Страница:
– Мог бы и не прятаться, никто бы его гнать не стал… Впрочем, тогда пришлось бы со всеми возвращаться…
Вождь шел сквозь плач, сквозь женские вопли и причитания, через все стойбище, за его пределы, туда, где стояло жилище Колдуна, одновременно притягивающее и отталкивающее. Сегодня ни оно, ни сам Колдун не манили никого из общинников. Не манили они и вождя – если бы он мог, он бы и шагу не сделал в этом направлении. Но требовалось решить… Требовалось? А разве решение уже не ясно?.. Нет, не ясно! Вопли баб, плач детишек значили мало, почти ничего. Да, многие охотники (многие?! почти все!) боятся и не любят Колдуна, даже те, кто обязан ему жизнью – как Йом… Старый Гор тоже его не любит; может быть, еще больше, чем молодые… А теперь это уже ненависть – справедливая, нет ли, но ненависть… И все же сын его, Дрого, против, и Донго против, да и жена его, Айя-лебедушка (вождь невольно улыбнулся: старая лебедушка), – молчит…
Жилище Колдуна. Древнее, замшелое, как он сам.
– Колдун! Я у твоего дома.
– Входи, вождь.
Внутри было все как несколько дней назад. Лежанка, покрытая той же шкурой; очаг (только дым какой-то едкий!). Старый Колдун, казалось, только что купался в этом дыму. Глаза его слезились.
– Мир тебе, вождь. Я ждал.
– Ты видишь: тебя обвиняют открыто. И должно быть, знаешь, чего требуют.
– Знаю.
Молчание. Колдун окунул руки в дым очага и потер ладони:
– Вождь, мои обвинители… ошибаются. Но это – не важно.
– Я верю: ты не давал ему любовный корень для приворота. Но почему ты не помог ему избавиться от наваждения?
Колдун улыбнулся:
– Вождь, я бы не смог дать это зелье кому бы то ни было и для чего бы то ни было, даже если бы очень хотел. Любовного корня нет!
Сказанное было так нелепо, что вождь даже не удивился.
– Да, да, его нет… Ты не понимаешь?
– Не понимаю.
– А все очень просто. Послушай, вождь. Я могу многое… Наверное, больше, чем думаешь даже ты. И знаю многое. Никому бы этого не знать! Но любовного корня – нет!
– Но даже я…
– А что – ты? Да, ты собираешь духов на празднества, ты просишь их помочь, и они помогают. Но кого и о чем ты просишь?
– Кого? Тех, кто мне был поручен. О чем? О любви и соединении.
– Вспомни, пойми: ты просишь духов открыть глаза тем, кто уже связан. Соединить уже соединенных. И они охотно помогают. Но, вождь, поверь: все твои духи бессильны отвратить сердце молодого охотника от той, кому оно принадлежит изначально. И бессильны отдать его сердце другой.
– Может быть. Но ты…
– А что – я? Я могу дать любовную силу даже старому Гору, да так, что и молодая застонет. Или отнять ее даже у молодого, хоть бы у сына твоего, Йома, так что и самые красивые девушки всех трех Родов его не возбудят… Ну и что? Полюбит ли от этого Гор хоть кого-нибудь? Разлюбит ли Йом свою Нагу?.. Вождь, есть две силы, два духа: Эйос и Аймос. Первый – веселый, любит человеческий смех и детей любит. Его можно призвать, можно попросить. О многом, в том числе соединить не связанных. Его помощники служат и тебе. Второй – мрачный и одинокий, звать его бесполезно, просить – тем более. Он не служит ни радости, ни горю. Он не соединяет тела, он связывает душу. Тот, на кого упал его взгляд, может стать и самым счастливым… Но чаще всего он делается самым несчастным. Отвести этот взгляд невозможно!
– Он…
– Вождь, сегодня можно называть имена. Сегодня худшего не будет.
– Хорошо. Мал в самом деле приходил к тебе? Зачем?
– Да. Приходил. Просил приворожить или отворожить твою дочь. Дать любовный корень. Я сказал то же, что и тебе говорю: этого зелья нет.
– Но ты бы мог…
– Что? Отвести его взгляд? Сделать так, чтобы его потянуло к Наве? Или к кому-нибудь еще? Да, мог бы. Но это ничего бы не изменило, ничему бы не помогло. Такая мара быстро проходит. Стало бы только хуже. Я сказал ему и об этом.
– Хуже? – Вождь горько усмехнулся.
– Да. Хуже. Хуже всегда может быть, если не сразу, то потом… Был бы ты рад похоронить вместе с Айрис – Дрого? Погибнуть самому, уступив свое место Малу? Тем бы все и кончилось, женись он сейчас на другой по моему привороту. На той, кого бы он возненавидел тем быстрее, чем глубже запала в его сердце твоя дочь, Айрис. Она гнездилась там очень глубоко и очень долго. Только он сам, по своей собственной воле мог изгнать ее оттуда. Или… или хотя бы утишить. Не захотел… Нет, мое колдовство только бы усилило Аймос. Победить этого духа, пересилить его силу можно лишь самому. В одиночку. Без колдовства… Я говорил об этом Малу, но он не понял. Не захотел понять. И я его выгнал.
Мучительно хотелось пить. Колдун, постаревший и жалкий, заковылял в темноту и тут же вернулся с кожаной баклагой. Жадно сделал три глотка и протянул вождю:
– Пей. Не волнуйся: тебя это ни к чему не обяжет. Я останусь. Ваш путь тяжел, конец не ясен. Нужно, чтобы люди тебе верили. Я не боюсь. Я останусь сам.
Помедлив, вождь приложился к отверстию. Не вода. Что-то горчащее.
– Колдун, почему тебя так не любят? – Вождь и сам удивился, когда с его губ сорвался этот мучивший с детства вопрос. – Из-за твоего наставника?
Колдун помолчал.
– Да. И это тоже.
– Не хочешь – не говори. Главное я уже знаю.
– Нет, главного ты не знаешь. И никто не знает. Я хотел сказать еще тогда, помнишь? Скажу сегодня. Ты Должен знать все.
Огонь в очаге едва тлел, почти умирал. Колдун покормил его хворостом, добавил две ветви потолще. Приложился к баклаге сам, передал ее гостю. И начал.
– Тебя тогда еще вовсе не было, Арго, даже малыша Мииту еще не было. Отец твой еще ползал, а не ходил. А я – был. Еще не мужчина, но и не ползунчик. И старый Хорру меня заметил.
Вождь, пугали ли тебя – мной? Может быть, не знаю. Но знаю: пугай не пугай, а дети ко мне льнут. А мы боялись Хорру больше, чем вурра. Все боялись. Он не советовал, он правил, хотя и не был вождем.
Он пришел в наше жилище и сказал, указывая на меня, несмышленыша: «Пойдет со мной!» Мать заплакала. А отец сказал: «Пойдем к вождю!» А что – вождь? Не было у нас вождя…
Они оба умерли в один год. Отец погиб во время Большой охоты – лошади стоптали. А мать и сестренка умерли от хонки – лихорадки. Хорру лечил. Да не вылечил. А я – не заболел.
