Миронов. Семь верст до небес

не говорило о предательстве, кроме письма, случайно перехваченного людьми
Виторио. Тогда великий Виторио ди Кастелла стал искать подтверждения
своему гневу и перевернул все вверх дном в замке Рока. Он проверил все
письма брата, пытал всех слуг и пленных рыцарей, защищавших замок, но
ничего не нашел и не узнал. И тогда Виторио понял, что был обманут. Он
издал дикий крик и упал без чувств у постели родного брата, убитого
собственной рукой.
Три дня он пролежал в бреду и беспамятстве, а когда очнулся, то велел
похоронить своего брата и его достойную супругу на самой высокой из
окрестных скал в память о своем неправедном гневе. После похорон Виторио
ди Кастелла отправился в родной город Сигонию, поклявшись во что бы то ни
стало отомстить Кабашону. Но, прибыв под стены со своим немногочисленным
отрядом рыцарей узрел Сигонию в руинах и дыму. Некогда прекраснейший
город, выросший вокруг замка Виторио, построенного великими зодчими,
наполненный красивыми домами, статуями и даже библиотекой, сгорел дотла,
уничтоженный мавританскими варварами. Победители в тот час еще веселились
в поверженном городе предавая огню и мечу все, что могло гореть и умирать.
Увидев сие злодейство и еще раз пожалев о своем гневе, натворившем столько
бед, Виторио ди Кастелла не помня себя от ярости ворвался в собственный
город и, несмотря на малое число воинов в его отряде, уничтожил всех
мавров. Ярость придала наступавшим сил. Проведя три томительных дня
посреди руин Сигонии, великий предводитель Санкиров, рыцарь из рыцарей,
покрывший себя славой во многих битвах, не смог вынести позора, который
лег на него после неправедной смерти брата и его жены. Собрав оставшихся в
живых рыцарей из рода Санкиров, удрученный Виторио ди Кастелла решил
покинуть разоренную Сигонию и направился искать смерти в южные земли,
захваченные мавританскими полчищами.
Проезжая по выжженной земле своих предков Виторио ди Кастелла видел
униженную варварами страну. Повсюду ему встречались разрушенные и
покинутые жителями города, выжженные пашни и смердящие трупы быков и
коров. Вся земля вокруг разрушенных городов была усеяна трупами великих
рыцарей, некогда вершивших судьбы этого благословенного края. Теперь же
тела их глодали дикие звери и птицы, сбежавшиеся со всех окрестных лесов
на запах тления. Виторио ехал мимо сожженных монастырей - оплотов
христианской веры, утвердившейся в этих землях и давшей людям мир в душе и
спокойствие на небесах. Теперь почти все они были обращены в руины, но
даже уничтоженные хранили былое величие.
Проехав почти три провинции насквозь и нигде не встретив мавров, Виторио
ди Кастелла стал молиться о быстрой встрече с ними и жаждал умертвить не
один десяток, прежде чем отойдет в мир иной от руки чернотелого воина, не
знавшего по неразумию своему ни культуры, ни жалости. Находился Виторио в
это время в северных землях Кастильского королевства. Воины кабашоновы в
то время жгли города еще непокорные, оставшиеся на восточном побережье
Гранады и Арагона, потому и не было их в самом сердце страны. Подъезжая к
Аларкосу, городу каменщиков и зодчих, чье искусство было известно далеко
за морями, Виторио ди Кастелла узрел отряд рыцарей, облаченных в доспехи и
белые плащи поверх них. Всадники, числом более сотни, приближались к
отряду самого Виторио, который состоял едва ли из десятка воинов славного
и храброго рода Санкиров. По облику приближавшиеся рыцари не походили на
мавританских, поэтому Виторио остановил свой отряд и стал ждать.
Подъехав на расстояние тридцати шагов, приближавшиеся рыцари остановились.
