Митчард Жаклин. Поворот судьбы

   — Отец везет нас сегодня домой. Но ему придется забрать с собой Амоса. Он сказал, что Джой очень плохо себя чувствует. Смешно, правда? О маме и ее самочувствии он никогда особенно не беспокоился.
   — Джой, бедняжка, — язвительно произнес я.
   — Я думала, что ей надо кормить наследника раз двадцать в день.
   — Он не сказал тебе?
   — О чем?
   — Почему Джой очень плохо себя чувствует?
   — Нет. Ты знаешь, мне было бы наплевать в любом случае, — проговорила Каролина.
   — Ну, она не очень плохой человек.
   — Оно и видно по тому, как она поступает.
   — Не она же все это начала. Что ты скажешь о нашем великолепном папочке?
   — Но зачем брать с собой ребенка? Это только усложнит дело. Ей что, не могут помочь мать и куча сестричек-клонов?
   Я пожал плечами. Мне не хотелось пускаться в долгие объяснения. Отец вышел из кабинета, и я подпрыгнул. Папа выглядел как в былые времена. Он был в пальто, гольфе и темных брюках. Через плечо он перекинул ремень своей старой дорожной сумки, а в другой руке держал огромный пакет с подгузниками. Ребенок сидел у него впереди в «кенгуру». Малыш спал. Отец походил на террориста-камикадзе.
   — Пойдемте, — сказал он и приподнял Каролине подбородок. Потом посмотрел на меня и спросил: — А где твои вещи? В пансионе? Тогда мы заберем их по дороге.
   Джой так и не вышла из спальни.
   — Она устала, — объяснил Лео. — Первые месяцы беременности всегда такие трудные.
   Я попытался ради Каролины притвориться, что он имел в виду первые месяцы после беременности. Но я услышал, как Каролина начала хватать ртом воздух и невольно взорвался:
   — Я вроде слышал, что великолепная Джойос Девлин — ведь так ее зовут, — великолепна именно тем, что никогда не принуждает тебя делать то-то и то-то. Она же в состоянии вырастить ребенка без поддержки мужчины, и помощи коммуны ей достаточно.
   — Иди, садись в машину, Гейб, — бросил он.

Глава двадцать третья
Амос

   Излишек багажа
   От Джей А. Джиллис
   «медиа-панорама»

   «Дорогая Джей,
   Полгода назад моя сестра взяла у меня в долг десять тысяч долларов. Ее мужа уволили, а у них не хватало денег купить машину, в которой поместилось бы все их большое семейство (у нее трое детей). Возможно, она планировала загружать в нее рождественские подарки — я не знаю. Я дала ей деньги, которые мне подарили по случаю окончания колледжа. Теперь она рассказывает мне о том, что муж подарил ей шубу, поскольку чувствует себя виноватым из-за увольнения. Сестра просит дать ей еще десять тысяч, пока они не станут на ноги. Я ответила отказом, но она стала плакать и кричать, что я отвратительная, что заставляю ее чувствовать себя обязанной мне. Я сказала, что она может освободиться от этого бремени, вернув мне долг. Сестра бросила в меня контейнер для салатов и едва не ударила. Что мне делать? Все-таки она моя единственная родственница.

Несчастная и безденежная из Бостона».

 

   «Дорогая Несчастная,
   Иногда я не понимаю, за что мне платят на этой работе. Вы и сами знаете ответ на свой вопрос. Каждая из вас должна остаться при своем. Кому-то, как и положено взрослому человеку, придется принять перемены, когда телефон окажется отключенным, а кошелек — пустым. Интересно, чей кошелек я имела в виду?

Джей».

* * *

   Я присела на кровати, когда услышала детский плач.
   Еще до того как я успела скользнуть в свои шлепанцы, появился Лео. Лео стоял на пороге моей комнаты.
   — Лео? Это ты? Правда?
   — К вашим услугам, — произнес он со вздохом. — Прошло не так много времени, Джулиана.
   — Я бы так не сказала. Время подбросило мне много испытаний. Я заболела.
