– Прежде всего в работе хроногенетиков, кан Элюр. Могу сказать вам – и это всегда будет предметом моей гордости, – что мне почти сразу удалось пригласить – или заманить, если угодно, благодаря вашей щедрости – на работу в нашу лабораторию лучших генетиков и генинженеров двух последних десятилетий. И установить постоянное и глубокое сотрудничество между ними – и самыми сильными хронофизиками фирмы. Таким образом, уже через два года после начала совместных исследований – не скрою, что велись они под моим руководством и в заданных мною направлениях, – появилась возможность говорить о возникновении новой отрасли науки – как и обычно в нашу эпоху, на стыке двух наук: хронофизики – и той области генетики, что занимается геномом человека. Что она возникла, нам стало ясно в тот миг, когда удалось расшифровать функцию одного из генов, чье назначение до того оставалось неизвестным. Речь идет о…
– Подробности потом, доктор Тазон. Объясните: почему я впервые слышу о таком достижении одной из моих лабораторий только сейчас?
– Потому, кан, что мы действовали – я лично – в полном соответствии с вашим распоряжением и научными традициями, согласно которым об открытии сообщается лишь после тщательной экспериментальной проверки, когда становится ясно, что подобные эксперименты могут быть поставлены и любыми другими специалистами – в соответствующей обстановке, разумеется.
– Н-ну… допустим. Почему же эти эксперименты не были своевременно проведены? Вы сказали – через два года после начала… то есть около полутора лет тому назад? Чего вам не хватало для завершения работы?
– Только одного, кан Элюр: людей.
– Но если вы смогли привлечь к сотрудничеству, по вашим же словам, наилучших специалистов, то…
– Я имею в виду не специалистов, кан.
– Кого же?
– Тех, на ком можно было бы этот эксперимент поставить. Речь ведь шла о генетике человека, не кошки и не свиньи.
– Ваши слова заставляют думать, что эксперименты могли бы стать опасными… для тех, кто им подвергся бы?
– Не только могли, кан. Должныбыли.
– И по этой причине… проводить их на Милене было затруднительно, понимаю.
– Не только там, кан; в любом мире с более или менее устоявшейся жизнью, законодательством, охраной здоровья, порядка…
Элюр Синус моргнул. Но лишь единственный раз.
– А тут, следовательно, вы нашли все необходимые условия.
– Совершенно верно, кан. Могу уточнить…
– Нет нужды: я примерно представляю. Но вынужден заметить, что вы еще не сказали ни слова о сущности вашей новой науки и тех экспериментов, которых вам так не хватало для официального сообщения, оформления приоритета и так далее – всего того, чем вы, ученые, столь дорожите. Не заставляйте меня пришпоривать вас, доктор Тазон.
– Ни в коем случае. Но не обижайтесь, если я начну с общеизвестных истин. С того, например, что каждый родившийся человек проживает в этой жизни – или, формулируя несколько иначе, употребляет для своей жизни – некоторое количество времени. Обычного, того, что у нас принято называть фоновым.
– Да, можно назвать это и так. Или – временем-один.
– Существовало определенное количество гипотез и даже теорий, пытавшихся объяснить, что же именно является фактором, определяющим то количество времени, которое находится в распоряжении каждого индивидуума; попросту говоря – чем обусловлена продолжительность жизни любого человека.
Образом жизни? Тем, что он ест, что пьет и сколько, чем дышит, каким инфекциям подвергается, и так далее? Состоянием окружающей его среды, то есть местом его проживания? Устойчивостью нервной системы и характером высшей нервной деятельности? Волей к жизни? Наследственностью?..
– Последнее, кажется, считалось наиболее убедительным…
– И по праву, кан, по праву. Оставалось лишь неясным – что же именно передавалось по наследству, то есть генетическим путем. О существовании возрастного гена знали и до нас; но какая в нем программа и как эта программа действует, оставалось тайной за семью печатями. Уместно сравнение: было выяснено, по какой дороге приехали, но оставалось совершенно неизвестным – кто именно приехал и что привез с собою. Не совсем исчерпывающие знания, согласитесь.
– Соглашаюсь.
– Ну а вот нам удалось выследить приехавшего, даже сфотографировать его, а затем и идентифицировать.
– Прямо научный детектив. Вы это не придумали на досуге?
