Мирер Александр Исаакович. Мост Верразано

   Старик кивнул — горестно, однако с чувством собственного достоинства.
   — Когда?
   — Тогда же. В воскресенье утром.
   — Эрикссон? Еще один кивок.
   — И много? — вырвался у Клема не принятый вопрос. Но дядюшке вроде самому хотелось назвать сумму. Он сказал с некоторой гордостью:
   — Пятьсот больших.
   — Надеюсь, ты не оприходовал чек в банке?
   — Пока — нет, — с вопросительной интонацией сказал Би.
   Ага. Вот оно что. Вот он почему приехал. Спросить, может ли он положить на счет эти полмиллиона, полученные неизвестно за что. Не воспоследуют ли для него неприятности. И совершенно неуместно в перегруженной голове президента компании «Джи Си» пролетела мысль: да что же это, ведь мама такое чистое и бескорыстное существо, и богатая жизнь ее не то чтобы не испортила — она ее просто не замечает. А этот… брат ее. Казалось бы, что ему эти полмиллиона, с его-то состоянием? А он за них удавиться готов. Спасибо хоть, что рассказал.
   — Чек у тебя с собой? Нет? От чьего имени выписан?
   — Неизвестная мне компания, Клем. Какой-то «Голубой ручей», Техас.
   — Я бы не советовал класть эти деньги на счет, — сказал Си-Джи. — Знаешь, почему? Минуту… — Он быстро поколдовал над компьютером и проговорил:
   — Да, конечно! У меня изрядный пакет акций этого «Ручья» — перспективная нефтяная компания… Игра понятна?
   — Ло-о-вко, — с удовольствием объявил дядюшка. — Ты, значит, мне и заплатил? Ловко… Итак, ты полагаешь, не надо приходовать чек?
   — М-м.
   — Племянник… Что было там… в Детройте?
   — Ваши эрикссоны уничтожили опытный образец машины, которая должна была перевернуть наш мир, — сказал Си-Джи. Сказал, может быть, больше себе, чем дядюшке Би. — Погибли люди. Тебе вручили грязные деньги, дядя Бенедикт.
   Дядя немедленно завелся:
   — Ах-ах! Грязные деньги! Где ты это видел чистые деньги? Платишь гроши своим рабочим, доводишь их до идиотизма на конвейерах, пьешь кровь из дизайнеров, наживаешь сотни миллионов — это чистые деньги, племянник?!
   — Ладно, — устало сказал Си-Джи. — Убедил. Я провожу тебя до лифта?
   Старик гневно фыркнул и засеменил к двери. Клем все-таки проводил его до лифта и кивнул Мабену, чтобы тот зашел.
   — Прикажете докладывать? — спросил начальник охраны.
   — Слушаю.
   — Да, сэр. Сегодня нашли второй труп, водителя «Огайо транзит». Оба тела обнаружены рядом с шоссе — видимо, убийцы получили задание не скрывать следы преступления. Обнаружен еще и труп третьего мужчины, в точности тот же почерк: выстрелы в спину и в затылок, тело не пытались спрятать. Третий — черный, как и первый. Все, сэр, — И прибавил сдавленным голосом:
   — Мерзавцы.
   — Спасибо, Жак. Я пригласил вас… Нет, сначала вопрос: как вы полагаете, что эти мясники будут делать теперь, когда… — Он умолк на полуфразе.
   — Боюсь, сэр, от них можно ожидать чего угодно. Си-Джи покачал головой.
   — Нет. У них четкая цель: воспрепятствовать реализации проекта. Я — наша фирма — мы выведены из игры. Без Эйвона и Басса мы теперь ничего не можем и, следовательно, для этих людей безопасны. Что они должны делать теперь?
   — Не знаю, сэр. Извините, сэр. — Мабен, видимо, по-прежнему считал себя виновным в этой катастрофе и потому говорил робко и смотрел исподлобья.
   Выл бы собакой, завилял бы хвостом, подумал Си-Джи.
   — Могли бы сообразить, Жак. Они должны уничтожить носителей информации. Эйвона и Басса. Скорее даже — Басса первого. Где он, у вас есть о нем что-нибудь?
