помещалась в Башне Главная контора семейной фирмы «ХроноТСинус», то есть дирекция, апартаменты самого хозяина и четырех его родичей, занимавших места в Совете директоров, а также возглавлявших основные направления деятельности. Там же располагались и главные штабы, этой четверке подчинявшиеся: Главный штаб-один – научных разработок, Главный штаб-два – строительства, Главный штаб-три – надежности, с двумя отделами: Первым – внутренним и Вторым – внешним; и, наконец, Главный штаб-четыре – обеспечения, делившийся на два отдела: Третий – снабжения и Четвертый – иммиграции. Так что тот же Пат Пахтор, допустим, до прибытия на Улар и прохождения последнего контроля находился в ведении Четвертого отдела, а теперь должен был перейти уже в распоряжение Главштаба-два – если, разумеется, не возникнет возражений ни у Первого отдела, ни у Второго. Если же он оправдает ожидания, получит нормальное рабочее место и станет зарабатывать деньги, то придется ему, пусть и не лицом к лицу, соприкоснуться и с еще одним элементом здешней управляющей структуры, который носил простое, привычное и исполненное высокого смысла название: «Синус-банк». Уже из названия ясно, что на долю этого подразделения выпали финансы – деньги, денежки, черт бы их побрал, те самые, которых вечно не хватает, – и все операции с ними, приходы и расходы, прибыли и убытки. Правда, сейчас имя Пахтора еще ни в каких ведомостях не фигурировало. Однако монтажника, или «монтаря», как сами они обычно себя называли, как бы показывая, что они-де люди особенные и даже язык у них свой, особый, – это ничуть не волновало просто потому, что он об этом ровно ничего не знал; а и знал бы – ну и что же? Мужиком он был честным и открытым, так что опасаться ему было нечего. Пусть себе живет – работает, ест, а ночью спит спокойно до самого подъема.
Но это никак не означало, что и все прочие по ночам будут спать вот так – без тревог и забот. У некоторых серьезная работа в ночные часы только начинается.
Вот как, например, у меня. В полном смысле слова – пришедшего в себя. Уже во второй раз. Пусть и снова лишь на небольшое время.
Первой моей мыслью было: молодец Вратарь! Выполняет программу, оставленную ему, в точности, как бы он там ни заикался. Снова направил меня в тело, все получилось и по месту, и по времени.
Ну, теперь начнем вникать в обстоятельства.
Стояла ночь, но светлая, «белая», как говорят у нас в северных широтах Теллуса; в южных, наверное, тоже. Что это именно ночь, а не рассвет и не сумерки, можно было понять только по часам – моим внутренним, потому что были ли здесь какие-нибудь другие, я еще не знал. И вообще я очень мало знал. Почти ничего. А может, и без «почти».
Нет, все-таки мне было известно, самое малое, одно. Что у меня впереди – шестьдесят нормальных конвенционных минут. Не более того. И нужно их использовать по максимуму.
Это вовсе не означало, что я должен немедленно вскочить, куда-то бежать и что-то делать. Нет. Никакой суеты. Ни малейшей. Наоборот. Сначала оценим обстановку – насколько это сейчас в моих возможностях.
Прежде всего: где я? Под крышей. В небольшой комнате, напоминающей одиночный номер в провинциальной гостинице. Одиночный – в этом я убедился, слегка разомкнув веки. Здесь имеется все то, что необходимо для гостиничного, весьма условного комфорта. Ну-ка, попробуем разобраться подетальнее…
Я активировал третий глаз и, пока он не пришел в рабочее состояние, сохранял полную неподвижность, дышал размеренно и достаточно глубоко и пытался выстроить возникающие мысли в какое-то подобие логической системы.
Итак, я под крышей, а крыша – где? В конечной точке моего путешествия или все еще где-то на маршруте?