– У меня не бывает досуга, особенно здесь, кан. А что касается детектива, то так оно и есть – поскольку детектив лежит в основе любой науки: розыск неизвестного, установление его примет, моделирование его поведения – и так далее. И в конце концов – изобличение.
– И кем же оказался разыскиваемый?
– Все тем же временем, кан Элюр.
– Гм. По-моему, это – масло масляное.
– Так показалось всем. На первый взгляд. Стоило усилий заставить себя копать дальше. Мы преодолели свое смущение и разочарование. Продолжили. И нашли. Но не сразу. Для этого сперва пришлось пересмотреть наши представления о времени. Издавна было принято считать, что все в мире изменяется во времени – само же оно движется, оставаясь неизменным, то есть сохраняет раз и навсегда заданную структуру…
– Ну, не совсем так. Если бы нам не было известно, что существует давление времени и что оно способно варьировать, – я не стал бы вообще затевать операцию с Уларом и мы бы с вами сидели не здесь, а на той же Милене, скорее всего. Это ведь еще мой дед знал – иначе нам не удалось бы создать никакого ВВ-пользования.
– Справедливо, кан. О давлении было известно. Но о структуре времени никто ничего не знал. Было известно, что оно квантуется; а дальше? О том, что его структура подобна атомной, а следовательно – возможны всяческие комбинации и, как результат, изменения свойств? Этого никто не знал, кан. И мы сегодня тоже не имели бы представления – если бы вам не удалось разыскать это местечко по соседству с хроноаномалией; ее наличие и дало нашим мозгам толчок в нужном направлении. Мы теперь знали – что искать. Уподобились геологам-разведчикам. Они ведь ищут залежи, скажем, железа, зная, что встретят его вовсе не в таком виде, в каком оно применяется в технике, а совсем в другом. Так и с нами. Короче говоря, кан: этот ген оказался не приемником времени извне, как мы были склонны думать. Он оказался на самом деле аккумулятором времени, а еще точнее – топливным баком.
– Так… Погодите, дайте сообразить. Да. Неожиданно. Только не аккумулятором, Тазон, скорей батареей. А если баком, то одноразовым, с одной-единственной заправкой. Очень интересно. Очень. Но я не вижу, как вы можете увязать это с нашей сегодняшней ситуацией.
– Не видите? Но продолжите аналогию с баком. Она очень точна. Залитое топливо можно расходовать постепенно. А можно и выкачать разом – если имеется нужный насос. И выкачать может не обязательно владелец этой емкости; это ведь можно сделать и со стороны, не так ли? Перекачать в другую, уже свою канистру – и использовать по собственному усмотрению.
– Кажется, я понял. И суть вашего эксперимента, и связь вашей темы с нынешней ситуацией. Теперь скажите, Тазон: откуда вы взяли подопытных – здесь, на Уларе, где нет ни туземцев, ни вообще лишних людей – во всяком случае, так считалось до нынешнего дня?
– Я просто уговорил тех, от кого это зависело, передать в мое распоряжение обреченных. Вы ведь помните – были пойманы два федеральных, а точнее – теллурских шпиона.
– Праздный вопрос: а куда вы дели их тела?
– Кан Элюр, за кого вы меня принимаете?!
– То есть?
– Никаких тел нет. Есть живые люди. Я распорядился не выкачивать их время досуха, до последнего хронокванта. Они живы, правда, сильно состарились, как вы понимаете. Зато умрут естественной, своей смертью, когда их хроноресурс совершенно иссякнет.
– И вы полагаете, что если мы проведем подобную операцию с половиной сегодняшнего населения Улара…
– Это я могу утверждать твердо. Конечно, будут некоторые потери при переводе времени из того состояния, в каком оно концентрировалось в генах, в обычное фоновое, пригодное для дальнейшей работы. Но это всего лишь четыре-пять процентов, не более. Остальное же – ваше.
– Сколько времени потребует операция такого масштаба? И подготовка аппаратуры в нужных количествах?
– Техника тут достаточно примитивна, кан, и весь процесс уже хорошо отработан. Конечно, в целом это займет недели две. Но ведь поступление в метаморфы начнется буквально с первого же дня. Как только прикажете. Но для этого необходимо в самом срочном порядке начать монтаж устройства, получившего у нас в лаборатории название экстрактора. Лабораторная конструкция отработана до конца. Но нам нужен промышленный масштаб. И тогда мы сможем скомпенсировать тот недочет, перед которым нас поставила Аномалия. Если монтажникам Эрба будет приказано…
– Немедленно, Тазон. Я прикажу – немедленно. И с максимальным использованием ускорения. Восьмикратным. Если эта установка не чрезмерно сложна, ее можно будет собрать за календарный день.
