Страница:
Фиби проглотила комок. Ее опыт подобных ситуаций ограничивался просмотром «Пиратов Пензанса» в исполнении гастролирующей труппы, поездкой в Диснейленд и парой любовных романов. Она надеялась, что такое положение вещей сохранится и дальше.
— Ну, по крайней мере, на этот раз я не виновата, — сказала она с жалкой улыбкой.
— Нас бы не было здесь, если бы не ты, — ехидно заметил Дункан.
Фиби оставила эту тему и стала ждать, прикусив губу и глядя на далекий корабль. Она не могла сказать, удаляется он или приближается, а спросить Дункана не решалась.
Наконец, корабль исчез в ослепительной дымке солнечного сияния.
— Уплыл, — сказала Фиби, поправляя венок, сползший ей на глаза. — Теперь мы можем не беспокоиться.
— Спасибо, — откликнулся Дункан, — но позволь мне побеспокоиться еще немного. Возможно, Морно отвел корабль за остров, надеясь нападением с тыла застать нас врасплох.
— Даже к тебе судьба не может быть такой злопамятной, — сказала Фиби. Она устала, хотела искупаться, ее терзала головная боль, а аспирин будет открыт не раньше, чем через сто лет. Она была не в таком состоянии, чтобы справиться с пиратами.
— Не будем рисковать, — ответил Дункан, взял ее за руку и увлек еще глубже в джунгли, где со всех сторон над головой чирикали, щебетали и порхали птицы.
Фиби старалась не отставать от Дункана, свободной рукой придерживая венок.
— Чем ты не угодил этому типу, что он преследует тебя с таким упорством? — спросила она, задыхаясь.
— Например, я раз или два отбирал у него груз, — ответил Дункан, не останавливаясь. — А однажды у Берега Слоновой Кости сжег его корабль до ватерлинии.
— О, черт! — выразительно сказала Фиби.
— Вот именно, — ответил Дункан.
Он оставил ее на берегу ручья, приказав ждать и сидеть тихо, пока он не вернется. Единственной причиной для его отлучки было, как он заявил, желание осмотреться. И все должно быть в порядке.
И все было бы в порядке, если бы Фиби не закричала. А закричала она только из-за обезьяны, которая с визгом спрыгнула с дерева прямо ей на колени. Но ни англичане, ни пираты не появились, потому что они были слишком далеко. Из джунглей появилась группа туземцев, их было двенадцать в шрамах и татуировках, одетых в набедренные повязки и с копьями в руках. Они глазели на Фиби, которая только что прогнала обезьяну, показывая друг другу на ее одежду, которая казалась им крайне причудливой, и на ее венок.
Сердце Фиби глухо застучало в груди. Она думала о крабах, которых они с Дунканом ели вчера вечером, о каннибалах с гигантскими кипящими котлами и о божественном возмездии. Если Бог заботится о воробьях, подумала она истерически, то, наверно, он присматривает и за ракообразными.
— Дункан! — пропела она еле слышным голосом, который он никак не мог услышать. На большее у нее не хватило дыхания. — О Дунка-ан!
Один из туземцев упал на колени, сжимая копье крепкими темными пальцами. Его примеру последовал следующий, еще один и еще, пока все они не оказались коленопреклоненными. Они начали скандировать:
— Дуун-кан! Дуун-кан!
— О Господи! — прошептала Фиби, закрывая рот рукой.
Они разом встали не без изящества и, продолжая петь, окружили ее. В горле Фиби зародился крик и там же умер, будучи слишком слабым, чтобы вырваться из ее рта. Затем, как актеры в плохом фильме о, если бы это только оказалось фильмом, пусть самым никудышным! туземцы подняли Фиби на свои плечи, как футбольного тренера, который только что привел свою команду к победе.
— Дункан! — закричала Фиби.
— Дуун-кан, Дуун-кан! — скандировал ее конвой, неся ее через джунгли и ни разу не оступившись.
Туземцы принесли ее в деревню, круг хижин посреди поляны и поставили на большой камень, который, как надеялась Фиби, не был алтарем для жертвоприношений. Мужчины, очевидно, решили, что она какая-то богиня, но женщины, одежды на которых было немногим больше, чем на их мужьях, явно были не столь очарованы. Они все ходили и ходили вокруг камня, указывая на Фиби пальцами и усмехаясь. Сильный пол рассердился на такое неуважение, что привело к яростной перебранке. В воздух поднялись тучи пыли, на деревьях заголосили птицы.
Во время спора, сопровождавшегося громкими криками и энергичными жестами, Фиби попыталась улизнуть, но ее заметили и почтительно вернули на трон, расположенный в самом сердце боевых действий.
Женщины в конце концов угрюмо подчинились, и мужчины завели вокруг Фиби хоровод. У нее так кружилась голова, что она едва не падала в обморок. Без сомнения, туземцы размышляли, как наилучшим образом почтить такое странное божество. Они прикасались к ее коротким волосам, заглядывали ей в глаза и, возможно, стали бы рассматривать ее грудь, если бы она не сложила руки и не произнесла импровизированное заклинание.
Это была всего лишь строчка из старой песни «Битлз» первое, что пришло Фиби на ум, но, произнесенная властным тоном, она, должно быть, произвела сильное впечатление, потому что племя поклонников слегка отступило и более не осмеливалось давать волю рукам. Фиби удерживала дикарей на расстоянии огненным взглядом, на который с течением времени у нее оставалось все меньше и меньше сил. Ей нужно было в туалет, Дункан что-то не спешил на выручку, и кто знал, что эти люди делают со своими богинями, может быть, сжигают их на кострах? Бросают их в действующие вулканы? Было очень подозрительно, что, кроме Фиби, здесь отсутствовали какие-либо иные божества, а, как известно из истории, эта профессия всегда отличалась высокой смертностью.
На закате туземцы разожгли огонь и попытались скормить Фиби нечто, что выглядело и пахло как кишки крупного животного. Она их, отогнала произнеся суровым голосом все песни из последнего альбома Элтона Джона. Однако неизвестно было, сколько времени этот фокус будет действовать. Рано или поздно она не справится с натиском.
Неожиданно в чаще раздался громкий треск, и у Фиби заныло сердце. Дункан наконец-то пришел ей на помощь. Она целый год будет чистить его башмаки и постарается больше не раздражать его своим жаргоном двадцатого века… Жители деревни поспешно бросились за копьями, и Фиби затаила дыхание. Дункан, в конце концов, был только один, и, каким бы хитроумным он ни был, он не сможет взять верх над этой толпой, вооруженный всего лишь старинным пистолетом. Затем из-за деревьев вышел человек, и Фиби едва не прокричала предупреждение, но захлопнула рот, с ужасом поняв, что это не Дункан. Это был страшный длинноволосый пират с лицом цвета кукурузной муки и изуродованным, будто откушенным, носом. Он носил высокие ботфорты, полосатую фуфайку и золотое кольцо в ухе, и Фиби оценила бы, насколько хорошо он справляется со своей ролью, если бы не повалилась на землю в обмороке.