Я жил в соседнем жилище, да не долго. Когда Хорру пришел вновь, меня отдали без возражений. А как иначе? Все мы – дети Великого Мамонта, но у них-то были свои дети. И они хотели жить.
Хорру был великий колдун. Великий. И он передал мне все. Бил меня? Да, бил. Но передал – все … Вождь, ты знаешь, что такое Посвящение охотников. Но ты не знаешь, что такое наше Посвящение. А я прошел не одно…
Да, Хорру передал мне все… Хотя и не все объяснил. И умирая, обнимал мои колени и в слезах умолял, чтобы я пошел его путем. Но я не хотел. Да и не мог.
Когда настал его час, я пошел вместе с ним, как должно. Но… Вождь, как он умирал! И ты, и я – мы знаем, что такое смерть, видели ее не раз. Но тут… Мы пришли в ложбину, которую он сам выбрал. И он мучился три дня, – может, и больше, не знаю. Это я выдержал только три дня подле него. Он катался, он выл, он грыз землю и прошлогодние листья. И он умолял меня сделать то, чему он меня научил. Занять его место. А я – не мог.
Вождь спросил:
– Это была Проклятая ложбина?
Колдун кивнул.
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – продолжил Колдун. – Почему ученик не принял духов наставника, хотя обязан был это сделать? Почему он оказался таким неблагодарным? Подожди. Послушай.
Ты знаешь, мы и сейчас с Родом детей Куницы не очень-то близки. Не враждуем, но почти не общаемся… Разве что я – с их молодым колдуном. Но и то совсем недавно. А остальные… Сколько браков с ними было заключено на твоей памяти? Два? Или три? Не больше. Они меняют нам хороший кремень, – это почти все, что мы о них знаем. Ну вот. А при Хорру и этого не было. Ни обмена, ни совместной охоты, ни праздников – ничего. Будто мы и не соседи… У них был свой колдун – наставник теперешнего, молодого, – и Хорру его ненавидел. Почему? Не знаю, только ненавидел люто…
Вождь! – Казалось, Колдун вдруг заговорил о другом. – Я знаю, ты никогда не пытался навести порчу. А другие – пытались. И на нас наводили. Я защищал, – это не сложно… Но только однажды я видел настоящую порчу. И настоящую защиту.
Молчание. Низкое пламя в очаге горело ровно, неторопливо обгладывало предложенную пищу. Колдун неожиданно спросил:
– Ты помнишь, как Хорру исцелил тебя?
Да. Еще бы! Маленький Мииту, только-только переставший быть ползунчиком, горел в объятиях страшной хонки; он уже вступал в другой мир, когда в их жилище появился Хорру, и лишь затем, чтобы вернуть его с полпути… Колдун, казалось, прочитал мысли вождя.
– Да, да. Тогда малыш Мииту ушел очень далеко. Не знаю, смог ли бы я вернуть его из такой дали даже сейчас. А Хорру – смог. И не его одного. Я был тогда как Дрого, только прошел не одно, а уже два Посвящения.
В тот день Хорру спас троих – от хонки! И не взял ничего: ни мяса, ни шкуры, ни плаща! Я сперва и не понимал – почему? Так на него непохоже… А он готовился. Своих призвать готовился и удар нанести… Слышал ли мудрый вождь, чтобы так готовились навести порчу? А мы еще и не ели ничего целых три дня. И еще три дня.
Да. Колдун тогда был юн и глуп, хотя и два Посвящения прошел. Он радовался удивленным взглядам, преисполненным самой горячей, самой искренней благодарности, несмелым улыбкам. И он думал: Великий Хорру тоже этому рад! Он понял, он стал другим!..
– Наставник, – робко заговорил наивный мальчик, – как все же хорошо делать доброе! Правда?
Нет, его наставник даже не разозлился – расхохотался:
– «Доброе!» «Злое!» «Свет!» «Тьма!» Забудь все эти глупости, если хочешь быть мудрым. И могучим! Это разделение – для глупцов. А в Мире – все едино, как едины ты и твоя тень на тропе. Отчего она? От света! «Добро!» «Зло!..» Добро тебе – зло другому, и наоборот… Скоро ты поймешь, ради чего я сегодня делал «добро».
– Потом… Да, странной была наша подготовка к порче, но само действо было еще более странным. И страшным.
Колдуну было все труднее говорить. Казалось, он старел на глазах.
– Была ночь, когда Одноглазая пялится вовсю. Все знают: хочешь навредить – подберись к своей жертве как можно ближе! Ну а мы не на юг пошли, не к стойбищу детей Куницы. Совсем в другую сторону – туда, где теперь наши северяне живут. Те, что сегодня ушли с Большого Совета. Тогда, в те годы, лишь одна маленькая община детей Серой Совы там и жила. Я думал: у Хорру там враг. Или за плату работает… Оказалось – нет!
Мы пришли к Большой воде, к тем камням, что хранят несъедобные раковины. Хорру показал место и сказал: «Копай!» И я выкопал… Это была берестяная коробка – вроде тех, в которых женщины хранят иглы и нашивки. Только там были листья. Хорру сказал, чтобы я встал спиной к Одноглазой, достал то, что было в листьях, и передал ему…
Колдун хлебнул из баклаги.
– Там была кость. Длинная, заостренная. Только… только это была совсем не кость! Когда я ее взял в руку, то почувствовал: она живая! Как… как напряженный член. Только в ней было не семя, а Зло. Я чувствовал, какая она злая! Она была готова ужалить меня, но не могла… Меня всего трясло, когда я передавал Хорру эту штуку, – а ведь я прошел два Посвящения! Хорру схватил ее, привязал какую-то веревку – кажется, из волос, – конец ее закопал в песок, а кость направил острием в сторону стойбища детей Куницы. И запел.
Опять пауза. И еще глоток.
– Вождь, я знаю много заклинаний, но этого – не знаю! Не хочу знать! Забыл!.. Хорру пел – и из кости полился свет, не знаю только, увидел бы его кто-нибудь из вас, охотников, или нет. Я-то видел. Сияние лилось – и все вокруг как будто исчезало в тумане. А впереди показалось стойбище детей Куницы.
Я знаю: от тех камней и нашего-то стойбища не увидеть даже в самый яркий день, даже дыма не увидеть из-за оврагов и леса! А ведь стойбище Куницы намного дальше… Но тогда все остальное исчезло в тумане, а их стойбище было маленькое, но отчетливое. Все можно было разглядеть, кто чем занят. А потом осталось одно жилище. Стены исчезли, и я увидел их колдуна. Ясно, как тебя сейчас вижу, только маленького. Он стоял за очагом, на коленях, к нам спиной, поправлял лежанку. А сияние двигалось к нему… И вдруг он обернулся и посмотрел прямо на нас. И сделал рукой какой-то жест, знак. И что-то сказал. И все пропало. Сразу. Хорру закричал, завыл, – раньше я такого и не слышал. Только потом, когда он умирал… Выдернул веревку и вместе с костью спиной бросился в воду. А я оцепенел. Стоял и чувствовал: в тело как будто иглы вонзаются. Не сосновые, костяные. Множество игл… А Хорру кричит: «В воду, безголовый! В воду, мышиный помет!» И я прыгнул, как он, спиной.
