Страница:
Довольно далека от Энн, но рукой подать от Умника, в отдельном номере гостиницы франкфуртского аэропорта, спала Амалия. Она-то спала крепко, без снов, и заснула мгновенно, успев только подумать, что поступила правильна, выдержав характер и отказавшись в эту ночь спать с Джеком.
Впрочем, Джек не особенно огорчался. Он наивно полагал, что теперь крошка Аммн от него не уйдет. «Жаль, что остриглась, — думал он, засыпая. — Грива у нее была убойная»,
Для них, двух американских хранителей чужих жизней, новый день начался раньше, чем для всех других героев этой истории. В восемь ноль ноль по месткому времени Амми а Джек уже отработали утреннюю зарядку — поскольку в гостинице не было тренажеров, позанимались на пару, — прошли неприятный, немецкий душ (вода, по мнению Амалии, была жесткая), плотно позавтракали (по мнению Амалии, еда была жирная). В восемь ноль две они позвонили из автомата господину Ренну, поскольку вчера он не сумел достать нужного человека и просил перезвонить утром.
Замечательный вице-директор снова был на месте в сказал, что все улажено: шеф охраны через полчаса оставит распоряжение у секретаря, чтобы их допустили к компьютеру.
— Чтобы мы сами могли посмотреть на экран? — уточнила Амалия.
Ренн подтвердил многозначительно;
— Да, фройляйн, именно так, — и вдруг добавил:
— Э-э… Полагаю, мои люди уже прибыли во Франкфурт-на-Майне… Один из них, брюнет, сто семьдесят сантиметров, в темно-синей шляпе с полями, с девяга-ноль-ноль будет ждать контакта с вами у входа в магазин дьюти-фри «Майкл» на втором этаже. Его имя Томас, пароль — моя деловая карточка. Ваш пароль — ваша карточка с надписанным моим именем. Может подойти и ваш напарник.
Амалия неслышимо издала национальный американский вопль восторга — «у-у-ау!» — впрочем, изобразить этот визг никакими буквами нельзя. И спросила:
— Их, задача?
Ренн солидно ответил:
— Локализовать возможное наблюдение за вами противника. Томас — весьма квалифицированный специалист.
— Сердечнейше вас благодарю, господин Ренн! — воскликнула Амалия.
— О нет, это мой долг и моя служба, фройляйн, — ответствовал тот.
Амалия быстренько передала хорошие новости Джеку, они сдали ключи портье и зашагали в аэровокзал.
Этим утром Джек был настроен брюзгливо. «Имеет право, — подумала Амалия. — Дура я все-таки, что соблазнилась в ту ночь, но ведь два месяца без мужика — это и рехнуться недолго…»
— Не понимаю, почему ты так уверена, что он полетел дальше, — ворчал Джек. — Сел на поезд или автобус, и ищи-свищи…
Амалия его не слушала; ее словно била внутренняя дрожь радостного предчувствия. Она проскочила в дверь аэровокзала и вдруг ощутила, что возбуждение сыграло с ней шутку: надо немедля зайти в туалет, такое иногда уже бывало. Дамская комната была недалеко от входа, и таи Амалия обнаружила нечто приятное; автомат для продажи женских деликатных штучек — прокладок и тампонов, Собираясь в дорогу — спешно, как мы помним, — она не сунула в сумочку эти самые прокладки и по сей причине несколько страдала. Правда, прихватила трусики.