Вперед, на черном как смоль скакуне, подался рыцарь по знакам на плаще и
доспехах походивший на предводителя. Осмотрев Виторио и его спутников он
снял шлем, открывшей красивое и мужественное лицо, которое пересекал
длинный шрам. Помедлив немного, всадник сказал:
- Приветствую тебя незнакомец! Я вижу, ты не мавр, но прибыл из далека.
Соблаговали назвать мне свое имя.
Виторио ответил приветственным поклоном.
- Меня зовут Виторио ди Кастелла, я рыцарь из древнего рода Санкиров,
живущих на севере Арагона. Вернее, живших. Все, кого ты видишь пред собою
- последние рыцари из нашего храброго рода. Остальные убиты маврами и
остались лежать навечно у стен моего родного города Сигонии.
- Я знаю твой древний и доблестный род. - ответил рыцарь со шрамом, - Мой
дед Эрнесто ди Аларкос был дружен с Альберто ди Кастелло, который вероятно
приходится тебе родственником. Меня же зовут Роберто ди Аларкос. Я -
магистр святого ордена меченосцев.
При упоминании об Альберто кровь бросилась в лицо Виторио и жгучий стыд
обуял его. Увидев столь разительную перемену Роберто не удержался от
вопроса:
- Что так терзает тебя, храбрейший Виторио ди Кастелла(
- Достойный Альберто, о котором ты говорил, приходится мне дедом. Он
вынянчил меня и брата моего родного Томазо. Мы выросли вместе. Деда и
брата я видел чаще чем отца своего, проводившего все время в походах. Но
недавно, ко мне в руки попало письмо, в котором говорилось, что брат мой
предал веру и род наш древний, отдавшись во власть Кабашона. В безумном
гневе взял я приступом замок родного брата и умертвил его сонного вместе с
женою. И лишь свершив убийство узнал, о невиновности брата. Этот грех
терзает меня с тех пор каждую минуту.
- И что же ты намерен делать(
- С остатками своего рода иду я в земли южные ища смерти от сарацинского
меча, ибо нет мне успокоения в родной земле.
- Что ж, - молвил Роберто ди Аларкос, магистр ордена меченосцев, -
достойно понимания твое желание искупить вину за смерть брата. Да только
десять рыцарей никогда не сделают того, что сделают сто. Иду я скоро
вместе с моим орденом меченосцев туда же, куда и путь твой лежит, в южные
земли. Если желания наши и цели совпадают, иди с нами достойный рыцарь.
Не долго думал Виторио ди Кастелла. Ему была мила сейчас любая судьба, что
могла свести его в поединке с маврами, толкнувшими на убийство брата.
Жаждал больше жизни и смерти он добраться до самого властителя
мавританского Кабашона, и будь тот хоть трижды бессмертен - он умрет!
Так примкнул Виторио ди Кастелла к ордену меченосцев. Вскоре, не прошло и
двух дней, что понадобились на сборы ордену, выехало триста рыцарей в
белых плащах и доспехах сверкающих из ворот древнего города Аларкос. Путь
их лежал в южные земли Кастилии и Гранады. Желали освободить они города
встречные от ига мавританского воинства.
Лишь только выступили рыцари ордена меченосцев из укрепленного города и
удалились от него в соседнюю долину, как тут же объявилось войско
кабашоново под стенами древнего города Аларкос. Жители ее не пожелали
отдать жилища свои без боя в надежде, что сведает магистр ордена Роберто
ди Аларкос о смертельной опасности, грозившей городу, и спасет его от
смерти неминучей. А войско мавританское, что управлялось сарацинами из
рода Алабесов с Иорнандом во главе, не стало ожидать долго и устремилось
на приступ стен города непокорного. День и ночь отбивали жители Аларкоса
атаки мавританские, день и ночь лилась смола кипучая на головы осаждавшим
ее воинам, день и ночь летели тучи стрел горящих на крыши города, разя на
смерть людей и поджигая дома. Скоро загорелся великий Аларкос, охватило
его пламя сильнейшее, дымом едким, стонами и криками наполнился. Но
повелел Иорнанд, предводитель гордый Алабесов, никого в живых не оставить
в непокорном городе, всех смерти предать лютой. Окружен был Аларкос по его
приказанию тройным кольцом воинов мавританских. Убивали они всех беглецов
из города пылавшего. Саблями рубили на куски безжалостно. И никто не ушел
живым от туда, только одному юноше, почти ребенку, удалось проползти ночью
под копытами коней мавританских и бежать в долину соседнюю. А как вырвался
он на свободу, то бежать бросился за воинством магистра Роберто, чтобы
отомстили они за смерть города родного.