Сколько были в воде – не помню. Хорру меня вытащил, сунул кость с веревкой и буркнул: «Зарой!» Я его спрашиваю: «Где зарыть? И как?» Потому что – боюсь ее. А Хорру хотел, видно, обругать меня, ударить, да почему-то раздумал. И спокойно ответил: «Где хочешь. Не важно». Я посмотрел на кость и понял: в самом деле, не важно. Просто кость, едва обточенная. Человеческая. От ноги. Закопал здесь же и ногой притоптал… А осенью Хорру умер.
Да, уже на обратном пути он сказал: «Мне конец!» Но умер не сразу; Небесная Старуха успела заснуть и вновь проснуться, и лишь когда она заснула во второй раз, я услышал от наставника: «Подготовь все. Завтра мы пойдем туда, куда я покажу. И там ты проводишь меня и завершишь свое Третье Посвящение. Тому, кому я служил. И кто служил мне. Ты станешь сильнее, много сильнее, чем я. И ты отомстишь».
Пауза была долгой. Колдун не спеша кормил огонь, Казалось, он собирается с мыслями или с силами, чтобы продолжить рассказ.
– Мое Третье Посвящение … Не слыхал я, чтобы такое другие колдуны проходили. Да и я так и не прошел до конца – не посвятил себя Тому… Но узнал – многое. В эти дни, между нашим неудачным наведением и смертью Хорру. И наставник мой был совсем другим: не бил, не бранил даже… Разговаривал. Мирно так; на него и вовсе не похоже. И на вопросы отвечал. И учил, учил…
Знаешь, вождь… Все то, чему меня в эти дни обучил Хорру, я хотел бы забыть. Навсегда. Но – не могу. Ни разу… не пользовался. А вот поди ж ты, все помню… Хотя и убеждаю себя самого порой: «Не знаю! Не помню! Забыл!» Ты сам общаешься с нашими духами, мудрый Арго. Не так, как я, и не с теми, но поверь: и самые могучие, и самые… странные из мне известных – они чем-то все равно похожи на тех, которых ты знаешь. В главном сходны. Понимаешь, не чужды они нам! И Миру нашему не чужды… Что Мир без них? Мертвечина… А вот те …
И вновь Колдун глотнул из баклаги и омылся дымом.
– Те – совсем другие, совсем… Я-то с ними и не общался вовсе… Почти не общался. Но все равно – знаю! Другие. Злые. Нашим такая злоба и неведома. И могучие. Очень…
Мы пришли в ту ложбину, что сейчас зовут «Проклятой», на закате. Хорру лег на спину, прикрыл глаза и стал ждать. Смерть уже была мне хорошо знакома, но тут… Я творил должный обряд. Вначале слетелись птицы. Серенькие, мелкие… мы и внимания не обращаем на них: не дичь. Но их было так много: все, все вокруг облепили. Я и не думал, что их столько бывает. И после не видел… Так вот, пичуги эти крик подняли. Я заклинания читаю, а они вроде как вторят. Да с насмешкой! Хорру проворчал: «За мной это!.. Ну да посмотрим, дамся ли!»
Пришла ночь, и я все читал заклинания, призывал наших духов. Только все не так получалось. Привычные духи, что приходят за нами, робко появлялись, чтобы тут же исчезнуть. Приходили другие. Их становилось все больше и больше; трудно было дышать. Я замолчал, когда от них стало совсем невмоготу, и тогда Хорру сказал: «Они готовы. Ты знаешь, что нужно делать теперь». Да, я знал, но не сделал этого, не призвал их. Ни в первую ночь, ни потом…
Ночью Хорру только грозил и уговаривал. Ночь была его. Но с рассветом началось иное. Колдуна били корчи, пена выступила на губах, потом и кровь… Никогда во всю последующую жизнь его ученик не мог этого забыть. Казалось, Хорру терзают невыносимые боли – тем сильнее, чем выше поднималось солнце. И он уже не грозил, УМОЛЯЛ призвать к себе его покровителей и отпустить своего наставника. «Видишь?! Не умереть иначе!» – хрипел он. Мольбы чередовались с посулами, посулы с мольбами… Поймет ли Арго хоть немного, что такое это было?!
– Вторая ночь прошла еще хуже, хотя казалось, что хуже и быть не может. Хорру настаивал. И не один он, на меня давили те. Я не видел их, не слышал, нет. Только чувствовал… Невыносимо. Может, и в беспамятство впадал, не знаю… Потом снова взошло солнце, и все повторилось: корчи, мольбы, обещания… Как он мучился! Я надеялся: умрет – и я смогу сделать все, что должен сделать ученик для наставника. До заката. Молил предков… Но нет! И когда вновь начали слетаться птицы, я не выдержал, сбежал. Да, да, сбежал, хотя именно я должен был хоронить наставника. И не жалею об этом. И не стыжусь, потому что понимаю: третьей ночи мне бы не вынести! А когда вернулся (я все же вернулся днем), Хорру уже не было. Нигде.
Понял ли великий вождь, почему я не пошел по тропе своего могущественного наставника? Когда Хорру молил меня принять его духов, он обещал, что я стану более могучим, чем он сам. Звери, ветер, вода, даже небесный огонь будут в моих руках. Сама хонка приползет по первому моему зову, чтобы вцепиться в того, на кого укажу я. И покорно уползет прочь, если только я ей повелю. Самый сильный охотник будет передо мной слабее младенца; ни вождь, ни другой колдун не посмеют сказать «да», если я скажу: «нет»! Многое обещал! Но я-то видел, как Хорру бьется в корчах, комкает палые листья, рвет траву… Я видел его черный от земли окровавленный РОТ, выплевывающий щепу вместе с осколками зубов! И чуял, как собираются те, неведомые… Может быть, они ему и служили, не знаю. Но сколь бы могучими они ни были, я помнил ту ночь, у двух камней, когда Одноглазая смотрела в наши спины!.. Значит, есть и иная, совсем не ведомая мне сила, но еще более могучая!
И еще одно чувствовал я, уже тогда. Даже если бы все обещания исполнились, что бы значило мое могущество? Страх и ненависть, пусть даже бессильная. Вечное одиночество, пустота… Женщины? Да, у Хорру они были, и он любил их мучить. Но радости – не было… Последний охотник был счастливее великого Хорру! Нет, я хотел не этого. И убежал, когда стало невмоготу. Обряд призыва запомнил навсегда; до сих пор помню. Но зла больше не делал. Никогда. Никакого. Не наводил кость, не вынимал след… Вождь, я многое знаю, многое могу, но скажи мне сейчас даже ты: «Убей врага!» Копьем – да, колдовством – нет! Даже с помощью наших духов – нет!
Уже ночь, а ведь когда Арго сюда направлялся, было еще совсем светло. Колдун был прав: его история долгая. И трудная. Но главное – ясно, и решение принято. Дрого будет рад, и Донго станет учеником старого Колдуна!..