Прощу у читателя прощения за интимные подробности из жизни крошки Амалии, но они прямо связаны с ее приключениями. Она взяла пакетик из автомата, зашла в кабинку и, сидя на унитазе, принялась присобачивать прокладку к трусикам, с досадой думая, что за хлопотами забыла купить упаковку запасных: взятые из дома она уже извела. Нагнулась к коленям и увидела под дверью, дюймов на пятнадцать не достающей до пола, ноги в приметных дамских ботинках: высоких, со шнуровкой и двумя ремешками поверх шнуровки — на пряжках
Она была хорошо подготовленным профессионалом, в свое время прошла долгую тренировку наблюдательности, а за месяцы работы в Хоуэлле навыки восстановились. Только что, пробегая от автоматических дверей аэровокзала — направо и в коридор, — она зафиксировала эти нестандартные ботинки, как и тьму других деталей, лиц, человеческих фигур, автоматически оседающих в памяти. Амалия пригнулась пониже и увидела ноги до колен и край черной юбки в широкую складку; нет, это брюки-юбка… Странно: «хвосту» незачем входить в уборную следом за объектом, надо ждать снаружи, не засвечиваясь. А! Есть вариант. «Она проверяет, не назначено ли у меня здесь рандеву, — прикидывала Амалия. — Если так, она выйдет отсюда не раньше, чем я пойду к двери. И сама в кабинку не зайдет. Будет наводить красоту перед зеркалами».
Ноги тем временем исчезли. Пришлось пригнуться к самому полу; вот она где — в зальце с умывальниками, действительно…
Амалия неторопливо натянула на себя всю амуницию, одернула куртку и тоже подошла к умывальнику. Дама в черных брюках, ботинках и сизо-черном пальтеце как раз направлялась к выходу. На соседнем умывальнике осталась лежать раскрытая пудреница.
"Ложная тревога, — подумала было Амалия. — Ушла». Но подумав так, не успокоилась и в свою очередь прошла вдоль кабинок, заглядывая под двери. Тревога оказалась не ложной, ибо все кабинки были пусты. Следовательно, ботинки с пряжками убедились: здесь рандеву устраивать не с кем А на случай, если кто зайдет, ботинки оставили пудреницу: ах-ах, дамы, ах, я забыла, пришлось вернуться! Амалия вышла, оглянулась — ботинок не видно — и шепнула Джеку:
— Мы под колпаком.
Джек угрюмо кивнул и мимикой изобразил недоумение — он-де ничего не заметил. Но приотстал и шел дальше параллельным курсом, наблюдая за тылами.
…Полицейский начальник был любезен на удивление; видимо, господин Ренн чем-то его улестил. В два счета Амалия получила доступ к компьютерному терминалу, с ней и здесь были крайне любезны — предупредительны, можно сказать, и она решилась на дерзкую просьбу. Штука в том, что ей остро не хотелось называть новое имя Эйвона: не нужно, чтобы здесь знали, из-за кого такая суета. Фрау, сидящая у терминала, вызвала окно запроса, и тут Амалия — тысяча извинении, почтенная госпожа, но такова специфика нашей работы, мы не можем разглашать имя подозреваемого — попросила, чтобы та отвернулась, когда Амалия будет набирать это имя. Фрау дисциплинированно не обиделась, в строку впечаталось заветное имя ТЭКЕР, и через пару секунд выскочил ответ: Амстердам, Схипхол, рейс Na…
На этот раз Амалия не сдержалась и взвизгнула, чем немало шокировала компьютерную фрау. Впрочем, извиняться было некогда. Наступило время рандеву с человеком в синей шляпе.
И опять все прошло, как по маслу. Амалия уронила свою карточку у двери магазина, джентльмен в синей шляпе шустро ее подобрал, вошел следом, вернул карточку вместе со своей и сопроводил фройляйн в магазинные междурядья. Там они и пошептались. Не дожидаясь вопросов, Томас сказал, что пока — он подчеркнул это слово — слежки за ними не отмечено. Амалия же ответила, что она заподозрила слежку, и описала даму в черных ботинках, Тут парень присвистнул и сказал; «Ого! Вот это класс! Как вы ее установили?» Оказалось, это его подчиненная, которой поручено охранять Амалию на территории аэровокзала.
— Ну, вы даете, — сказала Амалия, однако не стала спрашивать, как они ее, Амалию, узнали — в сущности, это дело техники.
