Страница:
— Че-го?
— Измерил, как гробовщик.
— Ну, ну?
— А я говорю еще, не огорчайся, братец кровный, повезет в следующий раз, а я деньги за просто так взять не могу ни за что. А он тогда и говорит, чтобы я получите подумал и позвонил по этому вот телефону, если чего надумаю, и чтоб учел, что… постой-ка… Что просто за так по всей Америке не покупают автомобильную косметику.
— А ты что?
— Ну как — что? Как положено. Что в командировке все расходы идут с карточки фирмы, а десять флаконов мыла фирму не разорят, тогда как нам, бедняжечкам, прибыток, хотя и с двумя всего нулями, но прибыток.
— Он поверил?
— Он мамке родной не поверит, — сказал Арон.
Помолчали. Дело было в том, что Мабен велел им во время пробега заезжать на заправочные станции — на случаи, если за ними вдруг будут следить. Для отвода глаз.
Заезжать и покупать что придется в лавке при станции — следя, не въехал ли кто за ними. В этом случае все-таки залить бензина, поскольку бензобак, хоть и не нужный больше, не был демонтирован. Но затем приходилось в чистом поле сливать бензин для следующего раза, — а это сделаешь далеко не везде, ох как не везде, — морока одна…
— Он дал тебе карточку? — спросил Майк. Арон показал карточку; адвокатская фирма «Грум и Кейни», Детройт, адрес, телефон.
— Может, отдать Мабену? — спросил Майк.
— У-гу. А мерку на гроб с меня уже сняли, — сказал Арон.
Прицелился и щелчком послал картонный прямоугольник в мусорный бачок. «Ловкий ты парень, братец Арон, — подумал.Майк. — Ловкий, да несмышленый».
Честно говоря, никто не знает, о чем думал Майк, пока шагал к автостоянке, выводил машину на шоссе и ехал домой, к жене и деткам. Может быть, при свете дня кто и обратил бы внимание на его глаза — прищуренные сильнее, чем обычно, так что веерочки морщин в уголках стали очень заметны. Но уже стемнело, да и стоянка была пуста. Можно предположить, что он гадал, контролирует ли этот проныра Мабен банковские счета служащих, допущенных к «Проекту Гурон». Что высчитывал, какой процент набежит от четырехсот тысяч зеленых, скажем, лет за двадцать, и будут ли получившиеся два миллиона и через двадцать лет солидными деньгами и позволят ли жить на пенсии привольно, покататься по свету, как положено богатым людям, — вдвоем с Джессикой. То есть, стоит ли рисковать превосходной и почтенной работой — и будущей пенсией — ради сделки с фирмой «Грум и Кейни».
А возможно, ни о чем он вовсе и не думал. Есть у больших денег такая особенность, они и умного человека делают дураком. Телефон же Майк помнил — зоркость и память у него были профессиональные.
Да, такой вот разговор состоялся в испытательном цехе
"Джи Си». Не исключено, что его-то последствия и выплыли на поверхность через десять дней, когда электромобиль накатал еще двадцать тысяч миль, а в опытном цехе начали монтировать специальный стан для проката циркония.
День был воскресный — святой день отдыха для Си-Джи. И несколько странный день, уже по замыслу, ибо Гилберты ждали к обеду гостя, притом не из своего обычного круга, не из друзей, а Умника. Еще одна странность: пригласить его к обеду предложила Энн Гилберт; сам Си-Джи собирался встретиться с ним в субботу, Так что ноябрьское это воскресенье в некотором роде утратило свой сакральный смысл — главе семьи предстоял деловой разговор после десерта и кофе.
Умника ждали к полудню, и утро Си-Джи провел обыкновенно, как и во все воскресные дни; уделил два часа мальчишкам — поболтали, погоняли мяч на лужайке перед домом. Оказалось, что старший, Кен, теперь умеет закидывать мяч в баскетбольную корзину — а две недели назад еще не умел, О школьных делах по воскресеньям обычно не разговаривали, Клем-второй деликатно намекнул, что хотел бы съездить на «малый гольф», то есть на тренировочное поле для начинающих, где ты получаешь корзинку мячей и бьешь ими по лункам — хоть целый день бей, если хватит денег. Клем-старший намека не принял, потому что этот его сын был чересчур самолюбив и не выносил никаких советов во время спортивных занятий, а стоять рядом с ним и не давать советов — этого Си-Джи не умел, Мальчики устроили велосипедные гонки по кольцевой дорожке, и Сн-Джи пошел в малую гостиную, чтобы посидеть с Энн и — тоже как обычно — обсудить семейные дела. Погода этой осенью стояла необыкновенно ясная и теплая, деревья облетали лениво, и на клумбе, вокруг которой гоняли Кен в Клем, было еще порядочно цветов. Из гаража выглянул Джордж Миллер в щеголеватом рабочем комбинезоне, отсалютовал черной ручищей.
Едва Си-Джи вошел в дом, задребезжал телефон. «Сменить проклятые машинки, есть же телефоны с приятным звоном», — в сотый раз подумал хозяин. Горничной по воскресеньям давали выходной — демократично, так что трубку взяла Энн. И крикнула: «Клем, это дядя Би!»
"Вот незадача, — подумал Си-Джи, — сейчас опять начнет объяснять, что я позорю свое сословие, не желая держать дворецкого, старый хомяк..» Однако взял трубку, погладил Энн по кудрявому затылочку и бодро проговорил:
— Дядюшка Би, вот приятный сюрприз, слушаю тебя! И — бац! Взамен воркотни о дворецком услышал:
— Клем, нам надо встретиться. Сегодня.
Си-Джи чуть было не ляпнул: «Приезжай, черт с тобой», но вовремя придержал язык. Дядюшка Бенедикт, старший брат матери, был важный член семьи, хранитель традиций, можно сказать. Стряпчий, весьма известный в деловых кругах, — лет уже сорок он специализировался на контрактах между крупными корпорациями и считался воплощением надежности и солидности. Эдакий царь Соломон в смокинге. В его круглой седой голове хранилось не меньше секретной деловой информации, чем золотых слитков в Форт-Ноксе.
— Ну так что, племянник? — с нажимом спросил он.
— Дядя Би, — проныл Клем. — Воскресенье ведь, ты же знаешь…
— Тогда я сам приеду.
"Вот так… Плохо дело, » — подумал Си-Джи. Помолчал. Наконец спросил:
— Если прилечу через час?
Плохо дело, думал Си-Джи, объясняясь с Энн, приказывая приготовить вертолет, принимая душ, натягивая фланелевый костюм. Мальчики захныкали, требуя, чтобы он взял их с собой — Сн-Джи отказался. Вот еще один недостаток родительского дома: негде соорудить вертолетную площадку, надо ехать к реке — недалеко, но все же…
Он отчетливо понимал, что звонок дядюшки связан с ЭИ и что дело, следовательно, принимает некий новый оборот. Может быть, опасный. Даже наверняка опасный. Он привычно запретил себе строить предположения, плюхнулся на сиденье «кондора», угрюмо кивнул второму охраннику, закрывавшему дверцу. В вертолете к ним — Си-Джи, Миллеру и здоровенному охраннику — присоединился еще один здоровяк, с автоматом под правым локтем, и машина, едва не чиркнув хвостовым винтом по облицовке набережной, затарахтела над рекой, потом свернула на восток, к проливу — вилла дядюшки Бенедикта располагалась в благодатном месте, на берегу пролива Лонг-Айленд, у городишки под названием Рай.
