Страница:
— Я это слышал, только много раньше, — я открывал консервы.
— Где это?
— Гитлер тоже что-то подобное говорил. Так те, кто служил в ГДР, рассказывали, что бабы их страшнее атомной войны. Видимо тоже последствия подобной селекции.
— Ладно, мужики, на вкус и цвет товарища нет, — Мишка взял стакан. — Будем живы, а наш женский батальон никуда не уйдёт. Чтобы нам всегда везло!
Мы все выпили, а я даже и не почувствовал вкуса алкоголя. Есть не хотелось. Я закурил.
Повисла тишина. Мысль о завтрашнем дне билась в голове. Мишка попытался ещё что-то рассказывать, балагурить, но у него ничего не получалось. Потом он разлил ещё по полстакана коньяку. Дрожь, что была внутри, вышла наружу. Я взял стакан, рука заметно подрагивала. Янтарная жидкость колыхалась. Я посмотрел на других. У Сашки и Володи тоже самое. Лишь Мишка был невозмутим и спокоен. Выпили, разговор не клеился.
Пошли спать. Попросили охрану, чтобы разбудили через два часа. Сашка ушёл в роту. Ему предстояло выдвигаться уже через полчаса. Если его обнаружат, то несладко придётся. Могут всех положить. Сначала первую роту, а затем и нас. Сил у них хватит.
Сон не шёл. Просто лежал и глядел в потолок. Не было в голове мыслей, просто ступор. Время пролетело незаметно, скрипнула дверь. Пора. Пора. Пора!!!
Спокойно, Олег, спокойно, надо собраться с мыслями. Вдох и выдох. Это всего лишь собственный страх. Ничего ещё не происходит. Ты все знаешь и умеешь, не надо боятся. Все хорошо. Никто от тебя не требует подвигов. На амбразуру ложиться тоже не надо. Ни к чему это. Надо всего лишь выжить и вернуться домой, а там пусть они разбираются сами что почём.
Я энергично замахал руками, сделал несколько приседаний, не хватало ещё, чтобы ополченцы увидели мой страх.
На улице зашагал к своей роте. Из темноты вынырнул Витька. Вид у него тоже был не лучше.
— Здорово, Витя. Как дела?
— Так же как и у тебя, — огрызнулся он.
— Страшно?
— Чуть не обделался от страха. Неудобно перед Аидой показать, что трус.
— Это не трусость, просто нормальная реакция организма на ненормальные обстоятельства. Как она?
— Как-как! Только одного мужа потеряла, сейчас второго может тоже потерять. Как она? Ревёт белугой. Уходил, цеплялась за форму, еле оторвал. Хреново все это. Тьфу.
Оставшийся путь проделали не проронив ни слова. Лишь отчаянно курили.
Оставшиеся две роты уже построилась. Ополченцы курили, разговаривали, подгоняли оружие. Шум стоял большой. Невдалеке стояли комбат, Серёга-предатель, мулла, Мишка Домбровский. Мы подошли к ним.
— Ну что, готовы? — спросил комбат, дыша на нас свежим перегаром.
— Мы-то готовы, но представь себе, что сейчас за всем этим гвалтом наблюдёт какой-нибудь лазутчик и по станции передаёт противнику о нашем культпоходе, а?
— И что предлагаешь?
— Ничего. Просто рассуждаю вслух.
Постепенно к нам стали подтягиваться другие роты. В темноте урчала бронетехника. Иногда кто-то из механиков делал перегазовку и темнота взрывалась шумными звуками. Кто-то матерился в темноте, мешая русские и азербайджанские маты.
Личный состав построился. Первой роты не было, она уже ушла в ночь. Мужикам предстояло пройти скрытно около пятидесяти километров. Храни их, Господи!
Комбат начал свою речь. Ничего нового и интересного не было. Да и не то у меня тогда было состояние души, чтобы слушать весь этот пропагандистский трёп. На занятиях по ППР наслушался. Самому неоднократно приходилось заниматься этим онанизмом.
Колотун не унимался, я отстегнул от пояса флягу с коньяком и отхлебнул. Пока не помогало. Но и напиваться тоже не следовало. Бежать вряд ли мы будем, но все равно предстояло пройти километров пятнадцать, не считая всего остального. И поэтому башка нужна светлая. О предстоящем бое старался не думать.
Пошли! Пошли! Пошли!!! Вперёд, вперёд! В темноту. Топот многих сотен ног, бряцанье оружия, амуниции, грохот бронетехники, казалось, рвал воздух на многие тысячи осколков. Блин! Нас так услышат, заметят, замесят!!! Какие тут лазутчики! Тут и глухой не услышит, так почувствует, как вибрирует, подпрыгивает земля. И тут не надо прикладывать ухо к земле, тебя просто будет подкидывать от вибрации.
Вперёд! Вперёд!!! Моя рота шла первой, затем техника, потом остальные. Штаб во главе с комбатом, начальником штаба, муллой и Домбровским на двух УАЗиках позади всех, в километре.
А я — на острие первого удара. Ротный мой — замыкающий в своей колонне. Я поначалу шёл за первым взводом, но надоело глотать пыль, и ушёл вперёд. Рядом со мной Вели и Ахмед. Лица их сосредоточены.
Жарко. Пот льёт ручьём. Дорога здесь одна. Не собьёшься. В темноте она вьётся жёлтой лентой, заметно контрастируя с обочинами, поросшими травой. Жарко, во рту пересохло. Снимаю кепи, засовываю под погон, расстёгиваю куртку, закатываю рукава до локтя, так легче. Жаль, что нельзя штаны закатать по колено. Автомат висит стволом вниз на правом плече. Патрон в патроннике, магазин полный. Сдвоенный, перемотан изолентой. Сзади на ремне болтается подсумок с тремя магазинами. В накладном правом кармане брюк две гранаты РГД-5, запалы вывернуты, лежат рядом. В левом кармане — ещё одна РГДэшка. Вперёд, вперёд!!!
Дрожь унялась. Теперь кажется, что весь я превратился в одно большое ухо. Раньше не понимал, как можно вглядываться до боли в глазах. Казалось бы, чего проще, смотри, да смотри. Оказывается можно, так, что глазные яблоки ломит от боли. И слушаешь не только ушами, но и каждой клеткой кожи, каждым волоском на голове, груди, руках. Вперёд.
Вот и небольшая развилка. По ней направо, и теперь мы вообще никуда сворачивать не будем. Если раньше нас от противника отгораживал холм, то теперь мы у него как на ладони. У развилки нас встречает разведка — два человека из числа охранников. Бывшие телохранители Сашки и Володи. Показывают на три мёртвых тела. Часовые. Спали. Пока нам везёт. Вот только они их сразу зарезали. Не спросили дальнейшее расположение часовых, секретов, поторопились убить. Вперёд, вперёд!!!
Вид мёртвых тел противника на меня действует возбуждающе, я жму руки разведчикам. Значит, не зря их турки обучали! Ай да молодцы! Вперёд!!!