Меж тем, Роберто ди Аларкос, магистр святого ордена меченосцев, и Виторио
ди Кастелла, храбрейший из рода Санкиров, были в пути уже второй день.
Ехали они рядом в голове отряда из трехсот отборнейших рыцарей ордена.
Ничто им было не страшно, как не бывает страшно человеку, который уверен в
том, куда идет. Говорили они меж собою о тех благостных временах, которые
наступят для Гранады вскоре после изгнания захватчиков мавританских со
святой земли. За день прошедший не встретил отряд рыцарский сопротивления.
Лишь дважды привиделось дозорным, что промелькнули тени всадников под
деревьями лесов окрестных, что росли вдоль тропинки у подножия холмов, меж
которых отряд рыцарский свой поход совершал. До самого вечера, однако,
никто не потревожил орден набегами нежданными. Из долины этой, зажатой
холмами высокими, на следующее утро должен был открыться перед отрядом
орденским вид на город Тарзию, что был захвачен маврами непременно,
поскольку углубились они уж далеко в земли Кастильские. Потому повелел
Роберто ди Аларкос, магистр святого ордена меченосцев, разбить шатры
походные и стать на ночлег, ибо утром могли повстречаться они с маврами
лицом к лицу. Повеление его было исполнено и вскоре на поляне широкой
раскинулись шатры походные, встали рыцари пешие и конные дозорами вкруг
лагеря.
В полночь темную задержали дозоры рыцарские на подступах к лагерю
мальчишку оборванного, что просился к магистру и говорил о беде страшной,
приключившейся с его родным городом. Отвели мальчишку в шатер к Роберто,
который не спал, рассуждая о философии с Виторио, храбрейшим и умнейшим
рыцарем из рода Санкиров. Едва вошел в шатер мальчик, бросился в ноги к
магистру и рыдая поведал ему о том, что случилось с великими городом
Аларкос, который лежит теперь в руинах обугленных и нет там ни единой души
живой. Услышав это, вскочил в гневе Роберто ди Аларкос, магистр святого
ордена меченосцев, хозяин ныне мертвого города и провинции, велел сей же
час строится ордену в боевые порядки, не дожидаясь рассвета. Но в это
самое мгновение услыхал он шум и движение уловил в лагере своем. Едва
покинул шатер Роберто, как объяснилось само собою движение ночное. Увидел
он, что на вершинах холмов, меж которых лагерь стоял, загорелись факелы
яркие не таясь, затмевая собою свет звезд далеких. То были воины
сарацинские, числом огромным окружившие христиан, все холмы окрестные
заполонившие. Окинул взглядом огни вражеские Робето ди Аларкос и понял,
что настает утро последней битвы за свободу. Рядом с ним стоял Виторио ди
Кастелла, храбрейший из рода Санкиров, и тоже видел огни сарацинские.
Смотрел он на них с радостью неизбывной. Уже совсем скоро настанет час,
когда он сможет сквитаться с толкнувшими его на убийство брата. О своей
смерти Виторио не вспоминал. Он ждал ее как очищения.
Так прошло немного времени. Сарацины медлили и не атаковали окруженный
лагерь христиан. Те уж давно облачились в доспехи боевые и, став ровным
рядами вкруг шатров, были готовы к последней битве за свою родину. С
приходом рассвета на поляну опустился туман, почти совсем скрывший воинов
христианских, облаченных в белые накидки поверх доспехов. Вышел из шатра
своего Робето ди Аларкос, магистр святого ордена меченосцев, и призвал
всех рыцарей доблестных сотворить последнюю молитву перед битвой жестокой.
