Страница:
Ладно, это все философия, вернемся к более приземленным проблемам. Главная из них – это еда. Из-за эльфийки она стала кончаться намного быстрее (хотя та и ела-то совсем чуть-чуть), и ее могло не хватить до конца этого леса, а живности здесь практически никакой. Только птицы, но они обитали в самой кроне деревьев и до них не добраться, так что остается одно – ускорять наше путешествие. Привалы придется делать как можно реже, а на ночлег останавливаться намного позже. Успокоив себя этими мыслями, я повернулся в сторону эльфийки. И сразу понял, что очень сглупил, перестирав на радостях практически всю одежду. Эльфийка лежала только под одним полотенцем, и то, должно быть, мокрое, и ей этого явно было мало, так как она вздрагивала от холода, хоть и лежала очень близко от костра.
Блин! Одни проблемы с этой красавицей. Хотя не скажу, что они меня раздражали, скорее, наоборот, доставляли удовольствие. В такие моменты особо остро чувствуешь себя именно мужчиной. Нехотя встав, я под настороженным взглядом эльфийки прошел к ее лошади за флягой с местной брагой. Достав оттуда же кружку, я наполнил ее чуть меньше, чем наполовину. (Брага эта была чем-то вроде крепкого пива и в этом мире являлась самым сильным алкогольным напитком. Правда, мне, чтобы ею упиться, надо было столько ее выхлебать, что становилось жутко от одной подобной мысли, зато для местных это был аналог нашей водки.) Положив фляжку на место, я подошел к девушке и, присев рядом с ней на корточки, протянул ей кружку. Солина сначала внимательно посмотрела на меня, затем, приподнявшись на локтях, наклонилась к кружке – понюхать ее содержимое. Видимо, запах заинтриговал, так как она сделала осторожный глоток, правда, тут же закашлялась. Несмотря на протесты, я заставил ее выпить все. Сполоснув кружку, затолкал ее в мешок с посудой и опять улегся, внимательно следя за эльфийкой. Некоторое время она еще вздрагивала, но потом, видимо, алкоголь сделал свое дело, так как она даже отодвинулась от костра, а минут через десять уже крепко спала. Я встал и, стянув с себя рубашку, накрыл ею Солину. Мое нынешнее тело жалкой простуды не боялось, а вот эльфийка запросто могла заболеть. Последнее, что я сделал, так это лег поближе к костру.
Следующие дней пять мы вставали, едва только солнце освещало верхушки деревьев, а ложились уже глубокой ночью. Пришлось двигаться даже в полной темноте. Я слезал со Снежка и вел его на поводу. За эти пять дней я практически полностью научился контролировать свое зрение. Так что в темноте видел не хуже, чем днем. Кстати, Ушастая, по-видимому, тоже неплохо видела в темноте, хотя на это счет я у нее не интересовался, она на меня обиделась. Вот так всегда. Я ведь хотел как лучше! Ну, кто же знал, что у нее с жалкой полкружечки практически детского напитка будет такое похмелье? Да и вообще, главное – не замерзла. А остальное – мелочи. Вот только она так не считала и пребывала в полной уверенности, что я специально ее споил, чтобы она помучилась. Я, конечно, садюга еще тот, но у меня даже мыслей таких не было.
Ночью пятого дня, последнюю ночь нашего пребывания в этом лесу, опять состоялась встреча "старых друзей".
На этот раз все было совсем по-другому. Я сидел в удобном кресле и в своем теле, напротив меня точно в таком же кресле сидел мужчина, которому можно было дать от тридцати до сорока лет. Между нами стоял стеклянный столик, на котором была расставлена разнообразная еда и один единственный графин с вином, вернее, я думаю, что с вином. Некоторое время я изучал своего потенциального собеседника, а затем, придя к выводу, что физически он ничем не отличается от обычного человека, потянулся к графину:
– А где «здравствуйте»? Или хотя бы "можно, я попробую этот напиток"? Есть же элементарные правила поведения! – Хоть это и было сказано тоном неподдельного возмущения, я не стал обращать внимания. Все-таки существу, которому хрен знает сколько лет, возмущаться вообще не полагается.
– Привет! Так уж и быть, можешь угощаться.
– Братец, да ты наглец!
– Это мы еще в прошлый раз проходили или ты уже забыл? – Удобно развалившись в кресле, я с удовольствием потягивал божественный напиток, причем божественный как в прямом, так и в переносном смысле.
– А ты не забыл, как меня зовут? – вкрадчивым голосом и с ехидной улыбочкой вопросил он.
– А ты и не назывался!
Видимо, таким ответом я его изрядно озадачил. Он некоторое время удивленно на меня смотрел, а потом, покачав головой, взял со стола яблоко и отхватил от него изрядный кусок. Некоторое время каждый наслаждался тем, чем хотел, я за это время успел ополовинить графин с вином, а мой оппонент схрумкать все яблоки, которые были на столе. Наконец, он опять заговорил:
– Я тебе назвался. Я говорил, что меня называют богом. – Он продолжил говорить, будто и не было никакой паузы.
– Вот именно! Тебя НАЗЫВАЮТ богом, но как тебя зовут на самом деле, ты не сказал. – Оставив в покое вино, я с воодушевлением принялся уничтожать виноград из близстоящей вазы.
– Хм… ну, если смотреть с такой точки зрения, то ты, конечно, прав. Но тогда у меня нет имени. Да и кто бы мне его дал?
– Во! В прошлый раз мне было не до этого, но теперь безумно интересно, откуда ты взялся? – Оставив в покое виноград, я с интересом уставился на своего собеседника.
– Откуда? Это, конечно, достаточно интересный вопрос, но, видишь ли, я сам не знаю. Меня называют богом, но я им, по сути дела, не являюсь. Хотя, наверное, я есть что-то очень близкое к нему.
– Тогда еще один вопрос: сколько тебе лет?
Собеседник слегка поморщился, как будто у него резко разболелся зуб. Видимо, этот вопрос был ему чем-то неприятен.
– До хренища плюс до хрена и помноженное на просто до фига. Думаю, для тебя это будет лучше всякой цифры. Так как в числовом контексте мой ответ бы звучал как "бесконечность".
