Хорхе Молист
Наследие последнего тамплиера. Кольцо
Посвящается Хорди, Давиду и Глории
Памяти Энрика Каума
В его папском кольце скрывается демон.
Из обвинения, выдвинутого Филиппом IV, королем Франции, палачом тамплиеров, против папы Бонифация VIII
ГЛАВА 1
Не часто женщине в один и тот же день дарят два кольца, накладывающих на нее определенные обязательства. Именно это и сделало мою двадцать седьмую годовщину такой особенной.
На первом кольце красовался превосходный бриллиант, и подарил мне его Майк, парень, с которым я встречалась более года. Настоящее достижение!
Майк — идеальный молодой человек; о таком мечтает каждая девица на выданье. Или по крайней мере должна мечтать. Если же она этого не делает, не сомневайтесь, ее мамочка страстно желает породниться с кем-нибудь вроде него. Майк — биржевой маклер, точнее, сын владельца конторы, не тот, кто, возможно, разбогатеет, а тот, кому с пеленок обеспечено блестящее будущее благодаря состоянию папы и мамы.
Так вот, на тот случай, если вас заинтересовало другое кольцо. Оно, что удивительно (!), также налагало на меня определенные обязательства, хотя и не брачные. Это второе кольцо тоже связывало меня обязательствами, но не по отношению к мужчине. Я должна была ввязаться в авантюру, притом совершенно необычную.
Конечно, получив его, я не подозревала, что дело обстоит именно так, да и не знала, от кого оно. А если бы мне и назвали имя дарителя, я не поверила бы этому. Кольцо, налагавшее на меня определенное обязательство, прислал мертвец. Я также не догадывалась, что оба кольца, точнее, оба обязательства, несовместимы. Итак, у меня появились две драгоценности, а я между тем постепенно привыкала к мысли о том, что скоро свадьба и моя фамилия станет Хардинг, хотя странное второе кольцо вызывало у меня непонятное беспокойство. Я очень любопытна, и тайны приводят меня в исступление. Впрочем, лучше рассказать обо всем по порядку…
Когда постучали в дверь, вечеринка была в разгаре. Дженнифер, в платье с широкой кружевной отделкой, и Сьюзан, в брюках с низкой талией, пошли танцевать, бросив вызов конкурентам-мужчинам. Кое-кто из этих ребят перебрал, и у них помутился рассудок. В конце концов, к ним присоединилась пара дурех с бокалами в руке, и началась общая пляска. Плясали кто во что горазд.
То, что эти две раззадорили парней, меня не волновало, поскольку к этому моменту я уже была обручена. Майк, мой молодцеватый жених, обнял меня за талию, и мы начали целоваться, прерываясь лишь на то, чтобы пригубить вина и улыбнуться друг ругу. Мой палец украшало кольцо с огромным бриллиантом. Майк преподнес мне его несколько часов назад в роскошном ресторане, расположенном поблизости от моего девичьего жилища в Манхэттене. Он пригласил меня пообедать с ним по случаю моего дня рождения.
— Сегодня сладкое выбираю я, — сказал Майк.
И мне принесли великолепное шоколадное суфле. Шоколад сводит меня с ума. После того как я подхватила третью или четвертую ложечку этого лакомства, она наткнулась на что-то твердое.
— Жизнь похожа на шоколадное суфле, — изрек Майк голосом Тома Хэнкса из кинофильма «Лесной придурок». — Никогда не знаешь, что в нем обнаружишь.
Думаю, он предупреждал меня, чтобы я не слишком спешила и не проглотила то, что находилось внутри.
Из недр темного суфле сверкнуло что-то яркое. К тому времени я уже верила в то, что в один прекрасный день мой биржевой гений предстанет передо мной с небольшим даром в виде перстня с бриллиантом и предложит мне его вместе с клятвами в вечной любви. Я ждала не только любви, но и богатства; принять это предложение означало для меня обеспечить себе такое будущее, где взамен труда я получила бы полную праздность.
— С днем рождения, Кристина, — очень серьезно сказал Майк.
— Но если это!.. — Взвизгнув, я начала слизывать шоколад с кольца.
— Согласна ли ты выйти за меня замуж?
Он встал на одно колено. «Как романтично!» — подумала я.
Официанты и посетители, настороженные моим восклицанием, с любопытством смотрели на нас. Напустив на себя серьезный вид и наслаждаясь спектаклем, я огляделась. Персидский ковер, помпезная хрустальная люстра, шторы, свисающие с потолка… Я притворилась, что размышляю, Майк встревоженно смотрел на меня.
— Ну конечно! — воскликнула я, когда напряженное ожидание достигло кульминации. И, быстро вскочив, пошла поцеловать его. Он счастливо улыбался, а элегантные посетители встретили эту сцену бурными аплодисментами.
Но вернемся к вечеринке…
Музыка и голоса становились все громче, поэтому я не услышала звонка. Джон и Линда услышали, однако не позвали меня, решив, что такого интересного типа следует показать всем гостям. Они впустили его, и я очутилась лицом к лицу с высоким мужчиной, одетым, как мотогонщик, во все черное. Войдя в помещение, он даже не снял каску.
— Сеньорита Кристина Вильсон? — спросил он.
Меня охватила дрожь от его зловещего вида: казалось, он принес с собой тьму с улицы. Кто-то приглушил музыку, и все насторожились, когда незнакомец заговорил.
— Это я, — ответила я, подумав: «Ну конечно же, этот парень сейчас запоет „С днем рожденья тебя!“. А потом непременно займется стриптизом, чтобы продемонстрировать нам свои мускулы, скрытые под черной кожаной одеждой. Неожиданный подарочек кого-нибудь из моих подружек. Это развлекаются либо Дженнифер, либо Линда».
Выдержав паузу, незнакомец расстегнул «молнию» на куртке, но вопреки моим ожиданиям не разделся, а извлек из внутреннего кармана маленький пакетик. Мои гости окружили нас, возбужденно тараща пьяные глаза.
— Это вам. — Он вручил мне пакетик.
Я смотрела на него, ожидая, что будет дальше. Когда же начнется шоу? Но парень, так и не запев, расстегнул еще одну «молнию» и, не снимая кожаных брюк, вынул бумагу и шариковую ручку.
— Могу ли я увидеть какой-либо документ, удостоверяющий вашу личность? — сурово осведомился он.
Хотя я и сочла, что это уже слишком, но решила принять участие в шутке. Я отыскала свое водительское удостоверение и показала ему. Он записал на бланке его данные, не меняя спокойного выражения лица. Все мы с интересом следили за движениями незнакомца, показавшегося нам прекрасным актером. Начинал бы он, что ли?
— Распишитесь здесь.
— Хорошо, так вы начинаете или нет? — спросила я, поставив свою подпись. Я полагала, что вступление слишком затянулось.