   — Я слышал…
   — Откуда? Ты же исчез.
   — У меня есть свои источники.
   — Ты только что узнал?
   — Вчера.
   — И сразу приехал.
   Я ощутила, как благодарность, словно мед, теплой волной разливается у меня по горлу.
   Я потянулась вверх и коснулась его лица, не замечая, как он вздрогнул.
   — Я пытаюсь вспомнить твое лицо.
   — Как скоро ты забыла его! — пошутил он.
   Он наклонился и поцеловал меня, положив мне руку на живот. Я не ощутила страсти, но для меня было великолепным ощущение того, что Лео здесь. От него пахло кофейными зернами и ароматным мылом. У него были не очень большие руки, но достаточно сильные, и вот он уже приподнимал меня, как будто я была ребенком.
   — Ты что, был там, где не работают телефоны? Вообще, что случилось?
   — Ты не знаешь?
   — Чего? Ты был ранен? Болен? Потому что я…
   — Меня нашли Каролина и Гейб. Они разыскали меня, Джули.
   — Дорогой мой, но дети у сестры. Они уехали на весенние каникулы. Не говори мне, что ты был поблизости.
   — Они не ездили к твоей сестре.
   — Подожди.
   Я присела на кровати.
   — Они сказали тебе, что собираются к Джейн, а Джейн — что собираются с моими родителями во Флориду. Они сели на автобус…
   — Сами?
   Лео усмехнулся.
   — Они проявили изумительную изобретательность.
   — Изобретательность? Ты знал об этом, но не остановил их?
   — Я не знал. Думаю, что Кейси была осведомлена.
   — Кейси! Кейси!
   А затем снова раздался плач ребенка. Значит, это был не сон. Я почувствовала, как в мгновение ока надо мной сгустились тучи.
   — Кто это? — спросила я.
   — Джулиана, это Амос.
   — Амос?
   — Мой сын. Джулиана, у меня родился ребенок от женщины в пригороде Нью-Йорка. Я ее очень люблю. Может, не так, как мы с тобой любили друг друга, потому что первая любовь несравнима ни с чем, но ведь любовь…
   — Ребенок?! У тебя родился ребенок?! И ты привез его ко мне в дом?!
   — Но ему, же нужен отец. Ты бы первая сказала об этом. Джой не очень хорошо себя чувствует.
   Я попыталась уловить иронию момента, а затем отступила на шаг и плюнула ему на грудь.
   — Бог ты мой! — закричал он и отпрыгнул так, словно я огрела его по голове.
   Затем один за другим в комнату вошли Каролина и Гейб. Каролина держала на руках маленького темноволосого мальчика с огромными глазами, как на дешевых картинах. Гейб уставился в окно на качели, где все мы когда-то играли.
   — Ты можешь его покормить, Кара, — вымолвил Лео. — У вас нет родниковой воды?
   — И сока, и свежего воздуха, и окон, которые открывались бы и закрывались, — тихо произнес Гейб.
   — Просто подогрей ее немного. Джой любит, чтобы смесь была комнатной температуры.
   — Гейб, подай мне телефон, пожалуйста, — сказала я, вставая и благодаря Бога, за то, что не шатаюсь и не валюсь с ног. — Я думаю, что мне потребуется свидетель этой сцены. Такого еще не было.
   Я начала набирать номер Кейси. Я могла бы убить его этой трубкой, зарядив ему со всего маху по черепу, или по его мерзкой полуулыбочке. Затем я сообразила, что набираю номер Конни. Кейси потеряла свой мобильный.
   — Вы были у тети? — спросила я. Гейб сокрушенно покачал головой.
   — Значит, вы не ездили к моей сестре. Вы соврали мне и сбежали, зная, как легко вам может все сойти с рук, когда я принимаю лекарство. Вы знали, что я не смогу вас проконтролировать.
   И отправились к нему.
   Я понимала, что делаю неправильно, втравливая детей в наши ссоры.
   — И вам удалось убедить Кейси принять в этом участие.