– Ну и еще один вопросик в отношении тебя, на этот раз последний. Твои эмоции? По моему разумению, тебе уже давно должно было все осточертеть. Столько лет жить! Это, с одной стороны, просто классно, а вот с другой – довольно паршиво. Так что в моем представлении я сейчас говорю не с нормальным человеком, а с машиной, наделенной сверхъестественными разумом и возможностями. А так с тобой даже довольно приятно общаться, если ты не собираешься сделать или уже не делаешь какую-нибудь пакость.
Не знаю, что его так рассмешило. Может, мои размышления или последнее предположение относительно общения с ним, но ржал он как ненормальный. Пока этот псих припадочный приходил в себя, я успел изничтожить весь виноград.
– Блин, ну насмешил, – наконец, заговорил он, изредка еще подхихикивая. – Это же надо такое сказать! Это в твоем разумении мне много лет, а на самом деле я сейчас в самом расцвете сил, как у вас говорят. Если провести параллели, то мы с тобой почти одногодки, так что мне еще развиваться и развиваться, расти и расти.
Видимо, на моем лице отразились мои промелькнувшие мысли, так как взгляд моего собеседника резко стал подозрительным. А я всего-то подумал, что можно ему, в крайнем случае, бить морду и не думать, о том, что избиваешь глубокого старика. Правда, насчет того, кто кого будет избивать, – спорный вопрос. Но даже просто мысль о том, что я могу набить ЕМУ морду, заставляла меня чуть ли не светиться от счастья. Интересно, с чего бы у меня такое отношение к моему нанимателю? Или, точнее, шантажисту. Может, в этом-то все и дело?
– О чем бы ты сейчас ни подумал, чтобы больше я у тебя таких мыслей не видел! – притворно строгим голосом сказал он.
– А я что? Я ничего! Так мечтаю… Кстати, о птичках, как мне все-таки тебя называть? А то как-то неудобно общаться, не зная, как обращаться к собеседнику.
– Что-то я не заметил, чтобы тебе это доставляло неудобство, – подозрительно проговорил он.
– Есть немного. Да, и я не верю, что ты можешь хоть в чем-то сомневаться. – Наконец, напившись и наевшись, я поудобнее устроился в кресле, уставившись на своего собеседника затуманенными вином глазами. Тот, увидев мое состояние, слегка щелкнул пальцами (хотя, думаю, мог обойтись и без этого – фокусник, блин!) и все признаки сонливости (самое интересное, что на самом-то деле я спал и все это видел во сне) и легкого опьянения моментально испарились. Недовольно зыркнув на ухмыляющегося Творца, я откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники, всем своим видом выражая готовность слушать.
– Насчет сомнений… ты полностью прав и полностью не прав, это как посмотреть, – начал он серьезным голосом, давая понять, что к его словам надо отнестись с должным уважением. – Я или знаю, или не знаю. Другого мне не дано. Точнее, дано, но таких ситуаций не встречалось. А разговор с тобой я веду для своего удовольствия. При этом я использую очень незначительную часть своих возможностей, иначе было бы просто неинтересно. Хотя есть и еще одна причина твоего присутствия здесь. Если бы я общался с тобой в твоем мире, вернее сказать – в моем, – тут он нагло хмыкнул, – то мне бы потребовалось затратить на это слишком много сил, однако бывают случаи, когда я иду на такие траты. Хоть я и создал твой, этот и еще один мир, большего сделать я практически не могу. Нет, сделать-то я могу столько, сколько тебе и не снилось, но не там и не то (очень понятливо объяснил, так понятливо, что я ни хрена не понял). Я могу уничтожить все эти миры и создать новые (вот теперь понял). Могу просто создать новые. Могу сделать новые планеты, галактики, да что там – новые вселенные (м-м-м… а это разве не есть новый мир?), но я не могу повлиять, скажем, хотя бы на время. Или даже на простого человека. Это было бы нарушение правил (правил?). Я могу только поставить перед ним задачу и изредка помогать ему, направлять его. Но успех будет зависеть полностью от самого человека, и тут я уже ничем помочь ему не смогу. Если он не справится, то это будет полностью его вина, так как я ставлю только те задачи, которые имеют хоть какой-то шанс на успех, – он сделал небольшую паузу, как бы давая время мне осмыслить сказанное им, а затем закончил совсем другим тоном, просто лучащимся добродушием: – А насчет имени: можешь звать меня Дженус.
На некоторое время воцарилось молчание. Я пытался понять, как можно сносить и воздвигать целые миры и не мочь втемяшить каким-то жалким людишкам то, что он хочет. И что это за правило?
– Это договор, который нерушим. – Похоже, мой собеседник решил отбросить маску деревенского простака и начал отвечать на те вопросы, которые у меня только рождались в голове. Кстати, интересно, почему Дженус?
– На самом первом в мире НОРМАЛЬНОМ языке это дословно переводилось как "Тот, который видит все".
Да он еще и мысли читает!
– Нет, ты не прав. Я твои мысли не читаю, просто все, что ты думаешь, отображается в твоей мимике, жестах, сердцебиении, дыхании, тремоляции век, буквально все говорит о том, что ты сейчас думаешь. Ну, а у меня слишком большая практика, чтобы не понимать все эти движения. Чем лучше будешь контролировать себя, тем сложнее мне будет понять тебя. В идеале я вообще не смогу уловить ход твоих мыслей, даже если брошу на это все свои мозговые ресурсы.
Вот же зараза. Кстати, интересно, что это за договор, по которому нельзя вмешиваться напрямую в жизнь людей? И с кем он его заключил?
– Лучше тебе пока не знать ответа на этот вопрос. Гарантирую, он тебе не понравится. Но очень скоро ты о нем узнаешь. Тогда даже разрешу вволю на меня покричать.
Вау! Видимо, это действительно что-то очень для меня неприятное, раз тут дают такие разрешения. Ладно, думаю, теперь самое время спросить, зачем он меня позвал на этот раз. Не для того же, чтобы я набил себе брюхо и выступал в роли обыкновенного слушателя.
– Конечно, нет! – Блин, он мне перестал давать возможность даже открыть рот (хотя, с его стороны, это очень умное и продуманное действие). – У меня к тебе есть одна просьба (ага, как же, скорее добровольно-принудительный приказ): когда встретишь купца на постоялом дворе, прими его предложение. Он предложит тебе наняться к нему охранником до Хогарта, а ты согласись.