Странно взглянув на меня, он оторвал листок бумаги, вручил его мне и, сказав «пока», направился к двери.
Этого я не ожидала и вопросительно посмотрела на Майка, но он лишь пожал плечами. Я посмотрела на врученный мне лист бумаги, однако не смогла прочитать ничего, кроме собственной подписи. Имени отправителя не было.
— Подождите! — крикнула я и побежала за мужчиной. Но на лестничной площадке его не оказалось, он уже вошел в лифт.
Задумчивая, я вернулась к Майку. Значит, это не был актер-сюрприз по случаю дня рождения, а нечто реальное. Инцидент заинтриговал меня. Что за странный тип? Кто послал мне это?
— Ты откроешь подарок? — спросила Рут.
— Мы хотим посмотреть, что это такое! — воскликнул кто-то из молодых людей.
Наконец до меня дошло, что я держу в руках этот неизвестный предмет. Я совсем забыла о нем из-за странного человека в черном.
Сев на диван и положив пакетик на столик для цветов, я попыталась размотать бечевочку, но тщетно. Все окружили меня, спрашивая, что там и кто это прислал. Кто-то подвинул мне нож для пирожного. Развернув пакетик, я увидела темную деревянную коробочку с простеньким металлическим замочком старинного вида.
Внутри на зеленой бархатной подушечке лежало золотое кольцо с темно-красным камнем. Кольцо казалось очень старым.
— Кольцо, — удивилась я и надела его на средний палец. Оно было слегка велико, но я оставила его рядом с обручальным, сверкавшим на моем безымянном пальце.
Всем хотелось взглянуть на кольцо, а увидев его, все снова начали выражать восхищение размером бриллианта на обручальном кольце.
— Это рубин, — сказала о втором кольце Рут, знаток старинных драгоценностей. Она работала у Сотби и хорошо знала основы искусства обработки камней.
— Какой необычный вид у этой вещицы, — заметил Майк.
— Дело в том, что много столетий назад камни не гранили так, как сейчас, — пояснила Рут. — Обработка была простейшей, и драгоценные камни полировали, придавая им округлую форму, что и видно по этому рубину.
— Как это все загадочно! — воскликнула Дженнифер и, тут же забыв о кольце, усилила громкость музыки и пустилась в пляс.
И в ритме покачивания ее бедер вечеринка вошла в прежнее русло.
Пока Майк готовил коктейли, я рассматривала коробочку и кольцо. И вдруг поняла, почему мне преподнесли этот дар. Ответ лежал на столике для цветов. Еще раз внимательно вглядевшись во врученный мне листок, я с трудом, поскольку копирка почти не отпечаталась на бумаге, рассмотрела слова: «Барселона, Испания».
У меня учащенно забилось сердце.
— Барселона! — воскликнула я.
Сколько воспоминаний было связано у меня с этим названием!
На первом кольце красовался превосходный бриллиант, и подарил мне его Майк, парень, с которым я встречалась более года. Настоящее достижение!
Майк — идеальный молодой человек; о таком мечтает каждая девица на выданье. Или по крайней мере должна мечтать. Если же она этого не делает, не сомневайтесь, ее мамочка страстно желает породниться с кем-нибудь вроде него. Майк — биржевой маклер, точнее, сын владельца конторы, не тот, кто, возможно, разбогатеет, а тот, кому с пеленок обеспечено блестящее будущее благодаря состоянию папы и мамы.
Так вот, на тот случай, если вас заинтересовало другое кольцо. Оно, что удивительно (!), также налагало на меня определенные обязательства, хотя и не брачные. Это второе кольцо тоже связывало меня обязательствами, но не по отношению к мужчине. Я должна была ввязаться в авантюру, притом совершенно необычную.
Конечно, получив его, я не подозревала, что дело обстоит именно так, да и не знала, от кого оно. А если бы мне и назвали имя дарителя, я не поверила бы этому. Кольцо, налагавшее на меня определенное обязательство, прислал мертвец. Я также не догадывалась, что оба кольца, точнее, оба обязательства, несовместимы. Итак, у меня появились две драгоценности, а я между тем постепенно привыкала к мысли о том, что скоро свадьба и моя фамилия станет Хардинг, хотя странное второе кольцо вызывало у меня непонятное беспокойство. Я очень любопытна, и тайны приводят меня в исступление. Впрочем, лучше рассказать обо всем по порядку…
Когда постучали в дверь, вечеринка была в разгаре. Дженнифер, в платье с широкой кружевной отделкой, и Сьюзан, в брюках с низкой талией, пошли танцевать, бросив вызов конкурентам-мужчинам. Кое-кто из этих ребят перебрал, и у них помутился рассудок. В конце концов, к ним присоединилась пара дурех с бокалами в руке, и началась общая пляска. Плясали кто во что горазд.
То, что эти две раззадорили парней, меня не волновало, поскольку к этому моменту я уже была обручена. Майк, мой молодцеватый жених, обнял меня за талию, и мы начали целоваться, прерываясь лишь на то, чтобы пригубить вина и улыбнуться друг ругу. Мой палец украшало кольцо с огромным бриллиантом. Майк преподнес мне его несколько часов назад в роскошном ресторане, расположенном поблизости от моего девичьего жилища в Манхэттене. Он пригласил меня пообедать с ним по случаю моего дня рождения.
— Сегодня сладкое выбираю я, — сказал Майк.
И мне принесли великолепное шоколадное суфле. Шоколад сводит меня с ума. После того как я подхватила третью или четвертую ложечку этого лакомства, она наткнулась на что-то твердое.
— Жизнь похожа на шоколадное суфле, — изрек Майк голосом Тома Хэнкса из кинофильма «Лесной придурок». — Никогда не знаешь, что в нем обнаружишь.
Думаю, он предупреждал меня, чтобы я не слишком спешила и не проглотила то, что находилось внутри.
Из недр темного суфле сверкнуло что-то яркое. К тому времени я уже верила в то, что в один прекрасный день мой биржевой гений предстанет передо мной с небольшим даром в виде перстня с бриллиантом и предложит мне его вместе с клятвами в вечной любви. Я ждала не только любви, но и богатства; принять это предложение означало для меня обеспечить себе такое будущее, где взамен труда я получила бы полную праздность.
— С днем рождения, Кристина, — очень серьезно сказал Майк.
— Но если это!.. — Взвизгнув, я начала слизывать шоколад с кольца.
— Согласна ли ты выйти за меня замуж?
Он встал на одно колено. «Как романтично!» — подумала я.
Официанты и посетители, настороженные моим восклицанием, с любопытством смотрели на нас. Напустив на себя серьезный вид и наслаждаясь спектаклем, я огляделась. Персидский ковер, помпезная хрустальная люстра, шторы, свисающие с потолка… Я притворилась, что размышляю, Майк встревоженно смотрел на меня.
