Молчанов Андрей. Ядерные материалы

   - Кстати, - задумчиво перебил Ладыгин, - одна из боеголовок на "Комсомольце" лежит прямо под дырой в корпусе диаметром полтора метра. Имей необходимые приспособления, можно достать ее за несколько часов.
   - А... почему, собственно, на государственном уровне...
   - А потому, - перебил генерал недосказанный вопрос подчиненного. Потому что нет свободных денег, потому что существует риск нарушить целостность боеприпасов и заразить море, потому что, в конце концов, всем наплевать! Лодки лежат далеко и глубоко, они вроде бы и существуют, но - где-то... И еще: зачем вытаскивать на сушу дерьмо - чтобы, поносившись с ним и не зная, куда приткнуть, вновь утопить его в океане?
   - А заводы по утилизации? - спросил Прозоров.
   - От Норвежского моря до челябинского химкомбината "Маяк" - путь золотом выстлан, - сказал Ладыгин. - К тому же со спецэшелонами - беда! В Северодвинске - три десятка списанных атомоходов и их частей, полнейший запар... На Дальнем Востоке приличные хранилища, но опять-таки - дорога... И между прочим, хранилища не резиновые, а сейсмология там - ого-го! Если тряхнет как следует, читайте, граждане всего мира, Апокалипсис и примеряйте его ужасы на себя.
   - Ну а норвежцы?
   - Норвежцы - тоже люди, - сказал генерал. - И потому волнуют их в первую очередь приоритеты сегодняшнего дня, а не завтрашнего. Там, где лежит "Комсомолец", ими добывается восемьдесят процентов экспортной рыбы. А мировой рынок диктует жесткие условия. Поэтому даже их пресса помалкивает, тема запретная... В общем, на суд потомков явка необязательна, принцип известный. Ну и нам в этом кабинете ничего не решить. Поэтому так: тема грустная, однако лодки - лодками, а взрывчатка - взрывчаткой.
   - Мое мнение такое, - сказал Прозоров. - Исследование лодок - ширма. И заботит меня то, что судно крутится недалеко от Ирландии. Может, товар предназначен туда? Ирландских п судин в Норвежском море-тьма...
   - Перегруз? - спросил Ладыгин напряженно.
   - Или выгрузка в ирландском порту... - произнес Прозоров. - Думаю, имеет смысл связаться с их властями. Причем немедля.
   Ладыгин меленько хохотнул:
   - Сначала, Ваня, давай свяжемся с властями здешними. - Указал в потолок. - И если получится связаться с ними немедля, как ты говоришь, считай, повезло. А уж насчет всяких там ирландских сфер... Ну, чего я тебе объясняю, ты не вчера в Контору пришел. Ладно! - рубанул сухеньким ребром ладони по столешнице. - Что по экипажу?
   - Весь отдел на Лубянке глаз не смыкает, - сказал Прозоров. - Но с выводами пока... А! - Хлопнул себя по лбу. - Старшим помощником там - отставник КГБ. Из управления "Т". Некто Сенчук. В бытность свою, кстати, плавал именно на "Скрябине".
   - Ну вот уже интересная деталь, - заметил Ладыгин. - Что это пенсионера в море потянуло? А в министерстве что говорят? Там же чекисты в кадрах еще не перевелись, смотрят в оба...
   - В оба-то в оба, но, похоже, через розовые очки, - сказал Прозоров недовольным голосом. - Практически вся команда - иностранцы. Но данный факт никого не волнует. Денежки уплачены сполна, судно застраховано...
   - Ну это, положим... - неопределенно откликнулся Ладыгин, почесав затылок, - в порядке текущего момента... Свобода... Не на атомную же подводную лодку их набирали... В общем, ситуацию я уяснил. С руководством ФСБ свяжусь немедленно, затем, благо, что вызван, пойду в известный тебе кабинет, оборудованный всеми удобствами, попытаюсь доложить... Ну и послушаю мнение, если доведется... А ты продолжай копаться в личном составе... Судна, имею в виду. Вдруг какие-то концы? Егорова, конечно бы, выдернуть, попрессовать...
   - Процесс затяжной, - мрачно отозвался Прозоров. - И неясный в своем результате.
   - М-да. Ничего... обойдемся. Пусть загорает, поганец. Наверняка не в запланированный отпуск подался, а после встречи с тобой решил псребдеть, уверен... Единственное, чего боюсь, - правильно ли он обозначил судно? Да и вообще: такой соврет - недорого возьмет. Может, взрывчатка уже в сторону Чечни едет?..