   — Вчера он не приехал в цех. Сегодня — ничего не знаю. Дома, в Хоуэлле, я думаю.
   — Немедля взять под охрану. Что Эйвон?
   — Час назад мне докладывали: сидит дома. Там охрана жесткая, — сказал Мабен.
 
   Умник действительно во время этого разговора сидел дома. С утра пораньше он навестил своего приятеля — в кондоминиуме через дорогу, в двух подъездах от того, где базировалась группа Амалии. Вернулся очень скоро и против обыкновения не удалился в гараж и не поднялся в кабинет, а заговорил с Нелл, стал расспрашивать о какой-то домашней чепухе, и бабочка, не избалованная его вниманием, заулыбалась и засияла глазами. Нелл не любила рано вставать и еще не успела заняться дневными делами. Ей надо было съездить в торговый центр — в супермаркет и еще в магазин, название которого можно было бы перевести с английского как «Любимое существо», за консервами для Лойера. Почему-то она не желала покупать эти консервы в супермаркете, где выбор был не хуже, — впрочем, Умник не знал ничего о магазинных тонкостях.
   Лойер присутствовал при разговоре и, услышав название магазина, затявкал.
   — Уймись, хищник, — сказал ему хозяин. Потрепал его по рыже-золотой голове и сказал Нелл:
   — Нет уж, сиди дома.
   — Почему?
   — Потому, что я так сказал. Ты хоть знаешь, что взорвали цех на сборочном заводе?
   — В Детрое, что ли? А нам какое дело?
   Вместо ответа Умник призвал к себе дежурного охранника, Джека, и распорядился, чтобы госпожу Эйвон ни на шаг не отпускали без охраны, потому как есть основания ожидать, что ее попытаются похитить. {Амалия, по-видимому, отсыпалась после ночного дежурства.)
   — По-хи-тить? — воскликнула Нелл. — Да кому я нужна, Умничек!
   Видно было, что она испугана, но несколько и польщена. Похитить, как миллионершу в телесериале!..
   Между прочим, это также весьма характерно для Нелл: она не знала доподлинно, а только смутно подозревала, что мужик у нее — миллионер. Умник сказал:
   — Собачья у вас работа, Джек, я понимаю, но уж попрошу об одолжении — пусть кто-нибудь из ваших сгоняет в магазин и купит по списку, а?
   Джек принял задание с полной охотой, потому как вроде привязался к этому чудиле, а Нелл пробуждала в нем чувства, которые он почитал за возвышенные. Сама же Нелл изображала возмущение, однако на деле у нее имелся расчет: с минуты на минуту могла явиться Амалия, которую она называла про себя не иначе как «рыжей мелкой блядью» — впрочем, иногда во время скандалов называла и вслух.
   И Джек послал Смарти в торговый центр, и Нелл соорудила всем отличный ланч, и не было Амалии, портящей Нелл аппетит. Так что она с полным благодушием отпустила Умника к приятелю, тому же, к которому он частенько заглядывал играть в шахматы. Умник сначала поднялся в кабинет, повозился там; потом Нелл и Джек, сидевшие в гостиной, услышали, что он протопал в спальню и через секунду спустился на первый этаж. В руке у него был толстый шахматный журнал.
   — Внимание, идем к объекту одиннадцать, — сказал Джек в свой телефон.
   Чтобы не привлекать к себе интереса, они не сопровождали подопечного в дом напротив — эта дорога целиком просматривалась с трех позиций наблюдения. Так что Умник в одиночестве пересек пустынную улицу, и Амалия, давно уже занявшая пост у слухового окна, проводила его грустными глазами. В отличие от своего помощника — и своего шефа, — она адекватно оценивала ситуацию и понимала, что теперь господин Эйвон в большей опасности, чем прежде, и что Нелл действительно могут похитить — поскольку ее не охраняют так плотно, как Умника.
   Амалия знала, что Эйвон, как положено, имеет при себе телефон. И — тоже как у них полагалось — через час вызвала его номер,
   Телефон не ответил.