— Ну конечно! — воскликнула я, когда напряженное ожидание достигло кульминации. И, быстро вскочив, пошла поцеловать его. Он счастливо улыбался, а элегантные посетители встретили эту сцену бурными аплодисментами.
Но вернемся к вечеринке…
Музыка и голоса становились все громче, поэтому я не услышала звонка. Джон и Линда услышали, однако не позвали меня, решив, что такого интересного типа следует показать всем гостям. Они впустили его, и я очутилась лицом к лицу с высоким мужчиной, одетым, как мотогонщик, во все черное. Войдя в помещение, он даже не снял каску.
— Сеньорита Кристина Вильсон? — спросил он.
Меня охватила дрожь от его зловещего вида: казалось, он принес с собой тьму с улицы. Кто-то приглушил музыку, и все насторожились, когда незнакомец заговорил.
— Это я, — ответила я, подумав: «Ну конечно же, этот парень сейчас запоет „С днем рожденья тебя!“. А потом непременно займется стриптизом, чтобы продемонстрировать нам свои мускулы, скрытые под черной кожаной одеждой. Неожиданный подарочек кого-нибудь из моих подружек. Это развлекаются либо Дженнифер, либо Линда».
Выдержав паузу, незнакомец расстегнул «молнию» на куртке, но вопреки моим ожиданиям не разделся, а извлек из внутреннего кармана маленький пакетик. Мои гости окружили нас, возбужденно тараща пьяные глаза.
— Это вам. — Он вручил мне пакетик.
Я смотрела на него, ожидая, что будет дальше. Когда же начнется шоу? Но парень, так и не запев, расстегнул еще одну «молнию» и, не снимая кожаных брюк, вынул бумагу и шариковую ручку.
— Могу ли я увидеть какой-либо документ, удостоверяющий вашу личность? — сурово осведомился он.
Хотя я и сочла, что это уже слишком, но решила принять участие в шутке. Я отыскала свое водительское удостоверение и показала ему. Он записал на бланке его данные, не меняя спокойного выражения лица. Все мы с интересом следили за движениями незнакомца, показавшегося нам прекрасным актером. Начинал бы он, что ли?
— Распишитесь здесь.
— Хорошо, так вы начинаете или нет? — спросила я, поставив свою подпись. Я полагала, что вступление слишком затянулось.
Странно взглянув на меня, он оторвал листок бумаги, вручил его мне и, сказав «пока», направился к двери.
Этого я не ожидала и вопросительно посмотрела на Майка, но он лишь пожал плечами. Я посмотрела на врученный мне лист бумаги, однако не смогла прочитать ничего, кроме собственной подписи. Имени отправителя не было.
— Подождите! — крикнула я и побежала за мужчиной. Но на лестничной площадке его не оказалось, он уже вошел в лифт.
Задумчивая, я вернулась к Майку. Значит, это не был актер-сюрприз по случаю дня рождения, а нечто реальное. Инцидент заинтриговал меня. Что за странный тип? Кто послал мне это?
— Ты откроешь подарок? — спросила Рут.
— Мы хотим посмотреть, что это такое! — воскликнул кто-то из молодых людей.
Наконец до меня дошло, что я держу в руках этот неизвестный предмет. Я совсем забыла о нем из-за странного человека в черном.
Сев на диван и положив пакетик на столик для цветов, я попыталась размотать бечевочку, но тщетно. Все окружили меня, спрашивая, что там и кто это прислал. Кто-то подвинул мне нож для пирожного. Развернув пакетик, я увидела темную деревянную коробочку с простеньким металлическим замочком старинного вида.
Внутри на зеленой бархатной подушечке лежало золотое кольцо с темно-красным камнем. Кольцо казалось очень старым.
— Кольцо, — удивилась я и надела его на средний палец. Оно было слегка велико, но я оставила его рядом с обручальным, сверкавшим на моем безымянном пальце.
Всем хотелось взглянуть на кольцо, а увидев его, все снова начали выражать восхищение размером бриллианта на обручальном кольце.
— Это рубин, — сказала о втором кольце Рут, знаток старинных драгоценностей. Она работала у Сотби и хорошо знала основы искусства обработки камней.
— Какой необычный вид у этой вещицы, — заметил Майк.
— Дело в том, что много столетий назад камни не гранили так, как сейчас, — пояснила Рут. — Обработка была простейшей, и драгоценные камни полировали, придавая им округлую форму, что и видно по этому рубину.
— Как это все загадочно! — воскликнула Дженнифер и, тут же забыв о кольце, усилила громкость музыки и пустилась в пляс.
И в ритме покачивания ее бедер вечеринка вошла в прежнее русло.
Пока Майк готовил коктейли, я рассматривала коробочку и кольцо. И вдруг поняла, почему мне преподнесли этот дар. Ответ лежал на столике для цветов. Еще раз внимательно вглядевшись во врученный мне листок, я с трудом, поскольку копирка почти не отпечаталась на бумаге, рассмотрела слова: «Барселона, Испания».
У меня учащенно забилось сердце.
— Барселона! — воскликнула я.
Сколько воспоминаний было связано у меня с этим названием!
ГЛАВА 2
Башня, поврежденная огнем, с грохотом упала всей своей массой на несчастных людей, находившихся внизу. Те, кто уцелел, бросились бежать. Облако пыли и пепла оседало на улицах, покрывая все белесой пеленой.
Я повернулась в кровати. Бог мой, как все это печально! Опять мне вспомнилось то зловещее утро, когда упали самые высокие башни…
«Ничего не происходит, — сказала я сама себе, — это случилось несколько месяцев назад, а я сейчас лежу в своей кровати. Спокойно, спокойно». После того как праздновали мой день рождения, Майк остался ночевать у меня, и я чувствовала его приятное тепло; он лежал рядом и ровно дышал, удовлетворенный, отдыхающий. Погладив его широкую спину, я обняла Майка и успокоилась. Мы лежали под простыней нагие, расслабленные. Когда утих порыв страсти, Майк долго ласкал меня и говорил мне слова любви. Потом заснул глубоким сном. Да и сама я, утомленная столь бурным днем, погрузилась в сладкий сон, сменившийся этими тревожными картинами.
Я посмотрела на будильник. Было утро воскресенья, половина пятого. Есть еще время выспаться.
Успокоившись, я закрыла глаза, но тут ко мне снова явилось видение разрухи, развалин и всеобщей паники.
Сон перенесся из Нью-Йорка в другое место, и обрушивались не небоскребы-близнецы, а нечто совсем иное. Как образы, так и звуки катастрофы неотвратимо приближались ко мне, и избавиться от них никак не удавалось.