   - Не исключаю, - в угрюмом согласии наклонил подполковник лобастую, с залысинами голову.
   Когда время приблизилось к полуночи, они встретились в кабинете генерала вновь.
   - Ну, что начальство? - спросил Прозоров, потирая воспаленные от усталости глаза. - Прониклось?
   - Судно относится в настоящий момент к Гринпису, - ответил Ладыгин, и в интонации его Иван Васильевич уловил нотки, присущие директору службы. - Если мы ударим в набат и произойдет утечка информации, кто именно в него ударил, то мировая общественность обвинит всякого рода спецслужбы в утаивании экологической информации и препятствовании работам законной научной экспедиции...
   - Aгa, - сказал Прозоров равнодушно.
   - Вот и "ага". Теперь насчет связи с ирландцами... Тут, кстати, я согласен с руководством... Представляешь, к чему этакая доверительность может привести? К выводу: русские преступники содействуют ирландским террористам! Это - лозунг начальный. А дальше - пошли расцветать пышным цветом всякие домыслы... Я тебе вот что скажу, Ваня: у нас один нелегал в Канаду внедрялся, когда там всех наших убогих принимали... Так всех приняли, а ему отказали. Прогорел! На одном простом вопросе в анкете: имели ли вы отношение к структурам, содействующим власти? От членства в КПСС он отказался, от комсомола - тоже, а вот насчет народных дружинников - дал маху, подтвердил: да, мол, поддерживал общественный порядок, поскольку вообще к порядку склонность Имею, что и вам на Западе в людях очень даже нравится! И что в итоге? А в итоге они анкетку отложили, и в качестве беженца-эмигранта он не прошел. Потому что, по их мнению, дружинник связан с милицией, милиция - с КГБ, а значит, к нам, бедным богатым канадцам, пытаются заслать шпиона!
   - Короче, наше начальство мыслит по типу иммиграционных западных властей? - спросил Прозоров терпеливым тоном.
   - Это - что! - сказал генерал. - В ФСБ насчет лодок и боезапасов мне объяснили так... - Он надул щеки. - А при чем, собственно, здесь государственная безопасность? Это - вопрос МЧС. И ученых.
   - Короче, я могу идти отдыхать, - подытожил Прозоров равнодушно.
   - Знаешь, Ваня, пока я возвращался сюда, пришла мне одна идея... Генерал выдержал паузу, словно раздумывая над тем, стоит ли идея того, чтобы произносить ее вслух. - Прикинул я: случись чего, будем мы с тобой виноваты прохлопали. Все собственные отмашки начальством забудутся, зато сразу припомнится, что тема разрабатывалась и не доработалась... Короче, тебе надо попасть на "Скрябин".
   - И каким же образом?
   - Гольфстрим он еще не пересек, дрейфует, а до Норвегии путь недолог. А там в порту наши суда... Дадим команду, и полетишь ты, скажем, уполномоченным МЧС. Мол, спохватились, что экспедиция лезет в круг их задач, хотят проконтролировать...
   - И чего я там буду делать? Один и без оружия?
   - С оружием придумаем, со связью тоже, - сказал Ладыгин. - А там уж-по обстоятельствам, война планы покажет...
   - А кого на хозяйстве оставить? У меня же половина народа уволилась, одни сопляки, за ними глаз да глаз...
   - А кого еще посылать? - с напором спросил Ладыгин. - Кто у нас с твоим боевым опытом остался и с умением из любой волчьей ямы вылезти?
   - Ого! - изумился Прозоров. - Дождался я все-таки оценки своих подвигов. Мне как, зардеться?
   - На твое усмотрение, - ответил генерал. - Но буду откровенен: приказ от меня тебе не поступит. Рекомендация... да. Поскольку хлопот с твоей переправкой не оберешься, отдел и в самом деле оголится, а, случись с тобой чего, мне эта самодеятельность еще круче станет, чем если в Лондоне их королевский дворец со всей монаршей семейкой к облакам воспарит... Так что сам решай. Или давай скинем тему в ФСБ, транспортникам. По описи, как говорится. И.- с плеч долой! Напишем бумажку и прикроем ей задницы. Ход тебе превосходно известный.
   - Обойдемся без бумагомарания, - сказал Прозоров. - Еду. Сейчас на Лубянку, сложу с себя все командировочные полномочия, и... Игра, думаю, стоит свеч.