Кровь бурлит в венах, идти легче. Только вперёд. Теперь осталось не больше пяти километров. Большие переходы для меня не в новинку, вперёд, фас, ату, у-хо!
Первый выстрел прогремел неожиданно. Что-то ухнуло впереди, короткий свист, далеко слева впереди взрыв. Мина! Артиллерийская мина. Я остановился как вкопанный. Что делать!!! Что делать! Бежать в поле. А вдруг там мины!
Кровь уже не шумит, а бурлит в голове, кажется, что ещё секунда, и она порвёт череп, выдавит наружу глаза, пот уже не градом, а рекой бежит по спине, в паху все сжалось от страха, во рту сухо, воздуха мало.
А-а-а-а-а-а!!! Я побежал вперёд, поливая из автомата прямо перед собой. Ничего не вижу. Только вперёд!!! А-а-а-а!
С военной точки зрения — это глупо. Плевать, только вперёд!!! С нами Аллах и четыре пулемёта. Сзади ударила пушка на БМП. Наобум Лазаря. Но теперь глупо скрывать наше присутствие. А-а-а-а-а!!!! Во рту все пересохло. Ничего не слышу из-за собственного крика. Только вперёд!!! Беречь патроны. Боковым, даже задним зрением вижу, чувствую, как за моей спиной рота расходится, растекается по полю, но она бежит! Она бежит вперёд!!! Она не упала и не стала окапываться! А-а-а-а!!!
Впереди какие-то огоньки, они мигают, они зовут! Не сразу понимаю, что эти огоньки — выстрелы по нам.
Вскидываю автомат, стреляю по этим огонькам! Бля, а ведь так и убить могут! Не хватает воздуха, в правом боку уже не колет, а ломит жуткой болью, падаю со всего размаха на дорогу и перекатываюсь на обочину. Стреляю. Рядом падает, задыхаясь, Ахмед.
— Жив, Олег?
— Ага, — я не могу восстановить дыхание.
— Хорошо бегаешь. А что дальше?
— Отдохнём и дальше побежим.
— Вперёд?
— Как масть пойдёт. Никто не испугался?
— Нет, все за тобой побежали.
— Ну вот, у меня оказывается «жёлтая майка» лидера.
Перестрелка набирала силу. Казалось, что нам отвечает не несколько батальонов противника, а минимум дивизия. Мины стали ложиться ближе, шквал огня нарастал. Вовкины стрелки тоже не отставали и поливали из своих пушек позиции противника.
Оставаться здесь было опасно. Я пострелял ещё немного. Потом облизал палец, поднял его вверх. Ветер вроде нам в спину. Осветительных ракет у противника не было. Отдельные ракеты взлетали в воздух, но толку от них не было. Луны тоже не видать, дымы ставить рано. До рассвета ещё час. Если и делать рывок, то только сейчас. Только вперёд! Потом поздно будет. Но как командовать войсками без связи?!
Я сделал несколько глубоких вздохов, прочищая лёгкие. Автомат в правой руке, руки под себя, ноги подтянуть. Заметил, где строчка из пуль прочертила пыльный след, рванул вперёд.
— Ур-р-ра! Вперёд!
До противника было минимум метров триста, но темнота искажает расстояние. Все кажется ближе.
Вели что-то заорал на азербайджанском. Его крик подхватили и покатили дальше, он дробился, повторялся. Но кто-то кричал русское «Ура»! Противник усилил огонь, я бежал, я летел, я не дышал, только вперёд!!! Какой там бег зигзагами!!! Я забыл все, что сам знал, и чему учил ополченцев. Только вперёд!!! А-а-а! Мыслей нет! Только бушующая кровь. Она уже во рту. Слюна, пена летит из открытого рта. Осталось пятьдесят метров до первых окопов противника. Мне кажется, что я даже вижу их лица, озаряемые вспышками, разрывами.
Только вперёд! Автомат вскидываю, выстрел, очередью короткой в ту сторону, где была вспышка. Что-то прошелестело возле левого плеча, упал, перекатился. Начал себя ощупывать. Цел, но что-то было не так. Вытаскиваю из-под погона кепи. Пуля прошла сквозь него. Повертел в руке, вытер им потное лицо, выбросил. Ещё немного и начнётся рассвет, но и лежать тут тоже долго нельзя. Или окапываться, или вперёд. Но нарываться на пулю не хочется. Из-за спины лупят пушки Володькиных молодцов. Потом они смолкли. Замолк и противник. И все услышали какой-то захлёбывающийся, прерывистый вой, крик. Это же Сашка!!!
Я вскакиваю, вперёд! Видна перестрелка в тылу противника, зарево, всполохи. Достаю гранату, вворачиваю запал, рву кольцо. Автомат в левой руке, граната в правой. Эх, не докину!
Бегу вперёд. Все ближе и ближе, кожей чувствую, что я уже не первый. Далеко на левом фланге уже идёт бой в окопах. Вижу всполох впереди меня. Размахиваюсь правой рукой. Резко останавливаюсь, кидаю гранату вперёд. Автомат в правую руку, низко нагибаю голову. Так в училище нас учили, но там башка была в каске, а тут лишь волосы. Взрыв. Вперёд.
Вели, Ахмед топают сзади. Вот и окопчик. Вижу мёртвое тело. Прыгаю туда. На всякий случай тыкаю тело автоматом. Не двигается, но чтобы не рисковать всаживаю короткую очередь в бок. Тело вздрагивает в такт выстрелов. Но положения не меняет. Эта короткая очередь опустошила мой магазин. Достал последний. Когда я их менял не помню, не время сейчас освежать в памяти, но то, что я выбрасывал пустые — это плохо, надо учесть на будущее, машинально отмечаю про себя.
Шарю у покойного на поясе. Вот и подсумок. Главное, чтобы калибр подходил. Тоже один магазин. Пальцем ощупываю патрон. Вроде мой калибр. Пристёгиваю к своему автомату. Вперёд!
Бой в тылу противника разгорался не шуточный. Но наших там была всего рота, а против неё минимум батальон!
Держись, Сашка! Я рванул вперёд, пока разбирался с покойником и магазинами, многие уже ушли вперёд. Охрана моя тоже убежали куда-то вперёд. Защитнички хреновы. А кто же моё тело будет оборонять?! Мы были уже на окраине села. Тёмными пятнами стояли дома. Их-то я боялся больше всего. Там можно было спрятать целое отделение и держать оборону долго.
Но молчали дома, зато за ними, на соседней улице слышны были выстрелы, видимо, там вторая линия обороны. Я достал вторую гранату, запал — туда, где ему положено, снаряжённую гранату — в карман. Вытираю тыльной стороной ладони пот со лба. Сзади слышен топот и грохот. Подтягиваются остальные подразделения, и техника въезжает в деревню.