– Такого решения я и ждал от вас, кан Элюр. Установка очень проста. Однако… в этом случае сырье понадобится нам уже завтра. А у нас его нет. Но… Мы – то есть Отдел-четыре – вчера и сегодня получал пополнение, которое целиком и полностью направлено на достройку и параллельный монтаж заводов – седьмого и восьмого. Если вместо этого отдать этих людей мне… Я еще месяц тому назад предупреждал Отдел-четыре о необходимости резкого стимулирования иммиграции, но они…
– Тазон, критика – потом. Я знаю то, о чем вы упомянули. Четвертый штаб входил ко мне с этим вопросом, но в тот миг все наши корабли были ориентированы на перехват в Пространстве судов с грузами металлов и той химии, которая у нас только создается, поскольку после начала блокады и ареста наших счетов в мирах это было единственным средством производить товары и получать денежную прибыль. Тут нет виновных. И ни у кого не должно возникать желания свалить что бы то ни было на кого-то другого. А кроме того, в те дни вы были еще достаточно далеки от решения проблемы, не так ли?
– Простите, кан Элюр…
– Ну-ну. Я был бы слишком плохим руководителем, если бы каждую минуту не знал обо всем, что происходит на фирме. Я постоянно был в курсе. А вы наивны, доктор. Но это хорошо. Тогда было не время поощрять вас. Сейчас – иное дело. Думаю, что примем все необходимые меры сразу же. Что касается вас: не стану сотрясать воздух хвалебными речами. Вы и сами понимаете, каков масштаб сделанного вами – и всей лабораторией. Но вы знаете: я люблю вознаграждать заслуги по достоинству.
– В этом никто не сомневается, кан Элюр: мы все вас знаем.
– Так что пока, Тазон, я просто благодарю. Но не только благодарю. С этого мгновения вы – Третье лицо на Уларе. С восьмой позиции – неплохой прыжок, а?
– Это даже не на вес золота, кан. Куда больше.
– Это на вес времени, доктор. А теперь вернемся в зал…
(Снова пауза. Но теперь она уже не кажется бесконечной: она заполнена моими размышлениями.
Вот сукины дети!..
Что же они еще придумают?)
– Кан Эрб, вы говорили, что в основном монтажные работы завершены?
– Да, кан, за исключением промышленности, как я уже докладывал; кроме того, продолжается монтаж на Метаморфе-два.
– Я в курсе того, что вы там делаете сейчас. Даю вам официальное разрешение – срочно монтировать и запустить аппаратуру доктора Тазона.
42. Пат занят делом
Начинался новый рабочий день с удовольствия. Заключалось оно в том, что как ни поздно вроде бы уснул накануне Пат из-за разыгравшейся не ко времени памяти, выспался он отлично – так, как давно уже не приходилось. Как если бы часов десять был в отключке, а не те сто двадцать минут, которые протекли, судя по цифрам на часах. А когда человек выспался – все кажется ему прекрасным: и погода, и дорога на работу, да и сама предстоящая работа, пусть даже выполнять ее придется в том же густом тумане, что стоял в корпусе вчера. Пожалуй, так даже интереснее.
Впрочем, никогда не угадаешь – что сегодня тебя ожидает. День нынешний часто оказывается совершенно не похожим на день вчерашний, на который ты только что его примерял. Вот и теперь вроде бы так получилось.
Хотя началось все нормально. После быстрого завтрака группа собралась перед домиком, старшой проверил – все ли тут, оказалось – все, после чего монтари тронулись тем же путем, что и вчера; не строем шагали, конечно, а гурьбой, неторопливо, с достоинством: все-таки специальность у них была не «поднять и бросить», а тонкая и ответственная.