   - Обойдемся... - задумчиво повторил за ним Ладыгин. - Но вот в какую цену обойдутся свечи? А?
   Уже поздней ночью, спустившись с шестого этажа желтого старого здания, олицетворяющего для всех граждан России, да и не только ее, бывшее ЧК со всеми ее ужасами и репрессиями, Прозоров, протопав лестницами и переходным коридорчиком, связывающим действующие службы и их рупор - центр общественных связей, вышел из деревянных дверей подъезда 1-А.
   Столь путаный маршрут в недрах здания госбезопасности объяснялся тем, что он оставил в машине, стоявшей у фасада "Детского мира", кепку и плащ, а к вечеру над городом грянул обильный снегопад. Путь же от данного подъезда до автомобиля был наиболее краток.
   Добрел до личного транспортного средства, опустил на лобовое стекло вздернутый левый "дворник", означавший для комендатуры ФСБ, переодетой в форму ГАИ, а также для местных незашифрованных служб, ведающих парковкой, что, дескать, машина "своя".
   Лязгая зубами от холода, уселся за руль, пустил движок. Рассеянно глядя на мельтешащий в свете фонарей первый сырой снежок и малиновые стоп-сигналы, вспыхивающие на светофоре у Политехнического, задумался, отчего согласился на предложенную генералом авантюру.
   "Старик начал смелеть, как мальчишка, - мелькали мысли. - Чувствует отставку? Или обрыдло едва ли не полувековое пресмыкание? Наверное..."
   А почему он, Прозоров, ввязывается в это сомнительное предприятие по проникновению на судно? Впрочем, ответ прост: устал. Устал от бесконечной полосы нынешнего кабинетного застоя, последних муторных дел, не отмеченных реальным результатом, от скучной квартиры с постаревшей сварливой женой, от острого желания каких-то неясных перемен. Да еще эта грядущая московская зима гнилая и грязная. С вожделением ожидаешь ее конца, дачного отдыха, шашлычков в хорошей компании на природе, а лето опять обманет, промчится - не уследишь, и снова этот серый снег, облепленные грязью машины и тусклые казенные коридоры... Впрочем, и командировочки есть: Чечня, Таджикистан, даже Ирак... Редкие, да меткие.
   Эх, вот в чем дело, Иван Васильевич! Застоялся ты! А потому как ни увиливай, а трепещет по-ребячьи твоя душа в предвкушении романтики: подводные лодки, загадочный Бермудский треугольник, если доведется, конечно, его навестить; новая жизнь, новые люди....
   Хотя ожидать любви и дружбы от этих неизвестных попутчиков не приходится: если Егоров не соврал и судно действительно перевозит контрабанду, то на борту определенно существуют те, кто ее сопровождает, а значит, предстоит вступать в нешуточное противоборство с врагами.
   Что же, не привыкать. Он, в конце концов, опытный боевой офицер. К его шкуре пристреливались афганские "духи", памирские и чеченские боевики, бандиты всех мастей и оттенков; кое-кто целостность шкуры подпортил, но такова ее судьба: воинский кинжал всегда имеет отметины... Хотя бы и от стопорящей скобы в ножнах. Но в отличие от оружия, притупляющегося в схватке, жало бойца схватка правит, как ремень бритву, а уютные кабинетные ножны его как раз неуклонно тупят...
   Следующим утром, в разговоре с доверенными людьми из Министерства Морфлота, прояснилась забавная информация: на "Скрябин" во что бы то ни стало стремился попасть представитель заказчика экспедиции, уже вылетевший в Норвегию и арендовавший там, вероятно, через высокие личные знакомства местный вертолет, должный доставить его на борт.
   Прозоров связался со "Скрябиным", дав в категорической форме приказ капитану: на судне обязано присутствовать ответственное лицо из МЧС, отвечающее за инспекцию затонувших атомоходов.
   Со "Скрябина" без задержек поступил ответ, что данному официальному представителю надлежит позвонить в Норвегию, где находится спонсор экспедиции, и, набрав указанный номер, Иван Васильевич услышал голос с характерным, хотя и неопределенным в национальном признаке, восточным акцентом.
   В голосе звучало недовольство и недоумение перед этакой заполошностью МЧС, однако подполковник жестко разъяснил, что за ошибки, вызванные благодушием безответственных чиновников, он не отвечает, атомоходы представляют собой источники повышенной опасности и, не прибудь он на "Скрябин", экспедицию придется остановить.