— Да уж как умеем, — сказал Томас.
Они с удовольствием смотрели друг на друга. Приятный парень, типичная «нянька»; очень ловко маскируется под гомика, подумала Амалия. Одобрительно покивала. ему и взяла банку шипучки для себя и банку клюквенного сока для Джека: надо хоть малость утешить напарника… Томас спросил, чем он может быть полезен прекрасной даме. Амалия сказала, что неплохо бы устроить так, чтобы они с напарником отбыли в Амстердам без «хвоста» — и вообще, чтобы никто не знал об этом факте их биографии. Томас собрал у глаз морщинки и объяснил, что такую задачу трудно выполнить в этом Вавилоне: наружку уверенно не отследишь, а скрыть их отбытие от всего мира не удастся наверняка. Он предложил бы уважаемой фройляйн автомобиль — всего 400 километров по лучшим в мире германским автобанам, то есть четыре часа, если ехать не торопясь. Нет, брать машину напрокат не надо: это тоже оставит след, господин Ренн может выделить вам две машины, пусть фройляйн не сомневается…
А она — усомнилась. Слишком чисто, слишком четко. Пахнет ловушкой. Даже то, что господин Тэкер отыскался с такой легкостью, показалось вдруг подстроенным. Это, впрочем, было явной нелепостью; но услужливость Ренна и его подчиненных наводила на подозрения. Преодолевая тягостные предчувствия, Амалия спросила:
— Зачем нам две машины, Томас?
— Одна для вас, другая для отсечки, — с некоторым удивлением ответил тот.
Она поняла. Если за ними двинется «хвост», вторая машина сможет его зафиксировать и отсечь. И спорить было не о чем: ловушка или нет, приходилось соглашаться.
Они договорились, что встретятся через полчаса в кафе. Томас объяснил, в каком, — и вышли от «Майнна» через другую дверь, Амалия нашла Джека, крайне недовольного жизнью, привела в кафе, и он снова начал брюзжать: наверняка их «ведут», как «вели» в Детройте, и никакой Томас этого не обнаружит, и на автобане этом немецком, в потоке, он ничего не сумеет определить, и что она собирается делать, если этот ирландский клоун (то есть Эйвон) остановился в Амстердаме, — он, Джек, полагает, что голландского-то языка Амми не знает, несмотря на свои выдающиеся таланты. И вообще все плохо, брюзжал Джек, потому что обнаружить человека в большом городе не удается лучшим полициям мира, хотя в поиске задействованы сотни профи и толпы осведомителей, и ничего еще, если он в Амстердаме, — а если он перепрыгнул в Париж?
— Ты понимаешь, почему он удрапал? — вопросил наконец Джек. — От взрывников этих, что ли, драпает?
— Я-то понимаю, паренек, — в тон ему ответила Амалия, и тут настало время двигаться дальше.
И они двинулись дальше, покатились так гладко, словно сам Господь устилал им путь ковриком: подошла Тома-сова дама — в приметных ботинках — и провела их к машинам, неизбежным «гуронам» в европейской модификации. Головную повел сам Томас — американские гости устроились на заднем сиденье, а сзади шла машина сопровождения с тремя мрачными немцами.
Рванули, выкатили из аэропорта славного города Франкфурта, и зашелестел асфальт автобана под шинами, пожирающими километры дороги со скоростью, непри-
Вычной даже американцам. Туннели, виадуки, развязки; справа — живописные берега Рейна, и вдруг резкий поворот на узкую дорогу, пустую и извилистую.
Это было где-то не доезжая Бонна. Амалия подумала: вот оно, вот и ловушка, — и сжала калено Джека. Тот сунул руку за отворот куртки. Забормотал телефон. Амалия не разобрала слов; на порядочной дистанции сзади был виден силуэт машины сопровождения. Она спросила;
— Томас, в чем дело?