– Я хотел навестить сначала одного козл… то есть нехорошего человека, который не понимает с первого раза. – Боясь, что он мне опять не даст раскрыть рта, я выпалил это скороговоркой.
– Насчет этого не беспокойся, все решится там же, где купец предложит тебе сделку. – Похоже, его позабавила моя торопливость, так как это предложение он скорее прохихикал, чем сказал.
– Так ты еще и будущее знаешь?
– Нет. Просто имею возможность видеть всю картину целиком, что позволяет мне делать предположения о возможном развитии событий. Может, я и не могу влиять на людей (интересно, а что он тогда со мной делает?) и вмешиваться в их жизнь, но это не мешает мне изучать тех или иных личностей. Так что, проанализировав имеющиеся сведения обо всех, кто должен появиться на постоялом дворе, я сделал предположение, что тебя наймут охранником.
– Ладно, это все? А то за одну ночь я получил достаточно пищи для размышлений, боюсь, еще от какой-нибудь информации "зависну".
– Все. Хотя… осталась еще одна деталь. Совет, я бы сказал. – Он встал с кресла, как бы собираясь проводить меня до двери (которой тут и в помине не было), я поднялся вслед за ним, принимая условия игры. Кстати, столик с едой когда-то успел исчезнуть, а я даже не заметил.
– Думаю, один-единственный совет я еще смогу выдержать.
Он кивнул, а затем, положив мне руку на плечо, буквально заморозил своим взглядом:
– Держись своей эльфийки. Хватайся за нее руками, ногами и зубами. Если надо будет, перегрызи глотку хоть самому императору, но, главное, не отпускай ее от себя дальше, чем того требует необходимость. Только если она скажет, что род зовет ее, только в этом случаи отпустишь. НО! Будь наготове, ей может потребоваться помощь, и, если ты не успеешь, я тебе ЛИЧНО голову оторву, а если упустишь ее именно ты, то я тебе покажу ад, про который ты так и не удосужился спросить. Может, это и мало похоже на совет, но иначе бы ты не понял. Я тебя выбрал неспроста. Таких, как ты, миллионы, сотни тысяч намного лучше тебя, а десяткам тысячам ты и в подметки не годишься. Только они уже достигли своего предела, а ты не достигнешь никогда. Эльфийка поможет стать тебе тем, кем ты можешь стать. А теперь иди. И помни все, что я тебе сказал.
Секундой спустя я проснулся. Но, в отличие от первого раза, меня трясло от страха. Того, что я увидел в ЕГО глазах, хватило, чтобы я понял, что такое АД. И попасть туда я не хотел. В этом аду нет ни палачей, ни пыток, ни огня, ни пресловутых чертей, там не было ничего из того, что хоть сколько-нибудь соответствовало моему представлению об аде, там была только БОЛЬ, БОЛЬ умирающего мира, и испытать эту БОЛЬ я бы не желал никому.
Из-за того, что сегодня был предположительно последний день нашего путешествия по лесу (спрашивается, зачем Дженус являлся именно сейчас?), я решил не будить девушку, чтобы она выспалась. Все то время, пока ждал, прокручивал, раз за разом, в голове все, что услышал из ЕГО уст. Там было слишком много того, о чем следовало хорошенько подумать.
Где-то часа через два эльфийка проснулась и непонимающе огляделась. Она уже привыкла, что мы отправляемся в путь чуть ли не раньше, чем всходит солнце, а тут уже было светло (насколько возможно в этом лесу). Потом, видимо, решив, что я проспал, повернулась в мою сторону, но, найдя меня бодрствующим и без всяких признаков сна, окончательно перестала понимать, почему мы до сих пор не в пути. Ради этого она даже изменила привычке последних дней и задала мне вопрос по этому поводу.
– Ушастая, я бы на твоем месте радовался, что выспалась, а не задавал глупые вопросы. Теперь давай поднимайся и отправимся дальше. По моим прикидкам, до местного перевалочного пункта (большой деревни, можно сказать города, выросшего на перекрестке дорог) часа четыре пути, так что к обеду должны быть уже там. И еще. Постарайся держаться все время возле меня. Ведь у эльфов и людей вражда, так что тебя обязательно кто-нибудь попробует у меня купить, чтобы потешить себя. А если я не продам тебя (о, как побелела!), то попробуют украсть и где-нибудь изнасиловать (я бы сказал – стала пепельно-серой). А может, просто поиздеваться. Но почти наверняка изнасиловать, да еще их будет человек двадцать, хотя, может, и больше. (Он, и верно, садист!)
Еще минут десять я ей в красках рассказывал, что и как в случае чего будет происходить. Зато смог настроить так, что вряд ли она отойдет от меня дальше, чем на метр. Причем отчасти из-за того, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО говорил ей правду. Ведь эльфийки среди людей были только в виде рабынь, да и то недолго, а пересчитать их можно по пальцам одной руки. Так что придется очень постараться, чтобы Ушастую никто не обидел.
Как я и сказал своей попутчице, городишко появился в поле зрения через четыре часа после нашего разговора и через два часа после того, как закончился этот проклятый лес. В первые минуты после выхода из него меня просто оглушила какофония разнообразных звуков. Я и не подозревал, насколько лес был необитаем. Вначале даже ощущался некий дискомфорт. Было слишком много звуков и казалось, что они просто до безобразия громкие, но спустя час все встало на свои места.
