Молчанов Андрей. Побег обреченных

   – Понял, понял, понял… – зашуршало в наушнике.
   Это воодушевило: группа была цела, и адреналинчику в кровь он, Власов, ребятам добавил… Не помешает.
   За бордюром, со стороны двора, послышалось отчетливое движение – вероятно, назад возвращался лазутчик.
   Миг, и Власов приник плечом к основанию бетонного бруствера, ощущая, как кровь, высыхающая на сжимающих рукоять кинжала пальцах, омерзительной холодной коростой стягивает кожу…
   – Муса! – донесся призывный шепот, и над головой Власова появилась косоглазая, заросшая физиономия.
   В-жик! – серпом рассекло лезвие воздух, перерубив шею очередной жертвы, тут же перетащенной через ограду к своим бездыханным соратникам.
   Власову вспомнилась Москва, стол в ресторане с обилием мясных и рыбных закусок, неторопливый разговор под остуженную на льду «Смирновскую» с деловым человеком, предлагающим за оказание услуг сотню тысяч «зеленых»…
   А услуги-то! Тряхнуть какую-то трусливую, зажравшуюся свиноморду…
   Нет, со службой пора завязывать. Хватит приключений!
   Власов поднес к глазам прибор, повертел регулировочные колесики…
   В зеленом размытом фоне увидел силуэты входивших в дом пятерых неизвестных.
   «Ничего себе! Сколько же их тут, косматых детей гор?.. Целая банда, что ли? Эх, были бы снайперы… Да кто же знал!»
   – Я одного уложил, – прозвучал в рации голос Мартынова. – И ребята – двоих… Вокруг вроде все чисто…
   – Кольцевая проверка периметра, – сказал Власов. – Двигаемся навстречу друг другу. – Громко цокнул два раза через зуб. Выждал секундную паузу. – Такой вот сигнал… для опознавания. Не покрошите друг друга, парни! И за домом следим неотрывно! Если все чисто, трое идут туда… Включая меня. Один контролирует подъезд-выезд. Берегите спины!
   – Понял, понял, понял…
 
   Отряд Ахмеда, включая Диму, состоял из двадцати человек. Шестеро оставались в поселке, готовя отход группы, пятеро боевиков во избежание появления незваных гостей следили за дорогой от поселка до домика, а остальные непосредственно участвовали в операции.
   Входя в дом, Дима, конечно же, и предположить не мог, что шестеро бойцов, должных охранять периметр, валяются на склоне с перерезанными глотками и группа захвата ФСБ, проверив свои тылы, спешит к неясно белеющим в темноте спящих гор стенам строения с намерениями глубоко агрессивными и решительными…
   Дима был отстраненно-спокоен. Бородатые бойцы, увешанные оружием, вселяли в него уверенность, и в окружении их чувствовал он себя если не комфортно, то уж вполне защищенно.
   В темноте прихожей вспыхнули узко направленные лучи фонариков, скупо высветившие беленые плоскости стен и дверей спален.
   Дима толкнул ладонью первую дверь, оказавшись в пустой гостиной с круглым большим столом, окруженным готическими стульями с резной вязью изголовий. Посередине стола высилась в бронзовой зачерненной чаше оплывшая, наполовину сожженная свеча.
   – Спички! – шепотом попросил он, тут же ощутив ткнувшийся ему в пальцы коробок.
   В озарении расплывчатого огонька он увидел стоящий на полу рюкзак и спортивные сумки.
   – Так, – сказал, различая в полумраке сосредоточенное лицо Ахмеда. – Вы тут пока с этими разбирайтесь, а я посмотрю, что к чему…
   – Чего смотреть? – с откровенным раздражением спросил тот.
   – Чего нашим начальникам требуется, вот чего! – в тон ему произнес Дима, – Иди и занимайся… чем умеешь. А я свои задачи тоже хорошо знаю!
   – А ты знаешь, чего им требуется? – умерил тот пыл.
   – Представь себе!
   – Ну, извини… – Дверь закрылась.