— Проверка на вшивость, фройляйн. Ребята говорят, за нами никто не съехал. Возвращаемся на шоссе, все будет о'кей…
Но ей не удалось расслабиться вплоть до границы. Лишь когда у них проверили документы и понятные немецкие надписи сменились полупонятными голландскими, она вздохнула и ощутила, что шейные мышцы ноют от напряжения. Теперь шоссе двигалось уже не так стремительно, и через некоторое время впереди и слева мелькнул самолет, набирающий высоту, — один, потом другой. Они подъезжали к Схипхолу.
— Боюсь, здесь мы вам не слишком нужны, ребята, — сказал Томас. — Если желаете, можем оставить вам машину. Они стояли у самого здания аэровокзала; Томас повернулся на сиденье в смотрел на них с Джеком. Он словно разрешил себе пообщаться с гостями — странный парень.. Амалия вдруг поняла, что он говорит по-английски, и очень чисто, и ответила:
— Если только вы не говорите и по-голландски…
— Французский, итальянский — пожалуйста, — с комической серьезностью объявил Томас. — Голландский — увы… Рад бы помочь в безнадежном деле, но…
— Это уж точно, — мрачно сказал Джек. — Безнадега,
— Ничего, здесь все говорят по-английски, — утешил его Томас. — Это вам не Франция.
— Ладно, поглядим мы на них, — сказала Амачия. — Громаднейшее спасибо вам и вашей команде, коллега. И господину Ренну передайте нашу сердечную благодарность.
Томас махнул рукой, приоткрыл было дверцу машины,
И вдруг спросил:
— Что за инцидент, ребята, был в Детройте? В прессе шум-тарарам, у вас — «готовность ноль», а чтовзорвали — неизвестно. — Он снова махнул рукой. — Впрочем…
Было видно, что служебная выучка мешает ему спрашивать. «Так вот почему с нами так носятся, — подумала Амалия. — Эх, кабы я сама знала толком…» Но она была профи, наша Амалия, и память у нее была пронзительная, так что безумная гонка через три аэропорта ничего не вытеснила. Она вспомнила внезапное замечание МаЗена — в вертолете — насчет взрыва и ответила;
— Взорван опытный цех с образцом новой машины. По-видимому, хотели уничтожить этот опытный экземпляр. — Подумала и добавила; — Разработанный на основе какого-то нового изобретения.
— Это и до нас дошло, — застенчиво сказал Томас. — Даже больше, фройляйн: революция а автомобилестроении. Да что, наше дело маленькое… Успеха!
Так вот и распрощались, хоть и было жаль. Громадина Джек пожал руку Томасу и вместе с крошкой Амалией, далеко не достающей ему до плеча» двинулся в аэровокзал, а Томас посадил за руль одного из своих громадных парней я прилег на заднем сиденье. Не часто удается соснуть часок во время рабочего дня — а ведь он длинный при «готовности ноль», этот рабочий день…
Амалия оглянулась, входя в двери. Какой приятный и деловой парень, подумала она.
"Бабаджанян Овсеп; год рождения…» Си-Джи швырком закрыл папку. Ничего ему не надо было знать об этом господине; ничего — сверх того, что он уже знал. Убийца. Остальное Клем увидит сам, при встрече.
Удивительвю было, что Бабаджанян предложил встречу «у господина Бенедикта», у дядюшки Би то есть. Это было странно и, в общем-то, нехорошо: он не боятся подслушивания и, следовательно, не собирается быть откровенным.
Хотя черта ли ему быть откровенным… Он что — скажет: извините, уважаемый, за то, что я приказал взорвать вашу лавочку?
Бог с такими приятными мыслями Си-Джи и отправился на встречу с бензиновым королем. Он очень хорошо помнил предыдущую поездку к дядюшке — солнце, тень вертолета на воде, «Морского единорога», стоящего на якоре среда других судов морского класса.
Проклятые убийцы.
