Монк Карин. Ведьма и воин

   – Или одну очень беременную женщину, – рассмеялась Кларинда, беря жирную цыплячью ножку. – Не знаю почему, но в последние несколько дней я испытываю ужасный голод. Камерон говорит, что если я не перестану так много есть, в моем животе совсем не останется места для ребенка!
   – Ты очень хорошо выглядишь. Наверное, тебе уже скоро рожать.
   Кларинда с наслаждением облизывала пальцы.
   – Надеюсь. Вот поэтому я рада, что тебе сегодня лучше. Я надеялась, что ты поможешь мне, когда младенец наконец решит, что пришло время появиться на свет.
   – Я… я не могу, Кларинда, – замялась Гвендолин. Она понятия не имела, как нужно оказывать помощь роженице, и не собиралась убеждать молодую женщину в обратном. Кроме того, она приняла решение покинуть Макданов как можно скорее – возможно, даже завтра. – Элспет не разрешит мне присутствовать. Она считает – я в этом уверена, – что присутствие ведьмы при родах может принести одни несчастья.
   – Не важно, что считает Элспет. Ее при этом не будет.
   – Но Элспет – лекарь клана. Она помогала появиться на свет почти всем детям Макданов, ведь так?
   – Так. Но не этому. Ты должна это сделать.
   Гвендолин смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова. Важность того, о чем просила ее Кларинда, ошеломила ее. Одно дело – ухаживать за умирающим ребенком, которому больше никто не мог помочь, другое – помогать появиться на свет младенцу. Она не может сделать вид, что разбирается в таком сложном деле, когда от этого зависит жизнь и Кларинды, и ребенка.
   – Я не могу этого сделать, Кларинда, – извиняющимся тоном сказала она. – Я никогда раньше не принимала роды.
   – Ничего страшного, – ответила Кларинда, кусая огромный ломоть хлеба. – Рожать я буду сама. Просто нужно, чтобы ты немного помогла мне. Может, ты произнесешь заклинание, чтобы снять боль или немного ускорить роды.
   Гвендолин покачала головой.
   – Кто-нибудь другой из членов клана должен помочь тебе.
   – Я не хочу никого другого. Я хочу, чтобы это была ты.
   – Но я не могу…
   – Я не смогу сделать это сама, Гвендолин. А никто другой не осмелится мне помочь. Они боятся, что прогневают Элспет и она откажется лечить их самих и их семьи. Если меня оставят без помощи, то Элспет воспользуется моментом, когда я потеряю сознание от боли и не смогу прогнать ее. Понимаешь? – Она положила ладони на живот, как бы пытаясь защитить его. – Я не вынесу, если она будет сидеть рядом и говорить, что Господь болью наказывает меня за грехи. А если с ребенком что-нибудь случится и она не позволит мне увидеть его… – Внезапно она умолкла и всхлипнула.
   Гвендолин потупила взгляд. Ей было больно смотреть на страдания Кларинды.
   – Я прошу тебя помочь мне, Гвендолин, – сказала Кларинда, вытирая застилавшие ей глаза слезы. – Нужно, чтобы ты была рядом в тот момент, когда я буду не в состоянии сама помочь себе. Если ты действительно мне подруга, то не сможешь отказать мне. Я бы никогда не бросила тебя, если бы ты нуждалась в моей помощи.
   «Если ты действительно мне подруга», – ее слова звучали странно для Гвендолин, у которой никогда не было друзей. Никто из членов клана не хотел знаться с ней. После стольких лет изоляции она примирилась с мыслью, что в ее жизни никогда не будет никого, кроме отца, кто станет заботиться о ней. И вот теперь Кларинда, которая всегда проявляла по отношению к ней доброту и участие, просит ее о помощи. Внезапно жаркая волна прокатилась по ее телу, прогнав холод, терзавший ее последние два дня. Увидев, что Кларинда начала дрожать, Гвендолин молча поднялась со стула и накинула на подругу свой плед.