   После данного угрожающего заявления голос восточного человека претерпел изменения в сторону всестороннего подчинения и согласия, Прозорову посулили машину, должную отвезти его из столицы Норвегии на периферийный аэродром, и даже высказали желание встретить высокого гостя в международном аэропорту.
   От последнего предложения подполковник отказался - встретить его уже обязался заместитель военного атташе, кому генерал Ладыгин поручил разработать детали перемещений Прозорова по территории иностранного государства.
   Следующим утром, снабженный дипломатическим паспортом, Прозоров прилетел в Осло, где нанес краткий визит коллегам, наделенным дипломатическим иммунитетом. Коллеги вручили ему чемоданчик с телефоном спутниковой связи, спецсредствами и девятимиллиметровым полуавтоматическим пистолетом "узи" с двумя запасными обоймами.
   Раскланявшись с загранработниками, Иван Васильевич отбыл на захолустный приморский аэродром, где его ожидал вертолет.
   Встретивший его спонсор экспедиции - мужчина лет пятидесяти, высокий, с волевым лицом и пронзительными черными глазами - представился как Халид Ассафар.
   Он был одет в теплые брюки, куртку-"аляску" и в башмаки на толстой подошве. Только что, чувствовалось, купленная вязаная шапочка никак не сочеталась с глубоким тропическим загаром его лица, отмеченного чеканно-рельефными чертами, выдающими и породу, и волю.
   - Родина приказала... - виновато развел руками Прозоров. - Вы должны нас извинить. У нас трогательное отношение к своим помойкам, даже если они далеко от дома...
   Собеседник, снисходительно улыбнувшись, царственным жестом махнул рукой - дескать, чего уж...
   Представители местных властей, с отчужденной задумчивостью изучив зелененький паспорт и международное предписание, выданное Прозорову, на досмотре его багажа, как и полагалось, настаивать не решились.
   Рассекая винтами завесь ледяных нитей вечерней мороси, железная птица поднялась ввысь, уходя во мглу, скрывавшую пространство неразличимого промозглого моря.
   СЕНЧУК
   Пропажа штурмана, как сразу же уяснил Сенчук, произвела на научный и командный состав судна такое же впечатление, как на улей - исчезновение матки: началас бестолковая суета с оттенком уныния, в воздухе повисла неопределенность, и, казалось, вот-вот и утратится смысл всей экспедиции.
   "Скрябин" лег в дрейф у границы нейтральных вод, капитан связывался с хозяевами, ожидая указаний, арабы толклись в своих каютах, бесконечно устраивая какие-то совещания, а морячки угрюмо и стойко несли вахты.
   Сенчук, воспользовавшись известной деморализацией капитана, занял каюту пропавшего, сказав, что данное помещение находится в выгодной близости от трапа, ведущего на верхнюю палубу и, следовательно, на мостик, что ему, готовому взять на себя обязанности исчезнувшего штурмана, жизненно необходимо.
   Возражать старпому капитан не стал, практически с первых дней плавания признавая его главенство, поскольку, как выяснилось на поверку, в морском ремесле Сенчук превосходил его на несколько голов, однако ни своими знаниями, ни тонкостями управления знакомым до каждой заклепки "Скрябиным" не кичился, а лишь уважительно подправлял некоторые начальственные промахи и неназойливо давал толковые советы. Кроме того, на любое свое действие он дисциплинированно испрашивал капитанской санкции и никоим образом самолюбие начальника не ущемлял.
   Очутившись в штурманской рубке, Сенчук уже через час понял, что помощник штурмана - каботажная безграмотная шпана, попавшая на судно, видимо, исключительно по знакомству, а электрик, обслуживающий "маточный" и "репитерные" гирокомпасы на ходовом мостике, - лежебока и свободный философ, погруженный в неясное по своему смысловому значению и перманентное по протяженности раздумье, не способствующее бдительному исполнению обязанностей. О чем безнадежным тоном доложил капитану, кого, в свою очередь, определял в душе близнецом-братом своего нового подчиненного.
   - Флоту лентяи и ловкачи не нужны, - подытожил он характеристики своих непосредственных помощников. - Мне придется принять меры к оздоровлению коллектива методами военно-морской дисциплины. Прошу содействия.
   Капитан кисло кивнул: энергичный Сенчук угнетал его в той же мере, как и отсутствие должных указаний от заказчика плачевно начавшегося плавания.