Ничто, кроме интуиции, не говорило ему, что именно этот человек со странной фамилией организовал диверсию, но Си-Джи всегда доверял своей интуиции и был намерен доверять впредь.
Намерен доверять впредь.
Клем вздохнул и попытался расслабить все мьшцы, как рекомендовал ему массажист: откинуть голову на спинку вертолетного кресла, последовательно проверить руки, шею, плечи, спину, ноги. Закрыть глаза. Когда он открыл их, внизу показалась знакомая лужайка. У портала виллы на сей раз никого не было — так он и договаривался с Би. Пилот Филд оглянулся и спросил:
— Куда прикажете сесть, господин Гилберт?
Си-Джи сказал, что поближе к деревьям, и они в грохоте и свисте свалились с неба. На задних сиденьях зашевелились охранники, готовясь к ритуалу высадки: гориллы выпрыгивают, бдительно озирают все окрест, а затем из кабины выплывает сам. Жизнь, как в приключенческом романе, подумал он и посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось четыре минуты; из дома так никто и не вышел. Правильно… Нечего и вид делать, что здесь некое гостевание. Звонить дядюшке он не стал, понимая, что старый хомяк уже торчит у окна с биноклем,
— Выходим, — скомандовал он и после окончания ритуала спрыгнул на траву.
Снова стояла теплынь, трава была сухая, с залива тянуло ветром, остро пахнущим водорослями.
В небе застучало-затарахтело, из-за деревьев вывернулся в точности такой же коптер, сделал круг и аккуратно, столбиком, пошел на посадку. Сел на положенном расстоянии, погасил вращение ротора, и на лужайку спрыгнул здоровяк в костюме — спрыгнул, опустил лесенку. Пауза. Затем по лесенке скатился колобок. Интересно, что Бабаджанян произвел на Си-Джи совершенно то же впечатление, что и на Амалию: округлое что-то и потешное — колобок. Он был в своей непременной кожаной куртке и кепке.
Надо заметить, дорогой читатель, что в Америке отношение к кожаным курткам иное, чем в России: во-первых, они встречаются куда как реже; во-вторых, они не престижны и не служат знаком какой-то группы, кроме разве что рокеров, носит их молодежь всех классов. И лишь наметанный глаз может отличить куртку ценой в двести-триста долларов от куртки за три тысячи. Так что увидя наряд господина Бабаджаняна, Си-Джи только подумал, что человек этот эксцентричен — тем более что под курткой была ковбойка с расстегнутым воротом.
Заметив Си-Джи, колобок приветственно взмахнул рукой и покатился к нему; человек в костюме остался на месте.
— Господин Гилберт, если не ошибаюсь? — певучим тенором спросил Бабаджанян,
— Господин Бабаджанян?
Попытки подать руку не было; Си-Джи записал это в актив противника и с интересом его рассмотрел. Более всего на этом лице были заметны глаза: очень большие, очень темные и грустные, с удивительно густыми и длинными ресницами. Рот был тоже большой, темный и грустный, но с веселыми ямочками в уголках. Ладно, подождем первой фразы, подумал Си-Джи.
Первая фраза должна была быть примерно такой: «С чем вы меня приглашали, господин хороший?» Бабаджанян вместо этого спросил:
— Собрались беседовать на чистом воздухе, господин Гилберт? Не холодно? Си-Джи ответил как надлежало:
— Вы — гость, выбор места за вами,
— За мной? Я-то не прочь посидеть у камелька. Зима. Я — человек южный, господин Гилберт…
"А живот у тебя изрядный, — подумал господин Гилберт, — под таким жиром — и мерзнешь».
Пошли к дому, причем гость мановением руки оставил своего охранника на месте. Си-Джи не препятствовал двум своим проводить их до парадной двери — ее с поклоном распахнул важный седовласый дворецкий во фраке.
— Добрый день, Ричарде, — сказал племянник хозяина, Гость же внезапно поклонился дворецкому и провозгласил:
— Спасибо, сэр! Вы очень добры.