Люди кричали. На месте упавших башен образовалась брешь. В эту брешь, сквозь облако пыли, подбадривая друг друга, бросились мужчины со щитами в металлических шлемах и кольчугах, вооруженные мечами, копьями и арбалетами. Скрывшись в мутном тумане и грохоте, они больше не появлялись. Через некоторое время из тумана показалось полчище других воинов, мусульман, размахивающих окровавленными ятаганами. Хотя у меня на ремне была шпага, сражаться я не могла, потому что вместе с кровью, струящейся из моих открытых ран, теряла силы. Осознав это, я начала искать защиту, взгляд мой упал на руку, и, так и не просыпаясь, я увидела кольцо с темно-красным рубином.
Женщины, дети и старики с узлами в руках, одни с вьючными животными, другие — с козами и овцами бежали в сторону моря. Испуганные малыши плакали, и слезы оставляли на их личиках, покрытых пылью, узкие полоски. Дети постарше бежали за своими матерями, а те вели за руки или несли младших. Когда воины набросились на них с ножами, поднялась паника. Толпа кричала, люди бросали свои пожитки, кое-кто оставлял детей. Им хотелось только убежать — все равно куда. Это было ужасно. Мной овладела глубокая жалость к ним, но я не могла оказать им никакой помощи. Что произойдет с детьми, потерявшими матерей? Если им и сохранят жизнь, то обратят в рабство. За большими деревянными, обитыми железом воротами была защита, но воины с обнаженными мечами не подпускали к ним толпу, очищая путь для немногих. Обезумевшие от страха люди во весь голос взывали о помощи. Я слышала удары, плач, мольбы, оскорбления. Стражники кричали, чтобы все убирались и шли к порту. Когда же толпа попыталась пробиться, стражники у ворот начали рубить мечами тех, кто оказался поблизости. Бедные и несчастные! Как они кричали от боли и ужаса! Сквозь внезапно образовавшийся просвет я увидела почти закрытый вход. Истекая кровью, я боялась умереть среди отчаявшихся людей, потому собрала последние силы и бросилась на мечи солдат. Мне необходимо пройти сквозь эти ворота!
Я быстро приподнялась в кровати, я задыхалась, ибо меня душили слезы. Как все это печально! Даже 11 сентября я не ощутила такого горя. Едва ли вы поймете это, поскольку я сама до сих пор не поняла.
Впрочем, последний образ запечатлелся у меня в памяти. Главарь наемных убийц у ворот был в белом, а на груди у него красовался красный крест — точно такой же, как изображенный на крепостной стене. Этот крест… что-то мне напоминал.
Я повернулась к Майку, надеясь на его помощь. Он спал на спине с тем же счастливым выражением лица и с полуулыбкой на губах. Мы, несомненно, видели разные сны. Его безмятежность была непостижима для меня. А эта улыбка, не Майка, а другого человека, не давала мне покоя.
На моих пальцах поблескивали два кольца. Я не привыкла спать, не снимая колец, но, ложась на это раз, не сняла кольцо с бриллиантом, символ нашей любви, моей помолвки и новой жизни. Не знаю почему, но на моем пальце осталось и другое кольцо — из моего кошмара. Неужели странный перстень так овладел моим сознанием, что мне приснилась эта трагедия?
Чтобы разглядеть кольцо получше, я сняла его и поднесла к ночнику.
Именно тогда и случилось то, что заставило меня открыть рот от удивления.
Луч света, упав на камень, окаймленный металлом только с двух сторон, спроецировал на белые простыни красный крест.
Это было красиво, но внушало смутное беспокойство: необычный крест имел четыре одинаковых конца, но они расщеплялись, образуя два небольших расширяющихся изгиба.
И вдруг до меня дошло, что этот же крест я видела во сне! Он был изображен на форменной одежде солдат, напавших на толпу, и на крепостной стене.
Закрыв глаза, я с трудом перевела дыхание. Этого не может быть! Неужели я все еще сплю? Мне хотелось успокоиться, и я, выключив свет, попыталась найти покой рядом с Майком. Во сне он повернулся ко мне спиной. Я обняла его. Это несколько успокоило меня, но мысли теснились в голове, обгоняя одна другую.
Все связанное с этим кольцом было таинственным — и то, как оно попало ко мне, и то, что оно являлось мне во сне, и то, что я видела этот крест прежде, чем обнаружила его в перстне…
И решила, что эта драгоценность должна поведать мне какую-то историю. Это не простой подарок — за ним что-то скрывается…
Мое любопытство усилилось. Возрос и страх. Что-то говорило мне, что этот нежданный подарок сделан не случайно; это вызов, брошенный мне судьбой, жизнью, параллельной той, которой я жила. Он как потайная дверь, внезапно открывшаяся на моем пути, чтобы я перешагнула через порог во тьму…
Интуитивно я понимала, что это кольцо перевернет все в моем запланированном комфортабельном существовании, сполна сулившем счастье, которое я уже начинала испытывать. Этот дар таит в себе угрозу и соблазн. Проклятое кольцо! Оно не дает мне заснуть, хотя я полагала, что именно эта ночь будет совершенно безоблачной.
Потом я снова включила свет и сосредоточила внимание на красном камне. Изнутри камня шло странное сияние, формируя звезду из шести лучей. И она двигалась по мере того, как я поворачивала кольцо, так что блеск ее постоянно оказывался перед моим взором.
Я осмотрела внутреннюю поверхность камня, инкрустированную слоновой костью. Узор был сделан так, чтобы на внешней поверхности рубина образовался полый рисунок. От этого свет, проникая сквозь кристалл, проецировал на внешней стороне этот удивительный кроваво-красный крест.
Итак, я разобралась с тем, как функционировало это маленькое чудо в смысле физическом, однако желание узнать, откуда оно появилось, почему его прислали именно мне, нарастало с каждой минутой.
Едва эта мысль зародилась в моем мозгу, глаза у меня расширились.
Кольцо, кольцо с красным рубином! Ведь я видела его где-то раньше!
Это пришло, как в тумане, из воспоминаний о детстве. Я была уверена, абсолютно убеждена в том, что видела его прежде у кого-то на пальце.
Я снова беспокойно перевернулась. Это случилось, когда я была маленькой девочкой. В этом я не сомневалась. Но кто носил его?
Я старалась вспомнить, но мне не удавалось.
Кольцо было явно из моего детства, а возможно, из очень далекого прошлого. Но кто прислал его мне? Почему? Если хотят преподнести кому-то подарок по случаю дня рождения, это не окутывают покровом тайны. Не так ли?
И тогда у меня снова возник вопрос, который я всегда желала задать матери, но никак не могла произнести его вслух. Эта маленькая загадка была одной из тех, которым не придаешь значения, но они оседают на дне сознания и в один прекрасный день превращаются в великую тайну.
Почему мы так и не вернулись в город, где я родилась?
Мы переехали из Барселоны в Нью-Йорк, когда мне было тринадцать лет. Мой отец, родом из Мичигана, долгое время руководил испанским филиалом одной американской компании. Мать — единственный ребенок в «хорошей» буржуазной каталонской семье. Мои дед и бабка со стороны матери уже умерли. А все остальные родственники в Испании — дальние, и мы с ними не общаемся.