– Значит, все беды от твоего наставника, великого Хорру? И от тех, кто ему служил и кому служил он? То, что случилось, – их месть?
Колдун задумался.
– Мудрый Арго, великий вождь детей Мамонта! Я понимаю: ты устал. Но я обещал тебе сказать все. А моя история еще не завершена. Прошу тебя: наберись терпения, выслушай ее до конца. А тогда уж и решай.
Поколебавшись, вождь ответил:
– Уже поздно, и мне еще говорить с людьми. Я понял главное, и что бы ты ни добавил, оно уже ничего для меня не изменит. Скажи только: ты сам – чего хочешь?
– Я останусь, вождь. Останусь сам. После ночей в Проклятой ложбине мне уже ничто не страшно. Смерть? Я старик, и я хочу поскорее встретить ту, о ком ты не пожелал меня выслушать. Сказать: прости! И твои люди правы: я виноват, хотя и в другом, не в том, о чем они думают. Я останусь сам, но я хочу, чтобы ты запомнил и передал своему сыну, когда настанет его срок: Колдуй не был Хорру!
Молчание. Вождь принял решение еще до того, как Колдун закончил свой рассказ. Он встал:
– Ты пойдешь с нами.
– Но, вождь, люди…
– Ты пойдешь с нами ради людей. Я сказал.
(Да, ты пойдешь с нами, ибо только ты хотя бы что-то знаешь о тех, кого все же призвал твой наставник. О тех, кто неизбежно будет преследовать нас – до конца. И если ты действительно сможешь защитить, – что ж, тем лучше для нас всех. Если же нет…)
Вождь спускался по тропе медленно, хотя и знал: его ждут с нетерпением. И, быть может, не только те, с кем он делит свой кров. Спешить нельзя, нужно все обдумать. Весь разговор. Да, он прав. Колдуна нельзя оставлять, даже если против будет вся община. Арго чувствовал: Колдун не лжет. Быть может, и умалчивает о чем-то, но – не лжет! И тогда без него они все будут слепы и глухи. Ну а если он, Арго, ошибается? Если все это – хитрые уловки могущественного и мудрого? Что тогда? Даже тогда его нельзя оставлять здесь, одного и без присмотра. Правда выплывет рано или поздно. И если он, вождь детей Мамонта, ошибся сейчас, – что ж, потом он покарает лжеца и врага. И сам понесет заслуженную кару.
Арго не ошибся. Все те, с кем говорил он в своем жилище до того, как отправиться к Колдуну, ждали его у входа.
Заговорил Йом:
– Вождь! Старый Гор и другие мужчины ждут тебя у тотемного столба.
– Что ж, идем!
Отсветы пламени плясали на сосредоточенных лицах, и казалось, их подергивает нервная судорога. Гор выступил вперед:
– Великий вождь детей Мамонта! Твои охотники говорили долго. Наше слово: Колдун должен остаться!
– Что ж, ваше слово – ваше право. Только знайте, – Арго выдержал паузу, поочередно вглядываясь в замершие лица, – в этом случае Арго больше не ваш вождь. Он тоже останется со своим Колдуном. И с теми, кто захочет разделить их судьбу.
При этих словах вперед вышли Дрого, Донго, а за ними Йом и Вуул. Поколебавшись, сделал шаг и Морт – один из тех, кто был с Йомом во время погони.
– Но, вождь…
Арго поднял обе руки. Молчание! Это его последнее слово.
– Знаю: наши жены и дети останутся с нами. Знаю и другое: рано или поздно вам придется искать того самого Колдуна, которого вы хотите сейчас бросить. Искать, чтобы он вам помог. Что ж, мы постараемся остаться в живых.
Арго опустил руки и сделал шаг, чтобы уйти. Но Гор преградил ему путь. Без угрозы.
– Великий вождь! Старый Гор дважды говорил сегодня – за остальных. По обычаю, третий раз он может сказать за них, не спрашивая совета. Так вот: старый Гор тебе верит. Те, кто верит старому Гору, пойдут за тобой. И отныне каждый, кто скажет слово против нашего вождя Арго… и против нашего Колдуна, – НАШ ВРАГ!
Бивневый дротик резко вонзился в землю, и Гор отошел к тем, кто уже встал на сторону вождя. Один за другим подходили сыновья Мамонта, поочередно вонзая свои дротики, и становились рядом с ними. Ни один мужчина не преломил свое оружие и не встал по другую сторону костра. Все было решено. Община Арго вновь обрела утраченное единство.
Часть 3
Глава 16
Дни летели быстро. Стойбище покидали редко. Зачем? Новые запасы? Старые забрать бы! В гости? Не к кому и незачем; они – отверженные, чужие даже для некогда близких. Да и небезопасно сейчас отлучаться: нужно быть все время настороже. Есть такие, жаждущие крови, совершающие тайные вылазки и тщательно хранящие от посторонних глаз свои кровавые трофеи: скальпы, отрезанные уши, пальцы… Своих знают только они сами; членом этого зловещего союза может оказаться и твой хороший знакомый, на которого ты, непосвященный, и не подумал бы. Обычно жаждущие крови ищут свои жертвы подальше от родных мест, но сейчас, когда две общины детей Мамонта уже почти вне закона… Лучше не рисковать!
И гостей почти не было. Только ближайшие родственники, да и то не все. Гарт попрощался со своей дочерью, Нагой. Уговаривал остаться, хотя знал: бесполезно! С Арго и Йомом простился сдержанно, но легкой тропы пожелал. Приходила и Айрена, без мужа, в сопровождении колдуна-Куницы.
– Может, с нами пойдешь? – спросил Арго. – Путь тяжел, но что, если у Нерта будет совсем невмоготу?
Дочь отказалась:
– Муж не даст в обиду. Ребенок у нас будет. Хорошо бы – сын! – погладила себя по животу и улыбнулась.
Дрого не знал, встречаются ли Каймо и Туйя. Он избегал Каймо: после того злополучного дня не хотелось говорить с ним ни о чем. Да и Каймо заметно отдалился от своих приятелей, – видно, не забыл слова Вуула. А с Нату Дрого и не пытался увидеться: для чего? Теперь они разделены навсегда, и ни к чему думать о Начальном даре, о свадьбах, о своем очаге. Теперь все это – когда-то еще будет? И с кем? И будет ли вообще?
Зато колдун-Куница – даром что совсем чужой! – навещал их часто. И не один: Наву, свою невесту, тоже приводил. Они подолгу оставались в жилище старого Колдуна – о чем-то своем говорили. Дрого диву давался: Нава-то почему? Но вопросов не задавал: что ему до колдовских дел? Скажут, если будет нужно…
Пришли прощаться Кано и с ним те охотники, у кого в общине Арго оставались ближайшие родственники. Их община молодая, еще малочисленная, собраться им было легче, вот и на новую тропу встают раньше. Прощались в центре стойбища, у тотемного столба. Собрались не только самые близкие, все – от мала до велика. Понимали: это последняя встреча, их пути уводят в противоположные стороны, и на грядущие встречи в этом Мире надежды нет.