Она пришла в себя чересчур быстро и обнаружила, что пришелец разговаривает с туземцами на их языке. Теперь он был окружен другими пиратами зубы у всех до единого были плохими, если не отсутствовали вовсе, и они явно причинили много огорчений своим матерям. Состоялся обмен деньгами Фиби ошеломленно подумала, во сколько оценивалась в те дни добрая богиня, и затем ее потащили сквозь джунгли.
Она подумала, не стоит ли сопротивляться, но решила, что такая попытка будет тщетной, если не откровенно глупой, и попыталась придумать план бегства. На ум ничего не приходило, но эти усилия удерживали ее от паники по крайней мере, до тех пор, пока ее не подняли на борт вонючего корабля и бросили, как балласт, в трюм.
К тому времени Фиби была уверена, что Дункан не спас ее, потому что уже мертв или его держат в плену где-то здесь же, на корабле.
Нет! Она постаралась привести в порядок свои отчаянные, разбегающиеся мысли. На самом деле она не знает, где находится Дункан, и что с ним случилось. Что-то наверняка случилось, и едва ли хорошее. Только одно было абсолютно ясно: если она хочет чем-то помочь ему, то должна сперва помочь себе.
ГЛАВА 8
— Ну, по крайней мере, на этот раз я не виновата, — сказала она с жалкой улыбкой.
— Нас бы не было здесь, если бы не ты, — ехидно заметил Дункан.
Фиби оставила эту тему и стала ждать, прикусив губу и глядя на далекий корабль. Она не могла сказать, удаляется он или приближается, а спросить Дункана не решалась.
Наконец, корабль исчез в ослепительной дымке солнечного сияния.
— Уплыл, — сказала Фиби, поправляя венок, сползший ей на глаза. — Теперь мы можем не беспокоиться.
— Спасибо, — откликнулся Дункан, — но позволь мне побеспокоиться еще немного. Возможно, Морно отвел корабль за остров, надеясь нападением с тыла застать нас врасплох.
— Даже к тебе судьба не может быть такой злопамятной, — сказала Фиби. Она устала, хотела искупаться, ее терзала головная боль, а аспирин будет открыт не раньше, чем через сто лет. Она была не в таком состоянии, чтобы справиться с пиратами.
— Не будем рисковать, — ответил Дункан, взял ее за руку и увлек еще глубже в джунгли, где со всех сторон над головой чирикали, щебетали и порхали птицы.
Фиби старалась не отставать от Дункана, свободной рукой придерживая венок.
— Чем ты не угодил этому типу, что он преследует тебя с таким упорством? — спросила она, задыхаясь.
— Например, я раз или два отбирал у него груз, — ответил Дункан, не останавливаясь. — А однажды у Берега Слоновой Кости сжег его корабль до ватерлинии.
— О, черт! — выразительно сказала Фиби.
— Вот именно, — ответил Дункан.
Он оставил ее на берегу ручья, приказав ждать и сидеть тихо, пока он не вернется. Единственной причиной для его отлучки было, как он заявил, желание осмотреться. И все должно быть в порядке.
И все было бы в порядке, если бы Фиби не закричала. А закричала она только из-за обезьяны, которая с визгом спрыгнула с дерева прямо ей на колени. Но ни англичане, ни пираты не появились, потому что они были слишком далеко. Из джунглей появилась группа туземцев, их было двенадцать в шрамах и татуировках, одетых в набедренные повязки и с копьями в руках. Они глазели на Фиби, которая только что прогнала обезьяну, показывая друг другу на ее одежду, которая казалась им крайне причудливой, и на ее венок.
Сердце Фиби глухо застучало в груди. Она думала о крабах, которых они с Дунканом ели вчера вечером, о каннибалах с гигантскими кипящими котлами и о божественном возмездии. Если Бог заботится о воробьях, подумала она истерически, то, наверно, он присматривает и за ракообразными.
— Дункан! — пропела она еле слышным голосом, который он никак не мог услышать. На большее у нее не хватило дыхания. — О Дунка-ан!
Один из туземцев упал на колени, сжимая копье крепкими темными пальцами. Его примеру последовал следующий, еще один и еще, пока все они не оказались коленопреклоненными. Они начали скандировать:
— Дуун-кан! Дуун-кан!
— О Господи! — прошептала Фиби, закрывая рот рукой.
Они разом встали не без изящества и, продолжая петь, окружили ее. В горле Фиби зародился крик и там же умер, будучи слишком слабым, чтобы вырваться из ее рта. Затем, как актеры в плохом фильме о, если бы это только оказалось фильмом, пусть самым никудышным! туземцы подняли Фиби на свои плечи, как футбольного тренера, который только что привел свою команду к победе.
— Дункан! — закричала Фиби.
— Дуун-кан, Дуун-кан! — скандировал ее конвой, неся ее через джунгли и ни разу не оступившись.
Туземцы принесли ее в деревню, круг хижин посреди поляны и поставили на большой камень, который, как надеялась Фиби, не был алтарем для жертвоприношений. Мужчины, очевидно, решили, что она какая-то богиня, но женщины, одежды на которых было немногим больше, чем на их мужьях, явно были не столь очарованы. Они все ходили и ходили вокруг камня, указывая на Фиби пальцами и усмехаясь. Сильный пол рассердился на такое неуважение, что привело к яростной перебранке. В воздух поднялись тучи пыли, на деревьях заголосили птицы.
Во время спора, сопровождавшегося громкими криками и энергичными жестами, Фиби попыталась улизнуть, но ее заметили и почтительно вернули на трон, расположенный в самом сердце боевых действий.
Женщины в конце концов угрюмо подчинились, и мужчины завели вокруг Фиби хоровод. У нее так кружилась голова, что она едва не падала в обморок. Без сомнения, туземцы размышляли, как наилучшим образом почтить такое странное божество. Они прикасались к ее коротким волосам, заглядывали ей в глаза и, возможно, стали бы рассматривать ее грудь, если бы она не сложила руки и не произнесла импровизированное заклинание.