Он встал посреди поляны, укутанный туманом, словно призрак, воткнул в
землю меч с рукоятью в виде креста и преклонил пред ним колено. То же
сделали все его верные рыцари и храбрый Виторио ди Кастелла. Триста
человек преклонили колени перед Богом, глухо лязгнули мечи о доспехи,
горячо зазвучала молитва. Ни единого звука не раздалось в тот миг из лесов
сопредельных, приумолкли все звери и птицы. Даже сарацины, на холмах
находившиеся, не тревожили молитву криками воинскими.
Поднялся, наконец, с колена Робето ди Аларкос, магистр святого ордена
меченосцев, надел на голову шлем рыцарский, сел на коня как смоль черного,
обнажил меч и крикнул:
- Герольды - трубить атаку!За мной мои верные рыцари!
И помчал его конь горячий вверх по тропе меж холмов под звуки атаки
грозной. Мчится магистр бесстрашный на встречу врагу, меч над головой
подняв. А рядом скачет храбрый Виторио ди Кастелла, предвкушая битву
жаркую. Следом, рядами стройными, рыцари христианские в одеждах белых.
Поднялся вдруг ветер сильный, разогнал туман белесый и предстало пред
рыцарями христианскими многочисленное воинство мавританское. Все холмы
окрестные, были усеяны воинами, что тела имели черно-красные и вожди их
облачены были в шкуры тигриные. Потрясали они копьями с наконечниками
плоскими. Посреди тропы, на возвышении, преградив дорогу христианам стояли
конные воины из рода сарацинского Абенсеррахов во главе с Рамом. Сам
воитель Рам на коне сидючи поигрывал саблей-месяцем и усмехался надменно,
ожидая атаки христиан малочисленных. Позади же рыцарей ордена, заключив их
в долине и отход преградив, встало войско мавританское во главе с
сарацинским родом Алабесов, спалившим дотла Аларкос и по следу отряда
магистра пришедьшее. Предводителем войска того был Иорнанд жестокий,
умертвивший множество родичей достойного Роберто.
Со всего маху врубился отряд рыцарей христианских в ряды Абенсеррахов,
опрокину первых воинов. Не зная жалости рубил мечом Робето ди Аларкос,
магистр святого ордена, валил воинов сарацинских наземь одним ударом. Не
уступал ему в отваге и храбрый Виторио ди Кастелла, сек мечом Абенсеррахов
презренных, отрубая им руки и ноги, расчленял тела их на две половины
равные. Залило тропу лесную кровью. Дрогнули Абенсеррахи, попятились, но
не отступили. Не зря их любил Кабашон, ибо смерти они не страшились,
словно бессмертные. Увязли христиане в рядах сарацинских, а тут со всех
сторон крики дикие послышались, подобные рыку тигра - то ударили дужары
пешие. Окружили они, словно саранча, триста рыцарей, вонзили копья
отравленные в бока христианским воинам, многих умертвив мгновенно. Но
храбрый Виторио кинул клич воинственный и ударил на дужар презренных,
обратив их в бегство. Сек мечом он направо и на лево, только головы и руки
дужарские летели во все стороны, кровь разбрызгивая по земле. И еще
десяток христиан смелых за ним в атаку бросились. Пропиталась земля кровью
дужарской и вязкой стала, у коней копыта утопать стали.
Разогнали дужар рыцари и снова на Абенсеррахов ударили. Робето ди Аларкос,
магистр святого ордена, прямо к Раму рвется. Но пред ним, словно из под
земли, все новые сарацины вырастают. За ним сзади храбрый Виторио ди
Кастелла прорубает дорогу к предводителю мавританскому, что умертвил уж
пятерых рыцарей христанских. Вот пробились они почти, разбросав
Абенсерахов. Вот уже и Рам на коне горячем, мечом-месяцем поигрывает. Но
вдруг ударила стрела, пущенная из лука огроменномощного саршарского, прямо
в грудь магистру и пробила доспехи. Выронил Роберто меч, схватился за
грудь. Подскочили к нему сразу несколько дужар и на копья отравленные
подняли. Увидав это, бросился Виторио на выручку, раскроил черепа тем
дужарам и лучнику саршарскому, что рядом стоял, но уж поздно было. Пал ему
на руки магистр ордена меченосцев окровавленный и дух испустил.