Мои родители познакомились в Барселоне, влюбились друг в друга, вступили в брак, и на свет появилась я.
Отец всю жизнь говорил со мной по-английски, и я зову его«дэдди», что означает «папа», а он зовет Марию дель Map, мою мать, «Мэри». Так вот, я всегда хотела узнать у Мэри, почему мы не вернулись, но она лишь отмалчивалась. Может, есть какая-то причина, думала я.
Дэдди быстро сошелся с друзьями матери. Испания восхищала его, и похоже, именно мать настояла на том, чтобы они перебрались на жительство в Соединенные Штаты. И в конце концов добилась своего. Моему отцу дали должность в главном управлении союза кооператоров на Лонг-Айленд в Нью-Йорке. И мы переехали. Мария дель Map оставила свою семью, друзей, свой город и вполне довольствовалась Америкой. В Испанию мы никогда не возвращались, даже на короткое время. Как странно, правда?
Я повернулась в постели и снова посмотрела на будильник. Наступал рассвет воскресного дня, и мы в этот день планировали навестить моих родителей в их доме на Лонг-Айленд, чтобы отметить с ними мой день рождения. Да, мне с матерью будет о чем поговорить. Если она, разумеется, пожелает.
Я повернулась в кровати. Бог мой, как все это печально! Опять мне вспомнилось то зловещее утро, когда упали самые высокие башни…
«Ничего не происходит, — сказала я сама себе, — это случилось несколько месяцев назад, а я сейчас лежу в своей кровати. Спокойно, спокойно». После того как праздновали мой день рождения, Майк остался ночевать у меня, и я чувствовала его приятное тепло; он лежал рядом и ровно дышал, удовлетворенный, отдыхающий. Погладив его широкую спину, я обняла Майка и успокоилась. Мы лежали под простыней нагие, расслабленные. Когда утих порыв страсти, Майк долго ласкал меня и говорил мне слова любви. Потом заснул глубоким сном. Да и сама я, утомленная столь бурным днем, погрузилась в сладкий сон, сменившийся этими тревожными картинами.
Я посмотрела на будильник. Было утро воскресенья, половина пятого. Есть еще время выспаться.
Успокоившись, я закрыла глаза, но тут ко мне снова явилось видение разрухи, развалин и всеобщей паники.
Сон перенесся из Нью-Йорка в другое место, и обрушивались не небоскребы-близнецы, а нечто совсем иное. Как образы, так и звуки катастрофы неотвратимо приближались ко мне, и избавиться от них никак не удавалось.
Люди кричали. На месте упавших башен образовалась брешь. В эту брешь, сквозь облако пыли, подбадривая друг друга, бросились мужчины со щитами в металлических шлемах и кольчугах, вооруженные мечами, копьями и арбалетами. Скрывшись в мутном тумане и грохоте, они больше не появлялись. Через некоторое время из тумана показалось полчище других воинов, мусульман, размахивающих окровавленными ятаганами. Хотя у меня на ремне была шпага, сражаться я не могла, потому что вместе с кровью, струящейся из моих открытых ран, теряла силы. Осознав это, я начала искать защиту, взгляд мой упал на руку, и, так и не просыпаясь, я увидела кольцо с темно-красным рубином.
Женщины, дети и старики с узлами в руках, одни с вьючными животными, другие — с козами и овцами бежали в сторону моря. Испуганные малыши плакали, и слезы оставляли на их личиках, покрытых пылью, узкие полоски. Дети постарше бежали за своими матерями, а те вели за руки или несли младших. Когда воины набросились на них с ножами, поднялась паника. Толпа кричала, люди бросали свои пожитки, кое-кто оставлял детей. Им хотелось только убежать — все равно куда. Это было ужасно. Мной овладела глубокая жалость к ним, но я не могла оказать им никакой помощи. Что произойдет с детьми, потерявшими матерей? Если им и сохранят жизнь, то обратят в рабство. За большими деревянными, обитыми железом воротами была защита, но воины с обнаженными мечами не подпускали к ним толпу, очищая путь для немногих. Обезумевшие от страха люди во весь голос взывали о помощи. Я слышала удары, плач, мольбы, оскорбления. Стражники кричали, чтобы все убирались и шли к порту. Когда же толпа попыталась пробиться, стражники у ворот начали рубить мечами тех, кто оказался поблизости. Бедные и несчастные! Как они кричали от боли и ужаса! Сквозь внезапно образовавшийся просвет я увидела почти закрытый вход. Истекая кровью, я боялась умереть среди отчаявшихся людей, потому собрала последние силы и бросилась на мечи солдат. Мне необходимо пройти сквозь эти ворота!
Я быстро приподнялась в кровати, я задыхалась, ибо меня душили слезы. Как все это печально! Даже 11 сентября я не ощутила такого горя. Едва ли вы поймете это, поскольку я сама до сих пор не поняла.
Впрочем, последний образ запечатлелся у меня в памяти. Главарь наемных убийц у ворот был в белом, а на груди у него красовался красный крест — точно такой же, как изображенный на крепостной стене. Этот крест… что-то мне напоминал.
Я повернулась к Майку, надеясь на его помощь. Он спал на спине с тем же счастливым выражением лица и с полуулыбкой на губах. Мы, несомненно, видели разные сны. Его безмятежность была непостижима для меня. А эта улыбка, не Майка, а другого человека, не давала мне покоя.
На моих пальцах поблескивали два кольца. Я не привыкла спать, не снимая колец, но, ложась на это раз, не сняла кольцо с бриллиантом, символ нашей любви, моей помолвки и новой жизни. Не знаю почему, но на моем пальце осталось и другое кольцо — из моего кошмара. Неужели странный перстень так овладел моим сознанием, что мне приснилась эта трагедия?
Чтобы разглядеть кольцо получше, я сняла его и поднесла к ночнику.
Именно тогда и случилось то, что заставило меня открыть рот от удивления.
Луч света, упав на камень, окаймленный металлом только с двух сторон, спроецировал на белые простыни красный крест.
Это было красиво, но внушало смутное беспокойство: необычный крест имел четыре одинаковых конца, но они расщеплялись, образуя два небольших расширяющихся изгиба.
И вдруг до меня дошло, что этот же крест я видела во сне! Он был изображен на форменной одежде солдат, напавших на толпу, и на крепостной стене.
Закрыв глаза, я с трудом перевела дыхание. Этого не может быть! Неужели я все еще сплю? Мне хотелось успокоиться, и я, выключив свет, попыталась найти покой рядом с Майком. Во сне он повернулся ко мне спиной. Я обняла его. Это несколько успокоило меня, но мысли теснились в голове, обгоняя одна другую.