   Дима взялся за узел рюкзака, из которого выглядывал ледоруб.
   Так… Веревка…
   Взяв фонарик в зубы, он разверз брезентовые края, заглянув внутрь рюкзака.
   Увидев аптечку, вытащил ее, высыпав содержимое на пол.
   Таблетки, мазь…
   Дверь неожиданно и зловеще скрипнула, Дима вздрогнул, тут же окаменев и в единое мгновение покрывшись ледяным потом.
   – Кто… там? – вопросил робко, не находя в себе силы обернуться. – Ахмед, ты?
   Вслед за его вопросом в доме послышался шум, оглушительно и звонко разлетелось разбитое стекло, грохнул выстрел, затем отрывисто прострекотала сухая и колкая автоматная очередь…
   Истерзанное нервными перегрузками сердце Димы екнуло и спутало равномерный свой ритм.
   Фонарь выпал изо рта парализованного ужасом Дипломата в глубь рюкзака.
   С помощью колоссального волевого усилия он заставил себя повернуть голову в сторону двери.
   Взор его тут же уперся в пропасть черного немигающего зрачка тупорылого хромированного «магнума». Но тот, кто держал этот «магнум», был страшнее всех пистолетов мира, и он принудил Диму издать затравленный, скулящий звук и, подхватив рюкзак к груди, сжаться в трепетный комок.
   Перед ним, широко расставив ноги в шнурованных десантных башмаках, стоял, как ангел возмездия, знакомый суровый чекист, глядевший куда-то поверх Диминой головы.
   Стуча холодными зубами рассыпчатую дробь, Дипломат слабо и глупо поинтересовался, что посетителю нужно и вообще по какому поводу…
   Контрразведчик, неторопливо оборотив на жертву змеиный взгляд, вдруг улыбнулся Диме так ослепительно, задушевно и жутко, что тот, взбрыкнув ногами, привалился к ножке стола и, съежившись, заголосил придушенно.
   – Еще один звук, и пуля у тебя в башке! – предупредил низким, с брезгливой угрозой голосом контрразведчик, пнув для убедительности Диму тяжеленным башмаком в зад. – Вставай, иуда!
   – Нет, – сказал Дима с запальчивой беспомощностью и сжал кулак у подбородка, как обороняющийся боксер. Челюсть его заплясала на костяшках пальцев.
   Последовал новый удар по старому адресу.
   Превозмогая скрежет зубовный и крупную нервическую дрожь, Дима, склонив голову к плечу и грозя неизвестно кому скрюченным перстом, подчинился, бормоча:
   – Я же самостоятельно… Вы же без сознания… Я же продолжаю работу…
   – Бери все вещи, гнида! Ну!
   Дима подхватил рюкзак и сумки, всем видом выражая Покорность да и вообще готовность номер один.
   – На выход, с-сука!
 
   Пока недруги топтались в прихожей, Власов, Мартынов и еще один офицер проникли через окна в заранее примеченные спальни и, не обращая внимания на безмятежно спящих людей, заняли исходные позиции у входных дверей, готовясь к атаке.
   Все произошло согласно предполагаемой схеме…
   Дверь раскрылась, в комнату, где спал Астатти, вошли, подсвечивая себе фонарями, двое, тут же, не издав ни звука, повалившиеся на пол под точными кинжальными ударами Николая; не обернувшись на трупы, он выскочил в коридор, держа на изготовку тяжелый «магнум», открыл дверь гостиной, оказавшись на пороге слабо освещенной комнаты, где спиной к нему сидел, роясь в рюкзаке, с фонарем во рту, какой-то человек, показавшийся Власову странно знакомым…
   И это чувство неожиданного узнавания, возникшее у Николая, спасло исследователю рюкзака жизнь…
   – Кто… там? Ахмед, ты? – слабым голосом спросил человек, не оборачиваясь, и тут же в мозгу Власова полыхнуло озарение:
   «Дипломат! Вот кто душманов навел! Змееныш…»
   В этот момент загрохотали выстрелы, мало смутившие Власова, ибо за пистолетным, чужим, услышалась своя, из «скорпиона», очередь, наверняка скосившая бандита, – судя по всему, последнего, доставшегося Мартынову, и единственное, о чем не без досады подумал Власов, – о неуклюжести подчиненного, поднявшего излишний шум…
   Впрочем, из гостиной он решил выйти вторым, для начала выпихнув в коридор подонка Дипломата в качестве живого щита…
   Что и проделал.