Когда показался город, эльфийка натянула поводья, заставляя остановиться свою лошадь, а затем, ловко спрыгнув, подошла ко мне и требовательно протянула руку. Мне ничего не осталось делать, кроме как аккуратно взять ее за протянутую руку и помочь взобраться в седло, усадив перед собой. Правда, это стало доставлять мне определенные неудобства. Столь близкое соседство с красавицей очень действовало на мои гормоны, но я старался держаться. В то же время сколько удовольствия доставляло простое ощущение, что она рядом. До самого города я наслаждался этим соседством. Но, как только показались первые люди, весь подобрался и, приобняв эльфийку левой рукой, подтянул ее еще ближе к себе, заставляя буквально вжаться в меня, а сам незаметно стал поглядывать по сторонам. Люди же реагировали на наш дуэт по-разному. Кто глазел, даже некоторое время шел за нами, кто просто удивленно посматривал, были и такие, кто едва скользили взглядом (хотя последних практически не было). Но вот мужская часть откровенно пялилась на Солину. Большинство не видели даже эльфа и совершенно точно, что никто из них никогда не видел эльфийку. При виде нее некоторые восхищенно присвистывали, пару раз даже подходили и предлагали за нее приличные деньги. Причем, не купить (все понимали, что на покупку такого сокровища деньги найдутся только у герцогов, королей и императоров, у людей более низкого сословия за всю жизнь бы не нашлось столько, сколько стоит эльфийка), а просто воспользоваться ею, на такое денег можно было и найти. Слушая такие предложения, я вежливо и с улыбкой на губах говорил «нет», чем вызывал вздохи разочарования и откровенно завистливые взгляды. Им даже не приходило в голову, что эльфийка не принадлежала мне. Какой дурак станет дружить с эльфийкой и добиваться ее благосклонности, когда можно просто взять силой? Тем более, когда тебе за это никто ничего не сделает, да еще можно вдобавок продать за большие деньги хоть самому императору.
У прохожих я узнал, где здесь самая хорошая таверна. Она находилась на противоположном конце города, а не в центре, как я предполагал. В центре была рыночная площадь, что вполне закономерно, только вот проезжать через нее удовольствие ниже среднего. Слишком много народа, да еще по пути нарвались на какого-то зажиточного чудака на букву «м», который пристал с предложением продать эльфийку. Чтобы отвязаться, пришлось огреть по башке его и двух охранников, бросившихся на защиту хозяина. И я это сделал, хоть и пребывал в полной уверенности, что это мне выйдет боком. Зато предложения о продаже эльфийки больше не поступали. Новость, что я отказал самому графу Лоренскому, да еще и побил его, быстро разлетелась по городу. Среди простого населения ко мне сразу стали проявлять искрению симпатию, так как этот граф был порядочной сволочью. Но это все я узнал только несколько часов спустя, а сейчас же, матерясь сквозь крепко стиснутые зубы, проталкивался в направлении таверны. Вернее, проталкивался Снежок, и, думаю, умей он материться, то делал бы это явно не через крепко стиснутые зубы. Он и так недовольно ржал и тряс головой, особо непонятливых даже кусал, причем с каждым разом, по его мнению, этих непонятливых становилось все больше и больше. Когда же я достиг таверны, то был в таком настроении, что если бы мне кто-нибудь хоть слово сказал против, убил бы на месте и с особым садизмом. Видимо, все это было столь ясно отражено на моем лице, что, как только мы с Солиной въехали во внутренний двор таверны, имевшей вполне актуальное название "На перекрестке", к нам бросились сразу три слуги, чтобы отвести в конюшню моего Снежка и заводную лошадку.
Спрыгнув на землю, я легко выдернул свою спутницу из седла, опустив ее рядом, а потом, отвязав наши сумки и закинув их на плечо, направился в таверну. Солина не отставала ни на шаг. А за спиной у нас раздался болезненный крик какого-то особенно невезучего конюха, на котором сорвал свое раздражение Снежок.
От моего пинка дверь таверны чуть не слетела с петель, но это хоть насколько-то вернуло мне самообладание. Зато, как только я оказался внутри, то даже зажмурился от удовольствия. После стольких дней пути через лес просто зверски хотелось нормальной пищи, а тут витали такие запахи, что даже мой желудок радостно заурчал. Из-за стойки выпорхнул сухощавый мужичок, видимо, хозяин, но, прежде чем он успел сказать хоть слово, я уже сбросил на пол наши сумки и, оставив Солину возле них, целенаправленно зашагал к самому чистому и дорого обставленному углу заведения. Его я выбрал лишь потому, что там сидели три очень знакомых мне человека. Точнее, два знакомых, а последнего я знал только со слов этих двух. За столом сидели: вояка, который продал мне два фламберга, разбойник, «вернувший» мне мой метательный нож, и, судя по всему, виконт Ардено собственной персоной. Это был человек небольшого роста, у которого на лбу, несмотря на молодость, уже красовались залысины, лицо его больше всего напоминало жабье, такое же сморщенное и большеротое, да и сам он выглядел словно большая жаба, если бы еще квакал, то сходство вышло бы потрясающее. Одет он был под стать жабе – во все болотно-зеленое, с какой-то несуразной, того же цвета, шляпой, в которую было воткнуто большое перо, такое большое, что я даже засомневался, что оно настоящее.
