Сейчас лучше всего – расслабиться и понемногу начать настройку на предстоящие дела.
Пат и занялся этим – даже, надо сказать, с удовольствием, его самого удивившим. Вообще, сегодня он как-то необычно хорошо чувствовал себя с самого подъема. Как-то по-новому бодро, собранно, какой-то прилив энергии накатил на него – даже не вспомнить было, когда он в последний раз ощущал себя таким. Память вдруг прояснела, хотя он и раньше на нее не жаловался. И еще новое: раньше ему если и приходилось думать, то о вещах наглядных, о сиюминутных делах: вот эта схема – вот она на синьке, а вот место, где ее надо разместить и подключить в натуре; вот и думай – каким углом куда, какие разъемы и в каком порядке включать, каким тестером воспользоваться для прозвонки – и дальше в таком же духе. А сейчас даже и мысли пошли какие-то, как бы их назвать, отвлеченные.
Например: почему-то незваным всплыл в памяти обрывок разговора, нечаянно услышанный им на монтаж-складе, когда десятник подбирал для него спецкостюм по размеру. Разговаривали двое незнакомых, которые непонятно что там вообще делали: вроде бы ничего не получали и не сдавали, просто стояли в уголке и разговаривали. На Пата, когда он вошел и представился десятнику, едва посмотрели, вроде бы и не заметили вовсе, как бы сквозь него прошли эти взгляды, – и продолжали разговаривать, ни на миг не прервавшись. Пат и не стал прислушиваться, он как раз стал влезать во второй уже костюм, предложенный для примерки; но вот сейчас почему-то услышанное поневоле и, как выясняется, запомненное, вдруг проявилось, так на фотопленке возникает скрытое до обработки изображение. Странный был разговор, оказывается…
«…удалось установить только вектор: и он с минимальной ошибкой был направлен на флагман эскадры – ну, той самой…»
С явной усмешкой: «Вряд ли там нашлось, кому принять, а если и приняли по автомату – то понять. Те, кто мог бы, уже давно загорают где-то – куда там их закинули. И зря. А Сакросту надо было как следует поработать с теми, кто у нас в заложниках, припугнуть как следует – и с кораблями все было бы в порядке. Понадеялись на своих специалистов – а откуда было им у нас взяться? Кстати, кто, откуда и что же хотел туда сообщить? А главное – кому?»
«Кому – без понятия. С кодом еще не разобрались, да и сигнал был – слабее нельзя, как бы из последних уже сил подавался, временами вообще затухал, так что если и удастся восстановить на компьютере, то не сразу. Источник-то сигнала мы установили: это та самая… Ну, ты знаешь».
«Иди ты! Еще дышит, значит? Выносливее оказалась, чем думали. Постой, а как же это у нее могло получиться? Она ведь в такой заглушке – оттуда и мощному сигналу не пробиться! Разве охрану сняли?»
После паузы, хмуро: «Сняли. Только не так, как ты думаешь. Не приказанием, а дистантом. Так мне рассказывали».
«Ты серьезно?»
«Я по рабочим дням не шучу. В упор».
«Ого!.. Кто? Зачем? Хотели эту каргу украсть?»
«Да вряд ли: она сама и десятка метров не смогла бы пройти: развалина. Да и как только она вышла бы из охранной зоны, сразу поднялась бы тревога. Здесь другое: нашлись тут у нее союзники, вот ее и вытащили оттуда и каким-то способом помогли выйти на связь. Но наши не всегда спят. Едва только засекли несанкционированную передачу – сразу же закрыли планету. Так что у нее – или у них – ничего не вышло, я уже сказал. Но пытались».
«Какие тут могли быть способы?»
«Самый простой – пролезть в сердцевину башни, эта шахта ведь сама по себе волновод, а наверху – антенны, а сверху – там, где как раз охранный пост в будке, – можно сигналить на весь мир: должна же охрана иметь связь в любой миг».
«Ничего себе охрана. Что же это за вояка такой – позволил себя ликвидировать без всякого шума! Или пробовал?»
«Судя по обстановке – не предпринял никакой попытки защититься».
«Вот как. Нападавший из своих? Или кто-то все-таки завелся тут у нас?»
«Пока неясно. Ищут. Запустили частый гребень. Но сработано профессионально».
«Ты не в команде?»
«Там. Но не внизу. Сейчас вот возьму тут что нужно – и наверх. На тот самый флагман. Потому что если кто-то мог просочиться сюда, то ведь до кораблей им добраться легче, а мы, прямо сказать, как-то от них отвлеклись: сочли, что они совершенно обезврежены. Категорически и бесповоротно».
«А скажи…»
– Эй, парень – как тебя там…
– Пат Пахтор, десятник.
– Ты что – задремал там, в костюме? Время дорого, да и люди вон ждут!
И в самом деле – Пат поймал себя на том, что медлит. С чего это вдруг ему так захотелось дослушать чужой разговор? С детства ведь учили: подслушивать нельзя, не то можно и по шее получить.
