Страница:
Я назвала цену трубки и молока.
Бабуля ахнула, но поверила мне. Бывают же чудеса!
— Муза, что еще ты купила в Париже? — строго спросила она.
Я перечислила все предметы. Не забыла про шубы и драгоценности. Бабуля моя ужаснулась.
— Муза, еду к тебе! — воскликнула она и бросила трубку.
Я снова набрала ее номер.
— Муза! Считай, я уже в пути, — с угрозой сообщила бабуля.
Я взмолилась:
— Бабуля, только не вешай трубку! Я не все еще тебе доложила!
— Хорошо, докладывай остальное, — снизошла добрячка бабуля.
Я позволила себе заявление:
— Ты лишаешь меня самостоятельности. Кази-меж погиб, но я не имею права тебе это говорить. Он открыл на мое имя счет в банке и положил на него приличную сумму. Теперь я очень богата.
В ответ раздалось скептическое:
— Очень? Сколько на счете?
— Бабуль, даже мне этого знать не положено.
— Надеюсь, пока? — спросила бабуля.
— Конечно, пока. Я скоро узнаю. Ты — нет.
— Мне и не надо. Мне хватит того, что узнала. Кстати, я обязана хранить твои тайны?
— Понятия не имею. Думаю — нет.
— Ты, значит, точно не дома.
Я посмела признаться:
— Нет, бабулечка, нет.
— Как я могу тебя отыскать, мое солнышко?
— Меня не надо искать. Я не пропадала.
— Но позвонить-то тебе я могу? — рассердилась бабуля.
Пришлось выдать номер телефона квартиры Капитолины и Коли. Бабуля несколько успокоилась и спросила уже участливо:
— Деточка, как ты перенесла смерть Казимежа?
— Еще не перенесла. Еще переношу и очень страдаю, — шмыгнула носом я и разрыдалась:
— Бабуль, родная, любимая, прошу, не задавай мне вопросов и не мешай. Беда пытается свить гнездо в нашем доме, но ты не волнуйся. Я схватилась со злодейкой бедой не на жизнь, а на смерть. Клянусь, выйду из боя с честью, но победительницей. Клянусь, ты будешь мною гордиться.
Кое-кто обвинил бы меня в излишнем пафосе и преувеличении — кто угодно, но не харизматичка бабуля.
За годы общения с ней пришлось научиться выражать свои мысли пафосно и харизматично.
— Не буду тебе мешать, — с достоинством произнесла бабуля и еле слышно добавила:
— Да хранит тебя бог, моя глупая фантазерка.
Услышав гудки, я вздохнула с большим облегчением и повесила трубку. Телефон тут же заверещал как сумасшедший. Я снова схватила трубку.
— Муза, ну что там? — плохо скрывая злость, спросил Николай.
— Кажется, пронесло! — воскликнула я.
Обессиленно он ответил:
— А меня даже дважды.
В трубке раздался звук потока воды из сливного бачка. Мне стало ясно, как ему нелегко, и все же я не вошла в его положение.
— Вы скоро убийц поймаете? Вы скоро найдете чертову голограмму? Долго мне здесь сидеть? — набросилась я на Николая.
Он мгновенно повесил трубку. Я растерянно посмотрела на Капу, которая стояла за моей спиной и умирала от любопытства.
— Ну что? — спросила она.
Пришлось ей пожаловаться:
— По-моему, твой муж только что хамски меня использовал.
— Коля всеми так пользуется, — «успокоила» она меня, явно имея в виду себя.
Глава 48
Глава 49
Глава 50
Бабуля ахнула, но поверила мне. Бывают же чудеса!
— Муза, что еще ты купила в Париже? — строго спросила она.
Я перечислила все предметы. Не забыла про шубы и драгоценности. Бабуля моя ужаснулась.
— Муза, еду к тебе! — воскликнула она и бросила трубку.
Я снова набрала ее номер.
— Муза! Считай, я уже в пути, — с угрозой сообщила бабуля.
Я взмолилась:
— Бабуля, только не вешай трубку! Я не все еще тебе доложила!
— Хорошо, докладывай остальное, — снизошла добрячка бабуля.
Я позволила себе заявление:
— Ты лишаешь меня самостоятельности. Кази-меж погиб, но я не имею права тебе это говорить. Он открыл на мое имя счет в банке и положил на него приличную сумму. Теперь я очень богата.
В ответ раздалось скептическое:
— Очень? Сколько на счете?
— Бабуль, даже мне этого знать не положено.
— Надеюсь, пока? — спросила бабуля.
— Конечно, пока. Я скоро узнаю. Ты — нет.
— Мне и не надо. Мне хватит того, что узнала. Кстати, я обязана хранить твои тайны?
— Понятия не имею. Думаю — нет.
— Ты, значит, точно не дома.
Я посмела признаться:
— Нет, бабулечка, нет.
— Как я могу тебя отыскать, мое солнышко?
— Меня не надо искать. Я не пропадала.
— Но позвонить-то тебе я могу? — рассердилась бабуля.
Пришлось выдать номер телефона квартиры Капитолины и Коли. Бабуля несколько успокоилась и спросила уже участливо:
— Деточка, как ты перенесла смерть Казимежа?
— Еще не перенесла. Еще переношу и очень страдаю, — шмыгнула носом я и разрыдалась:
— Бабуль, родная, любимая, прошу, не задавай мне вопросов и не мешай. Беда пытается свить гнездо в нашем доме, но ты не волнуйся. Я схватилась со злодейкой бедой не на жизнь, а на смерть. Клянусь, выйду из боя с честью, но победительницей. Клянусь, ты будешь мною гордиться.
Кое-кто обвинил бы меня в излишнем пафосе и преувеличении — кто угодно, но не харизматичка бабуля.
За годы общения с ней пришлось научиться выражать свои мысли пафосно и харизматично.
— Не буду тебе мешать, — с достоинством произнесла бабуля и еле слышно добавила:
— Да хранит тебя бог, моя глупая фантазерка.
Услышав гудки, я вздохнула с большим облегчением и повесила трубку. Телефон тут же заверещал как сумасшедший. Я снова схватила трубку.
— Муза, ну что там? — плохо скрывая злость, спросил Николай.
— Кажется, пронесло! — воскликнула я.
Обессиленно он ответил:
— А меня даже дважды.
В трубке раздался звук потока воды из сливного бачка. Мне стало ясно, как ему нелегко, и все же я не вошла в его положение.
— Вы скоро убийц поймаете? Вы скоро найдете чертову голограмму? Долго мне здесь сидеть? — набросилась я на Николая.
Он мгновенно повесил трубку. Я растерянно посмотрела на Капу, которая стояла за моей спиной и умирала от любопытства.
— Ну что? — спросила она.