   Впрочем, вскоре пришли радиограммы с руководящими директивами, предписывающими "Скрябину" войти в территориальные норвежские воды и принять на борт двух пассажиров: некоего араба, спонсора экспедиции, и - российского представителя МЧС, наблюдателя за исследованиями затонувших атомоходов.
   Погода сопутствовала прибытию на судно высоких гостей: шторм, несмотря на обильные осадки в виде мокрого снега, на время утихомирился, и высадка новых членов экипажа с зависшего над "Скрябиным" вертолета прошла в считанные минуты.
   Гостей, по сути являвшихся распорядителями похода, встречал капитан, Сенчук держался в стороне, испытующе посматривая в сторону десантировавшйхся персонажей.
   Положительных эмоций при этом он не испытывал: господа, прибывшие на судно, ни малейших признаков неуверенности и заискивания, свойственных сухопутным существам, оказавшимся среди морской стихии, не проявляли и вели себя с барственной самоуверенностью истинных хозяев положения.
   Араб - человек со взглядом гипнотизера - если что и внушил Сенчуку, так недоверие, - в натуре этого типа чувствовалось не просто двойное дно, а прямо-таки бездна всяких таинств, связанных как с загадочным мировоззрением восточного человека, так и с обладанием им не просто большими, а непомерными деньгами, определявшими, соответственно, и его власть.
   Этот представитель мировой элиты, владелец наверняка не одной тонны благородных металлов, отчего-то поселил в Сенчуке неосознанную тревогу. Может, потому, что употребление благородных металлов, как следовало из истории, частенько служило достижению далеких от благородства целей, а те, кто их перед собой ставили, во все времена отличались склонностью к бестрепетному людоедству.
   Однако если араб являлся существом с иной планеты и трудно ассоциировался с известными Сенчуку стереотипами, то второй объявившийся на борту персонаж вверг искушенного Сенчука в тоску совершенно конкретного свойства: он вмиг учуял в спустившемся на палубу с веревочной лестницы крепыше с седыми висками человека Конторы. Может, отставника, а может, и действующего представителя родимой спецслужбы.
   Нюх в идентификации своих прошлых сослуживцев Сенчука никогда не подводил, опознавательный механизм его сигнальной системы работал безошибочно. Он даже не утруждал себя анализом деталей, мгновенно стыкующихся в подсознании и определяющих характеристики и всякого рода выводы.
   Знакомый отставник из разведки, некогда работавший в Израиле, как-то сказал Сенчуку, что безошибочно отличал внешне похожих друг на друга йеменских евреев и арабов. Каким образом? А просто, поведал шпион. У араба глаза как у волка. У еврея - как у собаки.
   У прибывшего деятеля из МЧС на лбу словно сияло доступное потаенному зрению Сенчука клеймо человека, искушенного в работе секретных ведомств.
   И - забегали мысли: случилась утечка информации, выяснен факт контрабанды, и на "Скрябин" прибыл опытный боевой опер...
   Откуда же произошла утечка? Военные контрразведчики вышли на осведомителя из мафии? Или что-то унюхал сиганувший за борт потомок Моисея, категорически отказавшийся вернуться обратно на судно?
   Капитан утверждал, что отчаянный бизнесмен просто психанул, лишившись связи с домом и не встретив поддержки в восстановлении обещанного ему постоянного контакта, но в данную версию Сенчуку не верилось. Мотив поступка у беглеца наверняка был иным.
   Настораживала и разом возникшая к нему отчужденность со стороны Забелина - дружка коммерсанта. Отчужденность, граничащая едва ли не с неприязнью, ни малейшего повода к которой он не подавал.
   Морской офицер, не искушенный в лицедействе, человек, чьей сутью были прямота и откровенность, гибкостью хребта и податливостью характера не отличался, не умея скрывать владевшие им чувства.
   А потому, не усматривая почвы для столь резкой перемены в их отношениях, Сенчук начал подозревать, что кавторанг видел его в памятную ночь у каюты штурмана.
   Заботила Сенчука и странная компания ученых арабов: их замкнутая жизнь, непонятные по смыслу ежевечерние сборища, похожие на религиозные диспуты, да и славяне-матросы, как он заметил, порой обменивались с иностранными учеными двусмысленными взглядами и краткими, неясного свойства репликами, что поселяло в старпоме ощущение их давнего, однако упорно скрываемого знакомства.
   Сенчук буквально тонул в болоте разного рода сомнений. И спасательным кругом являлась установка на обязательность прибытия судна в Америку. Все то, что препятствовало данной установке, подлежало безжалостному устранению.