Это была всего лишь строчка из старой песни «Битлз» первое, что пришло Фиби на ум, но, произнесенная властным тоном, она, должно быть, произвела сильное впечатление, потому что племя поклонников слегка отступило и более не осмеливалось давать волю рукам. Фиби удерживала дикарей на расстоянии огненным взглядом, на который с течением времени у нее оставалось все меньше и меньше сил. Ей нужно было в туалет, Дункан что-то не спешил на выручку, и кто знал, что эти люди делают со своими богинями, может быть, сжигают их на кострах? Бросают их в действующие вулканы? Было очень подозрительно, что, кроме Фиби, здесь отсутствовали какие-либо иные божества, а, как известно из истории, эта профессия всегда отличалась высокой смертностью.
На закате туземцы разожгли огонь и попытались скормить Фиби нечто, что выглядело и пахло как кишки крупного животного. Она их, отогнала произнеся суровым голосом все песни из последнего альбома Элтона Джона. Однако неизвестно было, сколько времени этот фокус будет действовать. Рано или поздно она не справится с натиском.
Неожиданно в чаще раздался громкий треск, и у Фиби заныло сердце. Дункан наконец-то пришел ей на помощь. Она целый год будет чистить его башмаки и постарается больше не раздражать его своим жаргоном двадцатого века… Жители деревни поспешно бросились за копьями, и Фиби затаила дыхание. Дункан, в конце концов, был только один, и, каким бы хитроумным он ни был, он не сможет взять верх над этой толпой, вооруженный всего лишь старинным пистолетом. Затем из-за деревьев вышел человек, и Фиби едва не прокричала предупреждение, но захлопнула рот, с ужасом поняв, что это не Дункан. Это был страшный длинноволосый пират с лицом цвета кукурузной муки и изуродованным, будто откушенным, носом. Он носил высокие ботфорты, полосатую фуфайку и золотое кольцо в ухе, и Фиби оценила бы, насколько хорошо он справляется со своей ролью, если бы не повалилась на землю в обмороке.
Она пришла в себя чересчур быстро и обнаружила, что пришелец разговаривает с туземцами на их языке. Теперь он был окружен другими пиратами зубы у всех до единого были плохими, если не отсутствовали вовсе, и они явно причинили много огорчений своим матерям. Состоялся обмен деньгами Фиби ошеломленно подумала, во сколько оценивалась в те дни добрая богиня, и затем ее потащили сквозь джунгли.
Она подумала, не стоит ли сопротивляться, но решила, что такая попытка будет тщетной, если не откровенно глупой, и попыталась придумать план бегства. На ум ничего не приходило, но эти усилия удерживали ее от паники по крайней мере, до тех пор, пока ее не подняли на борт вонючего корабля и бросили, как балласт, в трюм.
К тому времени Фиби была уверена, что Дункан не спас ее, потому что уже мертв или его держат в плену где-то здесь же, на корабле.
Нет! Она постаралась привести в порядок свои отчаянные, разбегающиеся мысли. На самом деле она не знает, где находится Дункан, и что с ним случилось. Что-то наверняка случилось, и едва ли хорошее. Только одно было абсолютно ясно: если она хочет чем-то помочь ему, то должна сперва помочь себе.
ГЛАВА 8
Фиби сидела во тьме, чувствуя себя Ионой во чреве кита, но не имея радостной перспективы оказаться через три дня на каком-нибудь далеком берегу живой и невредимой. Она скорчилась почти как эмбрион, подтянув колени к подбородку и крепко обхватив руками колени, делала медленные, неглубокие вдохи, как существо, впавшее в спячку, и прислушивалась к размеренному стуку сердца, чтобы не думать, что случится, когда она неизбежно предстанет перед Морно.
Царапающий звук у двери прервал ее медитации, и она в немом ужасе подняла голову. Кожа мгновенно стала липкой от пота. Заскрипели петли, раздалось приглушенное проклятье. В дверной проем хлынул свет, на фоне которого появилась гигантская фигура.
— Ради Бога! — прошипел знакомый голос. — Не кричи!
— Дункан! — Фиби едва могла этому поверить, она решила, что у нее галлюцинации. Тем не менее она неуклюже поднялась на ноги и, шатаясь, направилась к нему, спотыкаясь о ящики и мотки каната, и из ее горла непроизвольно вырвался дрожащий стон.
Дункан обнял ее и крепко прижимал к себе несколько секунд, и тогда Фиби поняла, что он настоящий, и чуть не умерла от облегчения. Над головой громко шумели люди Морно.
— Как ты сюда попал? — прошептала Фиби, ухватившись за рубашку Дункана обеими руками и позволив себе стать слабой и беззащитной. Позже она всегда сможет отрицать это.
— Неважно, — ответил Дункан. — Нужно выбираться отсюда.
Фиби находилась в глубоком потрясении и до этого мгновения не замечала, что его одежда мокрая, а сам он пахнет водорослями и солью.
— Неужели ты приплыл сюда?!
— Приплыл, и тебе придется плыть, — ответил Дункан, выводя ее из трюма в узкий проход.
— Но как…
— На камбузе играют в кости, — сказал ей Дункан нетерпеливым шепотом, таща ее за собой. — Надо полагать, приз ты, и если ты не укоротишь язычок и не поспешишь, мы оба им достанемся.
Фиби сдержала свое любопытство и последовала за Дунканом по темной пустынной палубе. Месяц на небе дарил им чуть-чуть драгоценного света, и, когда ее спаситель перелез через борт, Фиби заколебалась, но только на мгновение. Пока что им везло, но казино могло закрыться в любой момент, и тогда им придется иметь дело с толпой разозленных неудачников, а также с нетерпеливым победителем, желающим отпраздновать победу.
Она вслед за Дунканом перелезла через борт и обнаружила, что он собирается спуститься по якорной цепи. У нее не было иного выбора, чем последовать его примеру. Спуск до воды предстоит долгий, и, даже если ей удастся не плюхнуться в воду, наверняка будет громкий всплеск.
Закрыв глаза и ухватившись за цепь обеими руками и ногами, как пожарный, спускающийся по шесту, Фиби сползала все ниже и ниже. Дункан, конечно, уже был внизу. Он обхватил ее рукой за талию, когда она начала тонуть, и прошептал ей на ухо:
— Ты должна снять платье. Оно слишком тяжелое.
У поскрипывающего борта судна плескались волны теплые, как в ванне, но населенные всеми видами ужасающих тварей. Фиби не собиралась спорить, все ее помыслы были направлены на спасение от пиратов и прочих морских чудовищ, и поспешно скинула потрепанное платье.
Дункан приложил к ее губам палец, когда она было заговорила.
— Молчи! — приказал он голосом, едва ли более громким, чем дыхание, и все же так настойчиво, что она не могла не повиноваться. — Они скоро хватятся тебя и объявят тревогу. Плыть нам долго. — Он поймал ее за руку и положил ее пальцы на свой пояс. — Звук далеко разносится по воде. Не пытайся спешить и, что бы ни случилось, не кричи и даже не говори. Только держись за меня и все.