Пришлось ей пожаловаться:
— По-моему, твой муж только что хамски меня использовал.
— Коля всеми так пользуется, — «успокоила» она меня, явно имея в виду себя.
Глава 48
Коля не ночевал дома этой ночью. Утром мы с Капой сидели на кухне, «шмаляли» (одну за одной) сигареты и переживали (каждая о своем). Капе пожизненно не давал покоя Коля, мне — моя лисья шуба. Приехав домой, я бросилась распихивать по шкафам содержимое сумок. Разумеется, впопыхах забыла проверить, так ли хорошо выглядит шуба, как уверял меня Коля.
Да и новые шубы хлопот не убавили. Теперь я всей душой болела еще и за них. Хоть пока и тепло, но возникали у меня опасения: а ну как эта дублерша вздумает в моих шубах пощеголять?
Очень мне этого не хотелось бы.
Капа сидела напротив и имела плачевный вид. Ее физиономия, вся в невысказанных претензиях, утратила последнюю привлекательность. Перья ее волос торчали жалобно и беспомощно, под глазами пролегла синева бессонницы, кожа приобрела землистый оттенок неудовлетворенности, между бровей появилась морщина досады, а рот изогнула подкова мученической гримасы. Взгляд ее был мутен и зол, как у мужчины.
Пришлось мне сказать, из благих побуждений:
— Много куришь.
Она дернулась нагрубить, но вдруг погасла, уронила перья на стол и зарыдала. Захотелось немедленно к ней присоединиться, но я зачем-то спросила:
— Капитолина, у тебя есть подруги?
Она перестала плакать и, взглянув на меня удивленно, горестно сообщила:
— Женская дружба — это дружба змеи с черепахой. Знаешь, как черепаха змею через реку перевозила?
Вынуждена была ответить:
— Не знаю.
— «Сброшу — укусит», — подумала черепаха. «Укушу — сбросит», — подумала змея. И обе решили дружить до берега.
Я возразила:
— Я своих подруг очень люблю. Я всегда им помогаю. И они мне.
— Это все оттого, что ты некрасивая, — беззлобно заметила Капитолина и зачем-то потащила меня в свою душу:
— Я в шестнадцать как расцвела, так он меня и приметил. Проходу, гад, не давал. В восемнадцать я вышла замуж. Фотографию видела?
— Да.
— Я там красивая?
Вынуждена была искренне констатировать:
— Просто блеск!
На лице Капитолины появилась пугливая радость:
— То-то же.
— Ты зря рано замуж вышла. Тебя это не украсило, — ради компенсации добавила я.
— А кого замужество украшает?
Пришлось согласиться:
— Замужество украшает мужчин.
— Это точно, — глубоко вошла в суть вопроса Капитолина.
Я предложила:
— Давай выпьем.
Она оживилась:
— Давай! За мужа моего, за Колю! Чтоб словил всех врагов нашей Родины и вернулся домой!
Мы немедленно выпили.
— В восемнадцать, значит, вышла я замуж, в девятнадцать ребеночка родила, — сказала Капа, деловито наливая по новой.
— Не много? — с опаской спросила я.
— В самый раз, — заверила Капа и с надрывом продолжила:
— Ребеночек как у нас родился, так Коля про семью и забыл. Все у него работа, работа.
Мы выпили снова.
— Ромку воспитывала как мать-одиночка, — пожаловалась Капитолина. — И в первый класс пошел без отца, и на последний звонок — без папы. Он все, сердечный, Родине служит. И как уйдет он служить, так обязательно ему в помощницы бабу дадут посимпатичней.
Она так выразительно на меня посмотрела, что я смущенно заерзала задом на стуле, стараясь скрыть удовольствие.
— Да я не о тебе, — обломала меня Капитолина.
— Знаю, что не красавица, — нехотя согласилась я. Она меня успокоила:
— Красавица или урод, дело не в том. У тебя случаи особый, здесь все и по-честному: девку домой к нам привел, меня задействовал и соседей. Знаешь, почему на это дело выбрали именно Колю?
С речью у меня наступило временное расстройство. Я лишь головой помотала, давая понять, что не знаю, но очень хотела бы знать.
— Квартиры новые мы должны получить, — раскрыла тайну Капитолина. — Всей площадкой. Слева, в однокомнатной, живет капитан. У него семья из пяти человек. А справа, в двухкомнатной, два лейтенанта ютятся. Заметь, со своими женами: каждому по комнате, а кухня и ванная общие. Такую там порнографию развели. Разве можно молодым собираться в кучу?
— Нельзя, — согласилась я, мучительно гадая, какое отношение имеет куча молодых к тому, о чем говорилось выше.
— Теперь мы получим трехкомнатную на Вернадского, а капитану четырехкомнатную там же дадут. Ну, и лейтенантам по однокомнатной, пока жены от них не сбежали. Таким образом, всех нас расселят.
— Это очень хорошо, но вроде бы мы о чем-то другом говорили, — подсказала я робко.
Капитолина отмахнулась:
— Да об этом же и говорили. Коля признался, что придется мне терпеть в нашей квартире тебя. Зато потом, сказал он, сразу получим трехкомнатную.
«Выходит, я, жизнью рискуя, квартиру им зарабатываю», — с легкой обидой подумала я.
— Теперь в этой операции задействованы все наши соседи, — не замечая моих переживаний, продолжила Капитолина. — Лейтенанты нас с тобой охраняют, а капитан в Колином непосредственном подчинении. Операцию закончат, сразу гурьбой отсюда и съедем, Я тебе адресок свой потом шепну. Ты мне понравилась. Хорошая ты девка, прямая, без камня за пазухой. Что думаешь, то сразу и говоришь. Вот скажи мне, мой Колька к тебе подкатывал?
Я напряглась, опасаясь, что не в полной мере оправдаю ее надежды.
— Говори, говори, не рассержусь, — подбодрила меня Капитолина.
Пришлось пойти на откровенность:
— Ну, подкатывал чуток, но ясно коню, что не из чувств, а для дела.
Капитолине речь моя очень понравилась.
— Вот, — сказала она, — ты, Муза, молоток. Давай выпьем за это.
— Давай, — вынуждена была я согласиться.
Мы выпили, после чего Капитолина мне сообщила:
— Мы, бабы, должны соблюдать солидарность, — сообщила она, ковыряя вилкой в банке со шпротами. — А то мужики вон как друг за друга стоят. Горой. Мы же, бабы, ну чисто звери друг на дружку кидаемся.
Уровень алкоголя в моей крови, видимо, достиг критической точки, потому что я запела любимую песню соседки:
— Ромашки спрятались, поникли лютики, вода холодная в реке рябит…
— За-ааче-еем вы, де-евочкиии, краси-выых любите, одни страдания от той любвиии, — в унисон противно завыла Капитолина.