Вояка и второй разбойник уже имели удовольствие видеть меня, поэтому замерли, а последний даже побледнел. Виконт, не понимая, чем вызвана такая реакция его собеседников, удивленно переводил взгляд с одного на другого. Правда, заметив меня, двигающегося к их столику, начал что-то подозревать. Будь он поумнее, то давно бы уже рванул отсюда, но до него туго доходило, что происходит. Когда же я его рывком перекинул через стол (чуть руки от его веса не отвалились) и, придавив стулом, уселся сверху, он, наконец, понял, кто я такой. Надо отметить, что он не стал кричать и звать на помощь, лишь дергался в тщетных попытках выбраться из-под стула. Повернувшись к разбойнику, я молча указал глазами на дверь. Тот кивнул и, спокойно поднявшись из-за стола, вразвалку пошел к выходу. Посетители проводили его ничего не выражающими взглядами и опять повернулись в сторону нашего угла. (Именно поэтому никто не заметил, как разбойник удивленно воззрился на тихо стоящую эльфийку, но, бросив взгляд на меня, поспешил убраться из таверны.) Вояку я гнать не стал, знал, что он не уйдет. Пока не начну убивать его хозяина он даже вмешиваться не будет, но, если все же начну, то, несмотря на чисто самоубийственный поступок, попробует остановить меня. Только вот убивать его хозяина я и не собирался, в силу элементарных причин. Убийство повлечет за собой массу ненужных проблем. Начиная с простейшей мести родственников погибшего (наследники мстили бы, скорее всего, лишь по необходимости, так положено по статусу) и кончая задетой честью местного короля. Какой-то, понимаешь, простолюдин потрошит его верноподданных, а он ничего не предпринимает, из-за этого король может потерять свой авторитет, так что обязательно что-нибудь сделает. Если, конечно, информация до него дойдет, а то ведь есть еще всякие бароны, графы, герцоги, которым тоже приспичит наказать зарвавшегося «крестьянина», и что будет тогда…
Блин! Одни проблемы с этой красавицей. Хотя не скажу, что они меня раздражали, скорее, наоборот, доставляли удовольствие. В такие моменты особо остро чувствуешь себя именно мужчиной. Нехотя встав, я под настороженным взглядом эльфийки прошел к ее лошади за флягой с местной брагой. Достав оттуда же кружку, я наполнил ее чуть меньше, чем наполовину. (Брага эта была чем-то вроде крепкого пива и в этом мире являлась самым сильным алкогольным напитком. Правда, мне, чтобы ею упиться, надо было столько ее выхлебать, что становилось жутко от одной подобной мысли, зато для местных это был аналог нашей водки.) Положив фляжку на место, я подошел к девушке и, присев рядом с ней на корточки, протянул ей кружку. Солина сначала внимательно посмотрела на меня, затем, приподнявшись на локтях, наклонилась к кружке – понюхать ее содержимое. Видимо, запах заинтриговал, так как она сделала осторожный глоток, правда, тут же закашлялась. Несмотря на протесты, я заставил ее выпить все. Сполоснув кружку, затолкал ее в мешок с посудой и опять улегся, внимательно следя за эльфийкой. Некоторое время она еще вздрагивала, но потом, видимо, алкоголь сделал свое дело, так как она даже отодвинулась от костра, а минут через десять уже крепко спала. Я встал и, стянув с себя рубашку, накрыл ею Солину. Мое нынешнее тело жалкой простуды не боялось, а вот эльфийка запросто могла заболеть. Последнее, что я сделал, так это лег поближе к костру.
Следующие дней пять мы вставали, едва только солнце освещало верхушки деревьев, а ложились уже глубокой ночью. Пришлось двигаться даже в полной темноте. Я слезал со Снежка и вел его на поводу. За эти пять дней я практически полностью научился контролировать свое зрение. Так что в темноте видел не хуже, чем днем. Кстати, Ушастая, по-видимому, тоже неплохо видела в темноте, хотя на это счет я у нее не интересовался, она на меня обиделась. Вот так всегда. Я ведь хотел как лучше! Ну, кто же знал, что у нее с жалкой полкружечки практически детского напитка будет такое похмелье? Да и вообще, главное – не замерзла. А остальное – мелочи. Вот только она так не считала и пребывала в полной уверенности, что я специально ее споил, чтобы она помучилась. Я, конечно, садюга еще тот, но у меня даже мыслей таких не было.
* * *
Ночью пятого дня, последнюю ночь нашего пребывания в этом лесу, опять состоялась встреча "старых друзей".
На этот раз все было совсем по-другому. Я сидел в удобном кресле и в своем теле, напротив меня точно в таком же кресле сидел мужчина, которому можно было дать от тридцати до сорока лет. Между нами стоял стеклянный столик, на котором была расставлена разнообразная еда и один единственный графин с вином, вернее, я думаю, что с вином. Некоторое время я изучал своего потенциального собеседника, а затем, придя к выводу, что физически он ничем не отличается от обычного человека, потянулся к графину:
– А где «здравствуйте»? Или хотя бы "можно, я попробую этот напиток"? Есть же элементарные правила поведения! – Хоть это и было сказано тоном неподдельного возмущения, я не стал обращать внимания. Все-таки существу, которому хрен знает сколько лет, возмущаться вообще не полагается.
– Привет! Так уж и быть, можешь угощаться.
– Братец, да ты наглец!
– Это мы еще в прошлый раз проходили или ты уже забыл? – Удобно развалившись в кресле, я с удовольствием потягивал божественный напиток, причем божественный как в прямом, так и в переносном смысле.
– А ты не забыл, как меня зовут? – вкрадчивым голосом и с ехидной улыбочкой вопросил он.
– А ты и не назывался!
Видимо, таким ответом я его изрядно озадачил. Он некоторое время удивленно на меня смотрел, а потом, покачав головой, взял со стола яблоко и отхватил от него изрядный кусок. Некоторое время каждый наслаждался тем, чем хотел, я за это время успел ополовинить графин с вином, а мой оппонент схрумкать все яблоки, которые были на столе. Наконец, он опять заговорил:
– Я тебе назвался. Я говорил, что меня называют богом. – Он продолжил говорить, будто и не было никакой паузы.
– Вот именно! Тебя НАЗЫВАЮТ богом, но как тебя зовут на самом деле, ты не сказал. – Оставив в покое вино, я с воодушевлением принялся уничтожать виноград из близстоящей вазы.
– Хм… ну, если смотреть с такой точки зрения, то ты, конечно, прав. Но тогда у меня нет имени. Да и кто бы мне его дал?
– Во! В прошлый раз мне было не до этого, но теперь безумно интересно, откуда ты взялся? – Оставив в покое виноград, я с интересом уставился на своего собеседника.
– Откуда? Это, конечно, достаточно интересный вопрос, но, видишь ли, я сам не знаю. Меня называют богом, но я им, по сути дела, не являюсь. Хотя, наверное, я есть что-то очень близкое к нему.
– Тогда еще один вопрос: сколько тебе лет?
Собеседник слегка поморщился, как будто у него резко разболелся зуб. Видимо, этот вопрос был ему чем-то неприятен.
– До хренища плюс до хрена и помноженное на просто до фига. Думаю, для тебя это будет лучше всякой цифры. Так как в числовом контексте мой ответ бы звучал как "бесконечность".
– Ну и еще один вопросик в отношении тебя, на этот раз последний. Твои эмоции? По моему разумению, тебе уже давно должно было все осточертеть. Столько лет жить! Это, с одной стороны, просто классно, а вот с другой – довольно паршиво. Так что в моем представлении я сейчас говорю не с нормальным человеком, а с машиной, наделенной сверхъестественными разумом и возможностями. А так с тобой даже довольно приятно общаться, если ты не собираешься сделать или уже не делаешь какую-нибудь пакость.