Глава пятнадцатая
Вытаскиваю гранату, прикидываю расстояние. Попробовать можно. Рву кольцо, размах, кидаю. Смотрю, чувствую, как она летит. В окно, в гнездо пулемётное. Забыли заложить окна мешками с песком. Вот и получите за собственную лень.
Комната озаряется огнём, а потом слышен глухой разрыв. Из дома повалил дым. Начался пожар. Ополченцы начали гранатами закидывать противника. Некоторые гранаты отскакивали от стен и взрывались на земле. Я на всякий случай лёг на землю. Наших — странно, я поймал себя на мысли, что назвал их «нашими», — человек тридцать, пусть повоюют. Тем паче, что многие «наши» взяли Ф-1. У них разлёт осколков двести метров, и если она рванёт на земле, то наши внутренности повиснут на проводах новогодними гирляндами. Это уже как пить дать!
Охота пить, но знаю, что воды нет, лишь коньяк во фляге. Попробую. Снял флягу. Поболтал её, выдох, глоток.
Твою мать, дыхание перебило. Ободранное криками и бегом горло обжёг коньяк. Тут раздался взрыв. Мощный взрыв. Все это совпало с моим кашлем. Ополченцы попали «эфкой» в дом. Один очаг сопротивления подавлен.
Рванули вперёд. Человек пять остались проверить дома. Сзади раздались маты на азербайджанском и русском и выстрелы. Чей-то крик. Не важно, вперёд!
Вот и противник. Он ведёт бой на обе стороны. Сражается и с нами и с Сашкиной первой ротой. Поднажали, добежали, упали. Гранаты к бою. Последняя, третья граната, полетела в окопы армян. А их не так уж и много, может, и не было трех батальонов? Или у них батальон называется рота? Стреляем. Остался последний магазин. Хреново, очень хреново. С голыми руками особо не навоюешь.
Оглядываюсь. Мозг как-то странно работает, раньше не замечал, что происходит вокруг, какое-то «тоннельное зрение». Лишь то, что впереди, и резкое шевеление по бокам, да вспышки от выстрелов и разрывы гранат. Теперь же в свете пожарищ и начинающегося рассвета увидел трупы людей, домашних животных, следы, воронки от разрывов снарядов, покалеченные деревья, разрушенные дома.
Рядом со мной лежал труп, — судя по форме, не азербайджанский ополченец. Половину головы ему снесло, нижняя часть лица ещё как-то сохранилась, а вот верхней не было. Какое-то месиво, из которого торчали ослепительно белые осколки черепа. Руки раскинуты, правая рука ещё сжимала пистолетную рукоятку автомата. На груди был разгрузочный жилет, из него торчали рожки. Пригодятся мне.
Подавляя в себе брезгливость и поднявшийся комок тошноты загоняя внутрь, я подполз к покойному. Стал расстёгивать застёжки на жилете. Кровь, какая-то слизь успела пропитать жилет. Пальцы скользили. На поясе у трупа висел нож в ножнах. Хороший охотничий нож. Рванул его. Тошнота все больше подкатывала. Обрезал застёжки, вытащил так необходимые автоматные рожки. Нож воткнул рядом с телом. Не моё, не надо мне это. Откатился от тела. Отстегнул флягу, глоток, ещё глоток. Тошнота отступила. Теперь смотрим, что мы видим.
Около двух рот держит круговую оборону против трех наших рот. Силы равны. Могло быть и похуже. Они в домах и в окопах. Мы тоже в домах и в окопах.
Пристроился рядом с кучей мусора, это когда-то было половиной дома, сейчас просто какой-то строительный мусор. Выбираю цель. То, что далеко, мне не надо, поближе бы.
Метрах в пятидесяти какой-то армянский ополченец лет тридцати в окопе рвёт кольцо у гранаты. Очень характерное движение. Сейчас будет вставать, чтобы бросить её. Вскидываю автомат, вот он начинает разгибаться, выбираю люфт, жму на крючок. Автомат коротко дёрнулся. Попал!!! Фигурка в прицельной планке дёрнулась и упала вниз. Тут же раздался хлопок в окопе и небольшая вспышка. Тут же из окопчика выскочил ещё один, держась за плечо, его тут же скосила очередь. Неплохо. Один выстрел и двоих. А может, и троих убил. Смотрим дальше.
Мне понравилось стрелять не наугад, ставя перед собой стену из пуль, а вот так умно. Выискивая цель. Я прямо таки упивался сам собой. Ах, какой я умный и хороший! Ай, да, Пушкин! Ай, да сукин сын! Ай, да Олег! Молодец, так держать.
Смотрим дальше. Вон в доме на чердаке засел армян. Гранатой его не взять, а вот выцелить можно. Тот явно патронов не жалел, выкашивал все вокруг. До него метров сто, меня он не видит, да и мусор меня прикроет. Ставлю прицельную планку на сто метров, переводчик огня на одиночный. Выцеливаю, глаза слезятся. Закрываю глаза, моргаю. У меня один выстрел. Это самый главный выстрел. Каждый выстрел надо отработать по максимуму.
Выбираю люфт. Тяну спуск дальше. Даже не почувствовал, как произошёл выстрел. Я мысленно был с пулей, вот она выходит из канала ствола. Я вместе с ней. Лечу вперёд. Воздух плотный. Мне приходится рвать его. Ветер пытается меня столкнуть с траектории, я лечу по прямой. Вращаюсь вокруг своей оси. Наматываю воздух на себя, как в аппарате наматывают сахарную вату. Вот он чердак. Вот оно окно. Вот моя цель. Вперёд! Только вперёд, теперь меня ничто не остановит. Я врезаюсь в горло пулемётчика. Кожа человеческая такая тоненькая, я даже и не чувствую её. Потом идёт гортань, окружённая кольцами, я рву эти кольца и прохожу насквозь. Эта человеческая плоть немного изменила мой полет. Я врезаюсь в деревянную балку перекрытия. Оборачиваюсь. Человек схватился за горло и упал на спину. Его глаза открыты. Он мёртв. Моя работа! Пулемёт замолчал. Рядом никого нет. Это был последний защитник этого дома.
Я ощущал себя своей пулей. Явственно видел, как все это произошло. Все это мгновенно пронеслось у меня в голове.
Азербайджанские ополченцы мгновенно рванули вперёд, захватили дом. Потом послышался грохот подъезжающей бронетехники, и началась веселуха!
Снаряды и пулемётные очереди разрывали тела противника. Мы азартно поддерживали ополченцев огнём, добивали тех, кто выползал из укрытий. Через пятнадцать минут все было кончено. Деревня была наша. А я был жив!!! Спасибо тебе, Господи, Аллах, Судьба, за то, что я жив!!! Счастье, меня захлестнуло. Жив!
Я закурил. Растёр грудь, потянулся. Живой! Для первого раза очень даже неплохо! Ни царапины, ни контузии! Посмотрим, как там остальные!
Я пошёл назад. К технике. На ближайшей БМП сидел Вовка, он весело болтал ногами и курил. Рожа его была чёрная от грязи и копоти, только белки глаз и зубы сверкали среди этой черноты.