Лететь было недолго, минут пятнадцать, но Си-Джи заставил себя не терять этого небольшого времени на пустые предположения и обдумал завтрашний разговор с «корпусниками» — директорами заводов, штампующих автомобильные корпуса. Вертолет тем временем скользнул над проливом, накренился — под стеклянной стенкой показалась бухта, уставленная яхтами, и Си-Джи с привычной завистью обнаружил среди них два-три корабля океанского класса: трехмачтовые, узкие, как кинжалы… Не было у него времени на морские прогулки, со студенческих лет не было, и он вдруг вспомнил: Гольфстрим у берегов Майами-Бич, синяя, не правдоподобно синяя вода, и белый борт над этой синевой, а на борту сидит… как же ее звали? Не помню… Складненькая такая девчонка, чуть отошли от берега, сдернула лифчик и сидит, как в телерекламе. А, ее звали Кэт…
Вертолет тем временем завис над обширной лужайкой футах в двухстах от солидного белого дома с колоннами — черепичная крыша, флаг вьется на флагштоке, окна сияют, как мытые зеркала. Моют, наверное, через день, подумал Клем. От дома уже семенил дворецкий. А с широченного крыльца спускался сам дядюшка.
— …Ты выглядишь усталым, племянник.
— Так оно и есть, дядюшка Би.
— Как идут дела?
— В общем, успешно.
— Как Энн?
— Хорошо, спасибо. А как твое здоровье?
— В возрастных пределах, — отрубил дядюшка.
Ему было семьдесят. Бодрый, с пузком, в костюме для гольфа, загорелый почти дочерна. И в шляпе с перышком. Он вынул из карманчика рубахи листок размером в две визитные карточки, подал Клему.
— Знаешь этих людей?
Шесть имен; Си-Джи знал их всех, конечно. Все — нефтяные орлы. Самый известный — директор компании «Мобил» Дан Эрикссон. Си-Джи познакомился с ним в отеле «Уолдорф-Астория» года три назад, на обеде в честь «человека года» — этим человеком был он сам, Клемент Гилберт.
— Как же… — сказал Клем.
— Они у меня побывали, — объявил дядя Би с идиотским самодовольством. Этого Клем все-таки не ждал.
— Все шестеро?!
— Угу. Поодиночке, вчера и сегодня. Но с одним делом.
И тут что-то случилось с головой Клемента Гилберта, что-то в ней поехало, сместилось вроде — он как будто вернулся в детство и увидел дядю Бенедикта стоящим над собой, малышом в вельветовой курточке, — возвышающимся, как пузатая колонна.
— Так… Чего же они хотели? Поодиночке?
— Могу заключить, что ты не удивлен, а, племянник? Клем молча ждал ответа.
— Какой-то новый проект ты затеваешь, а, племянник? Клем опять промолчал.
— Ну, не хочешь говорить, не надо. Я, видишь ли, посредник. Они предлагают тебе некую сумму, исчисляемую миллиардами долларов. Мил-ли-ардами! Тебе, племянник, а не «Джи Си». За то, что ты прикроешь этот проект.
— Твой гонорар? При исходной сумме?.. Подразумевалось, что если Клем согласится и будет составляться контракт, то оформлять его будет дядюшка,
Причем, по естественной в таких случаях логике, получит тем больше, чем меньше будет сумма контракта,
— Ну, они хотели бы сначала убедиться, что твой проект — не блеф.
— Резонно, — отозвался Клем.
Мир уже приобрел обычную размерность; лопасти вертолета перестали вертеться, в широкой его двери сидел Джордж Миллер и вертел головой, бдительно оглядывая окрестность.
— Так… А если они убедятся?
— Если их информация верна, исходная сумма — два миллиарда.
— Твой гонорар тогда?
— Полпроцента, — горделиво сказал дядюшка Би.
— А если четыре? Я потребую?
— Три десятых процента. Послушай, племянник… Оплата в любой форме: предпочтительно акциями компаний, однако могут трансфертом, могут выделить тебе собственность…
— Какую? — спросил Клем совершенно спокойным голосом, спросил так, что человек, даже в тысячу раз более проницательный, чем дядюшка, не понял бы, что в глазах у счастливчика Си-Джи, которому буквально ни за что, ни про что предлагают огромное состояние, сейчас черно от ярости. — Какую собственность?
— Нефтяные поля. Танкеры. Нефтеперегонные заводы.
"Хорошо, что среди них нет арабов, — подумал Си-Джи. — И русских. Понятно, понятно, они не могут расширять круг осведомленных — утечка информации, и акции мгновенно покатятся в тартарары. А ведь я могу их шантажировать. Утечкой информации. Оглаской».
Он был в ярости и знал — почему. Не потому, что эти орлы выступили с таким предложением, — нет, конечно, он и сам поступил бы так на их месте. Потому что он, Си-Джи, орел среди орлов, славный своею способностью принимать мгновенные и безошибочные решения, не знал, как поступить. Хотя мог предвидеть такой вариант, и
Даже предвидел его, но прочно загнал в подсознание. Он не мог пойти на предательство, но знал, что его заставят. Или — убьют.
— С кем из них ты должен связаться?
— С Даном Эрикссоном.
— Будь так добр, передай ему, что я прошу три дня на размышление. До десяти утра в среду. Будь здоров, дядюшка.
— Ты не зайдешь в дом?! — заорал дядюшка Би. — Племянник!!
— И вот что еще, — сказал Си-Джи. — Окажи мне милость, позвони Дану не сейчас, а после того, как я свяжусь с тобой из дома. Это будет… — он посмотрел на часы, — скажем, в час дня. — И добавил, полуобернувшись:
— Учти, дядя, что это самое опасное дело в твоей жизни. Учти…
На обратном пути Си-Джи уже не смотрел вниз; не заметил даже, что красавец «Морской единорог», подняв фор-марсель и стаксель, двинулся к выходу из бухты. За маневрами трехмачтовика следил Джордж Миллер. Он смотрел наружу, чтобы не сверлить взглядом спину хозяина, ибо, чутко уловив растерянность принципала, Миллер испугался. До сей поры он не видел господина Гилберта растерянным, и даже заподозрить не мог, что такое возможно.