   – Мы вместе поможем этому ребенку появиться на свет, Кларинда, – сказала она молодой женщине, опускаясь на колени и обнимая ее. – Клянусь, что не отойду от тебя ни на шаг.
   Кларинда недоверчиво смотрела на нее:
   – Правда?
   Гвендолин прижалась щекой к мягким, золотисто-каштановым волосам Кларинды, как мать, успокаивающая ребенка.
   – Правда, – ласково прошептала она.
 
   – Буря наконец утихла, – с облегчением объявил Оуэн. – Наверное, ведьме стало лучше.
   – Ужасный шторм, – сказал Лахлан, осторожно наливая в чашку порцию своего нового зелья. – Клянусь всеми святыми, она была в ярости. – Он осторожно понюхал напиток и сморщил от отвращения нос.
   – Думаю, я тоже пришла бы в ярость, – сказала Марджори, – если бы кто-то попытался сжечь меня в собственной комнате!
   – Это был черный день для нашего клана, – раздраженно бросил Реджинальд, начищая меч огромной тряпкой. – Как неблагородно – запереть женщину в горящей комнате. Довольно гадкий способ убить кого-нибудь – даже ведьму.
   – Ты хочешь сказать, что благороднее привязать ее к столбу и сжечь? – возразила Кларинда. – Чтобы все могли посмотреть?
   – Боже мой, конечно, нет, – с ужасом заверил ее Оуэн. – Ведьма она или нет, но я никогда не одобрял тех, кто делает такие страшные вещи.
   – И Макдан тоже, – добавила Мораг. – Поэтому он вырвал Гвендолин из рук Максуинов.
   – Интересно, кто мог ударить ее по голове и поджечь комнату? – удивился Мунро.
   – Почему бы тебе не рассказать нам об этом, Мунро? – спросила Ровена. – Ты ненавидел ее с того самого дня, как она уронила горшок тебе на голову.
   – Я никогда не сделал бы этого. – Мунро вытаращил глаза. – У меня не было причин желать ее смерти.
   – Ты говорил, что она выглядит как старый башмак, – напомнил ему Лахлан. – Любой может устать, когда ему постоянно приходится видеть такое.
   – Она вовсе не такая уродливая, как мне раньше казалось, – торопливо стал оправдываться Мунро. – В некоторые моменты ее даже можно назвать почти красивой.
   – Я всегда так считал, – радостно согласился Оуэн.
   – Разумеется, она не такая красивая, как ты, Мораг, – быстро поправился он. – Никто не может сравниться с тобой.
   – Будет тебе, Оуэн, – взволнованно ответила Мораг. – Что за глупости ты говоришь!
   – Макдан рассвирепел, когда это случилось, – сказал Фаркар. – Он поклялся найти преступника, который совершил это. – Он сделал большой глоток эля и закончил: – Не хотел бы я в этот момент оказаться рядом.
   – А еще он сказал, что мы все должны присматривать за ней и сделать так, чтобы больше не было никаких несчастных случаев, – добавил Эван.
   – Какая великолепная идея! – воскликнул Оуэн, потирая руки. – Я буду счастлив присматривать за девушкой. Начну прямо сейчас.
   Он сделал несколько шагов, затем остановился и обернулся:
   – Кстати, где она сейчас?
   – Она во дворе, вместе с Дэвидом, – сказала Летти.
   – Во дворе? – переспросил Оуэн. – Боже мой! Похоже, мне совсем не хочется выходить на улицу. Этот яркий солнечный свет…
   – Во дворе? – громко вскрикнул Реджинальд; в голосе его слышался испуг. – Боже мой, в любую минуту могут нагрянуть Максуины!
   Он отбросил тряпку и бросился к двери, волоча за собой меч.

* * *

   – С тобой все в порядке, Дэвид? – спросила Гвендолин.
   – Я прекрасно себя чувствую, Гвендолин, – заверил он девушку. – Пожалуйста, давай сделаем еще круг.
   Он наклонился вперед и похлопал лошадь по шее; щеки его раскраснелись, глаза сверкали. Сначала Гвендолин беспокоилась, что нагрузка слишком велика для него, но свежий воздух и волнение от того, что он впервые сидит верхом на лошади, наполнили Дэвида мальчишеской энергией, которой раньше она в нем не замечала.