Наша дружба крепчала с каждой выпитой рюмкой. Капа опять потянулась за семейным альбомом. Пока я размышляла, долго ли буду в гостях у нее прохлаждаться, Капитолина входила в тонкости прошлой жизни.
— Вот, смотри, это мы с Колей у мамы моей, — пьяно гундосила она прямо мне в ухо. — Видишь, Коля сидит на ковре, а я цветы поливаю. Красивый ковер был у мамы.
Пришлось из вежливости удивиться:
— Почему «был»?
— Теперь он у нас в гостиной. Конечно, он не персидский и не таджикский, как у тебя, но очень похож, особенно цветочками по краям. Только у тебя поле светлей. Так красивей, зато быстро пачкается.
Я остолбенела:
— Откуда ты знаешь, какое у моего ковра поле, если ты его ни разу не видела?
— Ты же сама подробно все расписала.
— Правда? — удивилась я. — Убей, не припомню. А розу, что в центре, описать не забыла?
— Да нет там розы в центре, — фыркнула Капитолина.
Как умный человек, я не стала спешить с разоблачением, решив, что сделать это всегда успею.
Горя у нас с Капой скопилось столько, что к вечеру все спиртное в ее доме закончилось. Мне было тяжело, но с помощью силы воли и местной стены я все же передвигалась к спальне, не теряя человеческое достоинство. Капа же стоять на ногах и не пыталась. Она брякнулась на пол и где ползком, где на четвереньках доползла до прихожей, после чего отключилась.
Да и новые шубы хлопот не убавили. Теперь я всей душой болела еще и за них. Хоть пока и тепло, но возникали у меня опасения: а ну как эта дублерша вздумает в моих шубах пощеголять?
Очень мне этого не хотелось бы.
Капа сидела напротив и имела плачевный вид. Ее физиономия, вся в невысказанных претензиях, утратила последнюю привлекательность. Перья ее волос торчали жалобно и беспомощно, под глазами пролегла синева бессонницы, кожа приобрела землистый оттенок неудовлетворенности, между бровей появилась морщина досады, а рот изогнула подкова мученической гримасы. Взгляд ее был мутен и зол, как у мужчины.
Пришлось мне сказать, из благих побуждений:
— Много куришь.
Она дернулась нагрубить, но вдруг погасла, уронила перья на стол и зарыдала. Захотелось немедленно к ней присоединиться, но я зачем-то спросила:
— Капитолина, у тебя есть подруги?
Она перестала плакать и, взглянув на меня удивленно, горестно сообщила:
— Женская дружба — это дружба змеи с черепахой. Знаешь, как черепаха змею через реку перевозила?
Вынуждена была ответить:
— Не знаю.
— «Сброшу — укусит», — подумала черепаха. «Укушу — сбросит», — подумала змея. И обе решили дружить до берега.
Я возразила:
— Я своих подруг очень люблю. Я всегда им помогаю. И они мне.
— Это все оттого, что ты некрасивая, — беззлобно заметила Капитолина и зачем-то потащила меня в свою душу:
— Я в шестнадцать как расцвела, так он меня и приметил. Проходу, гад, не давал. В восемнадцать я вышла замуж. Фотографию видела?
— Да.
— Я там красивая?
Вынуждена была искренне констатировать:
— Просто блеск!
На лице Капитолины появилась пугливая радость:
— То-то же.
— Ты зря рано замуж вышла. Тебя это не украсило, — ради компенсации добавила я.
— А кого замужество украшает?
Пришлось согласиться:
— Замужество украшает мужчин.
— Это точно, — глубоко вошла в суть вопроса Капитолина.
Я предложила:
— Давай выпьем.
Она оживилась:
— Давай! За мужа моего, за Колю! Чтоб словил всех врагов нашей Родины и вернулся домой!
Мы немедленно выпили.
— В восемнадцать, значит, вышла я замуж, в девятнадцать ребеночка родила, — сказала Капа, деловито наливая по новой.
— Не много? — с опаской спросила я.
— В самый раз, — заверила Капа и с надрывом продолжила:
— Ребеночек как у нас родился, так Коля про семью и забыл. Все у него работа, работа.
Мы выпили снова.
— Ромку воспитывала как мать-одиночка, — пожаловалась Капитолина. — И в первый класс пошел без отца, и на последний звонок — без папы. Он все, сердечный, Родине служит. И как уйдет он служить, так обязательно ему в помощницы бабу дадут посимпатичней.
Она так выразительно на меня посмотрела, что я смущенно заерзала задом на стуле, стараясь скрыть удовольствие.
— Да я не о тебе, — обломала меня Капитолина.
— Знаю, что не красавица, — нехотя согласилась я. Она меня успокоила:
— Красавица или урод, дело не в том. У тебя случаи особый, здесь все и по-честному: девку домой к нам привел, меня задействовал и соседей. Знаешь, почему на это дело выбрали именно Колю?
С речью у меня наступило временное расстройство. Я лишь головой помотала, давая понять, что не знаю, но очень хотела бы знать.
— Квартиры новые мы должны получить, — раскрыла тайну Капитолина. — Всей площадкой. Слева, в однокомнатной, живет капитан. У него семья из пяти человек. А справа, в двухкомнатной, два лейтенанта ютятся. Заметь, со своими женами: каждому по комнате, а кухня и ванная общие. Такую там порнографию развели. Разве можно молодым собираться в кучу?
— Нельзя, — согласилась я, мучительно гадая, какое отношение имеет куча молодых к тому, о чем говорилось выше.
— Теперь мы получим трехкомнатную на Вернадского, а капитану четырехкомнатную там же дадут. Ну, и лейтенантам по однокомнатной, пока жены от них не сбежали. Таким образом, всех нас расселят.
— Это очень хорошо, но вроде бы мы о чем-то другом говорили, — подсказала я робко.
Капитолина отмахнулась:
— Да об этом же и говорили. Коля признался, что придется мне терпеть в нашей квартире тебя. Зато потом, сказал он, сразу получим трехкомнатную.
«Выходит, я, жизнью рискуя, квартиру им зарабатываю», — с легкой обидой подумала я.
— Теперь в этой операции задействованы все наши соседи, — не замечая моих переживаний, продолжила Капитолина. — Лейтенанты нас с тобой охраняют, а капитан в Колином непосредственном подчинении. Операцию закончат, сразу гурьбой отсюда и съедем, Я тебе адресок свой потом шепну. Ты мне понравилась. Хорошая ты девка, прямая, без камня за пазухой. Что думаешь, то сразу и говоришь. Вот скажи мне, мой Колька к тебе подкатывал?
Я напряглась, опасаясь, что не в полной мере оправдаю ее надежды.
— Говори, говори, не рассержусь, — подбодрила меня Капитолина.