Ты все это знал, говорил себе тем временем господин Гилберт; ты еще шейха-покупателя вспоминал, Арафатова дружка… И заметь: приятелей этих пока еще не видно, их время еще не настало, голубчик мой Си-Джи… А вот когда оно настанет, тогда ты и попляшешь, голубчик мой Си-Джи… Подумав так, он непроизвольно оглянулся, сквозь дымку ярости, застилающую глаза, увидел напряженную позу верного Джорджа и устыдился своей несдержанности. Повернулся к пилоту — они сидели рядом, — спросил:
— На моей задней лужайке не исхитритесь сесть, господин Филд?
Пилот сморщил нос; лицо у него было растерянное, почти как у Джорджа. Проговорил:
— Так не по правилам, господин Гилберт… Мне, понимаете, неприятности-то ни к чему…
— Я отвечаю. Садимся.
И сели, вполне даже благополучно, и эскапада эта сильно улучшила настроение Си-Джи, его выходка словно бы говорила; ты по-прежнему держишь окружающий мир под контролем, дружище, выше нос!
На лужайку выбежала перепуганная Энн; за ней из дома выбрался Умник и потом уже дети — побежали к отцу с очевидным намерением; попроситься в вертолет.. Разумеется, ничего у них из этого не вышло, и за обедом Кен сидел, надув губы, хотя — к его тайному разочарованию — взрослые на это никак не реагировали. Не до того было взрослым…
Волну тревоги, исходящую от Клема-сгаршего, мгновенно перехватила Энн — и столь же мгновенно приплюсовала к ней посадку коптера в запретном до сих пор месте. Ведь ничем рациональным посадку эту нельзя было объяснить, экономия времени на переезде от разрешенного места до дома была ничтожная: пять минут, не больше. Она была умница, маленькая Энн, и потому справедливо оценила эту посадку как признак потери душевного равновесия у Си-Джи — славного именно своей уравновешенностью. Чем же его так зацепил старина Би, бурбон и зануда?.. Впрочем, Энн немного и обрадовалась такому настроению мужа — она побаивалась самой себя, своего состояния, абсолютно непривычного — она млела, стоило ей взглянуть на Умника, млела неприлично, так, что в низу живота становилось тепло.
А Умник — он делал вид, что не замечает ни странного состояния хозяина, ни смущенных взглядов хозяйки. Со вкусом ел и пил; вина были отменные — калифорнийские, а коньяк, надо заметить, французский, и почти столетней выдержки.
Си-Джи понимал толк в коньяке.
После десерта детей отослали, и хозяин предложил перебраться в малую гостиную, аркой своей выходящую в зимний сад. Коньяк захватили с собой — к удовлетворению Умника; впрочем, если бы хозяин не догадался, Умник сам взял бы рюмку свою и бутылку. И вот так — сидя за столетним коньяком, вдыхая теплый, чуть душный воздух, втекающий в гостиную из зимнего сада — а там цвели азалии, — он и выслушал историю о шести важных джентльменах, уполномочивших дядюшку Би вести переговоры с Клемом,
Надо заметить, Энн практически не представляла себе, какие такие дела у мужа с Умником, и потому догадаться не могла, что эти мужские игры смертельно опасны. Сейчас она ощутила опасность не в содержании Клемова рассказа: подумаешь, мало ли предложений получал глава «Джи Си» за эти годы — притом от людей, не менее важных, чем директора нефтяных компаний… Опасность похрапывала и посвистывала в голосе мужа, поблескивала во взглядах Эйвона — когда он поднимал глаза от рюмки. И совсем уж нехорошо стало Энн, когда он спросил у Клема:
— Ну и как, прихлопнем эту затею к дьяволу, и миллиарды эти пропьем, а? Деньжищи-то какие! Вот тогда муж и повернулся к ней. И сказал:
— Полагаю, тебе надо уехать с детьми. В Европу…
— В какую еще Европу?! — пролепетала Энн.
— Объясни человеку толком, — прогудел Умник.
Клем объяснил — очень коротко, но, как всегда, внятно. И резюмировал в том смысле, что если он не примет этих условий, то пощады от нефтяных господ ждать не придется. Энн, надо отдать ей должное, не восклицала испуганно или удивленно и не пыталась давать советы; даже не побледнела, и Умник подумал, что хорошо, когда жена так верит в здравый смысл и возможности мужа. Одобрительно покосился на нее — на сей раз она не покраснела.
Сошлись на том, что Си-Джи «постарается кое-что придумать», а Энн с детьми и кем-то из охраны уедет-таки в Европу, причем не на семейную виллу у границы Франции с Испанией, а в иное место, каковое будет найдено и ей предложено завтра же. И Энн снова поступила уместно: как ей ни хотелось побыть еще немного рядом с господином Эйвоном, извинилась и оставила мужчин сидеть за их коньяком. Тогда Си-Джи снял с лица американскую свою неизменную улыбку, от чего сразу подурнел, посмотрел в упор на Умника и осведомился:
— Предложения будут?
— А какие у меня могут быть предложения? Разве что хапнуть эти миллиарды да продолжать работать.. Но ты ведь на такое не пойдешь, ты же порядочный.
— А ты разве не порядочный? — зачем-то осведомился Клем. И добавил:
— Не получится, не та публика — на мякине их не проведешь… Еще что?
— Публикации, — проговорил Умник. — Распубликовать всю эту сраную хренотень пошире, понимаешь? На ти-ви. Лучше всего по национальной программе… у тебя же наверняка есть ходы, а?
— Почему ты сам не хочешь? — спросил Си-Джи, подразумевая и другой вопрос: почему ты с самого начала не пошел по такому пути, почему играл в секретность?
И Умник понял невысказанный вопрос — как всегда, как всегда, опережая Клема хотя бы на полшага, и — тоже как всегда — того пробрала злость. Умник объяснил:
— А я не то их недооценил, не то тебя, гения нашего, переоценил: думал, успеем выгнать пробную серию, пока они не расчухали. Вот так. А почему сам не хочу, так связи-то у меня какие? На ти-ви? Никакие. Это первое. Второе…
"Второе» Си-Джи понимал и сам: Эйвону никак нельзя засвечиваться, ибо он есть носитель генеральной информации, и стереть его с лица земли — вместе с его информацией — дело самое простое и эффективное… Его самого, Си-Джи, убивать нет особого резона: компания из-за смерти президента существовать не перестанет, разве что преемники напугаются, так что в худшем случае эти бандиты могут пойти на киднэппинг — поэтому он и решил немедля спрятать Энн и мальчишек.
Надо бы деликатно предупредить родителей, подумал Клем. У них, конечно, на их вилле под Майами — сущая крепость, но все же…
— Ладно, Берт… Полагаю, это единственный выход. Завтра же и попробую связаться с телевизионщиками… То есть ты мне даешь формальное разрешение на публикацию твоего изобретения? Не так ли?