Вождь шел сквозь плач, сквозь женские вопли и причитания, через все стойбище, за его пределы, туда, где стояло жилище Колдуна, одновременно притягивающее и отталкивающее. Сегодня ни оно, ни сам Колдун не манили никого из общинников. Не манили они и вождя – если бы он мог, он бы и шагу не сделал в этом направлении. Но требовалось решить… Требовалось? А разве решение уже не ясно?.. Нет, не ясно! Вопли баб, плач детишек значили мало, почти ничего. Да, многие охотники (многие?! почти все!) боятся и не любят Колдуна, даже те, кто обязан ему жизнью – как Йом… Старый Гор тоже его не любит; может быть, еще больше, чем молодые… А теперь это уже ненависть – справедливая, нет ли, но ненависть… И все же сын его, Дрого, против, и Донго против, да и жена его, Айя-лебедушка (вождь невольно улыбнулся: старая лебедушка), – молчит…
Жилище Колдуна. Древнее, замшелое, как он сам.
– Колдун! Я у твоего дома.
– Входи, вождь.
Внутри было все как несколько дней назад. Лежанка, покрытая той же шкурой; очаг (только дым какой-то едкий!). Старый Колдун, казалось, только что купался в этом дыму. Глаза его слезились.
– Мир тебе, вождь. Я ждал.
– Ты видишь: тебя обвиняют открыто. И должно быть, знаешь, чего требуют.
– Знаю.
Молчание. Колдун окунул руки в дым очага и потер ладони:
– Вождь, мои обвинители… ошибаются. Но это – не важно.
– Я верю: ты не давал ему любовный корень для приворота. Но почему ты не помог ему избавиться от наваждения?
Колдун улыбнулся:
– Вождь, я бы не смог дать это зелье кому бы то ни было и для чего бы то ни было, даже если бы очень хотел. Любовного корня нет!
Сказанное было так нелепо, что вождь даже не удивился.
– Да, да, его нет… Ты не понимаешь?
– Не понимаю.
– А все очень просто. Послушай, вождь. Я могу многое… Наверное, больше, чем думаешь даже ты. И знаю многое. Никому бы этого не знать! Но любовного корня – нет!
– Но даже я…
– А что – ты? Да, ты собираешь духов на празднества, ты просишь их помочь, и они помогают. Но кого и о чем ты просишь?
– Кого? Тех, кто мне был поручен. О чем? О любви и соединении.
– Вспомни, пойми: ты просишь духов открыть глаза тем, кто уже связан. Соединить уже соединенных. И они охотно помогают. Но, вождь, поверь: все твои духи бессильны отвратить сердце молодого охотника от той, кому оно принадлежит изначально. И бессильны отдать его сердце другой.
– Может быть. Но ты…
– А что – я? Я могу дать любовную силу даже старому Гору, да так, что и молодая застонет. Или отнять ее даже у молодого, хоть бы у сына твоего, Йома, так что и самые красивые девушки всех трех Родов его не возбудят… Ну и что? Полюбит ли от этого Гор хоть кого-нибудь? Разлюбит ли Йом свою Нагу?.. Вождь, есть две силы, два духа: Эйос и Аймос. Первый – веселый, любит человеческий смех и детей любит. Его можно призвать, можно попросить. О многом, в том числе соединить не связанных. Его помощники служат и тебе. Второй – мрачный и одинокий, звать его бесполезно, просить – тем более. Он не служит ни радости, ни горю. Он не соединяет тела, он связывает душу. Тот, на кого упал его взгляд, может стать и самым счастливым… Но чаще всего он делается самым несчастным. Отвести этот взгляд невозможно!
– Он…
– Вождь, сегодня можно называть имена. Сегодня худшего не будет.
– Хорошо. Мал в самом деле приходил к тебе? Зачем?
– Да. Приходил. Просил приворожить или отворожить твою дочь. Дать любовный корень. Я сказал то же, что и тебе говорю: этого зелья нет.
– Но ты бы мог…
– Что? Отвести его взгляд? Сделать так, чтобы его потянуло к Наве? Или к кому-нибудь еще? Да, мог бы. Но это ничего бы не изменило, ничему бы не помогло. Такая мара быстро проходит. Стало бы только хуже. Я сказал ему и об этом.
– Хуже? – Вождь горько усмехнулся.
– Да. Хуже. Хуже всегда может быть, если не сразу, то потом… Был бы ты рад похоронить вместе с Айрис – Дрого? Погибнуть самому, уступив свое место Малу? Тем бы все и кончилось, женись он сейчас на другой по моему привороту. На той, кого бы он возненавидел тем быстрее, чем глубже запала в его сердце твоя дочь, Айрис. Она гнездилась там очень глубоко и очень долго. Только он сам, по своей собственной воле мог изгнать ее оттуда. Или… или хотя бы утишить. Не захотел… Нет, мое колдовство только бы усилило Аймос. Победить этого духа, пересилить его силу можно лишь самому. В одиночку. Без колдовства… Я говорил об этом Малу, но он не понял. Не захотел понять. И я его выгнал.
Мучительно хотелось пить. Колдун, постаревший и жалкий, заковылял в темноту и тут же вернулся с кожаной баклагой. Жадно сделал три глотка и протянул вождю:
– Пей. Не волнуйся: тебя это ни к чему не обяжет. Я останусь. Ваш путь тяжел, конец не ясен. Нужно, чтобы люди тебе верили. Я не боюсь. Я останусь сам.
Помедлив, вождь приложился к отверстию. Не вода. Что-то горчащее.
– Колдун, почему тебя так не любят? – Вождь и сам удивился, когда с его губ сорвался этот мучивший с детства вопрос. – Из-за твоего наставника?
Колдун помолчал.
– Да. И это тоже.
– Не хочешь – не говори. Главное я уже знаю.
– Нет, главного ты не знаешь. И никто не знает. Я хотел сказать еще тогда, помнишь? Скажу сегодня. Ты Должен знать все.
Огонь в очаге едва тлел, почти умирал. Колдун покормил его хворостом, добавил две ветви потолще. Приложился к баклаге сам, передал ее гостю. И начал.
– Тебя тогда еще вовсе не было, Арго, даже малыша Мииту еще не было. Отец твой еще ползал, а не ходил. А я – был. Еще не мужчина, но и не ползунчик. И старый Хорру меня заметил.
Вождь, пугали ли тебя – мной? Может быть, не знаю. Но знаю: пугай не пугай, а дети ко мне льнут. А мы боялись Хорру больше, чем вурра. Все боялись. Он не советовал, он правил, хотя и не был вождем.
Он пришел в наше жилище и сказал, указывая на меня, несмышленыша: «Пойдет со мной!» Мать заплакала. А отец сказал: «Пойдем к вождю!» А что – вождь? Не было у нас вождя…
Они оба умерли в один год. Отец погиб во время Большой охоты – лошади стоптали. А мать и сестренка умерли от хонки – лихорадки. Хорру лечил. Да не вылечил. А я – не заболел.