   Очень сообразительная девушка была Амалия, умница — без сомнения. Но вот что она упустила из вида: дом — или домовая секция — господина Сандерса был устроен в точности так же, как и дом, в котором базировалась группа. В полуподвале каждой секции кондоминиума помещался гараж с воротами, выходившими на тыльную сторону дома. И как все добрые люди, Сандерс держал там не мастерскую, а машину.
   Умник обо всем договорился заранее. Кроме одного — что воспользуется ванной комнатой приятеля. Прошел туда, достал из кармана бритву, намылил свои роскошные усы и сбрил — шипя от злобы. Вычистил волосы из раковины. Завернул в салфетку и спрятал в карман. Протер верхнюю губу одеколоном и выругался — защипало. Обнаружилось, что лицо его изрядно смуглое, а верхняя губа белая, как лягушачье брюхо. Он и это предусмотрел, наш Умник. Припас крем-пудру Нелл. Если не приглядываться, намазанное пудрой место на лице не выделялось.
   Закончив с этой мучительной процедурой, он раскрыл шахматный журнал; между страницами был припрятан компакт-диск. Умник переложил его в карман куртки, потрогал другой карман, в котором лежал бумажник, подумал, а потом достал из нагрудного кармана рубахи припасенные заранее накладные усы и приклеил их. «Пудра сойдет, и черт с ней, — подумал он. — Дополна еще этой пудры…» Он не хотел, чтобы Сандерс видел его без усов. Каждый человек может проболтаться, если на него нажмут…
   Прощанье было короткое: хлопнули ладонью о ладонь, Сандерс сказал: «Ну, давай», — а Эйвон сказал: «Ты Нелл помоги в случае чего», — зарокотал двигатель немолодого, но очень удобного «ауди», поднялась заслонка ворот — опустилась — все. Прощайте.
   С той стороны дома, где сидела Амалвя, разумеется, никаких звуков не было слышно.
   Умник не спеша проехал налево, в сторону от Мэйн-стрит, на боковую улочку, там остановился на обочине и отклеил усы. Выехал на шоссе Гранд-ривер-роуд, повернул на восток, и, проехав немного, свернул на 96-е федеральное шоссе. Он заранее решил, что к аэропорту Метро-Уэйн поедет через любимый свой Анн-Арбор, но ни в коем случае не будет там останавливаться и не заедет к Горовику. Очень хотелось попрощаться, но он твердо знал, что бдительная рыжая скоро поднимет тревогу. И он проехал, и молча попрощался со всем — с домом, где жил студентом, и с университетским городком, и с букинистическим магазином, где его всегда привечали, где в подвале всегда находилась прекрасная испанская книга, которую он покупал, привозил домой и почти никогда не читал. Попрощался, у въезда на шоссе помахал городу рукой и, превышая дозволенную скорость, промчался к Мет-ро-Уэйн. Машину поставил на суточной стоянке, заплатив вперед — наличными — и еще раз напомнив себе, что надо быть очень аккуратным. «Московские правила» — вот что нам сейчас надо. Машину Сандерса очень скоро начнут искать и могут найти и поинтересоваться, с какой кредитной карточки оплатили стоянку. Отличный все-таки парень этот Сандерс, так легко согласился продать свое авто… Ладно. Теперь надо сообразить, как платить за авиабилет. Опять-таки лучше бы наличными, но это как раз и запомнят, и вообще — на регистрации придется предъявить паспорт — международный рейс.
   Он оплатил билет с карточки, и ему сказали: «Спасибо, господин Тэкер», До конца регистрации оставалось пятнадцать минут; это тоже было предусмотрено. Умник предполагал, что Амалия еще не узнала о его исчезновении — прошло всего пятьдесят пять минут; сейчас узнает. Машину, как они ни шустры, сегодня не отыщут. Примчатся сюда — но как им догадаться, что надо мчаться сюда? Да и не успеют.