С этим Умник и отбыл в свое захолустье. Надо сказать, теперь его обслуживали как подобает: за счет «Дженерал карз» таскали на вертолете в аэропорт Нью-Арк, и дома, в Детройте, то же самое: а, господин Эйвон! Пожалуйте в кабину, сэр! Он уже в утренних самолетах многих узнавал — из тех, что летали в Нью-Йорк или Джерси-Сити на работу, и однажды, когда пришлось утром, наоборот, возвращаться в Детройт (Детрой, как говорят местные), он увидел, что человек двадцать берут у проводницы одеяла и подушки и уверенно плюхаются спать — верный знак, что тоже летят на работу. Рационалиста Умника этот факт почему-то поразил, и ему пришел в голову безумный проект: поменять их местами — пускай и те, и те работают у себя дома.
Изобретатели — они все, по правде говоря, чокнутые.
Энн сидела у себя наверху и, к собственному удивлению, не плакала. Как выяснилось, разучилась она плакать — столько лет не приходилось — повода не было.
Си-Джи закрылся в кабинете; набрасывал на компьютере текст интервью. Он уже позвонил знаменитому телеобозревателю Тиму Пратти, по кличке Лошадка, и оставил в секретариате послание Тиму с просьбой отзвонить.
В комнате при кухне — которую мы назвали бы столовой для прислуги — кухарка донесла Джорджу Миллеру, что его любимый хозяин сильно не в духе и от всех своих заперся, а ей велел принести кофе, а от этого усатого из Детройта, или откуда он там, добра не жди, она это сразу увидела. На что Джордж, явно впав в задумчивость, отвечал: да, мол, сестра, от него беспокойства ой как хватает. Эта задумчивость черного брата Джорджа вогнала кухарку еще в большее беспокойство, и, по мере того как садовник и охранники поочередно приходили обедать, она изливала тревогу и на них, так что к вечеру в доме повисла угрюмая напряженность — даже мальчишки ее ощутили и играли совсем тихо. Только поздним вечером, когда Умник уже добрался до дома и далее успел малость повеселиться в постельке с Нелл, Клем поднялся к жене, погладил ее по аккуратно уложенным волосам и промолвил:
— Ну, ничего, родная… Надеюсь, все обойдется. Завтра я попробую это дело повернуть все-таки…
Она посмотрела на него с надеждой. И спали они в эту ночь вместе — вторую ночь подряд, что (этот оборот мы уже использовали) случалось далеко не каждый день.
…Теперь нам придется снова следить за событиями по дням. Итак, понедельник. Си-Джи с утра пораньше пригласил к себе Мабена и проинформировал о вчерашних событиях — впрочем, создавалось впечатление, что шеф охраны уже знает обо всем и слушает господина Гилберта из чистой вежливости. Когда Сй-Джи получил вторую чашку кофе, позвонил Тим Пратти, обозреватель национального телевидения, и пообещал подъехать (он выразился; «подскочить») примерно через час, если ему зарезервируют место на стоянке. Затем состоялось короткое совещание — на Западе что-то не заладилось с продажами полноприводной модификации «гурона», и господину Гилберту пришлось, фигурально выражаясь, стукнуть кулаком по столу. Затем снова появился Мабен — привел к принципалу неимоверно улыбчивого молодого человека в очень дорогом костюме и ботинках вроде бы крокодиловой кожи. Это был. консультант из фирмы «Фрисби энд Фрисби», охранного агентства, с которым Мабен сотрудничал, — консультант по играм в прятки. «Господин Гилберт, сэр, у нас есть именно то, что вам нужно, сэр! Ма-аленькая вилла в предгорье — разумеется, все удобства, сэр, три ванные комнаты, четыре спальни, по-олнейшая изоляция — очень легко расположить охрану, — по-олней-шая изоляция, господин Гилберт…»
Господин Гилберт мимолетно пожалел, что не поручил все это дело Мабену — для вящей секретности, — но, с другой стороны, заинтересованным лицам ничего не стоило разузнать, для кого именно Мабен ищет «по-олней-шую изоляцию»… Он бегло рассмотрел план виллы с окрестностями; действительно, от ее заборов и живых изгородей просматривалось все вокруг, так что засаду не устроишь, и обронил;
— Принимается, Господин Мабен, надеюсь, обо всем позаботится…
Молодой человек от «Эф-энд-Эф» одарил его совершенно уж невероятной улыбкой и удалился в сопровождении Мабена.
Энн с мальчиками должна была улететь в Париж сегодня же вечером из аэропорта Кеннеди, и Си-Джи со стесненным сердцем подумал, что в нарушение всех обычаев он не поедет их проводить. Плохо!
Что же касается Энн, то она — в уютной тишине их дома, куда даже шум машин не долетал, так что можно было решить, что вы не в Нью-Йорке, — чувствовала себя, как ни странно, спокойно и этому спокойствию поражалась. Муж — она это не только понимала, но и ощущала, — муж в смертельной опасности; ее самое с сыновьями посылают в неизвестность из привычного, уютного, ею самой обустроенного жилища — из дома, настолько безопасного, незыблемого какого-то, что тень этой незыблемости падала и на его окрестности» вплоть до моста через Хар-лем-ривер… И вот, ее с детьми упрятывают ради их безопасности куда-то, она еще не знает куда, и там, как она явственно предвидела, их будет одолевать только ощущение опасности.
Не хочу, чтобы Миллер ехал с нами, размышляла она. Не хочу… Вот если бы господин Эйвон поехал, подумалось ей внезапно… Это была пустая и глупая мысль, но от нее никак не удавалось отделаться. Не то чтобы Энн мучилась этой неожиданной влюбленностью, она отроду была влюбчива и давно научилась обуздывать свои порывы. Даже с психоаналитиком решила расстаться, поскольку тот — в обычной для этих господ ненавязчиво-настырной манере — советовал отнюдь не смирять свои порывы. (Энн как-то раз взяла и спросила: значит, советуете наставлять мужу рога с этим оболтусом? Тогда ее угораздило втюриться в красавчика-программиста, только что появившегося в отделе, и она вовсю… нет, не страдала, пожалуй, а так — примерялась к страданию…) А теперь вещи надо собирать, чемоданы, сундуки… Потому что там нельзя будет разъезжать по градам и весям за покупками и даже заказывать вещи по каталогам, чтобы не засвечиваться, как выразился Эйвон… Чудно. Все, сказанное им, почему-то воспринималось как нечто абсолютное. Никогда со мной такого не было, думала Энн, никогда. С такими мыслями она и села за компьютер. Дети уехали в школу, и в доме было совсем тихо.
У ее мужа тем временем и секунды не было на размышления — недопитый кофе так и стыл среди бумаг, в десять с минутами приехал знаменитый Тим Пратти с оператором, осветителем и еще какими-то прислужниками. Си-Джи, разумеется, не видел всю банду: в кабинет был допущен только Тим-Лошадка, и ему было категорически сказано, что он будет аки Бог, в трех лицах один, — и Тим почему-то сразу согласился. Нет, не зря был он так знаменит, чутье у него, как у ищейки… Он поставил перед собой пульт с монитором, а его парень поместил в кабинете штатив с камерой и два софита. Си-Джи решительно отказался гримироваться. Тим на это поворчал, и Си-Джи, глядя не в камеру, а в стол, на экранчик компьютера, начал свою речь.