   — Мы отправились к Лео, потому что хотели привезти его домой, — объяснил Гейб.
   — Вы привезли его. Что дальше? Он был ошеломлен и обескуражен.
   — Но разве ты не этого хотела? Мама, ведь ты мечтала о том, чтобы иметь шанс поговорить с папой. Ты всегда жаловалась на его отсутствие.
   — Я не знаю. Я не так себе все это представляла. — У меня голова раскалывалась от напряжения. — Значит так: я хочу, чтобы мы кое о чем договорились, до того, как здесь появятся Кейси и Аори. Я не хочу устраивать сцену при ребенке. То, что касается вашего поступка, то вы действовали глупо и опрометчиво. Вас могли убить или ранить.
   — Мы каждый вечер звонили Кейси. Она все знала.
   — Тогда и Кейси поступила очень неосмотрительно.
   Я пошла в кухню и потянулась к шкафчику за аспирином, но не смогла этого сделать. Мне помог Лео, и вода потекла у меня сквозь пальцы, но я продолжала пить, чтобы избавиться от привкуса мела во рту. Я вдруг сообразила, что на мне только фланелевая рубашка и попросила всех выйти. Я стала одеваться с особой тщательностью и неспешностью.
   Натягивая брюки и застегивая ремень, который когда-то был мне впору, а теперь стал велик, я думала о том, что Лео не появился бы в нашем доме, если бы дети не выгнали его, как зверя из логова. Он понял, что виноват. Пока я заправляла рубашку и поднимала ворот, наносила немного тонального крема, чтобы отвлечь внимание от уставших глаз, я размышляла над тем, что мне придется осознать: у него есть семья, у него есть ребенок от другой женщины. Его союз — это лучше, чем брак, потому что заключен по взаимной любви. Я не хотела давать себе труд задерживаться на этой информации, но что она могла дать мне в предстоящем бракоразводном процессе? Я расчесалась и уложила волосы гелем.
   Висконсин был штатом, где к разводу стоило готовиться во всеоружии.
   Но здесь вина одной из сторон была очевидной, не так ли?
   Нет.
   Хорошо.
   Я подумала: что мне удастся использовать против Лео? От него не очень-то много и осталось. Он казался уверенным, нетерпеливым. Ему было скучно видеть нашу жизнь, наши проблемы. Он все заранее предвидел, а я все еще любила того парня, который посвятил мне стихи…
   Нет, этот парень мог целовать жену, а потом без запинки отрапортовать, что влюблен в другую.
   Нет.
   Некоторым не стоит давать второго шанса — они этого просто не заслуживают.
   О, если бы только ему потребовалось от меня хоть что-то, в чем я могла бы ему отказать!
   Его родители приедут сегодня вечером.
   Последний взгляд в зеркало — и я вышла из комнаты. Я надеялась, что сумела сохранить королевскую осанку. Каролина кормила младенца, сидя в кресле-качалке.
   — У тебя случайно нет маленькой колыбели, которой я мог бы воспользоваться? — спросил меня Лео.
   — У меня нет случайно колыбели, которой ты мог бы воспользоваться.
   Я пересекла комнату и выбрала себе одну трость из папиной коллекции. В тот день она была мне ни к чему, но я хотела, чтобы Лео видел меня с ней.
   — Ты не обходишься без трости? — спросил он.
   — Да, при некоторых обстоятельствах, — сказала я, вглядываясь в его лицо и узнавая черты, которые передались моим детям. Но они исчезли, как в калейдоскопе исчезает вмиг картинка. — Я могла бы ею воспользоваться, чтобы размозжить тебе череп. Но мне не хочется попасть в тюрьму. Я хочу, чтобы в нее сел ты. Хотя то, что ты сделал, не идет вразрез с законом. То, что ты сделал, нарушает нравственные нормы, и это обычно карается более страшным судом — собственной совестью. Твои родители захотят повидаться с тобой, до того как ты уедешь…
   — Я планировал остаться еще на некоторое время.
   — И где же ты планировал остановиться?
   — В отеле. У друзей.