Она кивнула, и Дункан поплыл прочь от корабля, пересекая его широкую, шевелящуюся тень, и Фиби, ухватившись за его пояс, старалась держаться на поверхности воды. Они уплыли недалеко, когда предсказание Дункана сбылось кто-то обнаружил, что пленница пропала.
На борту корабля раздались крики и шум, и вдоль борта вспыхнули фонари разозленные пираты столпились у борта, всматриваясь в тьму. Охваченная страхом Фиби прикусила губу и упорно плыла рядом с Дунканом. Соленая вода жгла огнем ободранные о цепь ладони.
Паруса на корабле были спущены, поскольку судно стояло на якоре, и Фиби с Дунканом уверенно приближались к мелководью, но были и другие способы догнать беглецов. Фиби услышала скрип воротов и плеск, с которым ялик ударился о поверхность воды.
Фиби охватила паника, но она, вцепившись в Дункана, продолжала плыть.
Наконец, над водой разлился свет фонаря, выхватив их из темноты, и ялик принялся нагонять пловцов. На борту шлюпки было трое человек изуродованный Морно, человек с фонарем и матрос на веслах.
Дункан застыл на месте, подтолкнув Фиби вперед.
— Плыви! — приказал он. Но она не послушалась.
Морно засмеялся, повернувшись к Дункану блестящей серьгой и единственной ноздрей. В слабом зыбком свете он выглядел особенно причудливо.
— Итак, — прокаркал он, — это вы, мой друг! Я мог бы догадаться! У кого, кроме Дункана Рурка, хватит наглости взобраться, как мартышка, по якорной цепи и похитить мою возлюбленную?
Фиби замерла в ожидании. Ее сорочка шевелилась вокруг нее, как щупальца какого-то морского существа, удары сердца отдавались в горле. Дункан протянул руку и оторвал ее онемевшие от страха пальцы от своего пояса.
— Плыви! — снова приказал он хриплым шепотом и тут же исчез под водой.
Морно и его друзья были слишком встревожены действиями Дункана, чтобы обращать внимание на Фиби; пиратский капитан ругался, всматриваясь через борт в воду, гребец чертыхался на старинном французском, а старик с фонарем встал, раскачивая лодку.
Фиби немного отплыла и стала ждать. Что бы ни случилось, она не собиралась покидать Дункана. Он будет в ярости, если они уцелеют, но это не имело значения. Кроме того, она была неважным пловцом в летних лагерях никогда не поднималась выше звания «черепахи», и ее шансы добраться до берега само-собой были практически нулевыми, с ялика раздался странный звук, за ним последовали яростные крики. Затем Дункан, гибкий, как дельфин, вынырнул рядом с Фиби, обхватил ее рукой и вместе с ней ушел под воду. Лодка начала тонуть, Морно стоял в ней, размахивая кулаком и выкрикивая все, что он думает о потомках Дункана. Гребец и человек с фонарем были не столь многословны, они просто время от времени начинали кричать.
— Я знаю, что ты сгораешь от любопытства, — сказал Дункан, таща ослабевшую Фиби за собой, — так что так и быть, сжалюсь над тобой. Кончик моего кинжала проткнул маленькую дырку в днище капитанского ялика разумеется, совершенно случайно.
«Разумеется», — безмолвно согласилась Фиби. Позади она услышала отчаянный всплеск и новые крики. Она закрыла глаза, побежденная усталостью, и соленая вода окатила ей лицо, наполнив ее рот и нос. Она кашляла и задыхалась, но Дункан продолжал плыть вперед.
— Повнимательнее — сказал он. — Мы в океане. Здесь бывают волны.
Фиби обозвала его словом, которое даже Морно не пришло в голову, и Дункан ответил смешком.
После этого она впала в состояние, очень похожее на то, в котором находилась, скорчившись в трюме пиратского корабля. Она двигалась, она шевелила ногами и свободной рукой, вдыхала и выдыхала воздух, терпела боль в пылающих ладонях и во всем теле, исчерпавшем последние силы. Казалось, что прошла вечность, прежде, чем они добрались до мелководья и Дункан вынес ее на сушу.
Фиби судорожно всхлипнула от облегчения и глубоко запустила пальцы в песок, вцепившись в него, как будто море могло догнать ее и вернуть назад в свои объятия. Дункан осторожно разжал ее руки и поднял на ноги.
— Нет! — сказала Фиби. Она была так измотана, что не могла вымолвить больше ничего, не могла сделать ни одного шага.
— Еще чуть-чуть, — настаивал Дункан. Он сам едва держался на ногах, но все же поднял ее на руки. Он долго нес ее, а может быть, так казалось Фиби, которая к тому времени впала в прострацию и была не в состоянии задержаться на одной мысли дольше нескольких мгновений.
Наконец Дункан положил ее на что-то, на ощупь это походило на матрас, набитый сеном, и она почувствовала, что с нее снимают рубашку и закутывают в сухое одеяло. Ее охватило блаженство не надо плыть, не надо идти или хотя бы просто двигаться, и Фиби погрузилась в глубокий, мертвый сон.
Она просыпалась один или два раза, чувствовала, что находится внутри какой-то хижины и что Дункан рядом, и этого ей было достаточно. Она снова погружалась в тихую тьму, как камень, идущий ко дну пруда, и потом не могла вспомнить, снилось ли ей что-то или нет.
Когда сознание, наконец, вернулось к ней, Фиби увидела рядом с собой Дункана с деревяннной миской и ложкой в руках. Она заморгала и ощутила, как болит все тело и зудят ee oбодранные ладони.
— Сколько времени я спала? — спросила она, осторожно потянувшись и приподнявшись на локте.
Дункан поднес ложку к ее рту, и она отведала дымящегося, пряного бульона.
— Вероятно, шестнадцать или семнадцать часов, — ответил он, кормя ее супом. — Мы в гостях у Монны Унгаллы она заявляет, что находится в дальнем родстве со Старухой.
Фиби проглотила еще одну ложку бульона и со стоном упала на матрас. Усталость охватывала ее тело до мозга костей и переполняла какие-то неведомые бездонные глубины ее существа.
— Хорошо. Мы можем спросить у нее настоящее имя Старухи.
Дункан заставил ее снова сесть и вручил ей миску с ложкой — Я пробовал. Она говорит, что если — мы узнаем имя Старухи, если произнесем его вслух, то это будет могущественное заклинание.