– Виноват, десятник. Я вот не пойму: слева у меня на поясе – это что? Ну, справа – микродвижки, включение и управление, дело привычное, а вот под левой рукой – что за хреновина?
– На все, парень, есть свое время и место. Тут и сейчас – подогнать по росту. А что и зачем – это потом, когда будем знакомиться со стройкой, где идет монтаж. Давай вытряхивайся и укладывай робу в ранец.
– Это я в момент!..
Вот сейчас вся эта сценка ожила в памяти. Почему?
Может быть, просто потому, что интересно: сразу целый контейнер новостей. Какая-то эскадра. Та, что их захватывала? Нет, там только один корабль и был. А тут еще кого-то куда-то забросили. Кто-то сигналит. Еще кто-то убивает охранника. А ведь казалось, что тут все тихо-спокойно. Никогда не слышал ни о какой эскадре. И чтобы тут охранников убивали…
А может, что-то слышал все-таки?
Что-то крутилось, мелькало в глубине памяти. Но никак не удавалось ухватить. Все равно как рыбу ловить голыми руками: нужно особое умение. А Пату Пахтору оно по сей день и ни к чему было.
Есть у него, конечно, как у всякого нормального человека, свой мик в голове. И не то чтобы он не умел этой штукой пользоваться; наоборот, даже привык давно. Однако искал там и находил только то, что касалось дела: монтажных работ или, например, военной службы. Наверное, в мике и еще много чего было; но не умел Пат до этого добраться, потому что нужды такой не возникало.
Да и сейчас, если говорить серьезно, нет.
«А есть у нас с тобой, дорогой друг, настоятельная надобность встать, закинуть за спину ранец со спецкостюмом и поспешать на указанное место, откуда вся новая монтажная группа отправится на стройку – знакомиться с рабочими местами, привыкать к обстановке, выяснять – что может понадобиться для дела, чтобы уж завтра и потом не расходовать зря рабочее время. Тут время ценят. Только и слышишь: время, время!..»
Пат встал. Быстренько привел себя в порядок. Подхватил костюм. Окинул взглядом комнату: не оставил ли после себя беспорядка? Нет, вроде бы все на месте. И зашагал прочь, широко и уверенно.
Выйдя на крыльцо, ненадолго задержался. Сразу пройти помешала немалая – десятка в полтора – кучка всякого пестрого народа, помоложе и постарше, обоего, как говорится, пола, по-разному одетых, и только одно, пожалуй, было у них общим: выражение глубокого недоумения, а кое у кого и просто страха. Люди эти, в сопровождении четырех здешних служивых, одетых в подобие формы – не военной, понятно, но вроде того, – как раз в этот миг медленно приближались к дому, и передние уже стали подниматься по нешироким ступенькам входа – все замедляя шаг, как бы сомневаясь – туда ли они идут, куда нужно. Пришлось ждать, прижавшись к стене подъезда, стараясь только, чтобы его не задевали; один все-таки зацепил Пата локтем, медленно поднял на него глаза, усмехнулся криво, пробормотал хмуро: «Извини, приятель». «Да ладно, бывает», – ответил Пат, невольно отводя взгляд. И сразу же удивился. По его понятию, все это были пассажиры с кораблей, таким же образом попавшие сюда, как и он сам; но повели их почему-то не туда, куда вчера направили его, а вниз, где оказалась уже отпертой дверь в подвал, вчера запертая. Но долго удивляться некогда было: работа ждала. «Бывает», – повторил Пат уже про себя, внутренне все же обидевшись: тоже, нашел приятеля! Приятелями он тут и вообще не обзавелся, некогда было, да и в лицо почти никого не помнил, кроме разве того болтуна – как его там? Тон, помнится, а дальше? Да, Чукар вроде… Или Чубар, а может, Чудар; да не все ли равно. Запомнился он потому лишь, что все время, когда собирались вместе, мужик этот сразу начинал нарываться на неприятности, непонятно почему. «Да это его дело», – подумал Пат Пахтор, сумевший наконец выйти из дома и, раз уж вспомнился ему этот самый Тон, мельком задался вопросом: интересно, какая же работа досталась тому? Ну, какая бы ни была, но уж не монтаж во всяком случае. И это хорошо: монтажники, по крайней мере на работе, должны вести себя достойно, не подначивать друг друга на разные выходки, это дело тонкое и серьезное, важна сработанность группы, команда должна быть. А какая же может быть команда с таким вот дерганым мужичком? С таким наплачешься…
«Ладно, пересечемся как-нибудь, в столовой или еще где, – тогда и можно будет спросить насчет его работы. А сейчас – самое время думать о своей. Что же такое, интересно, предстоит монтировать?»
И он невольно прибавил шагу.