   Он прошел в лавку и купил небольшой чемоданчик; тут же рядом приобрел носки — повезло, нашелся его размер; с рубашками обычно затруднений не бывало — в благословенной стране полным-полно толстяков, пожрать мы любим. Купил бумажные носовые платки. Газету. «Взрыв на Детройтском сборочном», — кричал заголовок. Все покупки уложил в чемоданчик — затем и покупал барахло, чтобы не был пустой. Еще раз потрогал правый внутренний карман куртки, где лежал компакт-диск с технологической документацией.
   Неприятно было все-таки предъявлять фальшивый паспорт. «Счастливого пути, господин Тэкер», — сказали ему, он уложил фальшивку в карман, достойным шагом прошел в посадочный рукав, а затем в самолет, сел на свое место и ощутил, как устали спина и шея. Дело в том, что, превратившись в Тэкера, он стал горбиться и втягивать голову в плечи, маскируя свой рост. Так скрадывалось дюйма три: он проверял дома перед зеркалом.
   Самолет взлетел наконец, и он похвалил себя: молодец, Берт. Чутье у тебя есть. Что, кроме чутья, могло подтолкнуть его три года назад на странный шаг: подкупить барышню из Вашингтона, из Госдела, дабы она соорудила паспорта на чужие фамилии для него и Рона? Тогда он некоторое время ходил без усов: обрился для паспортной фотографии… Дальше все было просто: открыть счета на эти фамилии, открыть кредитные карточки. С водительскими правами было сложнее, но не забывайте, господа мои, что в этом вшивом мире все продается. Права влетели в изрядную сумму, господа мои, но слава Богу — она у меня нашлась.
   Рону позвоню завтра, подумал он. Может, и сегодня Не надо тянуть, сегодня и позвоню.
   Вот кто я теперь: господин Джошуа Р. Тэкер из города Принстон, штат Нью-Джерси. Рантье. Путешествую для собственного удовольствия. Росту бы мне поменьше да стати — цены не было бы… Ох, как Нелл взовьется, да ведь никак нельзя было брать ее с собою, подружку. Интересно, нашла она уже мою записку или нет?..
   Умник был, несмотря на свои недостатки, порядочный человек, он не мог исчезнуть, оставив подружку в неведении, тем более при таких обстоятельствах. Нелл должна была знать, что его не похитили и не убили, и он оставил ей письмо — в спальне, под подушкой. До ночи не найдет. Жаль бабу, думал Умник. Амалия-то сразу поймет, что я удрал, однако Нелл ни за что ей не поверит. Ох, и крику будет… Ладно, бедствовать ей не придется, счета на нее открыты, и адвокат надежный — проживет.
   Если захочет так жить. Она ведь такая норовистая, сладкая женщина Нелл, не дай Бог! Может бросить все и уехать домой.
   Наш провидец Умник и это предвидел верно. Через три дня Нелл укатила к родителям в Миннесоту и стала работать. Счетами, открытыми на нее, однако же не пренебрегла.
   Лойера она взяла с собой.
   Узнав об этом — что произошло совсем не скоро, — Умник вдруг подумал: Боже, почему ты сделал меня таким? Чего ты добивался? Почему я не мог жить себе спокойно со сладкой бабой и, допустим, играть в джазе на ударных, как покойный отец? И он вдруг представил себя восседающим на возвышении за спинами джазистов в белых смокингах — тоже в белом, и с атласными отворотами, и с пышными ухоженными усами, и палочки, вращаясь, взлетают под колосники, а публика исходит американским национальным воплем: «У-а-у-у!»
   Однако это будет еще не скоро, а пока что Умник перелетел в Торонто, к «привязанному» рейсу на Франкфурт. Купил билет — снова эконом-класса, для неприметности, взмыл над Атлантическим океаном и тут уж позволил себе стаканчик-другой неразбавленного. Самое потешное — или самое горестное — в этой ситуации было то, что он ее предвидел. Он давно уже представил себе, что самый толковый поступок для нефтяников — именно взрыв, уничтожение вещественного доказательства. Во время какой-то встречи он даже сказал об этом Клему Гилберту, но тот пропустил его слова, мимо ушей. Да и как иначе? Вон какая команда спецов-охранников на него работает; они-то должны видеть партию хоть на три хода вперед, а?