Поняв, что голодна, Фиби отбросила ложку и выпила бульон через край чашки, не заботясь об этикете. В конце концов, Эмили Пост и мисс Меннерс родятся еще очень-очень нескоро.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она, покончив с бульоном. — Я думаю, что все просто забыли, как ее звали, а может быть, она сама забыла, и все эти разговоры про «Mогущественные заклинания» всего лишь способ сохранить лицо.
— Монна права в одном, — предположил Дункан, по-прежнему стоя на коленях возле матраса. Его руки были сложены на груди, а одет он был в те же самые штаны и рубашку, которые были на нем, когда они покидала Куинстаун. — Если бы я знал ее имя, я бы произнес его, чтобы посмотреть, что получится.
Фиби усмехнулась. — Да, — сказала она, развеселившись от этого предположения. — Я тоже….
Вскоре появилась сама Монна, она была крупной женщиной, и рубашки, которые носила Фиби, едва не теряясь в них, должно быть, принадлежали ей. Она по-матерински прикоснулась ко лбу Фиби, нахмурилась и покачала головой.
— Что? — спросила Фиби встревоженно. Дункан в тот момент сидел на другом матрасе, поигрывая маленьким изящным ножичком.
— Слишком рано. Оставайся. Отдыхай еще.
Дункан не поднимал глаз от ножа и правильно делал. Лезвие блестело, когда нож, кувыркаясь, взлетал в воздух. Дункан ловил его за рукоятку и снова повторял опасный фокус. — Если Морно найдет нас раньше, чем я подготовлюсь, — заметил он, — отдыхать нам придется вечно.
Фиби содрогнулась, вспомнив опасное приключение, острый, парализующий страх и безбрежное, усеянное звездами море, как черный бархат под ночным небом, протянувшийся в бесконечность. Она встретила взгляд Монны и спросила:
— Как настоящее имя Старухи? Монна усмехнулась:
— Сама узнаешь. О, черт, — пробормотала Фиби.
— Думаю, что ее зовут иначе, — заметил Дункан.
Они отплыли той же ночью на рыбацкой лодке, с двумя из многочисленных сыновей Монны в качестве эскорта. Фиби сидела, закутавшись в грубые, бесформенные рубашки, которые дала ей хозяйка, и думала. Дункан стоял на носу, как Вашингтон, пересекающий Делавэр, не теряя бдительности, а юноши с поразительным мастерством справлялись с приливными течениями.
Почти рассвело, когда рука, опустившаяся на плечо Фиби, вывела ее из дремоты. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней красивого взъерошенного человека в задубевшем от соли маскарадном костюме, и прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, где находится. Затем она вспомнила приезд на Райский остров, лифт…
— Отсюда до дома недалеко идти, — сказал Дункан, открывая в улыбке невероятно белые зубы, сверкавшие на загорелом лице. — У тебя хватит сил?
Фиби взглянула на него с шутливым упреком и неуклюже поднялась на ноги.
— Справлюсь ли? — откликнулась она. — Не я ли спускалась по якорной цепи? Не я ли проплыла сотню миль по водам, где кишат акулы?
Дункан подал ей руку сияя ослепительной улыбкой.
— Там было не сто миль, а только пять, — сказал он. — Плыл в основном я, а акулы безвредны, если только они не голодны. — Он расплатился с сыновьями Монны серебряными монетами, вылез из лодки на мелководье и протянул руки к Фиби. Вынес ее на берег, поставил на ноги, и серьезно посмотрел на нее. — Ты вела себя очень храбро.
Его комплимент польстил Фиби, и она, слегка покраснев, улыбнулась ему и сказала:
— Ты тоже.
Они направились к огромному дому Дункана по хорошо протоптанной тропинке, петляющей сквозь заросли, подшучивая друг над другом.
Их возвращение было встречено с большой радостью — вся команда Дункана явилась из своих жилищ, чтобы пожать капитану руку и похлопать по спине, а служанки окружили Фиби, щебеча, как пташки. Старуха пошумела, поругалась и отвела ее на кухню, заявив, что она выглядит полумертвой от голода.
Симона не поздоровалась с Фиби и даже не глядела на нее. Она стояла позади толпы, пришедшей приветствовать Дункана, с глазами, в которых отражалась вся печаль ее души.
Фиби почувствовала к ней жалость, и в то же самое время готова была с яростью защищать свои права на Дункана.
— Я так и знала, что он найдет тебя и привезет назад, — сказала Старуха, когда они оказались вдвоем в большой кухне. Фиби сидела за одним из длинных столов, и перед ней стойла чашка чая и тарелка с грубыми обсахареными бисквитами.
— Конечно, знала, — ответила Фиби. — Ты потому и отпустила меня.
Старуха засмеялась и добавила к угощению чашу с фруктами. Ее нежные глаза были внимательны и светились любовью.
— Ты выглядишь совсем иначе.
Фиби не стала ничего отвечать. Они обе знали причину, но все-таки это было глубоко личное дело, и Фиби не хотела вдаваться в подробности.
— Что ты тогда прочитала по моей ладони?
— Ты сама знаешь, — ответила Старуха.
— Ну, дети, а еще что? — настаивала Фиби.
Старуха вздохнула, как будто перед ее мысленным взором вспыхнуло какое-то великолепное видение.
— Хорошее место, далеко отсюда, полное смеха и музыки.
Фиби боролась с желанием нагнуться и постучать лбом по столу. Даже когда Старуха давала ответ на вопрос, он ничего не объяснял, а только сильнее сгущал тайну.
Очищая банан, выросший, очевидно, на этом же острове, Фиби тем не менее начала другое расследование.
— Что случится, если я произнесу твое имя? Только не говори про волшебство. Я хочу знать правду.
Старуха лишь взглянула на нее с кривой усмешкой.
— Ладно, не говори мне своего имени. Я хочу знать только одно, если я сама его угадаю, то чудо произойдет?
— Да, — сказала Старуха. — Доедай поскорее. Тебе нужно вымыться и лечь спать.
Фиби вздохнула и, прищурив глаза, начала бормотать: — Дафна… Эвелин… Альмира:,.Но никаких ударов грома не раздавалось.
Фиби, как ей было обещано, искупалась в большой медной ванне, которую держали специально для этой цели и хранили в комнате позади кухни. Старуха принесла ей халат и платье, очередные пожитки той несчастной безымянной леди, погибшей при кораблекрушении, чей гардероб волны вынесли на берег.
— Это должно быть туземное имя, — размышляла Фиби, смывая с себя грязь. — Ну конечно…
Старуха вылила ей на голову кувшин горячей воды.
В тот же день, ближе к вечеру, Алекс стоял на веранде лицом к морю, опираясь на костыль. К счастью, его нога не воспалилась, но она усыхала, как больная ветвь на здоровом дереве. Дункан помедлил, в который раз вспоминая напрасное сожаление, что пуля из британского мушкета попала не в него, а в Алекса.