И все же какие-то заминки начались еще по дороге туда, к недостроенному корпусу, где трудились вчера. Уже близ самого корпуса им – монтажной группе – встретились другие люди. Нет, не то чтобы встретились; скорее их дороги пересеклись. Монтари шли от рабочего поселка, и вели их к тому входу в корпус, который находился дальше от жилого дома. А с другой стороны – от места, где помещалось десятка три приземистых строений – вроде бараков, таких, в которых ютятся первопроходцы на новых планетах, пока не построят себе приличное жилье, шла целая толпа, а вернее – кое-как разобравшаяся в колонну по три куча людей, самых разных на взгляд – постарше и помоложе, мужчин и женщин, одетых кто получше, а кто и вовсе едва ли не в отрепья, с выражением хмурого недоумения на лицах. Не шли, можно сказать, а плелись, и чтобы они совсем не встали, их подгоняли охранники, несколько… пятеро? Нет, шестеро. И было этих удивленных людей, пожалуй (Пат Пахтор потер лоб) никак не менее сотни. Ну там плюс-минус. Гнали это население по дороге, пересекавшей ту, по которой шли рабочие, под острым углом, потому что вела она от бараков к этому же корпусу, но к другому входу – тому, что к монтажной смене поближе, но ей не нужен был. Их дорога, кстати, была поуже, плохо нахожена, да, точно. Они (пестрый сброд, как про себя – не без презрения – определил Пат) первые там шли. Собственно, дороги и не было там, просто тропинка. И эти люди оказались на перекрестке раньше их, почему им и скомандовали остановиться, не доходя до скрещения метров с десяток. Вот тут и было время их разглядеть и даже подсчитать – без всякой надобности, а просто по привычке запоминать обстановку – непонятно только, откуда такая привычка у него вдруг взялась, однако же вот взялась, и он смотрел и считал. А из тех некоторые – далеко не все, правда, большинство просто смотрело себе под ноги – тоже глядели на рабочую группу, на монтажников, глядели как-то странно – без выражения. Ни страха, ни удивления, вообще никакого чувства не было в их глазах. Глядели, да, но видели ли – сказать трудно.
Двигаться дальше им разрешили не сразу, но лишь когда голова их колонны уже подошла к подъезду. Тут группа тронулась; кое-кто из монтарей стал еще, из чистого любопытства, оглядываться на тех, непонятных, но здешний старшой, который вел смену, прикрикнул, хотя и не сердито:
– Нечего глазеть – успеете еще насмотреться. Шире шаг!
Но любопытство – после голода и еще там одного-другого чувства – самое сильное, и, когда группа стала уже втягиваться в корпус, Пахтор не удержался и глянул направо – в сторону того подъезда. И увидел, успел на последнем шаге, уже переступая через порог, как из тех дверей стали выходить – выползать, может быть, точнее – опять-таки люди, но уже другие. Это стало сразу понятно, потому что (зрение у Пата было – дай бог всякому) эти были, если брать в среднем, лет на десять, а то и больше, постарше первой колонны. Плелись они как-то неуверенно, и Пат успел еще подумать, что у охранников будет немало хлопот, прежде чем этих доходяг организуют в какое-то подобие строя. И тут же, войдя в корпус, думать об этом перестал, потому что подступили новые впечатления и они касались уже Пата лично и потому были куда важнее.
А заключались эти новые впечатления прежде всего в том, что в корпусе многое успело измениться, пока смена Пахтора отдыхала. Наметанным глазом он оценил обстановку и понял: еще вчера собирались делать тут одно, а сегодня – что-то совсем другое, и та смена, что вкалывала, пока Пат отдыхал, успела уже провернуть большую кучу дел – только не тут, куда сейчас пришли монтари, а в другой половине корпуса, за прозрачной переборкой, где вчера (ну, если точно – не вчера, а каких-нибудь часа три тому назад) все выглядело совсем по-другому.
То, что там успело за эти часы возникнуть – ближе всего к переборке, – было видно хорошо, потому что находилось на чем-то вроде помоста. Как будто то были места для зрителей: словно в театре. Там стояли стулья – десять рядов по двенадцать мест, – и как раз сейчас по этим местам рассаживали тех людей, с которыми группа монтажников едва не столкнулась снаружи.
Но, похоже, им предстояло тут сыграть роль вовсе не зрителей?
Такое невольно приходит в голову, когда видишь, как на головы усевшимся надевают шлемы, напоминающие те, какими пользуются любители виртуальной компьютерной жизни, а кисти рук пристегивают к подлокотникам стульев. Что-то это напоминало Пату. Кажется, какой-то мужик с Теллуса рассказывал, что в старину был такой способ казни: усаживали вот так и пускали ток. Но тут, конечно, ничего подобного быть не могло.
А что же могло?