   Прошляпили. Хотя — не могли не прошляпить. Он представлял себе, что такое протяжной стан: чугунная литая громадина в несколько тонн, пустотелая, на которую наворочены массивные стальные приспособления. Судя по тому, что он видел на месте взрыва, обе станины всего лишь раскололись, то есть не были раздроблены взрывчаткой. Их отбросило, и только. Следовательно, бомбы помещались снаружи, но ведь их могли заложить и в полости литых оснований… Там бы их сам дьявол не нашел. И тогда эта штуковина превратилась бы в настоящее боевое оружие: чугунные осколки полетели бы во все стороны на сотни футов, сметая все живое и неживое.
   Гуманный взрыв, подумал он еще раз. Главная цель — уничтожить мой автомобильчик; другая цель — напугать. Меня напугать, главным образом.
   Что же, они и напугали. Ну и дела. Напугали меня, а? Ловкачи…
   А жертв они не хотели. Потому и приурочили взрыв к обеденному перерыву. А может, вовее не думали о жертвах, просто хотели, чтобы грузовик встал не к эстакаде, а ближе к фасаду, у стены, за которой помещался испытательный стенд с моим мобилем. Жалко мобиль. Любимое было существо.
   И сейчас же он подумал об истинной своей любви, о сегодняшней страсти — машинке, закопанной у задней стены гаража. Бог с тобой, человечество, думал он. Жги свой бензин-керосин, хоть купайся в нем. А вот свою маппшку-невредимку я построю.
   Сразу по прилете надо позвонить Рону, решил он и с этой мыслью заснул.
 
   Сандерс не стал темнить и отпираться. Когда Амалия прибежала к нему, он добродушно объяснил, что дал Берту свою машину. Продал, вернее, потому что давно хотел купить что-нибудь поновее и с автоматическим управлением. Куда Берт направился, он понятия не имеет. Нет, никаких вещей он сюда не заносил, никаких инструкций не оставлял и адреса тоже,
   — Когда он уехал? — спросила Амалия.
   — Ну, э-э, почти сразу, мэм. Минут десять побыл, и уехал. Я не заметил времени, — промямлил Сандерс, крутя в руках шахматную фигуру.
   От злобы Амалия зашипела. Бросилась к себе. Принялась звонить Мабену — шеф почему-то не отвечал. {Не отвечал он потому, что сопровождал Си-Джи в Вашингтон, на прием к Президенту.) Тогда она принялась метаться по комнате, как тигрица в клетке: верзила Джек смотрел на нее со страхом. Куда, куда он мог удрать?! Правильно сделал, наверное. Какая-то копошня уже поднялась вокруг этого дома на тихой окраинной улочке Хоуэлла: звонили из страховой компании — спрашивали господина Эйвона, мимо дома проезжали машины чаще, чем обычно, — следовало ждать атаки, Амалия велела мобильному патрулю явиться сюда и занять оборону в окрестности. В доме теперь сидели трое: давать в обиду толстомясую Амалия отнюдь не собиралась,
   Затем она сорвалась и бросилась в подвал Бертова дома. Вот так: его здоровенный пистолет висел в кобуре, на своем месте. Значит… Что это могло означать?
   Да только одно — воздушное путешествие. У Эйвона же не было пластикового оружия, как у ее команды. Зря. Надо было его снабдить…
   Она решительно поднялась к Нелл и сказала:
   — Господин Эивон куда-то уехал. Он вас не предупреждал, госпожа Эйвон?
   — А не в заводе это у него, уважаемая! Скорее он вас предупредит, вот что!
   — Прошу вас, не сердитесь на меня, мэм, — со всей возможной кротостью промурлыкала Амалия. — Прошу… да… Не подходите, пожалуйста, к телефону. Джек позовет вас, если позвонят господин Эйвон, мэм. Лучше, чтобы никто не мог понять, дома вы или нет.