   – Ладно, – смягчилась она. – Но только в последний раз. После этого мы устроимся вместе с Недом на траве и позавтракаем.
   Она медленно повела маленькую лошадку вокруг заднего двора, не видного с того места, где Макдан занимался с остальными мужчинами.
   – Я с трудом могу поверить, что ты раньше никогда не садился на лошадь, Дэвид. Ты прирожденный наездник.
   – Ты правда так думаешь? – Его лицо светилось гордостью.
   – Конечно. Ты со мной согласен, Нед?
   – Он смотрится великолепно, – ответил Нед, обстругивавший длинную палочку.
   – Нам нужно попросить твоего отца, чтобы он давал тебе уроки верховой езды, – сказала Гвендолин. – Если ты будешь по-прежнему себя хорошо чувствовать, то можешь начать прямо завтра.
   Лицо Дэвида вытянулось.
   – Отец не разрешит.
   – Почему?
   – Он не хочет, чтобы я ездил верхом.
   – Так было раньше, потому что ты сильно болел. А поскольку сейчас ты чувствуешь себя лучше, он будет с радостью учить тебя. Всякий отец хочет, чтобы его ребенок научился ездить верхом.
   – Мой отец никогда не разрешал мне садиться на лошадь, даже когда я был здоров, – покачал головой Дэвид. – Он говорил, что я могу упасть и разбиться.
   – Конечно, ты будешь падать. Падения – это неизбежно при обучении верховой езде. Ты израсходуешь все свои падения, пока учишься, а потом больше никогда не будешь падать.
   – Но отец не хочет, чтобы я падал. Он говорит, что я слабый и могу сломать свои хрупкие кости.
   – Не думаю, что у тебя не все в порядке с костями, – сказала Гвендолин, немного раздраженная тем, что Макдан заставляет мальчика считать себя больным. – А что касается всего остального…
   – Беги сюда, девушка! – крикнул Реджинальд, внезапно появляясь из-за угла замка. – Я иду!
   Он прикрыл глаза ладонью и уверенно направился к ней, сопровождаемый группой взволнованных Макданов.
   – В чем дело, Реджинальд? – тревожно спросила она. – Что-то не так?
   – Конечно, что-то не так, – ответил Реджинальд; его глаза с нависшими седыми бровями превратились в узкие щелочки. – Это солнце такое яркое, что я почти не вижу тебя! Как я могу защищать тебя, если мои глаза вот-вот расплавятся?
   – Ну, девушка, приятно видеть, что тебе лучше, – добавил Оуэн, глядя на нее из-под ладоней. – Только не можешь ли ты чуть-чуть ослабить свет? Он очень ярок для старика, который редко выходит на улицу.
   – Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Лахлан, присоединяясь к ним. – Ты вообще никогда не выходишь из замка. – Внезапно он заметил Дэвида на лошадке. – Боже милосердный, посадить парня на этого громадного зверя! Он же упадет и размозжит себе голову!
   – С Дэвидом все в порядке, Лахлан, – заверила Гвендолин. – Он не собирается падать, а если даже это случится, лошадь такая маленькая, что он лишь слегка поцарапается.
   – Слегка поцарапается?! – брызгая слюной, недоверчиво воскликнул Реджинальд. – Парень настолько слаб, что его шея переломится, как сухая ветка.
   – Даже высоты этого животного достаточно, чтобы у мальчика закружилась голова! – поддержал его Оуэн.
   – Дэвид сегодня хорошо себя чувствует, – сообщила старикам Гвендолин. – И ему доставляет удовольствие сидеть на лошади. Правда, Дэвид?
   – Угу, – кивнул Дэвид и улыбнулся собравшимся вокруг него домочадцам. – Я чувствую себя прекрасно. Хотите посмотреть, как я объеду вокруг двора?
   – Нет! – хором воскликнули все.
   Улыбка медленно сползла с лица Дэвида.