Пришлось пойти на откровенность:
— Ну, подкатывал чуток, но ясно коню, что не из чувств, а для дела.
Капитолине речь моя очень понравилась.
— Вот, — сказала она, — ты, Муза, молоток. Давай выпьем за это.
— Давай, — вынуждена была я согласиться.
Мы выпили, после чего Капитолина мне сообщила:
— Мы, бабы, должны соблюдать солидарность, — сообщила она, ковыряя вилкой в банке со шпротами. — А то мужики вон как друг за друга стоят. Горой. Мы же, бабы, ну чисто звери друг на дружку кидаемся.
Уровень алкоголя в моей крови, видимо, достиг критической точки, потому что я запела любимую песню соседки:
— Ромашки спрятались, поникли лютики, вода холодная в реке рябит…
— За-ааче-еем вы, де-евочкиии, краси-выых любите, одни страдания от той любвиии, — в унисон противно завыла Капитолина.
Наша дружба крепчала с каждой выпитой рюмкой. Капа опять потянулась за семейным альбомом. Пока я размышляла, долго ли буду в гостях у нее прохлаждаться, Капитолина входила в тонкости прошлой жизни.
— Вот, смотри, это мы с Колей у мамы моей, — пьяно гундосила она прямо мне в ухо. — Видишь, Коля сидит на ковре, а я цветы поливаю. Красивый ковер был у мамы.
Пришлось из вежливости удивиться:
— Почему «был»?
— Теперь он у нас в гостиной. Конечно, он не персидский и не таджикский, как у тебя, но очень похож, особенно цветочками по краям. Только у тебя поле светлей. Так красивей, зато быстро пачкается.
Я остолбенела:
— Откуда ты знаешь, какое у моего ковра поле, если ты его ни разу не видела?
— Ты же сама подробно все расписала.
— Правда? — удивилась я. — Убей, не припомню. А розу, что в центре, описать не забыла?
— Да нет там розы в центре, — фыркнула Капитолина.
Как умный человек, я не стала спешить с разоблачением, решив, что сделать это всегда успею.
Горя у нас с Капой скопилось столько, что к вечеру все спиртное в ее доме закончилось. Мне было тяжело, но с помощью силы воли и местной стены я все же передвигалась к спальне, не теряя человеческое достоинство. Капа же стоять на ногах и не пыталась. Она брякнулась на пол и где ползком, где на четвереньках доползла до прихожей, после чего отключилась.
Глава 49
Проснулась я утром от громкого храпа.
Едва открыла глаза, на мое темечко рухнул молот!
Не пугайтесь, всего лишь похмельная головная боль приключилась.
Но зато какая!
Придерживая голову руками, я поднялась с кровати и побрела в гостиную. Капитолина уже лежала на диване и жутко храпела. Ее легендарный ковер был безбожно облеван. Я ахнула, Капитолина мгновенно проснулась. Я молча, одними глазами указала ей на ковер. Плоды вчерашней деятельности ее отрезвили. Как ужаленная она вскочила с дивана и с криком отчаяния упала на пол.
Но долго горевать не стала, сказав:
— Отмывала и не такое.
Она принесла из ванной флакон с моющим средством и принялась за ковер. Запах средства показался мне очень знакомым. Покопавшись в недрах памяти, я извлекла оттуда полезную информацию: именно этот запах расхваливала Гануся, ползая по моему ковру.
Пришлось осведомиться:
— Что это за средство такое? Вижу, чистит отлично.
— Между прочим, секретное, — похвастала Капитолина. — Коля с работы принес, но я дам и тебе немного. Ему лаборантка, думаю, очередная любовница, поставляет прямо из их секретной лаборатории. Все чистит: и одежду, и мебель, и ковры. Жир откуда угодно выводит.
— И кровь, — воскликнула я, хватая Капитолину за руку. — Призналась пьяная, признаешься и по трезвянке, как убила мою двойницу!
Уж простите, пришлось блефовать.
Услышав это, Капитолина взмолилась:
— Не губи! Музочка! Не губи!
Вынуждена была пообещать:
— Если расскажешь все по порядку, а не так, как вчера, невпопад, войду в твое положение.
— Не убивала я, — отчаянно затараторила Капитолина. — Я лишь хотела с ней поговорить. Думала, это ты. Я Колю прищучить хотела.
— Знаю, приревновала, что дальше? О чем ты говорила с девицей?
— А ни о чем. Я как узнала твой адрес, так и загорелась. Сказала Коле, что к матери, а сама села в машину — и к тебе. Машину оставила за углом. Вошла в дом. Позвонила, она дверь и открыла.
— Уже в моих халате и тапочках, — горестно констатировала я.
Капитолина кивнула:
— Ну да, я и приняла ее за тебя, так вы похожи. Она в квартиру меня пускать не хотела, но я ворвалась и с криком набросилась на нее.
— И убила.
— Нет, она сама кого хочешь убила бы. Меня как за руки схватит, как закричит: «Пошла вон, дура!» А потом вдруг сама на диван упала, и все. Я чуть с ума не сошла!
Я поразилась:
— Так кто же ее убил?
Капитолина горестно пожала плечами:
— А никто. Сначала, вроде, она была нормальная, с силой меня хватала, с силой отталкивала, а затем как-то вдруг ослабела, словно ватная сделалась. Я почуяла, что моя, вроде, берет, и бросилась на нее. Она на ногах не устояла. Завалилась на диван и об угол ударилась. Я, как кровь увидела, испугалась — и бегом оттуда бежать.
Сказав это, Капитолина намертво замолчала, уйдя в себя. Меня такой вариант не устраивал.
— Ну? — спросила я. — Дальше-то что? Она вздрогнула и, вздыхая, продолжила:
— Дальше я к родителям поехала, но по пути все раздумывала, как меня угораздило вляпаться в такую беду. Стало казаться, что девица живая, а я ее бросила умирать. Короче, обратно вернулась.
— Так это ты, выходит, таскала труп? — поразилась я. — Ну и ну! Еще ковер, ладно, но труп и я с трудом волокла, а ты кнопка.
Капитолина огрызнулась:
— Никто и не говорит, что было легко. Радикулит до сих пор не отпускает, только я баба, а ты еще молодая. У бабы всегда больше сил. Наплакалась я, пока этот труп в шкаф затащила. Потом спустилась вниз к машине, там у меня в багажнике было средство от пятен, вернулась, вымыла диван, феном подсушила твоим, свернула ковер и припрятала его в подъезде.
— Где?
— В подсобке за лифтом. Тащить в машину я побоялась, заметила: за подъездом следят. Может, поджидали кого, может, еще что, только я рисковать не стала и спустилась с пустыми руками. Решила, что рано утром, пока Коля спит, вернусь и утащу чертов ковер. Лишь после этого я вернулась домой.