В последний раз я ощущал себя на перевалочном пункте; там происходила контрольная проверка, после которой должна была состояться новая ВВ-переброска. Видимо, так и произошло. Но я не знал, была ли предыдущая переброска первой и будет ли предстоящая последней. Я ничего не знал о том, что происходило в продолжение двадцати трех часов каждых суток. Хотя сам же я и запрограммировал по необходимости такой образ действий, признать это положение нормальным никак нельзя было. Поэтому сейчас мне предстояло принять важное решение. Очень важное: от него могла зависеть и моя собственная судьба, и (я полагал) жизнь Лючаны, а кроме того, быть может, – и будущее всей Федерации. А это означало, что я имею право найти только правильное решение. Чтобы исправить возможную ошибку, у меня не будет ни времени, ни, скорее всего, самой жизни. Так что остающиеся у меня минуты – не исключено – были вообще последними в моем – в данной форме – бытии.
Решить надо было единственный вопрос. И заключался он именно в безошибочном определении того, где же я сейчас: в конечной точке маршрута – или все еще на пути к ней.
Потому что я знал – раньше по информациям, теперь же и по собственному свежему опыту: при перемещении более или менее случайно возникших групп, особенно когда предназначены эти люди для работы на объектах с высокой степенью секретности (а на Уларе, как было известно, секретным являлось все, кроме названия этого мира), перед всякой переброской и после нее проводится контроль каждой личности. Полная ее развертка и глубокий анализ. Я никогда не был склонен недооценивать возможности любой Службы, в том числе и такой профессиональной, как Служба Внутренней Обстановки «ХроноТСинуса», входившая в Первый отдел Главштаба-три. Поэтому в человеке, которого они проверяли, не было ничего от меня, во мне же – ничего, принадлежавшего ему. Он был незатейлив, прозрачен, чист. Поэтому должен был пройти все контрольные просмотры. И прошел – поскольку я нахожусь здесь, а не в камере и не в могиле. Но вот всели? Это был вопрос вопросов.
Если это – Улар, то все проверки уже позади. Проверки такого уровня. Конечно, контроль за каждым вновь прибывшим – да и наверняка за всеми, кто был нанят, а не принадлежал к собственно ХТС, – будет вестись повседневно, если только не ежечасно. Но это – дело привычное, и у меня хватит средств защиты, чтобы обезопасить себя от рутинных и не очень серьезных (если только сам не подам повода) вторжений в мое сознание и мик. А это, в свою очередь, означало, что первую часть моей программы можно считать законченной успешно. И начиная прямо с этого часа – нет, не целиком заместить ни о чем не подозревающего Пата Пахтора, это было бы слишком опасно, потому что именно его параметры записаны тут и всякое расхождение с ними может оказаться роковым; не заместить, но оставить ему (без его разрешения и ведома) кое-что из моего полевого арсенала. В частности – мой мик, на который будет отныне писаться все то, что станет происходить с Патом, – и во время таких, как сейчас, шестидесятиминутных визитов я смогу просматривать записи от начала до конца, пусть и в ускоренном режиме, анализировать, делать выводы и намечать дальнейшие действия. А кроме мика – кое-какие защиты, которых у него сейчас нет, даже представление о них у него отсутствует. Впредь он сможет ими пользоваться в случае надобности – сам об этом не подозревая, действуя, как говорится, по автомату. Таким образом, я смогу разобраться не только в обстановке вообще, но и во многих деталях. А реализация любого замысла всегда зависит именно от знания и использования деталей.
И все пойдет нормально.
При условии, что это – Улар.
Но если я сейчас ошибусь и приму за конечный пункт что-то другое – скажем, нечто типа карантина, где вновь привезенных станут держать некоторое время в медицинских (и других) целях, то впереди останутся еще, самое малое, две контрольных проверки – и возникшие в Пате Пахторе изменения от них никак не ускользнут. И это будет означать наш с ним общий провал и конец всей операции с печальными последствиями для… но об этом я уже говорил.
Вот какой вопрос мне предстояло решить не откладывая.
Ну, что же, приступим. Мой третий глаз уже полностью вошел в рабочее состояние.
Я все еще лежу под одеялом в той же позе. Но для того, чтобы оперировать третьим глазом, вовсе и не нужно вертеть головой.