— Измерил, как гробовщик.
— Ну, ну?
— А я говорю еще, не огорчайся, братец кровный, повезет в следующий раз, а я деньги за просто так взять не могу ни за что. А он тогда и говорит, чтобы я получите подумал и позвонил по этому вот телефону, если чего надумаю, и чтоб учел, что… постой-ка… Что просто за так по всей Америке не покупают автомобильную косметику.
— А ты что?
— Ну как — что? Как положено. Что в командировке все расходы идут с карточки фирмы, а десять флаконов мыла фирму не разорят, тогда как нам, бедняжечкам, прибыток, хотя и с двумя всего нулями, но прибыток.
— Он поверил?
— Он мамке родной не поверит, — сказал Арон.
Помолчали. Дело было в том, что Мабен велел им во время пробега заезжать на заправочные станции — на случаи, если за ними вдруг будут следить. Для отвода глаз.
Заезжать и покупать что придется в лавке при станции — следя, не въехал ли кто за ними. В этом случае все-таки залить бензина, поскольку бензобак, хоть и не нужный больше, не был демонтирован. Но затем приходилось в чистом поле сливать бензин для следующего раза, — а это сделаешь далеко не везде, ох как не везде, — морока одна…
— Он дал тебе карточку? — спросил Майк. Арон показал карточку; адвокатская фирма «Грум и Кейни», Детройт, адрес, телефон.
— Может, отдать Мабену? — спросил Майк.
— У-гу. А мерку на гроб с меня уже сняли, — сказал Арон.
Прицелился и щелчком послал картонный прямоугольник в мусорный бачок. «Ловкий ты парень, братец Арон, — подумал.Майк. — Ловкий, да несмышленый».
Честно говоря, никто не знает, о чем думал Майк, пока шагал к автостоянке, выводил машину на шоссе и ехал домой, к жене и деткам. Может быть, при свете дня кто и обратил бы внимание на его глаза — прищуренные сильнее, чем обычно, так что веерочки морщин в уголках стали очень заметны. Но уже стемнело, да и стоянка была пуста. Можно предположить, что он гадал, контролирует ли этот проныра Мабен банковские счета служащих, допущенных к «Проекту Гурон». Что высчитывал, какой процент набежит от четырехсот тысяч зеленых, скажем, лет за двадцать, и будут ли получившиеся два миллиона и через двадцать лет солидными деньгами и позволят ли жить на пенсии привольно, покататься по свету, как положено богатым людям, — вдвоем с Джессикой. То есть, стоит ли рисковать превосходной и почтенной работой — и будущей пенсией — ради сделки с фирмой «Грум и Кейни».
А возможно, ни о чем он вовсе и не думал. Есть у больших денег такая особенность, они и умного человека делают дураком. Телефон же Майк помнил — зоркость и память у него были профессиональные.
Да, такой вот разговор состоялся в испытательном цехе
"Джи Си». Не исключено, что его-то последствия и выплыли на поверхность через десять дней, когда электромобиль накатал еще двадцать тысяч миль, а в опытном цехе начали монтировать специальный стан для проката циркония.
День был воскресный — святой день отдыха для Си-Джи. И несколько странный день, уже по замыслу, ибо Гилберты ждали к обеду гостя, притом не из своего обычного круга, не из друзей, а Умника. Еще одна странность: пригласить его к обеду предложила Энн Гилберт; сам Си-Джи собирался встретиться с ним в субботу, Так что ноябрьское это воскресенье в некотором роде утратило свой сакральный смысл — главе семьи предстоял деловой разговор после десерта и кофе.
Умника ждали к полудню, и утро Си-Джи провел обыкновенно, как и во все воскресные дни; уделил два часа мальчишкам — поболтали, погоняли мяч на лужайке перед домом. Оказалось, что старший, Кен, теперь умеет закидывать мяч в баскетбольную корзину — а две недели назад еще не умел, О школьных делах по воскресеньям обычно не разговаривали, Клем-второй деликатно намекнул, что хотел бы съездить на «малый гольф», то есть на тренировочное поле для начинающих, где ты получаешь корзинку мячей и бьешь ими по лункам — хоть целый день бей, если хватит денег. Клем-старший намека не принял, потому что этот его сын был чересчур самолюбив и не выносил никаких советов во время спортивных занятий, а стоять рядом с ним и не давать советов — этого Си-Джи не умел, Мальчики устроили велосипедные гонки по кольцевой дорожке, и Сн-Джи пошел в малую гостиную, чтобы посидеть с Энн и — тоже как обычно — обсудить семейные дела. Погода этой осенью стояла необыкновенно ясная и теплая, деревья облетали лениво, и на клумбе, вокруг которой гоняли Кен в Клем, было еще порядочно цветов. Из гаража выглянул Джордж Миллер в щеголеватом рабочем комбинезоне, отсалютовал черной ручищей.
Едва Си-Джи вошел в дом, задребезжал телефон. «Сменить проклятые машинки, есть же телефоны с приятным звоном», — в сотый раз подумал хозяин. Горничной по воскресеньям давали выходной — демократично, так что трубку взяла Энн. И крикнула: «Клем, это дядя Би!»
"Вот незадача, — подумал Си-Джи, — сейчас опять начнет объяснять, что я позорю свое сословие, не желая держать дворецкого, старый хомяк..» Однако взял трубку, погладил Энн по кудрявому затылочку и бодро проговорил:
— Дядюшка Би, вот приятный сюрприз, слушаю тебя! И — бац! Взамен воркотни о дворецком услышал:
— Клем, нам надо встретиться. Сегодня.
Си-Джи чуть было не ляпнул: «Приезжай, черт с тобой», но вовремя придержал язык. Дядюшка Бенедикт, старший брат матери, был важный член семьи, хранитель традиций, можно сказать. Стряпчий, весьма известный в деловых кругах, — лет уже сорок он специализировался на контрактах между крупными корпорациями и считался воплощением надежности и солидности. Эдакий царь Соломон в смокинге. В его круглой седой голове хранилось не меньше секретной деловой информации, чем золотых слитков в Форт-Ноксе.
— Ну так что, племянник? — с нажимом спросил он.
— Дядя Би, — проныл Клем. — Воскресенье ведь, ты же знаешь…
— Тогда я сам приеду.
"Вот так… Плохо дело, » — подумал Си-Джи. Помолчал. Наконец спросил:
— Если прилечу через час?
Плохо дело, думал Си-Джи, объясняясь с Энн, приказывая приготовить вертолет, принимая душ, натягивая фланелевый костюм. Мальчики захныкали, требуя, чтобы он взял их с собой — Сн-Джи отказался. Вот еще один недостаток родительского дома: негде соорудить вертолетную площадку, надо ехать к реке — недалеко, но все же…
Он отчетливо понимал, что звонок дядюшки связан с ЭИ и что дело, следовательно, принимает некий новый оборот. Может быть, опасный. Даже наверняка опасный. Он привычно запретил себе строить предположения, плюхнулся на сиденье «кондора», угрюмо кивнул второму охраннику, закрывавшему дверцу. В вертолете к ним — Си-Джи, Миллеру и здоровенному охраннику — присоединился еще один здоровяк, с автоматом под правым локтем, и машина, едва не чиркнув хвостовым винтом по облицовке набережной, затарахтела над рекой, потом свернула на восток, к проливу — вилла дядюшки Бенедикта располагалась в благодатном месте, на берегу пролива Лонг-Айленд, у городишки под названием Рай.