   — У тебя нет друзей, Лео, — тихо произнесла я, впервые за долгое время осознавая, что это правда.
   — У меня друзья в «Долине восхода».
   — О, неужели ты живешь… — Я не могла сдержать смеха. — Неужели ты обитаешь в месте с таким названием?
   — Неужели ты, городская барышня из богатой семьи, живешь в Шебойгане? — парировал Лео.
   — Дети, поднимитесь наверх.
   — Мам, мы же не наверху живем. Мы теперь все живем на первом этаже, — напомнила Каролина.
   — Ты знаешь, что я это и имела в виду, моя дорогая. Несмотря на то, что Каролина держала на руках Амоса, мне удалось поцеловать дочку.
   — Я так по тебе соскучилась. Вы держались молодцом. Но вам повезло.
   Кара грустно улыбнулась.
   — Будь осторожна, поддерживай Амоса под голову, иначе его вырвет, — вслед удаляющейся Каролине произнес Лео.
   — Он и имя свое изменил, — через плечо бросил Гейб.
   — Я теперь называю себя Леоном. Там, в долине, — пояснил Лео, когда Гейб ушел.
   — Я бы назвала тебя «Посмотрите, кто сошел с ума», и не только в долине, — прокомментировала я.
   — Джулиана, я и не рассчитывал, что ты поймешь меня или простишь. Возможно, на то есть причины. Каждая пара переживает лучшие и худшие времена. У наших отношений закончился срок годности.
   — И поэтому появилось это существо… как ее зовут, забыла.
   — Джойос?
   — Правда? — Я не знала, как удержаться от приступа смеха, ощущая непонятное удовлетворение. — Твою подружку зовут Джойос?
   — Джой. Она сама себе выбрала имя.
   — Как и ты. Леон. Держу пари, что она…
   — Она варит джем.
   — Бог ты мой! — Я присела у окна. — Ты знаешь, что выглядишь в моих глазах карикатурой на самого себя? И сколько продлится это родство душ? Вечность?
   — Она инструктор Пилатеса.
   — Все стало на свои места. Она тебе напомнила меня в молодости.
   — Если хочешь знать, мы не загадываем наперед. Мы решили, что будем радоваться каждому прожитому дню.
   — Ты идиот или притворяешься? У тебя в соседней комнате ребенок. Это называется «не загадывать наперед»? Ты стер из памяти одну семью и снова хочешь поступить так же?
   — Нет, на этот раз все будет по-другому.
   — Лео, на этот раз будет так, как и было, потому, что наступает пресыщение новизной. Сначала тебе кажется, что ты и не видел таких сисек, а потом ничего особенно привлекательного уже в них не находишь. Ты ощущаешь сейчас себя снова на двадцать пять, потому что живешь с ней. Думаешь, это продлится вечно? Да мне плевать, честно говоря. Я веду с тобой эту беседу только потому, что ты отец моих детей.
   — У нас не было разногласий из-за детей.
   — Что-то не припомню, чтобы все выглядело такой идиллией. Ты же говорил, что нас слишком много и ты задыхаешься от забот и хлопот. Ты не ездил в Колорадо фотографировать…
   — Ездил, но она ездила со мной. Она хотела понять, свободен ли я…
   — От чего? От семьи, которую ты втоптал в грязь?
   — Я не принимал решения о третьем ребенке. Я даже не принимал решения… покинуть вас. Так получилось. Обстоятельства сложились так, как я сам этого не ожидал, — прошептал Лео. — Но когда все произошло, я подумал, что для этого были причины.
   — Не обязательно оправданные, как выразился бы Гейб.
   — Я долго думал, а потом пришел к выводу, что это был мой последний шанс…
   — Затащить в постель молоденькую девушку? Упасть в пропасть?
   — Ощутить, что такое страсть. Что такое жизнь. Я указала тростью на выход.
   — Удачи тебе. С твоей новой жизнью. У тебя теперь четверо детей, Лео. И трое из них живут со мной. Думаю, что будет справедливым требовать от тебя после развода уплаты алиментов в размере двадцати — или сколько там? — процентов твоего жалованья.