   – Ну, ладно, – вздохнула Гвендолин и подошла к мальчику, чтобы помочь ему спешиться.
   – Разумеется, мы хотим посмотреть, как ты ездишь верхом, – внезапно сказала Кларинда. – Покажи, чему ты сегодня научился.
   Дэвид бросил неуверенный взгляд на Гвендолин. Она кивнула.
   Мальчик повернулся к зрителям и выпрямился в седле.
   – Когда сидишь на лошади, следует держать спину прямо, – сообщил он им; взгляд его голубых глаз был серьезен. – Нужно обхватить лошадь ногами и следить за ее движением, чтобы научиться двигаться вместе с ней. А еще нужно ласково похлопывать и хвалить ее, чтобы она знала, что ты ее друг, что не заставляешь ее идти силой туда, куда тебе надо, – убежденно добавил он, – а вы просто скачете вместе.
   Макданы смотрели на него, не в силах вымолвить ни слова.
   – Очень хорошо, Дэвид, – похвалила Гвендолин. – Теперь давай покажем, как хорошо ты умеешь ездить верхом.
   Она повела его лошадь по траве.
   – Боже мой, вы когда-нибудь слышали, чтобы парень так много говорил? – удивленно вскричал Оуэн.
   – Никогда, – ответил Лахлан, изумленный не менее приятеля. – Я всегда думал, что он слишком робок, чтобы произнести больше одного-двух слов.
   – Так с чего это он вдруг затрещал, как болтливая старуха? – спросил Реджинальд, опираясь на меч.
   – А почему он ездит здесь верхом, когда лишь несколько дней назад лежал при смерти? – поинтересовался Эван.
   – Мне казалось, его хотят уморить голодом, – добавил Мунро, почесывая голову. – Но он совсем не выглядит истощенным.
   – Это колдовство, – сердито заявила Ровена. – Она заколдовала его, чтобы он выглядел здоровым, в то время как на самом деле он умирает.
   – Я в это не верю, Ровена, – вступила в разговор Марджори. – Если Гвендолин может при помощи волшебных чар придать ему здоровый вид, тогда почему она не сделала это в день приезда – и дело с концом?
   – Марджори права, – признал Реджинальд.
   – Тогда как объяснить то, что она четыре дня морила его голодом, а у него еще остались силы кататься верхом? – не сдавалась Ровена.
   – Она вовсе не морила его голодом, – возразила Марджори, – а просто кормила его по-другому.
   – Она провела с мальчиком много часов, беседуя с ним и рассказывая чудесные сказки, – сказала Кларинда, наблюдая, как Гвендолин с Дэвидом медленно описывали круг. – Вот почему Дэвид стал лучше выражать свои мысли.
   Небольшая группа Макданов молча смотрела, как счастливый Дэвид ехал на лошади, сопровождаемый Гвендолин.
   – Ну, я бы сказал, что это замечательно, – внезапно заявил Оуэн. – Совершенно замечательно!
   – Девочка! – крикнул он и бросился к ней. – Как ты думаешь, тебе удастся вылечить мои руки?
   Гвендолин остановилась и в растерянности посмотрела на старика.
   – Прошу прощения?
   – Мои руки, – громко повторил Оуэн, протягивая к ней узловатые пальцы. – Они ужасно болят последнее время, особенно при плохой погоде… Я не могу тебя в этом винить, – поспешно заверил он девушку. – Ты имела полное право сердиться. Жуткое дело – они прямо огнем горят. Просто невыносимо. Я рад, что тебе стало лучше и засияло солнце. Ты можешь вылечить их?
   – Я… я не знаю, – пробормотала она. Неужели Оуэн действительно просит ее помочь?
   – Ты только что сотворила такое чудо с парнем, и я подумал, что пару стариковских рук совсем нетрудно привести в порядок. – Он несколько секунд разглядывал свои ладони, а затем вздохнул. – Ладно, милая. Я уже почти привык к боли. Наверное, так всегда бывает, когда становишься старым и никому не нужным. Прошу прощения.
   Он медленно отступил от нее.