 
   Мартынов действительно допустил оплошность, ударив вошедшего в комнату Ахмеда ножом в спину. Он бил со всей силы, механически целя в область сердца, надеясь, что лезвие в крайнем случае расщепит кость ребра, достигнув цели, и напрочь забыл при этом все назидания инструкторов, обнадеженный недавней победой, когда точно таким же ударом в секунду уложил выслеженного на склоне бандита, однако на сей раз нож встретил преграду, и, прежде чем до Мартынова дошло, что на противнике – бронежилет с титановыми пластинами, тот резко обернулся, вспышка выстрела огненным снопом разорвала тьму, Мартынова словно ударило по скуле деревянной палкой, и, чувствуя, что теряет сознание, он в упор выпустил половину боезапаса магазина из пистолета-пулемета по темному силуэту, который спиной, в звоне оконного стекла, вывалился, отброшенный свинцом, во двор…
   «И никакой жилет тут тебя не спасет…» – погружаясь в звенящую нудную тьму, подумал Мартынов.
   Он уже не видел ошарашенно протиравших глаза Ракитина и Градова, поднимавшихся с засыпанных стеклянной крошкой постелей.
 
   Ахмед, упавший на бетон под окном дома, вдруг резко и отчетливо почувствовал, что умирает…
   Не видя ран, он физически ощутил их – сквозные, рваные дыры, через которые неуклонно и стремительно вытекала жизнь…
   Неповинующейся рукой, не думая ни о чем, сосредоточенный лишь на тех последних движениях, что обязан был сделать, он дотянулся до накладного кармана брюк, нащупав узкий пенальчик рации…
   Жизнь уходила из него с каждым мгновением, непроизвольно и глупо дергались чужие, схваченные судорогой агонии ноги, но мысли, окутывающиеся их застилающим туманом, еще руководили телом, упорно не поддаваясь своему скорому и неизбежному затмению.
   Губы ощутили мелкую холодную сетку микрофона.
   – Здесь засада… Все убиты… Сюда…
   – Ахмед! – донеслось из гулкой бездны эфира. – Ахмед!
   – Я умираю, – сказал он и разжал пальцы, уже не расслышав звука упавшей на бетон рации.
   Он сделал все от него зависящее. И теперь позволил клубящемуся туману хлынуть на исстрадавшиеся своим противостоянием ему хрупкие, изнемогающие мысли, соломинками подпирающие свинцовый пласт осознания этого мира, из которого пришла пора уходить…
 
   Ракитин вскочил с кровати, ощутив льдисто хлынувший из разбитого окна лоток холодного ночного воздуха, горечь пороховой гари, эхо пальбы, заложившей уши, и, потерянным движением нащупав кнопку на проводе ночника, включил свет.
   У двери, широко раскинув ноги в яловых сапогах, лежал какой-то человек в пятнистом защитном комбинезоне, сжимавший рукоять «скорпиона». Лицо человека было залито кровью.
   Проснувшийся Градов, оторопело пялясь на зазубрины стекла, торчащие в пазах рамы, шептал потерянно:
   – Что за хулиганство? Что за…
   Входная дверь отворилась.
   На пороге возник еще один человек в камуфляже. Компактный короткоствольный автомат, свисающий на ремне с крутого плеча, громоздкий пистолет в руке…
   Не говоря ни слова, он наклонился к лежавшему на полу человеку, тронув пальцами его сонную артерию, пробурчал:
   – Жив, кретин…
   А затем, воздев пистолет стволом вверх, сделал резкое движение, вмиг оказавшись у края оконной рамы; качнул корпусом, словно избегая внезапной пули, и, прищурившись, три раза выстрелил вниз, под окно, резюмировав удовлетворенно:
   – И этот готов… Последний!