   — Джулиана, я, наверное, сейчас и половины твоей зарплаты не получаю. Я делаю много благотворительной работы и тружусь на общину, в которой живу.
   — Но это не меняет дела. Плати мне часть того, что ты получаешь. Не для меня, Лео. Для них.
   — Вот поэтому нам и нужно поговорить. Нам надо рассудить все по справедливости, чтобы не обидеть детей, — сказал он. — Я их всех очень люблю. Если ты не в состоянии заботиться о детях, я с удовольствием заберу их с собой. Всех. Думаю, что будет справедливо, если ты воспользуешься трастами, которые оставил твой отец. Эти деньги нужны тебе сейчас. Если ты не доверяешь мне инвестировать их, обратись к другому юристу.
   — Я обязательно об этом подумаю.
   — Правда?
   — Почему бы и нет? Неужели я не заслуживаю того, чтобы подумать о себе и своем здоровье теперь, когда мне не приходится ждать от тебя помощи?
   Я знала, что мне нужны деньги, чтобы продолжать курс лечения, а не для того, чтобы мечтать о престижных университетах.
   — Мне отрадно видеть, что ты разумно отнеслась к моему предложению. Перед тем как отправиться с детьми к тебе, я просмотрел информацию в Интернете о рассеянном склерозе. Это чревато, как я понял.
   — Не волнуйся, я все равно в состоянии делать то, что делала и раньше, в балетном классе.
   — Ты до сих пор туда ходишь?
   — Да, иногда.
   — Но Гейб преподнес мне ситуацию так, что я представил тебя прикованной к постели.
   Он посмотрел на трость.
   — И это случается.
   Мы стояли друг напротив друга, как боксеры-тяжеловесы, прислушиваясь к дыханию противника.
   — Ты знаешь, когда сюда приедут мои папа и мама? — первым нарушил молчание Лео.
   — Они приезжают около шести, но поедут к себе, а уже затем, наверное, появятся здесь. Их самолет приземляется в четыре. Они продали свою часть дома во Флориде.
   — Но зачем? Я же обещал…
   — Даже не мечтай об этом. Лео, твои родители ни при каких обстоятельствах не пустят Джой на порог своего дома.
   — Ты удивишься, когда поймешь, какие чудеса может сотворить упоминание о ребенке.
   — А я думала, что ты оставил эти подвиги в далеком прошлом. Вспомни, как ты принял появление нашей девочки. Нашей двухлетней дочери.
   — Ты говоришь так, будто я совершил преступление.
   — Преступление? Хуже — ты совершил грех. О Лео, как теперь мне понимать все разговоры о том, что тебе надо выйти на пенсию? Малыш Амос немного не вписывается в общий тон твоих вечных жалоб.
   Лео вздохнул.
   — Наверное, лучше мне сразу признаться. Все равно тебе предстоит это узнать. Джой снова беременна.
   — Ну, не чудесно ли?
   Я сама была удивлена тому, насколько спокойно я отреагировала на это известие, хотя в горле у меня стоял противный комок.
   — Ты не просто человек, которому патологически не везет из-за собственной глупости. Ты редкий дурак. Теперь у тебя будет пятеро детей, содержание которых потребует средств. После разговора с тобой хочется пойти вымыть руки. И ты еще посмел представить ситуацию так, как будто рождение Авроры подтолкнуло тебя к краю! Ты винил меня, ты винил маленькую Аврору, а я клюнула на эту ерунду.
   — Где она? В детском саду?
   — Ее скоро привезут.
   — Надеюсь, ты отправила ее в приличное место.
   — Конечно, Лео. Я отправила ее к Конни, что я делаю два раза в неделю по утрам, а в остальные дни сама заменяю ей все приличные сады, совсем как ты когда-то хотел.
   — Прекрати, Джулиана. Где моя дочь?