Все связанное с этим кольцом было таинственным — и то, как оно попало ко мне, и то, что оно являлось мне во сне, и то, что я видела этот крест прежде, чем обнаружила его в перстне…
И решила, что эта драгоценность должна поведать мне какую-то историю. Это не простой подарок — за ним что-то скрывается…
Мое любопытство усилилось. Возрос и страх. Что-то говорило мне, что этот нежданный подарок сделан не случайно; это вызов, брошенный мне судьбой, жизнью, параллельной той, которой я жила. Он как потайная дверь, внезапно открывшаяся на моем пути, чтобы я перешагнула через порог во тьму…
Интуитивно я понимала, что это кольцо перевернет все в моем запланированном комфортабельном существовании, сполна сулившем счастье, которое я уже начинала испытывать. Этот дар таит в себе угрозу и соблазн. Проклятое кольцо! Оно не дает мне заснуть, хотя я полагала, что именно эта ночь будет совершенно безоблачной.
Потом я снова включила свет и сосредоточила внимание на красном камне. Изнутри камня шло странное сияние, формируя звезду из шести лучей. И она двигалась по мере того, как я поворачивала кольцо, так что блеск ее постоянно оказывался перед моим взором.
Я осмотрела внутреннюю поверхность камня, инкрустированную слоновой костью. Узор был сделан так, чтобы на внешней поверхности рубина образовался полый рисунок. От этого свет, проникая сквозь кристалл, проецировал на внешней стороне этот удивительный кроваво-красный крест.
Итак, я разобралась с тем, как функционировало это маленькое чудо в смысле физическом, однако желание узнать, откуда оно появилось, почему его прислали именно мне, нарастало с каждой минутой.
Едва эта мысль зародилась в моем мозгу, глаза у меня расширились.
Кольцо, кольцо с красным рубином! Ведь я видела его где-то раньше!
Это пришло, как в тумане, из воспоминаний о детстве. Я была уверена, абсолютно убеждена в том, что видела его прежде у кого-то на пальце.
Я снова беспокойно перевернулась. Это случилось, когда я была маленькой девочкой. В этом я не сомневалась. Но кто носил его?
Я старалась вспомнить, но мне не удавалось.
Кольцо было явно из моего детства, а возможно, из очень далекого прошлого. Но кто прислал его мне? Почему? Если хотят преподнести кому-то подарок по случаю дня рождения, это не окутывают покровом тайны. Не так ли?
И тогда у меня снова возник вопрос, который я всегда желала задать матери, но никак не могла произнести его вслух. Эта маленькая загадка была одной из тех, которым не придаешь значения, но они оседают на дне сознания и в один прекрасный день превращаются в великую тайну.
Почему мы так и не вернулись в город, где я родилась?
Мы переехали из Барселоны в Нью-Йорк, когда мне было тринадцать лет. Мой отец, родом из Мичигана, долгое время руководил испанским филиалом одной американской компании. Мать — единственный ребенок в «хорошей» буржуазной каталонской семье. Мои дед и бабка со стороны матери уже умерли. А все остальные родственники в Испании — дальние, и мы с ними не общаемся.
Мои родители познакомились в Барселоне, влюбились друг в друга, вступили в брак, и на свет появилась я.
Отец всю жизнь говорил со мной по-английски, и я зову его«дэдди», что означает «папа», а он зовет Марию дель Map, мою мать, «Мэри». Так вот, я всегда хотела узнать у Мэри, почему мы не вернулись, но она лишь отмалчивалась. Может, есть какая-то причина, думала я.
Дэдди быстро сошелся с друзьями матери. Испания восхищала его, и похоже, именно мать настояла на том, чтобы они перебрались на жительство в Соединенные Штаты. И в конце концов добилась своего. Моему отцу дали должность в главном управлении союза кооператоров на Лонг-Айленд в Нью-Йорке. И мы переехали. Мария дель Map оставила свою семью, друзей, свой город и вполне довольствовалась Америкой. В Испанию мы никогда не возвращались, даже на короткое время. Как странно, правда?
Я повернулась в постели и снова посмотрела на будильник. Наступал рассвет воскресного дня, и мы в этот день планировали навестить моих родителей в их доме на Лонг-Айленд, чтобы отметить с ними мой день рождения. Да, мне с матерью будет о чем поговорить. Если она, разумеется, пожелает.
ГЛАВА 3
— Я люблю тебя, — сказал Майк, отведя на мгновение глаза от дороги, и ласково коснулся моего колена.
— И я люблю тебя, милый. — Я взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала.
Стояло прекрасное зимнее утро, и Майк вел машину, спокойный и счастливый. Солнечные лучи ярко освещали стволы и ветви деревьев, потерявших листву, и терялись в зелени елей и сосен. Прозрачный воздух и сияние солнца были обманчивы. Никто не заподозрил бы, сидя в теплой машине, как холодно снаружи.
— Нам нужно договориться о дате.
— О дате?
— Да, конечно, о дате нашей свадьбы. — Майк посмотрел на меня, удивленный моим замешательством.
— Конечно, — задумчиво ответила я.
И о чем только я думаю? За помолвкой следует брак. И раз уж Майк подарил мне кольцо, значит, хочет жениться на мне. А если я ответила согласием, это означает, что я хочу того же.
Я должна была думать о свадьбе. Но вместо того, чтобы занять свою голову приятными планами и ожиданиями, мыслями о моем белом подвенечном платье, о платьях подружек невесты, о торте и обо всем том, что нужно для самого счастливого дня в моей жизни, я, когда Майк застал меня врасплох, размышляла о кольце. И не о подаренном им, а том, другом, загадочном. Впрочем, признаваться ему в этом я не собиралась.
— А когда мы договоримся о дате, — заметила я, — нам придется позаботиться о приглашениях, костюмах, банкете и церкви…
— Разумеется.
— Как хорошо! — воскликнула я с улыбкой.
«Что и говорить, — сказала я себе. — Как я доберусь до этого?» И вспомнила день, когда все это началось…
Утром прилетели птицы смерти, управляемые мертвецами, и своим огнем уничтожили тысячи жизней, разрушили символы нашего города, заставили нас надеть траур.
Прилетели из темной ночи, отдаленной от нас на тысячу лет, из тех мест, где лишь посвященным светит кроваво-красный полумесяц. А теперь боль. Тоска по рухнувшим башням. Такая боль называется фантомной. Она бывает в ампутированных конечностях, и это все, что от них остается.
Там образовались бездонная пустота, и кажется, что городская ночь населена призраками. И город уже не тот. Он никогда не станет таким, каким был. Но это все еще Нью-Йорк. И будет им всегда.
Эти день и ночь изменили мой город, мир, меня и мою жизнь.