Я жил в соседнем жилище, да не долго. Когда Хорру пришел вновь, меня отдали без возражений. А как иначе? Все мы – дети Великого Мамонта, но у них-то были свои дети. И они хотели жить.
Хорру был великий колдун. Великий. И он передал мне все. Бил меня? Да, бил. Но передал – все … Вождь, ты знаешь, что такое Посвящение охотников. Но ты не знаешь, что такое наше Посвящение. А я прошел не одно…
Да, Хорру передал мне все… Хотя и не все объяснил. И умирая, обнимал мои колени и в слезах умолял, чтобы я пошел его путем. Но я не хотел. Да и не мог.
Когда настал его час, я пошел вместе с ним, как должно. Но… Вождь, как он умирал! И ты, и я – мы знаем, что такое смерть, видели ее не раз. Но тут… Мы пришли в ложбину, которую он сам выбрал. И он мучился три дня, – может, и больше, не знаю. Это я выдержал только три дня подле него. Он катался, он выл, он грыз землю и прошлогодние листья. И он умолял меня сделать то, чему он меня научил. Занять его место. А я – не мог.
Вождь спросил:
– Это была Проклятая ложбина?
Колдун кивнул.
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – продолжил Колдун. – Почему ученик не принял духов наставника, хотя обязан был это сделать? Почему он оказался таким неблагодарным? Подожди. Послушай.
Ты знаешь, мы и сейчас с Родом детей Куницы не очень-то близки. Не враждуем, но почти не общаемся… Разве что я – с их молодым колдуном. Но и то совсем недавно. А остальные… Сколько браков с ними было заключено на твоей памяти? Два? Или три? Не больше. Они меняют нам хороший кремень, – это почти все, что мы о них знаем. Ну вот. А при Хорру и этого не было. Ни обмена, ни совместной охоты, ни праздников – ничего. Будто мы и не соседи… У них был свой колдун – наставник теперешнего, молодого, – и Хорру его ненавидел. Почему? Не знаю, только ненавидел люто…
Вождь! – Казалось, Колдун вдруг заговорил о другом. – Я знаю, ты никогда не пытался навести порчу. А другие – пытались. И на нас наводили. Я защищал, – это не сложно… Но только однажды я видел настоящую порчу. И настоящую защиту.
Молчание. Низкое пламя в очаге горело ровно, неторопливо обгладывало предложенную пищу. Колдун неожиданно спросил:
– Ты помнишь, как Хорру исцелил тебя?
Да. Еще бы! Маленький Мииту, только-только переставший быть ползунчиком, горел в объятиях страшной хонки; он уже вступал в другой мир, когда в их жилище появился Хорру, и лишь затем, чтобы вернуть его с полпути… Колдун, казалось, прочитал мысли вождя.
– Да, да. Тогда малыш Мииту ушел очень далеко. Не знаю, смог ли бы я вернуть его из такой дали даже сейчас. А Хорру – смог. И не его одного. Я был тогда как Дрого, только прошел не одно, а уже два Посвящения.
В тот день Хорру спас троих – от хонки! И не взял ничего: ни мяса, ни шкуры, ни плаща! Я сперва и не понимал – почему? Так на него непохоже… А он готовился. Своих призвать готовился и удар нанести… Слышал ли мудрый вождь, чтобы так готовились навести порчу? А мы еще и не ели ничего целых три дня. И еще три дня.
Да. Колдун тогда был юн и глуп, хотя и два Посвящения прошел. Он радовался удивленным взглядам, преисполненным самой горячей, самой искренней благодарности, несмелым улыбкам. И он думал: Великий Хорру тоже этому рад! Он понял, он стал другим!..
– Наставник, – робко заговорил наивный мальчик, – как все же хорошо делать доброе! Правда?
Нет, его наставник даже не разозлился – расхохотался:
– «Доброе!» «Злое!» «Свет!» «Тьма!» Забудь все эти глупости, если хочешь быть мудрым. И могучим! Это разделение – для глупцов. А в Мире – все едино, как едины ты и твоя тень на тропе. Отчего она? От света! «Добро!» «Зло!..» Добро тебе – зло другому, и наоборот… Скоро ты поймешь, ради чего я сегодня делал «добро».
– Потом… Да, странной была наша подготовка к порче, но само действо было еще более странным. И страшным.
Колдуну было все труднее говорить. Казалось, он старел на глазах.
– Была ночь, когда Одноглазая пялится вовсю. Все знают: хочешь навредить – подберись к своей жертве как можно ближе! Ну а мы не на юг пошли, не к стойбищу детей Куницы. Совсем в другую сторону – туда, где теперь наши северяне живут. Те, что сегодня ушли с Большого Совета. Тогда, в те годы, лишь одна маленькая община детей Серой Совы там и жила. Я думал: у Хорру там враг. Или за плату работает… Оказалось – нет!
Мы пришли к Большой воде, к тем камням, что хранят несъедобные раковины. Хорру показал место и сказал: «Копай!» И я выкопал… Это была берестяная коробка – вроде тех, в которых женщины хранят иглы и нашивки. Только там были листья. Хорру сказал, чтобы я встал спиной к Одноглазой, достал то, что было в листьях, и передал ему…
Колдун хлебнул из баклаги.
– Там была кость. Длинная, заостренная. Только… только это была совсем не кость! Когда я ее взял в руку, то почувствовал: она живая! Как… как напряженный член. Только в ней было не семя, а Зло. Я чувствовал, какая она злая! Она была готова ужалить меня, но не могла… Меня всего трясло, когда я передавал Хорру эту штуку, – а ведь я прошел два Посвящения! Хорру схватил ее, привязал какую-то веревку – кажется, из волос, – конец ее закопал в песок, а кость направил острием в сторону стойбища детей Куницы. И запел.
Опять пауза. И еще глоток.
– Вождь, я знаю много заклинаний, но этого – не знаю! Не хочу знать! Забыл!.. Хорру пел – и из кости полился свет, не знаю только, увидел бы его кто-нибудь из вас, охотников, или нет. Я-то видел. Сияние лилось – и все вокруг как будто исчезало в тумане. А впереди показалось стойбище детей Куницы.
Я знаю: от тех камней и нашего-то стойбища не увидеть даже в самый яркий день, даже дыма не увидеть из-за оврагов и леса! А ведь стойбище Куницы намного дальше… Но тогда все остальное исчезло в тумане, а их стойбище было маленькое, но отчетливое. Все можно было разглядеть, кто чем занят. А потом осталось одно жилище. Стены исчезли, и я увидел их колдуна. Ясно, как тебя сейчас вижу, только маленького. Он стоял за очагом, на коленях, к нам спиной, поправлял лежанку. А сияние двигалось к нему… И вдруг он обернулся и посмотрел прямо на нас. И сделал рукой какой-то жест, знак. И что-то сказал. И все пропало. Сразу. Хорру закричал, завыл, – раньше я такого и не слышал. Только потом, когда он умирал… Выдернул веревку и вместе с костью спиной бросился в воду. А я оцепенел. Стоял и чувствовал: в тело как будто иглы вонзаются. Не сосновые, костяные. Множество игл… А Хорру кричит: «В воду, безголовый! В воду, мышиный помет!» И я прыгнул, как он, спиной.