   — Она с Кейси и Эбби. Кейси и Эбби теперь живут здесь. Они снимают у меня комнату, потому что мне нужны деньги и компания, а иногда требуется помощь, без которой я сейчас не могу обойтись. Ты знаешь, что мне пришлось продать дом Лизель и Клаусу?..
   — Да, мне Гейб сказал.
   — Никому не удалось разыскать тебя. Ни твоей семье, никому.
   — Я признаю, что был не прав, когда исчез вот так и не сообщал о себе. Я вижу, как это отразилось на детях. Но я был в отчаянии, Джулиана. Я был точно так же болен, как и ты, но не в физическом смысле.
   — Ну, до чего ж трогательно! — воскликнула я. — Знаешь, Лео, когда я думаю о тебе, мне на ум приходит очень много сравнений. Я вспоминаю змею… Но одно скажу тебе точно: я не верю в твою тупость. Ни при каких обстоятельствах нельзя сравнивать, и ты сам это прекрасно знаешь, твое так называемое отчаяние и состояние моего здоровья. Нечего даже и пытаться поставить на одну доску то, как ты себя чувствовал со мной (а тебе не было плохо), с тем, как приходится сейчас мне. Понятно?
   Он мягко улыбнулся.
   — Я и не ожидал, что ты поймешь меня. Для тебя сейчас все замутнено гневом. Твоя гордость, твое самолюбие уязвлены.
   — Да, пожалуй, — согласилась я. — Но я немножко разбираюсь в маркетинговых исследованиях. Если бы ты опросил сто женщин, которых оставили на произвол судьбы с тремя детьми на руках и после этого они узнали, что их здоровье резко ухудшилось, а деньги со счета куда-то исчезли, потому что муж не проявил ни благородства, ни элементарной порядочности, чтобы объясниться… Если бы ты их спросил: «Чувствуете ли вы гнев?» — то наверняка лишь несколько процентов опрошенных ответили бы утвердительно. Остальные выбрали бы слова покрепче.
   Входная дверь открылась, и я услышала, как Кейси, смеясь, крикнула вдогонку девочкам:
   — Так, подождите! Я хочу снять с вас сапожки!
   — Привет, — сказала я. — Мы здесь.
   — Папа! — закричала Аврора, словно увидела какое-то экзотическое животное.
   Лицо Лео исказилось гримасой искреннего сожаления. Он выглядел несчастным.
   — Куколка моя! Ты же выросла на целый фут!
   Он раскрыл объятия и поцеловал Аори в макушку. Лео сокрушенно качал головой и искал моего взгляда. Я увидела, что он по-настоящему расстроен, но мое сердце уже не могло открыться ему. Аори немного отстранилась и отступила на шаг, вдруг став застенчивой.
   — О, величайший из идиотов пожаловал, — произнесла Кейси, разматывая шарф.
   Она стояла в стороне. Ее желтое пальто и красивая вязаная шапочка довершали образ здоровой и успешной женщины.
   — Привет, Кейси, — приходя в себя, ответил Лео. — Разве Конни не учила тебя, что в некоторых случаях лучше помолчать? В частности, когда ты не можешь быть милой и любезной.
   — Я не вижу здесь никого, кроме Джулианы, к кому мне хотелось бы проявить любезность.
   Аори подбежала ко мне и уселась рядом у окна, стараясь спрятаться за моей спиной. Она засунула пальчик в рот, не зная, как ей лучше исчезнуть из виду. Кейси добавила:
   — О, еще твою дочь, конечно.
   — Она услышала по тону твоего голоса, что ты презираешь меня, поэтому и убежала.
   — У нее просто хороший вкус.
   — Прекратите, — остановила я их. — Мне противно это слушать.
   Послышался плач младенца, и Лео вздрогнул.
   — О нет! — воскликнула Кейси. — Это еще что такое?
   — Это Амос, — сказала я. — Амос Штерн. Когда Лео приходит в голову путешествовать по райским кущам, он делает это под другим именем. Амос, кстати, один из плодов его жажды приключений. И это еще не все. Амос не единственный представитель клана. Лео намерен основать целую династию со своей новой пассией, извини, любовью его жизни.