Я рассмеялась:
— А там сидит труп, живой и невредимый! Но зачем ты потом таскала труп по комнате?
— Надо же было вернуть на место ковер. Ты напугала меня, что он уникальный и все такое. В общем, делала все сгоряча, и логики здесь не ищи. Но все же, прикинула я, раз ты девицу не знаешь, то можно устроить все так, будто ее и не было. Халат, тапочки и чистый ковер я на место вернула, а труп хотела сбросить с балкона, но вы с Ганусей приперлись и мне помешали.
— Выходит, когда мы с Ганусей пришли, ты в квартире была?
— Ну да, я как раз тащила труп на балкон. Халат и тапочки я с него сняла и положила их туда, где они всегда и находились у тебя, о чем ты сама и рассказала. Ковер тоже почистила, посушила и на место вернула, а вот труп тяжеленный до балкона дотащить не успела. Я затаилась, а когда вы на кухню почапали, выскользнула из квартиры.
— И все?
— И все, — подтвердила Капитолина, одарив меня взглядом ангельской чистоты.
— И ты не знаешь, что с этим несчастным трупом происходило в дальнейшем?
— В страшном страхе живу! — призналась Капитолина и бухнулась на колени. — Муза! Молю! Не губи! Колю уволят со службы, и мы никогда не получим квартиру!
Вынуждена была пообещать:
— Я же не изверг. Не признаюсь даже бабуле.
Едва открыла глаза, на мое темечко рухнул молот!
Не пугайтесь, всего лишь похмельная головная боль приключилась.
Но зато какая!
Придерживая голову руками, я поднялась с кровати и побрела в гостиную. Капитолина уже лежала на диване и жутко храпела. Ее легендарный ковер был безбожно облеван. Я ахнула, Капитолина мгновенно проснулась. Я молча, одними глазами указала ей на ковер. Плоды вчерашней деятельности ее отрезвили. Как ужаленная она вскочила с дивана и с криком отчаяния упала на пол.
Но долго горевать не стала, сказав:
— Отмывала и не такое.
Она принесла из ванной флакон с моющим средством и принялась за ковер. Запах средства показался мне очень знакомым. Покопавшись в недрах памяти, я извлекла оттуда полезную информацию: именно этот запах расхваливала Гануся, ползая по моему ковру.
Пришлось осведомиться:
— Что это за средство такое? Вижу, чистит отлично.
— Между прочим, секретное, — похвастала Капитолина. — Коля с работы принес, но я дам и тебе немного. Ему лаборантка, думаю, очередная любовница, поставляет прямо из их секретной лаборатории. Все чистит: и одежду, и мебель, и ковры. Жир откуда угодно выводит.
— И кровь, — воскликнула я, хватая Капитолину за руку. — Призналась пьяная, признаешься и по трезвянке, как убила мою двойницу!
Уж простите, пришлось блефовать.
Услышав это, Капитолина взмолилась:
— Не губи! Музочка! Не губи!
Вынуждена была пообещать:
— Если расскажешь все по порядку, а не так, как вчера, невпопад, войду в твое положение.
— Не убивала я, — отчаянно затараторила Капитолина. — Я лишь хотела с ней поговорить. Думала, это ты. Я Колю прищучить хотела.
— Знаю, приревновала, что дальше? О чем ты говорила с девицей?
— А ни о чем. Я как узнала твой адрес, так и загорелась. Сказала Коле, что к матери, а сама села в машину — и к тебе. Машину оставила за углом. Вошла в дом. Позвонила, она дверь и открыла.
— Уже в моих халате и тапочках, — горестно констатировала я.
Капитолина кивнула:
— Ну да, я и приняла ее за тебя, так вы похожи. Она в квартиру меня пускать не хотела, но я ворвалась и с криком набросилась на нее.
— И убила.
— Нет, она сама кого хочешь убила бы. Меня как за руки схватит, как закричит: «Пошла вон, дура!» А потом вдруг сама на диван упала, и все. Я чуть с ума не сошла!
Я поразилась:
— Так кто же ее убил?
Капитолина горестно пожала плечами:
— А никто. Сначала, вроде, она была нормальная, с силой меня хватала, с силой отталкивала, а затем как-то вдруг ослабела, словно ватная сделалась. Я почуяла, что моя, вроде, берет, и бросилась на нее. Она на ногах не устояла. Завалилась на диван и об угол ударилась. Я, как кровь увидела, испугалась — и бегом оттуда бежать.
Сказав это, Капитолина намертво замолчала, уйдя в себя. Меня такой вариант не устраивал.
— Ну? — спросила я. — Дальше-то что? Она вздрогнула и, вздыхая, продолжила:
— Дальше я к родителям поехала, но по пути все раздумывала, как меня угораздило вляпаться в такую беду. Стало казаться, что девица живая, а я ее бросила умирать. Короче, обратно вернулась.
— Так это ты, выходит, таскала труп? — поразилась я. — Ну и ну! Еще ковер, ладно, но труп и я с трудом волокла, а ты кнопка.
Капитолина огрызнулась:
— Никто и не говорит, что было легко. Радикулит до сих пор не отпускает, только я баба, а ты еще молодая. У бабы всегда больше сил. Наплакалась я, пока этот труп в шкаф затащила. Потом спустилась вниз к машине, там у меня в багажнике было средство от пятен, вернулась, вымыла диван, феном подсушила твоим, свернула ковер и припрятала его в подъезде.
— Где?
— В подсобке за лифтом. Тащить в машину я побоялась, заметила: за подъездом следят. Может, поджидали кого, может, еще что, только я рисковать не стала и спустилась с пустыми руками. Решила, что рано утром, пока Коля спит, вернусь и утащу чертов ковер. Лишь после этого я вернулась домой.
Я рассмеялась:
— А там сидит труп, живой и невредимый! Но зачем ты потом таскала труп по комнате?
— Надо же было вернуть на место ковер. Ты напугала меня, что он уникальный и все такое. В общем, делала все сгоряча, и логики здесь не ищи. Но все же, прикинула я, раз ты девицу не знаешь, то можно устроить все так, будто ее и не было. Халат, тапочки и чистый ковер я на место вернула, а труп хотела сбросить с балкона, но вы с Ганусей приперлись и мне помешали.
— Выходит, когда мы с Ганусей пришли, ты в квартире была?
— Ну да, я как раз тащила труп на балкон. Халат и тапочки я с него сняла и положила их туда, где они всегда и находились у тебя, о чем ты сама и рассказала. Ковер тоже почистила, посушила и на место вернула, а вот труп тяжеленный до балкона дотащить не успела. Я затаилась, а когда вы на кухню почапали, выскользнула из квартиры.
— И все?
— И все, — подтвердила Капитолина, одарив меня взглядом ангельской чистоты.