   В комнату вошел еще один неизвестный, также в армейской, без отличительных знаков униформе.
   – Мартынова на вывоз, еще дышит, – обращаясь к нему, высказался тип с пистолетом, ни малейшего внимания ни на Ракитина, ни на Градова не обращая. – И тех, и этих… – повел стволом пистолета на обитателей комнаты, – в коридор, и вызываем машину!
   – А что, собственно… – начал Александр, но дальнейшие его слова пресек взгляд, исполненный такой угрозы и ненависти, что Ракитин поневоле прикусил язык.
   Вслед за взглядом последовал ответ:
   – Собирайся, гадюка, отползался…
   Тут Ракитин увидел, что руки собеседника именно что по локти были густо вымараны в крови.
   Эта деталь, замеченная и Градовым, отбила всякое желание задавать праздные вопросы.
   Молча оделись, вышли в коридор, узрев сидевших у стенки Астатти и молодого человека, одетого в кожаную куртку, подбитую мехом, и в спортивный костюм. Человек, закованный в наручники, находился в глухой прострации, мертво глядя куда-то в пол.
   – Ну вот, – с горьким удовлетворением произнес тип в камуфляже, с видимым омерзением взирая на свои кровавые руки, – добрые старые знакомые собрались вместе. Какая встреча в горах! На свежем воздухе! Разрешите представиться, – обернулся к Ракитину. – Начальник отдела Федеральной службы безопасности России Николай Власов! Любить не прошу, а жаловать – на ваше усмотрение!
   – Вы ехали в поезде, – проронил Александр, неожиданно признав лицо собеседника.
   – Да, и доехал, как видите…
   – Машина вот-вот будет, – доложил Власову один из военных. – Жмут сюда на всех парах!
   – Очень хорошо! Значит, скоро… – Он не договорил.
   Где-то неподалеку грохнул тугой взрыв, затем еще один; застрекотали автоматные очереди…
   Лицо Власова побледнело, и на нем отчетливо проступили темные мелкие веснушки, в которых Ракитин не без содрогания признал крапины засохшей крови.
   – Ну, ребята, – молвил Власов задумчиво, – дело, оказывается, не кончено. К бою! – Обвел неприязненным взглядом пленников. – Вы! Если хотите жить, будете выполнять приказы! Приказ первый: через окно вылезайте из дома и следуйте за мной. С вещами, блин! Шаг в сторону – расстрел на месте!
   В этот момент входную дверь косо пропорола автоматная очередь.
   – За мной! – заорал Власов, подталкивая автоматом Астатти и Градова в сторону спальни, где лежал истекающий кровью Мартынов.
   Ракитин, забросив рюкзак на плечо, уже выбивал башмаком торчащие из пазов рамы стеклянные зубья, освобождая проем окна.
 
   Али считал себя опытным бойцом. На родине, в Афганистане, он провоевал всю свою сознательную жизнь: сначала с русскими оккупантами, потом с оппозицией; далее набиравшая обороты гражданская бойня спутала все понятия законной власти и противостоящих ей группировок, также именовавших себя властью, и, перемещаясь из банды в банду, Али наконец примкнул к таджикским сепаратистам, сражаясь уже на их стороне с федеральными войсками и пограничниками.
   Война стала образом жизни, автомат – единственным верным другом, а вопрос: «Зачем он воюет?» – отпал сам собой. Глупый вопрос. Сродни тому: зачем ты живешь?
   Зачем?! А эта несказанная радость сердца, когда твоя пуля точно находит врага, повергая его – опасного и сильного – в прах? А радость обретения трофеев? А блаженство, наркотиков? А власть? А испуганная покорность женщин?