Поднял тогда над головой меч Виторио ди Кастелла и с криком на Рама
бросился. Но хитер был и ловок в битве предводитель Абенсерахов. Уклонился
он от удара мощного и отсек своей саблей-месяцем голову Виторио.
Покатилась она на землю кровавую. Прекратился род храбрых Санкиров со
смертью последнего. Тут ударило в тыл христианам оставшимся войско
мавританское под предводительством Иорнанда. Завязалась схватка неравная
последняя и, спустя время немногое, призвал Бог всех христиан к себе.
Так скончалось последнее воинство христианское, что посмело бой дать
маврам чернотелым в землях некогда великого королевства Кастилия. Стой
поры заперлись христиане, чудом уцелевшие, в своих замках высокогорных на
окраинах земель северных и Кабашону не перечили. Наступило для королевств
христианских время темное, смутное. Полновластным хозяином на землях сиих
стал теперь властелин мавров. А спустя время короткое хлынули его полчища
еще дальше в глубь земель христианских, полонить которые Кабашон стремился.

Как умерило солнце жаркое пыл лучей своих, и вечерняя прохлада понемногу
стала опускаться на раскаленную южную землю, из шатра высокого, на холме у
Грандахарга стоявшего и увенчанного стягом серебристо-черным, вышел
властелин мавританский Кабашон с сыном своим Арсеном и свитою сарацинской.
Окинул Кабашон взглядом грозным свое воинство, словно тучи червей
копошившееся на брегу моря средь земель лежащего, корабли чернотелые в
поход снаряжавшее. Вдоль берега многие сотни их стояли и каждый способен
был снести по пять дюжин воинов. Лошадей и зверей диких, что в бою
используют, грузили рабы на них.
В небе вечернем стаи коршунов кружили, затмевая крыльями своими слабый
свет заходящего солнца, и казалось будто ночь темная наступила уже. Птицы
сии служили Эрманарихому, царю звериному африканскому, что в дружбе с
Кабашоном был, и великую злобу несли на своих крепких крыльях. Нынче
отправлялись они с кабашоновым воинством в земли далекие русские творить
смерть.
Узрев сие действо возликовал Кабашон, воздел к небу руки свои и вскричал
голосом диким:
- Будет битва жаркая! Будет смерть прекрасная!


Глава седьмая

Горыня воин

Недалече от того места, где живет Соловей-разбойник, стоит город Муром,
славный по всей земле русской тем, что дал ей в незапамятные времена
богатыря Илью, свершившего подвиги многия. А от Мурома недалече до Ростова
Великого, да Ярославля, в самом сердце земли русской расположенных.
Ежели взглянуть из Мурома сквозь леса заповедные, что со всех сторон его
окружают, на юг прямо, то уткнешься взглядом в хребет горный высоты
немеряной. Горы те в облаках высоких теряются. И на самой высокой из них
стоит дом каменный, окна которого смотрят на вершины снежные. Текут вниз
потоки шумные, сходят лавины опасные, и все потому, что рождает их храп
великий, из дома сего раздающийся. Спит там сном праведным богатырь
великий по прозванию Горыня. Спит уж три года, ибо заколдован он деянием
злодейским. И спать будет до тех пор, пока не придет минута опасная для
Руси, и не позовет его на брань великую гонец княжий, а ли сердце чуткое.