Ричарде прямо-таки остолбенел. За годы служения господину Уайту, богатому и знатному джентльмену, потомку первопоселенцев (что Ричарде особо ценил), с ним никто так не обходился. Он безошибочно уловил издевку — не над собой, а над хозяйским домом и обычаем — и вздернул подбородок.
— Ничего, мне не трудно. Всегда рады гостям, сэр.
И тогда Си-Джи вдруг развеселился. Нет, не расслабился — просто ему стало весело. Пока Ричарде принимал у него плащ, он вспомнил, что фамилия-то у дворецкого совсем другая, что в Ричардса его перекрестил дядя, и не почему-нибудь, а потому, что в каком-то романе Диккенса хозяин приказывает называть служанку Ричарде и не иначе. Дядюшка любил Диккенса, что было непонятно: сплошная сентиментальность. Какой же это роман все-таки?..
Прошли в библиотеку. Гость — он не снял своей куртки-с удовольствием огляделся и заметил:
— В Америке редко увидишь такое собрание, господин Гилберт.
Си-Джи промолчал. Твой первый ход, думал он, начинай давай…
Бабаджанян бесцеремонно разложил кресло, так что выдвинулась подставка для ног, уселся, устроил на подставке короткие ножки, вздохнул и сказал наконец;
— Приглашали меня вы, сэр… Слово за вами.
— Вы велели взорвать наш цех, — сказал Си-Джи и сделал паузу. Тот промолчал, даже не пошевелился. — Не сомневаюсь, вы знали, что я это знаю и дам намек полиции, но вам на это плевать,
Снова ни малейшего движения. Колобок грустно смотрел на него, и только. Си-Джи добавил еще:
— Погибли два человека, сударь. Полагаю, вам и на это плевать. Вы думаете лишь о том, чтобы сохранить свои доходы.
Опять молчание. Естественный вопрос; «А вам что, не важны ваши доходы?» — не последовал. «Не раздражаться», — напомнил себе Си-Джи.
— Боюсь, однако же, что вы не осознали истинного положения вещей. У вас есть дети?
— Четверо, — ответил наконец Бабаджанян. — И внуки. — Он чуть приподнял круглый подбородок и смотрел на Си-Джи с интересом.
— Через тридцать лет на этой планете будет нечем дышать, если мы не перестанем ездить на бензине…
— Э, вот вы о чем! — почти перебил его гость. — Что, ваш электромобиль спасет жизнь на Земле? Так это же миф.
— Перестанем сжигать бензин — сохраним атмосферу… — несколько потерявшись, возразил Клем.
— Ну-ну, сэр, а электростанции, которые работают на нефти? У них ка-пэ-дэ еще ниже, чем у ваших авто. — Гость взмахнул пухлой ручкой. — Получится то же на то же, и это в лучшем случае.
"Неужели не знает? — думал Си-Джи. — Неужто считает, что изобретен феноменальный аккумулятор, а вовсе не генератор, извлекающий энергию из материи?»
За этой мыслью последовала другая: если они так распоясались из-за одного лишь бензинового рынка, то что с ними будет, когда они узнают, что наступает конец и рынку топлива для электростанций и самолетов? Что нефть будут потреблять только химики и, может быть, реактивная авиация?
И третья мысль: объяснить ему это — значит стократно усилить угрозу,
Бабаджанян рассматривал его, чуть наклонив голову набок. Пауза затянулась, надо было что-то говорить, — Си-Джи никак не мог решиться, и, как всегда, собственная нерешительность привела его в ярость. Он сел, упер руки в подлокотники и приготовился продолжить свою филиппику, но гость заговорил первым:
— Господин Гилберт, почему вы решила, что приказ о взрыве вашего цеха отдал я?
Теперь промолчал Си-Джи. Посидел, как бы ожидая следующего вопроса, — его не последовало. Тогда он спросил сам:
— Кто же его отдал, не скажете ли?