В то утро мне предстояло идти на заседание суда по запутанному делу о разводе, и я шла через приемную моей адвокатской конторы, которая располагалась неподалеку от Рокфеллер-центра, когда что-то привлекло мое внимание. Я услышала звук удара, ощутила незначительное сотрясение. Меня это удивило, поскольку в Нью-Йорке землетрясений не бывает. Я поднялась в свой офис, поздоровалась и уже входила в кабинет, когда поступило сообщение. Секретарша, сидевшая у телефона, закричала: «Oh my God!» [1]. Вокруг девушки собрались потрясенные люди, и все мы выбежали на балкон нашего здания, откуда, как и с многих других в Нью-Йорке, были видны башни. Мы увидели дым и в ужасе закричали, когда к башням приблизился второй самолет и вспыхнул огонь. С этого момента всех охватило безумие. Мы поняли, что это не роковая случайность, а предумышленный удар и далее может произойти все, что угодно. Противоречивые сообщения сменились трагическими; а потом пришел приказ покинуть здание. Всем рекомендовалось выехать за пределы Манхэттена. Ужас от зловещего жужжания лопастей вертолетов, прорезающих воздух, еще более нагнетался воем сирен пожарных и полицейских машин, а также карет «скорой помощи». Все они, как муравьи потревоженного муравейника, мчались по улицам, тщетно пытаясь хоть что-нибудь сделать.
Я не знала, как поступить: покинуть ли остров пешком по одному из мостов, потом взять такси и поехать в дом родителей, находившийся в районе Лонг-Бич. В конце концов я решила отправиться к себе и наблюдать за происходящим по телевизору.
Чрезвычайно подавленная, я начала звонить знакомым, имеющим конторы в «близнецах» или рядом с ними. Со многими удалось связаться. Говорить с людьми было трудно. Дозвонившись Майку, я поняла, что он крайне удручен. Поскольку Майк работал на Уолл-стрит, у него было много друзей, чьи конторы находились в башнях, и он все утро тщетно пытался отыскать их. Мы были знакомы уже несколько месяцев, и я знала, что очень нравлюсь ему. Я принимала как должное, что он обаятелен и красив. Все у него было на месте, но не хватало того, что связало бы это в единое целое. Майку хотелось, чтобы мы виделись чаще, чтобы стали ближе друг к другу, но я не спешила. Порой мы проводили время вдвоем, порой в кругу знакомых. В предыдущую субботу мы как раз встречались с несколькими друзьями.
— Ты слишком требовательна к мужчинам, — неоднократно повторяла мне мать. — Ты знакомишься с ними, проводишь время. Интересно, способна ли ты встречаться с парнем больше шести месяцев… — И так постоянно.
Порой бедняжка досаждает мне…
— Успокойся, Мэри, — вступал в разговор дэдди. — В один прекрасный день появится избранник. Зачем довольствоваться первым, кого встретишь? Правда? — И он подмигивал мне как заговорщик.
Моя мать права. Мне нравится мужское общество, но вовсе не доставляет удовольствия, когда мужчины пытаются ограничить мою свободу, требуя все большего и большего. В таких случаях предпочитаю порвать с ними. К счастью, я легко нахожу новых друзей, и мой дэдди не ошибся: пока я еще не нашла своего избранника. А если бы это произошло, то похоронила бы себя заживо.
Не знаю, какие чувства владели мной в то утро, когда я разговаривала с Майком. Возможно, заметив в нем ту тревогу, которая сжимала мое сердце, я пригласила его к себе домой и пообещала разделить с ним то, что осталось в холодильнике, и вместе поужинать. Я знала, что он согласится. Так и случилось.
Я ожидала Майка с открытой бутылкой калифорнийского каберне-совиньон. Придя, он рассказал мне, что его лучший друг работал на одном из этажей второй башни несколько выше того места, на которое пришелся удар. Он пропал без вести. Мы сели у телевизора, пили вино и говорили о том, что впали в ступор. В тот день телевидение работало без рекламы, показывая все в новых вариантах эпизоды ударов, людей, прыгающих из окон, напряженное ожидание, разрушения… трагедию. Мы, словно во власти гипноза, не отрывали глаз от экрана. Глядя на эти кошмарные картины, Майк заплакал. Это несколько меня успокоило, поскольку мне уже давно хотелось плакать, и я присоединилась к нему. Плача, я гладила его по щеке, а Майк, тоже плача, ласкал и целовал меня. Целовал нежно и только в губы. И я поцеловала его, проникнув глубоко-глубоко. Такое было впервые. Не знаю, приходилось ли кому-нибудь из вас делать то же самое, задыхаясь от рыданий. Это слюнявое свинство, разведенное на обильно текущих слезах. Но мне в его объятиях не хотелось ни о чем думать. Порой испытывая угрызения совести, я говорю себе, что могла бы вести себя так и с любым другим человеком. Но в тот день я нуждалась в защите мужчины по-настоящему, а не так, как иногда притворялась ради забавы. Возможно, я приняла бы такую поддержку и от женщины. Не знаю. И Майку тоже была нужна защита. Он сунул руку мне под блузку и нащупал мою грудь. Я расстегнула пуговицы на его рубашке, и моя рука сначала заскользила по торсу, а потом и ниже. Опустив руку еще ниже, я коснулась его члена, который едва не продырявил брюки. Майк, все еще вздыхая после рыданий, целовал мои соски. Потом мы страстно занялись любовью прямо на диване, как наркоманы, желающие забыться. Мы не успели выключить телевизор — это окно в мир, от которого нам хотелось бежать, поэтому наш эротический шепот соединялся с восклицаниями потрясенных и охваченных ужасом людей. Майк достиг наивысшей точки наслаждения в тот момент, когда что-то отвлекло меня, и я, открыв глаза, увидела, как какие-то несчастные бросались в пустоту. Зажмурившись, я начала молиться.
— И я люблю тебя, милый. — Я взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала.
Стояло прекрасное зимнее утро, и Майк вел машину, спокойный и счастливый. Солнечные лучи ярко освещали стволы и ветви деревьев, потерявших листву, и терялись в зелени елей и сосен. Прозрачный воздух и сияние солнца были обманчивы. Никто не заподозрил бы, сидя в теплой машине, как холодно снаружи.
— Нам нужно договориться о дате.
— О дате?
— Да, конечно, о дате нашей свадьбы. — Майк посмотрел на меня, удивленный моим замешательством.
— Конечно, — задумчиво ответила я.
И о чем только я думаю? За помолвкой следует брак. И раз уж Майк подарил мне кольцо, значит, хочет жениться на мне. А если я ответила согласием, это означает, что я хочу того же.
Я должна была думать о свадьбе. Но вместо того, чтобы занять свою голову приятными планами и ожиданиями, мыслями о моем белом подвенечном платье, о платьях подружек невесты, о торте и обо всем том, что нужно для самого счастливого дня в моей жизни, я, когда Майк застал меня врасплох, размышляла о кольце. И не о подаренном им, а том, другом, загадочном. Впрочем, признаваться ему в этом я не собиралась.