[1] хотя по сути это будет лишь experimentum in corpore vili.[2] Для подобного опыта вот-вот наступит прекрасное стечение обстоятельств; я это чувствую, и если мы в тот миг не сможем показать результат – то обстановка изменится и все наши труды пойдут псу под хвост, а то и еще подальше. Нам нужно несколько часов…
– Доктор, я вынужден признаться: без вашего ведома я договорился с приятелями из Первого отдела, и они позволили воспользоваться почти двумя десятками новоприбывших. Сейчас как раз происходит экстрагирование…
– Голубчик, это прекрасно, выражаю вам похвалу – но вы сами понимаете: этим мы сможем воспользоваться не раньше, чем через пять-шесть часов: технология… А мне нужно сейчас! Сию минуту! Хоть немного!
– Ну, хотите, кан Тазон, – я сам лягу под отбор…
– Да! То есть нет, разумеется. Вы мне нужны в наилучшей форме. Ваш порыв благороден, но неразумен. Однако, если у вас созрела тяга к самопожертвованию, то… знаете что: идите и отберите последнее у сумасшедшей старухи. Пусть сдыхает, все равно у нее нет иного пути. Как мы с вами уже убедились, это опасно, хотя она и не вооружена. Но уж коли вы в таком настроении…
Ассистент Сегот усмехнулся:
– Простите, доктор, но она, кажется, произвела на вас чересчур сильное впечатление.
– Чересчур?! Побывали бы вы на моем месте! А что до старухи…
– Знаете, у меня возникла мысль относительно пресловутых сигналов: а не к ней ли они идут? С вашего позволения, я побеседую с нею и на эту тему. Мне всегда хотелось утереть нос Отделу Спокойствия…
– Оригинальный замысел. Ну что же, Сегот, если это окажется вам по силам…
– Вы столь низкого мнения обо мне?
– Не я, Сегот, мои больные места! На всякий случай наденьте что-нибудь этакое… предохраняющее.
– Я сделаю все так, как нужно, доктор.
– Искренне желаю вам удачи!
Ассистент Сегот спустился на этаж ниже. Им владели азарт и веселье. И в самом деле, дошли до ручки: бояться полумертвой старухи – этого только не хватало. Позор.
Он отпер дверь и толчком отворил ее.
Странно: ему показалось, что старухи нет в камере.
Он сделал шаг…
Лишь позже, придя в сознание, он понял, что то была элементарная подсечка – прием, не требующий особых сил, но лишь умения сделать нужное движение в нужный миг.
Падая, он ухитрился удариться головой о край стола. И, как говорится, вырубился.
И вообще – что-то произошло в его сознании. Хотя проявилось и не сразу. Правда, никто – даже доктор Тазон – этого не заметил. Но работать ассистент Сегот от этого хуже не стал. Все его усердие осталось при нем. А это, наверное, главное.
Ну не везло хроногенетикам с этой старухой. Кто бы мог подумать. Вот от каких нелепостей зависит иногда судьба научных открытий.
32. С дамой надо быть галантным
– Не дрейфь, лапочка, – проговорил Тон Чугар голосом, который ему самому показался добрым, даже ласковым. – Сиди спокойно, пальчики на стол, ножками не шевелить, звуков не издавать – и здоровье будет в полном порядке. К тебе лично претензий нет.
Он не сводил глаз с дамочки, глазевшей на монитор в тот миг, когда Тон ворвался из коридора, – она, похоже, даже испугаться как следует не успела («Замедленная реакция», – подумал он). Сидела с полуоткрытым ртом и медленно хлопала глазами. Слух же Чугара в эти мгновения был целиком настроен на коридор, откуда, пусть и сильно приглушенные, доносились шаги его приближавшихся преследователей.
Если прогалопируют дальше – все нормально, будем жить.
Но если у них есть какой-то прибор для отслеживания – а таких существует множество, – то сейчас начнут выламывать дверь. Ситуация хорошая и плохая. Хорошо то, что налицо, по крайней мере, одна заложница. Плохо потому, что нет оружия. Или есть?
(Топ-топ-топ-топ-топ! Уже совсем рядом.)
– Где оружие, красавица? В столе? Где еще?
Медленное отрицательное движение головы с красивой прической. И веки снова: хлоп-хлоп.
Они – в коридоре – рядом. А из оружия, похоже, имеется только стул – при рукопашном бое вещь полезная, только и он занят хозяйкой комнаты. Ее тыловыми округлостями. И некогда больше…
– Ну-ка – двинь монитор ко мне. Мигом!
Странно, но она поняла. И – хотя руки подрагивали – выполнила команду.
Монитор – метательное оружие для ближнего боя. Ударно-осколочного действия. Ну-ка – товьсь!
Тон уже готов был вырвать фидер. Но потерял десятую долю секунды, чтобы повернуть экран к себе. Скорее инстинктивно, чем с какой-то целью.
И невольно вздрогнул, поскольку его взгляд уперся в чьи-то глаза; лицо их обладателя занимало сейчас чуть не весь экран.
Звук шагов в коридоре достиг высшей отметки. Сейчас – или никогда!
Ворвутся – или пробегут мимо, так следовало понимать этот внутренний возглас.
Нет. Не сейчас.
Шаги, нестройно частившие, прокатились мимо.