   Нелл вспомнила предупреждения Умника и промолчала. Амалия же велела Джону собираться в Детройт, потом внезапно, по вдохновению, прокралась в кабинет Умника и стянула со стола его фотографию в кожаной рамке. Перебежала через улицу к себе, переоделась, взяла мобильный телефон, оружие и погнала по скользкой дороге в аэропорт. За руль посадила Джона, первоклассного водителя, и заставила себя подумать еще. Подумала и позвонила начальнику полиция Хоуэлла, Питу Никсону.
   Надо заметить, что Мабен не ошибся, поручив охрану Умника рыжей крошке Амалии. Да, верно, она упустила своего подопечного, но кто бы не упустил на ее месте? Кто бы сообразил, что надо контролировать выезд из гаража Сандерса? Никто, клянусь духом Смайли, старого мастера шпионажа из романа Ле Карре, — любимого героя Умника. Никто! Так вот, она еще в начале своей миссии поняла, что работать вне контакта с местной полицией глупо.
   Надо ничего не знать о нравах маленького американского города, чтобы вообразить, будто целой группе охраны проще простого угнездиться на улице такого городишки и не привлечь к себе внимания обывателей. Улица может быть тиха, как заповедный лес, по ней, возможно, проходят три пешехода в сутки, а ее обитатели выезжают со двора на машине и возвращаются в свой двор на машине, вроде бы ничего не замечая кругом, но не обольщайтесь этой тишиной и всеобщим безразличием. Ни в коем случае. Как ни маскируйся, тихие американцы отметят тебя как непонятного чужака и тихо позвонят в полицию, и будут неприятности: а на каком таком основании вы проводите охранную работу в нашей зоне ответственности? Как будто мы сами не в состоянии обеспечить покоем наших налогоплательщиков!
   Понимая все это, Амалия, не поставив в известность Мабена, явилась к Питу Никсону и в два счета его обольстила. Нет-нет, не в буквальном смысле — просто ухитрилась ему понравиться, и он без всяких официальных процедур разрешил ей делать свое дело, О чем она впоследствии и доложила шефу.
   Сейчас она обратилась к Питу с необычной просьбой: созвониться с полицией аэропорта. Чтобы ей разрешили ознакомиться со списками пассажиров, отбывших со всех терминалов в определенное время. И еще разрешили опросить служащих на терминалах. Пит сильно удивился, и она представила себе, как он сидит за. столом в своем закутке и надувает черные глянцевые щеки.
   — Амми, радость моя, у тебя любовник убежал? П-хе! Плюнь на него, радость моя! У меня тут шестеро холостяков, красавица моя! Кого ты ищешь, скажи старине Питу!
   — Потом все расскажу, дружище, — пообещала она. — Так ты мне окажешь такую любезность, а, Пит?
   — Потом? Когда это — потом?
   — Ну, Пи-и-ит, ну голуба моя, ну пожа-а-луйста. Я же к Метро подъезжаю, время поджимает…
   — Ко мне ты подъезжаешь, как паровоз, никакого спасения, — проворчал Пит Никсон. — Уговорила, звоню. Попрошу, чтобы тебя встретили перед залом отбытия. С тебя ящик пива и по поцелую на каждую бутылочку.
   У входа их действительно встретил полицейский сержант и сразу подвел к телеэкрану, по которому можно гонять вниз-вверх расписание рейсов. Амалия послала Джона обследовать терминалы — выяснить, не застрял ли Умник в аэропорту, — а сама выбрала из перечня рейсы, отбывшие из Детройта в пределах последнего часа. И попросила сержанта отвести ее к стойке компании, рейс которой отбыл первым.
   Еще у телеэкрана она заметила, что сержант заглядывает ей за вырез блузки, и похвалила себя — переоделась как надо, и официально, и пикантно.
   Просмотрела список пассажиров — нет господина Эйвона. Перешла к стойке «Дельты», рейс на Торонто — тоже ничего… В тот момент, в горячке, Амалия еще не могла себе представить, чтобы у господина Эйвона мог быть паспорт на чужое имя, поэтому она уверенно посчитала, что Берт не улетел в Канаду. Следующий рейс — «Эр Франс», Париж; и здесь пустота… Она досматривала список, а белобрысый сержант увлеченно заглядывал ей за вырез, и в этот момент запищал телефон. Джон.