   – Оуэн.
   Он остановился.
   – Если хочешь, я приготовлю для тебя жидкую мазь, – предложила Гвендолин. – Ее нужно будет втирать в суставы три раза в день. – Она взглянула на его негнущиеся, в голубых прожилках вен пальцы и добавила: – Если пожелаешь, я буду сама втирать мазь, чтобы твои руки не болели от дополнительных усилий.
   – Мазь, говоришь? – Он казался разочарованным. – А ты не хочешь очистить мои кишки? Или произнести заклинание?
   – Могу произнести заклинание, если тебе так больше нравится, – сказала Гвендолин, чувствуя, что ему требуется нечто более серьезное, чем простая мазь. – Но ты все равно должен пользоваться мазью, чтобы заклинание подействовало.
   – А как насчет моих кишок?
   – Давай подождем и посмотрим, как подействует мазь, – предложила Гвендолин.
   – И заклинание, – напомнил ей Оуэн.
   – И заклинание.
   – Превосходно! – воскликнул он и, вернувшись к остальным, взволнованно закричал: – Ведьма собирается заколдовать меня, чтобы вылечить мои руки!
   По рядам Макданов пробежал благоговейный трепет.
   А затем они бросились к девушке и окружили ее.
   – У меня в животе громко урчит после каждой еды, – пожаловался Реджинальд. – Ты не можешь произнести заклинание, которое изгонит этот звук?
   Гвендолин беспомощно смотрела на них. Макданы никогда не скрывали, что испытывают перед ней страх и хотят избавиться от нее. Так почему же эти старики вдруг поверили, что она с помощью колдовства сможет вылечить их?
   – Если ты можешь заколдовать Оуэна, не вижу причины, почему бы тебе не заколдовать меня, – добавил Реджинальд, слегка обиженный ее нерешительностью.
   – Я могу попробовать, – ответила Гвендолин.
   Внезапно она вспомнила, что в заметках матери встречала описание специального напитка, рекомендуемого при болезнях желудка.
   – Но я приготовлю лекарство, которое тебе нужно будет пить, – добавила она.
   – Если только оно не похоже на отвратительные отвары, которые делает Лахлан, – ответил Реджинальд. – Мне не хочется прожечь дыру в желудке.
   – В моих снадобьях нет ничего вредного, – обиженно огрызнулся Лахлан.
   – Ничего вредного, если ты уже мертв, – пробормотал Реджинальд.
   Их спор был прерван ужасным кашлем.
   – Этот проклятый кашель мучает меня неделями, – сказал Эван, ударяя себя по груди. – А от этой болезни у тебя есть заклинание?
   – Возможно, – сказала Гвендолин, вспоминая о напитке из меда, которым ее мать лечила кашель. – С этим справляется горячий напиток.
   – К концу дня я так ослабеваю, что с трудом держусь на ногах, – пожаловался Фаркар. Он умолк, чтобы сделать изрядный глоток эля, а затем вытер рот рукавом. – Против этого у тебя есть заклинание?
   – Давайте не будем заставлять девушку стоять и держать лошадь, – сказал Оуэн. – Почему бы нам всем не присесть на траву?
   – Что там у тебя в корзине? – спросил Мунро. – Я проголодался.
   – Боюсь, ничего существенного, – ответила Гвендолин. – Дэвид ест только самую простую пищу. Сегодня у нас хлеб с медом и яблоки.
   – Это просто восхитительно! – воскликнула Кларинда. – Я умираю от голода.
   Она направилась к корзине, и за ней потянулись остальные.

* * *

   – Цельтесь выше! – крикнул Алекс. – А теперь отпускайте одновременно… Пли!
   Облако стрел с наконечниками, обмотанными войлоком, взметнулось высоко в воздух, описало медленную величавую дугу и обрушилось на стоявших внизу воинов.
   – Черт побери! – воскликнул Камерон, опуская меч и потирая голову. – Эти штуковины довольно твердые!
   – Вот одна из опасностей, подстерегающих человека с большой головой, – принялся поддразнивать его Бродик. – Наверное, нам придется подыскать ведро, чтобы надеть тебе на голову.