Не знаю, что его так рассмешило. Может, мои размышления или последнее предположение относительно общения с ним, но ржал он как ненормальный. Пока этот псих припадочный приходил в себя, я успел изничтожить весь виноград.
– Блин, ну насмешил, – наконец, заговорил он, изредка еще подхихикивая. – Это же надо такое сказать! Это в твоем разумении мне много лет, а на самом деле я сейчас в самом расцвете сил, как у вас говорят. Если провести параллели, то мы с тобой почти одногодки, так что мне еще развиваться и развиваться, расти и расти.
Видимо, на моем лице отразились мои промелькнувшие мысли, так как взгляд моего собеседника резко стал подозрительным. А я всего-то подумал, что можно ему, в крайнем случае, бить морду и не думать, о том, что избиваешь глубокого старика. Правда, насчет того, кто кого будет избивать, – спорный вопрос. Но даже просто мысль о том, что я могу набить ЕМУ морду, заставляла меня чуть ли не светиться от счастья. Интересно, с чего бы у меня такое отношение к моему нанимателю? Или, точнее, шантажисту. Может, в этом-то все и дело?
– О чем бы ты сейчас ни подумал, чтобы больше я у тебя таких мыслей не видел! – притворно строгим голосом сказал он.
– А я что? Я ничего! Так мечтаю… Кстати, о птичках, как мне все-таки тебя называть? А то как-то неудобно общаться, не зная, как обращаться к собеседнику.
– Что-то я не заметил, чтобы тебе это доставляло неудобство, – подозрительно проговорил он.
– Есть немного. Да, и я не верю, что ты можешь хоть в чем-то сомневаться. – Наконец, напившись и наевшись, я поудобнее устроился в кресле, уставившись на своего собеседника затуманенными вином глазами. Тот, увидев мое состояние, слегка щелкнул пальцами (хотя, думаю, мог обойтись и без этого – фокусник, блин!) и все признаки сонливости (самое интересное, что на самом-то деле я спал и все это видел во сне) и легкого опьянения моментально испарились. Недовольно зыркнув на ухмыляющегося Творца, я откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники, всем своим видом выражая готовность слушать.
– Насчет сомнений… ты полностью прав и полностью не прав, это как посмотреть, – начал он серьезным голосом, давая понять, что к его словам надо отнестись с должным уважением. – Я или знаю, или не знаю. Другого мне не дано. Точнее, дано, но таких ситуаций не встречалось. А разговор с тобой я веду для своего удовольствия. При этом я использую очень незначительную часть своих возможностей, иначе было бы просто неинтересно. Хотя есть и еще одна причина твоего присутствия здесь. Если бы я общался с тобой в твоем мире, вернее сказать – в моем, – тут он нагло хмыкнул, – то мне бы потребовалось затратить на это слишком много сил, однако бывают случаи, когда я иду на такие траты. Хоть я и создал твой, этот и еще один мир, большего сделать я практически не могу. Нет, сделать-то я могу столько, сколько тебе и не снилось, но не там и не то (очень понятливо объяснил, так понятливо, что я ни хрена не понял). Я могу уничтожить все эти миры и создать новые (вот теперь понял). Могу просто создать новые. Могу сделать новые планеты, галактики, да что там – новые вселенные (м-м-м… а это разве не есть новый мир?), но я не могу повлиять, скажем, хотя бы на время. Или даже на простого человека. Это было бы нарушение правил (правил?). Я могу только поставить перед ним задачу и изредка помогать ему, направлять его. Но успех будет зависеть полностью от самого человека, и тут я уже ничем помочь ему не смогу. Если он не справится, то это будет полностью его вина, так как я ставлю только те задачи, которые имеют хоть какой-то шанс на успех, – он сделал небольшую паузу, как бы давая время мне осмыслить сказанное им, а затем закончил совсем другим тоном, просто лучащимся добродушием: – А насчет имени: можешь звать меня Дженус.
На некоторое время воцарилось молчание. Я пытался понять, как можно сносить и воздвигать целые миры и не мочь втемяшить каким-то жалким людишкам то, что он хочет. И что это за правило?
– Это договор, который нерушим. – Похоже, мой собеседник решил отбросить маску деревенского простака и начал отвечать на те вопросы, которые у меня только рождались в голове. Кстати, интересно, почему Дженус?
– На самом первом в мире НОРМАЛЬНОМ языке это дословно переводилось как "Тот, который видит все".
Да он еще и мысли читает!
– Нет, ты не прав. Я твои мысли не читаю, просто все, что ты думаешь, отображается в твоей мимике, жестах, сердцебиении, дыхании, тремоляции век, буквально все говорит о том, что ты сейчас думаешь. Ну, а у меня слишком большая практика, чтобы не понимать все эти движения. Чем лучше будешь контролировать себя, тем сложнее мне будет понять тебя. В идеале я вообще не смогу уловить ход твоих мыслей, даже если брошу на это все свои мозговые ресурсы.
Вот же зараза. Кстати, интересно, что это за договор, по которому нельзя вмешиваться напрямую в жизнь людей? И с кем он его заключил?
– Лучше тебе пока не знать ответа на этот вопрос. Гарантирую, он тебе не понравится. Но очень скоро ты о нем узнаешь. Тогда даже разрешу вволю на меня покричать.
Вау! Видимо, это действительно что-то очень для меня неприятное, раз тут дают такие разрешения. Ладно, думаю, теперь самое время спросить, зачем он меня позвал на этот раз. Не для того же, чтобы я набил себе брюхо и выступал в роли обыкновенного слушателя.
– Конечно, нет! – Блин, он мне перестал давать возможность даже открыть рот (хотя, с его стороны, это очень умное и продуманное действие). – У меня к тебе есть одна просьба (ага, как же, скорее добровольно-принудительный приказ): когда встретишь купца на постоялом дворе, прими его предложение. Он предложит тебе наняться к нему охранником до Хогарта, а ты согласись.
– Я хотел навестить сначала одного козл… то есть нехорошего человека, который не понимает с первого раза. – Боясь, что он мне опять не даст раскрыть рта, я выпалил это скороговоркой.