— Ба-а! Не имею понятия, сэр!
Теперь картинка сложилась: ни слова правды от этого человека ждать нельзя. Не потому, что он какой-то особенный лгун, — скорее всего, это не так. Просто он приехал с главной целью: выудить как можно больше информации. И со вспомогательною целью: напутать, напугать еще сильнее.
И насчет аккумуляторов он лжет, Интервью, отобранное у Лошадки, они же наверняка смотрели. Надо было все-таки узнать, что разболтал им этот испытатель… не Стоун, Стоун погиб. Его напарник.
— Жаль, — сказал он наконец. — Жаль. Вы все-таки интеллигентный человек.
— Не понял, — решительно объявил его собеседник.
— Жаль, что лжете, сэр. А если не вы, кто тогда? Дан Эрикссон?
Густые полукруги ресниц вроде бы шевельнулись — намек на движение, но Клем успел уловить его и понял, что попал в точку. Это было немыслимо: Дан, американский джентльмен до мозга костей, богач не в первом и даже не во втором поколении, отдает приказ о диверсии!
— Я бы не хотел вести беседу в таком тоне, — пропел Бабаджанян. — Оскорбительно и для меня, и для вас. Зачем вы меня пригласили? Наше с вами время стоит дорого.
— Хочу кое о чем вас предупредить, господин Бабаджанян. Тот вдруг улыбнулся и промолвил:
— Вам трудно произносить мою фамилию. Зовите меня Джо, если вам угодно. Слушаю вас.
— Я хочу, чтобы вы передали своим компаньонам следующее. Во-первых. Технологическая документация на двигатель размножена; она хранится и в электронных сейфах, и в обыкновенных. В Штатах и за грающей, Если вы убьете изобретателя, ничего не изменится, Во-вторых; корпорация «Дженерал карз» не стремится быть единственным владельцем технологии, документацию получат все автомобильные фирмы мира. — Он с нажимом произнес слово «мира». — Чтобы остановить этот процесс, вам придется убить…
Бабаджанян наклонился вперед,
— Господин Гилберт, не могу разговаривать в таком тоне. Я ухожу.
Он действительно поднялся, задвинул подставку и засеменил к двери. Внезапно остановился, повернулся к Си-Джи и добавил:
— Жаль, что не удалось поговорить. Всего доброго. Тогда Си-Джи угрожающе поднял руку и, глядя прямо ему в глаза, сказал:
— И запомните, на ваши меры есть и контрмеры. Аналогичные. Так что подумайте… сэр…
Блестящие глаза-сливы полуприкрылись коричневатыми веками — Бабаджанян повернулся и открыл дверь,
"Что же, я сказал все, что хотел, и ты это воспринял», — думал Си-Джи, провожая его до крыльца.
Ричарде выпустил их наружу и стоял рядом с Си-Джи,
Пока вертолет принимал свои ценный груз и поднимался. Когда он исчез из вида, сказал:
— Очень своеобразный господин, сэр. Он из Мексики, позвольте спросить?
— Нет, дорогой мой, он американец.Очень богатый и очень образованный, насколько я знаю.
Заглянув в досье Бабаджаняна, он успел отметить — прежде чем захлопнуть его и отшвырнуть, — что этот Овсеп знает пять европейских языков, кроме английского, армянский и древнеармянский. Какой только чепухи не схватываешь при беглом взгляде, подумал он. Что мне в том толку. Пусть даже Бабаджанян и понял угрозу — он хваткий и быстрый, несмотря на внешность. Но говорить следовало с Эрикссоном, однако…
Из дома выскочил дядя Би, хотел что-то сказать, но увидел дворецкого — тот придерживал двери.
— Можете идти, Ричарде, распорядитесь насчет кофе. Ну, каковы успехи, племянник?
— Ох, не знаю, — сказал Си-Джи. — А как ты думаешь, какому христианскому имени соответствует армянское «Овсеп»?.,