   — Скажи, что ты пошутила, — проговорила Кейси. — Лео, даже ты не мог оказаться таким дерьмом.
   Каролина крикнула из комнаты:
   — У меня больше нет молока.
   У Кейси глаза округлились до размеров чайных блюдец.
   — Она говорит о детской смеси, — объяснила я. — Это не ребенок Каролины. Все не до такой степени плохо. Подружка Лео из пригорода Нью-Йорка собирается не останавливаться на достигнутом. У нее, кроме этого ребенка, скоро появится следующий.
   — Ты специально нагнетаешь, — начал Лео. Кейси села на табурет в холле.
   — Нет, Лео, по-моему, она старается не сгущать краски, как того требует эта ситуация.
   — Ребенок? — Аори вдруг нарушила течение разговора. — Папа привез мне настоящего ребеночка?
   В этот момент мне перестало быть смешно.
   — Аори, — сказала я, усаживая малютку на колено. — Аори, послушай…
   Но тут появилась Каролина с извивающимся Амосом на руках. У нее задрался свитер.
   — Папа, помоги! — крикнула она, и Лео вскочил.
   — Папа, помоги! — в один голос повторили мы с Кейси, но у меня сразу же выступили на глазах слезы. Я встала, не выпуская руку Аори.
   — Папа? — нерешительно спросила Аори. — А мы можем оставить ребенка?
   — Лео, я тебя прошу, уйди, ради всего святого. Я потом ей все объясню…
   — Но я имею право видеть свою девочку, — вдруг бросил мне в лицо Лео. — Я хочу, чтобы у меня была возможность встречаться с дочерью!
   — Тебе надо было подумать об этом… шестнадцать месяцев назад! — укоризненно произнесла Кейси.
   — Не надо, Кейси. Не перед детьми. Я знаю, что ты хочешь мне помочь, но от этого будет только хуже.
   — Джулиана, ты позволишь ей прийти ко мне в отель, когда мои родители приедут к тебе? Она могла бы поплавать там в бассейне и тогда, как следует вспомнила бы меня.
   — Хочешь поехать в отель с папой, Аори? — Я повернулась к ней и взяла ее за плечи, маленькие, как у птички. Я говорила мягко и тихо, заглядывая ей в лицо. Аори едва слышно ответила:
   «Нет, нет».
   Я обратилась к Лео:
   — Она не хочет, Лео. Она отвыкла от тебя. Слишком много времени прошло. Я бы ей позволила.
   Здесь решила выступить Каролина.
   — Не волнуйся, Аори. Бабуля и дедуля приедут, — сказала она примиряющим тоном. — Все будет хорошо. Правда. А ты можешь поиграть с ребенком.
   Я, Кейси и Гейб одновременно посмотрели на Каролину так, что могли бы, наверное, своим взглядом превратить ее в соляной столб.
   — Ну, все будет хорошо. Бабуля и дедуля приедут. Они поедут в отель.
   Но, как оказалось, Штейнеры не собирались пока этого делать.
   Они появились у меня дома.
   Кейси скромно сказала, что ей надо навестить Конни, и я пообещала сразу же позвонить, в случае если не смогу справиться с чем-то. Они с Каролиной, которая должна была вернуть телефон Кейси, пошли на кухню, и я услышала, как моя дочь рассказывает ей о своих приключениях. Кейси слушала эту историю и ужасалась.
   Когда прибыли родители Лео, я попыталась объяснить им, по возможности сглаживая острые углы, что произошло с детьми и как они решили отправиться в это немыслимое путешествие. Хана все время хваталась за сердце. Лео стоял у задней двери, без пальто и шляпы.
   Он смотрел в темноту, а потом появился перед матерью, держа перед собой Амоса, как щит. Он был совершенно уничтожен и заметно сник, когда Хана сказала:
   — Он очень хорошенький, Лео. Пусть простит тебя Бог, но, что же ты наделал?
   — Папа? — обратился Лео к отцу, но Гейб-старший лишь покачал головой и прикрыл лицо руками.