   Главным потенциальным препятствием отныне виделся представитель МЧС, но с превентивными мерами по отношению к этому типу торопиться не следовало. Перерезать ему горло и скинуть в кильватер - особенной сложности не представляло, однако пропажа официального представителя, выполняющего, возможно, и секретную миссию, могла усугубиться катастрофическими последствиями: в этом случае "Скрябин" подлежал возвращению в порт приписки силовыми методами. То есть мог вступить в действие фактор международного сотрудничества между правоохранителями.
   С другой стороны, сознавать присутствие на борту источника будущих неприятностей было невыносимо, и Сенчук полагал необходимым действовать на их упреждение.
   С расстановкой сил он определился: существовал пакистанец Кальянраман, наверняка знавший о пребывании на борту криминального груза; возле него, как изменившая своего хозяина прилипала, крутился Крохин - его, Сенчука, откровенный подельник, и, пускай толку от этого хмыря было чуть, рассматривать его в качестве вероятного единомышленника определенно следовало.
   В каюту Крохина он явился в полночь, после того как тот прибыл с аудиенции, назначенной новым боссом-арабом, давшим команду следовать прежним курсом - к месту упокоения "Комсомольца".
   Войдя в каюту, Сенчук тут же учуял густой аромат алкогольного перегара и по осоловевшим глазам переводчика понял, что тот в одиночестве предается тяжелому ночному пьянству, хотя бутылку, выдающую порок, стыдливо убрал.
   Крохин был одет в мятую футболку, кожаные сандалеты на босу ногу и украшенные изображением пчелок пляжные, до колен, трусы - просторные, как паруса бригантины.
   В помещении, отапливаемом скрытыми за переборками трубами, пропускающими дизельные выхлопы, стояла душная жара.
   - Ну что, дружок, - сказал Сенчук умиротворенным голосом, - кажется, мы можем пропустить по сотне капель за стабилизацию обстановки и здравие наших новых управителей... Как тебе они, кстати? Душевные ребята, а?
   - Н-ну, так... - откликнулся Крохин и, сильно качнувшись, склонился над стоявшей у стола спортивной сумкой, откуда после некоторого раздумья вытащил непочатую бутылку с шотландским виски.
   Судя по донесшемуся звяку, извлеченная бутылка покинула изрядную компанию своих собратьев.
   "А ты, братец, назюзенный... - подумал Сенчук, холодно посматривая на переводчика. - И попиваешь как конь... Дрянь твое дело! Траченый пузырек не выставил, значит, стесняешься хвори своей, алкашик..."
   - Ну-с, за тех, кто в море и на борту, - сказал Сенчук, пригубив пряно опалившую гортань жидкость. - Так вот повторяю вопрос: пришлись ли твоей широкой душе наши гости?
   - Какие там гости! - нетрезво отмахнулся тот и рыгнул. - Ну, араб... Мой, так сказать, начальник номер один...
   - Так ты его знаешь?
   - Ес-стественно. Я с ним еще когда в Эмиратах... Н-да. Железный человек! А денег у него... - Вытянув губы, он многозначительно присвистнул. - Полбабок всего мира -его лично, от-твечаю!
   - Чужие деньги как чужая любовь, - сказал Сенчук, неодобрительно рассматривая веселых пчел на "диабетических", как он их определил, трусах своего визави. - Завидовать - морока, а зариться - риск... Ответь-ка мне лучше вот о чем: в курсе ли этот шах и мат о содержимом известного тебе большого железного ящика?
   Посвятив себя полуминутному раздумью, Крохин наконец-таки сподобился на сдержанный кивок.
   - А второй, Прозоров этот, кто он, как думаешь?
   - Ну как?.. МЧС, все такое...
   - МЧС - аббревиатура недавняя, - промолвил Сенчук веско, - а я напомню тебе три другие согласные буковки: Ка, Гэ... Ну, последнюю сам угадаешь?
   - Откуда вы взяли? - подскочил с дивана Крохин, стукнувшись теменем о подволок. Он на глазах отрезвел.
   - Отсюда. - Сенчук ткнул пальцем себе в грудь. - И представляется мне, что этот парень прибыл сюда за тем, чтобы вырвать наши сердца. А мой добрый пожилой мотор чувствует всеми своими поршнями того, кто желает разъединить его с корпусом.
   - Да, действительно... - пробормотал Крохин. - С чего это МЧС спохватилось?..
   - Вот! - подтвердил Сенчук. - И отреагировало так, будто им оса в задницу залетела!