Может быть, Пат и об этом успел бы задуматься, глядя сквозь прозрачную переборку, но скомандовали одеваться, потом – слушать задание, указали каждому место (совсем не так, как вчера), дальше – подключить шланги и приниматься за дело.
Уже пока объясняли, Пат понял: монтировать им предстояло то, что по ту сторону прозрачной стены было уже сделано предыдущей сменой и начало действовать.
А когда прозвучал сигнал начинать, тут уже стало не до оглядывания. Хотя сама работа была куда проще вчерашней: половина бригады собирала такой же помост, какой был за переборкой, другая же – и Пат в ней – делала работу более сложную: устанавливала перед помостом колонну, подключала к ней гибкие бронированные трубы, тянула их, аккуратно разматывая, к помосту, на котором уже обозначили места для стульев, и напротив каждого ряда группа Пата ставила по совсем уже небольшой колонке, к которой и подключались отводы от гибкой трубы. А от каждой малой колонки шли уже совсем тонкие трубочки, каждая из них заканчивалась тремя ответвлениями с наконечниками, которые, как Пату сперва показалось, странно отблескивали, а когда он пригляделся, то понял, что они светились сами – свет словно тек по их поверхности, но не вытекая из трубок, а как бы втекая в них и возникая неизвестно откуда. Похоже, что каждая такая трехглавая трубка предназначалась отдельному стулу – и тому человеку, которому придется на нем сидеть.
Тумана на сей раз в корпусе не было – ни на одном рабочем месте. Но работа все ускорялась и ускорялась, так что вскоре времени на удовлетворение своего любопытства ни у кого больше не осталось.
А когда прозвучал сигнал шабашить, снова пришлось удивиться тому, какую уйму дел они успели переделать; да и по ощущениям полный рабочий день прошел, а по часам – какие-то два с минутами.
Оставалось только еще раз покачать головой в недоумении.
Перед тем как, выполняя команду, покинуть зал, Пат из любопытства снова кинул взгляд – через прозрачную переборку – в ту, первую, уже работавшую половину зала. Там тоже день завершился и люди, приведенные туда и занимавшие стулья, которые Пат принял было за зрительские, поднимались со стульев и выходили в проход. Господи, можно подумать, что и они тут весь день вкалывали до седьмого пота, а не сидели себе на стульчиках неизвестно зачем: волокутся еле-еле, хватаясь за спинки стульев и друг за друга, прямо ноги у них подгибаются, а лица… Что за чертовщина: да это же не те люди вовсе! Что их там – сменили, что ли, пока монтажники работали?.. Пятясь, чтобы не задерживать других, Пат все таращился на инвалидную команду. Другие люди? Нет, кажется, те же самые; Пат тогда, при встрече, запомнил – не с какой-то целью, а просто он хорошо запоминал лица – лишь нескольких; но еще лучше, пожалуй, ему запоминалась одежда – и вот на этот счет он был совершенно уверен: и этот странный кафтан неизвестно из какого мира был в той встреченной толпе, и один… два… три форменных кителя Торгового флота компании «Астрокар», и вон то женское платье, какое было бы более уместным на каком-нибудь курорте. На Аморе, в мире Топси. Хотя откуда ему знать – он же там никогда не был. Ну, это не важно. Но люди все-таки те самые. Те, те. Вот только постарели они за эти несколько часов – ну, пожалуй, лет на десять. А если…
– Пахтор! Не лови ворон! Задерживаешь!
Ладно. Потом разберемся…
Да, и вот еще что случилось: когда монтажники, уже вымывшись, переодевшись и бережно упаковав робы в чехлы, выходили из корпуса, чтобы возвратиться к своему жилью – к тому, другому входу, от которого, ковыляя, удалялись те люди, им навстречу двигалась другая, такая же по численности, разношерстная толпа – помоложе тех, кто только что вышел. Похоже, хозяйство это работало круглосуточно.
А к тому подъезду, откуда только что вышел Пат и вся команда, тяжелые грузовики только что подвезли и начали разгружать – что там было? Да стулья, вот что. Значит, и здесь будет такое же, как в той половине…
«Да, странная тут была работа. Но ведь по первому разу все кажется странным, верно же? Привыкнется и к этому», – успокоил себя Пахтор. И сразу стал думать о другом: сколько это полных рабочих дней получается у них за одни только сутки?
Ладно, разберемся со временем…
43. Совещания не бывают короткими
(Все еще шло совещание, и я внимательно слушал, стараясь не пропустить ни слова из медленно, очень медленно тянувшихся разговоров.)