— Как дела, пехота? — я подошёл поближе.
— Олег! Живой! — Вовка спрыгнул, подбежал поближе и обнял меня.
— Живой. Ты сам-то как?
— Великолепно. Ни одной машины не потерял. Что-то где-то поломалось, но все фигня. Все живы у меня.
— Если бы ты со своими коробочками не подъехал вовремя, нам бы тут плохо было. Молодец!
— А ты как думал. Своих не бросаем. А остальные как?
— Не знаю. Пойдём Сашку поищем.
— Зачем ходить? Садись — поедем!
Я залез на броню БМП, и мы поехали. Через полчаса мы были с другой стороны поля боя. Тут увидели следующую картину. Сашка стоял и размахивал автоматом, отгоняя «воинов Аллаха» от раненого армянина. Наши боевики, что-то кричали, трясли оружием.
— Володя, пугни их.
— Сейчас! — Володя нырнул в башню, задрал ствол пушки и выстрелил в воздух.
Все обернулись.
— Что за шум, а драки нет? Саша, помощь приехала.
Слава богу, мужики, вы очень вовремя. Я тут кое-как отбил раненого, они хотели его убить.
— Один хрен убьют, не сейчас, так позже, — Володя махнул рукой. — Ты же не будешь его охранять круглые сутки. Брось. У них свои разборки. Полезай, поехали! — Володя отбросил окурок и уселся на край командирского люка, свесив ноги внутрь башни: — Хочешь — сам добей, чтобы не мучался.
— Ты что, охренел? — Саша был в ярости.
— Ладно, тащи его сюда, отвезём в медпункт. А там, что бог на душу положит.
— Эй, вы. Да-да, ты и ты! — я показал стволом автомата на двух ближайших к Сашке ополченцев. — Берите раненого и тащите сюда, и без фокусов.
Они, ворча проклятья в наш адрес, помогли раненому забраться на броню. Тот был ранен в ногу, ступни не было. Голень перехвачена ремнём. Торчит острый осколок кости. Уже не белый, а грязный. Зато сам раненый был белый как мел. Каждое движение, каждый толчок отдавался болью на его лице. Я отвернулся. Не жилец. Дай бог до Аиды его довезти.
Сашка легко запрыгнул на броню. Поздоровался со мной, с Володей. Поехали! БМП развернулась на месте, и мы отправились в тыл.
— Где-то разместиться надо! — проорал мне Сашка.
Я кивнул головой.
— Надо. Где-нибудь рядом с медициной, чтобы Витьке далеко не бегать.
— Согласен, — Саша радостно кивнул. — А как он?
— Не знаю. Если живой, то рядом с Аидой где-то. Если его там нет, значит, будем искать.
— Логично.
— Может, школу займём? — это Володя с башни.
— Не получится, там штаб будет!
— Откуда знаешь?
— По опыту, как кто-то воюет, так в первую очередь штабы занимают. Детишки воюют, а не учатся.
— Согласен. Как немцы приходят, так школу и занимают. Может — сельсовет?
— Давай, если целый. Только сначала в медпункт.
— Поехали. А где он?
— Наверное, там, где входили.
— Водила, гони туда, где мы заезжали! — это Сашка проорал механику-водителю.
Тот сидел «по-походному», лишь кивнул головой в ответ.
Вот дом, почти на въезде в деревне. На дереве развешена простыня, красной краской нарисован полумесяц. Все, приехали.
— Эй, раненый, слышь, приехали. — Сашка обернулся к своему спасённому.
Но тот лежал, открыв рот, и остекленевшими глазами смотрел в утреннее небо.
— Отмучался, Саша, — я положил ему руку на плечо. — Ты старался, сделал все, что мог.
— Ему и восемнадцати ещё не было, пацан.
— Не переживай. Это чужая война.
Из дома выскочил Витька. Не было на нем бинтов. Только грязный, как все мы.
— Жив, старый пень! — я заорал, спрыгивая с брони.
Мужики последовали моему примеру. Обнимались. Все живы, ни царапины, ни контузии! Чудо, да, и только.
— А я после боя сюда сразу рванул.
— Мы так и поняли, где тебя искать-то! Где Аида?
— Работает. Там у неё столько работы! Столько раненых!
— Мы вот тоже одного везли, но не довезли. Умер пацанчик.
— А, вон давайте его к стене, туда убитых складывают. Кто раненый был, да не вытянул.
Мы с прыгнули с брони, взяли убитого за воротник и единственную целую ногу, и понесли к медпункту. Руки его раскинулись и в такт движению качались, обрубок ноги тоже качался. Казалось, друзья несут пьяного друга домой. Вот только его жена не будет нас ругать, а он уже никогда не будет оправдываться, почему же так напился.
Когда я был в бою, то как-то не думал о мёртвых, обшаривая их ещё тёплые тела в поисках боеприпасов, а сейчас меня мутило. Вроде ничего он мне не сделает, не вскочит, не укусит, но что-то во мне протестовало, комок тошноты подкатывал к горлу.
Я старательно отворачивал лицо, отводил глаза от мёртвого тела. Несколько часов назад он мог убить меня, или кого-нибудь из мужиков, что сопя, молча тащили это обмякшее, уже грузное тело. Вряд ли он так бы надрывался. Сашка его защищал. Теперь шмыгал носом. Хотел совершить благородный поступок, могли самого прибить, но не побоялся, дёрнулся против вооружённой толпы. А итог? Труп, который мы тащим пятьдесят метров. Вот уже и стена дома. Тут уже похоронная команда, совершает предварительные приготовления к погребению.
Под стеной аккуратно были разложены пять тел, запястья рук у них были связаны, нижняя челюсть подвязана. Нет, не люблю я покойных. Не для меня эта работа, вот так с ними возится. Кому-то надо, но только не мне. Позывы рвоты усилились.
— Где это?
— Гитлер тоже что-то подобное говорил. Так те, кто служил в ГДР, рассказывали, что бабы их страшнее атомной войны. Видимо тоже последствия подобной селекции.
— Ладно, мужики, на вкус и цвет товарища нет, — Мишка взял стакан. — Будем живы, а наш женский батальон никуда не уйдёт. Чтобы нам всегда везло!
Мы все выпили, а я даже и не почувствовал вкуса алкоголя. Есть не хотелось. Я закурил.
Повисла тишина. Мысль о завтрашнем дне билась в голове. Мишка попытался ещё что-то рассказывать, балагурить, но у него ничего не получалось. Потом он разлил ещё по полстакана коньяку. Дрожь, что была внутри, вышла наружу. Я взял стакан, рука заметно подрагивала. Янтарная жидкость колыхалась. Я посмотрел на других. У Сашки и Володи тоже самое. Лишь Мишка был невозмутим и спокоен. Выпили, разговор не клеился.