Алекс обернулся, и его губы сложились в жизнерадостную улыбку, но глаза оставались пустыми.
— Итак, ты нашел ее заблудшую девчонку, говорящую странные вещи.
— Да, — сказал Дункан, прислоняясь к перилам крыльца в нескольких футах от Алекса. — Джессеп Биллингтон заработал из-за нее порку, но в остальном урон она причиняла минимальный.
— Полагаю, что она не хотела этого.
— Конечно, не хотела, — согласился Дункан, вспоминая глаза Фиби, когда та рассказывала, как нашла Биллингтона в задней комнате кузницы. Эта сцена снилась ей в кошмарах: она металась и кричала во сне, хотя Дункан сомневался, что она помнит их, проснувшись. — Просто дело в том, что если где-то очень далеко от Фиби случается какая-нибудь история, она обязательно в нее вляпается.
Алекс усмехнулся, но его смех был таким же пустым, как глаза.
— Тебе бы надо жениться на этой девице, — сказал он. — От такого брака родятся крепкие предприимчивые дети, как раз такие, какие нужны нашей новой стране.
В его словах была заметна тоска, несмотря на его попытки выглядеть веселым, и Дункан подозревал, что она коренится в старом желании Алекса самому стать отцом полудюжины храбрых патриотов.
— Ничто не мешает тебе жениться, — тихо сказал он Алексу. — Мушкетная пуля попала тебе в колено, друг мой, а не в твои мужские достоинства.
Лицо Алекса на мгновение исказилось, и на его старания, сохранить спокойствие, нельзя было смотреть без боли.
Царапающий звук у двери прервал ее медитации, и она в немом ужасе подняла голову. Кожа мгновенно стала липкой от пота. Заскрипели петли, раздалось приглушенное проклятье. В дверной проем хлынул свет, на фоне которого появилась гигантская фигура.
— Ради Бога! — прошипел знакомый голос. — Не кричи!
— Дункан! — Фиби едва могла этому поверить, она решила, что у нее галлюцинации. Тем не менее она неуклюже поднялась на ноги и, шатаясь, направилась к нему, спотыкаясь о ящики и мотки каната, и из ее горла непроизвольно вырвался дрожащий стон.
Дункан обнял ее и крепко прижимал к себе несколько секунд, и тогда Фиби поняла, что он настоящий, и чуть не умерла от облегчения. Над головой громко шумели люди Морно.
— Как ты сюда попал? — прошептала Фиби, ухватившись за рубашку Дункана обеими руками и позволив себе стать слабой и беззащитной. Позже она всегда сможет отрицать это.
— Неважно, — ответил Дункан. — Нужно выбираться отсюда.
Фиби находилась в глубоком потрясении и до этого мгновения не замечала, что его одежда мокрая, а сам он пахнет водорослями и солью.
— Неужели ты приплыл сюда?!
— Приплыл, и тебе придется плыть, — ответил Дункан, выводя ее из трюма в узкий проход.
— Но как…
— На камбузе играют в кости, — сказал ей Дункан нетерпеливым шепотом, таща ее за собой. — Надо полагать, приз ты, и если ты не укоротишь язычок и не поспешишь, мы оба им достанемся.
Фиби сдержала свое любопытство и последовала за Дунканом по темной пустынной палубе. Месяц на небе дарил им чуть-чуть драгоценного света, и, когда ее спаситель перелез через борт, Фиби заколебалась, но только на мгновение. Пока что им везло, но казино могло закрыться в любой момент, и тогда им придется иметь дело с толпой разозленных неудачников, а также с нетерпеливым победителем, желающим отпраздновать победу.
Она вслед за Дунканом перелезла через борт и обнаружила, что он собирается спуститься по якорной цепи. У нее не было иного выбора, чем последовать его примеру. Спуск до воды предстоит долгий, и, даже если ей удастся не плюхнуться в воду, наверняка будет громкий всплеск.
Закрыв глаза и ухватившись за цепь обеими руками и ногами, как пожарный, спускающийся по шесту, Фиби сползала все ниже и ниже. Дункан, конечно, уже был внизу. Он обхватил ее рукой за талию, когда она начала тонуть, и прошептал ей на ухо:
— Ты должна снять платье. Оно слишком тяжелое.
У поскрипывающего борта судна плескались волны теплые, как в ванне, но населенные всеми видами ужасающих тварей. Фиби не собиралась спорить, все ее помыслы были направлены на спасение от пиратов и прочих морских чудовищ, и поспешно скинула потрепанное платье.
Дункан приложил к ее губам палец, когда она было заговорила.
— Молчи! — приказал он голосом, едва ли более громким, чем дыхание, и все же так настойчиво, что она не могла не повиноваться. — Они скоро хватятся тебя и объявят тревогу. Плыть нам долго. — Он поймал ее за руку и положил ее пальцы на свой пояс. — Звук далеко разносится по воде. Не пытайся спешить и, что бы ни случилось, не кричи и даже не говори. Только держись за меня и все.
Она кивнула, и Дункан поплыл прочь от корабля, пересекая его широкую, шевелящуюся тень, и Фиби, ухватившись за его пояс, старалась держаться на поверхности воды. Они уплыли недалеко, когда предсказание Дункана сбылось кто-то обнаружил, что пленница пропала.
На борту корабля раздались крики и шум, и вдоль борта вспыхнули фонари разозленные пираты столпились у борта, всматриваясь в тьму. Охваченная страхом Фиби прикусила губу и упорно плыла рядом с Дунканом. Соленая вода жгла огнем ободранные о цепь ладони.
Паруса на корабле были спущены, поскольку судно стояло на якоре, и Фиби с Дунканом уверенно приближались к мелководью, но были и другие способы догнать беглецов. Фиби услышала скрип воротов и плеск, с которым ялик ударился о поверхность воды.
Фиби охватила паника, но она, вцепившись в Дункана, продолжала плыть.
Наконец, над водой разлился свет фонаря, выхватив их из темноты, и ялик принялся нагонять пловцов. На борту шлюпки было трое человек изуродованный Морно, человек с фонарем и матрос на веслах.
Дункан застыл на месте, подтолкнув Фиби вперед.
— Плыви! — приказал он. Но она не послушалась.
Морно засмеялся, повернувшись к Дункану блестящей серьгой и единственной ноздрей. В слабом зыбком свете он выглядел особенно причудливо.
— Итак, — прокаркал он, — это вы, мой друг! Я мог бы догадаться! У кого, кроме Дункана Рурка, хватит наглости взобраться, как мартышка, по якорной цепи и похитить мою возлюбленную?