— И ты не знаешь, что с этим несчастным трупом происходило в дальнейшем?
— В страшном страхе живу! — призналась Капитолина и бухнулась на колени. — Муза! Молю! Не губи! Колю уволят со службы, и мы никогда не получим квартиру!
Вынуждена была пообещать:
— Я же не изверг. Не признаюсь даже бабуле.
Глава 50
Коля, полагаю, был занят поисками врагов Родины основательно, потому что не позвонил он нам и в этот день. Телефон безбожно молчал.
А на следующий день раздался телефонный звонок. Капа метнулась к аппарату, сняла трубку и с удивлением передала ее мне.
— Кто? — спросила я.
— Не знаю, — сказала она.
Я торопливо приложила трубку к уху и.., едва не потеряла сознание. Милый любимый простуженный голос Казимежа звучал так живо, что заподозрить его в принадлежности к духам я не могла.
— Казя, как ты меня нашел? — воскликнула я, не веря своим ушам.
— Через Себастьена.
Я была поражена:
— Через Себастьена? Бабуля дала ему этот номер? Зачем?
— Для меня. Муза, что происходит?
— Не знаю сама! Но кто же был тот человек, лежащий перед костелом?
Казимеж признался:
— И мне это интересно, но сейчас важнее другое. Почему ты не дома живешь? Надеюсь, ты не в плену?
— Скажем так: я слегка ограничена в возможностях, но не в желаниях.
Мудрый Казимеж немедленно приступил к делу.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил он. — На каких условиях тебя держат?
Как приятно иметь дело с настоящим мужчиной!
— Казя, да отдай ты им ту голограмму.
— Какую голограмму?
— Да ту, что ты прислал мне два года назад вместе с тем симпатичным знакомым, что приходил ко мне с шубой и зажигалкой. Уж не знаю, что было в той голограмме, только наша разведка не ест и не спит, а все мечтает заполучить ее в свое распоряжение.
И в трубке раздалось.., молчание. Мертвое. Я уже изрядно встревожилась, когда Казимеж спросил:
— Муза, а мой коллега тогда, два года назад, разве письмо тебе не передал?
— Передал, — согласилась я, — но я письмо порвала.
— Зачем? — поразился Казимеж.
— Была на тебя очень зла. Я же не знала, что в пакете шуба лежит, а ты слишком надолго оставил меня без подарка. Поэтому до сих пор я не знаю, что там было в письме.
Казимежу, похоже, ответ мой понравился.
— Муза, если голограмма найдется, они точно отпустят тебя? — спросил он.
— В тот же день, — заверила я.
И Казимеж сказал:
— Передай им, что голограмма находится… Впрочем, нет, ничего не надо передавать. Даже не говори, что я звонил. Скоро тебя отпустят.
Я завопила:
— Казя! Казя! Объясни мне, наконец…
Но было поздно — в трубке раздавались гудки.
Я была так раздосадована, что бросилась на диван и разрыдалась. Капа погладила меня по голове и сказала:
— Коля приказал следить за тобой и докладывать все, но я умолчу о твоем разговоре.
К вечеру позвонил Коля и многозначительно сообщил, что голограмма у них в руках.
— Где вы ее нашли?! — опасаясь, что и он вдруг повесит трубку, отчаянно завопила я.
— Благодаря высоким профессиональным способностям наших органов, — туманно ответил Коля.
— А кто убил американскую агентку, твои высокопрофессиональные органы выяснили?
— Нет, но в данный момент выясняют. Как только выяснят, сразу тебя и отпустим.
Это был бесчестный обман: меня обещали освободить после того, как найдут голограмму. Мелочность мне не присуща, поэтому я скандалить не стала.
— Если гарантируете мне свободу, открою этот секрет прямо сейчас, — сказала я, чем привела Капитолину в состояние паники.
— Что ты делаешь! — истерически зашипела она. — Ты же обещала молчать!
— Отстань, — шикнула я, прикрывая трубку рукой, — раз обещала, значит, и промолчу.
Тем временем Коля оправился от информационного шока и решительно сообщил:
— Немедленно высылаю машину. Жди.
Ждать мне не привыкать. Преисполняясь оптимизмом, я с улыбкой радости взглянула на обалдевшую от ужаса Капитолину.
— Что ты им скажешь? — завопила она.
— Мне предстоит встреча с твоим мужем, — в тоне экстренного сообщения известила я. — Хочешь что-нибудь ему передать?
Она, бедняжка, потеряла дар речи и лишь отрицательно потрясла головой. Ну, просто вынудила меня признаться.
— Твою вину возьму на себя, — сообщила я с героическим видом и, почуяв укоры совести, пояснила:
— Не ради тебя, а ради себя. Не сидеть же мне вечно в вашей квартире.
Беседу нашу прервал звонок в дверь: за мной приехала машина.
Встреча с Колей, должна сказать, произошла самым пламенным образом: я бросилась на его широкую грудь и щедро оросила казенный пиджак слезами радости и свободы.
— Коля, ты гений! — восторженно лепетала я. — Коля, ты гений! Как тебе удалось найти голограмму?
— Задача была невыполнимая, но мы как-то справились, — важно ответствовал он и добавил из скромности:
— Под моим руководством.
Решив, что его широкая грудь достаточно пропиталась моими слезами, я оставила ее в покое и приступила к главному.
— Хочу сделать чистосердечное признание, — заявила я.
Наш с Капой Коля напрягся и дал отмашку:
— Делай, раз хочешь.
И я начала делать. Я подробно рассказала о том, как вошла в квартиру, как обнаружила там двойницу в своих халате и шлепанцах, как набросилась она на меня с кулаками.
— Лично я зла агрессорке не желала, — душевно заверила Колю. — Она же вцепилась в меня. Пришлось легонько ее оттолкнуть. Кто же знал, что ей приспичит падать так неосторожно?
Коля был поражен.
— Это все? — спросил он диким голосом.
— Все, — с невинным видом кивнула я.
И подумала: "Все ерунда. Главное, что Казимеж меня не разочаровал. Чтобы я считала его настоящим мужчиной, он сделал много чего.
Во-первых, он остался живой.
Во-вторых, он спас меня от заточения.
В-третьих, он положил приличную сумму на мой счет.
В-четвертых, хоть и прошло с момента нашей встречи два с лишним года, он все еще меня любит, а это удавалось немногим.
В-пятых, теперь мы точно поженимся.
Навсегда".
Не знаю, куда мысль увела бы меня, если бы не Коля.
— Зачем ты ломала комедию? — зло спросил он.
— Ради алиби хотела вас убедить, что я невинная жертва. Ведь именно так и было.
— А зачем ты прятала халат, ковер, труп и тапочки?
— На этот вопрос, подумав, без всякого напряжения мог бы и сам дать ответ.