   – Тебе самому шлем нужен больше, чем мне, – фыркнул Камерон. – Мне было бы неприятно видеть, как изуродуют твое красивое лицо.
   – А я думаю, Бродик был бы не против получить пару шрамов на щеке, – пошутил Гаррик. – Может, если бы он не был так красив, Изабелла перестала бы ходить за ним по пятам.
   – Скорее, она будет все время оплакивать его увечье, – усмехнулся Квентин. – Девица обожает хорошенько поплакать.
   – А мне кажется, она, как обычно, придет в ярость и поклянется выпотрошить того беднягу, который осмелится прикоснуться к Бродику, – высказал предположение Камерон. – Она так цветисто выражается, как никто другой.
   – Правда? – Брови Бродика удивленно поползли вверх. – Я этого не заметил.
   Воины рассмеялись.
   – Я рад, что вас так забавляет подготовка к сражению, – резко оборвал их Алекс. – Может, вы позволите мне ненадолго овладеть вашим вниманием, или мы сядем и будем развлекать друг друга, пока не нападут Максуины?
   Воины изумленно посмотрели на него.
   – Прошу прощения, Макдан, – натянуто сказал Бродик. – Мы больше не произнесем ни слова.
   Непривычно официальный тон друга заставил Алекса понять, что его вспышка была беспричинной. Он тут же пожалел о своих язвительных словах, но уже не мог взять их обратно. Поступить так – значит выказать слабость, а он не мог позволить себе этого. Войско Максуинов вот-вот нападет на них, чтобы отбить Гвендолин и Изабеллу. Несмотря на преданность членов клана своему лэрду, он не мог представить себе, насколько храбро они будут сражаться за двух непрошеных гостей. Учитывая то, как сильно они жаждали избавиться от Гвендолин, он не рассчитывал, что они окажут серьезное сопротивление врагу. Алекс поклялся обеспечить безопасность девушки, но в одиночку он не мог защитить ее от целой армии.
   Эта мысль не давала ему покоя.
   Отбросив тревоги, он принялся давать распоряжения:
   – Мы возобновим видимость атаки на южную стену. Принимая во внимание, что Роберт придет как минимум с двумя сотнями воинов, мы должны расположить на бастионе лучников через каждые восемь футов. Они смогут сдерживать Максуинов в течение нескольких минут, но если Максуинам удастся установить лестницы…
   Внезапно громкий взрыв смеха сотряс воздух.
   – Я требую вашего абсолютного внимания! – отрывисто бросил Алекс.
   – Это не воины, – сказал Камерон. – Смех доносится откуда-то с заднего двора.
   Алекс прислушался. Смех сменился криками воодушевления. Как, черт побери, ему продолжать занятия в таком шуме?
   – Займитесь своими мечами, – приказал он и сердито зашагал к воротам.
   Войдя во двор, Макдан с удивлением увидел, что он почти пуст. Он пошел на звук голосов, завернул за угол замка и увидел в дальнем конце двора огромную толпу Макданов, которые расселись на траве и с жадностью слушали Гвендолин, которая рассказывала им сказку:
   «– Бросай оружие, – приказал Могучий Торвальд, и его собственный меч серебряной молнией сверкнул перед носом врага, – или умрешь!..
   – Я никогда не сдамся тебе, – отвечал Ужасный Макрой. – Сам готовься к смерти. Ты уже еле держишься на ногах – столько крови из тебя вытекло.
   – Может, я и умру, – согласился Торвальд, – но ты будешь первым.
   Ужасный Макрой опустил меч и рассмеялся.
   – Ха! Я разрублю тебя на куски и скормлю их волкам, – пообещал он. – А затем предам мучительной смерти твою жену и детей.
   – Никогда! – зарычал Торвальд.
   С этими словами он бросился на Макроя; кровь фонтаном била из шеи воина, его левая рука была перерублена и держалась лишь на тонкой полоске плоти.
   – Умри же, грязный мошенник! – воскликнул он.