   "Прижми плотно к уху, — сказал Джон. — Плотно. За тобой «хвост». Двое. У одного «длинное ухо»; если осторожно оглянешься, он прямо у тебя за спиной сидит на лавке, прикрыт газетой с очком. Не отвечай, услышит».
   "Длинное ухо» — узконаправленный микрофон, дьявольски чуткая штука. Амалия подумала и все-таки ответила:
   — Повтори это сержанту, Джонни. Сержант принял телефон, послушал. Аккуратно, не оглядывась, выключил аппаратик, проговорил:
   — Извините, мэм, я на минуту… — И широкими шагами подошел к человеку с газетой.
   Амалия подошла тоже. Из любопытства.
   — Моя извинения, сэр! — нарочито громко провозгласил сержант. — Вы нарушаете закон!
   Едва сержант проорал первое слово, как человек уронил газету и сорвал с себя наушники. Видать, ему крепко ударило по барабанным перепонкам. Раззява какой-то, подумала Амалия. Нерасторопный.
   Человек встал с лавки и объявил:
   — Я не нарушал никаких законов!
   — Нарушили закон, сэр, в четвертую поправку к Конституции, сэр. (Ай да белобрысый…подумала Амалия.) Вы подслушивали приватный разговор. У вас есть разрешение прокурора на использование подобного прибора в отношении служащего полиции и частных лиц? — Раззява молчал, — Нет? Я вынужден вас задержать, сэр, и составить соответствующий акт.
   Он еще не договорил, когда раззява с поразительным проворством метнул свой подслупшватель вверх в в сторону, аппаратик описал дугу — Амалия и полицейский не успели опомниться, а какой-то человек, стоявший у окна, уже поймал подслупшватель и метнулся вон из зала, по движущейся дорожке к посадочным воротам.
   Расчет был точный: для составления акта полицейский офицер должен иметь оба, так сказать, предмета — и обвиняемого, и его аппарат. Но расчет не удался, поскольку Джон стоял как раз у выхода, и он тоже был точен — подставил ногу бегущему, рухнул на него сверху и выхватил подслушиватель.
   Какая-то дама завизжала. Полицейский крепко держал псевдо-раззяву за плечо. Джон поставил беглеца на ноги и встряхнул, потому что тот, видимо, ушибся головой.
   Последовала стандартная процедура — раз-раз! Обоих нарушителей порядка поставили к стене, ощупали, и у обоих было изъято оружие, причем не какое-нибудь, а крупнокалиберные «вальтеры». Набежала небольшая толпа восторженных зевак. Очень скоро объявился полицейский наряд, увел раззяв, и Амалия высказала сержанту свое восхищение.
   — Да что уж там, мэм, — скромно сказал сержант, и они стали проверять следующие по расписанию рейсы.
   Вернее, проверяла одна Амалия: сержант подводил ее к стойке, представлял и начинал прогуливаться по залу. Право же, это был сообразительный парень — вопреки наивному своему виду и манере смотреть куда не надо.
   Эйвона не оказалось ни в одном списке.
   — Спасибо, сержант… — с тоской сказала Амалия. — К сожалению, это все. Огромное вам спасибо. Сержант сочувственно улыбался.
   — Всегда рад помочь, мэм. Меня зовут Карл — Карл Эйно. А вас?
   Амалия сказала, как ее зовут, и протянула сержанту руку, прощаясь, но тот смущенно покачал головой.
   — Извините, Амалия… э-э… вы же свидетель и потерпевшая. Нас ждут с протоколом и все прочее…
   — Ах да, конечно, — ответила она, думая в то же время, что вот еще один влюбился и непременно попытается назначить свидание, когда закончит со своими протоколами. Вот незадача, досадовала она, и почему я взяла в голову, что Берт непременно улетел, и притом именно отсюда, а не из Уиллоу-Ран, который даже ближе к Хоуэллу? Почему? Мало ли куда он мог рвануть в ходком «ауди»… Например, в Чикаго, где человек тонет, как монетка в Ниагарском водопаде. Милое дело…