Фиби замерла в ожидании. Ее сорочка шевелилась вокруг нее, как щупальца какого-то морского существа, удары сердца отдавались в горле. Дункан протянул руку и оторвал ее онемевшие от страха пальцы от своего пояса.
— Плыви! — снова приказал он хриплым шепотом и тут же исчез под водой.
Морно и его друзья были слишком встревожены действиями Дункана, чтобы обращать внимание на Фиби; пиратский капитан ругался, всматриваясь через борт в воду, гребец чертыхался на старинном французском, а старик с фонарем встал, раскачивая лодку.
Фиби немного отплыла и стала ждать. Что бы ни случилось, она не собиралась покидать Дункана. Он будет в ярости, если они уцелеют, но это не имело значения. Кроме того, она была неважным пловцом в летних лагерях никогда не поднималась выше звания «черепахи», и ее шансы добраться до берега само-собой были практически нулевыми, с ялика раздался странный звук, за ним последовали яростные крики. Затем Дункан, гибкий, как дельфин, вынырнул рядом с Фиби, обхватил ее рукой и вместе с ней ушел под воду. Лодка начала тонуть, Морно стоял в ней, размахивая кулаком и выкрикивая все, что он думает о потомках Дункана. Гребец и человек с фонарем были не столь многословны, они просто время от времени начинали кричать.
— Я знаю, что ты сгораешь от любопытства, — сказал Дункан, таща ослабевшую Фиби за собой, — так что так и быть, сжалюсь над тобой. Кончик моего кинжала проткнул маленькую дырку в днище капитанского ялика разумеется, совершенно случайно.
«Разумеется», — безмолвно согласилась Фиби. Позади она услышала отчаянный всплеск и новые крики. Она закрыла глаза, побежденная усталостью, и соленая вода окатила ей лицо, наполнив ее рот и нос. Она кашляла и задыхалась, но Дункан продолжал плыть вперед.
— Повнимательнее — сказал он. — Мы в океане. Здесь бывают волны.
Фиби обозвала его словом, которое даже Морно не пришло в голову, и Дункан ответил смешком.
После этого она впала в состояние, очень похожее на то, в котором находилась, скорчившись в трюме пиратского корабля. Она двигалась, она шевелила ногами и свободной рукой, вдыхала и выдыхала воздух, терпела боль в пылающих ладонях и во всем теле, исчерпавшем последние силы. Казалось, что прошла вечность, прежде, чем они добрались до мелководья и Дункан вынес ее на сушу.
Фиби судорожно всхлипнула от облегчения и глубоко запустила пальцы в песок, вцепившись в него, как будто море могло догнать ее и вернуть назад в свои объятия. Дункан осторожно разжал ее руки и поднял на ноги.
— Нет! — сказала Фиби. Она была так измотана, что не могла вымолвить больше ничего, не могла сделать ни одного шага.
— Еще чуть-чуть, — настаивал Дункан. Он сам едва держался на ногах, но все же поднял ее на руки. Он долго нес ее, а может быть, так казалось Фиби, которая к тому времени впала в прострацию и была не в состоянии задержаться на одной мысли дольше нескольких мгновений.
Наконец Дункан положил ее на что-то, на ощупь это походило на матрас, набитый сеном, и она почувствовала, что с нее снимают рубашку и закутывают в сухое одеяло. Ее охватило блаженство не надо плыть, не надо идти или хотя бы просто двигаться, и Фиби погрузилась в глубокий, мертвый сон.
Она просыпалась один или два раза, чувствовала, что находится внутри какой-то хижины и что Дункан рядом, и этого ей было достаточно. Она снова погружалась в тихую тьму, как камень, идущий ко дну пруда, и потом не могла вспомнить, снилось ли ей что-то или нет.
Когда сознание, наконец, вернулось к ней, Фиби увидела рядом с собой Дункана с деревяннной миской и ложкой в руках. Она заморгала и ощутила, как болит все тело и зудят ee oбодранные ладони.
— Сколько времени я спала? — спросила она, осторожно потянувшись и приподнявшись на локте.
Дункан поднес ложку к ее рту, и она отведала дымящегося, пряного бульона.
— Вероятно, шестнадцать или семнадцать часов, — ответил он, кормя ее супом. — Мы в гостях у Монны Унгаллы она заявляет, что находится в дальнем родстве со Старухой.
Фиби проглотила еще одну ложку бульона и со стоном упала на матрас. Усталость охватывала ее тело до мозга костей и переполняла какие-то неведомые бездонные глубины ее существа.
— Хорошо. Мы можем спросить у нее настоящее имя Старухи.
Дункан заставил ее снова сесть и вручил ей миску с ложкой — Я пробовал. Она говорит, что если — мы узнаем имя Старухи, если произнесем его вслух, то это будет могущественное заклинание.
Поняв, что голодна, Фиби отбросила ложку и выпила бульон через край чашки, не заботясь об этикете. В конце концов, Эмили Пост и мисс Меннерс родятся еще очень-очень нескоро.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она, покончив с бульоном. — Я думаю, что все просто забыли, как ее звали, а может быть, она сама забыла, и все эти разговоры про «Mогущественные заклинания» всего лишь способ сохранить лицо.
— Монна права в одном, — предположил Дункан, по-прежнему стоя на коленях возле матраса. Его руки были сложены на груди, а одет он был в те же самые штаны и рубашку, которые были на нем, когда они покидала Куинстаун. — Если бы я знал ее имя, я бы произнес его, чтобы посмотреть, что получится.
Фиби усмехнулась. — Да, — сказала она, развеселившись от этого предположения. — Я тоже….
Вскоре появилась сама Монна, она была крупной женщиной, и рубашки, которые носила Фиби, едва не теряясь в них, должно быть, принадлежали ей. Она по-матерински прикоснулась ко лбу Фиби, нахмурилась и покачала головой.
— Что? — спросила Фиби встревоженно. Дункан в тот момент сидел на другом матрасе, поигрывая маленьким изящным ножичком.
— Слишком рано. Оставайся. Отдыхай еще.
Дункан не поднимал глаз от ножа и правильно делал. Лезвие блестело, когда нож, кувыркаясь, взлетал в воздух. Дункан ловил его за рукоятку и снова повторял опасный фокус. — Если Морно найдет нас раньше, чем я подготовлюсь, — заметил он, — отдыхать нам придется вечно.
Фиби содрогнулась, вспомнив опасное приключение, острый, парализующий страх и безбрежное, усеянное звездами море, как черный бархат под ночным небом, протянувшийся в бесконечность. Она встретила взгляд Монны и спросила:
— Как настоящее имя Старухи? Монна усмехнулась:
— Сама узнаешь. О, черт, — пробормотала Фиби.