Коля униженно попросил:
— Дай все-таки ты.
Пришлось согласиться:
— Хорошо. Кто знает, в каком состоянии нервы твоей жены? Она, между прочим, в Гостином Дворе зарекомендовала себя хуже некуда. Я прикинула: сейчас брякну про труп, следом его покажу, а этой парочке вдруг захочется смотаться в милицию. Нет уж, сначала они мне алиби, а потом я им труп. Пока вы бродили по комнатам и про знакомство наше болтали, я не дремала и все записывала на свой старенький магнитофон.
Коля поскреб в затылке и неожиданно сообщил:
— Ну, ты и дура!
— Приятно послушать умного человека, — без сарказма (на полном серьезе) призналась я.
— Нет, правда, — заверил он. — Ладно, труп и ковер, испачканный кровью, но зачем ты прятала тапочки и халат?
— Из любви к искусству. Если писатели лгут томами, то почему бы и мне не приврать? Слегка на словах и чуточку делом.
Коля задумался. Действительно, то, что я ему накидала, прожевать и переварить нелегко.
— О чем ты разговаривала с американской агенткой? — спросил он, отчаявшись меня хоть как-то понять.
— О чем можно было с ней говорить? — рассмеялась я, не выпуская из виду ту капсулу, которую нашла под диваном. — Она же, как пьяная, на ногах еле держалась. Не толкни я ее, сама бы на диван завалилась.
Коля явно был раздосадован.
— Ничего не пойму, — сказал он. — Тогда, выходит, здесь нет никакой игры?
Я обрадовалась и с восторгом воскликнула:
— Ну да! Нет здесь никакой игры! Я ее толкнула, она упала, и все!
— А кто же тогда выстрелил в ту агентку снотворным? Экспертиза показала, что она напичкана препаратом длительного действия.
Час от часу мне не легче!
— Слушай, Коля, а может, это террористы? Они выстрелили в нее иглой отравленной, а выносить тело сразу почему-то испугались. Решили оставить ее до утра, а тут я нежданно пришла.
— Ты? Нежданно? В свою квартиру? Любой должен был знать, кто хоть однажды следил за тобой. В том-то и дело, что не было никакого тела, — стал выходить из берегов Николай. — Препарат начал действовать через сорок минут. Явись ты чуть позже, нашла бы в своей квартире девицу, но спящую. И не было бы никакого трупа, думаю я. Неужели не ясно: ее не травили, ее усыпляли. Какого хрена было ее толкать?!
Мне эта мысль понравилась, но поделиться своим впечатлением я не успела — Коля продолжил:
— Есть множество средств, которые валят с ног человека, как комара. Раз девице ввели именно тот препарат, значит, именно сорок минут кому-то понадобились. А кому? Кому, спрашиваю тебя?
— И совершенно напрасно спрашиваешь. Этого я знать не могу. Сами ответы ищите. Лично меня интересует совсем другое: сколько теперь мне дадут?
Коля опешил.
— Чего дадут?
— Лет, конечно, не медалей же. Речь о сроке, на который меня упекут за убийство девицы.
— С ума сошла? — возмутился Коля. — Может, еще прикажешь и показательный суд над тобой устроить?
— Не прикажу, — не смея радоваться победе, промямлила я.
— Уж знаю, вам, женщинам, лишь бы оказаться в центре внимания. Забудь и даже не думай об этом. Это несчастный случай. Для тебя вообще нет никакой девицы! — рявкнул он, ни к месту зверея. — И не было никогда! И не может быть! Да и как тебя прикажешь судить? — искренне поразился он.
«Да, как?» — я тоже не представляла, чувствуя себя ангелом.
А на следующий день раздался телефонный звонок. Капа метнулась к аппарату, сняла трубку и с удивлением передала ее мне.
— Кто? — спросила я.
— Не знаю, — сказала она.
Я торопливо приложила трубку к уху и.., едва не потеряла сознание. Милый любимый простуженный голос Казимежа звучал так живо, что заподозрить его в принадлежности к духам я не могла.
— Казя, как ты меня нашел? — воскликнула я, не веря своим ушам.
— Через Себастьена.
Я была поражена:
— Через Себастьена? Бабуля дала ему этот номер? Зачем?
— Для меня. Муза, что происходит?
— Не знаю сама! Но кто же был тот человек, лежащий перед костелом?
Казимеж признался:
— И мне это интересно, но сейчас важнее другое. Почему ты не дома живешь? Надеюсь, ты не в плену?
— Скажем так: я слегка ограничена в возможностях, но не в желаниях.
Мудрый Казимеж немедленно приступил к делу.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил он. — На каких условиях тебя держат?
Как приятно иметь дело с настоящим мужчиной!
— Казя, да отдай ты им ту голограмму.
— Какую голограмму?
— Да ту, что ты прислал мне два года назад вместе с тем симпатичным знакомым, что приходил ко мне с шубой и зажигалкой. Уж не знаю, что было в той голограмме, только наша разведка не ест и не спит, а все мечтает заполучить ее в свое распоряжение.
И в трубке раздалось.., молчание. Мертвое. Я уже изрядно встревожилась, когда Казимеж спросил:
— Муза, а мой коллега тогда, два года назад, разве письмо тебе не передал?
— Передал, — согласилась я, — но я письмо порвала.
— Зачем? — поразился Казимеж.
— Была на тебя очень зла. Я же не знала, что в пакете шуба лежит, а ты слишком надолго оставил меня без подарка. Поэтому до сих пор я не знаю, что там было в письме.
Казимежу, похоже, ответ мой понравился.
— Муза, если голограмма найдется, они точно отпустят тебя? — спросил он.
— В тот же день, — заверила я.
И Казимеж сказал:
— Передай им, что голограмма находится… Впрочем, нет, ничего не надо передавать. Даже не говори, что я звонил. Скоро тебя отпустят.
Я завопила:
— Казя! Казя! Объясни мне, наконец…
Но было поздно — в трубке раздавались гудки.
Я была так раздосадована, что бросилась на диван и разрыдалась. Капа погладила меня по голове и сказала:
— Коля приказал следить за тобой и докладывать все, но я умолчу о твоем разговоре.
К вечеру позвонил Коля и многозначительно сообщил, что голограмма у них в руках.
— Где вы ее нашли?! — опасаясь, что и он вдруг повесит трубку, отчаянно завопила я.
— Благодаря высоким профессиональным способностям наших органов, — туманно ответил Коля.
— А кто убил американскую агентку, твои высокопрофессиональные органы выяснили?
— Нет, но в данный момент выясняют. Как только выяснят, сразу тебя и отпустим.
Это был бесчестный обман: меня обещали освободить после того, как найдут голограмму. Мелочность мне не присуща, поэтому я скандалить не стала.