Пошли спать. Попросили охрану, чтобы разбудили через два часа. Сашка ушёл в роту. Ему предстояло выдвигаться уже через полчаса. Если его обнаружат, то несладко придётся. Могут всех положить. Сначала первую роту, а затем и нас. Сил у них хватит.
Сон не шёл. Просто лежал и глядел в потолок. Не было в голове мыслей, просто ступор. Время пролетело незаметно, скрипнула дверь. Пора. Пора. Пора!!!
— 56 -
Когда надевал куртку, ремень, зашнуровывал ботинки, руки уже не просто дрожали, — они ходили ходуном. Начали лязгать зубы. Прошиб пот, противно побежал по спине. Капал со лба, выступал на груди, животе тёмными пятнами.Спокойно, Олег, спокойно, надо собраться с мыслями. Вдох и выдох. Это всего лишь собственный страх. Ничего ещё не происходит. Ты все знаешь и умеешь, не надо боятся. Все хорошо. Никто от тебя не требует подвигов. На амбразуру ложиться тоже не надо. Ни к чему это. Надо всего лишь выжить и вернуться домой, а там пусть они разбираются сами что почём.
Я энергично замахал руками, сделал несколько приседаний, не хватало ещё, чтобы ополченцы увидели мой страх.
На улице зашагал к своей роте. Из темноты вынырнул Витька. Вид у него тоже был не лучше.
— Здорово, Витя. Как дела?
— Так же как и у тебя, — огрызнулся он.
— Страшно?
— Чуть не обделался от страха. Неудобно перед Аидой показать, что трус.
— Это не трусость, просто нормальная реакция организма на ненормальные обстоятельства. Как она?
— Как-как! Только одного мужа потеряла, сейчас второго может тоже потерять. Как она? Ревёт белугой. Уходил, цеплялась за форму, еле оторвал. Хреново все это. Тьфу.
Оставшийся путь проделали не проронив ни слова. Лишь отчаянно курили.
Оставшиеся две роты уже построилась. Ополченцы курили, разговаривали, подгоняли оружие. Шум стоял большой. Невдалеке стояли комбат, Серёга-предатель, мулла, Мишка Домбровский. Мы подошли к ним.
— Ну что, готовы? — спросил комбат, дыша на нас свежим перегаром.
— Мы-то готовы, но представь себе, что сейчас за всем этим гвалтом наблюдёт какой-нибудь лазутчик и по станции передаёт противнику о нашем культпоходе, а?
— И что предлагаешь?
— Ничего. Просто рассуждаю вслух.
Постепенно к нам стали подтягиваться другие роты. В темноте урчала бронетехника. Иногда кто-то из механиков делал перегазовку и темнота взрывалась шумными звуками. Кто-то матерился в темноте, мешая русские и азербайджанские маты.
Личный состав построился. Первой роты не было, она уже ушла в ночь. Мужикам предстояло пройти скрытно около пятидесяти километров. Храни их, Господи!
Комбат начал свою речь. Ничего нового и интересного не было. Да и не то у меня тогда было состояние души, чтобы слушать весь этот пропагандистский трёп. На занятиях по ППР наслушался. Самому неоднократно приходилось заниматься этим онанизмом.
Колотун не унимался, я отстегнул от пояса флягу с коньяком и отхлебнул. Пока не помогало. Но и напиваться тоже не следовало. Бежать вряд ли мы будем, но все равно предстояло пройти километров пятнадцать, не считая всего остального. И поэтому башка нужна светлая. О предстоящем бое старался не думать.
Пошли! Пошли! Пошли!!! Вперёд, вперёд! В темноту. Топот многих сотен ног, бряцанье оружия, амуниции, грохот бронетехники, казалось, рвал воздух на многие тысячи осколков. Блин! Нас так услышат, заметят, замесят!!! Какие тут лазутчики! Тут и глухой не услышит, так почувствует, как вибрирует, подпрыгивает земля. И тут не надо прикладывать ухо к земле, тебя просто будет подкидывать от вибрации.
Вперёд! Вперёд!!! Моя рота шла первой, затем техника, потом остальные. Штаб во главе с комбатом, начальником штаба, муллой и Домбровским на двух УАЗиках позади всех, в километре.
А я — на острие первого удара. Ротный мой — замыкающий в своей колонне. Я поначалу шёл за первым взводом, но надоело глотать пыль, и ушёл вперёд. Рядом со мной Вели и Ахмед. Лица их сосредоточены.
Жарко. Пот льёт ручьём. Дорога здесь одна. Не собьёшься. В темноте она вьётся жёлтой лентой, заметно контрастируя с обочинами, поросшими травой. Жарко, во рту пересохло. Снимаю кепи, засовываю под погон, расстёгиваю куртку, закатываю рукава до локтя, так легче. Жаль, что нельзя штаны закатать по колено. Автомат висит стволом вниз на правом плече. Патрон в патроннике, магазин полный. Сдвоенный, перемотан изолентой. Сзади на ремне болтается подсумок с тремя магазинами. В накладном правом кармане брюк две гранаты РГД-5, запалы вывернуты, лежат рядом. В левом кармане — ещё одна РГДэшка. Вперёд, вперёд!!!
Дрожь унялась. Теперь кажется, что весь я превратился в одно большое ухо. Раньше не понимал, как можно вглядываться до боли в глазах. Казалось бы, чего проще, смотри, да смотри. Оказывается можно, так, что глазные яблоки ломит от боли. И слушаешь не только ушами, но и каждой клеткой кожи, каждым волоском на голове, груди, руках. Вперёд.
Вот и небольшая развилка. По ней направо, и теперь мы вообще никуда сворачивать не будем. Если раньше нас от противника отгораживал холм, то теперь мы у него как на ладони. У развилки нас встречает разведка — два человека из числа охранников. Бывшие телохранители Сашки и Володи. Показывают на три мёртвых тела. Часовые. Спали. Пока нам везёт. Вот только они их сразу зарезали. Не спросили дальнейшее расположение часовых, секретов, поторопились убить. Вперёд, вперёд!!!
Вид мёртвых тел противника на меня действует возбуждающе, я жму руки разведчикам. Значит, не зря их турки обучали! Ай да молодцы! Вперёд!!!
Кровь бурлит в венах, идти легче. Только вперёд. Теперь осталось не больше пяти километров. Большие переходы для меня не в новинку, вперёд, фас, ату, у-хо!
Первый выстрел прогремел неожиданно. Что-то ухнуло впереди, короткий свист, далеко слева впереди взрыв. Мина! Артиллерийская мина. Я остановился как вкопанный. Что делать!!! Что делать! Бежать в поле. А вдруг там мины!
Кровь уже не шумит, а бурлит в голове, кажется, что ещё секунда, и она порвёт череп, выдавит наружу глаза, пот уже не градом, а рекой бежит по спине, в паху все сжалось от страха, во рту сухо, воздуха мало.
А-а-а-а-а-а!!! Я побежал вперёд, поливая из автомата прямо перед собой. Ничего не вижу. Только вперёд!!! А-а-а-а!