— Думаю, что ее зовут иначе, — заметил Дункан.
Они отплыли той же ночью на рыбацкой лодке, с двумя из многочисленных сыновей Монны в качестве эскорта. Фиби сидела, закутавшись в грубые, бесформенные рубашки, которые дала ей хозяйка, и думала. Дункан стоял на носу, как Вашингтон, пересекающий Делавэр, не теряя бдительности, а юноши с поразительным мастерством справлялись с приливными течениями.
Почти рассвело, когда рука, опустившаяся на плечо Фиби, вывела ее из дремоты. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней красивого взъерошенного человека в задубевшем от соли маскарадном костюме, и прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, где находится. Затем она вспомнила приезд на Райский остров, лифт…
— Отсюда до дома недалеко идти, — сказал Дункан, открывая в улыбке невероятно белые зубы, сверкавшие на загорелом лице. — У тебя хватит сил?
Фиби взглянула на него с шутливым упреком и неуклюже поднялась на ноги.
— Справлюсь ли? — откликнулась она. — Не я ли спускалась по якорной цепи? Не я ли проплыла сотню миль по водам, где кишат акулы?
Дункан подал ей руку сияя ослепительной улыбкой.
— Там было не сто миль, а только пять, — сказал он. — Плыл в основном я, а акулы безвредны, если только они не голодны. — Он расплатился с сыновьями Монны серебряными монетами, вылез из лодки на мелководье и протянул руки к Фиби. Вынес ее на берег, поставил на ноги, и серьезно посмотрел на нее. — Ты вела себя очень храбро.
Его комплимент польстил Фиби, и она, слегка покраснев, улыбнулась ему и сказала:
— Ты тоже.
Они направились к огромному дому Дункана по хорошо протоптанной тропинке, петляющей сквозь заросли, подшучивая друг над другом.
Их возвращение было встречено с большой радостью — вся команда Дункана явилась из своих жилищ, чтобы пожать капитану руку и похлопать по спине, а служанки окружили Фиби, щебеча, как пташки. Старуха пошумела, поругалась и отвела ее на кухню, заявив, что она выглядит полумертвой от голода.
Симона не поздоровалась с Фиби и даже не глядела на нее. Она стояла позади толпы, пришедшей приветствовать Дункана, с глазами, в которых отражалась вся печаль ее души.
Фиби почувствовала к ней жалость, и в то же самое время готова была с яростью защищать свои права на Дункана.
— Я так и знала, что он найдет тебя и привезет назад, — сказала Старуха, когда они оказались вдвоем в большой кухне. Фиби сидела за одним из длинных столов, и перед ней стойла чашка чая и тарелка с грубыми обсахареными бисквитами.
— Конечно, знала, — ответила Фиби. — Ты потому и отпустила меня.
Старуха засмеялась и добавила к угощению чашу с фруктами. Ее нежные глаза были внимательны и светились любовью.
— Ты выглядишь совсем иначе.
Фиби не стала ничего отвечать. Они обе знали причину, но все-таки это было глубоко личное дело, и Фиби не хотела вдаваться в подробности.
— Что ты тогда прочитала по моей ладони?
— Ты сама знаешь, — ответила Старуха.
— Ну, дети, а еще что? — настаивала Фиби.
Старуха вздохнула, как будто перед ее мысленным взором вспыхнуло какое-то великолепное видение.
— Хорошее место, далеко отсюда, полное смеха и музыки.
Фиби боролась с желанием нагнуться и постучать лбом по столу. Даже когда Старуха давала ответ на вопрос, он ничего не объяснял, а только сильнее сгущал тайну.
Очищая банан, выросший, очевидно, на этом же острове, Фиби тем не менее начала другое расследование.
— Что случится, если я произнесу твое имя? Только не говори про волшебство. Я хочу знать правду.
Старуха лишь взглянула на нее с кривой усмешкой.
— Ладно, не говори мне своего имени. Я хочу знать только одно, если я сама его угадаю, то чудо произойдет?
— Да, — сказала Старуха. — Доедай поскорее. Тебе нужно вымыться и лечь спать.
Фиби вздохнула и, прищурив глаза, начала бормотать: — Дафна… Эвелин… Альмира:,.Но никаких ударов грома не раздавалось.
Фиби, как ей было обещано, искупалась в большой медной ванне, которую держали специально для этой цели и хранили в комнате позади кухни. Старуха принесла ей халат и платье, очередные пожитки той несчастной безымянной леди, погибшей при кораблекрушении, чей гардероб волны вынесли на берег.
— Это должно быть туземное имя, — размышляла Фиби, смывая с себя грязь. — Ну конечно…
Старуха вылила ей на голову кувшин горячей воды.
В тот же день, ближе к вечеру, Алекс стоял на веранде лицом к морю, опираясь на костыль. К счастью, его нога не воспалилась, но она усыхала, как больная ветвь на здоровом дереве. Дункан помедлил, в который раз вспоминая напрасное сожаление, что пуля из британского мушкета попала не в него, а в Алекса.
Алекс обернулся, и его губы сложились в жизнерадостную улыбку, но глаза оставались пустыми.
— Итак, ты нашел ее заблудшую девчонку, говорящую странные вещи.
— Да, — сказал Дункан, прислоняясь к перилам крыльца в нескольких футах от Алекса. — Джессеп Биллингтон заработал из-за нее порку, но в остальном урон она причиняла минимальный.
— Полагаю, что она не хотела этого.
— Конечно, не хотела, — согласился Дункан, вспоминая глаза Фиби, когда та рассказывала, как нашла Биллингтона в задней комнате кузницы. Эта сцена снилась ей в кошмарах: она металась и кричала во сне, хотя Дункан сомневался, что она помнит их, проснувшись. — Просто дело в том, что если где-то очень далеко от Фиби случается какая-нибудь история, она обязательно в нее вляпается.
Алекс усмехнулся, но его смех был таким же пустым, как глаза.
— Тебе бы надо жениться на этой девице, — сказал он. — От такого брака родятся крепкие предприимчивые дети, как раз такие, какие нужны нашей новой стране.
В его словах была заметна тоска, несмотря на его попытки выглядеть веселым, и Дункан подозревал, что она коренится в старом желании Алекса самому стать отцом полудюжины храбрых патриотов.
— Ничто не мешает тебе жениться, — тихо сказал он Алексу. — Мушкетная пуля попала тебе в колено, друг мой, а не в твои мужские достоинства.
Лицо Алекса на мгновение исказилось, и на его старания, сохранить спокойствие, нельзя было смотреть без боли.