— А когда мы договоримся о дате, — заметила я, — нам придется позаботиться о приглашениях, костюмах, банкете и церкви…
— Разумеется.
— Как хорошо! — воскликнула я с улыбкой.
«Что и говорить, — сказала я себе. — Как я доберусь до этого?» И вспомнила день, когда все это началось…
Утром прилетели птицы смерти, управляемые мертвецами, и своим огнем уничтожили тысячи жизней, разрушили символы нашего города, заставили нас надеть траур.
Прилетели из темной ночи, отдаленной от нас на тысячу лет, из тех мест, где лишь посвященным светит кроваво-красный полумесяц. А теперь боль. Тоска по рухнувшим башням. Такая боль называется фантомной. Она бывает в ампутированных конечностях, и это все, что от них остается.
Там образовались бездонная пустота, и кажется, что городская ночь населена призраками. И город уже не тот. Он никогда не станет таким, каким был. Но это все еще Нью-Йорк. И будет им всегда.
Эти день и ночь изменили мой город, мир, меня и мою жизнь.
В то утро мне предстояло идти на заседание суда по запутанному делу о разводе, и я шла через приемную моей адвокатской конторы, которая располагалась неподалеку от Рокфеллер-центра, когда что-то привлекло мое внимание. Я услышала звук удара, ощутила незначительное сотрясение. Меня это удивило, поскольку в Нью-Йорке землетрясений не бывает. Я поднялась в свой офис, поздоровалась и уже входила в кабинет, когда поступило сообщение. Секретарша, сидевшая у телефона, закричала: «Oh my God!» [1]. Вокруг девушки собрались потрясенные люди, и все мы выбежали на балкон нашего здания, откуда, как и с многих других в Нью-Йорке, были видны башни. Мы увидели дым и в ужасе закричали, когда к башням приблизился второй самолет и вспыхнул огонь. С этого момента всех охватило безумие. Мы поняли, что это не роковая случайность, а предумышленный удар и далее может произойти все, что угодно. Противоречивые сообщения сменились трагическими; а потом пришел приказ покинуть здание. Всем рекомендовалось выехать за пределы Манхэттена. Ужас от зловещего жужжания лопастей вертолетов, прорезающих воздух, еще более нагнетался воем сирен пожарных и полицейских машин, а также карет «скорой помощи». Все они, как муравьи потревоженного муравейника, мчались по улицам, тщетно пытаясь хоть что-нибудь сделать.
Я не знала, как поступить: покинуть ли остров пешком по одному из мостов, потом взять такси и поехать в дом родителей, находившийся в районе Лонг-Бич. В конце концов я решила отправиться к себе и наблюдать за происходящим по телевизору.
Чрезвычайно подавленная, я начала звонить знакомым, имеющим конторы в «близнецах» или рядом с ними. Со многими удалось связаться. Говорить с людьми было трудно. Дозвонившись Майку, я поняла, что он крайне удручен. Поскольку Майк работал на Уолл-стрит, у него было много друзей, чьи конторы находились в башнях, и он все утро тщетно пытался отыскать их. Мы были знакомы уже несколько месяцев, и я знала, что очень нравлюсь ему. Я принимала как должное, что он обаятелен и красив. Все у него было на месте, но не хватало того, что связало бы это в единое целое. Майку хотелось, чтобы мы виделись чаще, чтобы стали ближе друг к другу, но я не спешила. Порой мы проводили время вдвоем, порой в кругу знакомых. В предыдущую субботу мы как раз встречались с несколькими друзьями.
— Ты слишком требовательна к мужчинам, — неоднократно повторяла мне мать. — Ты знакомишься с ними, проводишь время. Интересно, способна ли ты встречаться с парнем больше шести месяцев… — И так постоянно.
Порой бедняжка досаждает мне…
— Успокойся, Мэри, — вступал в разговор дэдди. — В один прекрасный день появится избранник. Зачем довольствоваться первым, кого встретишь? Правда? — И он подмигивал мне как заговорщик.
Моя мать права. Мне нравится мужское общество, но вовсе не доставляет удовольствия, когда мужчины пытаются ограничить мою свободу, требуя все большего и большего. В таких случаях предпочитаю порвать с ними. К счастью, я легко нахожу новых друзей, и мой дэдди не ошибся: пока я еще не нашла своего избранника. А если бы это произошло, то похоронила бы себя заживо.
Не знаю, какие чувства владели мной в то утро, когда я разговаривала с Майком. Возможно, заметив в нем ту тревогу, которая сжимала мое сердце, я пригласила его к себе домой и пообещала разделить с ним то, что осталось в холодильнике, и вместе поужинать. Я знала, что он согласится. Так и случилось.
Я ожидала Майка с открытой бутылкой калифорнийского каберне-совиньон. Придя, он рассказал мне, что его лучший друг работал на одном из этажей второй башни несколько выше того места, на которое пришелся удар. Он пропал без вести. Мы сели у телевизора, пили вино и говорили о том, что впали в ступор. В тот день телевидение работало без рекламы, показывая все в новых вариантах эпизоды ударов, людей, прыгающих из окон, напряженное ожидание, разрушения… трагедию. Мы, словно во власти гипноза, не отрывали глаз от экрана. Глядя на эти кошмарные картины, Майк заплакал. Это несколько меня успокоило, поскольку мне уже давно хотелось плакать, и я присоединилась к нему. Плача, я гладила его по щеке, а Майк, тоже плача, ласкал и целовал меня. Целовал нежно и только в губы. И я поцеловала его, проникнув глубоко-глубоко. Такое было впервые. Не знаю, приходилось ли кому-нибудь из вас делать то же самое, задыхаясь от рыданий. Это слюнявое свинство, разведенное на обильно текущих слезах. Но мне в его объятиях не хотелось ни о чем думать. Порой испытывая угрызения совести, я говорю себе, что могла бы вести себя так и с любым другим человеком. Но в тот день я нуждалась в защите мужчины по-настоящему, а не так, как иногда притворялась ради забавы. Возможно, я приняла бы такую поддержку и от женщины. Не знаю. И Майку тоже была нужна защита. Он сунул руку мне под блузку и нащупал мою грудь. Я расстегнула пуговицы на его рубашке, и моя рука сначала заскользила по торсу, а потом и ниже. Опустив руку еще ниже, я коснулась его члена, который едва не продырявил брюки. Майк, все еще вздыхая после рыданий, целовал мои соски. Потом мы страстно занялись любовью прямо на диване, как наркоманы, желающие забыться. Мы не успели выключить телевизор — это окно в мир, от которого нам хотелось бежать, поэтому наш эротический шепот соединялся с восклицаниями потрясенных и охваченных ужасом людей. Майк достиг наивысшей точки наслаждения в тот момент, когда что-то отвлекло меня, и я, открыв глаза, увидела, как какие-то несчастные бросались в пустоту. Зажмурившись, я начала молиться.