С военной точки зрения — это глупо. Плевать, только вперёд!!! С нами Аллах и четыре пулемёта. Сзади ударила пушка на БМП. Наобум Лазаря. Но теперь глупо скрывать наше присутствие. А-а-а-а-а!!!! Во рту все пересохло. Ничего не слышу из-за собственного крика. Только вперёд!!! Беречь патроны. Боковым, даже задним зрением вижу, чувствую, как за моей спиной рота расходится, растекается по полю, но она бежит! Она бежит вперёд!!! Она не упала и не стала окапываться! А-а-а-а!!!
Впереди какие-то огоньки, они мигают, они зовут! Не сразу понимаю, что эти огоньки — выстрелы по нам.
Вскидываю автомат, стреляю по этим огонькам! Бля, а ведь так и убить могут! Не хватает воздуха, в правом боку уже не колет, а ломит жуткой болью, падаю со всего размаха на дорогу и перекатываюсь на обочину. Стреляю. Рядом падает, задыхаясь, Ахмед.
— Жив, Олег?
— Ага, — я не могу восстановить дыхание.
— Хорошо бегаешь. А что дальше?
— Отдохнём и дальше побежим.
— Вперёд?
— Как масть пойдёт. Никто не испугался?
— Нет, все за тобой побежали.
— Ну вот, у меня оказывается «жёлтая майка» лидера.
Перестрелка набирала силу. Казалось, что нам отвечает не несколько батальонов противника, а минимум дивизия. Мины стали ложиться ближе, шквал огня нарастал. Вовкины стрелки тоже не отставали и поливали из своих пушек позиции противника.
Оставаться здесь было опасно. Я пострелял ещё немного. Потом облизал палец, поднял его вверх. Ветер вроде нам в спину. Осветительных ракет у противника не было. Отдельные ракеты взлетали в воздух, но толку от них не было. Луны тоже не видать, дымы ставить рано. До рассвета ещё час. Если и делать рывок, то только сейчас. Только вперёд! Потом поздно будет. Но как командовать войсками без связи?!
Я сделал несколько глубоких вздохов, прочищая лёгкие. Автомат в правой руке, руки под себя, ноги подтянуть. Заметил, где строчка из пуль прочертила пыльный след, рванул вперёд.
— Ур-р-ра! Вперёд!
До противника было минимум метров триста, но темнота искажает расстояние. Все кажется ближе.
Вели что-то заорал на азербайджанском. Его крик подхватили и покатили дальше, он дробился, повторялся. Но кто-то кричал русское «Ура»! Противник усилил огонь, я бежал, я летел, я не дышал, только вперёд!!! Какой там бег зигзагами!!! Я забыл все, что сам знал, и чему учил ополченцев. Только вперёд!!! А-а-а! Мыслей нет! Только бушующая кровь. Она уже во рту. Слюна, пена летит из открытого рта. Осталось пятьдесят метров до первых окопов противника. Мне кажется, что я даже вижу их лица, озаряемые вспышками, разрывами.
Только вперёд! Автомат вскидываю, выстрел, очередью короткой в ту сторону, где была вспышка. Что-то прошелестело возле левого плеча, упал, перекатился. Начал себя ощупывать. Цел, но что-то было не так. Вытаскиваю из-под погона кепи. Пуля прошла сквозь него. Повертел в руке, вытер им потное лицо, выбросил. Ещё немного и начнётся рассвет, но и лежать тут тоже долго нельзя. Или окапываться, или вперёд. Но нарываться на пулю не хочется. Из-за спины лупят пушки Володькиных молодцов. Потом они смолкли. Замолк и противник. И все услышали какой-то захлёбывающийся, прерывистый вой, крик. Это же Сашка!!!
Я вскакиваю, вперёд! Видна перестрелка в тылу противника, зарево, всполохи. Достаю гранату, вворачиваю запал, рву кольцо. Автомат в левой руке, граната в правой. Эх, не докину!
Бегу вперёд. Все ближе и ближе, кожей чувствую, что я уже не первый. Далеко на левом фланге уже идёт бой в окопах. Вижу всполох впереди меня. Размахиваюсь правой рукой. Резко останавливаюсь, кидаю гранату вперёд. Автомат в правую руку, низко нагибаю голову. Так в училище нас учили, но там башка была в каске, а тут лишь волосы. Взрыв. Вперёд.
Вели, Ахмед топают сзади. Вот и окопчик. Вижу мёртвое тело. Прыгаю туда. На всякий случай тыкаю тело автоматом. Не двигается, но чтобы не рисковать всаживаю короткую очередь в бок. Тело вздрагивает в такт выстрелов. Но положения не меняет. Эта короткая очередь опустошила мой магазин. Достал последний. Когда я их менял не помню, не время сейчас освежать в памяти, но то, что я выбрасывал пустые — это плохо, надо учесть на будущее, машинально отмечаю про себя.
Шарю у покойного на поясе. Вот и подсумок. Главное, чтобы калибр подходил. Тоже один магазин. Пальцем ощупываю патрон. Вроде мой калибр. Пристёгиваю к своему автомату. Вперёд!
Бой в тылу противника разгорался не шуточный. Но наших там была всего рота, а против неё минимум батальон!
Держись, Сашка! Я рванул вперёд, пока разбирался с покойником и магазинами, многие уже ушли вперёд. Охрана моя тоже убежали куда-то вперёд. Защитнички хреновы. А кто же моё тело будет оборонять?! Мы были уже на окраине села. Тёмными пятнами стояли дома. Их-то я боялся больше всего. Там можно было спрятать целое отделение и держать оборону долго.
Но молчали дома, зато за ними, на соседней улице слышны были выстрелы, видимо, там вторая линия обороны. Я достал вторую гранату, запал — туда, где ему положено, снаряжённую гранату — в карман. Вытираю тыльной стороной ладони пот со лба. Сзади слышен топот и грохот. Подтягиваются остальные подразделения, и техника въезжает в деревню.
Глава пятнадцатая
— 57 -
Беру курс на всполохи, что в тылу у противника. Надо пробиваться Сашке навстречу. Останавливаю мимо пробегавших ополченцев и кричу, чтобы шли со мной на прорыв. Бежим вперёд по каким-то огородам. Спотыкаюсь, падаю, чувствую, что ногу здорово ободрал, прихрамываю бегу. Ковыляю вперёд. Бои ведутся ожесточённо, но как-то очагово. Видно, что армяне понарыли окопы местами. Но как-то мало сил для трех батальонов. Не тянет противник на такую силу. Впереди нарываемся на мощный бой. Его ведут ополченцы второй и третьей роты. Вклиниваемся. В двух домах засели армяне и поливают огнём. Обойти тоже нет возможности. Расстояние метров двадцать. Зажжённые дома уже освещают местность, на востоке начала прорисовываться полоска рассвета. Не здорово это.Вытаскиваю гранату, прикидываю расстояние. Попробовать можно. Рву кольцо, размах, кидаю. Смотрю, чувствую, как она летит. В окно, в гнездо пулемётное. Забыли заложить окна мешками с песком. Вот и получите за собственную лень.