– Насчет этого не беспокойся, все решится там же, где купец предложит тебе сделку. – Похоже, его позабавила моя торопливость, так как это предложение он скорее прохихикал, чем сказал.
– Так ты еще и будущее знаешь?
– Нет. Просто имею возможность видеть всю картину целиком, что позволяет мне делать предположения о возможном развитии событий. Может, я и не могу влиять на людей (интересно, а что он тогда со мной делает?) и вмешиваться в их жизнь, но это не мешает мне изучать тех или иных личностей. Так что, проанализировав имеющиеся сведения обо всех, кто должен появиться на постоялом дворе, я сделал предположение, что тебя наймут охранником.
– Ладно, это все? А то за одну ночь я получил достаточно пищи для размышлений, боюсь, еще от какой-нибудь информации "зависну".
– Все. Хотя… осталась еще одна деталь. Совет, я бы сказал. – Он встал с кресла, как бы собираясь проводить меня до двери (которой тут и в помине не было), я поднялся вслед за ним, принимая условия игры. Кстати, столик с едой когда-то успел исчезнуть, а я даже не заметил.
– Думаю, один-единственный совет я еще смогу выдержать.
Он кивнул, а затем, положив мне руку на плечо, буквально заморозил своим взглядом:
– Держись своей эльфийки. Хватайся за нее руками, ногами и зубами. Если надо будет, перегрызи глотку хоть самому императору, но, главное, не отпускай ее от себя дальше, чем того требует необходимость. Только если она скажет, что род зовет ее, только в этом случаи отпустишь. НО! Будь наготове, ей может потребоваться помощь, и, если ты не успеешь, я тебе ЛИЧНО голову оторву, а если упустишь ее именно ты, то я тебе покажу ад, про который ты так и не удосужился спросить. Может, это и мало похоже на совет, но иначе бы ты не понял. Я тебя выбрал неспроста. Таких, как ты, миллионы, сотни тысяч намного лучше тебя, а десяткам тысячам ты и в подметки не годишься. Только они уже достигли своего предела, а ты не достигнешь никогда. Эльфийка поможет стать тебе тем, кем ты можешь стать. А теперь иди. И помни все, что я тебе сказал.
* * *
Секундой спустя я проснулся. Но, в отличие от первого раза, меня трясло от страха. Того, что я увидел в ЕГО глазах, хватило, чтобы я понял, что такое АД. И попасть туда я не хотел. В этом аду нет ни палачей, ни пыток, ни огня, ни пресловутых чертей, там не было ничего из того, что хоть сколько-нибудь соответствовало моему представлению об аде, там была только БОЛЬ, БОЛЬ умирающего мира, и испытать эту БОЛЬ я бы не желал никому.
Из-за того, что сегодня был предположительно последний день нашего путешествия по лесу (спрашивается, зачем Дженус являлся именно сейчас?), я решил не будить девушку, чтобы она выспалась. Все то время, пока ждал, прокручивал, раз за разом, в голове все, что услышал из ЕГО уст. Там было слишком много того, о чем следовало хорошенько подумать.
Где-то часа через два эльфийка проснулась и непонимающе огляделась. Она уже привыкла, что мы отправляемся в путь чуть ли не раньше, чем всходит солнце, а тут уже было светло (насколько возможно в этом лесу). Потом, видимо, решив, что я проспал, повернулась в мою сторону, но, найдя меня бодрствующим и без всяких признаков сна, окончательно перестала понимать, почему мы до сих пор не в пути. Ради этого она даже изменила привычке последних дней и задала мне вопрос по этому поводу.
– Ушастая, я бы на твоем месте радовался, что выспалась, а не задавал глупые вопросы. Теперь давай поднимайся и отправимся дальше. По моим прикидкам, до местного перевалочного пункта (большой деревни, можно сказать города, выросшего на перекрестке дорог) часа четыре пути, так что к обеду должны быть уже там. И еще. Постарайся держаться все время возле меня. Ведь у эльфов и людей вражда, так что тебя обязательно кто-нибудь попробует у меня купить, чтобы потешить себя. А если я не продам тебя (о, как побелела!), то попробуют украсть и где-нибудь изнасиловать (я бы сказал – стала пепельно-серой). А может, просто поиздеваться. Но почти наверняка изнасиловать, да еще их будет человек двадцать, хотя, может, и больше. (Он, и верно, садист!)
Еще минут десять я ей в красках рассказывал, что и как в случае чего будет происходить. Зато смог настроить так, что вряд ли она отойдет от меня дальше, чем на метр. Причем отчасти из-за того, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО говорил ей правду. Ведь эльфийки среди людей были только в виде рабынь, да и то недолго, а пересчитать их можно по пальцам одной руки. Так что придется очень постараться, чтобы Ушастую никто не обидел.
Как я и сказал своей попутчице, городишко появился в поле зрения через четыре часа после нашего разговора и через два часа после того, как закончился этот проклятый лес. В первые минуты после выхода из него меня просто оглушила какофония разнообразных звуков. Я и не подозревал, насколько лес был необитаем. Вначале даже ощущался некий дискомфорт. Было слишком много звуков и казалось, что они просто до безобразия громкие, но спустя час все встало на свои места.
Когда показался город, эльфийка натянула поводья, заставляя остановиться свою лошадь, а затем, ловко спрыгнув, подошла ко мне и требовательно протянула руку. Мне ничего не осталось делать, кроме как аккуратно взять ее за протянутую руку и помочь взобраться в седло, усадив перед собой. Правда, это стало доставлять мне определенные неудобства. Столь близкое соседство с красавицей очень действовало на мои гормоны, но я старался держаться. В то же время сколько удовольствия доставляло простое ощущение, что она рядом. До самого города я наслаждался этим соседством. Но, как только показались первые люди, весь подобрался и, приобняв эльфийку левой рукой, подтянул ее еще ближе к себе, заставляя буквально вжаться в меня, а сам незаметно стал поглядывать по сторонам. Люди же реагировали на наш дуэт по-разному. Кто глазел, даже некоторое время шел за нами, кто просто удивленно посматривал, были и такие, кто едва скользили взглядом (хотя последних практически не было). Но вот мужская часть откровенно пялилась на Солину. Большинство не видели даже эльфа и совершенно точно, что никто из них никогда не видел эльфийку. При виде нее некоторые восхищенно присвистывали, пару раз даже подходили и предлагали за нее приличные деньги. Причем, не купить (все понимали, что на покупку такого сокровища деньги найдутся только у герцогов, королей и императоров, у людей более низкого сословия за всю жизнь бы не нашлось столько, сколько стоит эльфийка), а просто воспользоваться ею, на такое денег можно было и найти. Слушая такие предложения, я вежливо и с улыбкой на губах говорил «нет», чем вызывал вздохи разочарования и откровенно завистливые взгляды. Им даже не приходило в голову, что эльфийка не принадлежала мне. Какой дурак станет дружить с эльфийкой и добиваться ее благосклонности, когда можно просто взять силой? Тем более, когда тебе за это никто ничего не сделает, да еще можно вдобавок продать за большие деньги хоть самому императору.