Лететь было недолго, минут пятнадцать, но Си-Джи заставил себя не терять этого небольшого времени на пустые предположения и обдумал завтрашний разговор с «корпусниками» — директорами заводов, штампующих автомобильные корпуса. Вертолет тем временем скользнул над проливом, накренился — под стеклянной стенкой показалась бухта, уставленная яхтами, и Си-Джи с привычной завистью обнаружил среди них два-три корабля океанского класса: трехмачтовые, узкие, как кинжалы… Не было у него времени на морские прогулки, со студенческих лет не было, и он вдруг вспомнил: Гольфстрим у берегов Майами-Бич, синяя, не правдоподобно синяя вода, и белый борт над этой синевой, а на борту сидит… как же ее звали? Не помню… Складненькая такая девчонка, чуть отошли от берега, сдернула лифчик и сидит, как в телерекламе. А, ее звали Кэт…
Вертолет тем временем завис над обширной лужайкой футах в двухстах от солидного белого дома с колоннами — черепичная крыша, флаг вьется на флагштоке, окна сияют, как мытые зеркала. Моют, наверное, через день, подумал Клем. От дома уже семенил дворецкий. А с широченного крыльца спускался сам дядюшка.
— …Ты выглядишь усталым, племянник.
— Так оно и есть, дядюшка Би.
— Как идут дела?
— В общем, успешно.
— Как Энн?
— Хорошо, спасибо. А как твое здоровье?
— В возрастных пределах, — отрубил дядюшка.
Ему было семьдесят. Бодрый, с пузком, в костюме для гольфа, загорелый почти дочерна. И в шляпе с перышком. Он вынул из карманчика рубахи листок размером в две визитные карточки, подал Клему.
— Знаешь этих людей?
Шесть имен; Си-Джи знал их всех, конечно. Все — нефтяные орлы. Самый известный — директор компании «Мобил» Дан Эрикссон. Си-Джи познакомился с ним в отеле «Уолдорф-Астория» года три назад, на обеде в честь «человека года» — этим человеком был он сам, Клемент Гилберт.
— Как же… — сказал Клем.
— Они у меня побывали, — объявил дядя Би с идиотским самодовольством. Этого Клем все-таки не ждал.
— Все шестеро?!
— Угу. Поодиночке, вчера и сегодня. Но с одним делом.
И тут что-то случилось с головой Клемента Гилберта, что-то в ней поехало, сместилось вроде — он как будто вернулся в детство и увидел дядю Бенедикта стоящим над собой, малышом в вельветовой курточке, — возвышающимся, как пузатая колонна.
— Так… Чего же они хотели? Поодиночке?
— Могу заключить, что ты не удивлен, а, племянник? Клем молча ждал ответа.
— Какой-то новый проект ты затеваешь, а, племянник? Клем опять промолчал.
— Ну, не хочешь говорить, не надо. Я, видишь ли, посредник. Они предлагают тебе некую сумму, исчисляемую миллиардами долларов. Мил-ли-ардами! Тебе, племянник, а не «Джи Си». За то, что ты прикроешь этот проект.
— Твой гонорар? При исходной сумме?.. Подразумевалось, что если Клем согласится и будет составляться контракт, то оформлять его будет дядюшка,
Причем, по естественной в таких случаях логике, получит тем больше, чем меньше будет сумма контракта,
— Ну, они хотели бы сначала убедиться, что твой проект — не блеф.
— Резонно, — отозвался Клем.
Мир уже приобрел обычную размерность; лопасти вертолета перестали вертеться, в широкой его двери сидел Джордж Миллер и вертел головой, бдительно оглядывая окрестность.
— Так… А если они убедятся?
— Если их информация верна, исходная сумма — два миллиарда.
— Твой гонорар тогда?
— Полпроцента, — горделиво сказал дядюшка Би.
— А если четыре? Я потребую?
— Три десятых процента. Послушай, племянник… Оплата в любой форме: предпочтительно акциями компаний, однако могут трансфертом, могут выделить тебе собственность…
— Какую? — спросил Клем совершенно спокойным голосом, спросил так, что человек, даже в тысячу раз более проницательный, чем дядюшка, не понял бы, что в глазах у счастливчика Си-Джи, которому буквально ни за что, ни про что предлагают огромное состояние, сейчас черно от ярости. — Какую собственность?
— Нефтяные поля. Танкеры. Нефтеперегонные заводы.
"Хорошо, что среди них нет арабов, — подумал Си-Джи. — И русских. Понятно, понятно, они не могут расширять круг осведомленных — утечка информации, и акции мгновенно покатятся в тартарары. А ведь я могу их шантажировать. Утечкой информации. Оглаской».
Он был в ярости и знал — почему. Не потому, что эти орлы выступили с таким предложением, — нет, конечно, он и сам поступил бы так на их месте. Потому что он, Си-Джи, орел среди орлов, славный своею способностью принимать мгновенные и безошибочные решения, не знал, как поступить. Хотя мог предвидеть такой вариант, и
Даже предвидел его, но прочно загнал в подсознание. Он не мог пойти на предательство, но знал, что его заставят. Или — убьют.
— С кем из них ты должен связаться?
— С Даном Эрикссоном.
— Будь так добр, передай ему, что я прошу три дня на размышление. До десяти утра в среду. Будь здоров, дядюшка.
— Ты не зайдешь в дом?! — заорал дядюшка Би. — Племянник!!
— И вот что еще, — сказал Си-Джи. — Окажи мне милость, позвони Дану не сейчас, а после того, как я свяжусь с тобой из дома. Это будет… — он посмотрел на часы, — скажем, в час дня. — И добавил, полуобернувшись:
— Учти, дядя, что это самое опасное дело в твоей жизни. Учти…
На обратном пути Си-Джи уже не смотрел вниз; не заметил даже, что красавец «Морской единорог», подняв фор-марсель и стаксель, двинулся к выходу из бухты. За маневрами трехмачтовика следил Джордж Миллер. Он смотрел наружу, чтобы не сверлить взглядом спину хозяина, ибо, чутко уловив растерянность принципала, Миллер испугался. До сей поры он не видел господина Гилберта растерянным, и даже заподозрить не мог, что такое возможно.