Комната озаряется огнём, а потом слышен глухой разрыв. Из дома повалил дым. Начался пожар. Ополченцы начали гранатами закидывать противника. Некоторые гранаты отскакивали от стен и взрывались на земле. Я на всякий случай лёг на землю. Наших — странно, я поймал себя на мысли, что назвал их «нашими», — человек тридцать, пусть повоюют. Тем паче, что многие «наши» взяли Ф-1. У них разлёт осколков двести метров, и если она рванёт на земле, то наши внутренности повиснут на проводах новогодними гирляндами. Это уже как пить дать!
Охота пить, но знаю, что воды нет, лишь коньяк во фляге. Попробую. Снял флягу. Поболтал её, выдох, глоток.
Твою мать, дыхание перебило. Ободранное криками и бегом горло обжёг коньяк. Тут раздался взрыв. Мощный взрыв. Все это совпало с моим кашлем. Ополченцы попали «эфкой» в дом. Один очаг сопротивления подавлен.
Рванули вперёд. Человек пять остались проверить дома. Сзади раздались маты на азербайджанском и русском и выстрелы. Чей-то крик. Не важно, вперёд!
Вот и противник. Он ведёт бой на обе стороны. Сражается и с нами и с Сашкиной первой ротой. Поднажали, добежали, упали. Гранаты к бою. Последняя, третья граната, полетела в окопы армян. А их не так уж и много, может, и не было трех батальонов? Или у них батальон называется рота? Стреляем. Остался последний магазин. Хреново, очень хреново. С голыми руками особо не навоюешь.
Оглядываюсь. Мозг как-то странно работает, раньше не замечал, что происходит вокруг, какое-то «тоннельное зрение». Лишь то, что впереди, и резкое шевеление по бокам, да вспышки от выстрелов и разрывы гранат. Теперь же в свете пожарищ и начинающегося рассвета увидел трупы людей, домашних животных, следы, воронки от разрывов снарядов, покалеченные деревья, разрушенные дома.
Рядом со мной лежал труп, — судя по форме, не азербайджанский ополченец. Половину головы ему снесло, нижняя часть лица ещё как-то сохранилась, а вот верхней не было. Какое-то месиво, из которого торчали ослепительно белые осколки черепа. Руки раскинуты, правая рука ещё сжимала пистолетную рукоятку автомата. На груди был разгрузочный жилет, из него торчали рожки. Пригодятся мне.
Подавляя в себе брезгливость и поднявшийся комок тошноты загоняя внутрь, я подполз к покойному. Стал расстёгивать застёжки на жилете. Кровь, какая-то слизь успела пропитать жилет. Пальцы скользили. На поясе у трупа висел нож в ножнах. Хороший охотничий нож. Рванул его. Тошнота все больше подкатывала. Обрезал застёжки, вытащил так необходимые автоматные рожки. Нож воткнул рядом с телом. Не моё, не надо мне это. Откатился от тела. Отстегнул флягу, глоток, ещё глоток. Тошнота отступила. Теперь смотрим, что мы видим.
Около двух рот держит круговую оборону против трех наших рот. Силы равны. Могло быть и похуже. Они в домах и в окопах. Мы тоже в домах и в окопах.
Пристроился рядом с кучей мусора, это когда-то было половиной дома, сейчас просто какой-то строительный мусор. Выбираю цель. То, что далеко, мне не надо, поближе бы.
Метрах в пятидесяти какой-то армянский ополченец лет тридцати в окопе рвёт кольцо у гранаты. Очень характерное движение. Сейчас будет вставать, чтобы бросить её. Вскидываю автомат, вот он начинает разгибаться, выбираю люфт, жму на крючок. Автомат коротко дёрнулся. Попал!!! Фигурка в прицельной планке дёрнулась и упала вниз. Тут же раздался хлопок в окопе и небольшая вспышка. Тут же из окопчика выскочил ещё один, держась за плечо, его тут же скосила очередь. Неплохо. Один выстрел и двоих. А может, и троих убил. Смотрим дальше.
Мне понравилось стрелять не наугад, ставя перед собой стену из пуль, а вот так умно. Выискивая цель. Я прямо таки упивался сам собой. Ах, какой я умный и хороший! Ай, да, Пушкин! Ай, да сукин сын! Ай, да Олег! Молодец, так держать.
Смотрим дальше. Вон в доме на чердаке засел армян. Гранатой его не взять, а вот выцелить можно. Тот явно патронов не жалел, выкашивал все вокруг. До него метров сто, меня он не видит, да и мусор меня прикроет. Ставлю прицельную планку на сто метров, переводчик огня на одиночный. Выцеливаю, глаза слезятся. Закрываю глаза, моргаю. У меня один выстрел. Это самый главный выстрел. Каждый выстрел надо отработать по максимуму.
Выбираю люфт. Тяну спуск дальше. Даже не почувствовал, как произошёл выстрел. Я мысленно был с пулей, вот она выходит из канала ствола. Я вместе с ней. Лечу вперёд. Воздух плотный. Мне приходится рвать его. Ветер пытается меня столкнуть с траектории, я лечу по прямой. Вращаюсь вокруг своей оси. Наматываю воздух на себя, как в аппарате наматывают сахарную вату. Вот он чердак. Вот оно окно. Вот моя цель. Вперёд! Только вперёд, теперь меня ничто не остановит. Я врезаюсь в горло пулемётчика. Кожа человеческая такая тоненькая, я даже и не чувствую её. Потом идёт гортань, окружённая кольцами, я рву эти кольца и прохожу насквозь. Эта человеческая плоть немного изменила мой полет. Я врезаюсь в деревянную балку перекрытия. Оборачиваюсь. Человек схватился за горло и упал на спину. Его глаза открыты. Он мёртв. Моя работа! Пулемёт замолчал. Рядом никого нет. Это был последний защитник этого дома.
Я ощущал себя своей пулей. Явственно видел, как все это произошло. Все это мгновенно пронеслось у меня в голове.
Азербайджанские ополченцы мгновенно рванули вперёд, захватили дом. Потом послышался грохот подъезжающей бронетехники, и началась веселуха!
Снаряды и пулемётные очереди разрывали тела противника. Мы азартно поддерживали ополченцев огнём, добивали тех, кто выползал из укрытий. Через пятнадцать минут все было кончено. Деревня была наша. А я был жив!!! Спасибо тебе, Господи, Аллах, Судьба, за то, что я жив!!! Счастье, меня захлестнуло. Жив!
Я закурил. Растёр грудь, потянулся. Живой! Для первого раза очень даже неплохо! Ни царапины, ни контузии! Посмотрим, как там остальные!