Сколько были в воде – не помню. Хорру меня вытащил, сунул кость с веревкой и буркнул: «Зарой!» Я его спрашиваю: «Где зарыть? И как?» Потому что – боюсь ее. А Хорру хотел, видно, обругать меня, ударить, да почему-то раздумал. И спокойно ответил: «Где хочешь. Не важно». Я посмотрел на кость и понял: в самом деле, не важно. Просто кость, едва обточенная. Человеческая. От ноги. Закопал здесь же и ногой притоптал… А осенью Хорру умер.
Да, уже на обратном пути он сказал: «Мне конец!» Но умер не сразу; Небесная Старуха успела заснуть и вновь проснуться, и лишь когда она заснула во второй раз, я услышал от наставника: «Подготовь все. Завтра мы пойдем туда, куда я покажу. И там ты проводишь меня и завершишь свое Третье Посвящение. Тому, кому я служил. И кто служил мне. Ты станешь сильнее, много сильнее, чем я. И ты отомстишь».
Пауза была долгой. Колдун не спеша кормил огонь, Казалось, он собирается с мыслями или с силами, чтобы продолжить рассказ.
– Мое Третье Посвящение … Не слыхал я, чтобы такое другие колдуны проходили. Да и я так и не прошел до конца – не посвятил себя Тому… Но узнал – многое. В эти дни, между нашим неудачным наведением и смертью Хорру. И наставник мой был совсем другим: не бил, не бранил даже… Разговаривал. Мирно так; на него и вовсе не похоже. И на вопросы отвечал. И учил, учил…
Знаешь, вождь… Все то, чему меня в эти дни обучил Хорру, я хотел бы забыть. Навсегда. Но – не могу. Ни разу… не пользовался. А вот поди ж ты, все помню… Хотя и убеждаю себя самого порой: «Не знаю! Не помню! Забыл!» Ты сам общаешься с нашими духами, мудрый Арго. Не так, как я, и не с теми, но поверь: и самые могучие, и самые… странные из мне известных – они чем-то все равно похожи на тех, которых ты знаешь. В главном сходны. Понимаешь, не чужды они нам! И Миру нашему не чужды… Что Мир без них? Мертвечина… А вот те …
И вновь Колдун глотнул из баклаги и омылся дымом.
– Те – совсем другие, совсем… Я-то с ними и не общался вовсе… Почти не общался. Но все равно – знаю! Другие. Злые. Нашим такая злоба и неведома. И могучие. Очень…
Мы пришли в ту ложбину, что сейчас зовут «Проклятой», на закате. Хорру лег на спину, прикрыл глаза и стал ждать. Смерть уже была мне хорошо знакома, но тут… Я творил должный обряд. Вначале слетелись птицы. Серенькие, мелкие… мы и внимания не обращаем на них: не дичь. Но их было так много: все, все вокруг облепили. Я и не думал, что их столько бывает. И после не видел… Так вот, пичуги эти крик подняли. Я заклинания читаю, а они вроде как вторят. Да с насмешкой! Хорру проворчал: «За мной это!.. Ну да посмотрим, дамся ли!»
Пришла ночь, и я все читал заклинания, призывал наших духов. Только все не так получалось. Привычные духи, что приходят за нами, робко появлялись, чтобы тут же исчезнуть. Приходили другие. Их становилось все больше и больше; трудно было дышать. Я замолчал, когда от них стало совсем невмоготу, и тогда Хорру сказал: «Они готовы. Ты знаешь, что нужно делать теперь». Да, я знал, но не сделал этого, не призвал их. Ни в первую ночь, ни потом…
Ночью Хорру только грозил и уговаривал. Ночь была его. Но с рассветом началось иное. Колдуна били корчи, пена выступила на губах, потом и кровь… Никогда во всю последующую жизнь его ученик не мог этого забыть. Казалось, Хорру терзают невыносимые боли – тем сильнее, чем выше поднималось солнце. И он уже не грозил, УМОЛЯЛ призвать к себе его покровителей и отпустить своего наставника. «Видишь?! Не умереть иначе!» – хрипел он. Мольбы чередовались с посулами, посулы с мольбами… Поймет ли Арго хоть немного, что такое это было?!
– Вторая ночь прошла еще хуже, хотя казалось, что хуже и быть не может. Хорру настаивал. И не один он, на меня давили те. Я не видел их, не слышал, нет. Только чувствовал… Невыносимо. Может, и в беспамятство впадал, не знаю… Потом снова взошло солнце, и все повторилось: корчи, мольбы, обещания… Как он мучился! Я надеялся: умрет – и я смогу сделать все, что должен сделать ученик для наставника. До заката. Молил предков… Но нет! И когда вновь начали слетаться птицы, я не выдержал, сбежал. Да, да, сбежал, хотя именно я должен был хоронить наставника. И не жалею об этом. И не стыжусь, потому что понимаю: третьей ночи мне бы не вынести! А когда вернулся (я все же вернулся днем), Хорру уже не было. Нигде.
Понял ли великий вождь, почему я не пошел по тропе своего могущественного наставника? Когда Хорру молил меня принять его духов, он обещал, что я стану более могучим, чем он сам. Звери, ветер, вода, даже небесный огонь будут в моих руках. Сама хонка приползет по первому моему зову, чтобы вцепиться в того, на кого укажу я. И покорно уползет прочь, если только я ей повелю. Самый сильный охотник будет передо мной слабее младенца; ни вождь, ни другой колдун не посмеют сказать «да», если я скажу: «нет»! Многое обещал! Но я-то видел, как Хорру бьется в корчах, комкает палые листья, рвет траву… Я видел его черный от земли окровавленный РОТ, выплевывающий щепу вместе с осколками зубов! И чуял, как собираются те, неведомые… Может быть, они ему и служили, не знаю. Но сколь бы могучими они ни были, я помнил ту ночь, у двух камней, когда Одноглазая смотрела в наши спины!.. Значит, есть и иная, совсем не ведомая мне сила, но еще более могучая!
И еще одно чувствовал я, уже тогда. Даже если бы все обещания исполнились, что бы значило мое могущество? Страх и ненависть, пусть даже бессильная. Вечное одиночество, пустота… Женщины? Да, у Хорру они были, и он любил их мучить. Но радости – не было… Последний охотник был счастливее великого Хорру! Нет, я хотел не этого. И убежал, когда стало невмоготу. Обряд призыва запомнил навсегда; до сих пор помню. Но зла больше не делал. Никогда. Никакого. Не наводил кость, не вынимал след… Вождь, я многое знаю, многое могу, но скажи мне сейчас даже ты: «Убей врага!» Копьем – да, колдовством – нет! Даже с помощью наших духов – нет!
Уже ночь, а ведь когда Арго сюда направлялся, было еще совсем светло. Колдун был прав: его история долгая. И трудная. Но главное – ясно, и решение принято. Дрого будет рад, и Донго станет учеником старого Колдуна!..