Тому как раз три года исполнилось, как был с караваном купеческим из
Новагорода Горыня в землях далеких за двумя морями. Ездил страны
посмотреть жаркие, людей повидать тамошних, ибо страсть как интересно ему
сделалось на душе от рассказок купцовых, а богатырских занятий в то время
на Руси все равно не находилося. Обещали купцы Горыне злата-серебра много,
ибо в нем защитника видели сильного, ежели змий какой многоглавый по
дороге объявится, а ли разбойники-душегубы нападут. Горыня таких гостей
непрошеных враз всех отделает мечом, да палицей богатырской. Не зря был он
на Руси в те времена из богатырей самых сильных. Горыня змея бить не
отказывался, ибо ему змея бить - только тешится, акромя того интересно
путешествие выходило. Потому, подумал он время малое, дом свой в горах
высоких на людей дворовых оставил, да и поехал с купцами новгородскими в
страны далекие.
По дороге много стран миновал караван купеческий, диковин увидал Горыня не
мало и добрых и худых. Живут, как оказалось, люди там по-разному,
по-всякому. Кто хорошо, кто плохо, а кто недолго. Языка русичей не
разумеют, глупые, снега не видят, медовуху не пьют, только бананьи да
финики потребляют без меры. В общем, жизнь там не сахар, да и жарко везде,
все голые ходят, срам один.
На последок зашел караван новгородский в самую даль далекую, на земли
африканские, кувшинов накупить диковинных и тканей чудных. А хозяином был
в тех землях Кабашон, властелин людей смуглых, да черных тоже, словно
ночьюрожденных. Но, купцы - люди ушлые, и не такого видали.
Принял Кабашон купцов по-доброму, хотя на берегу и встретило их воинство
многосотенное с луками и копьями великими, но то видать для порядку. Да
купцы и не испугалися совсем, ведь с ними Горыня-богатырь был. А тому, что
сотня, что тьма народу вражеского - только палицей махнуть.
Пристал караван к пристани великой Грандахарга, города главного во
владениях Кабашоновых, десятью башнями черными огражденного. Подивились
купцы, что множество лодий у пристани той стоят, да только лодьи все
ратные, а не купеческие, купцов что-то и не видать совсем. Пригласил
Кабашон гостей во дворец свой твердокаменный отведать яств африканских, да
заморских, и о жизни на Руси стал расспрашивать. Как живут люди, что
делают, не тревожат ли страны соседские набегами. Много ли богатырей на
Руси народилось.
Купцы - люди добрые, стали ему все как на духу рассказывать, что жить на
Руси хорошо, возможно, то есть, ремесла процветают, города строятся.
Вячеслав, князь великий, недавно в Солнцеграде такую пристань выстроил,
что цельных десять лодий за раз пристать могут, да еще русло реки углубил
так, что любой корабль крутобокий пройдет и дна не заденет. Оно конечно,
пристань та чуть поменьше местной будет, но все равно хороша. А что до
богатырей, так их на Руси всегда много было, но самых сильных всего три. А
один из них прямо здесь сидит. И на Горыню указывают.
Поглядел на него Кабашон взглядом пристальным и говорит:
- Если ты есть богатырь сильный, то докажи мне силу свою.
- Отчего не доказать, - отвечает Горыня, -. Если надо змея побить, а ли
поломать чего - это мне не трудно будет.
- Нет, - говорит Кабашон, - не надо со змеем биться, испытание твое в
другом будет. Велю сейчас принести тридцать бочек вина крепчайшего.
Если одолеешь все один - значит ты и правда богатырь сильнейший, я
тебе еще тридцать бочек в дорогу дам. А если нет - велю рубить тебе
голову.
- Отчего не испить вина, - отвечает Горыня, - согласен я на
испытание. А голова моя крепко на плечах сидит, ее отрубить -
постараться еще надо.
А сам думает: тридцать бочек-то я в полсилы выпью, зато будет чем на
обратном пути потешиться.
Щелкнул перстами властелин земель мавританских, открылись двери резные
высокие. Прикатили слуги Кабашоновы тридцать бочек огроменных. Встал
Горыня-богатырь в самый центр горницы сводчатой, велел ведро себе принести
из лодьи и давай пить ведрами. Одно опрокинет, крякнет, дунет, и за другое
берется. Выпил так все тридцать бочек и еще просит.