У прохожих я узнал, где здесь самая хорошая таверна. Она находилась на противоположном конце города, а не в центре, как я предполагал. В центре была рыночная площадь, что вполне закономерно, только вот проезжать через нее удовольствие ниже среднего. Слишком много народа, да еще по пути нарвались на какого-то зажиточного чудака на букву «м», который пристал с предложением продать эльфийку. Чтобы отвязаться, пришлось огреть по башке его и двух охранников, бросившихся на защиту хозяина. И я это сделал, хоть и пребывал в полной уверенности, что это мне выйдет боком. Зато предложения о продаже эльфийки больше не поступали. Новость, что я отказал самому графу Лоренскому, да еще и побил его, быстро разлетелась по городу. Среди простого населения ко мне сразу стали проявлять искрению симпатию, так как этот граф был порядочной сволочью. Но это все я узнал только несколько часов спустя, а сейчас же, матерясь сквозь крепко стиснутые зубы, проталкивался в направлении таверны. Вернее, проталкивался Снежок, и, думаю, умей он материться, то делал бы это явно не через крепко стиснутые зубы. Он и так недовольно ржал и тряс головой, особо непонятливых даже кусал, причем с каждым разом, по его мнению, этих непонятливых становилось все больше и больше. Когда же я достиг таверны, то был в таком настроении, что если бы мне кто-нибудь хоть слово сказал против, убил бы на месте и с особым садизмом. Видимо, все это было столь ясно отражено на моем лице, что, как только мы с Солиной въехали во внутренний двор таверны, имевшей вполне актуальное название "На перекрестке", к нам бросились сразу три слуги, чтобы отвести в конюшню моего Снежка и заводную лошадку.
Спрыгнув на землю, я легко выдернул свою спутницу из седла, опустив ее рядом, а потом, отвязав наши сумки и закинув их на плечо, направился в таверну. Солина не отставала ни на шаг. А за спиной у нас раздался болезненный крик какого-то особенно невезучего конюха, на котором сорвал свое раздражение Снежок.
От моего пинка дверь таверны чуть не слетела с петель, но это хоть насколько-то вернуло мне самообладание. Зато, как только я оказался внутри, то даже зажмурился от удовольствия. После стольких дней пути через лес просто зверски хотелось нормальной пищи, а тут витали такие запахи, что даже мой желудок радостно заурчал. Из-за стойки выпорхнул сухощавый мужичок, видимо, хозяин, но, прежде чем он успел сказать хоть слово, я уже сбросил на пол наши сумки и, оставив Солину возле них, целенаправленно зашагал к самому чистому и дорого обставленному углу заведения. Его я выбрал лишь потому, что там сидели три очень знакомых мне человека. Точнее, два знакомых, а последнего я знал только со слов этих двух. За столом сидели: вояка, который продал мне два фламберга, разбойник, «вернувший» мне мой метательный нож, и, судя по всему, виконт Ардено собственной персоной. Это был человек небольшого роста, у которого на лбу, несмотря на молодость, уже красовались залысины, лицо его больше всего напоминало жабье, такое же сморщенное и большеротое, да и сам он выглядел словно большая жаба, если бы еще квакал, то сходство вышло бы потрясающее. Одет он был под стать жабе – во все болотно-зеленое, с какой-то несуразной, того же цвета, шляпой, в которую было воткнуто большое перо, такое большое, что я даже засомневался, что оно настоящее.
Вояка и второй разбойник уже имели удовольствие видеть меня, поэтому замерли, а последний даже побледнел. Виконт, не понимая, чем вызвана такая реакция его собеседников, удивленно переводил взгляд с одного на другого. Правда, заметив меня, двигающегося к их столику, начал что-то подозревать. Будь он поумнее, то давно бы уже рванул отсюда, но до него туго доходило, что происходит. Когда же я его рывком перекинул через стол (чуть руки от его веса не отвалились) и, придавив стулом, уселся сверху, он, наконец, понял, кто я такой. Надо отметить, что он не стал кричать и звать на помощь, лишь дергался в тщетных попытках выбраться из-под стула. Повернувшись к разбойнику, я молча указал глазами на дверь. Тот кивнул и, спокойно поднявшись из-за стола, вразвалку пошел к выходу. Посетители проводили его ничего не выражающими взглядами и опять повернулись в сторону нашего угла. (Именно поэтому никто не заметил, как разбойник удивленно воззрился на тихо стоящую эльфийку, но, бросив взгляд на меня, поспешил убраться из таверны.) Вояку я гнать не стал, знал, что он не уйдет. Пока не начну убивать его хозяина он даже вмешиваться не будет, но, если все же начну, то, несмотря на чисто самоубийственный поступок, попробует остановить меня. Только вот убивать его хозяина я и не собирался, в силу элементарных причин. Убийство повлечет за собой массу ненужных проблем. Начиная с простейшей мести родственников погибшего (наследники мстили бы, скорее всего, лишь по необходимости, так положено по статусу) и кончая задетой честью местного короля. Какой-то, понимаешь, простолюдин потрошит его верноподданных, а он ничего не предпринимает, из-за этого король может потерять свой авторитет, так что обязательно что-нибудь сделает. Если, конечно, информация до него дойдет, а то ведь есть еще всякие бароны, графы, герцоги, которым тоже приспичит наказать зарвавшегося «крестьянина», и что будет тогда…