   Сегодня предстояло захватить каких-то неверных и отправиться с ними в горы – задача пустяковая, хотя он, Али, подготовился к ней, как всегда, тщательно и вдумчиво, взяв под свою команду многоопытных товарищей и не затруднившись обременить себя тяжкой ношей двух гранатометов и увесистым боезапасом к ним.
   Возможно, неверные были невооружены, и опасность несло в себе лишь столкновение с местной зажиревшей милицией, однако Али опасался, что на помощь ей способны прийти войска. В его практике такое случалось. Кроме того, надо было учитывать вероятное преследование, да и вообще любую случайность…
   А потому Али был готов к самому внезапному повороту событий. И когда координатор, находившийся в поселке, сообщил, что главный, Ахмед, убит, а к домику движется какая-то машина с военными, Али не без удовлетворения отметил свою воинскую мудрость, в сей же миг отослав часть людей, охранявших дорогу, штурмовать дом, а сам же, расчехлив новенькую «муху», занял удобную позицию для атаки за выступом скалы, на повороте дороги.
   Он точно выверил дистанцию выстрела, глядя на приближающиеся фары грузовой машины, и, коротко кивнув напарнику, страхующему его дублирующим снарядом, выпалил в цель, тут же, еще за мгновение до взрыва, уяснив обостренной боевым опытом интуицией: попал!
   Следом полыхнула вторая вспышка, напитавшая дополнительной силой огненный смерч, в котором корявым изломанным силуэтом обозначился кузов растерзанной машины.
   Пригнувшись, Али запетлял по дороге, слыша, как застрекотали, впиваясь в объятых пламенем людей, недвижно лежащих у горящего остова машины, автоматные очереди.
   Впрочем, один из атакованных был жив…
   Пусто глядя на приближавшегося Али, залитыми кровью пальцами он держал рацию, что-то в нее выговаривая…
   Это было опасно, неверный звал помощь.
   Коротко полыхнул автомат, и осколки рации с раздробленной кистью руки полетели в огненную лужу растекающегося бензина.
   Больше здесь было нечего делать.
   Остов машины надежно перегораживал дорогу, и теперь предстояло спешить на помощь штурмующим дом соратникам.
   Там же, судя по взрывам гранат и ожесточенной пальбе, завязывалась нешуточная схватка.
   Али вернулся к повороту дороги, подхватил гранатомет, любовно погладив тяжелую стальную трубу…
   Он никогда не ленился отяготить себя мощным оружием. Он очень мудрый, Али. И очень трудолюбивый… И Аллах вознаградит его, истинного воина!
 
   Последнее сообщение по рации повергло Власова в шок. Машина с поддержкой была разгромлена из засады, и сюда, к дому, двигался явно превосходящий его группу и по численности, и по вооружению противник.
   Добиться каких-либо толковых объяснений от Дипломата о составе и вооружении бандформирования Власов не смог: тот еле ворочал языком, абсолютно ничего не соображая и производя впечатление впавшего в транс умалишенного.
   Выведя пленников за бруствер, Власов повел их дальше, в скалы, уходя от дома, ибо понимал, что единственное их спасение – скрыться в горах, заняв в подходящем месте глухую оборону и дожидаясь подкрепления. Единственной его надеждой теперь оставался майор Дронь, должный срочно связаться с военными и прислать сюда боевой вертолет.
   Замыкая цепочку понуро бредущих в темноте людей, Власов, стараясь придать голосу уверенность, втолковывал:
   – Я вас спасаю, мудаков, это понятно? Душманы за вашими головами пришли и… за пластинами этими… Где пластины-то, кстати?
   – Их тут нет, – сказал, коротко на него обернувшись, Ракитин. – Честно!
   – Да верю, иди… А что они значат-то, а?
   – Долгая история.
   – Ну, расскажешь, даст бог… А кто душманов сюда намылил, знаешь? Нет? Так посмотри, вон он, позади тебя ковыляет! Агент ЦРУ засратый! Вот его и поблагодаришь, если чучмеки тебе башку срежут… У-у, падаль! – Пнул взвизгнувшего Диму в зад. – Мартынову теперь каюк, считай… А если еще ребят положат, на антрекоты тебя расшинкую, мразь!