Итак, медленно сканируем комнату…
Начнем с кровати, на которой я лежу. Чем оснащена она, кроме необходимых, вернее, желательных, для нормального сна вещей?
Ничего серьезного. Ну, два датчика нагрузки – это естественно: вес каждого человека установлен точно и записан в его файле, где уже обозначены, надо полагать, и его вариации: вес утренний, рабочий, пред – и послеобеденный и так далее. Если же он вознамерится спрятать под матрас, предположим, оружие, дистант, или сериал, или унесенный с работы инструмент, или… мало ли что – датчики сразу просигнализируют, что нагрузка изменилась, – и дело с концом. Что еще в постели? Ага, нечто в подушке. Жестковатая, кстати, подушка, неудобная. Ну, тут ведь не курорт… Ну-ка, глазик, разгляди внимательно… Нет, ничего страшного – чуткий микрофон. У некоторых есть привычка разговаривать во сне. При этом на такие темы, которых наяву они избегают. Да, полный комплект: микрофон, передатчик, батарейка с просяное зернышко. В общем – детские игры.
Пошли дальше. Стена. Картинка в рамочке. Пейзажик. Группа роскошных лесных великанов, лениво пошевеливающих ветвями под слабым, очень приятным, наверное, ветерком. И луна – здешняя, быть может, или придуманная автором – в полнолуние. Все очень современно: теперешняя живопись – это не стоп-кадры, а динамика. В изображении – никаких сюрпризов. Кроме разве что луны: это нормальный объектив. Вряд ли, конечно, тут идет постоянный видеоконтроль или хотя бы запись. Но пока окончательно не убедились в отсутствии у человека нежелательных намерений или хотя бы привычек – могут и строго приглядывать. Ну, это ожидалось заранее; если бы такого не было – пришлось бы задуматься куда серьезнее.
Дальше по комнате. Приборная панель. Ничего странного: контроль над помещением. Противопожарные. Температура, влажность, состав воздуха… Если человек употребит внутрь что-нибудь этакое, анализатор немедленно откликнется на изменение атмосферы – и будут сделаны выводы. Если даже человек любит выпивать по ночам в одиночку. Вряд ли тут сухой закон во всей полноте, но, вероятно, для таких развлечений существует определенное время и место. Порядок, во всем должен быть порядок. Но это нам не страшно. А что это рядом с ним? Ага, уже теплее. Полевой контроль. Комната пронизана полями, как и любой уголок мироздания. Это естественно и неизбежно. Всевозможные приборы, частоты, конфигурации, мощности. А каковы возможности прибора? Минутку… Ну, не фонтан. Такому вряд ли под силу выудить из всего существующего многообразия слабенький – на этом расстоянии – луч моего теллурского центра, того же Вратаря, который меня ведет. Да, маловероятно. А вот если источник передачи будет находиться здесь – если, например, я захочу выйти на прямую связь с Вратарем, – такая попытка будет зафиксирована сразу. Передачу запишут. Проанализируют. Расшифруют, если понадобится. И вытащат раба божьего за ушко да на солнышко.
Мне же пока желательно оставаться в тени.
Что еще в этих апартаментах заслуживает внимания?
Вот эта штука над головой. Маленькая антенна словно бы. Но она ничего не излучает. Ни с чем не резонирует. Она мертва.
Но это не значит, что неисправна – она или та система, к которой она может относиться. Не похоже, чтобы здесь держали вышедшую из строя аппаратуру. Нет, конечно, может быть – случайность и с утра пораньше придут, чтобы починить ее или заменить. А скорее все-таки – не выход из строя, а что-то другое.
Во всяком случае, за остающиеся полчаса можно хотя бы попытаться проследить: а с чем же это таким она соединяется, куда должна слать – если это приемная антенна, и откуда получать – если передающая что-то, нацелившись прямо в голову спящего под нею человека?
Нет, оставшиеся полчаса употребим для более важных дел. Разумеется, с соблюдением всех необходимых предосторожностей.