Ты все это знал, говорил себе тем временем господин Гилберт; ты еще шейха-покупателя вспоминал, Арафатова дружка… И заметь: приятелей этих пока еще не видно, их время еще не настало, голубчик мой Си-Джи… А вот когда оно настанет, тогда ты и попляшешь, голубчик мой Си-Джи… Подумав так, он непроизвольно оглянулся, сквозь дымку ярости, застилающую глаза, увидел напряженную позу верного Джорджа и устыдился своей несдержанности. Повернулся к пилоту — они сидели рядом, — спросил:
— На моей задней лужайке не исхитритесь сесть, господин Филд?
Пилот сморщил нос; лицо у него было растерянное, почти как у Джорджа. Проговорил:
— Так не по правилам, господин Гилберт… Мне, понимаете, неприятности-то ни к чему…
— Я отвечаю. Садимся.
И сели, вполне даже благополучно, и эскапада эта сильно улучшила настроение Си-Джи, его выходка словно бы говорила; ты по-прежнему держишь окружающий мир под контролем, дружище, выше нос!
На лужайку выбежала перепуганная Энн; за ней из дома выбрался Умник и потом уже дети — побежали к отцу с очевидным намерением; попроситься в вертолет.. Разумеется, ничего у них из этого не вышло, и за обедом Кен сидел, надув губы, хотя — к его тайному разочарованию — взрослые на это никак не реагировали. Не до того было взрослым…
Волну тревоги, исходящую от Клема-сгаршего, мгновенно перехватила Энн — и столь же мгновенно приплюсовала к ней посадку коптера в запретном до сих пор месте. Ведь ничем рациональным посадку эту нельзя было объяснить, экономия времени на переезде от разрешенного места до дома была ничтожная: пять минут, не больше. Она была умница, маленькая Энн, и потому справедливо оценила эту посадку как признак потери душевного равновесия у Си-Джи — славного именно своей уравновешенностью. Чем же его так зацепил старина Би, бурбон и зануда?.. Впрочем, Энн немного и обрадовалась такому настроению мужа — она побаивалась самой себя, своего состояния, абсолютно непривычного — она млела, стоило ей взглянуть на Умника, млела неприлично, так, что в низу живота становилось тепло.
А Умник — он делал вид, что не замечает ни странного состояния хозяина, ни смущенных взглядов хозяйки. Со вкусом ел и пил; вина были отменные — калифорнийские, а коньяк, надо заметить, французский, и почти столетней выдержки.
Си-Джи понимал толк в коньяке.
После десерта детей отослали, и хозяин предложил перебраться в малую гостиную, аркой своей выходящую в зимний сад. Коньяк захватили с собой — к удовлетворению Умника; впрочем, если бы хозяин не догадался, Умник сам взял бы рюмку свою и бутылку. И вот так — сидя за столетним коньяком, вдыхая теплый, чуть душный воздух, втекающий в гостиную из зимнего сада — а там цвели азалии, — он и выслушал историю о шести важных джентльменах, уполномочивших дядюшку Би вести переговоры с Клемом,
Надо заметить, Энн практически не представляла себе, какие такие дела у мужа с Умником, и потому догадаться не могла, что эти мужские игры смертельно опасны. Сейчас она ощутила опасность не в содержании Клемова рассказа: подумаешь, мало ли предложений получал глава «Джи Си» за эти годы — притом от людей, не менее важных, чем директора нефтяных компаний… Опасность похрапывала и посвистывала в голосе мужа, поблескивала во взглядах Эйвона — когда он поднимал глаза от рюмки. И совсем уж нехорошо стало Энн, когда он спросил у Клема:
— Ну и как, прихлопнем эту затею к дьяволу, и миллиарды эти пропьем, а? Деньжищи-то какие! Вот тогда муж и повернулся к ней. И сказал:
— Полагаю, тебе надо уехать с детьми. В Европу…
— В какую еще Европу?! — пролепетала Энн.
— Объясни человеку толком, — прогудел Умник.
Клем объяснил — очень коротко, но, как всегда, внятно. И резюмировал в том смысле, что если он не примет этих условий, то пощады от нефтяных господ ждать не придется. Энн, надо отдать ей должное, не восклицала испуганно или удивленно и не пыталась давать советы; даже не побледнела, и Умник подумал, что хорошо, когда жена так верит в здравый смысл и возможности мужа. Одобрительно покосился на нее — на сей раз она не покраснела.
Сошлись на том, что Си-Джи «постарается кое-что придумать», а Энн с детьми и кем-то из охраны уедет-таки в Европу, причем не на семейную виллу у границы Франции с Испанией, а в иное место, каковое будет найдено и ей предложено завтра же. И Энн снова поступила уместно: как ей ни хотелось побыть еще немного рядом с господином Эйвоном, извинилась и оставила мужчин сидеть за их коньяком. Тогда Си-Джи снял с лица американскую свою неизменную улыбку, от чего сразу подурнел, посмотрел в упор на Умника и осведомился:
— Предложения будут?
— А какие у меня могут быть предложения? Разве что хапнуть эти миллиарды да продолжать работать.. Но ты ведь на такое не пойдешь, ты же порядочный.
— А ты разве не порядочный? — зачем-то осведомился Клем. И добавил:
— Не получится, не та публика — на мякине их не проведешь… Еще что?
— Публикации, — проговорил Умник. — Распубликовать всю эту сраную хренотень пошире, понимаешь? На ти-ви. Лучше всего по национальной программе… у тебя же наверняка есть ходы, а?
— Почему ты сам не хочешь? — спросил Си-Джи, подразумевая и другой вопрос: почему ты с самого начала не пошел по такому пути, почему играл в секретность?
И Умник понял невысказанный вопрос — как всегда, как всегда, опережая Клема хотя бы на полшага, и — тоже как всегда — того пробрала злость. Умник объяснил:
— А я не то их недооценил, не то тебя, гения нашего, переоценил: думал, успеем выгнать пробную серию, пока они не расчухали. Вот так. А почему сам не хочу, так связи-то у меня какие? На ти-ви? Никакие. Это первое. Второе…
"Второе» Си-Джи понимал и сам: Эйвону никак нельзя засвечиваться, ибо он есть носитель генеральной информации, и стереть его с лица земли — вместе с его информацией — дело самое простое и эффективное… Его самого, Си-Джи, убивать нет особого резона: компания из-за смерти президента существовать не перестанет, разве что преемники напугаются, так что в худшем случае эти бандиты могут пойти на киднэппинг — поэтому он и решил немедля спрятать Энн и мальчишек.
Надо бы деликатно предупредить родителей, подумал Клем. У них, конечно, на их вилле под Майами — сущая крепость, но все же…
— Ладно, Берт… Полагаю, это единственный выход. Завтра же и попробую связаться с телевизионщиками… То есть ты мне даешь формальное разрешение на публикацию твоего изобретения? Не так ли?