   – Я работал на вас. Я ничего не мог сделать иного, – вдруг неожиданно ясно, хотя и через всхлип, произнес Дима. – Это вы там, в поезде, сами облажались… А этот, – кивнул на Астатти, – из баллона мне газом в физиономию плеснул…
   – Я все делал культурально, – высокомерно отозвался американец.
   – Хрена себе, а?! Во, заявочки!.. – с плаксивым возмущением произнес Дипломат.
   – Шагайте, вражины, шагайте, – прокомментировал Власов. – Со всеми разберемся в свой черед…
   Светлело. Уже различалась узкая тропа, вившаяся в неизвестность; отдалилась, а потом стихла стрельба; долина с поселком остались позади, и Власов, безуспешно бубнивший в микрофон рации свои позывные, тоже, как и пленники, начал спотыкаться и тяжело, с присвистом дышал, едва превозмогая усталость.
   Поднялся ветер – настойчивый, резкий, злой, он протяжно гудел в вышине, облизывал скалы, выметая из трещин мелкую гранитную крошку, секшую лица путников, гнал смерчики колкой пыли вдоль тропы, ухал, срываясь в расселины и провалы…
   – Может, привал? Хотя бы пять минут! – взмолился Градов.
   – Сейчас… – мрачно кивнул Николай. – С диспозицией надо определиться… Чую, барбосы эти в затылок нам дышат… Так что не привал будет, а засада, вот так!
   Место для отдыха.Власов выбрал отменное: на изгибе поднимающейся в горы тропы, идущей по краю обрыва среди нагромождения валунов, откуда ясно просматривалось около трехсот метров пройденной дороги.
   Он снял с ремня флягу с водой, отвинтив колпачок, капнул в него живительной жидкости, протянув Ракитину. Усмехнулся:
   – Первый – старший по званию…
   – Да меня уж разжаловали наверняка…
   – А ты чего хотел за свои художества?
   – Да какие художества, – устало отмахнулся Александр. – Ну, съездил человек за границу, большое дело!
   – Вот и съездил! – с вдумчивой яростью подтвердил Николай. – Вот и результат поездочки!
   – Да при чем здесь поездка!
   – А что при чем?
   – Ну, хорошо, – сказал Ракитин. – Эй, Пол, как считаешь, расскажем человеку правду? А то ведь жизнью рискует, сам кровь льет, а за что – не ведает… А?
   Астатти хмуро качнул головой.
   – Тем более, – подал голос Градов, – если уж ЦРУ в курсе, то просветим заодно и родимый КГБ… В целях паритета и информационного баланса…
   – Ну, значит, так, – начал Ракитин, укладываясь на жесткий грунт и подминая под плечо рюкзак. – Стоял, представьте, дивный солнечный денек. И летел ваш покорный слуга со своим приятелем Мертоном Брауном, пригласившим его в Америку в гости в качестве отплаты за московское гостеприимство, над Тихим океаном. В районе Гавайских островов, куда бы сейчас я не отказался попасть…
   – О-у, йес! – вдумчиво произнес Астатти.
   Власов слушал Ракитина, не перебивая. В итоге спросил хмуро:
   – Ну, информация о землетрясениях, понятно… Но тут-то вы зачем? С целью проверки прогнозов? А?! Где… момент истины, так сказать?
   – Вот он, момент, – внезапно сказал Дима, указав на тропу.
   Власов сдернул с плеча автомат.
   К ним поднимались разорванной цепью пятеро вооруженных людей в чалмах и драных халатах, пузырящихся под напором тугого ветра.
   Замыкавший колонну человек тащил за спиной, помимо «Калашникова», расчехленную «муху».
   Это Власову не понравилось. Гранатомет сулил серьезную заваруху… И с каким бы удовольствием он обменял сейчас свой компактный диверсионный автомат, предназначенный для ближнего боя, на один из стареньких, потертых «АКМов», которыми были вооружены бандиты, хорошо знавшие, какое оружие необходимо для схваток в горах… Кроме того, попытка прицельной стрельбы из короткого ствола при штормовом ветре являла собой затею по меньшей мере праздную.