— 58 -
Я отстегнул последний рожок. Там оставался один патрон. И ещё один в патроннике. Однако! Могло и не хватить. Ополченцы пошли вперёд. Пинками они доставали ещё живых солдат противника. Тут же их избивали, срывали амуницию. Иногда раздавались выстрелы. Кого-то расстреливали.Я пошёл назад. К технике. На ближайшей БМП сидел Вовка, он весело болтал ногами и курил. Рожа его была чёрная от грязи и копоти, только белки глаз и зубы сверкали среди этой черноты.
— Как дела, пехота? — я подошёл поближе.
— Олег! Живой! — Вовка спрыгнул, подбежал поближе и обнял меня.
— Живой. Ты сам-то как?
— Великолепно. Ни одной машины не потерял. Что-то где-то поломалось, но все фигня. Все живы у меня.
— Если бы ты со своими коробочками не подъехал вовремя, нам бы тут плохо было. Молодец!
— А ты как думал. Своих не бросаем. А остальные как?
— Не знаю. Пойдём Сашку поищем.
— Зачем ходить? Садись — поедем!
Я залез на броню БМП, и мы поехали. Через полчаса мы были с другой стороны поля боя. Тут увидели следующую картину. Сашка стоял и размахивал автоматом, отгоняя «воинов Аллаха» от раненого армянина. Наши боевики, что-то кричали, трясли оружием.
— Володя, пугни их.
— Сейчас! — Володя нырнул в башню, задрал ствол пушки и выстрелил в воздух.
Все обернулись.
— Что за шум, а драки нет? Саша, помощь приехала.
Слава богу, мужики, вы очень вовремя. Я тут кое-как отбил раненого, они хотели его убить.
— Один хрен убьют, не сейчас, так позже, — Володя махнул рукой. — Ты же не будешь его охранять круглые сутки. Брось. У них свои разборки. Полезай, поехали! — Володя отбросил окурок и уселся на край командирского люка, свесив ноги внутрь башни: — Хочешь — сам добей, чтобы не мучался.
— Ты что, охренел? — Саша был в ярости.
— Ладно, тащи его сюда, отвезём в медпункт. А там, что бог на душу положит.
— Эй, вы. Да-да, ты и ты! — я показал стволом автомата на двух ближайших к Сашке ополченцев. — Берите раненого и тащите сюда, и без фокусов.
Они, ворча проклятья в наш адрес, помогли раненому забраться на броню. Тот был ранен в ногу, ступни не было. Голень перехвачена ремнём. Торчит острый осколок кости. Уже не белый, а грязный. Зато сам раненый был белый как мел. Каждое движение, каждый толчок отдавался болью на его лице. Я отвернулся. Не жилец. Дай бог до Аиды его довезти.
Сашка легко запрыгнул на броню. Поздоровался со мной, с Володей. Поехали! БМП развернулась на месте, и мы отправились в тыл.
— Где-то разместиться надо! — проорал мне Сашка.
Я кивнул головой.
— Надо. Где-нибудь рядом с медициной, чтобы Витьке далеко не бегать.
— Согласен, — Саша радостно кивнул. — А как он?
— Не знаю. Если живой, то рядом с Аидой где-то. Если его там нет, значит, будем искать.
— Логично.
— Может, школу займём? — это Володя с башни.
— Не получится, там штаб будет!
— Откуда знаешь?
— По опыту, как кто-то воюет, так в первую очередь штабы занимают. Детишки воюют, а не учатся.
— Согласен. Как немцы приходят, так школу и занимают. Может — сельсовет?
— Давай, если целый. Только сначала в медпункт.
— Поехали. А где он?
— Наверное, там, где входили.
— Водила, гони туда, где мы заезжали! — это Сашка проорал механику-водителю.
Тот сидел «по-походному», лишь кивнул головой в ответ.
— 59 -
Поехали по той улице, по которой заходили ночью. А село-то было богатое до войны. Большие каменные дома, богатейшие сады. Сейчас от этого остались лишь воспоминания. Больше половины домов уничтожено. Ночью все казалось иначе. Из развалин видны испуганные лица стариков, детишек, женские лица тоже мелькали. Я уцепился одной рукой за выступ на броне, ногой тоже упёрся в какую-то скобу. Закурил. Лицо приятно обдувал утренний ветерок. Приятно. Живой! Вся жизнь впереди! Главное, чтобы Витька был живой и целый, а остальное — ерунда. Сашка с Володей живы, ни царапины. У Мишки тоже все в порядке. Комбат не воюет, а командует.Вот дом, почти на въезде в деревне. На дереве развешена простыня, красной краской нарисован полумесяц. Все, приехали.
— Эй, раненый, слышь, приехали. — Сашка обернулся к своему спасённому.
Но тот лежал, открыв рот, и остекленевшими глазами смотрел в утреннее небо.
— Отмучался, Саша, — я положил ему руку на плечо. — Ты старался, сделал все, что мог.
— Ему и восемнадцати ещё не было, пацан.
— Не переживай. Это чужая война.
Из дома выскочил Витька. Не было на нем бинтов. Только грязный, как все мы.
— Жив, старый пень! — я заорал, спрыгивая с брони.
Мужики последовали моему примеру. Обнимались. Все живы, ни царапины, ни контузии! Чудо, да, и только.
— А я после боя сюда сразу рванул.
— Мы так и поняли, где тебя искать-то! Где Аида?
— Работает. Там у неё столько работы! Столько раненых!
— Мы вот тоже одного везли, но не довезли. Умер пацанчик.
— А, вон давайте его к стене, туда убитых складывают. Кто раненый был, да не вытянул.
Мы с прыгнули с брони, взяли убитого за воротник и единственную целую ногу, и понесли к медпункту. Руки его раскинулись и в такт движению качались, обрубок ноги тоже качался. Казалось, друзья несут пьяного друга домой. Вот только его жена не будет нас ругать, а он уже никогда не будет оправдываться, почему же так напился.
Когда я был в бою, то как-то не думал о мёртвых, обшаривая их ещё тёплые тела в поисках боеприпасов, а сейчас меня мутило. Вроде ничего он мне не сделает, не вскочит, не укусит, но что-то во мне протестовало, комок тошноты подкатывал к горлу.
Я старательно отворачивал лицо, отводил глаза от мёртвого тела. Несколько часов назад он мог убить меня, или кого-нибудь из мужиков, что сопя, молча тащили это обмякшее, уже грузное тело. Вряд ли он так бы надрывался. Сашка его защищал. Теперь шмыгал носом. Хотел совершить благородный поступок, могли самого прибить, но не побоялся, дёрнулся против вооружённой толпы. А итог? Труп, который мы тащим пятьдесят метров. Вот уже и стена дома. Тут уже похоронная команда, совершает предварительные приготовления к погребению.
Под стеной аккуратно были разложены пять тел, запястья рук у них были связаны, нижняя челюсть подвязана. Нет, не люблю я покойных. Не для меня эта работа, вот так с ними возится. Кому-то надо, но только не мне. Позывы рвоты усилились.