— Если гарантируете мне свободу, открою этот секрет прямо сейчас, — сказала я, чем привела Капитолину в состояние паники.
— Что ты делаешь! — истерически зашипела она. — Ты же обещала молчать!
— Отстань, — шикнула я, прикрывая трубку рукой, — раз обещала, значит, и промолчу.
Тем временем Коля оправился от информационного шока и решительно сообщил:
— Немедленно высылаю машину. Жди.
Ждать мне не привыкать. Преисполняясь оптимизмом, я с улыбкой радости взглянула на обалдевшую от ужаса Капитолину.
— Что ты им скажешь? — завопила она.
— Мне предстоит встреча с твоим мужем, — в тоне экстренного сообщения известила я. — Хочешь что-нибудь ему передать?
Она, бедняжка, потеряла дар речи и лишь отрицательно потрясла головой. Ну, просто вынудила меня признаться.
— Твою вину возьму на себя, — сообщила я с героическим видом и, почуяв укоры совести, пояснила:
— Не ради тебя, а ради себя. Не сидеть же мне вечно в вашей квартире.
Беседу нашу прервал звонок в дверь: за мной приехала машина.
Встреча с Колей, должна сказать, произошла самым пламенным образом: я бросилась на его широкую грудь и щедро оросила казенный пиджак слезами радости и свободы.
— Коля, ты гений! — восторженно лепетала я. — Коля, ты гений! Как тебе удалось найти голограмму?
— Задача была невыполнимая, но мы как-то справились, — важно ответствовал он и добавил из скромности:
— Под моим руководством.
Решив, что его широкая грудь достаточно пропиталась моими слезами, я оставила ее в покое и приступила к главному.
— Хочу сделать чистосердечное признание, — заявила я.
Наш с Капой Коля напрягся и дал отмашку:
— Делай, раз хочешь.
И я начала делать. Я подробно рассказала о том, как вошла в квартиру, как обнаружила там двойницу в своих халате и шлепанцах, как набросилась она на меня с кулаками.
— Лично я зла агрессорке не желала, — душевно заверила Колю. — Она же вцепилась в меня. Пришлось легонько ее оттолкнуть. Кто же знал, что ей приспичит падать так неосторожно?
Коля был поражен.
— Это все? — спросил он диким голосом.
— Все, — с невинным видом кивнула я.
И подумала: "Все ерунда. Главное, что Казимеж меня не разочаровал. Чтобы я считала его настоящим мужчиной, он сделал много чего.
Во-первых, он остался живой.
Во-вторых, он спас меня от заточения.
В-третьих, он положил приличную сумму на мой счет.
В-четвертых, хоть и прошло с момента нашей встречи два с лишним года, он все еще меня любит, а это удавалось немногим.
В-пятых, теперь мы точно поженимся.
Навсегда".
Не знаю, куда мысль увела бы меня, если бы не Коля.
— Зачем ты ломала комедию? — зло спросил он.
— Ради алиби хотела вас убедить, что я невинная жертва. Ведь именно так и было.
— А зачем ты прятала халат, ковер, труп и тапочки?
— На этот вопрос, подумав, без всякого напряжения мог бы и сам дать ответ.
Коля униженно попросил:
— Дай все-таки ты.
Пришлось согласиться:
— Хорошо. Кто знает, в каком состоянии нервы твоей жены? Она, между прочим, в Гостином Дворе зарекомендовала себя хуже некуда. Я прикинула: сейчас брякну про труп, следом его покажу, а этой парочке вдруг захочется смотаться в милицию. Нет уж, сначала они мне алиби, а потом я им труп. Пока вы бродили по комнатам и про знакомство наше болтали, я не дремала и все записывала на свой старенький магнитофон.
Коля поскреб в затылке и неожиданно сообщил:
— Ну, ты и дура!
— Приятно послушать умного человека, — без сарказма (на полном серьезе) призналась я.
— Нет, правда, — заверил он. — Ладно, труп и ковер, испачканный кровью, но зачем ты прятала тапочки и халат?
— Из любви к искусству. Если писатели лгут томами, то почему бы и мне не приврать? Слегка на словах и чуточку делом.
Коля задумался. Действительно, то, что я ему накидала, прожевать и переварить нелегко.
— О чем ты разговаривала с американской агенткой? — спросил он, отчаявшись меня хоть как-то понять.
— О чем можно было с ней говорить? — рассмеялась я, не выпуская из виду ту капсулу, которую нашла под диваном. — Она же, как пьяная, на ногах еле держалась. Не толкни я ее, сама бы на диван завалилась.
Коля явно был раздосадован.
— Ничего не пойму, — сказал он. — Тогда, выходит, здесь нет никакой игры?
Я обрадовалась и с восторгом воскликнула:
— Ну да! Нет здесь никакой игры! Я ее толкнула, она упала, и все!
— А кто же тогда выстрелил в ту агентку снотворным? Экспертиза показала, что она напичкана препаратом длительного действия.
Час от часу мне не легче!
— Слушай, Коля, а может, это террористы? Они выстрелили в нее иглой отравленной, а выносить тело сразу почему-то испугались. Решили оставить ее до утра, а тут я нежданно пришла.
— Ты? Нежданно? В свою квартиру? Любой должен был знать, кто хоть однажды следил за тобой. В том-то и дело, что не было никакого тела, — стал выходить из берегов Николай. — Препарат начал действовать через сорок минут. Явись ты чуть позже, нашла бы в своей квартире девицу, но спящую. И не было бы никакого трупа, думаю я. Неужели не ясно: ее не травили, ее усыпляли. Какого хрена было ее толкать?!
Мне эта мысль понравилась, но поделиться своим впечатлением я не успела — Коля продолжил:
— Есть множество средств, которые валят с ног человека, как комара. Раз девице ввели именно тот препарат, значит, именно сорок минут кому-то понадобились. А кому? Кому, спрашиваю тебя?
— И совершенно напрасно спрашиваешь. Этого я знать не могу. Сами ответы ищите. Лично меня интересует совсем другое: сколько теперь мне дадут?
Коля опешил.
— Чего дадут?
— Лет, конечно, не медалей же. Речь о сроке, на который меня упекут за убийство девицы.
— С ума сошла? — возмутился Коля. — Может, еще прикажешь и показательный суд над тобой устроить?
— Не прикажу, — не смея радоваться победе, промямлила я.
— Уж знаю, вам, женщинам, лишь бы оказаться в центре внимания. Забудь и даже не думай об этом. Это несчастный случай. Для тебя вообще нет никакой девицы! — рявкнул он, ни к месту зверея. — И не было никогда! И не может быть! Да и как тебя прикажешь судить? — искренне поразился он.
«Да, как?» — я тоже не представляла, чувствуя себя ангелом.