   – Всем – за камни и ни звука! – Власов неторопливо передернул затвор автомата. – Стрелять придется в упор, так что – без нервов. Лично ты, – ткнул пальцем в Диму, – запомни душевное мое слово: выкинешь фокус, улетишь с обрыва. Хочешь поработать горным орлом? Нет? Тогда замри, как клоп замороженный…
   Бандит с гранатометом внезапно замедлил шаг, подозрительно вглядываясь в нагромождение валунов, сулящих угрозу засады.
   Власов, затаив дыхание, вытащил из подсумка гранаты, позаимствованные им у одного из убитых в доме «духов», и мысленно заклинал носителя «мухи» пройти еще по склону хотя бы метров двадцать…
   Двое бойцов, возглавлявших преследование, тоже насторожились, закрутили головами в чалмах, оглядываясь на своих предусмотрительно подотставших сотоварищей. Выбора, однако, не было – им поневоле предстояло двигаться навстречу неизвестности. Навстречу терпеливо их поджидавшему подполковнику Власову…
   Словно подброшенный пружиной, он вынырнул прямо перед ними,, густо полив свинцом из «кипариса» заслонившие его от сквозного огня тела, и, боковым зрением холодно отмечая темно-вишневые рваные разрывы на грязных халатах, бросил с размашистого замаха «РГД» в направлении «духа» с гранатометом, уже наводившего страшную трубу в его сторону.
   Затем, упав на одно из бьющихся в судороге тел, бросил вторую «лимонку», разорвавшуюся под ногами ожесточенно палившего из «АКМа» приземистого толстячка, сброшенного взрывом в пропасть.
   «Трое готовы, точно…» – мелькнуло у Власова, судорожно сдиравшего с плеча убитого «АКМ» и всматривавшегося в двух оставшихся в живых врагов, спешно укрывавшихся за камнями и продолжавших слепую стрельбу.
   Как заметил Николай, «дух» с гранатометом, укрываясь за обломком скалы, явно подволакивал ногу, – видимо, задетый осколком «РГД».
   Власов, не обращая внимания на гулко вывшие вокруг пули, непредсказуемо рикошетившие о гладкий твердый гранит, вытащил из подсумков убитых автоматные рожки и ползком вернулся в укрытие.
   Внезапно он почувствовал нудную боль в руке, увидел вылезший опаленный ватин из распоротого случайной пулей рукава бушлата, а после с досадой ощутил поползшую по предплечью противную кровяную влагу…
   – Ну, – криво улыбнулся подсевшему к нему Ракитину, – давай свою аптечку, задело…
   В этот момент сработала проклятая «муха», осыпав их россыпью колкого щебня, оглушив тяжким, жестким разрывом.
   – Банкуют, суки… – процедил Власов, снимая бушлат и вспарывая ножом намокшую кровью рубаху.
   Рана была глубокой, свинец кинжально взрезал трицепс, но Николай, поливая белесо пенящейся перекисью водорода сине-бордовый разверзтый надрез, постарался отрешиться от подступавшего тошнотой обморочного осознания своей искалеченной плоти, с бодрецой наставляя Ракитина:
   – Иглы нет? Тогда займемся кройкой и шитьем на досуге… Стягивай царапину пластырем. Потуже! Давай – давай, не дрейфь!
   – У вас мышцы, как у слона… Тут попробуй потуже! – пыхтел Ракитин.
   – Ничего, ссохнутся с возрастом… А пока работай с тем, что есть!
   «Муха» молчала. Бандиты, видимо, поняли, что тратить вслепую снаряды не стоит.
   Разбушевавшийся ветер исключал вообще какую-либо стрельбу, и Власов подумал, что с засадой ему явно повезло: с шести-семи метров при таком буйстве стихии пули из его автоматика разбросало бы по сторонам, как воздушные шарики…