– Что еще у вас, доктор Эрб?
– Осталось доложить по объекту «Пигмей» – хотя там мои функции ограничиваются лишь наблюдением, как вы знаете. Работа ведется строго по графику, и даже при свертывании ускорительной технологии до полного завершения остались считаные дни.
– Кан Эрб, очень хорошо, и об этом достаточно: тема, как вы помните, строго закрытая.
– Я хотел только сказать, что число монтажников на этом объекте весьма ограничено. А всех остальных, сейчас высвободившихся, я могу направить куда угодно – если будет надобность.
– Надобность возникла, Эрб. Направьте всех их в распоряжение Тазона.
– Боюсь, что я не совсем ясно понял…
– Что же тут такого, что нельзя было бы понять? Монтажники нам больше не нужны – во всяком случае, в существующей ситуации. А энергия – необходима. Хотя бы для того, чтобы успешно завершить объект «Пигмей». Вот и передайте их хроногенетикам, а по канцелярии переведите в разряд больных и спишите. А вы, Тазон, выкачивайте их сразу до нуля: тут не царство теней, и мы его создавать не собираемся. Это – то, что мы можем и должны сделать у себя дома, причем немедленно. Однако серьезных проблем, как вы понимаете, это не решит. И по этой причине мы должны найти более действенные варианты, которые смогут обеспечить достойный выход из наших непредвиденных трудностей. Вы уже поняли, о чем я говорю?
(«Я вот, например, пока мало что понял, – подумалось мне. – Никогда не любил точные науки. Надеюсь, что те мужики окажутся поумнее меня – или, во всяком случае, лучше информированными. Что же это все они приумолкли – торжественно, как на похоронах? Эй, ребята, расслабьтесь, молвите словечко хоть кто-нибудь! А то я просто начинаю скучать!..»)
– Но, кан Элюр, у нас столько работы впереди…
– Значит, вы еще не поняли, Эрб. Объясню популярно. Возникла угроза гибели фирмы – пусть даже не физической. Для того чтобы, самое малое, удержаться на достигнутом уровне, а если и отступить, то лишь на полшага, у нас есть, как я вижу, лишь две возможности. Первая: максимально использовать методику получения энергии из альтернативных источников, только что предложенную доктором Тазоном. И вторая: если этот выход окажется недостаточно эффективным – произвести очередное переселение. Все равно, если Аномалия затухает, не остается никаких причин предпочитать Улар другим, более удобным для жизни мирам. И мы снова сменим адрес.
Элюр откашлялся, вытер губы платочком.
– Вот мы и станем разрабатывать оба этих направления. И приступим немедленно. А сейчас – начинаем открытую дискуссию, как это принято у нас.
– Кан Элюр, если позволите…
– Конечно же, Эрб!
– Может быть, мы найдем способ обойтись без… без перевода моих монтажников в категорию сырья? Сложились, честное слово, неплохие группы, и ведь пусть не сегодня, но завтра для них снова найдется работа, где пригодятся их опыт и сработанность…
– Право же, Эрб, вы меня удивляете. Завтра? Завтра, в широком понимании, работа для них, скорее всего, и нашлась бы; но ведь до «завтра» нужно еще дожить, вам не кажется? А без ресурса, который они несут в себе – да ведь речь идет не только о них, мы прочешем всю планету, возьмем самый частый гребень, – до этого гипотетического дня мы можем и не дожить. Да поймите же, я говорю это всем вам: едва в мирах Федерации заподозрят, что мы пошатнулись, – на нас мгновенно набросится вся их оголтелая стая, как шакалы на заболевшего льва…
(«Хромает твоя эрудиция, Элюр, – подумал я мимоходом. – Шакалы стаями не собираются, они – одиночки. Лучше бы тебе сказать „гиены“. А еще убедительнее – просто волки. А что касается льва, то он ведь падальщик куда больше, чем охотник; да и охотой занимается там женский пол. Такие вот дела».)
– …И вот вам мой совет, Эрб: не привыкайте к людям и не сочувствуйте им. Высокие идеи – вот то единственное, что в этом мире заслуживает внимания. Однако, каны, я пока не услышал ни одного возражения или конструктивного предложения. Я ведь предупредил: можете высказываться без последствий. Нет корректив? Означает ли это, что вы безоговорочно соглашаетесь с моими предложениями?