С этим Умник и отбыл в свое захолустье. Надо сказать, теперь его обслуживали как подобает: за счет «Дженерал карз» таскали на вертолете в аэропорт Нью-Арк, и дома, в Детройте, то же самое: а, господин Эйвон! Пожалуйте в кабину, сэр! Он уже в утренних самолетах многих узнавал — из тех, что летали в Нью-Йорк или Джерси-Сити на работу, и однажды, когда пришлось утром, наоборот, возвращаться в Детройт (Детрой, как говорят местные), он увидел, что человек двадцать берут у проводницы одеяла и подушки и уверенно плюхаются спать — верный знак, что тоже летят на работу. Рационалиста Умника этот факт почему-то поразил, и ему пришел в голову безумный проект: поменять их местами — пускай и те, и те работают у себя дома.
Изобретатели — они все, по правде говоря, чокнутые.
Энн сидела у себя наверху и, к собственному удивлению, не плакала. Как выяснилось, разучилась она плакать — столько лет не приходилось — повода не было.
Си-Джи закрылся в кабинете; набрасывал на компьютере текст интервью. Он уже позвонил знаменитому телеобозревателю Тиму Пратти, по кличке Лошадка, и оставил в секретариате послание Тиму с просьбой отзвонить.
В комнате при кухне — которую мы назвали бы столовой для прислуги — кухарка донесла Джорджу Миллеру, что его любимый хозяин сильно не в духе и от всех своих заперся, а ей велел принести кофе, а от этого усатого из Детройта, или откуда он там, добра не жди, она это сразу увидела. На что Джордж, явно впав в задумчивость, отвечал: да, мол, сестра, от него беспокойства ой как хватает. Эта задумчивость черного брата Джорджа вогнала кухарку еще в большее беспокойство, и, по мере того как садовник и охранники поочередно приходили обедать, она изливала тревогу и на них, так что к вечеру в доме повисла угрюмая напряженность — даже мальчишки ее ощутили и играли совсем тихо. Только поздним вечером, когда Умник уже добрался до дома и далее успел малость повеселиться в постельке с Нелл, Клем поднялся к жене, погладил ее по аккуратно уложенным волосам и промолвил:
— Ну, ничего, родная… Надеюсь, все обойдется. Завтра я попробую это дело повернуть все-таки…
Она посмотрела на него с надеждой. И спали они в эту ночь вместе — вторую ночь подряд, что (этот оборот мы уже использовали) случалось далеко не каждый день.
…Теперь нам придется снова следить за событиями по дням. Итак, понедельник. Си-Джи с утра пораньше пригласил к себе Мабена и проинформировал о вчерашних событиях — впрочем, создавалось впечатление, что шеф охраны уже знает обо всем и слушает господина Гилберта из чистой вежливости. Когда Сй-Джи получил вторую чашку кофе, позвонил Тим Пратти, обозреватель национального телевидения, и пообещал подъехать (он выразился; «подскочить») примерно через час, если ему зарезервируют место на стоянке. Затем состоялось короткое совещание — на Западе что-то не заладилось с продажами полноприводной модификации «гурона», и господину Гилберту пришлось, фигурально выражаясь, стукнуть кулаком по столу. Затем снова появился Мабен — привел к принципалу неимоверно улыбчивого молодого человека в очень дорогом костюме и ботинках вроде бы крокодиловой кожи. Это был. консультант из фирмы «Фрисби энд Фрисби», охранного агентства, с которым Мабен сотрудничал, — консультант по играм в прятки. «Господин Гилберт, сэр, у нас есть именно то, что вам нужно, сэр! Ма-аленькая вилла в предгорье — разумеется, все удобства, сэр, три ванные комнаты, четыре спальни, по-олнейшая изоляция — очень легко расположить охрану, — по-олней-шая изоляция, господин Гилберт…»
Господин Гилберт мимолетно пожалел, что не поручил все это дело Мабену — для вящей секретности, — но, с другой стороны, заинтересованным лицам ничего не стоило разузнать, для кого именно Мабен ищет «по-олней-шую изоляцию»… Он бегло рассмотрел план виллы с окрестностями; действительно, от ее заборов и живых изгородей просматривалось все вокруг, так что засаду не устроишь, и обронил;
— Принимается, Господин Мабен, надеюсь, обо всем позаботится…
Молодой человек от «Эф-энд-Эф» одарил его совершенно уж невероятной улыбкой и удалился в сопровождении Мабена.
Энн с мальчиками должна была улететь в Париж сегодня же вечером из аэропорта Кеннеди, и Си-Джи со стесненным сердцем подумал, что в нарушение всех обычаев он не поедет их проводить. Плохо!
Что же касается Энн, то она — в уютной тишине их дома, куда даже шум машин не долетал, так что можно было решить, что вы не в Нью-Йорке, — чувствовала себя, как ни странно, спокойно и этому спокойствию поражалась. Муж — она это не только понимала, но и ощущала, — муж в смертельной опасности; ее самое с сыновьями посылают в неизвестность из привычного, уютного, ею самой обустроенного жилища — из дома, настолько безопасного, незыблемого какого-то, что тень этой незыблемости падала и на его окрестности» вплоть до моста через Хар-лем-ривер… И вот, ее с детьми упрятывают ради их безопасности куда-то, она еще не знает куда, и там, как она явственно предвидела, их будет одолевать только ощущение опасности.
Не хочу, чтобы Миллер ехал с нами, размышляла она. Не хочу… Вот если бы господин Эйвон поехал, подумалось ей внезапно… Это была пустая и глупая мысль, но от нее никак не удавалось отделаться. Не то чтобы Энн мучилась этой неожиданной влюбленностью, она отроду была влюбчива и давно научилась обуздывать свои порывы. Даже с психоаналитиком решила расстаться, поскольку тот — в обычной для этих господ ненавязчиво-настырной манере — советовал отнюдь не смирять свои порывы. (Энн как-то раз взяла и спросила: значит, советуете наставлять мужу рога с этим оболтусом? Тогда ее угораздило втюриться в красавчика-программиста, только что появившегося в отделе, и она вовсю… нет, не страдала, пожалуй, а так — примерялась к страданию…) А теперь вещи надо собирать, чемоданы, сундуки… Потому что там нельзя будет разъезжать по градам и весям за покупками и даже заказывать вещи по каталогам, чтобы не засвечиваться, как выразился Эйвон… Чудно. Все, сказанное им, почему-то воспринималось как нечто абсолютное. Никогда со мной такого не было, думала Энн, никогда. С такими мыслями она и села за компьютер. Дети уехали в школу, и в доме было совсем тихо.
У ее мужа тем временем и секунды не было на размышления — недопитый кофе так и стыл среди бумаг, в десять с минутами приехал знаменитый Тим Пратти с оператором, осветителем и еще какими-то прислужниками. Си-Джи, разумеется, не видел всю банду: в кабинет был допущен только Тим-Лошадка, и ему было категорически сказано, что он будет аки Бог, в трех лицах один, — и Тим почему-то сразу согласился. Нет, не зря был он так знаменит, чутье у него, как у ищейки… Он поставил перед собой пульт с монитором, а его парень поместил в кабинете штатив с камерой и два софита. Си-Джи решительно отказался гримироваться. Тим на это поворчал, и Си-Джи, глядя не в камеру, а в стол, на экранчик компьютера, начал свою речь.