- Вижу, - говорит Кабашон, - Ты и правда богатырь сильнейший. Забирай еще
тридцать бочек и езжай домой.
Погрузились купцы в лодьи обратно, попрощались с властелином мавританским,
и в путь дорогу отправились. Горыня-богатырь весь путь обратный вино
допивал с купцами, а потому весело ему было на душе отчего-то. Плыли они
долго, и того не видели, что в небе летела за ними стая коршунов до самых
границ Руси великой. А как достигли лодьи родной сторонушки, повернули те
коршуны назад, а Горыня вдруг заснул сном мертвецким и проспал весь
остаток пути. Меж тем, на лодьях все купцы, что с Горыней пировали, враз
померли от смерти неизвестной.
Когда подошел караван купеческий по реке широкой ближе всего к дому
Горыни, стали слуги купеческие его будить. Толкали-толкали,
кричали-кричали, все бесполезно оказалось. Горыня знай себе храпит и
просыпаться не желает. Послали они тогда за людьми дворовыми его, положили
на телегу огроменнную богатыря, и домой его отправили. А меж собой
порешили, что вино то, видать, отравленное было и только здоровье
богатырское Горыню спасло, да иконка, что на шее висела, раз он не помер
совсем, а заснул только.
А Кабашон, злодей, рад был радешенек, что извел богатыря из сильнейших
раньше сроку, о чем ему поведали лазутчики волшебные - коршуны царя
звериного Эрманарихома. Ибо замыслил недоброе для земли русской он, да
только не ведал того, что на груди у Горыни амулет висел - иконка, матерью
дареная. Не умер богатырь, а заснул лишь.
Стал властелин мавританский сзывать все народы черные, равно белые
некрещеные, на Русь войной идти. Обещал им поживу богатую, злата-серебра
горы высокие, девиц красных гаремы полные. На призыв его собралась вся
нечисть людская, и через полгода стояла на брегах Африканских рать доселе
невиданная. Готовились к отплытию тыщи кораблей мавританских.
Сведал про то князь Вячеслав, чрез людей верных в земле вражеской, да от
птиц перелетных еще раз уверился, что растет за морем угроза великая. Стал
сзывать в Солнцеград богатырей могучих, да дружины собирать боевые. А к
Горыне князь послал своего сокола - птицу верную. Прилетел сокол, сквозь
земли долгие, реки широкие, леса дремучие, сел над постелью богатырской и
клювом своим его клюнул в темя.
Очнулся тут Горыня. Увидал сокола и понял, что князь его к себе зовет.
Стал в дорогу дальнюю собираться. Ибо, когда земля родная в опасности, не
пристало богатырям на печи лежать. Одел на себя Горыня бронь тяжелую,
шелом крепкий, взял щит обширный, да палицу-колотушку, что память всем
врагам отбивала, ибо заколдована была. Меч богатырский на пояс повесил, на
коня верного сел и отправился в дорогу дальнюю.
Как спустился богатырь с гор высоких, оставив позади себя снега вечные, до
тех мест, где зачиналась дорога уторенная, остановил коня вороного.
Повернулся в седле Горыня, посмотрел на вершины скалистые и сказал
молчальникам снежным:
- Вы прощайте, горы великие, до поры до времени. Призывает меня в себе
князь Вячеслав, сослужить ему службу великую. Отвадить ворогов от земли
русской. Жив буду, ворочусь на родную сторонушку, к небесам голубым
высоким, что лежат на плечах ваших сильных.
И сказавши это, пустил вскачь коня быстрого. В полдня домчал его конь до
места, что лежало за холмами зелеными. Прозывалось оно полем каменным, от
того, что повсюду на нем валялись валуны огромные. Словно чародей какой
разбросал из во гневе сильном. Проехал Горыня дорогой, меж камней
петлявшей и оказался на высоком холме. Стояли на том холме два высоких