   Собрав последние силы, Могучий Торвальд погрузил свое оружие глубоко в живот Макроя, нанизав его на меч, как кролика на вертел».
   Макданы зачарованно смотрели на девушку.
   – А что было дальше? – нарушил молчание Лахлан. – Могучий Торвальд остался жив?
   – Разумеется, он выжил, – вступил в разговор Реджинальд. – Что за дурацкая была бы сказка, если бы он умер?
   – Не понимаю, как можно выжить с такими ужасными ранами, – задумчиво произнес Оуэн. – Он непременно должен был истечь кровью.
   – Он не умер от потери крови, – возразила Марджори. – Вероятно, потом он сполз вниз и добрался до хижины старухи, которая лечила его и ухаживала за ним.
   – Как ему удалось спуститься с горы с перерезанным горлом и почти отрубленной рукой? – спросил Эван.
   – Может, старуха как раз в это время бродила в горах. Она нашла его и притащила в свою хижину, – предположила Летти.
   – Он умер бы задолго до того, как попал туда, – фыркнул Лахлан.
   – Нет, не умер бы, – возразил Мунро. – Ведь он, в конце концов, Могучий Торвальд. Ему по силам выдержать и не такое.
   – Он не мог остаться живым с перерезанной шеей и отрубленной рукой, – запротестовал Фаркар.
   – Нет, мог, если помощь пришла достаточно быстро, – не сдавалась Кларинда.
   – Никакая старуха не может в своей хижине вылечить человека с такими ранами! – Лахлан почти кричал.
   – Если только она не ведьма, – спокойно заметил Нед.
   Все мгновенно умолкли, задумавшись над его предположением.
   – Ну, – наконец произнес Оуэн, довольный тем, что Нед нашел выход из положения, – если она была ведьмой, то могла.
   Алекс с изумлением смотрел на членов своего клана. Все они, за небольшим исключением, презирали Гвендолин. Происшествия на ступеньках и в башне доказывали, что их единственное желание – избавиться от девушки. Так какого черта они собрались вокруг нее и с детским восхищением слушают эти нелепые истории?
   – Папа! – позвал Дэвид, вдруг заметив его. – Гвендолин разрешила мне покататься на лошади!
   Алекс заморгал.
   – Она… что?
   – Я катался на лошади, – повторил Дэвид, и в его тихом голосе сквозила гордость. – Сам.
   – У него отлично получалось, – сказал Оуэн. – Он напомнил мне тебя в детстве. Мне даже стало казаться, что это и есть ты.
   – Парень прекрасно смотрится верхом, Макдан, – добавил Реджинальд. – Прямой как стрела.
   – Ты сажала его на лошадь? – спросил Алекс. От взгляда, который он бросил на Гвендолин, кровь стыла в жилах.
   – Дэвид хорошо себя чувствовал, – сказала она. – Поэтому я подумала, что для него будет неплохо…
   – Что? – резко оборвал ее Алекс. – Упасть и сломать себе шею?
   – Он не собирался падать, Макдан. – Гвендолин поднялась и взглянула ему в лицо. – Я вела лошадь, а Дэвид только…
   – Он слишком слаб, чтобы ездить верхом! – яростно обрушился на нее Алекс. – Он может внезапно лишиться сил, упасть, разбить себе голову или оказаться под копытами лошади! Или чрезмерные усилия вызовут новый приступ болезни, как в тот день, когда ты опрометчиво вывела его на улицу! Ради Бога, неужели ты хочешь убить моего сына?
   Гвендолин безжизненным взглядом смотрела на него, полная решимости не показывать, как глубоко ранило ее это обвинение, брошенное ей в лицо в присутствии всего клана. На какое-то короткое мгновение, когда Макданы сгрудились вокруг нее на теплой от солнца траве и слушали ее сказки, ей показалось, что они начинают примиряться с ее присутствием. Странно было видеть, сколько людей жаждали ее общества, – странно, необычно и очень приятно. Теперь Макданы никогда не примут ее, тупо подумала она. Их лэрд дал ясно понять, что сам не верит ей.