– Значит, все беды от твоего наставника, великого Хорру? И от тех, кто ему служил и кому служил он? То, что случилось, – их месть?
Колдун задумался.
– Мудрый Арго, великий вождь детей Мамонта! Я понимаю: ты устал. Но я обещал тебе сказать все. А моя история еще не завершена. Прошу тебя: наберись терпения, выслушай ее до конца. А тогда уж и решай.
Поколебавшись, вождь ответил:
– Уже поздно, и мне еще говорить с людьми. Я понял главное, и что бы ты ни добавил, оно уже ничего для меня не изменит. Скажи только: ты сам – чего хочешь?
– Я останусь, вождь. Останусь сам. После ночей в Проклятой ложбине мне уже ничто не страшно. Смерть? Я старик, и я хочу поскорее встретить ту, о ком ты не пожелал меня выслушать. Сказать: прости! И твои люди правы: я виноват, хотя и в другом, не в том, о чем они думают. Я останусь сам, но я хочу, чтобы ты запомнил и передал своему сыну, когда настанет его срок: Колдуй не был Хорру!
Молчание. Вождь принял решение еще до того, как Колдун закончил свой рассказ. Он встал:
– Ты пойдешь с нами.
– Но, вождь, люди…
– Ты пойдешь с нами ради людей. Я сказал.
(Да, ты пойдешь с нами, ибо только ты хотя бы что-то знаешь о тех, кого все же призвал твой наставник. О тех, кто неизбежно будет преследовать нас – до конца. И если ты действительно сможешь защитить, – что ж, тем лучше для нас всех. Если же нет…)
Вождь спускался по тропе медленно, хотя и знал: его ждут с нетерпением. И, быть может, не только те, с кем он делит свой кров. Спешить нельзя, нужно все обдумать. Весь разговор. Да, он прав. Колдуна нельзя оставлять, даже если против будет вся община. Арго чувствовал: Колдун не лжет. Быть может, и умалчивает о чем-то, но – не лжет! И тогда без него они все будут слепы и глухи. Ну а если он, Арго, ошибается? Если все это – хитрые уловки могущественного и мудрого? Что тогда? Даже тогда его нельзя оставлять здесь, одного и без присмотра. Правда выплывет рано или поздно. И если он, вождь детей Мамонта, ошибся сейчас, – что ж, потом он покарает лжеца и врага. И сам понесет заслуженную кару.
Арго не ошибся. Все те, с кем говорил он в своем жилище до того, как отправиться к Колдуну, ждали его у входа.
Заговорил Йом:
– Вождь! Старый Гор и другие мужчины ждут тебя у тотемного столба.
– Что ж, идем!
Отсветы пламени плясали на сосредоточенных лицах, и казалось, их подергивает нервная судорога. Гор выступил вперед:
– Великий вождь детей Мамонта! Твои охотники говорили долго. Наше слово: Колдун должен остаться!
– Что ж, ваше слово – ваше право. Только знайте, – Арго выдержал паузу, поочередно вглядываясь в замершие лица, – в этом случае Арго больше не ваш вождь. Он тоже останется со своим Колдуном. И с теми, кто захочет разделить их судьбу.
При этих словах вперед вышли Дрого, Донго, а за ними Йом и Вуул. Поколебавшись, сделал шаг и Морт – один из тех, кто был с Йомом во время погони.
– Но, вождь…
Арго поднял обе руки. Молчание! Это его последнее слово.
– Знаю: наши жены и дети останутся с нами. Знаю и другое: рано или поздно вам придется искать того самого Колдуна, которого вы хотите сейчас бросить. Искать, чтобы он вам помог. Что ж, мы постараемся остаться в живых.
Арго опустил руки и сделал шаг, чтобы уйти. Но Гор преградил ему путь. Без угрозы.
– Великий вождь! Старый Гор дважды говорил сегодня – за остальных. По обычаю, третий раз он может сказать за них, не спрашивая совета. Так вот: старый Гор тебе верит. Те, кто верит старому Гору, пойдут за тобой. И отныне каждый, кто скажет слово против нашего вождя Арго… и против нашего Колдуна, – НАШ ВРАГ!
Бивневый дротик резко вонзился в землю, и Гор отошел к тем, кто уже встал на сторону вождя. Один за другим подходили сыновья Мамонта, поочередно вонзая свои дротики, и становились рядом с ними. Ни один мужчина не преломил свое оружие и не встал по другую сторону костра. Все было решено. Община Арго вновь обрела утраченное единство.
Часть 3
ИЗГНАННИКИ
Глава 16
НАЧАЛО ПУТИ
Дни летели быстро. Стойбище покидали редко. Зачем? Новые запасы? Старые забрать бы! В гости? Не к кому и незачем; они – отверженные, чужие даже для некогда близких. Да и небезопасно сейчас отлучаться: нужно быть все время настороже. Есть такие, жаждущие крови, совершающие тайные вылазки и тщательно хранящие от посторонних глаз свои кровавые трофеи: скальпы, отрезанные уши, пальцы… Своих знают только они сами; членом этого зловещего союза может оказаться и твой хороший знакомый, на которого ты, непосвященный, и не подумал бы. Обычно жаждущие крови ищут свои жертвы подальше от родных мест, но сейчас, когда две общины детей Мамонта уже почти вне закона… Лучше не рисковать!
И гостей почти не было. Только ближайшие родственники, да и то не все. Гарт попрощался со своей дочерью, Нагой. Уговаривал остаться, хотя знал: бесполезно! С Арго и Йомом простился сдержанно, но легкой тропы пожелал. Приходила и Айрена, без мужа, в сопровождении колдуна-Куницы.
– Может, с нами пойдешь? – спросил Арго. – Путь тяжел, но что, если у Нерта будет совсем невмоготу?
Дочь отказалась:
– Муж не даст в обиду. Ребенок у нас будет. Хорошо бы – сын! – погладила себя по животу и улыбнулась.
Дрого не знал, встречаются ли Каймо и Туйя. Он избегал Каймо: после того злополучного дня не хотелось говорить с ним ни о чем. Да и Каймо заметно отдалился от своих приятелей, – видно, не забыл слова Вуула. А с Нату Дрого и не пытался увидеться: для чего? Теперь они разделены навсегда, и ни к чему думать о Начальном даре, о свадьбах, о своем очаге. Теперь все это – когда-то еще будет? И с кем? И будет ли вообще?
Зато колдун-Куница – даром что совсем чужой! – навещал их часто. И не один: Наву, свою невесту, тоже приводил. Они подолгу оставались в жилище старого Колдуна – о чем-то своем говорили. Дрого диву давался: Нава-то почему? Но вопросов не задавал: что ему до колдовских дел? Скажут, если будет нужно…
Пришли прощаться Кано и с ним те охотники, у кого в общине Арго оставались ближайшие родственники. Их община молодая, еще малочисленная, собраться им было легче, вот и на новую тропу встают раньше. Прощались в центре стойбища, у тотемного столба. Собрались не только самые близкие, все – от мала до велика. Понимали: это последняя встреча, их пути уводят в противоположные стороны, и на грядущие встречи в этом Мире надежды нет.